Страница:
– Ответ прост, дорогой капитан. Обращение на «вы» – это награда тем людям, которых я уважаю.
Глава 3. Еще раз
Глава 4. Давид во чреве Голиафа
Глава 5. Проблемы тактики
Глава 3. Еще раз
Первая неделя января 2141 года, числа не имеют значения.
Борт броненосца «Бастион».
Хосе Лопес, мужчина бальзаковского возраста, Маргарита Бондарь, женщина, сохранившая юность души.
«Здравствуйте, уважаемый сеньор Лопес!
Вероятно, Вы удивитесь, когда увидите это письмо в своей каюте. Разумеется, у меня были все возможности поговорить с Вами, поскольку сейчас, после многолетнего перерыва мы опять служим с Вами бок о бок. Не поймите последнее выражение (зачеркнуто слово, еще одно слово, вписанное над строкой, и еще одно – под строкой)… превратно.
Когда-то наше с Вами (зачеркнуто слово, запятая, еще одно слово)… наш с Вами диалог, если позволите его так назвать, приносил мне ощущение легкости и теплоты. Мне не хотелось бы, чтобы Вы подумали про меня какие-нибудь сальные глупости. Кажется, тогда Ваше внимание свидетельствовало о… (вычеркнут абзац)… Вы тоже (вычеркнуто полторы строки)… но сейчас я даже в этом не уверена. Простите, если я перехожу границы… (зачеркнуто три слова, из них два тщательно замазаны чернилами).
Я пишу письмо, поскольку разговор о некоторых важных вещах для меня крайне затруднителен. Особенно в обстановке, когда наш корабль набит командой и штурмовыми подразделениями, как банка солеными груздями. Поэтому я пишу письмо.
Полагаю, в такой ситуации простительны некоторые колебания, хотя именно колебаний я и не люблю в себе. Это свидетельствует о недостатке воли. Но сейчас я прошу Вас быть снисходительной ко мне.
Я… (зачеркнуты три строки) никак не могу забыть тех давних дней, которые мы с Вами провели, то есть, когда мы с Вами вместе служили на борту рейдера (еще три строки замазаны до полной невнятицы, разобрать можно только слова «…лучшее из всего, что со мной…»).
Четыре раза я бралась за это письмо, писала, а потом рвала к клочки. До сих пор я не знаю, как мне правильно рассказать Вам… вернее объяснить Вам… (дальше четыре строки зачеркнуты)… несколько сбивчиво, но я уже не способна самостоятельно определить, так это или не так.
Моя жизнь не научила меня словам, которыми можно было бы передать, до чего я волнуюсь и как я боюсь.
…(зачеркнуто два абзаца)… утратила гордость, то (зачеркнуты две строки)…
Мне кажется, Вы готовы дарить свое внимание любой женщине (слово «женщине» зачеркнуто, сверху написано «даме») на борту корабля, и лишь со мной Вы ни разу не перемолвились даже словечком, если это не касалось воспросов службы. Почему ты Вы… (вычеркнут абзац).
Извините. Прошу простить мою дерзость.
Кстати, я пишу по-русски, хотя вежливее было бы написать по-испански, но как раз сейчас вся испанская грамматика выскочила у меня из головы, простите, не люблю сажать ошибки, но это, наверное, неважно, потому что Вы поймете… (зачеркнуто девять строк).
Милый мой Хосе, я тебя люблю. Я тебя очень люблю. Вот и все. Я так люблю тебя, что, кажется, сейчас разорвусь от любви. Посмотри на меня! Извини, пожалуйста, если это все вышло нелепо и неуместно. Я не знаю, какие еще слова нужны.
Вот, сделано.
Я оставляю письмо.
Генерал-майор десантно-штурмовых войск
Маргарита Бондарь»
Два часа спустя.
«Благороднейшая сеньора Маргарита!
Ваше письмо стало для меня истинным подарком небес…
Я сбиваюсь. Всю жизнь моя речь лилась как песня, как серенада, но кажется то, что сейчас происходит со мной, не требует ни песен, ни серенад. Теперь все иначе. Я хочу сказать просто, но проклятая привычка мешает мне. Простите меня, если я буду слишком велеречив.
Сеньора! Я помню о тех славных днях, когда мы были рядом. Прошло полтора десятилетия, но я не забыл о Вас. Все, что происходило со мной после того, было ниже и пошлее. Вы, возможно, не поверите мне, но такова правда, и в том Господь мне свидетель.
Кажется, первой моей мыслью, после того, как мы встретились вновь, было: «Жизнь переменится». С замиранием сердца я вдыхал аромат этой великой перемены, и трепетал, не смея начать первым. Право же, лишь этим объясняется мое поведение, в котором Вы могли найти признаки какой-то особенной суровости и неприветливости. Бывает так, что я вспыхиваю недостойным и скоротечным чувством, и тогда мои переживания легче (все предложение зачеркнуто). Сейчас, поверьте, лишь моя робость была препятствием для доброго и честного объяснения. Впрочем, я знал, что это все равно когда-нибудь случится.
Сеньора Маргарита, мое серрдце бьется учащенно. Иногда говорят: «Жизнь дает только один неповторимый шанс. Один-единственный!» А я верю, что ничего неповторимого нет. По воле Божьей, все возможно. Отчего нашим чувствам не подняться до высот тонкого пламени еще раз?
Было бы низостью не ответить Вам на тот вопрос, который так и не был задан в Вашем письме, в силу особой изысканности Вашей душевной организации. Люблю ли я Вас?
Да, Марго, да! Именно тебя я люблю, и никого больше! Да, Марго, да, да, да, да!
Твой Хосе,
имущество, навсегда отданное тебе.
P.S. Давай поговорим.»
Борт броненосца «Бастион».
Хосе Лопес, мужчина бальзаковского возраста, Маргарита Бондарь, женщина, сохранившая юность души.
«Здравствуйте, уважаемый сеньор Лопес!
Вероятно, Вы удивитесь, когда увидите это письмо в своей каюте. Разумеется, у меня были все возможности поговорить с Вами, поскольку сейчас, после многолетнего перерыва мы опять служим с Вами бок о бок. Не поймите последнее выражение (зачеркнуто слово, еще одно слово, вписанное над строкой, и еще одно – под строкой)… превратно.
