– Это русский. Раньше служил в разведке. Очень опасный человек. Его надо убрать, но лишь после того, как он передаст нам документацию.
   – Детали обговорим позже, – вдруг сказал молчавший все это время Джордано Карлуччи и, сжав кулак, стукнул себя по колену.
   – Да-да, Джордано, Закуривайте, господа.
   Андреа Бузони снял с полки коробку с гаванскими сигарами и поставил на стол.
   – Не имею вредных привычек, синьор Бузони, – сказал Ганс Штокман.
   – А я думал, что ты уже куришь и пьешь.
   – Когда я на работе, то не позволяю себе никаких удовольствий, кроме работы, – чуть-чуть коверкая слова, произнес Ганс.
   Карлуччи кивнул, подтверждая слова партнера.
   – Насколько я понял, вы согласны, господа? – постукивая сигарой о крышку коробки, спросил Андреа.
   – Сколько это будет стоить? – осведомился Джордано Карлуччи и пристально взглянул на Андреа Бузони.
   Взглянул так, что Андреа показалось, будто Карлуччи уже выстрелил. И ему сразу стало не по себе.
   Хотя за свою жизнь он сотни раз отдавал подобные распоряжения об убийстве какого-то конкурента или ненужного свидетеля.
   – По сто пятьдесят тысяч каждому. Деньги будут сразу же положены на ваш счет в банке Эскуразо.
   Ганс посмотрел на Джордано. Тот утвердительно кивнул.
   – Давайте обговорим время, синьор Андреа.
   Штокман быстро прошелся по кабинету и ребячливо плюхнулся на кожаный диван.
   Джордано Карлуччи все еще продолжал вертеть в руках фотографии.
   – Дай мне, Джордано, – Штокман взял снимки и спрятал во внутренний карман своей куртки.
   – Завтра во второй половине дня этот господин должен передать мне важные документы. Когда я покину отель, можете приступать. Правда, желательно сделать все это не в отеле, а где-нибудь подальше.
   Ведь меня увидят и могут связать мою встречу с этим господином и его смерть. Так что придумайте что-нибудь.
   – Хорошо, – сказал Джордано Карлуччи и словно пружина вскочил с дивана. – Пойдем, Ганс, надо обдумать детали. В каком отеле остановился «клиент»?
   – Отель «Хилтон», восьмой этаж.
   – Все ясно.
   – Успеха вам, господа, – попрощался Андреа Бузони с наемными убийцами.
   Затем он позвонил Антонио Эскуразо:
   – Я все устроил.
   – Молодец, Андреа, очень хорошо.
   Андреа Бузони вложил в это дело два миллиона долларов и сейчас, конечно же, был заинтересованным лицом.
   Джордано Карлуччи и Ганс Штокман тем временем мчались на своем «порше» к отелю «Хилтон», который стеклянной светящейся громадой выделялся на фоне темного неба.
* * *
   Вот такая встреча произошла накануне вечером у Андреа Бузони с двумя наемными убийцами.
   Об этой встрече, конечно же, Владимир Владиславович Савельев ничего не знал, но догадывался, что так просто итальянцы денег не дадут и у него скорее всего возникнут проблемы с тем, как ускользнуть от людей Антонио Эскуразо и Андреа Бузони.
   Владимир Владиславович был готов к этому Единственное, чего он не знал, – какие силы на его ликвидацию задействуют Эскуразо с Бузони.
* * *
   Савельев позавтракал безо всякого аппетита, выпил стакан сока.
   На часах уже был полдень.
   Ганс Штокман сидел в черном «форде» напротив входа в отель. Под задним сиденьем автомобиля лежал его карабин с оптическим прицелом и еще дюжина всяких приспособлений.
   А Джордано Карлуччи устроился со вчерашней «Нью-Йорк Тайме» в холле, следя за всеми, кто входит и выходит из отеля.
   Наконец подъехал Андреа Бузони. Вместе с двумя молодыми людьми, которые держались чуть поодаль, и тремя охранниками синьор Бузони пересек холл и поднялся на восьмой этаж.
   Он не заметил Джордано Карлуччи, а вот тот даже сумел рассмотреть его серый с искрой костюм от английского портного.
