Страница:
Взятие Измаила привело к окончанию войны. Европейские державы, проводившие в это время очередную конференцию антирусского характера, конференцию эту прекратили; послы разъехались по своим столицам, потому что, собственно говоря, стало непонятно, что же обсуждать. А турки сами запросили мира, который канцлер России Безбородко и подписал в в 1791 году в Яссах. России отходила вся территория между Днестром и Бугом (Днестр становился границей между Россией и Турцией). Таким образом, все, что касается северного Причерноморья, вошло в состав России.
Надо сказать, что в это же время шла война со Швецией — с 1787 по 1789 год. Она не изобиловала серьезными событиями. Но когда мир со Швецией был подписан, то Екатерина писала Потемкину, что «одну лапу из грязи мы уже вытащили» Мир со Швецией не принес никаких территориальных изменений, поэтому особого значения эта война не имела.
6. 3-й раздел Польши и его последствия
Лекция 10
1. Личность Павла I
2. Государство в начале царствования Павла I
3. Законодательство этого царствования
4. Внешняя политика Павла I
5. Государственный переворот 11 марта 1801 г.
Надо сказать, что в это же время шла война со Швецией — с 1787 по 1789 год. Она не изобиловала серьезными событиями. Но когда мир со Швецией был подписан, то Екатерина писала Потемкину, что «одну лапу из грязи мы уже вытащили» Мир со Швецией не принес никаких территориальных изменений, поэтому особого значения эта война не имела.
6. 3-й раздел Польши и его последствия
В это время решался и польский вопрос. Пруссия была заинтересована в долгой русско-турецкой войне, потому что надеялась и впредь обеспечить свои интересы в Польше. Когда Фридрих предложил делить Польшу в очередной раз, Россия согласилась. Австрия в это время была занята войной и своими делами и во втором разделе не участвовала. Происходило это следующим образом. Сначала польский сейм изменил конституцию страны. Новая конституция уничтожала выборность короля и знаменитое право «liberum veto». Таким образом, на сейме все вопросы должны были теперь решаться большинством голосов. Но поскольку Польша всегда была известна своими нестроениями, то недовольная таким демократическим решением вопроса наиболее богатая часть польской шляхты составила конфедерацию в местечке Тарговицы и для того, чтобы обеспечить свои права, пригласила русские войска, которые вошли в Варшаву, а немцы вступили с севера и запада.
В 1794 году поляки подняли восстание. Их можно понять: в 1793 году произошел формальный второй раздел Польши. Пруссаки взяли Гданьск, который стал называться Данциг, взяли Торн, Познань и часть Великой Польши, а к нам отошла вся Белоруссия, часть Литвы и правобережной Украины. В результате этого раздела от Польши оставался какой-то обрубок, она не имела выхода ни к одному из морей и не имела устьев рек. Ясно, что долго так существовать она не могла, и патриотически настроенные поляки подняли восстание во главе со знаменитым польским патриотом и национальным героем Тадеушем Костюшко. Сначала восстание развивалось очень успешно, потому что широкие массы польского населения стали поддерживать свои войска, но вскоре социальная поддержка прекратилась. Шляхта, настроенная патриотически, вовсе не собиралась что-либо менять в положении крестьян, а коли так, то крестьянство вскоре отошло от этого движения, которое осталось в основном дворянским. Это восстание привело к тому, что с трех сторон в Польшу вошли войска Пруссии, Австрии и России. Варшава была оставлена для действия русских войск, Краков захвачен пруссаками, а Люблин австрийцами. Для подавления польского восстания (как тогда говорили, для действий в польской войне) был направлен Суворов. Мгновенно отмобилизовав отряды, которые действовали в разных направлениях, он повел их разными дорогами к Варшаве. А дальше произошло следующее. На восточном берегу Вислы находится ее предместье, которое называется Прага (не путайте с чешской столицей). Чтобы переправиться через мост, соединяющий предместье со столицей, надо было эту Прагу взять. Она была замечательно укреплена: рвы, валы, артиллерия, солдаты.
Когда Суворов подвел свои части к Праге, он все это увидел. Было принято решение о штурме, и у нас не любят вспоминать о том, что произошло в Праге. Она была взята штурмом и из тех, кто там защищался, уцелели немногие. Повторилась история Измаила — в меньшем масштабе. Раздраженные сопротивлением поляков, войска устремились к мосту, но Суворов отдал приказание зажечь мост и таким образом не дал войскам ворваться в Варшаву. Сделал он это по очень простой причине: категорически запрещавший своим войскам бессмысленные разрушения, насилие и грабежи, он понимал, что удержать войска здесь он не сможет после того, что они испытали во время этого штурма. А Варшава не имела никакой защиты. Поэтому мост и был подожжен. Войска двигаться не смогли. Спустя несколько дней, когда страсти поутихли и мост починили, Суворов торжественно вступил в Варшаву. Никаких насилий и грабежей {45} не было, было отпущено сразу 500 пленных польских офицеров, а варшавяне поняли, чем они обязаны Суворову, и торжественно поднесли ему драгоценную табакерку с надписью: «Спасителю Варшавы». Они поняли, что могло бы произойти, если бы солдаты в день штурма Праги вошли в столицу. За взятие Варшавы Екатерина произвела Суворова в фельдмаршалы.