Когда-то наше с Вами (зачеркнуто слово, запятая, еще одно слово)… наш с Вами диалог, если позволите его так назвать, приносил мне ощущение легкости и теплоты. Мне не хотелось бы, чтобы Вы подумали про меня какие-нибудь сальные глупости. Кажется, тогда Ваше внимание свидетельствовало о… (вычеркнут абзац)… Вы тоже (вычеркнуто полторы строки)… но сейчас я даже в этом не уверена. Простите, если я перехожу границы… (зачеркнуто три слова, из них два тщательно замазаны чернилами).
Я пишу письмо, поскольку разговор о некоторых важных вещах для меня крайне затруднителен. Особенно в обстановке, когда наш корабль набит командой и штурмовыми подразделениями, как банка солеными груздями. Поэтому я пишу письмо.
Полагаю, в такой ситуации простительны некоторые колебания, хотя именно колебаний я и не люблю в себе. Это свидетельствует о недостатке воли. Но сейчас я прошу Вас быть снисходительной ко мне.
Я… (зачеркнуты три строки) никак не могу забыть тех давних дней, которые мы с Вами провели, то есть, когда мы с Вами вместе служили на борту рейдера (еще три строки замазаны до полной невнятицы, разобрать можно только слова «…лучшее из всего, что со мной…»).
Четыре раза я бралась за это письмо, писала, а потом рвала к клочки. До сих пор я не знаю, как мне правильно рассказать Вам… вернее объяснить Вам… (дальше четыре строки зачеркнуты)… несколько сбивчиво, но я уже не способна самостоятельно определить, так это или не так.
Моя жизнь не научила меня словам, которыми можно было бы передать, до чего я волнуюсь и как я боюсь.
…(зачеркнуто два абзаца)… утратила гордость, то (зачеркнуты две строки)…
Мне кажется, Вы готовы дарить свое внимание любой женщине (слово «женщине» зачеркнуто, сверху написано «даме») на борту корабля, и лишь со мной Вы ни разу не перемолвились даже словечком, если это не касалось воспросов службы. Почему ты Вы… (вычеркнут абзац).
Извините. Прошу простить мою дерзость.
Кстати, я пишу по-русски, хотя вежливее было бы написать по-испански, но как раз сейчас вся испанская грамматика выскочила у меня из головы, простите, не люблю сажать ошибки, но это, наверное, неважно, потому что Вы поймете… (зачеркнуто девять строк).
Милый мой Хосе, я тебя люблю. Я тебя очень люблю. Вот и все. Я так люблю тебя, что, кажется, сейчас разорвусь от любви. Посмотри на меня! Извини, пожалуйста, если это все вышло нелепо и неуместно. Я не знаю, какие еще слова нужны.
Вот, сделано.
Я оставляю письмо.
Генерал-майор десантно-штурмовых войск
Маргарита Бондарь»
Два часа спустя.
«Благороднейшая сеньора Маргарита!
Ваше письмо стало для меня истинным подарком небес…
Я сбиваюсь. Всю жизнь моя речь лилась как песня, как серенада, но кажется то, что сейчас происходит со мной, не требует ни песен, ни серенад. Теперь все иначе. Я хочу сказать просто, но проклятая привычка мешает мне. Простите меня, если я буду слишком велеречив.
Сеньора! Я помню о тех славных днях, когда мы были рядом. Прошло полтора десятилетия, но я не забыл о Вас. Все, что происходило со мной после того, было ниже и пошлее. Вы, возможно, не поверите мне, но такова правда, и в том Господь мне свидетель.
Кажется, первой моей мыслью, после того, как мы встретились вновь, было: «Жизнь переменится». С замиранием сердца я вдыхал аромат этой великой перемены, и трепетал, не смея начать первым. Право же, лишь этим объясняется мое поведение, в котором Вы могли найти признаки какой-то особенной суровости и неприветливости. Бывает так, что я вспыхиваю недостойным и скоротечным чувством, и тогда мои переживания легче (все предложение зачеркнуто). Сейчас, поверьте, лишь моя робость была препятствием для доброго и честного объяснения. Впрочем, я знал, что это все равно когда-нибудь случится.
Сеньора Маргарита, мое серрдце бьется учащенно. Иногда говорят: «Жизнь дает только один неповторимый шанс. Один-единственный!» А я верю, что ничего неповторимого нет. По воле Божьей, все возможно. Отчего нашим чувствам не подняться до высот тонкого пламени еще раз?
Было бы низостью не ответить Вам на тот вопрос, который так и не был задан в Вашем письме, в силу особой изысканности Вашей душевной организации. Люблю ли я Вас?
Да, Марго, да! Именно тебя я люблю, и никого больше! Да, Марго, да, да, да, да!
Твой Хосе,
имущество, навсегда отданное тебе.
P.S. Давай поговорим.»
Глава 4. Давид во чреве Голиафа
10 января 2141 года.
Орбита планетоида Пушкин в системе звезды Солетта.
Александр Сомов, возраст перекрывается образом жизни.
Иногда недеяние – лучшее действие.
Недеяние Сомова-младшего входило в разработанную им тактику как элемент, без которого нельзя обойтись.
Довольно долго он выходил в сеть только для сбора сведений. Никаких диверсий! Аккуратность и осторожность стали его девизом. Более того, Саше грозили еще три месяца почти полного бездействия и добровольного заключения в пищеблоке.
Когда-то он потратил несколько часов на решение логической задачки из области тактики: как действовать очень, очень маленькому и слабому бойцу против огромного и могучего неприятеля? Если, разумеется, на горизонте нет другого такого же дылды, с которым можно было бы подружиться… а его, прямо скажем, нет и не предвидится… Давиду, то бишь, мальцу, следовало бы отыскать ахиллесову пяту Голиафа, то бишь дылды, и нанести в уязвимое место единственный смертельный укол. Это в теории. Но на практике Сомову-младшему подобного рода сценарий совсем не подходил. Давид мог безответственно ухлопать Голиафа с помощью пращи, а потом торжествовать над его трупом. И Саша тоже мог бы устроить орбитальной станции «Бялы Палац» аварию с летальным исходом. Да запросто. Незамысловатая одиннадцатиходовка. Причем для некоторых частных решений – восьмиходовка… Но вся проблема в том, что его, сомовский Голиаф… выглядит неопределенно. Расплывчато. Убей «Бялы Палац» – и отправишься на тот свет со всеми его обитателями. Разумеется, загробное царство нельзя сбрасывать со счетов как объект изучения… изнутри, но нет достаточных гарантий, что получишь комфортабельные условия для интеллектуальной деятельности. Н-да. Мама и Варька, по всей видимости, рассчитывают на иное развитие ситуации. Более того, весь обслуживающий персонал станции и прочее ее население начнут путешествие в собственное посмертие без соборования и причащения; нелогично задевать интересы стольких людей в такой важной сфере ради решения узкоспециальной проблемы…
Итак, вариант с простым укокошиванием Голиафа явно не проходит.
