В предисловии к воспоминаниям она прописала главные свои жизненные принципы. И никогда, по ее словам, не отступала от принципа номер один – не выходить замуж, как бы ни складывались обстоятельства.
   Сомов осведомился у немолодого адмирала, отправится ли невеста вместе с ним на Терру. Нет? Отчего же? Хочет поучаствовать в боевой операции, «досмотреть до конца»? Задержится? Право же, нет смысла откладывать соединение двух любящих сердец. Испытываю непреодолимое желание сделать вам подарок! Капитан-лейтенант Пряхина прямо сейчас получит от меня назначение в метрополию и сможет сопроводить своего жениха. Не надо благодарностей. Не стоит. На моем месте любой мужчина.
   «…только не оставлять здесь…»
* * *
   Сдавая дела новому главкому, Бахнов оставил длинный, подробный, очень основательный рапорт. Девяносто девять сотых того, что в нем содержалось, Виктор узнал заранее. Вплоть до провинности двух техников с крейсера «Адмирал Нифонтов». Ребята рехнулись от скуки и сообразили самогонный аппарат, работавший от ходовой части корабля, иными словами, от реактора… Глубоко интернациональный экипаж корвета «Марина Войтехова» нашел другой способ расслабления. Корабль проходил штатную профилактику в доках Борхеса, оттуда совершил переход в систему Терры-9 и прибыл с опозданием. Экипаж находился в курортном состоянии, молодой улыбчивый капитан Андрей Даев, совсем недавно назначенный на корвет, добился своего: команда почти поголовно считала его своим парнем – Дрюня и Дрюня… Оказывается, по дороге «Марина Войтехова» под разными предлогами останавливалась в семи портах, как на грех выгадывая именно те дни, когда там что-нибудь праздновали. Экипаж принимал участие в местных торжествах совершенно официально. Офицеры вконец осоловели от визитов вежливости… Земной календарь не так просто соотнести с периодом обращения землеобразных планет вокруг их звезд и вокруг их собственной оси; корабельный календарь – вообще предмет бесконечных анекдотов; остается прибавить сюда церковный календарь, расходящийся даже у главных христианских конфессий… Команда корвета гениально сыграла на этом, отгуляв в семи портах девять праздников: два православных Рождества, два католических, два Дня независимости, один Новый год, одно Крещение и одну какую-то невыносимо-восточную экзотику, после которой штурман и два комендора слегли с неизвестной науке венерологией… Тут было о чем задуматься: группа флотов задремала, глядя на амурные проделки Бахнова. Она нуждалась в порядочной встряске. Сомов для начала загрузил трибунал эскадры, перебрал людей и в течение нескольких суток отправил вслед за старым главкомом и его «невестой» еще восемьдесят человек. Из них шестьдесят пять ничем не проштрафились, но их надо было менять, поскольку они были недостаточно надежны для хорошей драки. Дрюня числился в «проскрипциях» Сомова только вторым номером… Первым – корабельный священник «Марины Войтеховой». Разумеется, по благословению епископаа Владимира, старшего в православной иерархии группы флотов… Третьим – командор Собаченко, старший специалист по поиску ОП’ов. На его месте оказался кавторанг Бляхин. А четвертым – заместитель начальника штаба Рыжая Сандро, она же Александра Пашкина, она же всему флоту ведомый «приглядывающий человек» от самого Маслова…
   Но это так, частности. А один-единственный процент от всего рапорта заслуживал самого пристального внимания.
   Где именно наткнулся на искомый ОП злосчастный пассажирский лайнер новых шотландцев, никто определить не мог. Вообще, ОП’ы всех систем Лабиринта находились только в плоскости эклиптики. Кроме того, было известно, что лайнер пропал где-то внутри эллипса, который описывает Вальс – единственная планета системы, двигаясь вокруг звезды по имени Гармония. Поисковикам досталось колоссальное пространство. Восемь флотов поделили его на восемь приблизительно равных секторов.
   Так вот, к концу декабря 2140 года поисковики прочесали 92 % лакомой пустоты.
   «Мерзавец Маслов имел серьезный повод психовать… Извиняет ли это его? Хрена с два».
   Разные команды пришли к финишу с разными, но вполне сравнимыми результатами.
   У терранцев от их «удела» оставались необследованными примерно семь процентов.
   У России – те же семь.
