Страница:
Некоторое время сверху долетали только тихие шорохи (если не считать ставших уже привычными отдаленных автоматных очередей). Потом снова послышался рокот вертолетов, должно быть, подваливала вторая волна десанта. Вертолеты накатывали довольно быстро, явно поторапливаясь ссадить пассажиров и поскорее вернуться. Но тут в их свистяще-трескучее гудение вплелся очень суровый рыкающий звук: бу-бу-бу-бу! И был этот звук знаком не Брауну, а лично мне, потому что именно так, густо и от души, долдонила некогда на одном гэдээровском полигоне солидная и полезная машина с сибирским именем «Шилка». Учитывая, что она была предназначена не для уборки кукурузы или сахарного тростника, а для уничтожения низколетящих воздушных целей, в том числе и вертолетов, то впору было подумать, что подошла доблестная Красная Армия, чтоб в очередной раз исполнить интернациональный долг по защите… Правда, получалось, что в данный момент она защищает частную собственность сеньоры Эухении от вторжения государственных хайдийских войск. На такое дело, увы, не то что Красная, а и нынешняя Российская армия еще не была способна. Поэтому долбежку из «Шилки» следовало объяснять другими причинами.
Само по себе ее наличие тут, на Хайди, меня не удивляло. То, что Сергей
Николаевич помимо Мировой Революции делал тут маленький оружейный бизнес, япомнил еще по 1994 году, когда видел в воздухе пару «Ми-24», а на море — пару погранкатеров на подводных крыльях. «Шилка» на базе танка «Т-55» по сравнению с этим вообще мелочевка. Почти стрелковое оружие…
Конечно, ее вступление в разговор сразу внесло очень существенные коррективы в ход высадки второй волны коммандос. Уже на третьей секунде «шилкиного» тарахтения с небес донесся некий хлопок, потом свист, а после, должно быть, уже с земли, в очередной раз вздрогнувшей, — удар, лязг сминаемого металла и гулкий взрыв. Само собой, что хоть я и не мог ничего разглядеть, прячась в подвале да еще и под лестницей, но вполне догадался, что один вертолет сбит. Двигатели других стали рокотать как-то не так, недружно. Должно быть, все тутошние асы начали разлетаться из-под обстрела кто куда, причем, как видно, очень бестолково. Бум-м! Трах! — послышалось через пролом с воздуха, а потом подряд два раза — бух! бух! — с земли. Самое интересное, что «Шилка» в этот момент переводила дух, а потому можно было предположить, что вертолетчики по собственной инициативе «поцеловались» в воздухе.
Потом, однако, мое внимание снова переключилось на дела земные. Потому что стрельба на сей раз вспыхнула совсем близко, буквально у меня над головой. Должно быть, какие-то вертолеты все же приземлились где-то в парке, и хайдийские коммандос ринулись в эту часть «Горного Шале». Легко можно догадаться, что им было до фени, кто занимает холл. Важно, что эти люди были одеты в другую форму и никаких инструкций насчет них десантники не имели. Соответственно, они тут же стали мочить все что ни попадя, а «джикеи», которые работали по своему плану, стали на какое-то время защитниками «Горного Шале». Что там наверху конкретно происходило, я опять-таки не видел, но стрельба шла очень интенсивно. Коммандос тарахтели из обычных «М-16А2», а им отвечали из бесшумных «AR-18S». Потом добавились хлопки «М-203» и разрывы подствольных гранат, от которых вниз, через провал, посыпалось множество мелкого мусора, а кроме того, залетело несколько осколков.
Самым крупным и самым полезным из того, что свалилось сверху, оказалось тело одного из «джикеев», должно быть, застреленного во время перебежки. Он упал вниз с полной выкладкой и оружием — самое оно, что мне требовалось. Правда, поначалу я этому не шибко обрадовался. Дело в том, что я вовсе не был уверен, что после того, как девять «джикеев» выбрались на первый этаж, подвал опустел. Вполне могло оказаться, что еще несколько сторожили лаз в комнате, а кто-то держал под контролем баррикаду То, что сразу после падения «джикея» те, кто находился у баррикады, должны были подобраться к провалу, чтобы хотя бы посмотреть, жив их коллега или нет, мне казалось очень логичным. И то, что при этом они все-таки, хоть и не надолго, но зажгут фонарь, тоже выглядело вполне естественным. А раз так, то они могут как-нибудь случайно и меня разглядеть.
Я затаился и стал ждать, морально готовясь к самому худшему, которое, впрочем, мне казалось не таким уж и страшным, если принять во внимание то, что должно было состояться в 16.30. Удивительно, но мне было бы очень обидно узнать, что все, сказанное Чудом-юдом Эухении, сущая брехня и ничего такого не будет. Если знаешь, что накроются все и дружно, то смерть от «джикейской» пули выглядела не такой уж и страшной. Изжариться в закипевшей земной коре было бы, наверно, менее приятным делом.
Тем не менее никто к упавшему не подходил, хотя он некоторое время подавал какие-то признаки жизни, хрипел, судорожно дергался и даже стонал. Затих он лишь через пять минут.
Звуки перестрелки наверху начали удаляться. То ли «джикеям» не хотелось отходить в подвал, то ли они не могли этого сделать, но только стрельба переместилась куда-то на второй этаж.
Я еще подождал немного, а потом потихоньку подобрался к упавшему в провал «джикею». Немного трусил при этом, поскольку тот мог оказаться не совсем мертвым и пальнуть напоследок. Но с ним все было проще. Сквозная дыра в башке к тому располагала. Как он еще прокопошился те пять минут — и то удивительно. Эту самую дыру «джикей» заполучил не то от шибко большого понта, не то от расслабухи. У него был отличный шлем с забралом, который, пожалуй, калибром 5,56 даже с десяти метров не прошибешь. К тому же шлем был радиофицирован. В его поролоновую подбивку были вмонтированы наушники, а из-под лобовой части можно было опустить дужку с микрофоном. Сама рация с выдвижной штыревой антенной помещалась в нагрудном кармане комбинезона и соединялась со шлемом проводком. Говорить можно было и при надетом противогазе, и с опущенным на морду крепким забралом. Удобная штука! Только он, должно быть, решил дать башке отдохнуть и снял его, пристегнув к поясу. Вот и отдохнул — от жизни.