В сущности, действовать следует против одной только группы оабовцев. Разрабатывая тактику, Саша еще не знал, сколько их всего, но был уверен: не требуется много народу для охраны женщины, не имеющей навыков боевика, и двух детей… то есть, конечно, с их точки зрения – детей… Впоследствии он установил численность группы – четверо. Из них трое посменно наблюдают за пленниками, а еще во главе подразделения старший, некто Ян Каминский. Постепенно Саша выяснил график работы тюремщиков, личные особенности каждого оабовца и примерный уровень их полномочий в общении с начальником станции… Сомов-младший стремился учесть все до последней мелочи. Скрупулезность в таком деле не помешает. Она вообще никогда никому не мешала, помимо отъявленных бездельников и разгильдяев.
Взвесив все и вся, он понял: против Голиафа должна быть направлена его же собственная сила. В данном случае, у Давида есть лишь одно преимущество. Это, как ни странно, его ничтожество, мизерность, а значит, незаметность. Следует направить всю мощь возможностей Голиафа на благо Давида, но сам дылда не должен понять, что его действиями управляет маленькая хитрая букашка…
Идеально было бы придать всем необходимым действиям Голиафа рефлекторность; пусть они будут единственно возможным ответом на внешний раздражитель.
Дойдя до этой мысли, Саша перебрал ситуации, на которые станция будет реагировать на уровне мышечных сокращений человеческого тела: рвотный спазм – заблеванная скатерть.
Боевая тревога, нападение? Было.
Отказ энергосети? А что это дает? Ничего не дает.
Пожар? Тоже было.
Угроза взрыва в двигательных отсеках? Всеобщая эвакуация, неразбериха… и… всеобщая эякуляция. Нет. Все-таки, нет. Играть с ходовой частью – забава не веселее, чем ходить по ниточке над горячей сковородкой. Саша опасался на самом деле вывести из строя что-нибудь важное.
Имитация мятежа? Уже интереснее. Допустим, Каминский усадит маму и эту драную чувырлу в шлюп, отдаст швартовы и… и что – и? Можно, конечно, перепрограммировать кое-что в автономной системе управления шлюпом… Но Каминский прежде всего не купится. А значит, не сядет и швартовы не отдаст. Где это видано: на Терре – и вдруг мятеж! Сапоги всмятку. Романная романтика. За всю историю Терры мятеж случился всего один раз, да и тот чаще называют войной за независимость…
Эпидемия? Отлично. Чего? Коклюша? Трясучей лихорадки? Серебряного столбняка? Последняя эпидемия посетила терранцев лет сорок назад.
Может, массовое буйное помешательство? Очень смешно.
Хотя…
Очаг панфирного заражения! Вот оно, вот оно…
Мило!
Распространяется с чудовищной быстротой, вводит целые толпы в состояние неконтролируемого ужаса, агрессивности и, затем, суицидального пароксизма. Лечится в основном пулей в лоб. Великолепно! Что может быть лучше хорошей панфирной атаки?!
После нескольких печальных инцидентов это оружие было запрещено на веки вечные, но тайно им располагает, наверное, добрый десяток держав. Наверное. Может быть, два десятка…
Саша осторожно проверил, какая именно реакция на появление панфирного очага вбита в основную административную сеть.
…!
Зараженный сектор станции герметизируется и отстреливается напрочь. Он просто-напросто превращается в маленький рукотворный астероид. В принудительном порядке и без малейшего предупреждения всем тем, кто его населяет. Жестокое правило, но, наверное, справедливое – хотя бы часть обслуживающего персонала получает шанс выжить.
Кажется, когда-то, в старину, нечто подобное называли «русской рулеткой»…
Правда, ему понадобится обмануть шестьдесят восемь биодатчиков. Сложная задача. У Саши долго не получалось составить необходимую программу. Целых восемьдесят минут. На восемьдесят первой получилось.
Так, допустим ему удастся отстыковать кусок станции с заветным кубриком. Дальше что? Куда девать четырех оабовцев? Куда девать еще несколько сот человек, живущих и работающих тут постоянно? Утилизировать? Богатая дебютная идея.
Ну, допустим, оабовцев он сможет запереть в тех помещениях, где они будут находиться на момент «панфирной атаки». Совсем несложное действие. Даже очень искусный боец немного навоюет, находясь перед запертой дверью… А вот остальная публика… Да, это проблема. Запереть всех? И как тогда самому перебираться с марша на марш? Как вытаскивать маму с этой ядовитой сколопендрой? Как выводить шлюп?
А если оставить разблокированным только путь отсюда до «тюремного» кубрика и от него до шлюпочного ангара? Да. Великолепно. И как раз там совершенно случайно встретится группа со всех сторон запертых и потому необыкновенно миролюбивых господ. «Куда путь держите, друзья?» – непременно спросят они с приличествующей случаю вежливостью, – «И, раз уж на то пошло, назовитесь, люди добрые…» Сомовы впопад ответят: «Эээ… к Матери Божьей Ченстоховской…» – «Пилигримы, значит?» – «Верно понято». – «А сюда какими судьбами?» – «Да вот, заблудились по дороге и совершенно случайно забрели». – «Может, помочь, чем-нибудь?» – «Да мы уж сами как-то. У вас тут и так незадача…» – «Ну, бредитя-бредитя, бог в помощь».
Значит, обслуживающего персонала к началу операции в секторе просто не должно быть. Есть же какой-нибудь, соль ему в сахар, мегасупераварийный режим, при котором сектор очищается от человеческого присутствия!
И, точно, режим отыскался. «Полная разгерметизация указанных помещений».
Этим не воодушевишь даже патологического оптимиста…
Но Саша очень старался. И он все-таки нашел искомую ситуацию. В середине марта на станции будет проводиться плановая САНИТАРНО-ЭКОЛОГИЧЕСКАЯ ПРОВЕРКА.
«Господи, благослови санитаров, экологов и иже с ними…»
Они будут переворачивать всю станцию вверх дном, отыскивая малейшие следы чего-нибудь болезнетворного. И на момент проверки личный состав будут переводить из инспектируемого сектора в соседний, а потом возвращать. Оабовцы, конечно же, останутся. Да и сами инспектора – тоже. Но полтора десятка безнадежно присутствующих – это не тысяча и даже не сотня, они нейтрализуются без вредных последствий… как бы это получше выразиться? Вполруки. Серией точечных ударов.
