Страница:
– Да нет, дома, сука эдакая!
– А что такое?
– Да ну его… – с досадой махнул рукой Бычков-Бочкарев. – Сквалыга чертов, никогда не уступит! Ни доллара, ни цента.
– Покупал что-нибудь?
– Да, покупал.
– И что, не сторговались?
– Да сторговались… Поехали быстрее, меня уже заждались.
– Туда же, где я тебя подхватил? – уточнил водитель, лихо разворачиваясь прямо на проезжей части.
– Эй, осторожнее, а то угодим в реку.
– Не бойся, мужик, со мной ты никуда не угодишь.
Я же тебе говорил, что я умру в своей постели.
– А где умру я, не знаешь?
– А ты умрешь в чужой постели.
Бычков-Бочкарев расхохотался, показывая желтые от табака, но крепкие зубы.
– Как это, в чужой?
– Ну, не знаю, – пожал худыми плечами низкорослый водитель, вжимаясь в сиденье – так, словно ожидал увесистой оплеухи.
– Можешь толком объяснить? – подался вперед, навалясь на сиденье, Андрей.
– Да что тут объяснять? Может, у бабы какой заночуешь – там и помрешь, а может, и еще где. Но точно знаю – не в своей постели ты умрешь.
– А откуда ты это знаешь?
Мужчина вновь пожал плечами.
– Знаю и все. Мне словно бы нашептывает кто-то внутри.
– ,Ну, ты даешь! Тебе бы в милиции работать или на таможне.
– Да, наркотики я мог бы искать не хуже какого-нибудь спаниеля.
Услышав о наркотиках, Бычков-Бочкарев вздрогнул и откинулся на спинку сиденья.
– Ладно, ладно, хватит этих глупых разговоров.
– Да ничего они не глупые. Разговоры как разговоры…
А Игорь Малышев корчился в полуразвалившемся кресле. Ему было не по себе, болела каждая клеточка организма. Хотелось как можно скорее уколоться и забыться.
– Ну, где же эта сука? Где же этот Бычков-Бочкарев? – побелевшими губами прошептал Игорь Малышев и взглянул на Катеньку Сизову, как будто она знала, где скульптор Та развела руками, стряхнула пепел прямо на пол.
– Может, заехал куда, а может, еще чего…
– Что?! Что может быть? Уже целый час как уехал.
Взял у меня почти все деньги – и с концами.
– Вернется, – сказала Тамара, – куда ему деваться? Без нас он как без рук.
– Да на хрен мы ему нужны! – взорвался Игорь и зло выругался. Все его тело дрожало, пальцы не находили места.
Вдруг резко зазвонил телефон.
– Возьмите трубку, – не вставая с кресла, крикнул Игорь.
Тамара Колотова сидела к телефону ближе всех. Она и сняла трубку.
– Алло! – не своим, каким-то дурашливым голосом произнесла девушка.
– Эй, это ты? – пробасил в ответ Бычков-Бочкарев.
– Я, а то кто же? Мы тебя уже заждались.
– Позови Игоря, быстрее!
– Игорь, это тебя, – сказала Тамара, вскочила и с телефоном в руках, за которым волочился черный шнур, подошла к Игорю.
– Кто? – зло и недовольно спросил Малышев.
– Андрей Андреевич Бычков-Бочкарев.
– Давай.
Малышев взял трясущейся рукой трубку и прижал к уху.
– Ну, чего? Говори!
– Слушай, Игорек, гони этих девиц. Быстрее!
– Почему? – удивился Игорь.
– Да он продал всего лишь две ампулы. Это только нам с тобой оттянуться. Или хотя бы отправь куда-нибудь одну из них – Одну можно, только скажи, которую.
– А мне все равно Гони скорее. Я недалеко от мастерской, звоню из автомата.
И действительно, до Игоря доносился шум улицы.
– Ладно, сейчас отправлю.
Он положил трубку и посмотрел на девушек. Несколько секунд Малышев никак не мог собраться с мыслями, не мог решить, какую же из них отправить. Затем взглянул на ноги Катеньки Сизовой и грубо бросил:
– Тамара, собирайся и вали отсюда, а то будут неприятности.
– Что такое? – вскочила Колотова.
– Вали отсюда Я тебя прошу.
– В чем дело, Игорь? Я же с вами, я пришла…
– Как пришла, так и уходи.
Катенька переводила испуганный взгляд с Игоря Малышева на свою подругу.
– А я?
– Можешь и ты валить, а можешь и остаться.
Девушка пожала плечами.
– Пожалуй, останусь. Идти мне в общем-то некуда.
Тамара Колотова вскочила и зло посмотрела на Игоря Малышева.
– Ну и козел же ты! Да еще и жмот!
– Ладно, ладно, не рассуждай. Вали скорее.
Игоря колотило, и он готов был наброситься на Тамару с кулаками, но сдержался. Тамара схватила свою сумочку, застегнула молнию кожанки и, цокая высокими шпильками, направилась к двери. Отодвинув засов, она обернулась.
– – Больше моей ноги в твоей мастерской не будет!
Понял, козел?
Игорь схватил стеклянную банку с остатками засохшей олифы и швырнул в железную дверь. Банка раскололась на сотни сверкающих осколков. Натурщица выскочила за дверь. Послышался стук ее каблучков по ступенькам.
– Ух, сука, – вздохнул Игорь Малышев. – Убери стекла, а то еще порежемся.