   Меньше чем через полчаса Андреа Бузони покинул номер Владимира Владиславовича Савельева В кейсе, который нес один из молодых людей, проверивший документацию на портативном компьютере, лежала дискета, за которую было заплачено девять с половиной миллионов долларов.
* * *
   Владимир Владиславович сидел на диване, сунув руку под подушку и поглаживая рукоять пистолета с коротким толстым глушителем.
* * *
   Джордано Карлуччи отложил в сторону газету и стад рассматривать трех молоденьких девушек, пытающихся договориться с портье о дешевом номере.
   «Наверное, туристки из Европы. А блондинка ничего… Если бы сейчас не был занят делом…»
   Но додумать Джордано не успел. В наушнике послышался голос Штокмана:
   – Ты еще долго собираешься сидеть? Они уже полчаса как ушли. Действуй.
   – Если что, то через десять минут поднимайся, – сказал себе в грудь Джордано Карлуччи, легко вскочил на ноги, сунул руки в карманы куртки и вразвалочку, помахивая газетой, направился к лифту.
   На восьмом этаже, покинув кабинку лифта, он осмотрелся. Он хорошо знал этот отель. Номер, в котором остановился «клиент», находится в конце коридора по правой стороне.
   Джордано Карлуччи тихо ступал по мягкому ковру.
   Его правая рука лежала на рукояти револьвера. Он и сам не знал почему, но испытывал неуверенность.
   Надо заметить, Джордано не любил русских.
   Как-то раз года два тому назад он ввязался в потасовку в одном портовом баре И едва смог унести ноги.
   Двое русских эмигрантов оказались настолько проворными и сильными, что Джордано пришлось не сладко.
   Его лицо было в ссадинах, губы рассечены Русские дрались как черти, хотя и были очень пьяны.
   С тех пор Джордано не любил русских, хотя тогда он сам был виноват и первым полез на рожон.
   Сейчас он почему-то вспомнил пьяный шальной блеск в глазах тех двух эмигрантов, и на душе стало нехорошо.
   Он еще крепче сжал рукоять револьвера и немного замедлил шаги. Подойдя к двери номера с золочеными цифрами, Джордано остановился, снял большим пальцем револьвер с предохранителя. А затем левой рукой прикоснулся к ручке двери, мягко опустил ее вниз, выхватил револьвер из кармана и, пригнувшись, вскочил в номер.
   Он услышал шум воды за дверью большой ванной комнаты, и на его тонких губах появилась злая улыбка.
   «Лысый толстяк сейчас будет плавать, как беременная жаба», – почему-то такое неожиданное сравнение пришло на ум Карлуччи.
   Он решительно подошел к двери ванной, резко открыл ее. Густой пар заполнял комнату. Карлуччи услышал за спиной какой-то шорох, обернулся, и в этот момент раздался негромкий звук, похожий на хлопок в ладоши.
   Владимир Владиславович Савельев стоял в дверном проеме.
   Пуля вошла итальянцу точно между глаз, как раз в то место, где срастались его черные брови. Он покачнулся, револьвер выпал из его руки, и Джордано Карлуччи рухнул на кафельный пол ванной. Из густого пара торчали только его ноги, обутые в добротные ботинки на рифленой подошве.
   «Но сколько же их будет?» – подумал Владимир Владиславович Савельев, поднимая револьвер и пряча его в карман пальто.
   Затем отставной полковник КГБ закрыл дверь своего номера, вышел на балкон и перебрался в соседний номер. А оттуда по лестнице спустился в холл седьмого этажа. Все эти перемещения были неприятны и обременительны, но, слава Богу, в соседнем номере никого не оказалось и никто не видел, как Владимир Владиславович, пыхтящий и багровый, спускался по пожарной, истинно чикагской, лестнице на седьмой этаж.
   Он благополучно покинул отель через черный ход, нашел такси, и автомобиль помчался от «Хилтона» в сторону железнодорожного вокзала.
* * *
   Прошло десять минут.
   Ганс Штокман попытался вызвать своего напарника, но безуспешно.
   – О дьявол! – выругался Ганс, затем взял пистолет, сунул его в кобуру, спрятанную под пиджаком, открыл дверь «форда» и бегом бросился к отелю.