Последовал третий и последний раздел Польши, после чего Польское государство перестало существовать на довольно длительный срок — до 1917 года. России отошла почти вся Литва, почти все белорусские и украинские земли, кроме тех, которые были отданы Австрии (Прикарпатье), и Курляндия. Варшаву и все, что на север от нее, получила Пруссия, а все остальное получила Австрия.
Поляки никогда об этом не забывают. Но в течение того времени, когда Польша была в составе России, никаких насилий над поляками в национальном отношении, никаких притеснений в отношении религиозном и языковом со стороны России не было. Я не говорю о двух польских восстаниях в XIX веке, которые были подавлены — это другое дело. Но во всем остальном в отношении поляков Россия действовало гуманно, и в некоторых отношениях Польша жила лучше, чем сама Россия. Как известно, Александр I даже даровал Польше конституцию. В благодарность поляки через несколько лет подняли бунт. Николай I конституций не любил. Бунт был подавлен, а конституция ликвидирована.
Для поляков это история очень трагическая — они утратили свое государство. С другой стороны, надо сказать, что русские руки в польской крови все-таки не повинны: никаких насилий, никакой попытки русификации не предпринималось. Единственное, что создали в Варшаве, — это прекрасный университет, а в XIX веке построили прекрасную легкую промышленность, ориентированную, правда, на русское сырье, т. к. своего сырья в Польше не было. После 1917 года, как вы знаете, Польша возродилась, как феникс из пепла, но сильным государством она так и не стала. Она была до краев переполнена национализмом и воображала себя значительно сильнее, чем ее соседи. В 1939 году она в этом могла разочароваться, потому что два политических деятеля — Адольф Гитлер и Иосиф Сталин — договорились разделить Польшу в четвертый раз. В августе был заключен пакт Молотова-Риббентропа. Сохранилась контурная карта с автографом «Иосиф Сталин», где уверенной рукой проведена линия приблизительно по Западному Бугу — примерно так, как она шла и по третьему разделу. Все, что туда, — твое; все, что сюда, — мое. Вся Прибалтика опять попадала к нам.
1 сентября 1939 г. началась война: немецкие танки атаковали Польшу, польская армия отступала, пытаясь сопротивляться конными дивизиями, а спустя две недели в освободительный поход с востока выступили части Красной Армии. Шли, правда, опять на Украину и в Белоруссию. Поляки отступали. Когда стало ясно, что противопоставить немцам они ничего не могут, части польской армии пошли навстречу уже войскам Красной Армии, не пытаясь сопротивляться, а имея в виду, что попасть в плен к русским все же не так страшно, хоть и нежелательно. В газетах у нас запестрели фотографии, на которых немцы в своих высоких фуражках и наши, в фуражках пониже, разложив карту на броне танка, «обсуждают планы совместного ведения боевых операций» (такие были подписи). Были снимки, где на трибунах стоят гитлеровские и сталинские генералы и принимают парад, где в едином строю маршируют бравые солдаты Красной Армии и не менее бравые солдаты вермахта. Тогда это воспринималось как нечто само собой разумеющееся.
Молотов вызвал к себе польского посла и заявил, что поскольку Польского государства не существует, то непонятно, какой он посол и какое посольство. Все это было сделано в невероятно грубой форме. От этого поляки любить нас больше, естественно, не стали. Это была самая трагическая страница польской истории. Екатерина таких методов не знала.
Все польские офицеры, которые были захвачены Красной Армией в плен, были интернированы и посажены в концлагеря. В 1941 году почти все они были свезены в Катынь под Смоленском, в лес, где были расстреляны частями НКВД по прямому приказанию Берии, и все это было санкционировано полным составом сталинского Политбюро.
Их расстреляли и закопали. Когда пришли немцы, они разрыли эти рвы и заявили, что это не их работа. Они создали международную комиссию из представителей Швеции и Болгарии, которая подтвердила, что здесь потрудились не немцы. Естественно, в 1944 году последовала новая комиссия, уже наша, которая «доказала» противное. Сами немцы, не отрицая за собой Бухенвальда, Дахау, Заксенхаузена и пр., никогда не признавали Катыни. Поляки терпеть не могут немцев, но Катынь они никогда немцам не приписывали. Они всегда знали, что это дело рук советских палачей. В 1976 году я был в Польше. Ездил по стране, побывал в Варшаве, в Кракове и других городах. И вот как-то ночью, по дороге из Кракова в Гданьск, в поезде мне захотелось выпить чаю. Я отправился к проводнику, постучался и спросил, можно ли выпить чаю. Конечно, ответил он, и тут же дал какое-то печенье и чай и на не очень правильном русском языке спросил, откуда я и что делаю в Польше. Этот человек был гораздо старше меня. Я ответил, что приехал из Москвы, путешествую по приглашению. Через несколько фраз он спросил, знаю ли я что-нибудь о Катынн. Я ответил, что это такое место под Смоленском, где сталинские палачи расстреляли польских офицеров.
«Вы знаете, что это сделали ваши?» — спросил он.
«Что значит «наши»? — ответил я. — С нами проделывали то же самое, и вы должны это понять. А то, что это преступление, — это факт, и скрывать здесь нечего».
После этого отношение ко мне изменилось, и мы довольно долго говорили. Я понял, что поляки сумели воспитать целое поколение на такой исторической памяти. Все, что потом воспоследовало — Солидарность {46} и прочее, — это не только католический момент, не только желание жить без указки Москвы, но и вот эта историческая память, которую истребить невозможно. Хорошо, если бы мы умели так хранить память о своих несчастьях.
