Страница:
На этой даче, как было указано Чудом-юдом, ни сторожей, ни собак давным-давно не держали. Для того, чтоб эта дача считалась заброшенной и бесхозной, хотя бы в глазах местной администрации. Здесь никто постоянно не жил, но периодически кто-то наезжал. По оперативным данным, тут изредка вылеживались те, кто за что-то разыскивался или просто не хотел маячить в Москве. Здесь же прятали заложников или должников, из которых вымучивали денежки. По-видимому, отсюда начинался и путь тех налетчиков, которые убили Варана и Бето. Наконец, именно за этим забором собирались руководители бригад для обсуждения своих текущих дел.
Пройдя метров тридцать вдоль забора, мы обнаружили канаву, по которой с территории дачи, должно быть, стекала в овраг талая или дождевая вода. Понять, специально вырыли эту канаву или ее просто вода сама по себе промыла, было невозможно, зато пролезть по канаве под забор оказалось вполне удобно.
— Я первым пойду, — сказал Богдан, расчехляя ГВЭП, подключая к нему небольшим кабелем приборчик, по форме напоминающий карманный калькулятор. Поглядев через плечо на действия Богдана, нажимавшего на клавиши «калькулятора», я сообразил, что оператор вводит в процессор ГВЭПа какие-то команды, поскольку комбинации цифр появлялись на экранчике, расположенном под защитной крышкой на задней торцевой стенке генератора. От знакомой мне двенадцатой модели ГВЭП-14пм («пм» означало «портативный модернизированный») отличался довольно многими наворотами, назначения которых мне объяснять не собирались. Единственный из этих наворотов, который я сам по себе усек, была пистолетная рукоятка, которой на ГВЭП-12п не имелось. Именно за эту рукоятку Богдан взял прибор, когда полез в дыру под забор. Следом за ним в дыру пролез я, а потом — Валет и Ваня.
Канава по случаю отсутствия дождей была сухая, но вокруг нее в почве, должно быть, кое-какая влага сохранялась, и мы очутились в буйных зарослях одичалой малины, которая, как водится, росла вперемежку с высоченной крапивой. Заросли эти занимали примерно семь-восемь соток, то есть побольше тех стандартных 6-соточных участочков, которые нарезают в садово-огородных товариществах и кооперативах.
В принципе эти заросли нас отлично маскировали, и мы, почти не пригибаясь, прошли по пересохшей канаве между двух стен малино-крапивных зарослей до бревенчатой стены покосившегося и почерневшего от времени приземистого строения, покрытого рубероидом. Полурассыпавшаяся печная труба из когда-то красного, а ныне замшелого кирпича подсказывала, что во времена оны строение было баней. И канаву, видимо, все же прокопали целенаправленно, чтоб в нее стекала из бани мыльная вода. Полусгнивший трухлявый желобок, торчавший из отверстия в бревенчатой стене этого бывшего санитарно-гигиенического заведения, это убедительно доказывал.
Баня была окружена крапивно-малиновыми зарослями со всех сторон, и никакой тропинки к ней, если не считать пересохшей канавы, ниоткуда не подходило. Судя по всему, нынешние хозяева в эту часть усадьбы вообще не наведывались. Заросли сплошняком стояли от забора до забора. Из них, правда, высовывались высокие кусты не то рябины, не то бузины, проглядывала столь же одичалая и вытянувшаяся кверху сирень, с уже давно засохшими и облетевшими коричневатыми гроздочками соцветий. А вправо от канавы, если стоять лицом к торцевой стене бани, крапивно-малиновое море упиралось в некие джунгли, когда-то бывшие, должно быть, фруктовым садом. Яблони, вишни, сливы, отстаивая свое право на выживание и презрев по возрасту обязанность плодоносить, вымахали и ввысь, и вширь, перепутались отсохшими и еще живыми ветками. А внизу, от корней, опять же вкупе с крапивой, лезли многочисленные побеги. Кроме того, одну из подгнивших яблонь поломало ветром — явно не в этом году, а гораздо раньше, — и ее черный высохший ствол повалился на живые деревья, так и не упав наземь. Получился своего рода завал, через который так просто не продерешься. А от торчащего из земли высокого остроконечного пенька, возрадовавшись свободе, поперли ветви, сделавшие этот завал еще более непроходимым.
Впрочем, нам пока никуда проходить не требовалось.
— Здесь развернемся, я думаю, — сказал Богдан.
Он покрутил что-то на пистолетной рукоятке ГВЭПа и вытянул их нее довольно тонкий, но достаточно жесткий и устойчивый телескопический штатив, нижняя часть которого раскидывалась на три стальные ножки, острия которых легко вонзались в почву. Богдан прочно установил генератор со штативом на краю канавы и направил его «ствол» в сторону дачи.
— Крапива не мешает? — спросил я. Богдан поглядел на меня, как на идиота.
— Братан, — ответил он, почти не пряча усмешку, — это ж не пулемет…
— Кого искать, знаешь? — спросил я.
— Знаем, не протреплемся. Ты лучше расставь мальчиков на прикрытие. — Богдан явно хотел сказать, что мне не фига вмешиваться в его технические вопросы. Но насчет мальчиков он подал весьма трезвую мысль.
Прежде чем поставить задачу, я постарался как можно точнее сформулировать приказ, ибо юные биороботы, упичканные «Зомби-8» до полной потери самостоятельности, выполняли все приказы строго буквально. А это означало, что, если при постановке задачи ты прикажешь «наблюдать», но не доведешь до них, когда и в кого стрелять, они не сделают без команды ни одного выстрела. Даже ежели противник их самих начнет обстреливать или за носы таскать. Вместе с тем, если скажешь им. «Стреляйте всех, кто попадет в поле вашего зрения», то они тебя самого изрешетят. Не сомневаюсь, что именно эти неудобства в работе со спецсубъектами пока еще удерживали Чудо-юдо от проведения каких-либо массовых «вакцинаций» препаратами «Зомби-7» и «Зомби-8».
— Валет, — приказал я, — раскрыть «ПП-90»! Навинтить глушитель. Продвинуться по канаве до забора, занять позицию у дыры, замаскироваться. Всех чужих, пытающихся пролезть в дыру или перебраться через забор в любой точке, — уничтожать.
— Есть! — ответил «зомби» и принялся выполнять мой приказ точно в той последовательности, какую я установил.
Потом я обратился ко второму молодцу. Ему было приказано скрытно выдвинуться на рубеж поваленной яблони и уничтожать всех чужих, которые попытаются пересечь линию забор — пень — поваленная яблоня — забор. Под словом «чужие» Ваня и Валет понимали всех, кто не входил в состав группы, поэтому если бы вдруг здесь, на даче, появился Чудо-юдо и попытался пересечь вышеупомянутую линию, перебраться через забор или пролезть сквозь дыру, то они застрелили бы его со спокойной совестью.