   Ровно столько же у женевцев.
   У аравийцев – двенадцать.
   У новых евреев – десять.
   У китайцев – одиннадцать.
   У Латинского союза – пять.
   Зато у Нью-Скотленда всего-ничего: три процента.
   Когда только-только договаривались о таком разделе, наверное, многие были рады: можно обойтись без лишней драки. Но теперь все изменилось. Кое-кто вскоре останется не у дел, и уж будьте уверены – не уйдет просто так из системы, разослав остальным пожелания доброй удачи… Те, кто запаздывает, рискуют встретить непрошенных гостей на своих делянках.
   Кроме того, этот расклад оставлял сомовской группе флотов довольно скромный шанс на успех. Слишком многое зависело от слепого случая.
   Разглядывая схему «делянок» вокруг Гармонии, Виктор заметил: поисковые контингенты собрались по принципу естественных союзов, примерно так, как он себе и представлял. Российская империя – Терра-2 – Латинский союз – Поднебесная империя – Аравийская лига – Женевская федерация – Нью-Скотленд – Новый Израиль.
   «Допустим, – рассуждал он, – ОП найдется у нас. Отлично. Очень хорошо. Мы успеваем «застолбиться» на «второй тур». Об этом варианте и думать особенно нечего. К латино или на участок России мы тоже отлично успеваем; стоит договориться с ближайшими соседями не пихать друг друга локтями в случае… в том самом случае. О! Мендоса уже договорился в самых общих чертах. Что ж, выходит, не зря он ел свой главкомовский хлеб… надо выспаться. Что?»
   Он сам себе удивился. Мысль о благодатной силе сна вышла из подсознания хитрым финтом, обходя все поставленные на ее дороге кордоны, и окончательно оформилась в одно мгновение: «Надо выспаться, вот что! Иначе доведешь себя стимуляторами до розовых слоников».
   И розовый слоник, для начала еще очень маленький и очень издалека, приветственно вострубил, высоко подняв хобот.
   Виктор прикинул, что хуже: пропустить нечто бесконечно важное, вроде чужой атаки или обнаружения ОП’а, или приобщиться к танцам с розовыми слониками на зеленой лужайке. Поколебавшись недолго, он решил, что спать еще рано. Рано еще спать. Может быть, есть ход, и делать его надо сейчас. Прямо сейчас. Иными словами, Сомову нужны были еще одни сутки. На худой конец – часов десять…
   «…итак, продолжим. Я не успеваю фатально, если ОП откроется у женевцев. И с очень большой вероятностью – если его найдут новые шотландцы или аравийцы. Китайский вариант – должен успеть. Но… Поднебесная – странный союзник».
   В последние годы Русский мир и Поднебесная по старой памяти союзничали; во всяком случае, старались не перебегать друг другу дорогу. Но пути их постепенно расходились. Сомову казалось: две великих цивилизации переживают очередную молодость. Радуются новой коже, как змея, скинувшая прежнюю. А молодым всегда тесно. Старина Лопес сказал ему как-то: «У молодых размах локтей на метр шире, чем у стариков… Я правильно выразил по-русски?» Мендоса и Бахнов по очереди пытались вести с китайцами переговоры. Но при Мендосе во главе китайского флота стоял некий неолегист, и он смотрел на потомка каталонской аристократии как на мерзкого тупоумного варвара. Разговор не получился. А при Бахнове у них менялось правительство, и соответствующий этому событию медленный, величавый ритуал не был рассчитан на какие-то суетливые негоции с чужаками. Теперь – самое бы время поговорить. Но старший разведчик поискового контингента доложил Сомову: на флоте Поднебесной – великое брожение; секта Красных Драконов опять подняла голову; не время соваться.
   «…Поднебесная – странный союзник. И непонятно, как там с ними карта ляжет в крайних обстоятельствах. Бабушка надвое сказала, будем мы тут союзничать или бошки друг другу поотрываем… У этих с демографией всегда были проблемы… Так. Теперь еврейский вариант. Еще того хуже…»
   С Израилем у Русского мира были прекрасные отношения. Просто идеальные. Обе стороны с огромным взаимным уважением не лезли в чужие дела. С Новым Израилем хороших отношений не было ни у кого. У этих был настрой драться со всеми, и все заранее изготовились хорошенько дать сдачи.