Итак, подведем итог. В начале предыдущей лекции я уже говорил, что внешняя политика Екатерины была куда более эффективна, чем политика внутренняя. Бесспорно, можно считать успехом приобретение, в общем-то, исконно русских земель. Екатерина была достаточно умна и не стремилась захватывать земли, где исторически жили поляки. В Россию вошли земли украинские и белорусские и только часть литовских. Бесспорно, достижением была активная политика в Закавказье — Георгиевский трактат. Что же касается внутренней политики, то здесь имела место определенная стагнация, потому что крепостное право стояло непоколебимо. Управление губерниями, жалованные грамоты городам — все это носило характер чисто административный, улучшало управление, но принципиально не меняло ничего.
В 1794 году поляки подняли восстание. Их можно понять: в 1793 году произошел формальный второй раздел Польши. Пруссаки взяли Гданьск, который стал называться Данциг, взяли Торн, Познань и часть Великой Польши, а к нам отошла вся Белоруссия, часть Литвы и правобережной Украины. В результате этого раздела от Польши оставался какой-то обрубок, она не имела выхода ни к одному из морей и не имела устьев рек. Ясно, что долго так существовать она не могла, и патриотически настроенные поляки подняли восстание во главе со знаменитым польским патриотом и национальным героем Тадеушем Костюшко. Сначала восстание развивалось очень успешно, потому что широкие массы польского населения стали поддерживать свои войска, но вскоре социальная поддержка прекратилась. Шляхта, настроенная патриотически, вовсе не собиралась что-либо менять в положении крестьян, а коли так, то крестьянство вскоре отошло от этого движения, которое осталось в основном дворянским. Это восстание привело к тому, что с трех сторон в Польшу вошли войска Пруссии, Австрии и России. Варшава была оставлена для действия русских войск, Краков захвачен пруссаками, а Люблин австрийцами. Для подавления польского восстания (как тогда говорили, для действий в польской войне) был направлен Суворов. Мгновенно отмобилизовав отряды, которые действовали в разных направлениях, он повел их разными дорогами к Варшаве. А дальше произошло следующее. На восточном берегу Вислы находится ее предместье, которое называется Прага (не путайте с чешской столицей). Чтобы переправиться через мост, соединяющий предместье со столицей, надо было эту Прагу взять. Она была замечательно укреплена: рвы, валы, артиллерия, солдаты.
Когда Суворов подвел свои части к Праге, он все это увидел. Было принято решение о штурме, и у нас не любят вспоминать о том, что произошло в Праге. Она была взята штурмом и из тех, кто там защищался, уцелели немногие. Повторилась история Измаила — в меньшем масштабе. Раздраженные сопротивлением поляков, войска устремились к мосту, но Суворов отдал приказание зажечь мост и таким образом не дал войскам ворваться в Варшаву. Сделал он это по очень простой причине: категорически запрещавший своим войскам бессмысленные разрушения, насилие и грабежи, он понимал, что удержать войска здесь он не сможет после того, что они испытали во время этого штурма. А Варшава не имела никакой защиты. Поэтому мост и был подожжен. Войска двигаться не смогли. Спустя несколько дней, когда страсти поутихли и мост починили, Суворов торжественно вступил в Варшаву. Никаких насилий и грабежей {45} не было, было отпущено сразу 500 пленных польских офицеров, а варшавяне поняли, чем они обязаны Суворову, и торжественно поднесли ему драгоценную табакерку с надписью: «Спасителю Варшавы». Они поняли, что могло бы произойти, если бы солдаты в день штурма Праги вошли в столицу. За взятие Варшавы Екатерина произвела Суворова в фельдмаршалы.
Последовал третий и последний раздел Польши, после чего Польское государство перестало существовать на довольно длительный срок — до 1917 года. России отошла почти вся Литва, почти все белорусские и украинские земли, кроме тех, которые были отданы Австрии (Прикарпатье), и Курляндия. Варшаву и все, что на север от нее, получила Пруссия, а все остальное получила Австрия.
Поляки никогда об этом не забывают. Но в течение того времени, когда Польша была в составе России, никаких насилий над поляками в национальном отношении, никаких притеснений в отношении религиозном и языковом со стороны России не было. Я не говорю о двух польских восстаниях в XIX веке, которые были подавлены — это другое дело. Но во всем остальном в отношении поляков Россия действовало гуманно, и в некоторых отношениях Польша жила лучше, чем сама Россия. Как известно, Александр I даже даровал Польше конституцию. В благодарность поляки через несколько лет подняли бунт. Николай I конституций не любил. Бунт был подавлен, а конституция ликвидирована.
Для поляков это история очень трагическая — они утратили свое государство. С другой стороны, надо сказать, что русские руки в польской крови все-таки не повинны: никаких насилий, никакой попытки русификации не предпринималось. Единственное, что создали в Варшаве, — это прекрасный университет, а в XIX веке построили прекрасную легкую промышленность, ориентированную, правда, на русское сырье, т. к. своего сырья в Польше не было. После 1917 года, как вы знаете, Польша возродилась, как феникс из пепла, но сильным государством она так и не стала. Она была до краев переполнена национализмом и воображала себя значительно сильнее, чем ее соседи. В 1939 году она в этом могла разочароваться, потому что два политических деятеля — Адольф Гитлер и Иосиф Сталин — договорились разделить Польшу в четвертый раз. В августе был заключен пакт Молотова-Риббентропа. Сохранилась контурная карта с автографом «Иосиф Сталин», где уверенной рукой проведена линия приблизительно по Западному Бугу — примерно так, как она шла и по третьему разделу. Все, что туда, — твое; все, что сюда, — мое. Вся Прибалтика опять попадала к нам.
