Страница:
— Садитесь, Чаумелль.
Протектор закурил. Сложные манипуляции с трубкой выдавали несвойственное ему беспокойство. Он тщательно примял табак в чашечке и наконец поднял взгляд на своего подчиненного: — Не будем тянуть время. Вы знаете, зачем я вас вызвал?
— Полагаю, протектор, что по поводу моего предложения об учреждении авескийской школы в УудПрае. Что-то в моем проекте требует разъяснений или дополнительных обоснований?
— Ничуть. Совершенно ясный и прекрасно обоснованный проект. Отличная работа.
— Благодарю вас, сэр.
— Шивокс тоже так считает. Вам должно быть лестно заметить, как быстро он вынес положительное решение. И даже предложил доступные источники финансирования. Я не припомню, чтобы он прежде поддерживал какую-либо идею с таким искренним энтузиазмом.
— Счастлив слышать это, сэр.
— Думаю, вы можете не сомневаться, что ваш проект пройдет. Меня это радует. Думаю, бедняжка гочалла была бы довольна. Помните, сколько шума она поднимала из-за своего разваливающегося дворца?
— Вам она была по душе, не так ли?
— Редкая женщина! Она не была нам другом, но, в конце концов, ведь она приказала своим подданным сложить оружие. За это мы перед ней в долгу.
Во Трунир задумался.
Неуютная пауза затянулась, и Ренилл, встревоженный и недоумевающий, наконец нарушил молчание:
— Что вы думаете по поводу выделения средств на исследование феномена, сопровождавшего гибель ДжиПайндру?
— Мое мнение вам известно. Ученые чудаки, занимающиеся грозами, атмосферными явлениями и сейсмическими возмущениями, будут в восторге, но кто им заплатит? Мы, окруженные руинами Малого Ширина и все еще неспокойной ЗуЛайсой, не можем позволить себе роскошь потворствовать удовлетворению академического любопытства.
— Это ни в коем случае не роскошь, протектор. Эта так называемая гроза в действительности…
— Увольте. Мы обсуждали этот вопрос по меньшей мере дважды. Ваши взгляды мне известны, и иногда я начинаю думать, что вы так же внушаемы, как и эти желтые. О, люди… —У во Трунира побелели ноздри. — Вы слышали, что наплели их фанатики? Настоящая опера «Сумерки Богов»!
— На мой взгляд, непростительно…
— Непростительно разбазаривать наши жалкие фонды на маловажный предмет. Поймите, я разделяю ваше любопытство. Той ночью мы наблюдали поразительное небесное явление. Может быть, позже, когда мы будем свободнее в средствах…
— Когда Врата окончательно закроются и пройдут годы… Неужели вы не понимаете…
— Врата! Каково выражение! Будьте благоразумны и следите за своим языком. Для вашего же блага.
— Благоразумным? Разумеется! Давайте будем благоразумны. Разум подсказывает необходимость внимательного изучения материальных свидетельств, не так ли? Исследование пыли ДжиПайндру…
— Выбросьте пыль из головы, Чаумелль. Это уже не ваша забота.
— Это забота…
— Я вызвал вас не затем, чтобы рассуждать о какой-то пыли, развалинах храмов или капризах богов.
— Так зачем же?
Последовала вторая неловкая пауза, затем протектор неохотно проворчал:
— Вопрос, который я вынужден поднять, касается достаточно личных вещей.
Ренилл заподозрил, что эта фраза была отрепетирована заранее. Он ждал продолжения.
— Я имею в виду вашу открытую связь с гочанной Джатонди, Чаумелль.
— Мы помолвлены, протектор.
— Прекрасно. Вы помолвлены. Тем хуже. — Не дождавшись ответа подчиненного, во Трунир, преодолевая неловкость, продолжал: — Нет нужды указывать вам на неуместность такого союза. Обратите внимание, у меня лично нет никаких возражений. Я знаком с гочанной и нахожу эту девушку достойной восхищения. По моему мнению, вы оба можете делать что вам угодно, но приходится учитывать и мнения других, которые находят такой брак возмутительным… отвратительным и противоестественным. Признаюсь вам, я засыпан жалобами и требованиями принять решительные меры.
— Догадываюсь, откуда они исходят.
— Из самых различных источников. Кажется, вы не понимаете, насколько больное место задели. Многие из нас считают смешанный брак едва ли не скотством.
— Это довольно мерзкая точка зрения, протектор.