Чтоб не возиться поблизости от дыры, через которую меня невзначай могли подстрелить — да и камнем по башке получать не хотелось! — я оттащил «джикея» под лестницу. При нем оказалось много полезных вещей, удобно расположенных на эластичных ремнях, которые не надо было особо подгонять к фигуре. «AR-18S» с подствольником «М-203», глушителем и ночным прицелом, шесть магазинов к нему и патронташ с полным набором гранат, пистолет-пулемет «ингрем» с тремя запасными магазинами по 30 патронов, штурмовой нож, два баллончика с парализантом, три ручные гранаты, противогаз и перевязочный пакет в удобных чехлах. Запасливые «джикейские» начальники вооружили своих бойцов шестиконечными сюрикенами и даже наручниками. Тоже прибрал для счета. Сюрикенами мне несколько раз доводилось вооружаться, но случая применить на деле как-то не было, хотя метал я их неплохо. В карманах комбинезона обнаружились аптечка, запаянный в полиэтилен сухпаек из шоколада и каких-то прессованных кубиков, похожих не то на халву, не то на печенье, а также таблетки для обеззараживания воды. Кубики были очень похожи на те, какими меня когда-то потчевала Мэри на борту подводного аппарата «Аквамарин». Нашелся и маленький, почти толщиной с карандаш, но довольно мощный фонарик. Теперь, пожалуй, можно было и в подземелье забираться.
Я справедливо рассудил, что ежели Рэмбо нравилось светиться с голым торсом, то это его проблемы. В подвале, а тем более в шахте, даже в тропиках может быть холодно. Поэтому я решил снять с мертвеца черный комбез. Конечно, если нарвешься на своих, то случайно могут пристрелить, но на своих еще надо нарваться…
По правде сказать, я еще не знал толком, кто у меня нынче «свои». Наверху по-прежнему урчали вертолеты, откуда-то издалека доносился треск автоматов и пулеметов, грохали взрывы, по-моему, было несколько свистяще-шипящих звуков, вроде тех, что бывают при пусках реактивных снарядов. «Шилка» то умолкала, то вновь начинала тарахтеть — возможно, каталась по парку, меняя позиции. Кто тут дерется? Фиг поймешь…
Под комбезом на «джикее» нашелся броник, надетый поверх майки. Майку я ему оставил, а броник оприходовал. Влез ногами в комбез, не снимая ботинок. Штанины там были сделаны наподобие чулок или бахил, с войлочной подметкой и хлястиком-липучкой на подъеме. В принципе, если не бежать, то шаг получается почти бесшумный даже по каменному полу. Застегнулся, шлем на голову, капюшон с прорезью поверх забрала. Вроде ничего, обзор неплохой, и стекло не запотевает. Надел на руки удобные черные противоножевые перчатки. Пальцы почти не чуяли скованности. Застегнул снаряжение, пошатался из стороны в сторону, попрыгал — все село нормально, не брякает. Проверил оружие, стараясь поменьше щелкать. Включил рацию на прием, но к наушникам не подключал. Нет, Питон Мамбу не вызывал. Эфир на этой волне только хрюкал, да и то слабо. Запомнив нужную риску на шкале, я покрутил настройку, прошелся по двум УКВ-диапазонам. Довольно быстро накатил на основные рабочие частоты хайдийского войска и сразу же убрал громкость приема. Базар стоял еще тот! Похоже, что здешние вояки опять потеряли управление войсками и к тому же передрались между собой. При этом переговоры вертолетчиков и десантников накладывались друг на друга и перемешивались самым кошмарным образом.
— Восьмой, Двадцатый, Семнадцатый! Куда?! Клянусь Христом, я вас разжалую! Садитесь, где приказано !
— Крыло, Крыло, на крышу давайте! Тут трое раненых! Ждем! Я Мантилья-два, как поняли?
— Первый, я Двадцатый, сяду там, где живым останусь!
— Крыло-первый, у меня боезапас кончается! Сажай транспорт на нижнюю веранду! Понял или нет?! Осел!
— Снимай раненых, сука! Подождут эти, с патронами!
— Первый, иди в задницу! Сам садись под пулеметы, я Восьмой.
— Я Мантилья-три, если патронов не будет через пять минут — перехожу к Буэнавентуре!
— Вы саботажники! Я доложу Флоресу!
— Да хоть самому Господу Богу! Восьмой, Двадцатый, я Семнадцатый, горючки на тридцать минут, иду на Гран-Кальмаро, кто со мной? Десант согласен!
— Понял тебя, пристраиваюсь, я Восьмой.
— Нормально, Бенито, сейчас коммандос выкинут за борт сержанта, и я вас догоню! Как понял, я Двадцатый?
— Камарадас! Я Шестой, мне тоже тут надоело!
— Крыло-первый, я Ягуар-альфа, две пары истребителей с севера! Как понял? Смотри, чтоб нас не накрыли!
— Они мне не подчиняются… Кар-рахо! Вниз! Живо! Именно в этот момент с реактивным ревом над дырой в перекрытиях пронеслись тени скоростных самолетов, затем несколько тяжелых взрывов один за другим прогрохотали в разных местах «Горного Шале». Хотя корпус здания, в котором я находился, вроде бы устоял, и никаких лишних обломков в провал не упало, я решил, что подниматься туда, где творится такая неразбериха со стрельбой, лучше не стоит. И направился в сторону помещения с лазом, ведущим в подземелья…
ПОЛЕЗНЫЕ ВСТРЕЧИ
Само по себе ее наличие тут, на Хайди, меня не удивляло. То, что Сергей
Николаевич помимо Мировой Революции делал тут маленький оружейный бизнес, япомнил еще по 1994 году, когда видел в воздухе пару «Ми-24», а на море — пару погранкатеров на подводных крыльях. «Шилка» на базе танка «Т-55» по сравнению с этим вообще мелочевка. Почти стрелковое оружие…
Конечно, ее вступление в разговор сразу внесло очень существенные коррективы в ход высадки второй волны коммандос. Уже на третьей секунде «шилкиного» тарахтения с небес донесся некий хлопок, потом свист, а после, должно быть, уже с земли, в очередной раз вздрогнувшей, — удар, лязг сминаемого металла и гулкий взрыв. Само собой, что хоть я и не мог ничего разглядеть, прячась в подвале да еще и под лестницей, но вполне догадался, что один вертолет сбит. Двигатели других стали рокотать как-то не так, недружно. Должно быть, все тутошние асы начали разлетаться из-под обстрела кто куда, причем, как видно, очень бестолково. Бум-м! Трах! — послышалось через пролом с воздуха, а потом подряд два раза — бух! бух! — с земли. Самое интересное, что «Шилка» в этот момент переводила дух, а потому можно было предположить, что вертолетчики по собственной инициативе «поцеловались» в воздухе.