Оставалась ерунда – подождать три месяца. Не феерично, зато надежно.
Вот Сомов-младший и ждал…
Надо признаться, режим последних месяцев оказался исключительно благотворным для интеллектуальной работы. Сашу ничто не отвлекало от логических разысканий; ни суетливый быт, ни щебет чудесной девушки Дануты, ни учеба не нарушали хода логических разысканий. В данный момент его интересовало сопряжение некоторых прикладных областей астрофизики и того любопытного факта, что теория статистических процессов жестоко сбоит в мистической сфере… Впервые ему, кажется, удалось нащупать нечто действительно крупное. Во всяком случае, небезынтересное. Определенно. Только надо дожать, довести до конца. Поставить все точки над «и»…
А между делом он решил одну проблему романтического свойства. Разумеется, ОАБ сейчас внимательно изучает все то, что приходит на личный канал милой Дануты. И еще внимательнее – то, что уходит с борта станции «Бялы Палац». Любопытно, сколько народу занято сейчас этой чушью?
А ведь Данута, наверное, с ума сходит: куда разом пропало все сомовское семейство! И ее коханый с семейством вместе.
Вот обрадуется, наверное, когда на пороге у нее окажется человек из специального агентства с букетом роз и запиской: мол, не беспокойся, любимая, срочная командировка у отца, нам всем пришлось с ним… эээ… убыть… дела идут отлично, только проблемы со связью, целую, увидимся в мае! А счет за цветы оплатит Центральный Спортивный Клуб Флота по личной просьбе одного из великих мастеров трехмерного футбола. Он тут тренируется в условиях невесомости вот уже полгода и рассылает цветы всем двадцати возлюбленным по очереди… А там, где нашлось место двадцати, найдется и двадцать первой. Могут быть у великого мастера маленькие причуды?
ЦСКФ платит исправно. Лишних вопросов не задает.
Орбита планетоида Пушкин в системе звезды Солетта.
Александр Сомов, возраст перекрывается образом жизни.
Иногда недеяние – лучшее действие.
Недеяние Сомова-младшего входило в разработанную им тактику как элемент, без которого нельзя обойтись.
Довольно долго он выходил в сеть только для сбора сведений. Никаких диверсий! Аккуратность и осторожность стали его девизом. Более того, Саше грозили еще три месяца почти полного бездействия и добровольного заключения в пищеблоке.
Когда-то он потратил несколько часов на решение логической задачки из области тактики: как действовать очень, очень маленькому и слабому бойцу против огромного и могучего неприятеля? Если, разумеется, на горизонте нет другого такого же дылды, с которым можно было бы подружиться… а его, прямо скажем, нет и не предвидится… Давиду, то бишь, мальцу, следовало бы отыскать ахиллесову пяту Голиафа, то бишь дылды, и нанести в уязвимое место единственный смертельный укол. Это в теории. Но на практике Сомову-младшему подобного рода сценарий совсем не подходил. Давид мог безответственно ухлопать Голиафа с помощью пращи, а потом торжествовать над его трупом. И Саша тоже мог бы устроить орбитальной станции «Бялы Палац» аварию с летальным исходом. Да запросто. Незамысловатая одиннадцатиходовка. Причем для некоторых частных решений – восьмиходовка… Но вся проблема в том, что его, сомовский Голиаф… выглядит неопределенно. Расплывчато. Убей «Бялы Палац» – и отправишься на тот свет со всеми его обитателями. Разумеется, загробное царство нельзя сбрасывать со счетов как объект изучения… изнутри, но нет достаточных гарантий, что получишь комфортабельные условия для интеллектуальной деятельности. Н-да. Мама и Варька, по всей видимости, рассчитывают на иное развитие ситуации. Более того, весь обслуживающий персонал станции и прочее ее население начнут путешествие в собственное посмертие без соборования и причащения; нелогично задевать интересы стольких людей в такой важной сфере ради решения узкоспециальной проблемы…
Итак, вариант с простым укокошиванием Голиафа явно не проходит.
В сущности, действовать следует против одной только группы оабовцев. Разрабатывая тактику, Саша еще не знал, сколько их всего, но был уверен: не требуется много народу для охраны женщины, не имеющей навыков боевика, и двух детей… то есть, конечно, с их точки зрения – детей… Впоследствии он установил численность группы – четверо. Из них трое посменно наблюдают за пленниками, а еще во главе подразделения старший, некто Ян Каминский. Постепенно Саша выяснил график работы тюремщиков, личные особенности каждого оабовца и примерный уровень их полномочий в общении с начальником станции… Сомов-младший стремился учесть все до последней мелочи. Скрупулезность в таком деле не помешает. Она вообще никогда никому не мешала, помимо отъявленных бездельников и разгильдяев.
Взвесив все и вся, он понял: против Голиафа должна быть направлена его же собственная сила. В данном случае, у Давида есть лишь одно преимущество. Это, как ни странно, его ничтожество, мизерность, а значит, незаметность. Следует направить всю мощь возможностей Голиафа на благо Давида, но сам дылда не должен понять, что его действиями управляет маленькая хитрая букашка…
Идеально было бы придать всем необходимым действиям Голиафа рефлекторность; пусть они будут единственно возможным ответом на внешний раздражитель.
Дойдя до этой мысли, Саша перебрал ситуации, на которые станция будет реагировать на уровне мышечных сокращений человеческого тела: рвотный спазм – заблеванная скатерть.
Боевая тревога, нападение? Было.
Отказ энергосети? А что это дает? Ничего не дает.
Пожар? Тоже было.
Угроза взрыва в двигательных отсеках? Всеобщая эвакуация, неразбериха… и… всеобщая эякуляция. Нет. Все-таки, нет. Играть с ходовой частью – забава не веселее, чем ходить по ниточке над горячей сковородкой. Саша опасался на самом деле вывести из строя что-нибудь важное.
Имитация мятежа? Уже интереснее. Допустим, Каминский усадит маму и эту драную чувырлу в шлюп, отдаст швартовы и… и что – и? Можно, конечно, перепрограммировать кое-что в автономной системе управления шлюпом… Но Каминский прежде всего не купится. А значит, не сядет и швартовы не отдаст. Где это видано: на Терре – и вдруг мятеж! Сапоги всмятку. Романная романтика. За всю историю Терры мятеж случился всего один раз, да и тот чаще называют войной за независимость…
Эпидемия? Отлично. Чего? Коклюша? Трясучей лихорадки? Серебряного столбняка? Последняя эпидемия посетила терранцев лет сорок назад.