Катенька Сизова, перепуганная, вскочила со своего места и принялась торопливо подметать пол. Через пару минут все было закончено, осколки стекла выброшены в мусорницу, полную скомканных листов бумаги и выдавленных сухих тюбиков.
А еще через пять минут послышались тяжелые шаги и удары в дверь.
– Открывай! Открывай быстрее! – это кричал Бычков-Бочкарев, колотя ногой по металлической обшивке двери.
– Ну, принес? – первое, что спросил Игорь.
– Да, да.
Бычков-Бочкарев запустил руку во внутренний карман и положил на стол две небольшие ампулы, на, которых были надписи «Но-шпа».
– А что это? – дрожащими пальцами Игорь взял одну из ампул и поднес к глазам.
Когда с истошным скрежетом был задвинут засов, на столе появилось три одноразовых шприца и жгут.
– Ну, кто первый двинется? – спросил Бычков-Бочкарев, глядя то на Катеньку Сизову, то на Игоря Малышева. – Гоша, может, ты уколешь? У тебя лучше получается.
– Давай уколю, только быстрее, мне уже невтерпеж.
Так ломает, места себе найти не могу!
– Ладно, давай.
Жгут лег на руку, и Игорь медленно ввел наркотик в вену Бычкову-Бочкареву. Затем проделал то, же самое, сразу попав в тонкую голубоватую вену Катеньки Сизовой. Он взглянул на своих приятелей, вобрал в шприц из ампул все, что осталось, и сделал укол себе…
Глава 6
– А что такое?
– Да ну его… – с досадой махнул рукой Бычков-Бочкарев. – Сквалыга чертов, никогда не уступит! Ни доллара, ни цента.
– Покупал что-нибудь?
– Да, покупал.
– И что, не сторговались?
– Да сторговались… Поехали быстрее, меня уже заждались.
– Туда же, где я тебя подхватил? – уточнил водитель, лихо разворачиваясь прямо на проезжей части.
– Эй, осторожнее, а то угодим в реку.
– Не бойся, мужик, со мной ты никуда не угодишь.
Я же тебе говорил, что я умру в своей постели.
– А где умру я, не знаешь?
– А ты умрешь в чужой постели.
Бычков-Бочкарев расхохотался, показывая желтые от табака, но крепкие зубы.
– Как это, в чужой?
– Ну, не знаю, – пожал худыми плечами низкорослый водитель, вжимаясь в сиденье – так, словно ожидал увесистой оплеухи.
– Можешь толком объяснить? – подался вперед, навалясь на сиденье, Андрей.
– Да что тут объяснять? Может, у бабы какой заночуешь – там и помрешь, а может, и еще где. Но точно знаю – не в своей постели ты умрешь.
– А откуда ты это знаешь?
Мужчина вновь пожал плечами.
– Знаю и все. Мне словно бы нашептывает кто-то внутри.
– ,Ну, ты даешь! Тебе бы в милиции работать или на таможне.
– Да, наркотики я мог бы искать не хуже какого-нибудь спаниеля.
Услышав о наркотиках, Бычков-Бочкарев вздрогнул и откинулся на спинку сиденья.
– Ладно, ладно, хватит этих глупых разговоров.
– Да ничего они не глупые. Разговоры как разговоры…
* * *
В мастерской уже все было убрано, расставлено по местам. Стол сиял чистотой, его явно даже протерли тряпкой. Девицы сидели на топчане, курили, закинув ногу на ногу.А Игорь Малышев корчился в полуразвалившемся кресле. Ему было не по себе, болела каждая клеточка организма. Хотелось как можно скорее уколоться и забыться.
– Ну, где же эта сука? Где же этот Бычков-Бочкарев? – побелевшими губами прошептал Игорь Малышев и взглянул на Катеньку Сизову, как будто она знала, где скульптор Та развела руками, стряхнула пепел прямо на пол.
– Может, заехал куда, а может, еще чего…
– Что?! Что может быть? Уже целый час как уехал.
Взял у меня почти все деньги – и с концами.
– Вернется, – сказала Тамара, – куда ему деваться? Без нас он как без рук.
– Да на хрен мы ему нужны! – взорвался Игорь и зло выругался. Все его тело дрожало, пальцы не находили места.
Вдруг резко зазвонил телефон.
– Возьмите трубку, – не вставая с кресла, крикнул Игорь.
Тамара Колотова сидела к телефону ближе всех. Она и сняла трубку.
– Алло! – не своим, каким-то дурашливым голосом произнесла девушка.
– Эй, это ты? – пробасил в ответ Бычков-Бочкарев.
– Я, а то кто же? Мы тебя уже заждались.
– Позови Игоря, быстрее!
– Игорь, это тебя, – сказала Тамара, вскочила и с телефоном в руках, за которым волочился черный шнур, подошла к Игорю.
– Кто? – зло и недовольно спросил Малышев.
– Андрей Андреевич Бычков-Бочкарев.
– Давай.
Малышев взял трясущейся рукой трубку и прижал к уху.
– Ну, чего? Говори!
– Слушай, Игорек, гони этих девиц. Быстрее!
– Почему? – удивился Игорь.
– Да он продал всего лишь две ампулы. Это только нам с тобой оттянуться. Или хотя бы отправь куда-нибудь одну из них – Одну можно, только скажи, которую.
– А мне все равно Гони скорее. Я недалеко от мастерской, звоню из автомата.
И действительно, до Игоря доносился шум улицы.
– Ладно, сейчас отправлю.