Потом, однако, мое внимание снова переключилось на дела земные. Потому что стрельба на сей раз вспыхнула совсем близко, буквально у меня над головой. Должно быть, какие-то вертолеты все же приземлились где-то в парке, и хайдийские коммандос ринулись в эту часть «Горного Шале». Легко можно догадаться, что им было до фени, кто занимает холл. Важно, что эти люди были одеты в другую форму и никаких инструкций насчет них десантники не имели. Соответственно, они тут же стали мочить все что ни попадя, а «джикеи», которые работали по своему плану, стали на какое-то время защитниками «Горного Шале». Что там наверху конкретно происходило, я опять-таки не видел, но стрельба шла очень интенсивно. Коммандос тарахтели из обычных «М-16А2», а им отвечали из бесшумных «AR-18S». Потом добавились хлопки «М-203» и разрывы подствольных гранат, от которых вниз, через провал, посыпалось множество мелкого мусора, а кроме того, залетело несколько осколков.
Самым крупным и самым полезным из того, что свалилось сверху, оказалось тело одного из «джикеев», должно быть, застреленного во время перебежки. Он упал вниз с полной выкладкой и оружием — самое оно, что мне требовалось. Правда, поначалу я этому не шибко обрадовался. Дело в том, что я вовсе не был уверен, что после того, как девять «джикеев» выбрались на первый этаж, подвал опустел. Вполне могло оказаться, что еще несколько сторожили лаз в комнате, а кто-то держал под контролем баррикаду То, что сразу после падения «джикея» те, кто находился у баррикады, должны были подобраться к провалу, чтобы хотя бы посмотреть, жив их коллега или нет, мне казалось очень логичным. И то, что при этом они все-таки, хоть и не надолго, но зажгут фонарь, тоже выглядело вполне естественным. А раз так, то они могут как-нибудь случайно и меня разглядеть.
Я затаился и стал ждать, морально готовясь к самому худшему, которое, впрочем, мне казалось не таким уж и страшным, если принять во внимание то, что должно было состояться в 16.30. Удивительно, но мне было бы очень обидно узнать, что все, сказанное Чудом-юдом Эухении, сущая брехня и ничего такого не будет. Если знаешь, что накроются все и дружно, то смерть от «джикейской» пули выглядела не такой уж и страшной. Изжариться в закипевшей земной коре было бы, наверно, менее приятным делом.
Тем не менее никто к упавшему не подходил, хотя он некоторое время подавал какие-то признаки жизни, хрипел, судорожно дергался и даже стонал. Затих он лишь через пять минут.
Звуки перестрелки наверху начали удаляться. То ли «джикеям» не хотелось отходить в подвал, то ли они не могли этого сделать, но только стрельба переместилась куда-то на второй этаж.
Я еще подождал немного, а потом потихоньку подобрался к упавшему в провал «джикею». Немного трусил при этом, поскольку тот мог оказаться не совсем мертвым и пальнуть напоследок. Но с ним все было проще. Сквозная дыра в башке к тому располагала. Как он еще прокопошился те пять минут — и то удивительно. Эту самую дыру «джикей» заполучил не то от шибко большого понта, не то от расслабухи. У него был отличный шлем с забралом, который, пожалуй, калибром 5,56 даже с десяти метров не прошибешь. К тому же шлем был радиофицирован. В его поролоновую подбивку были вмонтированы наушники, а из-под лобовой части можно было опустить дужку с микрофоном. Сама рация с выдвижной штыревой антенной помещалась в нагрудном кармане комбинезона и соединялась со шлемом проводком. Говорить можно было и при надетом противогазе, и с опущенным на морду крепким забралом. Удобная штука! Только он, должно быть, решил дать башке отдохнуть и снял его, пристегнув к поясу. Вот и отдохнул — от жизни.
Чтоб не возиться поблизости от дыры, через которую меня невзначай могли подстрелить — да и камнем по башке получать не хотелось! — я оттащил «джикея» под лестницу. При нем оказалось много полезных вещей, удобно расположенных на эластичных ремнях, которые не надо было особо подгонять к фигуре. «AR-18S» с подствольником «М-203», глушителем и ночным прицелом, шесть магазинов к нему и патронташ с полным набором гранат, пистолет-пулемет «ингрем» с тремя запасными магазинами по 30 патронов, штурмовой нож, два баллончика с парализантом, три ручные гранаты, противогаз и перевязочный пакет в удобных чехлах. Запасливые «джикейские» начальники вооружили своих бойцов шестиконечными сюрикенами и даже наручниками. Тоже прибрал для счета. Сюрикенами мне несколько раз доводилось вооружаться, но случая применить на деле как-то не было, хотя метал я их неплохо. В карманах комбинезона обнаружились аптечка, запаянный в полиэтилен сухпаек из шоколада и каких-то прессованных кубиков, похожих не то на халву, не то на печенье, а также таблетки для обеззараживания воды. Кубики были очень похожи на те, какими меня когда-то потчевала Мэри на борту подводного аппарата «Аквамарин». Нашелся и маленький, почти толщиной с карандаш, но довольно мощный фонарик. Теперь, пожалуй, можно было и в подземелье забираться.
Я справедливо рассудил, что ежели Рэмбо нравилось светиться с голым торсом, то это его проблемы. В подвале, а тем более в шахте, даже в тропиках может быть холодно. Поэтому я решил снять с мертвеца черный комбез. Конечно, если нарвешься на своих, то случайно могут пристрелить, но на своих еще надо нарваться…
По правде сказать, я еще не знал толком, кто у меня нынче «свои». Наверху по-прежнему урчали вертолеты, откуда-то издалека доносился треск автоматов и пулеметов, грохали взрывы, по-моему, было несколько свистяще-шипящих звуков, вроде тех, что бывают при пусках реактивных снарядов. «Шилка» то умолкала, то вновь начинала тарахтеть — возможно, каталась по парку, меняя позиции. Кто тут дерется? Фиг поймешь…
Под комбезом на «джикее» нашелся броник, надетый поверх майки. Майку я ему оставил, а броник оприходовал. Влез ногами в комбез, не снимая ботинок. Штанины там были сделаны наподобие чулок или бахил, с войлочной подметкой и хлястиком-липучкой на подъеме. В принципе, если не бежать, то шаг получается почти бесшумный даже по каменному полу. Застегнулся, шлем на голову, капюшон с прорезью поверх забрала. Вроде ничего, обзор неплохой, и стекло не запотевает. Надел на руки удобные черные противоножевые перчатки. Пальцы почти не чуяли скованности. Застегнул снаряжение, пошатался из стороны в сторону, попрыгал — все село нормально, не брякает. Проверил оружие, стараясь поменьше щелкать. Включил рацию на прием, но к наушникам не подключал. Нет, Питон Мамбу не вызывал. Эфир на этой волне только хрюкал, да и то слабо. Запомнив нужную риску на шкале, я покрутил настройку, прошелся по двум УКВ-диапазонам. Довольно быстро накатил на основные рабочие частоты хайдийского войска и сразу же убрал громкость приема. Базар стоял еще тот! Похоже, что здешние вояки опять потеряли управление войсками и к тому же передрались между собой. При этом переговоры вертолетчиков и десантников накладывались друг на друга и перемешивались самым кошмарным образом.