— Согласен. Но она существует. Взгляните в лицо фактам. В нашем положении связь с туземными женщинами практически неизбежна. Я не говорю, что они желательны, но мы всего лишь смертные люди со всеми их слабостями, и такие вещи случаются. И, вероятно, в том нет большого вреда, при условии, что все происходит в границах пристойности. Уединенный домик для женщины… незаметные визиты… без открытого нарушения приличий.
— Мы с гочанной собираемся пожениться через три недели. — Ренилл был вне себя от ярости, но лицо его оставалось неподвижным.
— В таком случае боюсь, что вы не можете больше представлять интересы Вонара здесь, в Кандеруле. Видите ли, ваш поступок отразится на всей Авескийской гражданской службе. Слишком многие сочтут, что вы опозорили всех нас.
— Понимаю, — холодно ответил Ренилл. — И конечно, не имеет никакого значения, что женщина, о которой идет речь, принадлежит к царствующему дому и проявляет безмерную снисходительность, соглашаясь принять меня как своего супруга. Что она хотя и некоронованная, но новая гочалла Кандерула.
— Молодая леди может считать себя таковой… — протектор с необъяснимым интересом смотрел в окно. — Надо сказать, насколько мне известно, конгресс в Ширине готов объявить Кандерул Вонарской территорией. Как только это решение будет ратифицировано и местное самоуправление официально отменено, леди потеряет свой титул. Ей, разумеется, будет предложено щедрое возмещение. И несомненно, ей будет позволено сохранить часть собственности и земельных владений.
— Позволено? Вонарский конгресс не имеет права…
— И вы, конечно, сознаете вытекающие отсюда политические проблемы: конфликт интересов, разделение власти… Весьма щекотливое положение. И вы не можете не понимать, почему сейчас брак и даже открытая связь вонарского чиновника с авескийской женщиной — в особенности с этой женщиной — совершенно неприемлемы. Поверьте, Чаумелль, мне очень неприятно ставить вас в такое положение, особенно в свете ваших выдающихся заслуг во время осады. Однако бывают такие обстоятельства, когда вонарец должен забыть личные предпочтения. Я понимаю, какой жертвы требует от вас долг, и охотно предоставлю вам неограниченное время для принятия решения…
Ренилл встал.
— Я уже решил, — сказал он.
Проливной дождь ненадолго перестал. Ренилл опустил зонт и увидел в нескольких шагах от себя Джатонди, которая тоже складывала свой зонтик. Трудно было не заметить ее грациозную фигурку, одетую в платье лилового цвета — цвета траура у авескийцев. Девушка ожидала его под аркой Сумеречных Врат. Высокие подошвы сандалий поднимали ее над уличной грязью, а в руках она держала ковровый саквояжик, с которым последнее время по известным ей одной причинам почти не расставалась.
Они встретились, обнялись и поцеловались под аркой.
— Я потерял работу, — объявил Ренилл.
— Не может быть! Что случилось?
— Пройдемся, я тебе расскажу.
— Куда?
— Сюда.
Ренилл вывел девушку из Малого Ширина в настоящую ЗуЛайсу. Они остановились купить юкки у встречного разносчика и на ходу жевали сладкую пасту с зернышками орехов, вероятно, грязную, как сточная канава, и тем не менее восхитительную.
Между тем Ренилл изложил девушке тактично отредактированную версию своих бесед с Шивоксом и во Труниром.
— Вот и все, — заключил он. — Теперь у меня ни заработка, ни службы, ни перспектив в Авескии.
— Ты сожалеешь? — спросила Джатонди осторожно-равнодушным тоном.
— А как ты думаешь?
— Еще есть время передумать.
— Время есть. Желания нет.
— Тогда тебе, наверное, придется уехать из Авескии.
— Похоже на то.
— Тебе не хочется уезжать…
— По многим причинам. В мире нет места, подобного Авескии. Здесь я оставлю часть себя. А еще я не могу решиться просить тебя уехать со мной. Смею ли я просить тебя оставить свой дом, свой народ и отказаться от титула гочаллы? Если ты откажешься ехать, я тоже останусь.
— Чтобы как-нибудь убивать пустые дни?
— Ты меня недооцениваешь. Я сумею найти себе занятие.
— Конечно, сумеешь. Но не нужно ничего искать, Ренилл. Конечно, я поеду с тобой.