   Второй, третий, пятый, шестой, седьмой, восьмой…
   Ганс Штокман смотрел на цифры.
   Наконец, лифт остановился, и дверь мягко открылась. Штокман выхватил оружие и помчался в конец коридора. Дверь номера оказалась запертой. Дважды выстрелив в замок, Ганс ворвался в номер. В ванной шумела вода.
   Ганс прижался к стене, осмотрел одну комнату за другой и только после этого рывком открыл дверь ванной и резко отступил в сторону.
   Но тем не менее он разглядел в клубах пара распростертое тело своего напарника и огромную темную лужу крови на голубоватом кафеле.
   Гансу Штокману хватило двух секунд, чтобы понять, что его напарник мертв. Ганс даже не стал прикладывать руку к артерии на шее.
   – Майн Гот! – вдруг по-немецки заговорил Ганс Штокман, уже сообразив, что их «клиент», этот лысый смешной толстяк из русской разведки, сумел скрыться, пристрелив при этом Джордано Карлуччи. – Майн Гот!
   Майн Гот! Бузони мне этого не простит. Я должен найти проклятого толстяка и обязательно прикончить! Обязательно! Иначе могут прикончить меня.
   А умирать Гансу Штокману не хотелось. И поэтому он стремглав бросился к черному ходу. Ему на пути попалась группа туристов. Он расшвырял дюжих скандинавов, как кегли, и помчался дальше.
   Но Ганса ждало разочарование. Когда он выскочил на улицу, лысого толстяка и след простыл.
* * *
   Отставной полковник КГБ был уже очень далеко, и в какую сторону он направился, наемный убийца мог только гадать.
   «Скорее всего, он рванул в аэропорт», – пришла в голову Штокману спасительная мысль, и он ринулся к центральному входу.
   Ему на пути попались все те же скандинавы. Но на этот раз, увидев разъяренного немца, туристы поспешно расступились, давая ему дорогу.
   Штокман вскочил в машину, мгновенно запустил двигатель и устремился в сторону аэропорта.
   Но и в аэропорту его ждало разочарование. И сколько ни вглядывался он в лица пассажиров, в лица тех, кто покупает билеты и ждет отправления авиалайнеров, он нигде не видел низенького крепыша с немного выпученными глазами и сверкающей лысиной.
   – Майн Гот! Майн Гот! – шептал Ганс Штокман и словно брошенный камень рассекал толпу пассажиров, идущих по эскалатору.
   Он в любой момент готов был выхватить свой пистолет и открыть стрельбу. Он понимал, что ни Антонио Эскуразо, ни Андреа Бузони не простят ему такой промашки.
   А еще Штокману очень хотелось отомстить за своего давнего приятеля, за своего напарника Джордано Карлуччи, которого вот так легко и просто, одним выстрелом в голову уложил маленький толстячок из далекой России.
   – Майн Гот! Майн Гот! – бежал по эскалатору Ганс Штокман.
   Он вспотел, русые волосы прилипли ко лбу, в глазах горел бешеный огонь, а пальцы рук царапали воздух подобно когтям разъяренного тигра.
* * *
   Антонио Эскуразо был вне себя от ярости, когда узнал, что русскому удалось скрыться. Его и без того красное лицо сделалось малиновым. Он брызгал слюной, проклиная всех на свете.
   – Я заплатил такие деньги! Я отдал почти все, что у меня было! А вы вот так.., не можете ухлопать какого-то одного русского! Я понимаю, был бы он профессиональным убийцей, так нет же! Он самый обыкновенный засранец, говнюк! А ты, Ганс, не смог его застрелить!
   – Дон Эскуразо, виноват…
   – Что мне твои извинения?! Тут огромные деньги – десять миллионов! Ты понимаешь, придурок? Десять миллионов! Это тебе не доллар и не тысяча, это десять миллионов кровных денег!
   Андреа Бузони сидел в углу гостиной в глубоком кожаном кресле, втянув голову в плечи и нахохлившись, как большая хищная птица. Его холеные пальцы дрожали.
   – Да еще потерять Джордано!