   «Общий вывод: мне надо бы присутствовать в трех местах одновременно. Но как?»
   Он не мог даже теоретически допустить прокол. Ему нельзя не успеть. Он не имеет права не успеть.
   На протяжении нескольких часов Виктор прикидывал так и эдак скорость движения легких сил, сроки перехода десантных армад в состояние готовности «ноль», примерные потери при столкновении с таким составом противника… с вот таким… с третьим… с пятым… с десятым… Выходило толчение воды в ступе. Штабные аналитики задолго до назначения его главкомом предсказали: вероятность успеха – от 24 до 45 %. Ни разу Сомов не вышел за пределы их прогноза. Ему даже не удавалось выбрать рекордные 45. Нет, так не пойдет.
   Потом он прикидывал, что будет, если драку затеять прямо сейчас. И неизменно получалось одно: нервы лечить надо.
   Потом вызвал старшего разведчика и получил все перспективы игры с терранскими агентами у женевцев и у новых шотландцев. Собеседник Сомова был полон энтузиазма, но Виктора в своем всесилии не убедил.
   Потом Сомов еще раз прошерстил все приложения к афинскому протоколу и… нашел.
   Нашел!
   Нашел?
   Да нашел же!
   Даже позволил себе стопку Погремушинского коньяку, ласкового, как некормленая домашняя кошечка. Погремушинский – не Экваториальный, конечно: благородство не то; но знатока утешить способен…
   Кажется, ключ от ситуации отыскался.
   Потому что «застолбить» участок на Терре-10 для «второго тура» разрешалось «любому количеству соответствующих специалистов». А раз «любому», то и одного человека достаточно.
   Сомов саркастически поздравил себя с ярко выраженным военным способом думать. Говоря себе «я», в смысле «я не успею», «мне не хватит артиллерийской мощи», «я не могу надеяться на такого-то союзника», он ведь имел в виду весь терранский флот, собранный для поисковой операции. Не больше и не меньше. Разумеется, вице-адмирал Сомов собственной персоной не может находиться одновременно в трех местах. Но если для заявки на «второй тур» хватит одного человека, то для доставки этого одного человека не нужен весь контингент. Потребуется всего лишь отряд легких сил. Скажем, мобильной флотилии, недостаточно сильной, чтобы всерьез испугать хозяев «призового» сектора… И во главе флотилии совершенно необязательно должен стоять он сам, терранский главком.
   Итак…
   Он позволил себе вторую стопочку. Сон как рукой сняло.
   Итак…
   Надо действовать аккуратно и осторожно. Насколько это вообще окажется возможным… Но если понадобится драться – что ж, Сомов был готов драться.
   Кого поставить старшими? Кто у него вообще есть из самостоятельных людей?
   Сомову остро понадобились два хитрых, опытных и бесстрашных командира. И если хорошенько подумать, выбирать претендентов следовало из трех человек.
   Командир 5-й крейсерской бригады контр-адмирал Иоанна Княжевич?
   Начштаба поискового контингента вице-адмирал Иван Пряников?
   Флагманский артиллерист всего поискового контингента командор Петр Медынцев?
   Вся троица сейчас же представилась Сомову в виде дамы бубен, короля пик и короля червей. Княжевич тридцать девять лет, Пряникову – семьдесят два, а Медынцеву – сорок четыре.
   Сразу перевернул «рубашкой» кверху карту Медынцева. Очень квалифицированный человек. Очень исполнительный. С опытом боевых действий. Но псих. Самоубийца. Когда-то Сомов служил с ним на одном рейдере и знал его неплохо… Нет. У Виктора имелось одно задание для форменного самоубийцы артиллерийского профиля. Вообще, вакансии для самоубийц имелись в изобилии… Но Медынцев – особый случай. Для оного задания как раз требовался собранный, дисциплинированный, смелый псих, желательно в высоких чинах. Командор подходил идеально. Так что червового короля придется оставить на потом.
   Бубновая дама… Очень мила, кстати. Настоящая амазонка. Марго выпало служить – она и служит. Княжевич – совсем другое дело. Это истинная богиня войны, которой до сих пор не выпадало ни единого шанса пальнуть по настоящему врагу, а не по учебным мишеням. Инициативная. Волевая. Энергичная. Напористая. Не подходит. Потому что нужен хитрый и осторожный человек, а не напористый и волевой. Нет. Он не без сожаления перевернул даму бубен.