1 сентября 1939 г. началась война: немецкие танки атаковали Польшу, польская армия отступала, пытаясь сопротивляться конными дивизиями, а спустя две недели в освободительный поход с востока выступили части Красной Армии. Шли, правда, опять на Украину и в Белоруссию. Поляки отступали. Когда стало ясно, что противопоставить немцам они ничего не могут, части польской армии пошли навстречу уже войскам Красной Армии, не пытаясь сопротивляться, а имея в виду, что попасть в плен к русским все же не так страшно, хоть и нежелательно. В газетах у нас запестрели фотографии, на которых немцы в своих высоких фуражках и наши, в фуражках пониже, разложив карту на броне танка, «обсуждают планы совместного ведения боевых операций» (такие были подписи). Были снимки, где на трибунах стоят гитлеровские и сталинские генералы и принимают парад, где в едином строю маршируют бравые солдаты Красной Армии и не менее бравые солдаты вермахта. Тогда это воспринималось как нечто само собой разумеющееся.
Молотов вызвал к себе польского посла и заявил, что поскольку Польского государства не существует, то непонятно, какой он посол и какое посольство. Все это было сделано в невероятно грубой форме. От этого поляки любить нас больше, естественно, не стали. Это была самая трагическая страница польской истории. Екатерина таких методов не знала.
Все польские офицеры, которые были захвачены Красной Армией в плен, были интернированы и посажены в концлагеря. В 1941 году почти все они были свезены в Катынь под Смоленском, в лес, где были расстреляны частями НКВД по прямому приказанию Берии, и все это было санкционировано полным составом сталинского Политбюро.
Их расстреляли и закопали. Когда пришли немцы, они разрыли эти рвы и заявили, что это не их работа. Они создали международную комиссию из представителей Швеции и Болгарии, которая подтвердила, что здесь потрудились не немцы. Естественно, в 1944 году последовала новая комиссия, уже наша, которая «доказала» противное. Сами немцы, не отрицая за собой Бухенвальда, Дахау, Заксенхаузена и пр., никогда не признавали Катыни. Поляки терпеть не могут немцев, но Катынь они никогда немцам не приписывали. Они всегда знали, что это дело рук советских палачей. В 1976 году я был в Польше. Ездил по стране, побывал в Варшаве, в Кракове и других городах. И вот как-то ночью, по дороге из Кракова в Гданьск, в поезде мне захотелось выпить чаю. Я отправился к проводнику, постучался и спросил, можно ли выпить чаю. Конечно, ответил он, и тут же дал какое-то печенье и чай и на не очень правильном русском языке спросил, откуда я и что делаю в Польше. Этот человек был гораздо старше меня. Я ответил, что приехал из Москвы, путешествую по приглашению. Через несколько фраз он спросил, знаю ли я что-нибудь о Катынн. Я ответил, что это такое место под Смоленском, где сталинские палачи расстреляли польских офицеров.
«Вы знаете, что это сделали ваши?» — спросил он.
«Что значит «наши»? — ответил я. — С нами проделывали то же самое, и вы должны это понять. А то, что это преступление, — это факт, и скрывать здесь нечего».
После этого отношение ко мне изменилось, и мы довольно долго говорили. Я понял, что поляки сумели воспитать целое поколение на такой исторической памяти. Все, что потом воспоследовало — Солидарность {46} и прочее, — это не только католический момент, не только желание жить без указки Москвы, но и вот эта историческая память, которую истребить невозможно. Хорошо, если бы мы умели так хранить память о своих несчастьях.
Итак, подведем итог. В начале предыдущей лекции я уже говорил, что внешняя политика Екатерины была куда более эффективна, чем политика внутренняя. Бесспорно, можно считать успехом приобретение, в общем-то, исконно русских земель. Екатерина была достаточно умна и не стремилась захватывать земли, где исторически жили поляки. В Россию вошли земли украинские и белорусские и только часть литовских. Бесспорно, достижением была активная политика в Закавказье — Георгиевский трактат. Что же касается внутренней политики, то здесь имела место определенная стагнация, потому что крепостное право стояло непоколебимо. Управление губерниями, жалованные грамоты городам — все это носило характер чисто административный, улучшало управление, но принципиально не меняло ничего.
Лекция 10
Сегодня пойдет речь о событиях самого конца XVIII века — о кратковременном царствовании императора Павла Петровича, которого у нас почему-то называют Павлом I, как будто у нас были Павел II и Павел III.
1. — Личность Павла I. 2. — Государство в начале царствования Павла I. 3. — Законодательство этого царствования. 4. — Внешняя политика Павла I. 5. — Государственный переворот 11 марта 1801 г. 6. — Восшествие на престол Александра I. 7. — Итальянский и Швейцарский походы А. В. Суворова.