   – Он сам вызвался идти, дон Эскуразо, я здесь ни при чем…
   – Ты ни при чем, я ни при чем, он ни при чем…
   Но кто-то же должен быть виновным?
   Ганс Штокман побледнел. Он понимал, что Эскуразо шутить не будет.
   – Я исправлю ошибку, я достану эту русскую свинью из-под земли! Я его уничтожу, я заставлю его свое говно жрать!
   – Это я тебя заставлю, ублюдок! Я же предупреждал, все должно быть сделано четко, никаких осечек, никаких оплошностей и провалов. А тут мало того, что он скрылся, облапошив нас, двух самых лучших, так еще и Джордано Карлуччи уложил!
   Андреа Бузони выбрался из своего кресла. Сейчас он уже не выглядел таким холеным и хладнокровным, как вчера вечером, сейчас это был старый человек, которого мучат самые разнообразные хвори и у которого в жизни море проблем.
   – Ты что молчишь, Андреа? Я один распинаюсь, а ты ведь тоже вложил деньги, – продолжал неистовствовать Эскуразо.
   – А что могу сделать, Тони? – Андреа Бузони с досадой развел руками, потом подошел к Штокману вплотную – а он был почти на голову выше Ганса, – взял немца за плечи и принялся трясти. – Если ты, Штокман, не убьешь этого мерзавца, эту грязную русскую свинью – я тебя достану из-под земли! Ты понимаешь – из-под земли! Я тебя замурую в бетоне, только одна макушка будет торчать! Ты это понимаешь?
   – Да, синьор Бузони, да, понимаю. Клянусь, ему не жить!
   – Мы тебе платим деньги, и немалые, а ты позволяешь себе допускать оплошности!
   – Я все исправлю…
   – Поздно уже исправлять, – ледяным голосом сказал Андреа Бузони, и от голоса итальянца по спине Ганса Штокмана побежали мурашки.
   И он понял, что сейчас дон Эскуразо может вытащить свой хромированный пистолет из верхнего ящика письменного стола и преспокойно всадить ему в грудь всю обойму, а он ничего не сможет сделать, потому что охрана забрала оружие. Да если бы у Ганса и был сейчас пистолет, все равно он бы не отважился достать оружие.
   – Значит так, запомни, – Андреа Бузони перестал наконец трясти Ганса Штокмана. – Деньги мы перевели в Женеву. Ты полетишь туда. Номер счета тебе скажет секретарь дона Эскуразо. И там, в Женеве, ты должен найти этого русского, и там ты должен его убить.
   Если ты его не убьешь – ты мертв. Денег не получишь ни цента, ведь твои деньги лежат в нашем банке.
   – Я все сделаю! Все…
   – Смотри мне! – Антонио Эскуразо погрозил Гансу своим волосатым кулаком. – Смотри!
* * *
   Когда Ганс Штокман покинул особняк дона Эскуразо, итальянцы переглянулись, и Антонио Эскуразо захохотал. Правда смех его был недобрым, и Андреа Бузони подумал, не случилась ли истерика с его темпераментным приятелем. Но нет. Хлебнув виски, дон Эскуразо успокоился, сел на диван, вытер вспотевшее лицо, влажные от слез глаза.
   – Тони, послушай, а этот русский оказался попроворнее, чем мы думали.
   – Да, попроворнее. Он чем-то напоминает нас с тобой. Ведь ты на его месте поступил бы точно так же, не правда ли?
   Антонио Эскуразо хлопнул себя по коленям.
   – Я на месте этого русского пристрелил бы не только Джордано Карлуччи, но и Ганса Штокмана.
   – Знаю, знаю. Помню нашу бурную молодость, пострелять ты любил. Тебе проще было выхватить револьвер, чем прочесть молитву. Хотя в общем-то этот русский нам не страшен. Надо как можно быстрее наладить производство.
   – Сколько времени это займет?
   – Думаю, три, а может быть, четыре недели.
   – Многовато, – сказал Эскуразо, – нужно побыстрее. Вот давай-ка, Андреа, ускорим этот процесс.
   А Штокман, я думаю, так напуган, что достанет нашего русского из-под земли. Как его там.., мистер Савельев или мистер Рыбчинский?