   Пиковый король. Опыт… кое-какой имеется. Немного его, но все-таки. Сомов придерживался того мнения, что день войны толковому офицеру дает больше, чем год службы в мирное время. А у этого дедушки были мишени, способные за себя постоять. Хитрый? Очень даже хитрый. По возрасту бесспорно подлежит отправке на покой, но ухитряется обмануть и врачей, и начальство. Тратит на медицину все свое жалование – лишь бы не уходить с флота. Медики просто диву даются: дедушка как новенький, как минуту назад с конвейера… Начальство делало поползновения с почетом убрать адмирала, но клан Пряниковых-Ветрогоновых, самый богатый во всем Русском секторе, умел постоять за своих людей. Притом Иван Филиппович владел тонким искусством не создавать себе врагов. Он занимал во флотской иерархии очень высокое место, можно сказать, на самой верхушке, но никто не говорил, мол, это место – не его. Иван Филиппович не давал повода. Итак, Пряников? Выходит, так.
   Но это, допустим, один из двух. А нужно-то два…
   И хорошо бы рейдерника. Пронырливого наглого рейдерника. Опыт работы на крейсерах – тяжеловесен. Опыт работы на корветах – получше (и, кстати, Пряников когда-то командовал корветом на Русской Европе), но тут «дальнобойности» не хватает. Корвет, по большому счету, скорлупка. В отрыве от основных сил ему работать не приходится… А терранской рейдерной флотилией командует хороший человек, умный, рассудительный, но куража, положенного ему по профилю, начисто лишенный. Не то. А если… определенно. Господи, спасибо Тебе, надоумил. Есть ведь рейдерник. Да еще какой. Только чуть-чуть не в форме… Или в форме?
   Сомов вызвал дежурно офицера.
   – Ивана Филипповича мне сюда. Срочно. И контр-адмирала Вяликова… да, иностранного специалиста. С интервалом в четверть часа.
   Когда начштаба появился в каюте Сомова, главком встал, приветствуя его, и протянул руку. Этот человек заслуживал уважения. Но не такого, когда, поздоровавшись, осведомляются: «Как дела? Как здоровье?» Нет, Пряников заслуживал того, чтобы с ним начинали серьезный разговор без лишних предисловий.
   – Я прошу вас, Иван Филиппович, сформировать и возглавить мобильную эскадру. Задача: постоянное присутствие в поисковых секторах Женевской федерации и Аравийской лиги. Наблюдение. Перехват информации… А теперь главное. Если ОП на Терру Эсхату обнаружат они, вам надлежит прорваться к планете и десантировать любой ценой до подхода основных сил. Если от вашей летучей эскадры не останется ни единого вымпела, но хотя бы один штурмовик высадится вовремя, мы получаем право на «второй тур». Это может потребовать большой осторожности и… при определенных обстоятельствах… большого самоотвержения. Вы готовы?
   – Как прикажете, Виктор Максимович.
   Пряников остался каменно спокоен. По словам его, по интонации, в них вложенной, было видно: он бы не мобильное соединение возглавил, он бы с удовольствием принял командование всем контингентом; ну да чем Господь благословил, то и хорошо. Требуется осторожность? Понимаем. Требуется самоотвержение? Значит так судил Бог.
   – Отлично. Самостоятельно прочесывать сектор не пытайтесь. Если вами заинтересуются – лавируйте, тяните время, переходите из сектора в сектор. Постарайтесь не вступать в огневой контакт. Задача ясна?
   – Полагаю, цель этого рейда я вполне уяснил, Виктор Максимович… – Пряников опять же одной интонацией намекнул: последний вопрос главкома надобно считать совершенно излишним.
   «Жаль, дипломатом не родила меня мама», – Сомов мысленно отвесил себе оплеуху.
   – Что дадите, Виктор Максимович?
   И это был вопрос вопросов.
   В распоряжении вице-адмирала Сомова было четыре крейсерских бригады: 1-я, 2-я, 3-я и 5-я. Это восемь линейных крейсеров и тридцать два броненосных. А также шестнадцать рейдеров, море корветов, транспортов, ремонтных, десантных кораблей, «Аргентина» и «Бастион». Восемь десантно-диверсионных капсул. Пятнадцать десантно-штурмовых корпусов, плюс отдельные части поддержки… а это чуть больше ста тысяч человек. Вроде бы сила основательная, к тому же – отборные люди, лучшие корабли. Но у женевцев мощных артиллерийских кораблей в три с лишним раза больше при равенстве по численности десанта. Их главком Иоахим Валанс спит и видит маленькую флотилию терранцев на расстоянии удара главного калибра. А у китайцев аж четыреста тысяч штурмовиков… И распылять силы крайне рискованно.