— Но твой дом, твой народ…
— Они больше не мои. УудПрай спасен, я рада и за маму, и за себя. Если бы только быть уверенной, что эти вонарские стервятники продолжат реставрацию, когда рядом не будет тебя, чтобы пощелкивать кнутом…
— Не беспокойся. Все письма второго секретаря Шивокса я передал Зилуру. Он сумеет щелкать кнутом не хуже меня.
— Превосходно. Что до титула, я его уже потеряла. А народ? Народ, по правде сказать, сочтет меня законной собственностью НирДхара Дархальского. — Заметив недоумение Ренилла, Джатонди пояснила: — Еще до моего побега из УудПрая мать написала гочаллону письмо, в котором официально передавала ему свои родительские полномочия, то есть полную власть на меня и все мое имущество. Пока я живу в Авескии, все мое состояние принадлежит НирДхару, вплоть до трона слоновой кости. Так что, видишь — не ты лишил меня дома.
— Бедная твоя мать. Должно быть, она пожалела об этом.
— Да, — тихо согласилась Джатонди. — Думаю, пожалела. Но не будем говорить о том, о чем лучше забыть. Поговорим о будущем. Куда мы отправимся?
— Куда угодно. Как насчет Вонара?
— Нет! Только не туда!
— Тогда Ниронс? Нидрун? Ланти Ума?
— Ланти Ума, — задумчиво повторила Джатонди. — Солнце, каналы, волшебные дворцы? Да, туда бы я поехала.
— Значит, едем в Ланти Уму. Жить придется скромно, но бедствовать не будем. Родители кое-что мне оставили…
— Ренилл, мы отлично проживем. Смотри! — Она приоткрыла саквояж, позволив ему бросить взгляд на радужно сверкавшее содержимое.
— Что это? — Ренилл опомнился и закрыл рот.
— Лучшие мамины драгоценности. — Джатонди захлопнула саквояж. — Паро принес их мне по ее приказу. В награду я, конечно, освободила его.
— Паро принес? Как это он не сбежал со всем богатством?!
— Какая странная мысль. Все-таки ты настоящий вонарец!
— И ты разгуливаешь по улицам с сокровищем в мешочке?
— Ну не оставлять же их дома без присмотра?
Ренилл беспомощно кивнул.
Они проходили по улице, застроенной солидными каменными домами, какие любили строить богатые местные купцы. Вдали негромко пророкотал гром, снова хлынул дождь, но широкий зонт Ренилла укрыл их обоих. Мир вокруг был серым и насквозь промокшим.
— Не самая счастливая концовка для этой истории, — заметил Ренилл. — Мы с тобой изгнаны из Кандерула, а страна остается под игом иноземцев.
— Сегодня — пожалуй, — признала Джатонди. Ее взгляд упал на дверь ближайшего дома, где рабочий, стоя на приставной лесенке и не обращая внимания на дождь, сбивал зубилом вырезанную над притолокой уштру. Обломки символа торжествующей покорности уныло тонули в грязи на мостовой. — Но завтра — кто знает?..
Словарь Авескийских Слов и Выражений
Протектор закурил. Сложные манипуляции с трубкой выдавали несвойственное ему беспокойство. Он тщательно примял табак в чашечке и наконец поднял взгляд на своего подчиненного: — Не будем тянуть время. Вы знаете, зачем я вас вызвал?
— Полагаю, протектор, что по поводу моего предложения об учреждении авескийской школы в УудПрае. Что-то в моем проекте требует разъяснений или дополнительных обоснований?
— Ничуть. Совершенно ясный и прекрасно обоснованный проект. Отличная работа.
— Благодарю вас, сэр.
— Шивокс тоже так считает. Вам должно быть лестно заметить, как быстро он вынес положительное решение. И даже предложил доступные источники финансирования. Я не припомню, чтобы он прежде поддерживал какую-либо идею с таким искренним энтузиазмом.
— Счастлив слышать это, сэр.
— Думаю, вы можете не сомневаться, что ваш проект пройдет. Меня это радует. Думаю, бедняжка гочалла была бы довольна. Помните, сколько шума она поднимала из-за своего разваливающегося дворца?
— Вам она была по душе, не так ли?
— Редкая женщина! Она не была нам другом, но, в конце концов, ведь она приказала своим подданным сложить оружие. За это мы перед ней в долгу.
Во Трунир задумался.