Тем временем Богдан настроил ГВЭП. Стрелка переключателя режима стояла на «Н» (наблюдение), а на цветном жидкокристаллическом экранчике размером 4x4 мерцала довольно четкая телевизионная картинка, на которой хорошо различался полутемный интерьер. Очевидно, одной из комнат дачи. Там за столом сидели трое и вели между собой беседу, изредка прикладываясь к пивным бутылкам, расщипывая и разжевывая волоконца вяленой воблы.
У Богдана к правому уху был прицеплен наушник, через который он прослушивал этот переговорный процесс. Второй наушник он молча подал мне, и я пристроил его себе на левое ухо. Сразу после этого картинка стала смотреться значительно интереснее, потому что всем телезрителям известно, как скучно смотреть изображение, если нет звука.
— Не, ну мы опять не по делу базарим! — услышал я басовитый голос, скорее разочарованный, чем возмущенный. — Сколько можно, блин, воду в ступе толочь?
Принадлежал этот голос мощному, но жирноватому, коротко стриженному бугаю в черной майке с увесистым — по прикиду граммов на 20 — золотым крестиком на мохнатой груди.
— Как не по делу, братуха? — оскалился фиксами другой, почти налысо обритый, в распахнутой на груди безрукавке. — Это самое оно по делу. Сечешь логику? Если б ты был на белом свете один, то мог бы собрать все башли и ни с кем не делиться — тут я согласен. Но ты же, блин, на друзей хрен кладешь, согласись…
— Зачем ты так резко? — Судя по всему, это произнес тот, чьими глазами мы смотрели на эту беседу, и потому практически невидимый. Лишь изредка в поле зрения попадали его мохнатые руки с татуировками на пальцах.
— А как еще? Как еще это понять? — Фиксатый гражданин глянул как бы прямо на нас, но на самом деле он просто посмотрел в глаза нашей «живой телекамере». — Он на нас хрен кладет с прибором!
— Какой хрен, „-мое! Зачем пургу гнать, как в Арктике? Ты ж уже
согласился, что товар взяли мы. Верно?! — Верно, — подтвердил третий видимый нами участник разговора, отхлебнув пива из горла и оторвав спинку воблы. Этот был красиво, художественно татуирован и вообще восседал с голым пузом, в одних шортах, с пейджером на поясе. — Но взять — это еще не продать, корефан. А товаром вещь становится только тогда, когда ее продают. Маркса читать надо хотя бы.
— Ты это к чему, Твистер? — настороженно пробормотал крестоносный бугай.
— Это к тому, блин, что если б не мы, то ты бы вещь спустил за десять штук и еще рад был бы до усрачки, — ухмыльнулся тот, кого назвали Твистером.
— С чего ты это взял, братан? — опять встрял невидимый. — Самым умным себя считаешь, да?
— Не, я человек скромный, — покачал головой Твистер, — но у Кири, похоже, с арифметикой в школе не ладилось. Не знает, что больше: десять тысяч или один миллион.
— Между прочим, нам еще за этот перекид ответить придется, — с явной опаской заметил крестоносец. — Не простят, на фиг.
— Отвечай, если надо. И перед Антоном отвечай, и перед Чудом-юдом. Ты же делал офис с корешами? Мокряк исполнил — исполнил, — прищурился фиксатый. — За двух жмуров тебе шланг от компрессора в задницу впиндюрят. Как Киборгу. Антон тоже за облом отыграется. Он этот «лимон» от Равалпинди в серной кислоте растворит и в глотку закачает. Помяни мое слово.
— А я что говорю? — возбух бугай. — Прикинь, может, лучше десять кусков на руки, чем «лимон» в кислоте?
— Не, Киря, ты тормоз какой-то, точно! — раздосадованно произнес Твистер.
— По-моему, такие дела надо понимать быстро, а не тянуть резину. Чудо-юдо тебя здесь через пару дней найдет, усек? Антон — через неделю. Если они не подерутся из-за того, кто тебя канать будет, то эта самая неделя — максимальный срок твоей предстоящей жизни. У тебя один ход — с нами за бугор.
— Ну да, — осклабился Киря, — отдай вам «лимон» налом, а за бугром получи хрен с маслом? Клевый расклад, однако!
— Да не кипешись ты, „-мое, не по делу! Мы тебя кидали когда-нибудь, братан? Ты пойми, кореш, что тебе мы сорок процентов отстегиваем, а себе просим по тридцать. Ты хоть видел когда-нибудь четыреста тысяч баксов, а? Что в руках ни разу не держал — я и так знаю, — сказал фиксатый.
— А я их и так не увижу, — пробурчал Киря. — Я за десять отдам Антону и слиняю. Клал я на все с прибором.
— Куда ты слиняешь, чувак? В Турцию, что ли? Так Равалпинди тебя там в два счета достанет. И долго ты там на десять тысяч проживешь? За месяц пропьешь. А потом куда? Бабы хоть на панель уйти могут, а тебя даже вышибалой не возьмут.
— Слышь, Твистер, я малый терпеливый, но могу и обидеться… — Киря угрожающе подался вперед.
— Обижайся, обижайся… — вызывающе-презрительно сузив глазки, подзадорил Твистер. — Может, ты в пятак давно не получал, а?
— Вот этого не надо, господа! — миротворчески произнес фиксатый. — На хрена козе баян? Надо мирным путем решать. Давайте по-деловому, без мордобоя. Короче, Киря, тебе жалко шестьдесят процентов, верно?
— Да я вообще против того, чтоб Равалпинди продавать! Хрен этого чурку знает?! Впарит нам куклу или самопал, а то и вообще почикает, чтоб не рассчитываться.
— А ты думаешь, что Антон не сможет впарить? Честного нашел, блин!
— Да Антону десять тыщ скинуть — ерунда. Знает же, что врагов наживет, если на такой мелочевке обломит. А вот откуда у Абдулки миллион найдется — не знаю. Если только вчера с вечера печатать начал…
— И все-то ты знаешь, Киря! Везде-то ты бывал… — саркастически скривился Твистер. — Равалпинди эту вещицу не для себя берет, понял? Он сейчас за козырного валета играет. Но если вещь та, то ему в натуре и пять «лимонов» переведут, а могут и прямо нам.
— Да, — поддакнул фиксатый, — если мы Равалпинди помаринуем до вечера, то можем с него больше содрать, усек?
Базар, судя по всему, подходил к апогею. Богдан посмотрел на меня вопросительно: не пора ли завязывать с наблюдением?