   – Крейсер дам один. – Сомов колебался: дать линейный или броненосный. Первый сильнее по артиллерии и больше по размеру. Серьезный защитник для всех остальных… Но его и потерять будет больнее. Нет. – Броненосный. Зато самый быстроходный.
   – «Святую Троицу»?
   – Точно так. Ожидали, Иван Филиппович?
   – Это очевидно, Виктор Максимович. Я бы и сам так поступил.
   – Из легких сил… Прежде всего, пять рейдеров. Три малых десантных корабля. На всякий случай.
   – На тот самый, – улыбаясь, полувопросительно произнес Пряников.
   – Именно. И два быстроходных транспорта с боезапасом, топливом, пищей. Чтобы вы чувствовали себя там более независимо… Я вижу, у вас есть какой-то вопрос.
   «Еще бы! Еще бы вопросу-то не быть!» – если бы Пряников ответил сейчас отрицательно, Виктор усомнился бы в правильном выборе командира мобильной эскадры. Он сам почувствовал бы холод непоправимой ошибки. Морозец бы пополз из нижней части живота, как уже бывало не раз, кстати, почему именно оттуда? Орган там какой-то, специально для флотских офицеров присаженный? Незаметно. Еще в училище. По хитрой медицинской программе… Бред. Или с этим родиться надо? А с чем, собственно?
   – Виктор Максимович, позвольте мне удивиться.
   «Вот так. Справный дедушка. Чует подвох. Такой-то и нужен».
   – Да, Иван Филиппович.
   – Три малых десантных корабля это максимум три батальона штурмовиков. Полагаю, чтобы долетел хотя бы один, потребуется не меньше трех бригад. Возможно, мои соображения покажутся…
   – Нет. Соображения правильные. Но там будет не три батальона и уж тем более не три бригады. Там будет один батальон. Один батальон смертников.
   – Я готов выполнить ваш приказ, господин вице-адмирал. Но при таком составе отряда, предназначенного для высадки, считаю, что задача будет сорвана. Простите, операция, с моей точки зрения, требует дополнительного продумывания.
   Сомов любовался им. Тощий. Сухой – суше Маслова. Строгий. Седенький. Безукоризненно точный в движениях. Безукоризненно точный в выражениях. Пальцы аристократически тонкие, никто не сказал бы про них: вот, пальцы военного человека. Не по-стариковски быстро думает. Не по-стариковски четко определяет, когда честь стоит больше карьеры. Ведь какие бы серьезные люди ни стояли за его спиной, сейчас за спиной Сомова – сам Маслов…
   Во всем облике адмирала Пряникова сквозила благородная твердость.
   – Я знаю, о чем вы думаете, Иван Филиппович. Молокосос швыряется людьми и кораблями, напрашивается на лишние потери. Поверьте, не стоит думать обо мне как о легкомысленном шалопае, способном допускать такие ошибки…
   И он кратко изложил суть задумки.
   Люди чаще всего, задумавшись о важных вещах, помогают себе размышлять странноватыми движениями. Почесываются. Потирают лоб. Потирают подбородок. Гримасничают. Принимаются мучить пальцами какую-нибудь мелкую вещицу. На худой конец, раскуривают трубку. Пряников думал, пребывая в полной неподвижности. Наконец, он в полной мере оценил замысел Виктора:
   – Прошу простить меня, господин вице-адмирал…
   – Виктор Максимович.
   – Прошу простить меня, Виктор Максимович. Я несколько поторопился в оценке ситуации… Это возможный ход.
   Только в этот момент Сомов почувствовал: а ведь он нуждался в одобрении со стороны. Ему хотелось услышать от Пряникова, мол, идея осуществима. Главком он там, или не главком…
   И, пожалуй, не стоит позволять себе таких вещей. Даже подсознательно. Иначе гроша медного не стоит его командирский авторитет, и зря его сюда сунул проклятый Маслов.