— Восьмой, Двадцатый, Семнадцатый! Куда?! Клянусь Христом, я вас разжалую! Садитесь, где приказано !
— Крыло, Крыло, на крышу давайте! Тут трое раненых! Ждем! Я Мантилья-два, как поняли?
— Первый, я Двадцатый, сяду там, где живым останусь!
— Крыло-первый, у меня боезапас кончается! Сажай транспорт на нижнюю веранду! Понял или нет?! Осел!
— Снимай раненых, сука! Подождут эти, с патронами!
— Первый, иди в задницу! Сам садись под пулеметы, я Восьмой.
— Я Мантилья-три, если патронов не будет через пять минут — перехожу к Буэнавентуре!
— Вы саботажники! Я доложу Флоресу!
— Да хоть самому Господу Богу! Восьмой, Двадцатый, я Семнадцатый, горючки на тридцать минут, иду на Гран-Кальмаро, кто со мной? Десант согласен!
— Понял тебя, пристраиваюсь, я Восьмой.
— Нормально, Бенито, сейчас коммандос выкинут за борт сержанта, и я вас догоню! Как понял, я Двадцатый?
— Камарадас! Я Шестой, мне тоже тут надоело!
— Крыло-первый, я Ягуар-альфа, две пары истребителей с севера! Как понял? Смотри, чтоб нас не накрыли!
— Они мне не подчиняются… Кар-рахо! Вниз! Живо! Именно в этот момент с реактивным ревом над дырой в перекрытиях пронеслись тени скоростных самолетов, затем несколько тяжелых взрывов один за другим прогрохотали в разных местах «Горного Шале». Хотя корпус здания, в котором я находился, вроде бы устоял, и никаких лишних обломков в провал не упало, я решил, что подниматься туда, где творится такая неразбериха со стрельбой, лучше не стоит. И направился в сторону помещения с лазом, ведущим в подземелья…
ПОЛЕЗНЫЕ ВСТРЕЧИ
С лазом на сей раз я разобрался быстро. Главным образом потому, что «джикеи», когда поднялись в подвал, сдвинули его крышку, а обратно закрывать ее не стали. Я легко высветил ее трофейным фонариком и, подойдя к краю, поглядел внутрь. Оттуда тянуло холодом, и я мог только поблагодарить судьбу, пославшую мне покойного «джикея» с его комбезом. В прежнем, полуголом виде я бы тут же, еще не слезая, уже застучал бы зубами.
Под крышкой-плитой находился неглубокий — всего 6 метров — бетонный колодец квадратного сечения. В одну из стенок была вцементирована ржавая вертикальная лестница, сваренная из стальных уголков. По ней я, не торопясь, и спустился в колодец, изредка посвечивая фонарем, чтоб поставить ногу туда, куда нужно.
Для каких целей был сооружен этот колодец, мне было не очень ясно, но вряд ли он был каким-нибудь канализационно-дренажным. Скорее всего его сделали на какой-нибудь экстренный случай, чтоб удрать из подвала в подземное метро, если штатные лифты окажутся неисправны или захвачены неприятелем.
Когда я очутился на дне колодца и повернулся спиной к лестнице, по которой спускался, то тут же увидел узкий — не больше метра в ширину — бетонированный ход с полукруглым сводчатым потолком. Этот ход был очень похож по конструкции на те, по которым нам пришлось добираться до лифтов во время бегства из отеля, атакованного «тиграми».
Ход просвечивался фонарем метров на 40 — 50, но конца ему видно не было.
Хотя дорога вроде бы была вполне определена, я не стал спешить. Надо было хотя бы для самого себя определить, чего я все-таки хочу и что собираюсь делать.
Согласно часам, которые мне достались от покойного «джикея», было уже 9.12 утра. Иными словами, до первого контрольного срока — открытия Большого Прохода в 13.30 — осталось 4 часа 18 минут. До второго контрольного, то есть до закрытия Прохода и Конца Света, — на три часа больше. Если, конечно, поверить во все те россказни Чуда-юда, которые я подслушал. Потому что они воспринимались как прямое продолжение 4-го Бреда Сивой Кобылы. Иначе говоря, как бред сумасшедшего ученого, зациклившегося на своих экспериментах с чужими мозгами и в результате тоже лишившегося разума. Поэтому проще всего было ни во что не поверить, а бежать куда-нибудь подальше от всей этой островной разборки с применением артиллерии и авиации. Спасение утопающих, как известно, дело рук самих утопающих. Сейчас с острова драпает немало беженцев, и махнуть на Гран-Кальмаро будет не так уж и сложно. А там можно и в Россию попроситься. Или к Марселе под бочок спрятаться. У нее штатовский консул постоянный клиент по яхтенной части, неужто не поможет с визой, хотя бы гостевой?
Да, наверно, будь я совсем здравомыслящий человек, который не видал до этого в жизни ни перстней Аль-Мохадов, ни «черного ящика» и не перемещался с их помощью через пространство, которого не перекидывали из одного потока времени в другой, то, наверно, не поверил бы ни в то, что мне сказала «биомать» во сне, ни в то, что наяву сказал отец родной супергадалке Эухении Дорадо. Но и там, и там было указано роковое время — 16.30. А это уже кое-что. Совпадение не случайное, даже в том случае, если обе эти акции исходят от одного источника — «черного ящика». Не стал бы «Black Box» просто так дурить голову мне, Чуду-юду и Эухении. Значит, действительно что-то будет.
Прежде всего надо было прикинуть, что из всего сказанного во сне и наяву еще может сбыться в принципе, а что — уже окончательно проехало. Получилось, что сбыться — в принципе! — может почти все, кроме одного: первого варианта, предсказанного Марией Николаевной. То есть я уже не смогу остаться в постели Эухении и провести с ней и ее служанками все оставшееся время до 16.30, после чего у меня и душа, и тело должны погибнуть. Вероятно, если считать, что этот вариант был реальным, то, сбежав из постели супергадалки, я отказался не только от всяческих наслаждений, но и от мирного развития событий. Иначе говоря, если б я продолжал валяться с Эухенией, то до 16.30 никто не обстреливал бы и не бомбил «Горное Шале», не насылал туда коммандос и «джикеев», а потому, наверно, десятки людей, которые, возможно, уже убиты, мирно дожили бы до всеобщего испепеления… Чушь какая-то!