Я поглядел на часы. Время близилось к 11 часам. Вот-вот должен был позвонить по сотовому представитель Равалпинди. Начинать сейчас то, что было задумано Чудом-юдом, представлялось несвоевременным.
— Подождем немного, — сказал я, — сейчас должен быть один важный звонок. Надо, чтоб они поговорили в спокойной обстановке.
Тем временем и на даче вспомнили о первом контрольном сроке.
— Сейчас «шестерка» от Равалпинди звонить будет, — заметил Твистер. — На мою «сотку»…
Едва он произнес эти слова, как послышалось тюлюканъе.
— Слушаю! — Твистер открыл крышку телефона. — Здравствуйте, уважаемый! Хорошо слышу, хорошо. Пока вопрос еще обсуждается, господин Хамид. Есть трудности с определением суммы. Да, конечно, звоните, как условились.
Твистер спрятал телефон и сказал:
— Видишь? Ребята уже нервничают. И это хорошо. Главное, я тебе говорю, выдержать марку. Когда позвонят в час, скажу, что есть мнение снять с них десять «лимонов». Если не согласятся и предложат, допустим, пару, то попрошу время на консультации, и при пятичасовом звонке соглашусь сбросить до пяти. На три они точно согласятся.
— Это еще неизвестно… — Голос принадлежал невидимому.
— Ладно, хрен с вами, — неожиданно изменил мнение Киря, явно прикинув, что три миллиона — это больше, чем десять тысяч. — Но при таком раскладе: мне два, вам один на двоих…
— А хо-хо не хо-хо? — обозленно прошипел Твистер. — Это ж не «дерево», братан, это баксы. Не поплохеет тебе с пережору, а?
— Это ты пережрал, кореш, — укоризненно произнес фиксатый, обращаясь к Кире. — Давайте, пацаны, попилим все поровну? Как при коммунизме. Как раз каждому по «лимону». Без ссоры, культурно. Миллион — это деньги. Если положим на мой кипрский счет через знакомый банк Твистера — можно хороший навар надыбать.
— Мягко стелешь, блин, — засомневался невидимый.
— А ты-то что все вякаешь, подпевала? — зыркнул на него глазами фиксатый.
— Тоже, что ли, в долю хочешь? Тебя вообще здесь быть не должно, понял?
— Не ори на него, — вступился Киря. — Он будет здесь сидеть, пока я сижу, уловил?
— Хрен с ним, только ты его удерживай, ладно? Короче, давай свои условия, чтоб мы знали.
— Три счета надо открыть, — потребовал Киря. — Чтоб каждый был при своих и снять мог только сам.
— Потом сделаем, елы-палы! Главное перевести по-тихому. А на один счет — это проще, чем на три.
— Кому проще, а кому нет. Три счета, блин! Иначе прямо сейчас беру товар и еду к Антону.
— Пошутил, что ли? — с явной угрозой произнес Твистер.
— Ни хрена! Я уже и так вам готов две трети ни за хрен собачий отдать. А вы, блин, все хотите захавать. Нет уж, я лучше десять штук получу, но вы, халявы, хрен огребете!
— Что ты сказал, козел? Повтори, падла! — Твистер сжал кулаки.
Я подумал, что это самое оно.
ЛУЧШЕ НЕТУ ТОГО ГВЭПу…
Пройдя метров тридцать вдоль забора, мы обнаружили канаву, по которой с территории дачи, должно быть, стекала в овраг талая или дождевая вода. Понять, специально вырыли эту канаву или ее просто вода сама по себе промыла, было невозможно, зато пролезть по канаве под забор оказалось вполне удобно.
— Я первым пойду, — сказал Богдан, расчехляя ГВЭП, подключая к нему небольшим кабелем приборчик, по форме напоминающий карманный калькулятор. Поглядев через плечо на действия Богдана, нажимавшего на клавиши «калькулятора», я сообразил, что оператор вводит в процессор ГВЭПа какие-то команды, поскольку комбинации цифр появлялись на экранчике, расположенном под защитной крышкой на задней торцевой стенке генератора. От знакомой мне двенадцатой модели ГВЭП-14пм («пм» означало «портативный модернизированный») отличался довольно многими наворотами, назначения которых мне объяснять не собирались. Единственный из этих наворотов, который я сам по себе усек, была пистолетная рукоятка, которой на ГВЭП-12п не имелось. Именно за эту рукоятку Богдан взял прибор, когда полез в дыру под забор. Следом за ним в дыру пролез я, а потом — Валет и Ваня.
Канава по случаю отсутствия дождей была сухая, но вокруг нее в почве, должно быть, кое-какая влага сохранялась, и мы очутились в буйных зарослях одичалой малины, которая, как водится, росла вперемежку с высоченной крапивой. Заросли эти занимали примерно семь-восемь соток, то есть побольше тех стандартных 6-соточных участочков, которые нарезают в садово-огородных товариществах и кооперативах.
В принципе эти заросли нас отлично маскировали, и мы, почти не пригибаясь, прошли по пересохшей канаве между двух стен малино-крапивных зарослей до бревенчатой стены покосившегося и почерневшего от времени приземистого строения, покрытого рубероидом. Полурассыпавшаяся печная труба из когда-то красного, а ныне замшелого кирпича подсказывала, что во времена оны строение было баней. И канаву, видимо, все же прокопали целенаправленно, чтоб в нее стекала из бани мыльная вода. Полусгнивший трухлявый желобок, торчавший из отверстия в бревенчатой стене этого бывшего санитарно-гигиенического заведения, это убедительно доказывал.
Баня была окружена крапивно-малиновыми зарослями со всех сторон, и никакой тропинки к ней, если не считать пересохшей канавы, ниоткуда не подходило. Судя по всему, нынешние хозяева в эту часть усадьбы вообще не наведывались. Заросли сплошняком стояли от забора до забора. Из них, правда, высовывались высокие кусты не то рябины, не то бузины, проглядывала столь же одичалая и вытянувшаяся кверху сирень, с уже давно засохшими и облетевшими коричневатыми гроздочками соцветий. А вправо от канавы, если стоять лицом к торцевой стене бани, крапивно-малиновое море упиралось в некие джунгли, когда-то бывшие, должно быть, фруктовым садом. Яблони, вишни, сливы, отстаивая свое право на выживание и презрев по возрасту обязанность плодоносить, вымахали и ввысь, и вширь, перепутались отсохшими и еще живыми ветками. А внизу, от корней, опять же вкупе с крапивой, лезли многочисленные побеги. Кроме того, одну из подгнивших яблонь поломало ветром — явно не в этом году, а гораздо раньше, — и ее черный высохший ствол повалился на живые деревья, так и не упав наземь. Получился своего рода завал, через который так просто не продерешься. А от торчащего из земли высокого остроконечного пенька, возрадовавшись свободе, поперли ветви, сделавшие этот завал еще более непроходимым.