Он положил трубку и посмотрел на девушек. Несколько секунд Малышев никак не мог собраться с мыслями, не мог решить, какую же из них отправить. Затем взглянул на ноги Катеньки Сизовой и грубо бросил:
– Тамара, собирайся и вали отсюда, а то будут неприятности.
– Что такое? – вскочила Колотова.
– Вали отсюда Я тебя прошу.
– В чем дело, Игорь? Я же с вами, я пришла…
– Как пришла, так и уходи.
Катенька переводила испуганный взгляд с Игоря Малышева на свою подругу.
– А я?
– Можешь и ты валить, а можешь и остаться.
Девушка пожала плечами.
– Пожалуй, останусь. Идти мне в общем-то некуда.
Тамара Колотова вскочила и зло посмотрела на Игоря Малышева.
– Ну и козел же ты! Да еще и жмот!
– Ладно, ладно, не рассуждай. Вали скорее.
Игоря колотило, и он готов был наброситься на Тамару с кулаками, но сдержался. Тамара схватила свою сумочку, застегнула молнию кожанки и, цокая высокими шпильками, направилась к двери. Отодвинув засов, она обернулась.
– – Больше моей ноги в твоей мастерской не будет!
Понял, козел?
Игорь схватил стеклянную банку с остатками засохшей олифы и швырнул в железную дверь. Банка раскололась на сотни сверкающих осколков. Натурщица выскочила за дверь. Послышался стук ее каблучков по ступенькам.
– Ух, сука, – вздохнул Игорь Малышев. – Убери стекла, а то еще порежемся.
Катенька Сизова, перепуганная, вскочила со своего места и принялась торопливо подметать пол. Через пару минут все было закончено, осколки стекла выброшены в мусорницу, полную скомканных листов бумаги и выдавленных сухих тюбиков.
А еще через пять минут послышались тяжелые шаги и удары в дверь.
– Открывай! Открывай быстрее! – это кричал Бычков-Бочкарев, колотя ногой по металлической обшивке двери.
– Ну, принес? – первое, что спросил Игорь.
– Да, да.
Бычков-Бочкарев запустил руку во внутренний карман и положил на стол две небольшие ампулы, на, которых были надписи «Но-шпа».
– А что это? – дрожащими пальцами Игорь взял одну из ампул и поднес к глазам.
Когда с истошным скрежетом был задвинут засов, на столе появилось три одноразовых шприца и жгут.
– Ну, кто первый двинется? – спросил Бычков-Бочкарев, глядя то на Катеньку Сизову, то на Игоря Малышева. – Гоша, может, ты уколешь? У тебя лучше получается.
– Давай уколю, только быстрее, мне уже невтерпеж.
Так ломает, места себе найти не могу!
– Ладно, давай.
Жгут лег на руку, и Игорь медленно ввел наркотик в вену Бычкову-Бочкареву. Затем проделал то, же самое, сразу попав в тонкую голубоватую вену Катеньки Сизовой. Он взглянул на своих приятелей, вобрал в шприц из ампул все, что осталось, и сделал укол себе…
* * *
Уже через три часа все трое были мертвы. Скульптор Бычков-Бочкарев лежал на топчане, раскинув руки в стороны, уткнувшись лицом в плечо Катеньки Сизовой. Игорь Малышев сидел в кресле, запрокинув голову. Его глаза были широко открыты, и в них отражался растрескавшийся потолок с тремя лампами дневного света…
Глава 6
Через четыре дня после первой встречи мастерскую Глеба Сиверова посетил с утра пораньше полковник ФСК Станислав Петрович Поливанов. Встреча была организована с полным соблюдением конспирации.
Глеб сварил кофе, они с гостем уселись друг напротив друга за журнальный столик. В мастерской звучала музыка.
Полковник покосился на огромные черные колонки. Глеб улыбнулся:
– Моя слабость. Очень люблю классическую музыку.
– Никогда бы не подумал, – удивился полковник.
– Вот видите, какие бывают сюрпризы! Человек – это загадка, а загадочнее всего – его тайные мысли, те, которыми он ни с кем не делится, которые вынашивает в себе, хранит в глубине, в самых дальних уголках своей души, – А я, Глеб Петрович, абсолютно равнодушен к классике, – честно признался полковник Поливанов.
– Напрасно, – пожал плечами Глеб. – Когда слушаешь хорошую музыку или читаешь хорошую умную книгу, это помогает жить. Хорошая музыка – как чистая вода. Вымывает из души и из головы всякую грязь, уносит ее куда-то очень далеко.
– Не верю я в это, – сказал Поливанов. – Ведь Гитлер, я где-то читал, тоже любил классику.
– Это не повод не любить классическую музыку.
Глеб чуть-чуть убавил звук. Полковник благодарно кивнул.
– Есть новая информация, – Поливанов вытащил из кармана блокнот. – На днях обнаружено три трупа.
Все трое погибли от наркотиков. Наркотики были в ампулах. И это как раз тот наркотик, который мы ищем. Двое из погибших – художники, и одна натурщица.
– Двое мужчин и одна женщина? – уточнил Глеб Сиверов.
– Именно. Один из них – Малышев Игорь Антонович, а второй – Бычков-Бочкарев Андрей Андреевич, скульптор.
– А женщина?
– Женщина – небезызвестная Катушка.
– Что значит «катушка»? – пристально взглянул на полковника Глеб Сиверов.
– Это такая кличка: известная московская натурщица Катенька Сизова. Совсем молоденькая, всего лишь двадцать три года. Да и художники не старые: одному тридцать три, второму тридцать пять. В самом расцвете сил.