Теперь, так или иначе, выбирать приходилось одно из двух. Или идти с Чудом-юдом, или против него. Или тело спасать, или душу. Пока я в большей степени действую, так сказать, по «душеспасительной» программе. То есть не выполняю приказов Чуда-юда, которых он, правда, еще и не отдавал. А потому я был вовсе не уверен, что будет, если я, допустим, повстречаюсь с отцом где-нибудь на подземных горизонтах. Вполне могу и подчиниться ему. Тем более что первый приказ может быть вполне безобидным. Например: «Дай руку!» или «Уступи дорогу!»
Но самое ужасное было в том, что я, зная из БСК-4, чего не следует делать, был совершенно не в курсе, что следует делать. «Биомать-Родина» сообщила только, что я узнаю об этом, когда сделаю выбор. Стало быть, предполагалось, что если я окончательно выберу борьбу с Чудом-юдом в качестве основного содержания своей оставшейся жизни, мне будет некое откровение. Только вот кому и как я должен сообщить о своем решении? Может, заорать сейчас что-нибудь вроде: «Да здравствует Павлик Морозов!»? Или, допустим: «Долой Чудо-юдо!»?
В общем, после пятиминутного думанья я ничего так и не придумал. Даже стал приходить к мысли, что зря залез в колодец, потому что наверху легче было бы помешать Чуду-юду. Например, связаться по рации с «джикеями» и сообщить им все, что я знаю. Тогда они предотвратят его уход с Земли или по крайней мере, попытаются это сделать…
Я уже поставил ногу на нижнюю ступеньку лестницы, когда колодец крепко тряхнуло и где-то наверху раскатисто грохнуло. От неожиданности я отпустил руки от лестницы и шарахнулся назад, отлетев внутрь сводчатого хода. А спустя какие-то секунды в колодец с треском и грохотом посыпались крупные и мелкие камни, обломки кирпича и бетона. Попади я под эту лавину — проблем не стало бы очень быстро. Один осколок бетона, стукнувшись о ступеньку лестницы, отрикошетил мне в голову и крепко двинул по шлему. Броня крепка, а голова загудела. Еще пара секунд — и колодец завалило начисто.
Теперь мне стало ясно: надо топать только в одну сторону. Куда судьба указывает…
Ну, пошел я по единственной открытой дорожке.
Туннель оказался очень длинным, наверно, не меньше, чем в две сотни метров, причем проложен был не по прямой, а какими-то зигзагами. Уклонов не ощущалось, не было впечатления, что идешь в горку или спускаешься вниз. На полу туннеля было, в общем и целом сухо, но отпечатались свежие следы промоченных где-то «джикейских» войлочных подметок. Носками ко мне, естественно.
Наконец я оказался на развилке. Прямо как в известной сказке: «Направо пойдешь… Налево пойдешь… Прямо пойдешь…» Туннель делился на три ответвления. Но никаких указаний насчет «женатому быть», «богатому быть» или «убитому быть», в отличие от сказочного валуна, тут никто не написал. Впрочем, оно и не требовалось. Мне лично казалось, что насчет возможности «убитому быть» при любой избранной дороге забывать не следовало.
Тем более что, посветив на пол, я увидел, как сырые отпечатки «джикейских» подметок поворачивают в оба боковых туннеля. Вообще-то на «перекрестке» было здорово натоптано, но все же можно было по густоте следов догадаться, что здесь они вышли из центрального хода и разделились на три группы. Тех девятерых, которых я встретил в подвале, нелегкая понесла прямо, где минимум один из них уже простился с жизнью. А еще две группы неизвестной мне численности поперлись направо и налево. То есть нарваться на них, свернув в этом направлении, было вполне реально. Да и двигаясь прямо, я тоже не был застрахован от встречи с их резервом. В общем, куды ни кинь — всюду клин.
Правда, по моему фонарю из темноты не стреляли, но это еще не означало, что близко никого нет, и я не замечен. На мне ведь был «джикейский» прикид. Сложности начнутся тогда, когда окликнут… Тут у меня, конечно, кое-какие преимущества. Они могут сразу не догадаться, а я, если их увижу, догадаюсь сразу. Прислушиваться было бесполезно — я даже свои шаги слышал с трудом. Куда же идти, черт побери?
Пошел прямо, хотя, наверно, это был самый глупый выбор. Прежде всего потому, что там навряд ли мог быть выход на нужные мне горизонты 82 и 94. Если б было иначе, «джикеи» остались бы там, а не полезли наверх.
На сей раз я прошел всего тридцать метров и оказался на лифтовой площадке. Очень похожей на ту, что была в отеле. А это значило, что уехать с нее вниз или вверх можно было, только имея на руках специальный пульт. А у меня такого не было.
Таким образом, прямая дорога привела в тупик. Можно было предположить, что «джикеи», подъехав на вагончике, сразу влезли в лифт и поехали наверх. Знали они насчет тех горизонтов или не знали — это сейчас не важно. Возможно, что они высадили там еще одну группу, а может быть, лифт просто не смог остановиться там или двери были заблокированы. Вот они и поднялись наверх, чтобы найти лестницу и попробовать пойти в обход. Правда, это не так-то просто, если вспомнить о том, что лестницы перекрывались стальными щитами и двумя-тремя решетками. Кроме того, насколько я помнил, лестницы были устроены так, что спускаться и подниматься по ним было возможно, лишь проходя через тюремные этажи. Если лестница, ведущая с перрона, на горизонте 100 выходила, допустим, в южный конец коридора горизонта 94, то лестница, по которой можно было подняться с горизонта 94 на горизонт 88, находилась в северном конце. Соответственно, чтобы подойти к лестнице, ведущей с горизонта 88 на горизонт 82, надо было пройти через весь коридор из северного конца в южный. И так далее.
Потом мне подумалось, что «джикеи», возможно, вообще не интересовались нижними горизонтами, а отправились прямо на самый верх. И тут-то я вспомнил, что у них была вполне реальная цель: икона-пароль! Та, за которой долго и безуспешно охотились и Рудольф фон Воронцофф, и Чудо-юдо. Вчера вечером ее контролировали Клык и Сарториус, а Чудо-юдо еще возлагал на нее какие-то надежды. Сегодня она Чуду-юду просто не нужна, поскольку тот вроде бы уже наплевал на фонд О'Брайенов ввиду наступающего Конца Света… Блин, как же я просто о таких вещах говорю!