Впрочем, нам пока никуда проходить не требовалось.
— Здесь развернемся, я думаю, — сказал Богдан.
Он покрутил что-то на пистолетной рукоятке ГВЭПа и вытянул их нее довольно тонкий, но достаточно жесткий и устойчивый телескопический штатив, нижняя часть которого раскидывалась на три стальные ножки, острия которых легко вонзались в почву. Богдан прочно установил генератор со штативом на краю канавы и направил его «ствол» в сторону дачи.
— Крапива не мешает? — спросил я. Богдан поглядел на меня, как на идиота.
— Братан, — ответил он, почти не пряча усмешку, — это ж не пулемет…
— Кого искать, знаешь? — спросил я.
— Знаем, не протреплемся. Ты лучше расставь мальчиков на прикрытие. — Богдан явно хотел сказать, что мне не фига вмешиваться в его технические вопросы. Но насчет мальчиков он подал весьма трезвую мысль.
Прежде чем поставить задачу, я постарался как можно точнее сформулировать приказ, ибо юные биороботы, упичканные «Зомби-8» до полной потери самостоятельности, выполняли все приказы строго буквально. А это означало, что, если при постановке задачи ты прикажешь «наблюдать», но не доведешь до них, когда и в кого стрелять, они не сделают без команды ни одного выстрела. Даже ежели противник их самих начнет обстреливать или за носы таскать. Вместе с тем, если скажешь им. «Стреляйте всех, кто попадет в поле вашего зрения», то они тебя самого изрешетят. Не сомневаюсь, что именно эти неудобства в работе со спецсубъектами пока еще удерживали Чудо-юдо от проведения каких-либо массовых «вакцинаций» препаратами «Зомби-7» и «Зомби-8».
— Валет, — приказал я, — раскрыть «ПП-90»! Навинтить глушитель. Продвинуться по канаве до забора, занять позицию у дыры, замаскироваться. Всех чужих, пытающихся пролезть в дыру или перебраться через забор в любой точке, — уничтожать.
— Есть! — ответил «зомби» и принялся выполнять мой приказ точно в той последовательности, какую я установил.
Потом я обратился ко второму молодцу. Ему было приказано скрытно выдвинуться на рубеж поваленной яблони и уничтожать всех чужих, которые попытаются пересечь линию забор — пень — поваленная яблоня — забор. Под словом «чужие» Ваня и Валет понимали всех, кто не входил в состав группы, поэтому если бы вдруг здесь, на даче, появился Чудо-юдо и попытался пересечь вышеупомянутую линию, перебраться через забор или пролезть сквозь дыру, то они застрелили бы его со спокойной совестью.
Тем временем Богдан настроил ГВЭП. Стрелка переключателя режима стояла на «Н» (наблюдение), а на цветном жидкокристаллическом экранчике размером 4x4 мерцала довольно четкая телевизионная картинка, на которой хорошо различался полутемный интерьер. Очевидно, одной из комнат дачи. Там за столом сидели трое и вели между собой беседу, изредка прикладываясь к пивным бутылкам, расщипывая и разжевывая волоконца вяленой воблы.
У Богдана к правому уху был прицеплен наушник, через который он прослушивал этот переговорный процесс. Второй наушник он молча подал мне, и я пристроил его себе на левое ухо. Сразу после этого картинка стала смотреться значительно интереснее, потому что всем телезрителям известно, как скучно смотреть изображение, если нет звука.
— Не, ну мы опять не по делу базарим! — услышал я басовитый голос, скорее разочарованный, чем возмущенный. — Сколько можно, блин, воду в ступе толочь?
Принадлежал этот голос мощному, но жирноватому, коротко стриженному бугаю в черной майке с увесистым — по прикиду граммов на 20 — золотым крестиком на мохнатой груди.
— Как не по делу, братуха? — оскалился фиксами другой, почти налысо обритый, в распахнутой на груди безрукавке. — Это самое оно по делу. Сечешь логику? Если б ты был на белом свете один, то мог бы собрать все башли и ни с кем не делиться — тут я согласен. Но ты же, блин, на друзей хрен кладешь, согласись…
— Зачем ты так резко? — Судя по всему, это произнес тот, чьими глазами мы смотрели на эту беседу, и потому практически невидимый. Лишь изредка в поле зрения попадали его мохнатые руки с татуировками на пальцах.
— А как еще? Как еще это понять? — Фиксатый гражданин глянул как бы прямо на нас, но на самом деле он просто посмотрел в глаза нашей «живой телекамере». — Он на нас хрен кладет с прибором!
— Какой хрен, „-мое! Зачем пургу гнать, как в Арктике? Ты ж уже
согласился, что товар взяли мы. Верно?! — Верно, — подтвердил третий видимый нами участник разговора, отхлебнув пива из горла и оторвав спинку воблы. Этот был красиво, художественно татуирован и вообще восседал с голым пузом, в одних шортах, с пейджером на поясе. — Но взять — это еще не продать, корефан. А товаром вещь становится только тогда, когда ее продают. Маркса читать надо хотя бы.
— Ты это к чему, Твистер? — настороженно пробормотал крестоносный бугай.
— Это к тому, блин, что если б не мы, то ты бы вещь спустил за десять штук и еще рад был бы до усрачки, — ухмыльнулся тот, кого назвали Твистером.
— С чего ты это взял, братан? — опять встрял невидимый. — Самым умным себя считаешь, да?
— Не, я человек скромный, — покачал головой Твистер, — но у Кири, похоже, с арифметикой в школе не ладилось. Не знает, что больше: десять тысяч или один миллион.
— Между прочим, нам еще за этот перекид ответить придется, — с явной опаской заметил крестоносец. — Не простят, на фиг.
— Отвечай, если надо. И перед Антоном отвечай, и перед Чудом-юдом. Ты же делал офис с корешами? Мокряк исполнил — исполнил, — прищурился фиксатый. — За двух жмуров тебе шланг от компрессора в задницу впиндюрят. Как Киборгу. Антон тоже за облом отыграется. Он этот «лимон» от Равалпинди в серной кислоте растворит и в глотку закачает. Помяни мое слово.
— А я что говорю? — возбух бугай. — Прикинь, может, лучше десять кусков на руки, чем «лимон» в кислоте?
— Не, Киря, ты тормоз какой-то, точно! — раздосадованно произнес Твистер.
— По-моему, такие дела надо понимать быстро, а не тянуть резину. Чудо-юдо тебя здесь через пару дней найдет, усек? Антон — через неделю. Если они не подерутся из-за того, кто тебя канать будет, то эта самая неделя — максимальный срок твоей предстоящей жизни. У тебя один ход — с нами за бугор.