1. Личность Павла I
Несколько слов о личности этого человека сказать необходимо. Он родился за 9 лет до воцарения своей матери. Как известно, Екатерина была поставлена перед необходимостью родить наследника престола, и отцовство будущего наследника не было строго определено. Вряд ли она была любящей матерью, да и интересы ее были сосредоточены на достижении российской короны, а отнюдь не на воспитании собственного сына. Став императрицей, она быстро поняла, что проблему сына нужно будет как-то решать, поскольку в глазах очень многих людей он являлся законным наследником престола. Когда происходило воцарение Екатерины, ему было 9 лет и царствовать он, естественно, не мог, но по достижении совершеннолетия он мог стать государем, и это понимали многие, в частности его воспитатель Панин, который сумел посвятить своего воспитанника в эти тонкости. Екатерина, как известно, не пожелала сделать своего сына императором российским и, укрепившись на престоле, отстранила его от ведения абсолютно всех дел. Он получил в подарок от матери мызу Хотчино под Петербургом, которая стала именоваться на немецкий манер Гатчиной. Там был выстроен дворец, где в очень тесном мирке, окруженный очень небольшим штатом придворных и миниатюрной собственной гвардией, жил Павел Петрович.
2. Государство в начале царствования Павла I
В литературе о нем бытуют два мнения. Первое — что Павел был психопат, неврастеник, психически неполноценный, масон, гонитель Суворова, ненавистник Потемкина и т. д., и убийство императора в ночь на 11 марта 1801 года было благом для России. Такова, к сожалению, распространенная точка зрения. Но существует и другая — менее популярная, но достаточно основательная. Если посмотреть на то, что успел Павел за 5 лет своего царствования, то получается любопытная картина.
Прежде всего, нужно сказать о том, в каком состоянии принял Павел дела от своей матери. Финансы российские были достаточно расстроены. Во всяком случае, говорить о том, что казна сводила концы с концами, не приходилось. Конечно, это не было тем безобразием, которое царило во времена Елизаветы, но до порядка было далеко. Казнокрадство при Екатерине приняло колоссальные размеры и заставляло вспоминать времена Петра I и деятельность его временщиков. Дела в екатерининских судах не велись, и когда Павел по своем воцарении заглянул в Сенат, он увидел 11 тысяч нерешенных дел. Состояние армии было очень не простым. Армия делилась на гвардейские и обычные армейские части, и жили они совершенно разной жизнью. В гвардии люди числились, но не служили. Гвардейский офицер имел колоссальные привилегии и практически не успевал по-настоящему понюхать пороха и потянуть солдатскую лямку. Он должен был без конца менять мундиры, появляться в свете и при дворе. Екатерина требовала, чтобы гвардейский офицер имел новую карету, запряженную не меньше чем четверкой лошадей, чтобы у него было шесть парадных мундиров, запас фраков, жилетов, модных чулок и туфель и т. д. Даже на вахт-парад офицер мог являться в шубе поверх мундира и с муфтой на руках, чтобы они не мерзли. Трудно все это себе представить, но, тем не менее, это было, и говорить о порядке в гвардии не приходится. Распущенность нравов была совершенно невероятной, любовь к привилегиям делала этих людей малоуправляемыми и малоценными для армии. Если Петр задумал в свое время гвардию как своеобразный институт подготовки офицеров для армии, то теперь все это походило на нечто противоположное петровским идеям. Жестокость в обычных армейских частях была прямо пропорциональна привилегиям в гвардейских частях. Телесные и другие наказания были совершенно обычным делом.
Прежде всего, нужно сказать о том, в каком состоянии принял Павел дела от своей матери. Финансы российские были достаточно расстроены. Во всяком случае, говорить о том, что казна сводила концы с концами, не приходилось. Конечно, это не было тем безобразием, которое царило во времена Елизаветы, но до порядка было далеко. Казнокрадство при Екатерине приняло колоссальные размеры и заставляло вспоминать времена Петра I и деятельность его временщиков. Дела в екатерининских судах не велись, и когда Павел по своем воцарении заглянул в Сенат, он увидел 11 тысяч нерешенных дел. Состояние армии было очень не простым. Армия делилась на гвардейские и обычные армейские части, и жили они совершенно разной жизнью. В гвардии люди числились, но не служили. Гвардейский офицер имел колоссальные привилегии и практически не успевал по-настоящему понюхать пороха и потянуть солдатскую лямку. Он должен был без конца менять мундиры, появляться в свете и при дворе. Екатерина требовала, чтобы гвардейский офицер имел новую карету, запряженную не меньше чем четверкой лошадей, чтобы у него было шесть парадных мундиров, запас фраков, жилетов, модных чулок и туфель и т. д. Даже на вахт-парад офицер мог являться в шубе поверх мундира и с муфтой на руках, чтобы они не мерзли. Трудно все это себе представить, но, тем не менее, это было, и говорить о порядке в гвардии не приходится. Распущенность нравов была совершенно невероятной, любовь к привилегиям делала этих людей малоуправляемыми и малоценными для армии. Если Петр задумал в свое время гвардию как своеобразный институт подготовки офицеров для армии, то теперь все это походило на нечто противоположное петровским идеям. Жестокость в обычных армейских частях была прямо пропорциональна привилегиям в гвардейских частях. Телесные и другие наказания были совершенно обычным делом.
3. Законодательство этого царствования
Одним из первых указов Павла был указ о престолонаследии, который он издал накануне своей коронации в Кремле. Указ отменял знаменитый злополучный указ Петра I и восстанавливал порядок, по которому престол автоматически переходил от отца к сыну по прямой нисходящей линии. Только в случае, если император умирал бездетным, престол мог перейти к его брату и наследовался уже по линии этого брата.