Впрочем, у нас чуть ли не на каждый год Конец Света планируют. И в прессе это дело со смешочками обсуждают… То комету, то астероид, то еще чего-то придумывают. Народ, по-моему, уже перестал на это реагировать и даже на кухнях дискуссий не ведет. А потому, ежели ему вдруг опять скажут — не поверит, посмеется. Точь-в-точь, как в известной сказке про пастушонка-лгуна, который кричал: «Волк! Волк!», когда волка не было. Народ два-три раза сбегал по ложной тревоге, а когда настоящий волк пришел — не отреагировал.
Конечно, стоять перед закрытыми дверями лифта никакой перспективы не имело. Поэтому я вернулся на перекресток и решил пойти в правый «рукав» коридора по следам ушедшей туда группы джикеев.
Идти пришлось довольно долго, и тоже не по прямой. После трех-четырех поворотов впереди показался тускловатый свет, причем не прыгающий свет переносного фонаря, а стационарный, проистекавший от какого-то светильника.
Оказалось, что это ответвление хода привело меня на технический этаж «Горного Шале», где располагались пульты управления и всяческие механизмы, обеспечивавшие автономное существование бывшей лопесовской асиенды. Тут была
и электростанция, и холодильная установка, и вентиляция скондиционированием, и еще куча всяких систем. Все это напоминало солидный цех солидного предприятия. Что-то тут еще работало, что-то было отключено, но свет, хотя и явно аварийного назначения, горел, а потому бродить по этому лабиринту было несколько веселее. С другой стороны, заметить тут тоже могли быстрее. У меня, правда, было одно преимущество — я шел по грязным следам «джикеев», оставленным на светлом линолеуме пола, а потому примерно представлял себе, где ждать угрозы.
Урчание каких-то механизмов, продолжавших работу, совершенно заглушило звуки моих собственных шагов, но при этом я хорошо понимал, что не смогу услышать ни звука, даже если ко мне подберутся метров на пять или будут поджидать за ближайшим углом. А углов этих на техническом этаже было предостаточно. Желтые стены коридоров с синими трафаретными надписями и стрелками указателей и несколькими кабельными линиями, проложенными под потолком, здорово утомляли своей похожестью. Свернув на одном перекрестке и пройдя метров десять, я почувствовал, что запросто позабуду, сколько раз поворачивал, если придется сделать это еще несколько раз.
Первый труп я обнаружил у второго по счету перекрестка, но до этого увидел россыпь стреляных гильз на полу. Убитый, судя по униформе, принадлежал к числу охранников Эухении. Его расстреляли в упор из автомата, причем застигли врасплох — кобура с «таурусом» осталась нерасстегнутой.
«Таурус» я прихватил, сунув его в карман, — его девять патронов были для меня нелишними.
Присматриваясь к тому, что натоптали «джикеи», я постепенно сумел прикинуть — их было четверо. Один из них наступил правой ногой в кровавую лужу, натекшую из-под убитого охранника, и его след стал более приметным, потому что у других подошвы уже подсыхали, и следы переставали читаться.
Поначалу мне казалось, будто «джикеи» ползали по техническому этажу лишь с целью найти выход наверх. То есть искали лифт или лестницу наобум Лазаря. Попался на пути охранник — пристрелили, а потом двинулись дальше продолжать поиски.
Однако на самом деле это было не так. И это я понял, когда, свернув по следам «джикеев» направо, увидел на полу в коридоре множество стреляных гильз, кусков штукатурки и осколков стекла, следы пуль на стенах и потолке. В дальнем конце коридора на очередном перекрестке просматривалось несколько тел, а там, где я находился, по полу тянулись кровяные мазки — то ли раненого волокли, то ли труп. Мазки оборвались около одной из боковых дверей, которая оказалась неплотно прикрытой. Что там было за помещение — я так и не понял, возможно, что просто туалет с умывальником, — но на полу валялся труп в «джикейском» комбезе. Оружие и боеприпасы покойного бойцы утащили с собой, ничего мне, бедному шакалу, не оставив.
Когда я добрался до трупов, лежавших на перекрестке, то был приятно удивлен: два из троих были «джикеями». Третий оказался охранником. Тут, судя по количеству гильз и нескольким выброшенным магазинам, было настоящее побоище. И те трое, что лежали на виду, были только частью жертв. Справа от перекрестка в коридоре лежало еще четыре убитых охранника, а также еще трое людей в голубовато-серых комбинезонах — скорее всего кто-то из техников, обслуживавших этот этаж. А четвертый «джикей», который скорее всего остался одним-единственным живым на поле брани — но отнюдь не уцелевшим! — оставляя кровавый след, уполз влево от перекрестка. Я рискнул и пошел в ту сторону.
Под крышкой-плитой находился неглубокий — всего 6 метров — бетонный колодец квадратного сечения. В одну из стенок была вцементирована ржавая вертикальная лестница, сваренная из стальных уголков. По ней я, не торопясь, и спустился в колодец, изредка посвечивая фонарем, чтоб поставить ногу туда, куда нужно.
Для каких целей был сооружен этот колодец, мне было не очень ясно, но вряд ли он был каким-нибудь канализационно-дренажным. Скорее всего его сделали на какой-нибудь экстренный случай, чтоб удрать из подвала в подземное метро, если штатные лифты окажутся неисправны или захвачены неприятелем.
Когда я очутился на дне колодца и повернулся спиной к лестнице, по которой спускался, то тут же увидел узкий — не больше метра в ширину — бетонированный ход с полукруглым сводчатым потолком. Этот ход был очень похож по конструкции на те, по которым нам пришлось добираться до лифтов во время бегства из отеля, атакованного «тиграми».
Ход просвечивался фонарем метров на 40 — 50, но конца ему видно не было.
Хотя дорога вроде бы была вполне определена, я не стал спешить. Надо было хотя бы для самого себя определить, чего я все-таки хочу и что собираюсь делать.
Согласно часам, которые мне достались от покойного «джикея», было уже 9.12 утра. Иными словами, до первого контрольного срока — открытия Большого Прохода в 13.30 — осталось 4 часа 18 минут. До второго контрольного, то есть до закрытия Прохода и Конца Света, — на три часа больше. Если, конечно, поверить во все те россказни Чуда-юда, которые я подслушал. Потому что они воспринимались как прямое продолжение 4-го Бреда Сивой Кобылы. Иначе говоря, как бред сумасшедшего ученого, зациклившегося на своих экспериментах с чужими мозгами и в результате тоже лишившегося разума. Поэтому проще всего было ни во что не поверить, а бежать куда-нибудь подальше от всей этой островной разборки с применением артиллерии и авиации. Спасение утопающих, как известно, дело рук самих утопающих. Сейчас с острова драпает немало беженцев, и махнуть на Гран-Кальмаро будет не так уж и сложно. А там можно и в Россию попроситься. Или к Марселе под бочок спрятаться. У нее штатовский консул постоянный клиент по яхтенной части, неужто не поможет с визой, хотя бы гостевой?