Может, массовое буйное помешательство? Очень смешно.
Хотя…
Очаг панфирного заражения! Вот оно, вот оно…
Мило!
Распространяется с чудовищной быстротой, вводит целые толпы в состояние неконтролируемого ужаса, агрессивности и, затем, суицидального пароксизма. Лечится в основном пулей в лоб. Великолепно! Что может быть лучше хорошей панфирной атаки?!
После нескольких печальных инцидентов это оружие было запрещено на веки вечные, но тайно им располагает, наверное, добрый десяток держав. Наверное. Может быть, два десятка…
Саша осторожно проверил, какая именно реакция на появление панфирного очага вбита в основную административную сеть.
…!
Зараженный сектор станции герметизируется и отстреливается напрочь. Он просто-напросто превращается в маленький рукотворный астероид. В принудительном порядке и без малейшего предупреждения всем тем, кто его населяет. Жестокое правило, но, наверное, справедливое – хотя бы часть обслуживающего персонала получает шанс выжить.
Кажется, когда-то, в старину, нечто подобное называли «русской рулеткой»…
Правда, ему понадобится обмануть шестьдесят восемь биодатчиков. Сложная задача. У Саши долго не получалось составить необходимую программу. Целых восемьдесят минут. На восемьдесят первой получилось.
Так, допустим ему удастся отстыковать кусок станции с заветным кубриком. Дальше что? Куда девать четырех оабовцев? Куда девать еще несколько сот человек, живущих и работающих тут постоянно? Утилизировать? Богатая дебютная идея.
Ну, допустим, оабовцев он сможет запереть в тех помещениях, где они будут находиться на момент «панфирной атаки». Совсем несложное действие. Даже очень искусный боец немного навоюет, находясь перед запертой дверью… А вот остальная публика… Да, это проблема. Запереть всех? И как тогда самому перебираться с марша на марш? Как вытаскивать маму с этой ядовитой сколопендрой? Как выводить шлюп?
А если оставить разблокированным только путь отсюда до «тюремного» кубрика и от него до шлюпочного ангара? Да. Великолепно. И как раз там совершенно случайно встретится группа со всех сторон запертых и потому необыкновенно миролюбивых господ. «Куда путь держите, друзья?» – непременно спросят они с приличествующей случаю вежливостью, – «И, раз уж на то пошло, назовитесь, люди добрые…» Сомовы впопад ответят: «Эээ… к Матери Божьей Ченстоховской…» – «Пилигримы, значит?» – «Верно понято». – «А сюда какими судьбами?» – «Да вот, заблудились по дороге и совершенно случайно забрели». – «Может, помочь, чем-нибудь?» – «Да мы уж сами как-то. У вас тут и так незадача…» – «Ну, бредитя-бредитя, бог в помощь».
Значит, обслуживающего персонала к началу операции в секторе просто не должно быть. Есть же какой-нибудь, соль ему в сахар, мегасупераварийный режим, при котором сектор очищается от человеческого присутствия!
И, точно, режим отыскался. «Полная разгерметизация указанных помещений».
Этим не воодушевишь даже патологического оптимиста…
Но Саша очень старался. И он все-таки нашел искомую ситуацию. В середине марта на станции будет проводиться плановая САНИТАРНО-ЭКОЛОГИЧЕСКАЯ ПРОВЕРКА.
«Господи, благослови санитаров, экологов и иже с ними…»
Они будут переворачивать всю станцию вверх дном, отыскивая малейшие следы чего-нибудь болезнетворного. И на момент проверки личный состав будут переводить из инспектируемого сектора в соседний, а потом возвращать. Оабовцы, конечно же, останутся. Да и сами инспектора – тоже. Но полтора десятка безнадежно присутствующих – это не тысяча и даже не сотня, они нейтрализуются без вредных последствий… как бы это получше выразиться? Вполруки. Серией точечных ударов.
Оставалась ерунда – подождать три месяца. Не феерично, зато надежно.
Вот Сомов-младший и ждал…
Надо признаться, режим последних месяцев оказался исключительно благотворным для интеллектуальной работы. Сашу ничто не отвлекало от логических разысканий; ни суетливый быт, ни щебет чудесной девушки Дануты, ни учеба не нарушали хода логических разысканий. В данный момент его интересовало сопряжение некоторых прикладных областей астрофизики и того любопытного факта, что теория статистических процессов жестоко сбоит в мистической сфере… Впервые ему, кажется, удалось нащупать нечто действительно крупное. Во всяком случае, небезынтересное. Определенно. Только надо дожать, довести до конца. Поставить все точки над «и»…
А между делом он решил одну проблему романтического свойства. Разумеется, ОАБ сейчас внимательно изучает все то, что приходит на личный канал милой Дануты. И еще внимательнее – то, что уходит с борта станции «Бялы Палац». Любопытно, сколько народу занято сейчас этой чушью?
А ведь Данута, наверное, с ума сходит: куда разом пропало все сомовское семейство! И ее коханый с семейством вместе.
Вот обрадуется, наверное, когда на пороге у нее окажется человек из специального агентства с букетом роз и запиской: мол, не беспокойся, любимая, срочная командировка у отца, нам всем пришлось с ним… эээ… убыть… дела идут отлично, только проблемы со связью, целую, увидимся в мае! А счет за цветы оплатит Центральный Спортивный Клуб Флота по личной просьбе одного из великих мастеров трехмерного футбола. Он тут тренируется в условиях невесомости вот уже полгода и рассылает цветы всем двадцати возлюбленным по очереди… А там, где нашлось место двадцати, найдется и двадцать первой. Могут быть у великого мастера маленькие причуды?
ЦСКФ платит исправно. Лишних вопросов не задает.
Глава 5. Проблемы тактики
Первая половина января 2141 года.
Борт линейного крейсера «Изабелла».
Виктор Сомов, 45 лет, и Боже мой, как он устал за эти годы!
Терранский главком и линейный крейсер «Изабелла» были старыми знакомыми. В тридцать четвертом Сомова назначили капитаном «Изабеллы», в тридцать шестом он спустился с борта крейсера на Зеркальное плато и потом едва-едва поднялся обратно… Виктор знал корабль как свои пять пальцев и любил его. Хорошая посудина. Мощная, отлично бронированная, с огромным запасом хода… Когда-то они на пару изрядно пошалили. Веселые были времена!