Неуютная пауза затянулась, и Ренилл, встревоженный и недоумевающий, наконец нарушил молчание:
— Что вы думаете по поводу выделения средств на исследование феномена, сопровождавшего гибель ДжиПайндру?
— Мое мнение вам известно. Ученые чудаки, занимающиеся грозами, атмосферными явлениями и сейсмическими возмущениями, будут в восторге, но кто им заплатит? Мы, окруженные руинами Малого Ширина и все еще неспокойной ЗуЛайсой, не можем позволить себе роскошь потворствовать удовлетворению академического любопытства.
— Это ни в коем случае не роскошь, протектор. Эта так называемая гроза в действительности…
— Увольте. Мы обсуждали этот вопрос по меньшей мере дважды. Ваши взгляды мне известны, и иногда я начинаю думать, что вы так же внушаемы, как и эти желтые. О, люди… —У во Трунира побелели ноздри. — Вы слышали, что наплели их фанатики? Настоящая опера «Сумерки Богов»!
— На мой взгляд, непростительно…
— Непростительно разбазаривать наши жалкие фонды на маловажный предмет. Поймите, я разделяю ваше любопытство. Той ночью мы наблюдали поразительное небесное явление. Может быть, позже, когда мы будем свободнее в средствах…
— Когда Врата окончательно закроются и пройдут годы… Неужели вы не понимаете…
— Врата! Каково выражение! Будьте благоразумны и следите за своим языком. Для вашего же блага.
— Благоразумным? Разумеется! Давайте будем благоразумны. Разум подсказывает необходимость внимательного изучения материальных свидетельств, не так ли? Исследование пыли ДжиПайндру…
— Выбросьте пыль из головы, Чаумелль. Это уже не ваша забота.
— Это забота…
— Я вызвал вас не затем, чтобы рассуждать о какой-то пыли, развалинах храмов или капризах богов.
— Так зачем же?
Последовала вторая неловкая пауза, затем протектор неохотно проворчал:
— Вопрос, который я вынужден поднять, касается достаточно личных вещей.
Ренилл заподозрил, что эта фраза была отрепетирована заранее. Он ждал продолжения.
— Я имею в виду вашу открытую связь с гочанной Джатонди, Чаумелль.
— Мы помолвлены, протектор.
— Прекрасно. Вы помолвлены. Тем хуже. — Не дождавшись ответа подчиненного, во Трунир, преодолевая неловкость, продолжал: — Нет нужды указывать вам на неуместность такого союза. Обратите внимание, у меня лично нет никаких возражений. Я знаком с гочанной и нахожу эту девушку достойной восхищения. По моему мнению, вы оба можете делать что вам угодно, но приходится учитывать и мнения других, которые находят такой брак возмутительным… отвратительным и противоестественным. Признаюсь вам, я засыпан жалобами и требованиями принять решительные меры.
— Догадываюсь, откуда они исходят.
— Из самых различных источников. Кажется, вы не понимаете, насколько больное место задели. Многие из нас считают смешанный брак едва ли не скотством.
— Это довольно мерзкая точка зрения, протектор.
— Согласен. Но она существует. Взгляните в лицо фактам. В нашем положении связь с туземными женщинами практически неизбежна. Я не говорю, что они желательны, но мы всего лишь смертные люди со всеми их слабостями, и такие вещи случаются. И, вероятно, в том нет большого вреда, при условии, что все происходит в границах пристойности. Уединенный домик для женщины… незаметные визиты… без открытого нарушения приличий.
— Мы с гочанной собираемся пожениться через три недели. — Ренилл был вне себя от ярости, но лицо его оставалось неподвижным.
— В таком случае боюсь, что вы не можете больше представлять интересы Вонара здесь, в Кандеруле. Видите ли, ваш поступок отразится на всей Авескийской гражданской службе. Слишком многие сочтут, что вы опозорили всех нас.
— Понимаю, — холодно ответил Ренилл. — И конечно, не имеет никакого значения, что женщина, о которой идет речь, принадлежит к царствующему дому и проявляет безмерную снисходительность, соглашаясь принять меня как своего супруга. Что она хотя и некоронованная, но новая гочалла Кандерула.
— Молодая леди может считать себя таковой… — протектор с необъяснимым интересом смотрел в окно. — Надо сказать, насколько мне известно, конгресс в Ширине готов объявить Кандерул Вонарской территорией. Как только это решение будет ратифицировано и местное самоуправление официально отменено, леди потеряет свой титул. Ей, разумеется, будет предложено щедрое возмещение. И несомненно, ей будет позволено сохранить часть собственности и земельных владений.