Да, наверно, будь я совсем здравомыслящий человек, который не видал до этого в жизни ни перстней Аль-Мохадов, ни «черного ящика» и не перемещался с их помощью через пространство, которого не перекидывали из одного потока времени в другой, то, наверно, не поверил бы ни в то, что мне сказала «биомать» во сне, ни в то, что наяву сказал отец родной супергадалке Эухении Дорадо. Но и там, и там было указано роковое время — 16.30. А это уже кое-что. Совпадение не случайное, даже в том случае, если обе эти акции исходят от одного источника — «черного ящика». Не стал бы «Black Box» просто так дурить голову мне, Чуду-юду и Эухении. Значит, действительно что-то будет.
Прежде всего надо было прикинуть, что из всего сказанного во сне и наяву еще может сбыться в принципе, а что — уже окончательно проехало. Получилось, что сбыться — в принципе! — может почти все, кроме одного: первого варианта, предсказанного Марией Николаевной. То есть я уже не смогу остаться в постели Эухении и провести с ней и ее служанками все оставшееся время до 16.30, после чего у меня и душа, и тело должны погибнуть. Вероятно, если считать, что этот вариант был реальным, то, сбежав из постели супергадалки, я отказался не только от всяческих наслаждений, но и от мирного развития событий. Иначе говоря, если б я продолжал валяться с Эухенией, то до 16.30 никто не обстреливал бы и не бомбил «Горное Шале», не насылал туда коммандос и «джикеев», а потому, наверно, десятки людей, которые, возможно, уже убиты, мирно дожили бы до всеобщего испепеления… Чушь какая-то!
Теперь, так или иначе, выбирать приходилось одно из двух. Или идти с Чудом-юдом, или против него. Или тело спасать, или душу. Пока я в большей степени действую, так сказать, по «душеспасительной» программе. То есть не выполняю приказов Чуда-юда, которых он, правда, еще и не отдавал. А потому я был вовсе не уверен, что будет, если я, допустим, повстречаюсь с отцом где-нибудь на подземных горизонтах. Вполне могу и подчиниться ему. Тем более что первый приказ может быть вполне безобидным. Например: «Дай руку!» или «Уступи дорогу!»
Но самое ужасное было в том, что я, зная из БСК-4, чего не следует делать, был совершенно не в курсе, что следует делать. «Биомать-Родина» сообщила только, что я узнаю об этом, когда сделаю выбор. Стало быть, предполагалось, что если я окончательно выберу борьбу с Чудом-юдом в качестве основного содержания своей оставшейся жизни, мне будет некое откровение. Только вот кому и как я должен сообщить о своем решении? Может, заорать сейчас что-нибудь вроде: «Да здравствует Павлик Морозов!»? Или, допустим: «Долой Чудо-юдо!»?
В общем, после пятиминутного думанья я ничего так и не придумал. Даже стал приходить к мысли, что зря залез в колодец, потому что наверху легче было бы помешать Чуду-юду. Например, связаться по рации с «джикеями» и сообщить им все, что я знаю. Тогда они предотвратят его уход с Земли или по крайней мере, попытаются это сделать…
Я уже поставил ногу на нижнюю ступеньку лестницы, когда колодец крепко тряхнуло и где-то наверху раскатисто грохнуло. От неожиданности я отпустил руки от лестницы и шарахнулся назад, отлетев внутрь сводчатого хода. А спустя какие-то секунды в колодец с треском и грохотом посыпались крупные и мелкие камни, обломки кирпича и бетона. Попади я под эту лавину — проблем не стало бы очень быстро. Один осколок бетона, стукнувшись о ступеньку лестницы, отрикошетил мне в голову и крепко двинул по шлему. Броня крепка, а голова загудела. Еще пара секунд — и колодец завалило начисто.
Теперь мне стало ясно: надо топать только в одну сторону. Куда судьба указывает…
Ну, пошел я по единственной открытой дорожке.
Туннель оказался очень длинным, наверно, не меньше, чем в две сотни метров, причем проложен был не по прямой, а какими-то зигзагами. Уклонов не ощущалось, не было впечатления, что идешь в горку или спускаешься вниз. На полу туннеля было, в общем и целом сухо, но отпечатались свежие следы промоченных где-то «джикейских» войлочных подметок. Носками ко мне, естественно.
Наконец я оказался на развилке. Прямо как в известной сказке: «Направо пойдешь… Налево пойдешь… Прямо пойдешь…» Туннель делился на три ответвления. Но никаких указаний насчет «женатому быть», «богатому быть» или «убитому быть», в отличие от сказочного валуна, тут никто не написал. Впрочем, оно и не требовалось. Мне лично казалось, что насчет возможности «убитому быть» при любой избранной дороге забывать не следовало.
Тем более что, посветив на пол, я увидел, как сырые отпечатки «джикейских» подметок поворачивают в оба боковых туннеля. Вообще-то на «перекрестке» было здорово натоптано, но все же можно было по густоте следов догадаться, что здесь они вышли из центрального хода и разделились на три группы. Тех девятерых, которых я встретил в подвале, нелегкая понесла прямо, где минимум один из них уже простился с жизнью. А еще две группы неизвестной мне численности поперлись направо и налево. То есть нарваться на них, свернув в этом направлении, было вполне реально. Да и двигаясь прямо, я тоже не был застрахован от встречи с их резервом. В общем, куды ни кинь — всюду клин.
Правда, по моему фонарю из темноты не стреляли, но это еще не означало, что близко никого нет, и я не замечен. На мне ведь был «джикейский» прикид. Сложности начнутся тогда, когда окликнут… Тут у меня, конечно, кое-какие преимущества. Они могут сразу не догадаться, а я, если их увижу, догадаюсь сразу. Прислушиваться было бесполезно — я даже свои шаги слышал с трудом. Куда же идти, черт побери?
Пошел прямо, хотя, наверно, это был самый глупый выбор. Прежде всего потому, что там навряд ли мог быть выход на нужные мне горизонты 82 и 94. Если б было иначе, «джикеи» остались бы там, а не полезли наверх.