— Ну да, — осклабился Киря, — отдай вам «лимон» налом, а за бугром получи хрен с маслом? Клевый расклад, однако!
— Да не кипешись ты, „-мое, не по делу! Мы тебя кидали когда-нибудь, братан? Ты пойми, кореш, что тебе мы сорок процентов отстегиваем, а себе просим по тридцать. Ты хоть видел когда-нибудь четыреста тысяч баксов, а? Что в руках ни разу не держал — я и так знаю, — сказал фиксатый.
— А я их и так не увижу, — пробурчал Киря. — Я за десять отдам Антону и слиняю. Клал я на все с прибором.
— Куда ты слиняешь, чувак? В Турцию, что ли? Так Равалпинди тебя там в два счета достанет. И долго ты там на десять тысяч проживешь? За месяц пропьешь. А потом куда? Бабы хоть на панель уйти могут, а тебя даже вышибалой не возьмут.
— Слышь, Твистер, я малый терпеливый, но могу и обидеться… — Киря угрожающе подался вперед.
— Обижайся, обижайся… — вызывающе-презрительно сузив глазки, подзадорил Твистер. — Может, ты в пятак давно не получал, а?
— Вот этого не надо, господа! — миротворчески произнес фиксатый. — На хрена козе баян? Надо мирным путем решать. Давайте по-деловому, без мордобоя. Короче, Киря, тебе жалко шестьдесят процентов, верно?
— Да я вообще против того, чтоб Равалпинди продавать! Хрен этого чурку знает?! Впарит нам куклу или самопал, а то и вообще почикает, чтоб не рассчитываться.
— А ты думаешь, что Антон не сможет впарить? Честного нашел, блин!
— Да Антону десять тыщ скинуть — ерунда. Знает же, что врагов наживет, если на такой мелочевке обломит. А вот откуда у Абдулки миллион найдется — не знаю. Если только вчера с вечера печатать начал…
— И все-то ты знаешь, Киря! Везде-то ты бывал… — саркастически скривился Твистер. — Равалпинди эту вещицу не для себя берет, понял? Он сейчас за козырного валета играет. Но если вещь та, то ему в натуре и пять «лимонов» переведут, а могут и прямо нам.
— Да, — поддакнул фиксатый, — если мы Равалпинди помаринуем до вечера, то можем с него больше содрать, усек?
Базар, судя по всему, подходил к апогею. Богдан посмотрел на меня вопросительно: не пора ли завязывать с наблюдением?
Я поглядел на часы. Время близилось к 11 часам. Вот-вот должен был позвонить по сотовому представитель Равалпинди. Начинать сейчас то, что было задумано Чудом-юдом, представлялось несвоевременным.
— Подождем немного, — сказал я, — сейчас должен быть один важный звонок. Надо, чтоб они поговорили в спокойной обстановке.
Тем временем и на даче вспомнили о первом контрольном сроке.
— Сейчас «шестерка» от Равалпинди звонить будет, — заметил Твистер. — На мою «сотку»…
Едва он произнес эти слова, как послышалось тюлюканъе.
— Слушаю! — Твистер открыл крышку телефона. — Здравствуйте, уважаемый! Хорошо слышу, хорошо. Пока вопрос еще обсуждается, господин Хамид. Есть трудности с определением суммы. Да, конечно, звоните, как условились.
Твистер спрятал телефон и сказал:
— Видишь? Ребята уже нервничают. И это хорошо. Главное, я тебе говорю, выдержать марку. Когда позвонят в час, скажу, что есть мнение снять с них десять «лимонов». Если не согласятся и предложат, допустим, пару, то попрошу время на консультации, и при пятичасовом звонке соглашусь сбросить до пяти. На три они точно согласятся.
— Это еще неизвестно… — Голос принадлежал невидимому.
— Ладно, хрен с вами, — неожиданно изменил мнение Киря, явно прикинув, что три миллиона — это больше, чем десять тысяч. — Но при таком раскладе: мне два, вам один на двоих…
— А хо-хо не хо-хо? — обозленно прошипел Твистер. — Это ж не «дерево», братан, это баксы. Не поплохеет тебе с пережору, а?
— Это ты пережрал, кореш, — укоризненно произнес фиксатый, обращаясь к Кире. — Давайте, пацаны, попилим все поровну? Как при коммунизме. Как раз каждому по «лимону». Без ссоры, культурно. Миллион — это деньги. Если положим на мой кипрский счет через знакомый банк Твистера — можно хороший навар надыбать.
— Мягко стелешь, блин, — засомневался невидимый.
— А ты-то что все вякаешь, подпевала? — зыркнул на него глазами фиксатый.
— Тоже, что ли, в долю хочешь? Тебя вообще здесь быть не должно, понял?
— Не ори на него, — вступился Киря. — Он будет здесь сидеть, пока я сижу, уловил?
— Хрен с ним, только ты его удерживай, ладно? Короче, давай свои условия, чтоб мы знали.
— Три счета надо открыть, — потребовал Киря. — Чтоб каждый был при своих и снять мог только сам.
— Потом сделаем, елы-палы! Главное перевести по-тихому. А на один счет — это проще, чем на три.
— Кому проще, а кому нет. Три счета, блин! Иначе прямо сейчас беру товар и еду к Антону.
— Пошутил, что ли? — с явной угрозой произнес Твистер.
— Ни хрена! Я уже и так вам готов две трети ни за хрен собачий отдать. А вы, блин, все хотите захавать. Нет уж, я лучше десять штук получу, но вы, халявы, хрен огребете!
— Что ты сказал, козел? Повтори, падла! — Твистер сжал кулаки.
Я подумал, что это самое оно.
ЛУЧШЕ НЕТУ ТОГО ГВЭПу…
— Переводи в «К»! — Богдан мгновенно переключился в минусовой режим. Картинка заметно поблекла и стала черно-белой, звук исчез.
— Дай им волну на взаимоагрессию!
— Уже, — усмехнулся оператор, — нехай теперь мочат друг друга. Без применения огнестрельного. И без крику. Правильно рассудил? А то в поселке напугаются и в ментуру позвонят.
Конечно, кое-какой шум с дачи до нас долетел. Беготня, тупые звуки ударов, треск мебели. Но мы находились совсем близко. В поселке на другой стороне оврага вряд ли придавали какое-то значение этой возне, даже если и слышали. Там и в голову не приходило, что на даче идет резня.
Конечно, на маленьком экранчике, к тому же очень блеклом, разглядеть, что происходит, было очень трудно, тем более составить общее представление о месиловке. Вдобавок изображение все время металось, прыгало, тряслось и иными способами извращалось. Ведь мы смотрели то, что видел своими глазами наш информатор. Кстати сказать, я как-то не усек, почему изображение вообще не исчезло, когда ГВЭП переключили в минусовой режим. По идее, теперь наш генератор излучал энергию и не мог принимать ее. Но задавать вопрос суровому Богдану не очень хотелось.