– Что говорят патологоанатомы?
– Передозировка, – спокойно сообщил Поливанов.
– Передозировка? – переспросил Глеб.
– Да. Но я полагаю, они просто не рассчитали.
– Что значит «не рассчитали»? – Глеб еще более пристально, уже почти не слушая музыку, взглянул на полковника.
– Это новый наркотик. Они с ним не сталкивались раньше. Хотя, может, и сталкивались. Но я все-таки думаю, они кололи его впервые – и такой вот плачевный результат.
– Да, – вздохнул Глеб, наполняя чашку черным густым кофе, – история невеселая.
– Нашли их в полуподвальном помещении – мастерской.
– Кто нашел?
– Участковый, – ответил Поливанов. – Дело в том, что Игорь Антонович Малышев, которому принадлежала эта мастерская, давным-давно за нее не платил.
И участковый решил разобраться. Дверь была заперта изнутри. Проникнуть внутрь участковому не удалось.
Почувствовав неладное, он позвал понятых, дверь вскрыли. Там оказались три трупа. Следов занятий сексом нет.
– Странно.., странно… – Глеб отпил кофе, потом встал и прошелся по мастерской.
– Что вам показалось странным, Глеб Петрович?
– Странно то, что мужчин двое, а женщина одна.
– Мне тоже это показалось странным. И я попросил сотрудников уголовного розыска проработать этот вариант.
– Удалось что-нибудь выяснить?
– Кое-что удалось: жильцы дома видели, как в мастерскую спускались две женщины в кожаных куртках.
Одна из них лежит там, а второй нет. И я думаю, если ее найти, то можно будет попытаться выяснить кой-какие подробности.
– Но этим уже, наверное, занимаются в МУРе?
– Нет, они этим не занимаются. То, что им нужно, известно – передозировка. А все остальное – как бы уже не их дело. Этим должны заниматься мы.
– Ваши люди занимаются?
– Да, в общем-то занимаются.
– Уже лучше, – заметил Глеб, вновь садясь напротив полковника. – Скажите, полковник, а мы с вами никогда не встречались раньше?
Поливанов вздрогнул, напрягся.
– Не знаю, вряд ли.
– Скажите, вы были в Афганистане?
Полковник опустил голову.
– Да, был.
– Ну, тогда мне все понятно. Дело в том, что именно там я вас и видел. Видел, конечно, мельком. К тому же очень давно. И вот эти дни я как-то все время размышлял, откуда я вас помню.
– А почему я не помню вас? – полковник привстал.
– Не знаю, – пожал плечами Глеб, решив не распространяться о тех перипетиях, которые сопутствовали его нелегкой судьбе.
Он не стал говорить о пластической операции, не стал объяснять, зачем она была произведена. Просто отмолчался.
– У меня не очень броская внешность, – скептически усмехнувшись, сказал Глеб, – да и не слишком я старался попадаться на глаза.
– Ясно, – кивнул Поливанов. – Значит, мы с вами старые знакомые.
– В общем-то, да, прошло уже немало лет.
Полковник взглянул в глаза Глебу и прочел строчку из стихотворения:
– Одних уж нет, а те далече…
– Именно так, – подтвердил Глеб Сиверов, делая музыку чуть громче.
– Вот еще кое-какие бумаги, посмотрите их, – полковник вытащил из блокнота сложенные вчетверо три странички. – Эту информацию мы получили от чиновников из ЦРУ. Здесь примерное количество и сумма за последнюю партию. Сведения, конечно, очень предположительные, но абсолютно ясно, что переправлять наркотики за океан маленькими партиями бессмысленно. И скорее всего, их вывозят партиями по сто килограммов.
– А вы пробовали отследить каналы, по которым наркотики поступают туда? – спросил Глеб Сиверов и сделал глоток кофе.
– Пробовали. Проверили все варианты, вернее, все нам известные.
– И что?
– Ни один из них не подходит.
– И что вы собираетесь предпринимать дальше?
– Будем искать, будем проверять производства, известные нам. Занимаясь этим делом, мы вышли на одну фармацевтическую фабрику в Прибалтике, где производили наркотики, упакованные как таблетки, а затем реализовывали их. Но это не те наркотики, которые ищем мы. Мы передали литовской полиции всю информацию. Они нас за это, конечно, поблагодарили, дали кое-какую информацию нам. То есть, мы обменялись любезностями. Они взяли директора завода, главного технолога, еще десятка полтора людей. А мы взяли здесь две группы, торговавшие украденными в западной Европе автомобилями. Причем, очень дорогими машинами.
– Приятный и полезный обмен.
– Да, все попутная рыба. А вот добраться до той, что мы ловим, не удается. В Москве этого наркотика – мы его называем «снег», вернее, так его назвали специалисты – не очень много. За все время мы нашли пятерых погибших от него и трех мелких торговцев, которые сказали, что сами купили этот наркотик у одного и того же поставщика. А когда мы хотели взять этого человека, он оказался мертвым – тоже от передозировки.
– А может, сообщили, – предположил Глеб, – и его убрали, чтобы замести следы?
– Нет. Мы провели очень тщательную экспертизу.
– Понятно, – Глеб кивнул.
– Ну что ж, вот, собственно, и вся информация, которой я хотел с вами поделиться.
– Не густо, – сказал Глеб, – но кое-что есть.
– Чем вы собираетесь заняться? – осведомился Поливанов.
– Попытаюсь найти тех, кто торгует наркотиками, и уже через них двинуться дальше.