{47}
Вторым указом был указ о трехдневной барщине. Он не был обязательным и носил рекомендательный характер, но это была первая, хотя и очень робкая, попытка ограничить права помещиков. Помещик, естественно, стремился заставить крестьянина работать у себя на поле фактически всю неделю подряд, за счет чего в крестьянских хозяйствах творилось страшное разорение. Павел пытался навести здесь порядок, введя трехдневную барщину в качестве рекомендации. Конечно, последовали указу единицы.
С другой стороны, Павел был непоследователен и за свои 5 лет раздарил в качестве наград несколько сот тысяч душ, превысив во много раз темпы подобной деятельности своей матери.
В армии Павел Петрович навел довольно своеобразный порядок. Он действительно любил прусскую систему, но здесь нужно особо говорить об участи солдат и участи офицеров. Для положения солдат Павел сделал больше, чем ожидалось. Павел резко сократил число телесных палочных наказаний, и солдатам стало жить легче. Солдаты получили довольно свободный, удобный и к тому же дешевый мундир, как и офицеры, которые не имели права отклоняться от установленного образца. Павловский офицерский мундир стоил 22 рубля (при Екатерине он стоил 150 рублей, и это было целое состояние: годичный оклад чиновника отнюдь не самого низшего ранга). Павел ввел пресловутые парики и косы. Действительно, это было неудобно после обычных причесок, и за это его страшно ругали. Воюя с казнокрадством, он старался улучшить снабжение армии; преследуя распущенность командиров, он отстранял всех кто пытался сохранить екатерининский стиль от работы с войсками, отправляя их в ссылку (между прочим, он никого не казнил). Поэтому когда Павел умер, солдаты об этом скорее скорбели, чем радовались. При Александре палочная дисциплина была значительно более жестокой, чем при Павле Петровиче — при том, что Павел отнюдь не слыл либералом, а Александр, как известно, снискал себе лавры чуть ли не конституционалиста. Мы видим здесь искреннее желание навести порядок в России, привести армию в более человеческий вид, преодолеть те вопиющие недостатки, которые Павел унаследовал от предыдущею царствования.
{47}
Вторым указом был указ о трехдневной барщине. Он не был обязательным и носил рекомендательный характер, но это была первая, хотя и очень робкая, попытка ограничить права помещиков. Помещик, естественно, стремился заставить крестьянина работать у себя на поле фактически всю неделю подряд, за счет чего в крестьянских хозяйствах творилось страшное разорение. Павел пытался навести здесь порядок, введя трехдневную барщину в качестве рекомендации. Конечно, последовали указу единицы.
С другой стороны, Павел был непоследователен и за свои 5 лет раздарил в качестве наград несколько сот тысяч душ, превысив во много раз темпы подобной деятельности своей матери.
В армии Павел Петрович навел довольно своеобразный порядок. Он действительно любил прусскую систему, но здесь нужно особо говорить об участи солдат и участи офицеров. Для положения солдат Павел сделал больше, чем ожидалось. Павел резко сократил число телесных палочных наказаний, и солдатам стало жить легче. Солдаты получили довольно свободный, удобный и к тому же дешевый мундир, как и офицеры, которые не имели права отклоняться от установленного образца. Павловский офицерский мундир стоил 22 рубля (при Екатерине он стоил 150 рублей, и это было целое состояние: годичный оклад чиновника отнюдь не самого низшего ранга). Павел ввел пресловутые парики и косы. Действительно, это было неудобно после обычных причесок, и за это его страшно ругали. Воюя с казнокрадством, он старался улучшить снабжение армии; преследуя распущенность командиров, он отстранял всех кто пытался сохранить екатерининский стиль от работы с войсками, отправляя их в ссылку (между прочим, он никого не казнил). Поэтому когда Павел умер, солдаты об этом скорее скорбели, чем радовались. При Александре палочная дисциплина была значительно более жестокой, чем при Павле Петровиче — при том, что Павел отнюдь не слыл либералом, а Александр, как известно, снискал себе лавры чуть ли не конституционалиста. Мы видим здесь искреннее желание навести порядок в России, привести армию в более человеческий вид, преодолеть те вопиющие недостатки, которые Павел унаследовал от предыдущею царствования.
4. Внешняя политика Павла I
Если говорить о внешней политике, то она была следующей. Фактически Павел сначала унаследовал от своей матери участие в коалиции против Франции. Екатерина прямо не примыкала к коалиции, но и против ничего не имела. Она считала Французскую революцию заразой, а борьбу против революционной республики — святым делом. Но при этом Екатерина, изощренный политик, прекрасно понимала, что ослабление Франции ведет автоматически к усилению Англии, и, как мы знаем, знаменитая декларация о вооруженном нейтралитете фактически действовала против английского господства на морях.
Павел был в этом отношении более прямолинеен, и коль скоро Франция попрала все законы, Божеские и человеческие, то нужно было участвовать в коалиции и наводить порядок, что и было сделано во время знаменитого Итальянского и Швейцарского походов Суворова и средиземноморской экспедиции адмирала Ушакова. Но вскоре, столкнувшись с прямым предательством австрийцев, своих союзников, сообразив, что англичане заставляют его таскать каштаны из огня и проливать русскую кровь, не давая ничего взамен, увидев, что революция во Франции задушена Наполеоном, Павел резко переменил курс и после Итальянского похода Суворова очень быстро повел дело гак, что вскоре были фактически заключены союзнические отношения Франции и России.