— Позволено? Вонарский конгресс не имеет права…
— И вы, конечно, сознаете вытекающие отсюда политические проблемы: конфликт интересов, разделение власти… Весьма щекотливое положение. И вы не можете не понимать, почему сейчас брак и даже открытая связь вонарского чиновника с авескийской женщиной — в особенности с этой женщиной — совершенно неприемлемы. Поверьте, Чаумелль, мне очень неприятно ставить вас в такое положение, особенно в свете ваших выдающихся заслуг во время осады. Однако бывают такие обстоятельства, когда вонарец должен забыть личные предпочтения. Я понимаю, какой жертвы требует от вас долг, и охотно предоставлю вам неограниченное время для принятия решения…
Ренилл встал.
— Я уже решил, — сказал он.
Проливной дождь ненадолго перестал. Ренилл опустил зонт и увидел в нескольких шагах от себя Джатонди, которая тоже складывала свой зонтик. Трудно было не заметить ее грациозную фигурку, одетую в платье лилового цвета — цвета траура у авескийцев. Девушка ожидала его под аркой Сумеречных Врат. Высокие подошвы сандалий поднимали ее над уличной грязью, а в руках она держала ковровый саквояжик, с которым последнее время по известным ей одной причинам почти не расставалась.
Они встретились, обнялись и поцеловались под аркой.
— Я потерял работу, — объявил Ренилл.
— Не может быть! Что случилось?
— Пройдемся, я тебе расскажу.
— Куда?
— Сюда.
Ренилл вывел девушку из Малого Ширина в настоящую ЗуЛайсу. Они остановились купить юкки у встречного разносчика и на ходу жевали сладкую пасту с зернышками орехов, вероятно, грязную, как сточная канава, и тем не менее восхитительную.
Между тем Ренилл изложил девушке тактично отредактированную версию своих бесед с Шивоксом и во Труниром.
— Вот и все, — заключил он. — Теперь у меня ни заработка, ни службы, ни перспектив в Авескии.
— Ты сожалеешь? — спросила Джатонди осторожно-равнодушным тоном.
— А как ты думаешь?
— Еще есть время передумать.
— Время есть. Желания нет.
— Тогда тебе, наверное, придется уехать из Авескии.
— Похоже на то.
— Тебе не хочется уезжать…
— По многим причинам. В мире нет места, подобного Авескии. Здесь я оставлю часть себя. А еще я не могу решиться просить тебя уехать со мной. Смею ли я просить тебя оставить свой дом, свой народ и отказаться от титула гочаллы? Если ты откажешься ехать, я тоже останусь.
— Чтобы как-нибудь убивать пустые дни?
— Ты меня недооцениваешь. Я сумею найти себе занятие.
— Конечно, сумеешь. Но не нужно ничего искать, Ренилл. Конечно, я поеду с тобой.
— Но твой дом, твой народ…
— Они больше не мои. УудПрай спасен, я рада и за маму, и за себя. Если бы только быть уверенной, что эти вонарские стервятники продолжат реставрацию, когда рядом не будет тебя, чтобы пощелкивать кнутом…
— Не беспокойся. Все письма второго секретаря Шивокса я передал Зилуру. Он сумеет щелкать кнутом не хуже меня.
— Превосходно. Что до титула, я его уже потеряла. А народ? Народ, по правде сказать, сочтет меня законной собственностью НирДхара Дархальского. — Заметив недоумение Ренилла, Джатонди пояснила: — Еще до моего побега из УудПрая мать написала гочаллону письмо, в котором официально передавала ему свои родительские полномочия, то есть полную власть на меня и все мое имущество. Пока я живу в Авескии, все мое состояние принадлежит НирДхару, вплоть до трона слоновой кости. Так что, видишь — не ты лишил меня дома.
— Бедная твоя мать. Должно быть, она пожалела об этом.
— Да, — тихо согласилась Джатонди. — Думаю, пожалела. Но не будем говорить о том, о чем лучше забыть. Поговорим о будущем. Куда мы отправимся?
— Куда угодно. Как насчет Вонара?
— Нет! Только не туда!
— Тогда Ниронс? Нидрун? Ланти Ума?
— Ланти Ума, — задумчиво повторила Джатонди. — Солнце, каналы, волшебные дворцы? Да, туда бы я поехала.