…Шел тридцать пятый год. Сомова вызвали в штаб ударных сил флота, и адмирал Мендоса, прямой его начальник, повел себя странно. Угостил Виктора сигарой стоимостью в месячное жалованье каперанга, улыбнулся… впрочем, нет. Скорее, попытался улыбнуться. Никогда он не либеральничал с подчиненными. Не его стиль. Мендоса был педантом. Высокомерным, умным, самолюбивым и в высшей степени справедливым в делах службы. А не либеральничал по той простой причине, что у человека дела нет на это времени. Как ни странно, его любили…
Адмирал посидел молча с полминуты, видимо, прикидывая, как бы получше начать неприятный разговор.
– О вас отзываются, как о дельном офицере… Впрочем… что за ерунда! Прошу простить, это не относится к вам… Хм. Итак… если вы не выполните задание, которое я имею честь вам предложить, меня, вернее всего, вышвырнут с флота. Отставка и гражданское состояние жизни плачут по мне.
Сомов, разумеется, ничего ему не ответил.
– …И поделом!
Мендоса попытался обрезать кончик сигары, но промахнулся и отчикал добрую треть. С удивлением посмотрел на дело рук своих, поднял бровь, поморщился. Обрубок месячноокладной сигары полетел в утилизатор.
– Вам предстоит участие в полицейской операции.
Военные скучают по войне. При этом они отлично помнят, что Бог сказал: «Не убий». И что война – это плохо. Просто ужасно тоскливо быть высокооплачиваемым профессионалом, не находящим себе никакого применения. Военные скучают по войне, как батальонный излучатель скучает по залповому огню.
Сомов не находил применения своим знаниям и навыкам вот уже девять с хвостиком лет. Он ответил:
– Я готов участвовать в любой операции.
– Как офицер офицера я прошу вас приложить максимум усилий. Забудьте о том, чем все это может закончиться для меня. В сущности, моя грядущая отставка – мое личное дело. Помните о том, до какой степени будет опозорен флот, если вы потерпите поражение…
И Мендоса отправил его заниматься джентльменами удачи.
Многие зарабатывали на жизнь пиратством. Баловались этим «дикие», никому не подчинявшиеся общины на Терре-6, – по большей части, из первопоселенцев-индонезийцев. В Солнечной системе безобразничали «космические синдикалисты» с Русской Венеры. Тамошние «черные капитаны» свято блюли жизненно важный принцип: «Русский мир – не трогаем!» По слухам, официально никем не подтвержденным, иногда правительство планеты Вальс отправляло своих военных пополнить вечно пустующую казну… Странные там люди: планета закрыта для всех чужаков, жители ее страшно довольны собой, но вечно нуждаются в деньгах.
Но все это, можно считать, цветочки. А ягодки – настоящий пиратский флот в системе Совершенства. Там, между третьей и четвертой планетами системы, – пояс астероидов. С него-то и начинается пиратское царство. На Джефферсоне и Дарвине (четвертой и пятой планетах системы) в каждой дыре по пиратской базе… Плюс базы на самом Совершенстве. Пиратство финансировали серьезные люди; в полулегальном режиме существовали акционерные компании по профилю… «экстремального грузооборота»; в правительство входили люди, купленные со всеми потрохами и до третьего поколения потомков; сюда можно добавить также основной государственный принцип Совершенства: «своих не выдаем!». Так что военный флот планеты, скорее, выступил бы в защиту местных пиратов, чем против них.
За последний год специалисты по «экстремальному грузообороту» дважды захватывали терранские корабли. В рабстве на Совершенстве оказалось 28 терранцев. Дипломатия, разумеется, ничем не помогла: местные начинают всерьез относиться к чужим переговорщикам, только если те доказали, что дубинка в их руках – тяжелее…
Терранская эскадра атаковала базы на Джефферсоне, пытаясь преподать наглядный урок тамошним скептикам. Скептики разлетелись, как стая ос, не приняв открытого боя. Все Внеземелье надрывало животики над незадачливыми терранцами.
Вскоре после этого в систему Совершенства отправился колоссальный грузовик «Коч», набитый всяческим товаром для терранских поселенцев на Терре-6, где император и самодержец всероссийский Даниил IV выделил им треть континента в аграрную концессию. Разумеется, никто не рискнул отпускать «Коч» без охраны. Терранский флот отправил для сопровождения целый… корвет. Почти новый. Внеземелье опять принялось хихикать над простаками-терранцами.
Попав в систему Совершенства, «Коч» должен был преодолеть коротенький путь от «входного» ОП’а из системы Терры-3 к «выходному» – в систему Терры-5. Ровно на середине маршрута его и встретили…
Против одного корвета-защитника собралось четырнадцать кораблей. Их флагман мало не дотягивал по вооружению до легкого крейсера. Пиратский вожак предложил сдаться без боя, не обещая взамен ничего, кроме жизни для обеих команд.
Капитан «Коча» в ответ… тоже предложил сдаться. На тех же условиях.
Три пиратских корабля, набитых абордажных дел мастерами, направились к грузовику. Их собратья расстреливали несчастный корвет. Тот браво отбрехивался изо всех арткомплексов, но по общему раскладу сил было ясно: корвет – не жилец.
…И тогда Сомов приказал открыть огонь. «Изабелла» рявкнула главным калибром, моментально преображаясь из милого и безобидного транспорта в чудовищный линейный крейсер. На первой минуте перестали существовать корабли с абордажными партиями. На протяжении второй минуты пиратский флагман потерял ход и капитулировал. На второй минуте вся прочая мелкота порскнула в разные стороны, но дальнобойные арткомплексы «Изабеллы» достали и разнесли еще три разбойничьих лохани.
С флагмана сняли полторы сотни джентльменов удачи, в том числе наиглавнейшего авторитета по «экстремальному грузообороту» – Тарса Зеленого Балахона. Захваченный корабль Сомов вознамерился отремонтировать и доставить на Терру-2 в качестве «приза».
Он не торопился, поскольку решил еще не все поставленные задачи…
Флотские аналитики не ошиблись. Не прошло и суток, а все порядочные люди Совершенства уже стояли на ушах. Совесть народная решила проявить добрую волю и… отправила на охоту за сомовским крейсером целую флотилию.