Это имело следующие последствия. Во-первых, складывалась очень мощная политическая коалиция против Англии, а во-вторых, в России возникала очень не простая проблема в связи с хлебным экспортом. Экспорт хлеба у нас осуществлялся в основном в Англию, как, впрочем, и остальных видов сырья, будь то лес, пенька, кожа, парусина и т. д. Русские помещики наживались на экспорте русского хлеба, получая полновесные английские фунты, и эта торговля приостановилась, потому что Павел наложил секвестр, или эмбарго, на английские корабли в русских гаванях. Он справедливо полагал, что эта торговля обогащает Россию только частично, поскольку, во-первых, все вывозилось английскими кораблями (русский торговый флот практически не существовал), а во-вторых, что подобный меркантилизм в финансовой политике может нанести ущерб русским интересам в Европе.
Павел был в этом отношении более прямолинеен, и коль скоро Франция попрала все законы, Божеские и человеческие, то нужно было участвовать в коалиции и наводить порядок, что и было сделано во время знаменитого Итальянского и Швейцарского походов Суворова и средиземноморской экспедиции адмирала Ушакова. Но вскоре, столкнувшись с прямым предательством австрийцев, своих союзников, сообразив, что англичане заставляют его таскать каштаны из огня и проливать русскую кровь, не давая ничего взамен, увидев, что революция во Франции задушена Наполеоном, Павел резко переменил курс и после Итальянского похода Суворова очень быстро повел дело гак, что вскоре были фактически заключены союзнические отношения Франции и России.
Это имело следующие последствия. Во-первых, складывалась очень мощная политическая коалиция против Англии, а во-вторых, в России возникала очень не простая проблема в связи с хлебным экспортом. Экспорт хлеба у нас осуществлялся в основном в Англию, как, впрочем, и остальных видов сырья, будь то лес, пенька, кожа, парусина и т. д. Русские помещики наживались на экспорте русского хлеба, получая полновесные английские фунты, и эта торговля приостановилась, потому что Павел наложил секвестр, или эмбарго, на английские корабли в русских гаванях. Он справедливо полагал, что эта торговля обогащает Россию только частично, поскольку, во-первых, все вывозилось английскими кораблями (русский торговый флот практически не существовал), а во-вторых, что подобный меркантилизм в финансовой политике может нанести ущерб русским интересам в Европе.
5. Государственный переворот 11 марта 1801 г.
В ночь на 11 марта 1801 года Павел Петрович был убит в своей спальне, в только что построенном Михайловском замке заговорщиками — гвардейскими офицерами (всего их было несколько десятков). Заговор возглавил военный генерал-губернатор Петербурга граф Пален. Видимо, Павел знал об этом заговоре. По некоторым данным, офицеры, тяготясь манерой Павла управлять войсками, даже предлагали Суворову принять участие в восстановлении порядка в стране, на что фельдмаршал якобы ответил скороговоркой: «Не могу, кровь сограждан». Будучи убежденным монархистом, он, хоть и не любил Павла, тем не менее отказывался принять участие в чем бы то ни было, похожем на гражданскую войну.
Заговор этот был гвардейским, обычных пехотных армейских офицеров там не было, а если и были, то те, кто недавно был сослан. Пален, став генерал-губернатором Петербурга, сосредоточил в своих руках колоссальную власть, поскольку контролировал фактически все, что происходило в столице, и, видимо, заслужил полное доверие со стороны императора. При этом Пален понимал, что самый продуманный и точно исполненный заговор обречен, вероятно, на неудачу, если в нем не примет участие наследник, старший сын императора Павла, будущий император Александр Павлович.
Александр был воспитан своей бабушкой в очень либеральном духе, при этом чувствительность уживалась в нем, как это иногда бывает, с жестокостью. С одной стороны интеллигентность и мечтательность, с другой — недооценка событий и поразительная политическая наивность. Толкуя Александру о том, что Россия гибнет, что разрушается армия, император душевно нездоров и т. п., Пален вовлек его в заговор, причем об убийстве императора не было речи, а когда Александр стал о чем-то догадываться, {48} его убедили, что императору просто предложат отречься от престола. Впоследствии Пален с поразительным цинизмом рассказывал, что и не думал всерьез исполнять обещания, данные Александру, потому что прекрасно понимал, что в подобной ситуации речь об отречении идти не может, и шел на сознательный обман наследника из самых лучших побуждений, не желая отягощать его совесть [ 15].
Заговор созрел довольно быстро. Офицеры, которые имели личные основания быть обиженными или недовольными, нашлись, тем более что Павел по прошествии 5 лет своего царствования амнистировал всех, кто был сослан. Их вернули в Петербург, но по приказанию Палена туда не пускали. Они останавливались на постоялых дворах, бедствовали, не имея возможности поселиться в городе и не получая никакого обеспечения, и их озлобленное настроение быстро получало распространение в виде слухов об очередной причуде императора. Слухов было очень много, и заговорщики распускали их весьма умело.