   – У меня к вам будет еще одна просьба, Иван Филиппович. Настоятельно прошу вас, побудьте… своего рода экзаменатором.
   – Эк-за-ме-на-то-ром?
   Брови Пряникова поползи вверх.
   – Да. Можете ли вы определить, насколько старший офицер в курсе тактических и технических новинок последних… скажем… десяти лет. Десяти или двенадцати лет.
   – Это несложно, Виктор Максимович. Но вы и сами, думаю…
   – Нет. – Перебил его Сомов. – Мне это будет неудобно. В данном случае ваши почтенные годы будут очень полезны для дела.
   – Э-э… абитуриент… старше вас?
   – Вы правы. Но в данном случае важен не только возраст. Он был когда-то моим учителем. Отсюда происходит некоторое легко объяснимое неудобство.
   Сомов отметил про себя, до чего же легко он копирует чопорную манеру Пряникова. Есть в ней какая-то притягательная сила. Ему нравилось, когда люди изъясняются чисто и правильно.
   – Хорошо. Если это необходимо, Виктор Максимович… что ж, зовите адмирала Вяликова.
   «Досье на меня собрал, старый проходимец?»
   Вяликов не заставил себя ждать. Виктор так и не смог отучить себя пялиться на его левую руку. По виду – как настоящая. Но… но… есть в ней что-то непередаваемо жуткое. Сумасшедшая пластика движений – словно рука живет самостоятельной жизнью, совершенно не подчиняясь… кому? хозяину? симбионту? Биопротез – странная штука.
   Сомов повел себя в точности так же, как и с Пряниковым: встал, поздоровался, подал руку. Предложил сесть. Потом помолчал несколько секунд, прикидывая, как бы получше начать.
   – Даниил Дмитриевич… у меня для вас серьезная работа. Больше всего того, чем вы командовали на прошлой своей войне. Существенно больше. Здесь вы числитесь иностранным военным специалистом. Мои приказы действительны для вас в ограниченном диапазоне. Если вы при свидетеле возьмете на себя ответственность наравне с терранскими офицерами… я предложу вам эту работу.
   – Вы дали мне вторую жизнь. Вы можете располагать ею, как вам вздумается.
   «У стариков был стиль. Мы проще, проще…»
   – Мне вздумается посадить вас за парту. Здесь и сейчас. Господин вице-адмирал! Сколько вам понадобится времени?
   – Не более получаса, Виктор Максимович… – откликнулся Пряников.
   – Приступайте.
   Выходя из каюты, главком старался не встретиться взглядом с Вяликовым. Боже упаси! Но для дела надо.
   Ординарец сделал ему чаю. Сомов глотал несладкий настой на терранских груздях – чай ни в каком виде не хотел приживаться на Терре-2, а груздь, если его со знанием дела приготовить, мертвого из гроба подымет – и пытался определить чувство, плескавшееся в нем без малого час. Он был счастлив. Он был беззаветно счастлив, найдя тот самый ход, лучший, выигрывающий. Счастье оказалось столь высокого качества, что даже стыд его не брал. Да, Катенька и дети бог знает где, и с ними нехорошо. Да, сейчас один человек в годах пытает другого человека в годах, причем испытуемый когда-то был капитаном корабля, на котором Сомов служил в невысокой должности судового инженера. Да, он устал, как собака…
   И один хрен, давно Виктор не испытывал столь оглушительного наслаждения.
   Всю жизнь он шел к большому настоящему делу. Всю жизнь мечтал о нем, как мечтает всякий настоящий мужик. Всю жизнь натянутой струной звенела в нем тоска: нет, не будет, нет, пройдет мимо. И всю жизнь он готов был сделать шаг из строя и получить тот самый, единственный приказ. Собрать тот самый, единственный корабль. Совершить тот самый, единственный маневр… И абсолютно так же готов был Хосе Лопес. И адмирал Пряников. И оабовец Миколайчик. И добрая половина поискового контингента. Вся Терра, стремительно поднимаясь, давно желала большого настоящего дела, рывка, победы. Мужские души томились от напряженного ожидания. Наверное, женские души волновало то же самое, но женщин Сомов знал худо – кроме своей матери и своей жены… А вот мужчины – да, те точно ждали и терзались. В их сердцах пели древние флейты, и жизнью стоило бы рискнуть, ради того, чтобы подняться до высоты их мелодии…