– Только, пожалуйста, осторожнее, – предупредил Глеба Сиверова Поливанов.
– Да уж понимаю, – улыбнулся Глеб, но его глаза остались строгими и холодными.
– Будьте осторожны, Глеб Петрович, – еще раз попросил Поливанов, покидая мастерскую.
Когда дверь закрылась, Глеб опустился в глубокое кресло, включил погромче музыку и стал размышлять.
Он думал про женщину – ту, которая приходила в мастерскую Малышева и которая могла погибнуть, но чудом осталась жива. А может, если бы наркотики были использованы для четверых, то все четверо остались бы живы… Глеб размышлял о том, как можно найти эту женщину.
А Поливанова он помнил, помнил очень хорошо.
Там, в Афганистане, полковник был всего лишь старшим лейтенантом. Они встречались дважды, и, слава Богу, Поливанов не знал, кто такой Глеб Сиверов и что ему известно.
К концу второго дня он уже абсолютно точно выяснил, какая женщина приходила вместе с Екатериной Сизовой в мастерскую Малышева Игоря Антоновича. Глеб узнал об этой женщине достаточно много.
А в это время сотрудники регионального управления по борьбе с организованной преступностью тоже пытались найти Тамару Колотову, двадцатисемилетнюю натурщицу.
Но их попытки не были такими успешными, как поиски Глеба. Он знал биографию этой женщины, знал, что она мать-одиночка и живет на окраине Москвы, в Бирюлево. А родом она из Саратовской деревни со поэтичным названием Васильковая Роща, Фотографии Тамары Колотовой у Глеба не было, но через одного своего знакомого художника он раздобыл два рисунка. Правда, пришлось распить бутылку коньяка, и в подарок от хозяина пыльной и захламленной мастерской он получил эти два наброска. Глеб сам их выбрал. Он долго рассказывал хозяину мастерской, бородатому и грубоватому мужику, о том, как давно ищет Тамару Колотову, что когда-то, два или три года назад, у него с ней был роман, очень страстный, хотя и не очень продолжительный. И будто с тех пор он словно помешался: ни о ком не может думать, никого не хочет видеть. Якобы он смертельно влюблен в Тамару Колотову – в Томочку, как выражался Глеб.
Бородатый художник-монументалист посочувствовал, как мог:
– Ну и влип ты, мужик! Как муха в дерьмо, – и грязно выругался. – Вот я с бабами вообще не вожусь, я ими только пользуюсь.
Он налил себе полстакана коньяка и посмотрел на Глеба, словно просил у него разрешения. Глеб поднял свой стакан, мужчины чокнулись.
– Ну что ж, думаю, ты ее найдешь. Правда, в Москве много натурщиц, и Тамара не лучшая из них. Но если она тебе так нравится, если ты по ней так сохнешь, то в добрый путь, приятель, А когда бородатый художник узнал, что от наркотиков погиб Игорь Малышев и вместе с ним Андрей Бычков-Бочкарев, его руки задрожали.
– Да, знаю я их, конечно же, знаю. Сколько выпито вместе, сколько разговоров переговорено… Игорю давным-давно свалить надо было из этой сраной страны, свалить за кордон. Тем более, картины у него хорошо покупались.
– Говоришь, хорошо покупались? Я что-то этого не замечал.
– Как же ты это мог заметить, – махнул жилистой рукой художник-монументалист, – ведь он ими торговал через одного мецената, мать его… Так тот меценат дурил Игоря, как хотел. Сам брал его картины буквально за бесценок, а продавал совсем за другие деньги.
– Что за меценат? Никогда о нем не слышал… Хотя у Игоря от меня никаких секретов не было. Да и у меня от него.
– Наверное, он стыдился, что за копейки, за гроши отдавал свои картины.
– Так что за меценат?
– Есть один, живет на Крымской набережной. Фамилия у него гнусная такая – Прищепов, а зовут Альберт. Так вот этот Прищепов не только у Игорька скупал картины. Он и ко мне подкатывал не один раз. Коньяк привозил, шампанским поил… Но я сказал ему: вали отсюда, мудак. Я работы такому дерьму, как ты, не продаю.
– И что, не продал? – поинтересовался Глеб.
– Конечно нет! Я лучше вот так, тебе подарю. Ты мне хоть в душу не лезешь и морали не читаешь. А Прищепов вечно распустит перья и начинает кричать: «Я тебя в свет выведу! Я тебя за рубеж увезу! Вернисаж устрою, в галерее повешу!» – Да что б он сам повесился! – сглотнув коньяк, художник закашлялся. – А ты бери, бери эти рисунки. Они хорошие, хоть на вид и неказистые.
– Да я разбираюсь, – улыбнулся Глеб.
– Разбираешься? – изумился художник.
– Ну да, в общем-то разбираюсь.
– Это в стиле Модильяни, верно?
– Ты смотри, какой умный! Тогда тем более мне радостно: в хорошие руки отдаю. Надеюсь, не повесишь на дверь в туалете.
– Да нет, повешу в рамке на стену.
– Вот это правильно. В дубовой рамке и под стекло.
– Да, я так и поступлю. Послушай, а куда она ходит? – поинтересовался Глеб.
– Кто куда ходит? – не понял бородатый художник.
– Тамара. Где ее найти можно?
– Да где хочешь. По мастерским пройдись, может, у кого сидит, водку пьет.
– Что, она начала пить?
– Господи, ну и странный же ты мужик! Чтобы натурщица да не пила – такого не бывает.