   – Да Бог с ним.
* * *
   Прошло две недели.
   К старинному отелю на одной из площадей Женевы, в котором так любили останавливаться знаменитые артисты и писатели, тихо подъехали два автомобиля – черный «мерседес» и черный джип «чероки». Из джипа вышли четверо широкоплечих парней, а из «мерседеса» выбрался Владимир Владиславович Савельев в сопровождении еще одного охранника.
   Один из телохранителей бросился к дверям отеля, услужливо открыл их, осмотрел холл. Владимир Владиславович Савельев сунул руки в карманы длинного светлого плаща, не спеша поднялся по ступенькам и вошел в отель.
   Мужчина, стоящий у окна на четвертом этаже, опустил штору. В его пальцах подрагивала сигарета.
   – Ну где ты там, дорогой? Скорее иди сюда! – послышался из спальни женский голос.
   Мужчина вздохнул, заглянул в спальню и негромко сказал:
   – Ты спи, я должен дождаться звонка.
   – Так возьми телефон в спальню, поставь. Мы будем заниматься любовью, и если тебе позвонят, ты возьмешь трубку.
   – Это важный разговор, – резко сказал мужчина и нервно погасил сигарету о дно полной пепельницы.
   – Я не могу ждать. Ты мне так хорошо заплатил, что я готова сделать все, что угодно, – Выпей бокал вина, я сейчас принесу.
   Мужчина подошел к низкому столику, взял бутылку, наполнил два высоких бокала и бросил в один маленькую таблетку, которая с шипением за несколько секунд растворилась.
   – Вот, выпей, – улыбнувшись во весь рот, сказал Ганс Штокман проститутке и протянул ей бокал.
   Девушка взяла бокал за тонкую ножку, а второй рукой провела по нему снизу вверх.
   – Да пей ты, мне пока не до этого.
   Девушка припала губами к бокалу, оставляя жирные следы яркой помады на его краях.
   Через пару минут она уже спала.
* * *
   Владимир Владиславович Савельев сидел в глубоком кресле У него на коленях лежала развернутая русская газета. Он с напряженным интересом, словно это был вопрос жизни и смерти, читал подряд все статьи и заметки.
   Двое телохранителей, литовцы по национальности, сидели в маленькой комнате, через которую можно было выйти в коридор. Остальные телохранители находились в соседней комнате. Это тоже были литовцы. Русским отставной полковник КГБ не доверял.
* * *
   Ганс Штокман натянул перчатки, застегнул замок куртки. Два револьвера и нож – вот и все оружие, которое было при нем. Он стал карабкаться с одного балкона на другой и, возможно, смог бы благополучно добраться до балкона номера Владимира Владиславовича Савельева, если бы не раздался негромкий звук выстрела, похожий на хлопок.
   Последнее, что увидел наемный убийца Ганс Штокман, был высокий крепкий мужчина, который с презрением смотрел ему прямо в глаза.
   Ганс Штокман разжал пальцы, сжимающие балконное ограждение, и уже мертвый упал на балкон.
   Мужчина переступил через него, как через поваленное дерево, сунул пистолет с глушителем – а это был армейский кольт – за пазуху и, легко подтянувшись на руках, оказался на балконе Владимира Владиславовича Савельева. Он видел Савельева, который с интересом читал газету. Он мог выстрелить через стекло, и пуля вошла бы точно в лысый затылок.
   Но Глеб Сиверов отказал себе в этом удовольствии.
   У него была другая задача.
   Он тихо открыл дверь, неслышно вошел в комнату и, сделав резкое бесшумное движение, ладонью зажал рот отставному полковнику и прошептал ему на ухо:
   – Ты сейчас скажешь, чтобы к тебе никто не смел входить. Ты меня понял? А если шевельнешься…
   Пистолет упирался в затылок, и Савельев даже не пытался делать неосторожных движений или говорить что-нибудь лишнее.
   – Отто, – крикнул Савельев вполне естественно – так, как это делал всегда, – ко мне не входить.
   – Хорошо, – послышалось из-за двери.
   – А теперь слушай меня, – Глеб Сиверов развернул кресло, и только сейчас Владимир Владиславович Савельев вспомнил этот голос.