Да и времени не было. Надо было приготовиться к тому, чтобы вмешаться в ход событий. На экране мелькали кулаки и морды, один раз на секунду показалось голопузое тело Твистера, распростертое на полу посреди темной лужи. Кровь это была или пиво из разбитой бутылки — мы не поняли, экран был черно-белый, напомню. Потом отчетливо промелькнуло помертвелое лицо какого-то мужика, видимо, из тех, кто не присутствовал при разговоре, а вбежал в комнату уже после того, как началась драка. Еще чуть позже он же был замечен на полу, опять же посреди лужи. Но тут, можно не сомневаться, была кровища — повыше ключицы у мужика торчала рукоять финки.
Неожиданно наша «камера» задралась на потолок, и на фоне его появилась рожа фиксатого. Должно быть, он насел на нашего информатора и дубасил его кулаками по морде, потому что изображение стало мотаться из стороны в сторону.
— Даю импульс в режиме «У», — сообщил Богдан, который, должно быть, тоже получил предупреждение о том, что информатора надо оберегать. Кадр дернулся, мелькнули дрыгающиеся ноги фиксатого, а потом изобразилась его морда, по которой усердно и интенсивно пинали кроссовкой. Информатор, который получил управляющий импульс и резко увеличил свои боевые возможности, отдавал должок обидчику.
Минут через двадцать шум, и без того нешибко громкий, почти полностью стих.
— Ваня, слушай задачу! — сказал я почти шепотом, но знал, что юный «зомби», находившийся метрах в десяти, меня услышит. — Скрытно подойдешь к даче, осмотришь, всех чужих, кто снаружи, — уничтожь! Тех чужих, кто высунется из окон с оружием, — тоже. Вперед!
— Есть! — Ваня почти бесшумно перемахнул через поваленную яблоню и исчез в зарослях.
— Валет, слушай задачу! — Боец находился намного ближе, и тут тоже не было проблем. — Быстро и скрытно обойдешь вокруг забора, войдешь во двор через ворота. Всех чужих — уничтожить. При отсутствии во дворе живых — подойди к поваленной яблоне со стороны дачи. Вперед!
Валет исчез в дыре. Богдан тем временем перевел ГВЭП в плюсовой режим, вновь установив рукоятку на «Н». На изображение вернулся цвет, и четкость стала лучше.
Информатор, очевидно, сидел на стуле и курил. Виден был рдеющий огонек сигареты, зажатой между двумя ободранными пальцами и очень часто подносимой ко рту. Глаза его медленно, даже обалдело, по-моему, перемещались по комнате. Неприятная получилась эта картинка, тем более в цвете. Минимум пять человек валялись на полу, куда натекло столько крови, сколько не на всяком приличном мясокомбинате увидишь. Жив — по крайней мере, на первый взгляд — был только Киря, которому ножом капитально располосовали плечо. Кровь текла солидной струей, и бугай пытался пережать вену. Твистер лежал так же, как тогда, когда мы его мельком увидели. Лужа была вовсе не из пива. Живот и грудь тоже были в мелких каплях крови, но как его ухойдакали, покамест было неясно, потому что на торсе никаких заметных ран не просматривалось. Тот, кому воткнули в шею финку, был мертв с гарантией — уже и кровь не текла. А вот фиксатый мог быть и просто вырублен, и насмерть. Морда у него была разбита до неприличия, но не было впечатления, что информатор затоптал его насовсем. Еще один мужик судорожно дергался за каким-то невысоким предметом мебели — кажется, комодом. Помирает он или просто хочет подняться, мы не разобрали.
В это время у поваленной яблони появился Валет. Это означало, что во дворе никого из чужих нет. По крайней мере, в живом виде.
— Выдвигаемся! — сказал я Богдану, и на сей раз тот подчинился быстро. Быстро выдернул штатив из земли, задвинул его в пистолетную рукоятку ГВЭПа и пошел следом за мной.
Непосредственно рядом с дачей никого из чужих не было. Ни живых, ни мертвых. Ворота были закрыты на засов изнутри, но Валет, должно быть, прошел через незапертую калитку. Напротив ворот никаких домов и людей не было, только тупик дороги и кусты. Скорее всего, что никто не видел Валета во время его пробежки вокруг дачи, и он тоже никого не заметил, ибо тогда небось наверняка застрелил бы кого-нибудь, а мы услышали бы хлопки глушака. У ворот, во дворе стояли две синие «шестерки». Пустые.
Валет вместе с нами добежал до крыльца, где стоял Ваня, взяв на прицел дверь. Богдан покрутил что-то на ГВЭПе, поводил им из стороны в сторону и сказал:
— Живые только на первом этаже в правой угловой комнате. Информатор, Киря и фиксатый. Остальные — трупы.
— Ваня, Валет, стрелять только при угрозе нападения! В угловую комнату, вперед!
Бойцы дружно ломанули в дом, мы чуть приотстали. Сейчас меня беспокоило лишь одно: чтоб информатор с перепугу не дернулся. «Зомбики» запросто прошили бы его, если б ощутили опасность. А объяснять им, какой дядя хороший, а какой плохой, не было времени. Но, слава Богу, информатор не рыпался, так же, как и все остальные.
Трупов оказалось несколько больше, чем мы видели через мониторчик ГВЭПа. Во-первых, один зарезанный лежал на веранде дачи, а другой с головой, размозженной ударом монтировки, — у лестницы, ведущей на второй этаж. А во-вторых, в самой комнате помимо тех, что мы видели, валялись еще трое, не попавших в поле зрение информатора. Раны были шибко неаппетитные: одному в глаз загнали отвертку, другому вспороли брюхо охотничьим ножом — натуральное харакири исполнили! — а третьему почти начисто отрубили башку ударом топора по шее… Богдан только крякнул и сплюнул, но особо не забрезговал. Я, поотвыкши за год без малого от таких картинок, немного поежился, но блевать все-таки не стал. О Ване и Валете можно было и не упоминать — им один хрен, что труп, что бревно.
Должно быть, нас, как часто бывало, приняли за представителей закона. Фиксатый, которого Ваня с Валетом, врываясь в комнату, слегка приложили дверью, а потом еще и ногой поддали, сразу очухался, испуганно охнул, приподнялся и сел на полу, растерянно моргая и пытаясь покрутить головой. Должно быть, информатор его крепко напинал и по шее, потому это последнее движение у него явно не получалось.
— Сдаюсь! — первым произнес Киря. — Перевяжите, братаны, загибаюсь! Кровянка сходит, врача дадите — все скажу!