– Я знаю. Но она мне обещала, что завяжет и пить больше не будет.
– Мало ли что она могла пообещать на тебе или под тобой! – художник громко рассмеялся, показывая крепкие желтые зубы.
– Спасибо тебе, Александр, за рисунки, спасибо за разговор душевный.
– Заходи, если что.
В тот же вечер Глеб на всякий случай нашел через справочное бюро адрес Альберта Николаевича Прищепова. Это не составило для него большого труда.
А вот Тамару найти через справочное он не смог.
«Наверное, снимает квартиру, а может, живет у кого-нибудь в мастерской?.. Но у нее есть ребенок…»
Глеб это знал точно. Знал, что у Тамары Колотовой семилетняя дочь и зовут ее – вот такое странное совпадение – Анюта. Такое совпадение показалось Глебу Сиверову доброй приметой, и он надеялся, что не сегодня так завтра обязательно найдет Тамару, ведь больше зацепиться не за что. Это единственный реальный шанс, единственная ниточка, которая может привести к поставщику наркотиков. Но кто был этим поставщиком и где его можно встретить, Глеб абсолютно не представлял. Пока не представлял. Но он был твердо уверен, что если уж ему повезло раздобыть портрет Тамары Колотовой, то в самое ближайшее время найдет и ее и потом сможет раскручивать клубок дальше.
Ночевал эти дни Глеб в своей мастерской. Время от времени он звонил Ирине Быстрицкой, разговаривал с семилетней Аней, и эти разговоры придавали силы, которые были необходимы для бесконечных шатаний из одной мастерской в другую.
Кто-то видел Тамару неделю назад, кто-то два дня, кто-то столкнулся с ней на улице, но никто не знал, где се можно отыскать сейчас, завтра или послезавтра. Глеб видел уже много портретов Тамары, видел даже абстрактные скульптуры, которые были слеплены с нее. Он уже представлял эту женщину почти до мельчайших подробностей, а может быть, ему только казалось, что он представляет ее абсолютно точно. Ведь ни один художник не рисует модель объективно, каждый привносит что-то свое, каждый видит один и тот же предмет, одного и того же человека по-своему. И если взять двадцать художников и заставить их нарисовать одно и то же яблоко или одно и то же дерево в поле, то, естественно, все они нарисуют разные яблоки и разные деревья. И ни одна картина не будет похожа на другую. Глеб это прекрасно понимал.
Наконец, ему повезло. Молоденький график, занимающий мастерскую на чердаке, сказал, что знает, где найти Тамару Колотову. Правда, перед этим он поинтересовался у Глеба, зачем она ему и кем он ей приходится.
– Да никем. Просто попросили. Хотят вернуть ей деньги за работу.
– О! – воскликнул молодой график, всплеснув руками. – Чему-чему, а деньгам Тамара обрадуется. Думаю, у нес с ними проблема. Я ей два дня назад одолжил двадцатку баксов. Правда, она эти деньги давным-давно отработала, но тем не менее, с деньгами у нес сейчас туго.
Глеб поблагодарил графика и, обрадованный, с адресом на клочке плотной бумаги, сбежал с седьмого этажа вниз: лифт в этом доме не работал.
Уже сев в машину, Глеб почувствовал какой-то странный зуд в ладонях. И он вспомнил примету: когда чешется левая ладонь – это к деньгам, а когда правая, значит, встретишь хорошего человека.
– Ну что ж, Тамара, скоро я до тебя доберусь.
Он пока не представлял, как и о чем будет с ней разговаривать, ему нужно было увидеть ее, услышать голос, а потом – Глеб это знал – все получится само собой.
За брючным ремнем у него не было сейчас пистолета – его любимого армейского кольта, – не было даже ножа в кармане. На сиденье машины лежала спортивная сумка. Правда, в сумке тоже оружия не было, там находились бутылка хорошего шампанского, бутылка водки и два наброска, сделанных художником-монументалистом – тем, бородатым, в пыльной, захламленной мастерской.
Глеб Сиверов быстро нашел нужный адрес. Один из послевоенных домов в районе станции метро «Шаболовская».
Он поднялся на последний этаж и остановился перед дверью, обитой досками. Дверь была поцарапана и изуродована множеством всяких надписей.
Глеб пару минут постоял, внимательно рассматривая дверь.
«Заходили. Тебя не было». «Васька, ты сволочь!!!»
«Водка куплена, ждем тебя в мастерской. Звони, приезжай. Мы тебя любим. Юля и Клава».
Сиверов улыбнулся и постучал. Очень долго никто не отзывался. Наконец, из-за двери послышался женский голос:
– Кто там?
– Свои, – непринужденно произнес Глеб.
– Кто свои?
– Мне нужен Василий, мне сказали, я смогу найти его здесь, – и Глеб назвал имя и фамилию молодого графика, который дал ему этот адрес.
Послышалась возня, звякнул ключ, и дверь приоткрылась. В кожаной куртке, накинутой поверх халата, в дверном проеме стояла Тамара Колотова. Ее глаза были красными, на щеках так же алели пятна, руки дрожали, губы кривились. Казалось, что она вот-вот разрыдается и бросится Глебу на грудь. Но женщина вместо этого отпрянула от двери, прижалась к стене, словно пес, ожидающий предательского удара.
– Не бойтесь, не бойтесь, – сказал Глеб, переступая порог. – Вы что, здесь одна?
Тамара кивнула растрепанной головой:
– Да, одна.
– А где Василий? – беспечно, но с любопытством осведомился Сиверов.