Накануне заговора у Палена уже было под рукой достаточно помощников, в том числе главный — знаменитый генерал Беннингсен из остзейских немцев. Поздно вечером на одной из квартир был устроен товарищеский ужин с обильными возлияниями, после чего офицеры, уже подготовленные, пошли несколькими группами к Михайловскому замку, охранявшемуся караулом Семеновского полка, шефом которого был великий князь Александр Павлович. Только два гайдука, стоявшие непосредственно у покоев императора, попытались оказать сопротивление, но один из них был тут же убит, а другой тяжело ранен. Распаленные вином и ненавистью заговорщики вбежали в спальню императора, но некоторое время не могли его найти, потому что на кровати его не оказалось. Генерал Беннингсен со свечой очень внимательно стал осматривать покои и увидел, что император прячется в камине за экраном. Он вступил с императором в разговор, рекомендуя ему сохранять спокойствие, после чего Беннингсена очень заинтересовали картины, которые висели в прихожей. Была глухая ночь — самое подходящее время для созерцания картин, но он вышел их посмотреть, потому что был тонким ценителем прекрасного. Как только он вышел, один из братьев Зубовых, Николай, совершенно пьяный, ударил императора кулаком в лицо, в кулаке была зажата табакерка. Император был одновременно забит и задушен. Душили его несколько офицеров, и пальму первенства нужно отдать Скарятину, а кто бил, сказать трудно; избит он был так, что в течение 30 с лишним часов тело нельзя было выставить для прощания, и театральные гримеры пытались привести его в порядок, гримируя чудовищные кровоподтеки. В гробу тело императора лежало, облаченное в мундир, шарф и какие-то платки чуть ли не до глаз, а сверху была еще и шляпа, чтобы никто не видел последствий работы, которую проделали бравые гвардейцы той тяжелой ночью.
Заговор этот был гвардейским, обычных пехотных армейских офицеров там не было, а если и были, то те, кто недавно был сослан. Пален, став генерал-губернатором Петербурга, сосредоточил в своих руках колоссальную власть, поскольку контролировал фактически все, что происходило в столице, и, видимо, заслужил полное доверие со стороны императора. При этом Пален понимал, что самый продуманный и точно исполненный заговор обречен, вероятно, на неудачу, если в нем не примет участие наследник, старший сын императора Павла, будущий император Александр Павлович.
Александр был воспитан своей бабушкой в очень либеральном духе, при этом чувствительность уживалась в нем, как это иногда бывает, с жестокостью. С одной стороны интеллигентность и мечтательность, с другой — недооценка событий и поразительная политическая наивность. Толкуя Александру о том, что Россия гибнет, что разрушается армия, император душевно нездоров и т. п., Пален вовлек его в заговор, причем об убийстве императора не было речи, а когда Александр стал о чем-то догадываться, {48} его убедили, что императору просто предложат отречься от престола. Впоследствии Пален с поразительным цинизмом рассказывал, что и не думал всерьез исполнять обещания, данные Александру, потому что прекрасно понимал, что в подобной ситуации речь об отречении идти не может, и шел на сознательный обман наследника из самых лучших побуждений, не желая отягощать его совесть [ 15].
Заговор созрел довольно быстро. Офицеры, которые имели личные основания быть обиженными или недовольными, нашлись, тем более что Павел по прошествии 5 лет своего царствования амнистировал всех, кто был сослан. Их вернули в Петербург, но по приказанию Палена туда не пускали. Они останавливались на постоялых дворах, бедствовали, не имея возможности поселиться в городе и не получая никакого обеспечения, и их озлобленное настроение быстро получало распространение в виде слухов об очередной причуде императора. Слухов было очень много, и заговорщики распускали их весьма умело.
Накануне заговора у Палена уже было под рукой достаточно помощников, в том числе главный — знаменитый генерал Беннингсен из остзейских немцев. Поздно вечером на одной из квартир был устроен товарищеский ужин с обильными возлияниями, после чего офицеры, уже подготовленные, пошли несколькими группами к Михайловскому замку, охранявшемуся караулом Семеновского полка, шефом которого был великий князь Александр Павлович. Только два гайдука, стоявшие непосредственно у покоев императора, попытались оказать сопротивление, но один из них был тут же убит, а другой тяжело ранен. Распаленные вином и ненавистью заговорщики вбежали в спальню императора, но некоторое время не могли его найти, потому что на кровати его не оказалось. Генерал Беннингсен со свечой очень внимательно стал осматривать покои и увидел, что император прячется в камине за экраном. Он вступил с императором в разговор, рекомендуя ему сохранять спокойствие, после чего Беннингсена очень заинтересовали картины, которые висели в прихожей. Была глухая ночь — самое подходящее время для созерцания картин, но он вышел их посмотреть, потому что был тонким ценителем прекрасного. Как только он вышел, один из братьев Зубовых, Николай, совершенно пьяный, ударил императора кулаком в лицо, в кулаке была зажата табакерка. Император был одновременно забит и задушен. Душили его несколько офицеров, и пальму первенства нужно отдать Скарятину, а кто бил, сказать трудно; избит он был так, что в течение 30 с лишним часов тело нельзя было выставить для прощания, и театральные гримеры пытались привести его в порядок, гримируя чудовищные кровоподтеки. В гробу тело императора лежало, облаченное в мундир, шарф и какие-то платки чуть ли не до глаз, а сверху была еще и шляпа, чтобы никто не видел последствий работы, которую проделали бравые гвардейцы той тяжелой ночью.