Нет, он нам был без надобности. Тем более что это он, сучий потрох, либо сам валил Варана и Бето, либо наводил на них своих паскудников. Ничего интереснее, чем информатор, он нам сказать не мог. Во всяком случае, мне так казалось, да и Чудо-юдо вовсе не настаивал на сохранении ему жизни. Можно было, конечно, дождаться, пока Киря окочурится естественным образом, но я не хотел выглядеть садистом.
— Говоришь, ты на офис наезжал? — Голос у меня был какой-то скучный, рутинный, такой, как у мента в конце рабочего дня.
— Он, он, начальник! — завопил фиксатый. — Одного сам завалил, а другого
— вот этот.
Фиксатый указал на парня с отверткой в глазу, который, конечно, ничего ни подтвердить, ни опровергнуть не смог.
— Пидор! — произнес Киря. — Стукач гребаный!
— Киря, — спросил я, указывая на крест, висевший у него на груди, — Ты в Бога веруешь?
— Верую, начальник… — У бугая, видать, что-то екнуло.
— И в церковь небось ходишь?
— Да…
— А тебе не говорили там, в церкви, что людей мочить — это смертный грех?
— Я вдруг почуял, что во мне пробуждается совершенно безудержная, сверхъестественная, прямо-таки дьявольская ненависть. И хотя мой голос звучал совершенно спокойно и ровно, во мне ни с того ни с сего забушевали эмоции. Мне захотелось не просто убить этого бугая, а убить как-нибудь ужасно, чтоб он испытал адские муки, прежде чем отрубится. При этом, как ни странно, умом я отлично понимал, что Киря ничем не хуже любого иного мокрушника — и вряд ли намного хуже Варана с Вето, которым случалось людей живьем в топках жарить. Уж во всяком случае, по сравнению со мной — он агнец Божий.
Еще секунда — и я наверняка воплотил бы в жизнь одну из леденящих душу картинок, которые услужливо стал малевать мозг. Но разум на этот раз победил. Палец нажал спусковой крючок «ПП-90».
«Ду-дут!» — короткая двухпатронная очередь ударила Кирю в рожу и швырнула на пол. Контрольный не требовался — почти все мозги покойного размазались по стене вместе с кровавыми брызгами.
— Ой, ма! — взвизгнул фиксатый, будто его зацепило. Глаза у него вытаращились от ужаса. Он затрясся, будто через него гнали электроток. Похоже, до фиксатого дошло, что мы не правоохранители и нам не стоит говорить, что, мол, «на все вопросы буду отвечать только в присутствии адвоката».
Заволновался и информатор. Ему пришло в голову, что мы можем быть вовсе не чудо-юдовцами, а кем-то еще. Например, представителями почтенного Абдулвахида Мирзоевича, которому надоело ждать вердикта здешнего толковища. Кто его знает, какими возможностями для пеленгации сотовых телефонов располагают граждане свободного Пакистана?
— Дай им волну на взаимоагрессию!
— Уже, — усмехнулся оператор, — нехай теперь мочат друг друга. Без применения огнестрельного. И без крику. Правильно рассудил? А то в поселке напугаются и в ментуру позвонят.
Конечно, кое-какой шум с дачи до нас долетел. Беготня, тупые звуки ударов, треск мебели. Но мы находились совсем близко. В поселке на другой стороне оврага вряд ли придавали какое-то значение этой возне, даже если и слышали. Там и в голову не приходило, что на даче идет резня.
Конечно, на маленьком экранчике, к тому же очень блеклом, разглядеть, что происходит, было очень трудно, тем более составить общее представление о месиловке. Вдобавок изображение все время металось, прыгало, тряслось и иными способами извращалось. Ведь мы смотрели то, что видел своими глазами наш информатор. Кстати сказать, я как-то не усек, почему изображение вообще не исчезло, когда ГВЭП переключили в минусовой режим. По идее, теперь наш генератор излучал энергию и не мог принимать ее. Но задавать вопрос суровому Богдану не очень хотелось.
Да и времени не было. Надо было приготовиться к тому, чтобы вмешаться в ход событий. На экране мелькали кулаки и морды, один раз на секунду показалось голопузое тело Твистера, распростертое на полу посреди темной лужи. Кровь это была или пиво из разбитой бутылки — мы не поняли, экран был черно-белый, напомню. Потом отчетливо промелькнуло помертвелое лицо какого-то мужика, видимо, из тех, кто не присутствовал при разговоре, а вбежал в комнату уже после того, как началась драка. Еще чуть позже он же был замечен на полу, опять же посреди лужи. Но тут, можно не сомневаться, была кровища — повыше ключицы у мужика торчала рукоять финки.
Неожиданно наша «камера» задралась на потолок, и на фоне его появилась рожа фиксатого. Должно быть, он насел на нашего информатора и дубасил его кулаками по морде, потому что изображение стало мотаться из стороны в сторону.
— Даю импульс в режиме «У», — сообщил Богдан, который, должно быть, тоже получил предупреждение о том, что информатора надо оберегать. Кадр дернулся, мелькнули дрыгающиеся ноги фиксатого, а потом изобразилась его морда, по которой усердно и интенсивно пинали кроссовкой. Информатор, который получил управляющий импульс и резко увеличил свои боевые возможности, отдавал должок обидчику.
Минут через двадцать шум, и без того нешибко громкий, почти полностью стих.
— Ваня, слушай задачу! — сказал я почти шепотом, но знал, что юный «зомби», находившийся метрах в десяти, меня услышит. — Скрытно подойдешь к даче, осмотришь, всех чужих, кто снаружи, — уничтожь! Тех чужих, кто высунется из окон с оружием, — тоже. Вперед!
— Есть! — Ваня почти бесшумно перемахнул через поваленную яблоню и исчез в зарослях.
— Валет, слушай задачу! — Боец находился намного ближе, и тут тоже не было проблем. — Быстро и скрытно обойдешь вокруг забора, войдешь во двор через ворота. Всех чужих — уничтожить. При отсутствии во дворе живых — подойди к поваленной яблоне со стороны дачи. Вперед!
Валет исчез в дыре. Богдан тем временем перевел ГВЭП в плюсовой режим, вновь установив рукоятку на «Н». На изображение вернулся цвет, и четкость стала лучше.