– Он уехал на этюды.
– Какие еще этюды?
– Ну, уехал на пленэр, писать пейзажи, – с трудом проговорила Тамара, и ее красивый рот неприятно скривился.
– А почему он мне ничего не сказал?
Колотова пожала плечами.
– А вы кто будете?
Глеб изобразил удивление:
– Как это кто? Друг Василия.
– Что-то я вас никогда раньше не видела…, – Тамара вдруг замолчала, прикрыв лицо руками.
– Что это с вами? Чего вы плачете? Что-то случилось? Может, я могу чем-нибудь помочь? – Глеб участливо наклонился к ней.
– Нет-нет, помочь вы мне не можете. Ничего, сейчас пройдет.
– Но войти-то мне хоть можно?
– Да, да, входите, – как-то абсолютно равнодушно и беспомощно махнула рукой Тамара. – Входите, располагайтесь. Вася уехал и оставил мне ключи, сказал, чтобы поливала цветы. Развел тут этих цветов целое море – и здесь, и на подоконнике, и даже на крыше, в ящиках.
Глеб осмотрел мастерскую: низкое, длинное помещение с несколькими мольбертами, с кульманом и стеллажами, плотно заставленными самоварами, горшками и гипсовыми слепками. Посреди узкой комнаты, ближе к окну, стоял приземистый стол. У окна примостился длинный радиатор. Диван располагался в углу, за холщовой ширмой. С потолка на проводах свисали лампы под абажурами. И где только можно было, повсюду стояли цветы: в вазах, горшках, обыкновенных консервных банках, в пакетах из-под молока, в каких-то странных, невообразимых стеклянных и керамических емкостях.
Глеб сварил кофе, они с гостем уселись друг напротив друга за журнальный столик. В мастерской звучала музыка.
Полковник покосился на огромные черные колонки. Глеб улыбнулся:
– Моя слабость. Очень люблю классическую музыку.
– Никогда бы не подумал, – удивился полковник.
– Вот видите, какие бывают сюрпризы! Человек – это загадка, а загадочнее всего – его тайные мысли, те, которыми он ни с кем не делится, которые вынашивает в себе, хранит в глубине, в самых дальних уголках своей души, – А я, Глеб Петрович, абсолютно равнодушен к классике, – честно признался полковник Поливанов.
– Напрасно, – пожал плечами Глеб. – Когда слушаешь хорошую музыку или читаешь хорошую умную книгу, это помогает жить. Хорошая музыка – как чистая вода. Вымывает из души и из головы всякую грязь, уносит ее куда-то очень далеко.
– Не верю я в это, – сказал Поливанов. – Ведь Гитлер, я где-то читал, тоже любил классику.
– Это не повод не любить классическую музыку.
Глеб чуть-чуть убавил звук. Полковник благодарно кивнул.
– Есть новая информация, – Поливанов вытащил из кармана блокнот. – На днях обнаружено три трупа.
Все трое погибли от наркотиков. Наркотики были в ампулах. И это как раз тот наркотик, который мы ищем. Двое из погибших – художники, и одна натурщица.
– Двое мужчин и одна женщина? – уточнил Глеб Сиверов.
– Именно. Один из них – Малышев Игорь Антонович, а второй – Бычков-Бочкарев Андрей Андреевич, скульптор.
– А женщина?
– Женщина – небезызвестная Катушка.
– Что значит «катушка»? – пристально взглянул на полковника Глеб Сиверов.
– Это такая кличка: известная московская натурщица Катенька Сизова. Совсем молоденькая, всего лишь двадцать три года. Да и художники не старые: одному тридцать три, второму тридцать пять. В самом расцвете сил.
– Что говорят патологоанатомы?
– Передозировка, – спокойно сообщил Поливанов.
– Передозировка? – переспросил Глеб.
– Да. Но я полагаю, они просто не рассчитали.
– Что значит «не рассчитали»? – Глеб еще более пристально, уже почти не слушая музыку, взглянул на полковника.
– Это новый наркотик. Они с ним не сталкивались раньше. Хотя, может, и сталкивались. Но я все-таки думаю, они кололи его впервые – и такой вот плачевный результат.
– Да, – вздохнул Глеб, наполняя чашку черным густым кофе, – история невеселая.
– Нашли их в полуподвальном помещении – мастерской.
– Кто нашел?
– Участковый, – ответил Поливанов. – Дело в том, что Игорь Антонович Малышев, которому принадлежала эта мастерская, давным-давно за нее не платил.
И участковый решил разобраться. Дверь была заперта изнутри. Проникнуть внутрь участковому не удалось.
Почувствовав неладное, он позвал понятых, дверь вскрыли. Там оказались три трупа. Следов занятий сексом нет.
– Странно.., странно… – Глеб отпил кофе, потом встал и прошелся по мастерской.
– Что вам показалось странным, Глеб Петрович?
– Странно то, что мужчин двое, а женщина одна.
– Мне тоже это показалось странным. И я попросил сотрудников уголовного розыска проработать этот вариант.
– Удалось что-нибудь выяснить?
– Кое-что удалось: жильцы дома видели, как в мастерскую спускались две женщины в кожаных куртках.
Одна из них лежит там, а второй нет. И я думаю, если ее найти, то можно будет попытаться выяснить кой-какие подробности.
– Но этим уже, наверное, занимаются в МУРе?
– Нет, они этим не занимаются. То, что им нужно, известно – передозировка. А все остальное – как бы уже не их дело. Этим должны заниматься мы.