   – Ты?! – он мгновенно узнал незваного гостя. – Федор Молчанов?!
   – Да, это я.
   – Как ты здесь оказался?
   – Я пришел за тобой.
   – За мной? – криво улыбнулся Савельев.
   – Да, за тобой.
   – Зачем я тебе?
   – Ты нужен не мне, тебя должны судить.
   – Ты сошел с ума, Молчанов!
   – Может быть, – сказал Глеб. – Скажи своим людям, чтобы они спустились вниз и ждали тебя в машине.
   – Ну погоди, давай поговорим. Может быть, мы сможем с тобой до чего-нибудь договориться…
   – Нет, мы с тобой уже пробовали договориться.
   – Ну, извини… – уже дрогнувшим голосом прошептал отставной полковник. – Кто тебя послал?
   – Я сам приехал.
   – Как ты меня нашел?
   – Это было сложно, – признался Глеб. – Но все вы крутитесь вокруг денег, и поэтому где деньги – там и вы.
   – Ты был в Штатах?
   Глеб на этот вопрос не ответил.
   – Послушай, я могу дать тебе денег, много денег.
   Вот там стоит портфель, в нем доллары. В нем миллион долларов. Ты можешь его взять, я скажу, чтобы тебя выпустили.
   – Я сам могу выйти, если захочу. Но я хочу выйти с тобой.
   – Послушай, давай договоримся. Я не хочу возвращаться в Россию, мне хорошо и здесь. И тебе будет здесь хорошо. Что там делать? Вот, почитай газеты, посмотри, что они пишут. Кругом коррупция, убивают… преступность. В общем, черт знает что! А здесь, в Швейцарии, тихо. У тебя будут деньги, ты сможешь уехать куда угодно. Да и до суда дело не дойдет, меня убьют, как только я окажусь в России, а заодно убьют и тебя. Так что напрасно ты это задумал.
   – Может быть, – сказал Глеб. – Вставай, пойдем.
   И в это время дверь резко открылась. Один из телохранителей Савельева, бросившись на пол, влетел в комнату. Глеб выстрелил. Литовец дернулся, выпустив пистолет из руки, и заскреб пальцами по полу Глеб схватил Савельева, прижал его к себе, и как только в комнату ворвался второй телохранитель, Глеб выстрелил Охранник взмахнул руками, но успел нажать на курок, и его автомат – израильский «узи» – выпустил длинную очередь.
   Савельев странно ойкнул и обмяк. Глеб почувствовал, что Савельев падает. Глеб резко развернул его на себя и увидел, как на белой крахмальной рубашке, с левой стороны груди, расплывается красное пятно.
   – О черт! – прошептал Глеб, отпуская Савельева.
   Тот как мешок рухнул на ковер лицом вниз. Глеб бросился к шкафу, схватил саквояж, открыл. Саквояж действительно был набит пачками долларов. Глеб быстро закрыл дверь и выскочил на балкон.
* * *
   Через несколько минут он уже выходил из отеля.
   Его машина была припаркована за углом. Глеб торопливо подошел к автомобилю, открыл багажник, небрежно швырнул в него саквояж с деньгами, сел в кабину.
   Через десять минут он уже был на вокзале и садился в поезд, уходящий из Цюриха.
* * *
   Ночью в квартире Ирины Быстрицкой зазвонил телефон. Она сняла трубку и сонно прошептала:
   – Говорите, я слушаю.
   – Ирина, это я, Глеб.
   – Ты?! – мгновенно проснувшись, воскликнула женщина.
   – Да, звоню тебе из Швейцарии. Через пару дней к тебе придет один человек. Он поможет тебе уладить дела с документами, и вы с Аней должны будете приехать ко мне. Я вас очень жду.
   – Глеб, у тебя все в порядке?
   – Слава Богу, все в порядке, – усталым голосом проговорил Глеб Сиверов и прикрыл глаза.
* * *
   У него действительно все было в порядке.
   Генерал Потапчук пообещал помочь с выездом Ирины Быстрицкой и ее дочери Ани вначале во Францию, а затем в Швейцарию, где их будет ждать агент по кличке Слепой.