…спалили три легких крейсера с дистанции, не позволявшей нанести повреждения ответным огнем…
Сомов тогда подумал: а ведь когда-то две планеты были очень похожи – ковбойская Терра и гангстерское Совершенство. И сейчас в тот непередаваемый хаос, который царит на Совершенстве, можно смотреться, как в зеркало, и видеть собственную старину. Терранского настоящего там не увидишь. Давненько две биографии начали расходиться, и разошлись уже очень далеко…
Правительство Совершенства отправило на Терру-2 ноту протеста. Потом вторую. И третью вдогонку. Правительство Терры-2 не соизволило ответить. Транссистемная организация «Форум инакомыслящих» вякнула на все Внеземелье: «Акт государственного терроризма!» Но Маслов, тайно благословивший сомовскую вылазку, твердо знал: из-за полутора сотен шавок и четырех сотен шавочьих тушек, щедро высеянных порушенными пиратскими лоханями в плоть космоса, люди серьезные воевать не станут… Когда мельтешение поулеглось, он предложил обмен пленниками. Правительство Совершенство ответило:
– во-первых, на территории планеты нет и не может быть рабов, заложников, людей, захваченных с целью выкупа мифическими пиратами;
– во-вторых, если бы они и были, то административные структуры моментально обнаружили их, отправили на родину, и уж конечно не стали бы покрывать чью-то преступную деятельность: на Совершенстве закон суров;
– в-третьих, если менять, то всех на всех.
Маслов отдал 28 голов за 28 голов. Он был прижимист. Оплатил из государственной казны весь ущерб терранцам, пострадавшим от разбоя. Отправил главаря – Тарса Зеленого Балахона – на каторгу, и актиниевый рудник убил того за два года. Твердо обещал грузооборотчикам-экстремалам: еще раз нападут на его людей – и будет хуже. Намного. 117 оставшихся в его распоряжении бандитских душ объявил должниками Независимого государства Терра, разделил между ними поровну всю сумму, выплаченную пострадавшим, и отправил на строительные работы. За образцовое поведение некоторые получили возможность перейти со строительных работ на что-нибудь полегче… еще легче… еще легче… За пять лет выплатил весь долг казне и отправился домой только один пират. Еще одиннадцать выплатили и остались на Терре, поменяв гражданство. Двоих прикончили: попытка к бегству. Четверо загнулись от непривычной работы. Один – от старости. Один – от венерической болезни. Два – от самодельной наркоты. Еще пять – от запоя. Остальные девяносто пребывали в статусе должников, выбравших от пяти до восьмидесяти процентов большого трудового забега…
Мендоса не ушел в отставку. Он повесил Сомову на грудь Звезду Реконкисты с мечами и бантом. Это от Терры. А от себя лично – коробку сигар и бутылку Экваториального коньяка, разлитого в том далеком году, когда на свете еще не было ни Виктора, ни самого Мендосы…
С тех пор Сомов любил Экваториальный коньяк и линейный крейсер «Изабелла».
Потому и перешел с «Аргентины» на «Изабеллу». А мог бы перейти и на новейший «Гангут», и на сверхбронированную «Эсперансу»… Линейный крейсер «Изабелла» когда-то, в тридцать пятом, был очень хорош, а к сорок первому превратился в крепкого середнячка. Но здесь Сомов чувствовал себя увереннее и комфортнее, а это – совсем не лишнее для дела.
Борт линейного крейсера «Изабелла».
Виктор Сомов, 45 лет, и Боже мой, как он устал за эти годы!
Терранский главком и линейный крейсер «Изабелла» были старыми знакомыми. В тридцать четвертом Сомова назначили капитаном «Изабеллы», в тридцать шестом он спустился с борта крейсера на Зеркальное плато и потом едва-едва поднялся обратно… Виктор знал корабль как свои пять пальцев и любил его. Хорошая посудина. Мощная, отлично бронированная, с огромным запасом хода… Когда-то они на пару изрядно пошалили. Веселые были времена!
…Шел тридцать пятый год. Сомова вызвали в штаб ударных сил флота, и адмирал Мендоса, прямой его начальник, повел себя странно. Угостил Виктора сигарой стоимостью в месячное жалованье каперанга, улыбнулся… впрочем, нет. Скорее, попытался улыбнуться. Никогда он не либеральничал с подчиненными. Не его стиль. Мендоса был педантом. Высокомерным, умным, самолюбивым и в высшей степени справедливым в делах службы. А не либеральничал по той простой причине, что у человека дела нет на это времени. Как ни странно, его любили…
Адмирал посидел молча с полминуты, видимо, прикидывая, как бы получше начать неприятный разговор.
– О вас отзываются, как о дельном офицере… Впрочем… что за ерунда! Прошу простить, это не относится к вам… Хм. Итак… если вы не выполните задание, которое я имею честь вам предложить, меня, вернее всего, вышвырнут с флота. Отставка и гражданское состояние жизни плачут по мне.
Сомов, разумеется, ничего ему не ответил.
– …И поделом!
Мендоса попытался обрезать кончик сигары, но промахнулся и отчикал добрую треть. С удивлением посмотрел на дело рук своих, поднял бровь, поморщился. Обрубок месячноокладной сигары полетел в утилизатор.
– Вам предстоит участие в полицейской операции.
Военные скучают по войне. При этом они отлично помнят, что Бог сказал: «Не убий». И что война – это плохо. Просто ужасно тоскливо быть высокооплачиваемым профессионалом, не находящим себе никакого применения. Военные скучают по войне, как батальонный излучатель скучает по залповому огню.
Сомов не находил применения своим знаниям и навыкам вот уже девять с хвостиком лет. Он ответил:
– Я готов участвовать в любой операции.
– Как офицер офицера я прошу вас приложить максимум усилий. Забудьте о том, чем все это может закончиться для меня. В сущности, моя грядущая отставка – мое личное дело. Помните о том, до какой степени будет опозорен флот, если вы потерпите поражение…
И Мендоса отправил его заниматься джентльменами удачи.
Многие зарабатывали на жизнь пиратством. Баловались этим «дикие», никому не подчинявшиеся общины на Терре-6, – по большей части, из первопоселенцев-индонезийцев. В Солнечной системе безобразничали «космические синдикалисты» с Русской Венеры. Тамошние «черные капитаны» свято блюли жизненно важный принцип: «Русский мир – не трогаем!» По слухам, официально никем не подтвержденным, иногда правительство планеты Вальс отправляло своих военных пополнить вечно пустующую казну… Странные там люди: планета закрыта для всех чужаков, жители ее страшно довольны собой, но вечно нуждаются в деньгах.
Но все это, можно считать, цветочки. А ягодки – настоящий пиратский флот в системе Совершенства. Там, между третьей и четвертой планетами системы, – пояс астероидов. С него-то и начинается пиратское царство. На Джефферсоне и Дарвине (четвертой и пятой планетах системы) в каждой дыре по пиратской базе… Плюс базы на самом Совершенстве. Пиратство финансировали серьезные люди; в полулегальном режиме существовали акционерные компании по профилю… «экстремального грузооборота»; в правительство входили люди, купленные со всеми потрохами и до третьего поколения потомков; сюда можно добавить также основной государственный принцип Совершенства: «своих не выдаем!». Так что военный флот планеты, скорее, выступил бы в защиту местных пиратов, чем против них.