На сей раз я прошел всего тридцать метров и оказался на лифтовой площадке. Очень похожей на ту, что была в отеле. А это значило, что уехать с нее вниз или вверх можно было, только имея на руках специальный пульт. А у меня такого не было.
Таким образом, прямая дорога привела в тупик. Можно было предположить, что «джикеи», подъехав на вагончике, сразу влезли в лифт и поехали наверх. Знали они насчет тех горизонтов или не знали — это сейчас не важно. Возможно, что они высадили там еще одну группу, а может быть, лифт просто не смог остановиться там или двери были заблокированы. Вот они и поднялись наверх, чтобы найти лестницу и попробовать пойти в обход. Правда, это не так-то просто, если вспомнить о том, что лестницы перекрывались стальными щитами и двумя-тремя решетками. Кроме того, насколько я помнил, лестницы были устроены так, что спускаться и подниматься по ним было возможно, лишь проходя через тюремные этажи. Если лестница, ведущая с перрона, на горизонте 100 выходила, допустим, в южный конец коридора горизонта 94, то лестница, по которой можно было подняться с горизонта 94 на горизонт 88, находилась в северном конце. Соответственно, чтобы подойти к лестнице, ведущей с горизонта 88 на горизонт 82, надо было пройти через весь коридор из северного конца в южный. И так далее.
Потом мне подумалось, что «джикеи», возможно, вообще не интересовались нижними горизонтами, а отправились прямо на самый верх. И тут-то я вспомнил, что у них была вполне реальная цель: икона-пароль! Та, за которой долго и безуспешно охотились и Рудольф фон Воронцофф, и Чудо-юдо. Вчера вечером ее контролировали Клык и Сарториус, а Чудо-юдо еще возлагал на нее какие-то надежды. Сегодня она Чуду-юду просто не нужна, поскольку тот вроде бы уже наплевал на фонд О'Брайенов ввиду наступающего Конца Света… Блин, как же я просто о таких вещах говорю!
Впрочем, у нас чуть ли не на каждый год Конец Света планируют. И в прессе это дело со смешочками обсуждают… То комету, то астероид, то еще чего-то придумывают. Народ, по-моему, уже перестал на это реагировать и даже на кухнях дискуссий не ведет. А потому, ежели ему вдруг опять скажут — не поверит, посмеется. Точь-в-точь, как в известной сказке про пастушонка-лгуна, который кричал: «Волк! Волк!», когда волка не было. Народ два-три раза сбегал по ложной тревоге, а когда настоящий волк пришел — не отреагировал.
Конечно, стоять перед закрытыми дверями лифта никакой перспективы не имело. Поэтому я вернулся на перекресток и решил пойти в правый «рукав» коридора по следам ушедшей туда группы джикеев.
Идти пришлось довольно долго, и тоже не по прямой. После трех-четырех поворотов впереди показался тускловатый свет, причем не прыгающий свет переносного фонаря, а стационарный, проистекавший от какого-то светильника.
Оказалось, что это ответвление хода привело меня на технический этаж «Горного Шале», где располагались пульты управления и всяческие механизмы, обеспечивавшие автономное существование бывшей лопесовской асиенды. Тут была
и электростанция, и холодильная установка, и вентиляция скондиционированием, и еще куча всяких систем. Все это напоминало солидный цех солидного предприятия. Что-то тут еще работало, что-то было отключено, но свет, хотя и явно аварийного назначения, горел, а потому бродить по этому лабиринту было несколько веселее. С другой стороны, заметить тут тоже могли быстрее. У меня, правда, было одно преимущество — я шел по грязным следам «джикеев», оставленным на светлом линолеуме пола, а потому примерно представлял себе, где ждать угрозы.
Урчание каких-то механизмов, продолжавших работу, совершенно заглушило звуки моих собственных шагов, но при этом я хорошо понимал, что не смогу услышать ни звука, даже если ко мне подберутся метров на пять или будут поджидать за ближайшим углом. А углов этих на техническом этаже было предостаточно. Желтые стены коридоров с синими трафаретными надписями и стрелками указателей и несколькими кабельными линиями, проложенными под потолком, здорово утомляли своей похожестью. Свернув на одном перекрестке и пройдя метров десять, я почувствовал, что запросто позабуду, сколько раз поворачивал, если придется сделать это еще несколько раз.
Первый труп я обнаружил у второго по счету перекрестка, но до этого увидел россыпь стреляных гильз на полу. Убитый, судя по униформе, принадлежал к числу охранников Эухении. Его расстреляли в упор из автомата, причем застигли врасплох — кобура с «таурусом» осталась нерасстегнутой.
«Таурус» я прихватил, сунув его в карман, — его девять патронов были для меня нелишними.
Присматриваясь к тому, что натоптали «джикеи», я постепенно сумел прикинуть — их было четверо. Один из них наступил правой ногой в кровавую лужу, натекшую из-под убитого охранника, и его след стал более приметным, потому что у других подошвы уже подсыхали, и следы переставали читаться.
Поначалу мне казалось, будто «джикеи» ползали по техническому этажу лишь с целью найти выход наверх. То есть искали лифт или лестницу наобум Лазаря. Попался на пути охранник — пристрелили, а потом двинулись дальше продолжать поиски.
Однако на самом деле это было не так. И это я понял, когда, свернув по следам «джикеев» направо, увидел на полу в коридоре множество стреляных гильз, кусков штукатурки и осколков стекла, следы пуль на стенах и потолке. В дальнем конце коридора на очередном перекрестке просматривалось несколько тел, а там, где я находился, по полу тянулись кровяные мазки — то ли раненого волокли, то ли труп. Мазки оборвались около одной из боковых дверей, которая оказалась неплотно прикрытой. Что там было за помещение — я так и не понял, возможно, что просто туалет с умывальником, — но на полу валялся труп в «джикейском» комбезе. Оружие и боеприпасы покойного бойцы утащили с собой, ничего мне, бедному шакалу, не оставив.
Когда я добрался до трупов, лежавших на перекрестке, то был приятно удивлен: два из троих были «джикеями». Третий оказался охранником. Тут, судя по количеству гильз и нескольким выброшенным магазинам, было настоящее побоище. И те трое, что лежали на виду, были только частью жертв. Справа от перекрестка в коридоре лежало еще четыре убитых охранника, а также еще трое людей в голубовато-серых комбинезонах — скорее всего кто-то из техников, обслуживавших этот этаж. А четвертый «джикей», который скорее всего остался одним-единственным живым на поле брани — но отнюдь не уцелевшим! — оставляя кровавый след, уполз влево от перекрестка. Я рискнул и пошел в ту сторону.