— Значит, едем в Ланти Уму. Жить придется скромно, но бедствовать не будем. Родители кое-что мне оставили…
— Ренилл, мы отлично проживем. Смотри! — Она приоткрыла саквояж, позволив ему бросить взгляд на радужно сверкавшее содержимое.
— Что это? — Ренилл опомнился и закрыл рот.
— Лучшие мамины драгоценности. — Джатонди захлопнула саквояж. — Паро принес их мне по ее приказу. В награду я, конечно, освободила его.
— Паро принес? Как это он не сбежал со всем богатством?!
— Какая странная мысль. Все-таки ты настоящий вонарец!
— И ты разгуливаешь по улицам с сокровищем в мешочке?
— Ну не оставлять же их дома без присмотра?
Ренилл беспомощно кивнул.
Они проходили по улице, застроенной солидными каменными домами, какие любили строить богатые местные купцы. Вдали негромко пророкотал гром, снова хлынул дождь, но широкий зонт Ренилла укрыл их обоих. Мир вокруг был серым и насквозь промокшим.
— Не самая счастливая концовка для этой истории, — заметил Ренилл. — Мы с тобой изгнаны из Кандерула, а страна остается под игом иноземцев.
— Сегодня — пожалуй, — признала Джатонди. Ее взгляд упал на дверь ближайшего дома, где рабочий, стоя на приставной лесенке и не обращая внимания на дождь, сбивал зубилом вырезанную над притолокой уштру. Обломки символа торжествующей покорности уныло тонули в грязи на мостовой. — Но завтра — кто знает?..
Словарь Авескийских Слов и Выражений
Аон — бог-Отец
бхийас ксунеш — «Драгоценный губитель», ядовитая многоножка
ВайПрадхи — служители Аона, также называются «Сыны Отца»
вивура — ядовитая крылатая ящерица
вивури — жрец-убийца
Восславление — камера в храме Аона-Отца
гочалла — правительница
гочаллат — княжество
гочаллир — дворцовая стража
гочаллон — правитель
гочанна — принцесса
дарли — шлем
ДжиПайндру — Крепость Богов, храм Аона-Отца
зуфур — пояс
Избранные, Блаженные Сосуды — женщины, предназначеные богу Аону
Исток, Предел — имена Аона-Отца
йахдини — водное животное
йиштра — нож
касты: Лучезарные, Крылатые, Отступающие, Поток, Безымянные (не принадлежащие к касте)
кули — чернорабочий
лурулеанни — цветущий куст
Мудрость — место хранения свитков в ДжиПайндру
мутизи — площадный маг
нибхой — слуга-опахальщик
Обновление — ритуал в храме Аона-Отца
Собрание — зал в ДжиПайндру, где происходит Обновление
умури — духовный учитель
уштра — амулет в форме треножника, символ покорности и бога Аона
фози — повозка
хидри — насекомые по типу светлячков
хидриши — свет хидри
цинну — денежная единица
чахсу — няня
чурдишу — древний язык
юкки — лакомство, сладкая паста с орехами
бхийас ксунеш — «Драгоценный губитель», ядовитая многоножка
ВайПрадхи — служители Аона, также называются «Сыны Отца»
вивура — ядовитая крылатая ящерица
вивури — жрец-убийца
Восславление — камера в храме Аона-Отца
гочалла — правительница
гочаллат — княжество
гочаллир — дворцовая стража
гочаллон — правитель
гочанна — принцесса
дарли — шлем
ДжиПайндру — Крепость Богов, храм Аона-Отца
зуфур — пояс
Избранные, Блаженные Сосуды — женщины, предназначеные богу Аону
Исток, Предел — имена Аона-Отца
йахдини — водное животное
йиштра — нож
касты: Лучезарные, Крылатые, Отступающие, Поток, Безымянные (не принадлежащие к касте)
кули — чернорабочий
лурулеанни — цветущий куст
Мудрость — место хранения свитков в ДжиПайндру
мутизи — площадный маг
нибхой — слуга-опахальщик
Обновление — ритуал в храме Аона-Отца
Собрание — зал в ДжиПайндру, где происходит Обновление
умури — духовный учитель
уштра — амулет в форме треножника, символ покорности и бога Аона
фози — повозка
хидри — насекомые по типу светлячков
хидриши — свет хидри
цинну — денежная единица
чахсу — няня
чурдишу — древний язык
юкки — лакомство, сладкая паста с орехами