За последний год специалисты по «экстремальному грузообороту» дважды захватывали терранские корабли. В рабстве на Совершенстве оказалось 28 терранцев. Дипломатия, разумеется, ничем не помогла: местные начинают всерьез относиться к чужим переговорщикам, только если те доказали, что дубинка в их руках – тяжелее…
Терранская эскадра атаковала базы на Джефферсоне, пытаясь преподать наглядный урок тамошним скептикам. Скептики разлетелись, как стая ос, не приняв открытого боя. Все Внеземелье надрывало животики над незадачливыми терранцами.
Вскоре после этого в систему Совершенства отправился колоссальный грузовик «Коч», набитый всяческим товаром для терранских поселенцев на Терре-6, где император и самодержец всероссийский Даниил IV выделил им треть континента в аграрную концессию. Разумеется, никто не рискнул отпускать «Коч» без охраны. Терранский флот отправил для сопровождения целый… корвет. Почти новый. Внеземелье опять принялось хихикать над простаками-терранцами.
Попав в систему Совершенства, «Коч» должен был преодолеть коротенький путь от «входного» ОП’а из системы Терры-3 к «выходному» – в систему Терры-5. Ровно на середине маршрута его и встретили…
Против одного корвета-защитника собралось четырнадцать кораблей. Их флагман мало не дотягивал по вооружению до легкого крейсера. Пиратский вожак предложил сдаться без боя, не обещая взамен ничего, кроме жизни для обеих команд.
Капитан «Коча» в ответ… тоже предложил сдаться. На тех же условиях.
Три пиратских корабля, набитых абордажных дел мастерами, направились к грузовику. Их собратья расстреливали несчастный корвет. Тот браво отбрехивался изо всех арткомплексов, но по общему раскладу сил было ясно: корвет – не жилец.
…И тогда Сомов приказал открыть огонь. «Изабелла» рявкнула главным калибром, моментально преображаясь из милого и безобидного транспорта в чудовищный линейный крейсер. На первой минуте перестали существовать корабли с абордажными партиями. На протяжении второй минуты пиратский флагман потерял ход и капитулировал. На второй минуте вся прочая мелкота порскнула в разные стороны, но дальнобойные арткомплексы «Изабеллы» достали и разнесли еще три разбойничьих лохани.
С флагмана сняли полторы сотни джентльменов удачи, в том числе наиглавнейшего авторитета по «экстремальному грузообороту» – Тарса Зеленого Балахона. Захваченный корабль Сомов вознамерился отремонтировать и доставить на Терру-2 в качестве «приза».
Он не торопился, поскольку решил еще не все поставленные задачи…
Флотские аналитики не ошиблись. Не прошло и суток, а все порядочные люди Совершенства уже стояли на ушах. Совесть народная решила проявить добрую волю и… отправила на охоту за сомовским крейсером целую флотилию.
…спалили три легких крейсера с дистанции, не позволявшей нанести повреждения ответным огнем…
Сомов тогда подумал: а ведь когда-то две планеты были очень похожи – ковбойская Терра и гангстерское Совершенство. И сейчас в тот непередаваемый хаос, который царит на Совершенстве, можно смотреться, как в зеркало, и видеть собственную старину. Терранского настоящего там не увидишь. Давненько две биографии начали расходиться, и разошлись уже очень далеко…
Правительство Совершенства отправило на Терру-2 ноту протеста. Потом вторую. И третью вдогонку. Правительство Терры-2 не соизволило ответить. Транссистемная организация «Форум инакомыслящих» вякнула на все Внеземелье: «Акт государственного терроризма!» Но Маслов, тайно благословивший сомовскую вылазку, твердо знал: из-за полутора сотен шавок и четырех сотен шавочьих тушек, щедро высеянных порушенными пиратскими лоханями в плоть космоса, люди серьезные воевать не станут… Когда мельтешение поулеглось, он предложил обмен пленниками. Правительство Совершенство ответило:
– во-первых, на территории планеты нет и не может быть рабов, заложников, людей, захваченных с целью выкупа мифическими пиратами;
– во-вторых, если бы они и были, то административные структуры моментально обнаружили их, отправили на родину, и уж конечно не стали бы покрывать чью-то преступную деятельность: на Совершенстве закон суров;
– в-третьих, если менять, то всех на всех.
Маслов отдал 28 голов за 28 голов. Он был прижимист. Оплатил из государственной казны весь ущерб терранцам, пострадавшим от разбоя. Отправил главаря – Тарса Зеленого Балахона – на каторгу, и актиниевый рудник убил того за два года. Твердо обещал грузооборотчикам-экстремалам: еще раз нападут на его людей – и будет хуже. Намного. 117 оставшихся в его распоряжении бандитских душ объявил должниками Независимого государства Терра, разделил между ними поровну всю сумму, выплаченную пострадавшим, и отправил на строительные работы. За образцовое поведение некоторые получили возможность перейти со строительных работ на что-нибудь полегче… еще легче… еще легче… За пять лет выплатил весь долг казне и отправился домой только один пират. Еще одиннадцать выплатили и остались на Терре, поменяв гражданство. Двоих прикончили: попытка к бегству. Четверо загнулись от непривычной работы. Один – от старости. Один – от венерической болезни. Два – от самодельной наркоты. Еще пять – от запоя. Остальные девяносто пребывали в статусе должников, выбравших от пяти до восьмидесяти процентов большого трудового забега…
Мендоса не ушел в отставку. Он повесил Сомову на грудь Звезду Реконкисты с мечами и бантом. Это от Терры. А от себя лично – коробку сигар и бутылку Экваториального коньяка, разлитого в том далеком году, когда на свете еще не было ни Виктора, ни самого Мендосы…
С тех пор Сомов любил Экваториальный коньяк и линейный крейсер «Изабелла».
Потому и перешел с «Аргентины» на «Изабеллу». А мог бы перейти и на новейший «Гангут», и на сверхбронированную «Эсперансу»… Линейный крейсер «Изабелла» когда-то, в тридцать пятом, был очень хорош, а к сорок первому превратился в крепкого середнячка. Но здесь Сомов чувствовал себя увереннее и комфортнее, а это – совсем не лишнее для дела.