Информатор, очевидно, сидел на стуле и курил. Виден был рдеющий огонек сигареты, зажатой между двумя ободранными пальцами и очень часто подносимой ко рту. Глаза его медленно, даже обалдело, по-моему, перемещались по комнате. Неприятная получилась эта картинка, тем более в цвете. Минимум пять человек валялись на полу, куда натекло столько крови, сколько не на всяком приличном мясокомбинате увидишь. Жив — по крайней мере, на первый взгляд — был только Киря, которому ножом капитально располосовали плечо. Кровь текла солидной струей, и бугай пытался пережать вену. Твистер лежал так же, как тогда, когда мы его мельком увидели. Лужа была вовсе не из пива. Живот и грудь тоже были в мелких каплях крови, но как его ухойдакали, покамест было неясно, потому что на торсе никаких заметных ран не просматривалось. Тот, кому воткнули в шею финку, был мертв с гарантией — уже и кровь не текла. А вот фиксатый мог быть и просто вырублен, и насмерть. Морда у него была разбита до неприличия, но не было впечатления, что информатор затоптал его насовсем. Еще один мужик судорожно дергался за каким-то невысоким предметом мебели — кажется, комодом. Помирает он или просто хочет подняться, мы не разобрали.
В это время у поваленной яблони появился Валет. Это означало, что во дворе никого из чужих нет. По крайней мере, в живом виде.
— Выдвигаемся! — сказал я Богдану, и на сей раз тот подчинился быстро. Быстро выдернул штатив из земли, задвинул его в пистолетную рукоятку ГВЭПа и пошел следом за мной.
Непосредственно рядом с дачей никого из чужих не было. Ни живых, ни мертвых. Ворота были закрыты на засов изнутри, но Валет, должно быть, прошел через незапертую калитку. Напротив ворот никаких домов и людей не было, только тупик дороги и кусты. Скорее всего, что никто не видел Валета во время его пробежки вокруг дачи, и он тоже никого не заметил, ибо тогда небось наверняка застрелил бы кого-нибудь, а мы услышали бы хлопки глушака. У ворот, во дворе стояли две синие «шестерки». Пустые.
Валет вместе с нами добежал до крыльца, где стоял Ваня, взяв на прицел дверь. Богдан покрутил что-то на ГВЭПе, поводил им из стороны в сторону и сказал:
— Живые только на первом этаже в правой угловой комнате. Информатор, Киря и фиксатый. Остальные — трупы.
— Ваня, Валет, стрелять только при угрозе нападения! В угловую комнату, вперед!
Бойцы дружно ломанули в дом, мы чуть приотстали. Сейчас меня беспокоило лишь одно: чтоб информатор с перепугу не дернулся. «Зомбики» запросто прошили бы его, если б ощутили опасность. А объяснять им, какой дядя хороший, а какой плохой, не было времени. Но, слава Богу, информатор не рыпался, так же, как и все остальные.
Трупов оказалось несколько больше, чем мы видели через мониторчик ГВЭПа. Во-первых, один зарезанный лежал на веранде дачи, а другой с головой, размозженной ударом монтировки, — у лестницы, ведущей на второй этаж. А во-вторых, в самой комнате помимо тех, что мы видели, валялись еще трое, не попавших в поле зрение информатора. Раны были шибко неаппетитные: одному в глаз загнали отвертку, другому вспороли брюхо охотничьим ножом — натуральное харакири исполнили! — а третьему почти начисто отрубили башку ударом топора по шее… Богдан только крякнул и сплюнул, но особо не забрезговал. Я, поотвыкши за год без малого от таких картинок, немного поежился, но блевать все-таки не стал. О Ване и Валете можно было и не упоминать — им один хрен, что труп, что бревно.
Должно быть, нас, как часто бывало, приняли за представителей закона. Фиксатый, которого Ваня с Валетом, врываясь в комнату, слегка приложили дверью, а потом еще и ногой поддали, сразу очухался, испуганно охнул, приподнялся и сел на полу, растерянно моргая и пытаясь покрутить головой. Должно быть, информатор его крепко напинал и по шее, потому это последнее движение у него явно не получалось.
— Сдаюсь! — первым произнес Киря. — Перевяжите, братаны, загибаюсь! Кровянка сходит, врача дадите — все скажу!
Нет, он нам был без надобности. Тем более что это он, сучий потрох, либо сам валил Варана и Бето, либо наводил на них своих паскудников. Ничего интереснее, чем информатор, он нам сказать не мог. Во всяком случае, мне так казалось, да и Чудо-юдо вовсе не настаивал на сохранении ему жизни. Можно было, конечно, дождаться, пока Киря окочурится естественным образом, но я не хотел выглядеть садистом.
— Говоришь, ты на офис наезжал? — Голос у меня был какой-то скучный, рутинный, такой, как у мента в конце рабочего дня.
— Он, он, начальник! — завопил фиксатый. — Одного сам завалил, а другого
— вот этот.
Фиксатый указал на парня с отверткой в глазу, который, конечно, ничего ни подтвердить, ни опровергнуть не смог.
— Пидор! — произнес Киря. — Стукач гребаный!
— Киря, — спросил я, указывая на крест, висевший у него на груди, — Ты в Бога веруешь?
— Верую, начальник… — У бугая, видать, что-то екнуло.
— И в церковь небось ходишь?
— Да…
— А тебе не говорили там, в церкви, что людей мочить — это смертный грех?
— Я вдруг почуял, что во мне пробуждается совершенно безудержная, сверхъестественная, прямо-таки дьявольская ненависть. И хотя мой голос звучал совершенно спокойно и ровно, во мне ни с того ни с сего забушевали эмоции. Мне захотелось не просто убить этого бугая, а убить как-нибудь ужасно, чтоб он испытал адские муки, прежде чем отрубится. При этом, как ни странно, умом я отлично понимал, что Киря ничем не хуже любого иного мокрушника — и вряд ли намного хуже Варана с Вето, которым случалось людей живьем в топках жарить. Уж во всяком случае, по сравнению со мной — он агнец Божий.
Еще секунда — и я наверняка воплотил бы в жизнь одну из леденящих душу картинок, которые услужливо стал малевать мозг. Но разум на этот раз победил. Палец нажал спусковой крючок «ПП-90».
«Ду-дут!» — короткая двухпатронная очередь ударила Кирю в рожу и швырнула на пол. Контрольный не требовался — почти все мозги покойного размазались по стене вместе с кровавыми брызгами.
— Ой, ма! — взвизгнул фиксатый, будто его зацепило. Глаза у него вытаращились от ужаса. Он затрясся, будто через него гнали электроток. Похоже, до фиксатого дошло, что мы не правоохранители и нам не стоит говорить, что, мол, «на все вопросы буду отвечать только в присутствии адвоката».
Заволновался и информатор. Ему пришло в голову, что мы можем быть вовсе не чудо-юдовцами, а кем-то еще. Например, представителями почтенного Абдулвахида Мирзоевича, которому надоело ждать вердикта здешнего толковища. Кто его знает, какими возможностями для пеленгации сотовых телефонов располагают граждане свободного Пакистана?