– Ваши люди занимаются?
– Да, в общем-то занимаются.
– Уже лучше, – заметил Глеб, вновь садясь напротив полковника. – Скажите, полковник, а мы с вами никогда не встречались раньше?
Поливанов вздрогнул, напрягся.
– Не знаю, вряд ли.
– Скажите, вы были в Афганистане?
Полковник опустил голову.
– Да, был.
– Ну, тогда мне все понятно. Дело в том, что именно там я вас и видел. Видел, конечно, мельком. К тому же очень давно. И вот эти дни я как-то все время размышлял, откуда я вас помню.
– А почему я не помню вас? – полковник привстал.
– Не знаю, – пожал плечами Глеб, решив не распространяться о тех перипетиях, которые сопутствовали его нелегкой судьбе.
Он не стал говорить о пластической операции, не стал объяснять, зачем она была произведена. Просто отмолчался.
– У меня не очень броская внешность, – скептически усмехнувшись, сказал Глеб, – да и не слишком я старался попадаться на глаза.
– Ясно, – кивнул Поливанов. – Значит, мы с вами старые знакомые.
– В общем-то, да, прошло уже немало лет.
Полковник взглянул в глаза Глебу и прочел строчку из стихотворения:
– Одних уж нет, а те далече…
– Именно так, – подтвердил Глеб Сиверов, делая музыку чуть громче.
– Вот еще кое-какие бумаги, посмотрите их, – полковник вытащил из блокнота сложенные вчетверо три странички. – Эту информацию мы получили от чиновников из ЦРУ. Здесь примерное количество и сумма за последнюю партию. Сведения, конечно, очень предположительные, но абсолютно ясно, что переправлять наркотики за океан маленькими партиями бессмысленно. И скорее всего, их вывозят партиями по сто килограммов.
– А вы пробовали отследить каналы, по которым наркотики поступают туда? – спросил Глеб Сиверов и сделал глоток кофе.
– Пробовали. Проверили все варианты, вернее, все нам известные.
– И что?
– Ни один из них не подходит.
– И что вы собираетесь предпринимать дальше?
– Будем искать, будем проверять производства, известные нам. Занимаясь этим делом, мы вышли на одну фармацевтическую фабрику в Прибалтике, где производили наркотики, упакованные как таблетки, а затем реализовывали их. Но это не те наркотики, которые ищем мы. Мы передали литовской полиции всю информацию. Они нас за это, конечно, поблагодарили, дали кое-какую информацию нам. То есть, мы обменялись любезностями. Они взяли директора завода, главного технолога, еще десятка полтора людей. А мы взяли здесь две группы, торговавшие украденными в западной Европе автомобилями. Причем, очень дорогими машинами.
– Приятный и полезный обмен.
– Да, все попутная рыба. А вот добраться до той, что мы ловим, не удается. В Москве этого наркотика – мы его называем «снег», вернее, так его назвали специалисты – не очень много. За все время мы нашли пятерых погибших от него и трех мелких торговцев, которые сказали, что сами купили этот наркотик у одного и того же поставщика. А когда мы хотели взять этого человека, он оказался мертвым – тоже от передозировки.
– А может, сообщили, – предположил Глеб, – и его убрали, чтобы замести следы?
– Нет. Мы провели очень тщательную экспертизу.
– Понятно, – Глеб кивнул.
– Ну что ж, вот, собственно, и вся информация, которой я хотел с вами поделиться.
– Не густо, – сказал Глеб, – но кое-что есть.
– Чем вы собираетесь заняться? – осведомился Поливанов.
– Попытаюсь найти тех, кто торгует наркотиками, и уже через них двинуться дальше.
– Только, пожалуйста, осторожнее, – предупредил Глеба Сиверова Поливанов.
– Да уж понимаю, – улыбнулся Глеб, но его глаза остались строгими и холодными.
– Будьте осторожны, Глеб Петрович, – еще раз попросил Поливанов, покидая мастерскую.
Когда дверь закрылась, Глеб опустился в глубокое кресло, включил погромче музыку и стал размышлять.
Он думал про женщину – ту, которая приходила в мастерскую Малышева и которая могла погибнуть, но чудом осталась жива. А может, если бы наркотики были использованы для четверых, то все четверо остались бы живы… Глеб размышлял о том, как можно найти эту женщину.
А Поливанова он помнил, помнил очень хорошо.
Там, в Афганистане, полковник был всего лишь старшим лейтенантом. Они встречались дважды, и, слава Богу, Поливанов не знал, кто такой Глеб Сиверов и что ему известно.
* * *
Два дня поисков не прошли для Сиверова даром.К концу второго дня он уже абсолютно точно выяснил, какая женщина приходила вместе с Екатериной Сизовой в мастерскую Малышева Игоря Антоновича. Глеб узнал об этой женщине достаточно много.
А в это время сотрудники регионального управления по борьбе с организованной преступностью тоже пытались найти Тамару Колотову, двадцатисемилетнюю натурщицу.
Но их попытки не были такими успешными, как поиски Глеба. Он знал биографию этой женщины, знал, что она мать-одиночка и живет на окраине Москвы, в Бирюлево. А родом она из Саратовской деревни со поэтичным названием Васильковая Роща, Фотографии Тамары Колотовой у Глеба не было, но через одного своего знакомого художника он раздобыл два рисунка. Правда, пришлось распить бутылку коньяка, и в подарок от хозяина пыльной и захламленной мастерской он получил эти два наброска. Глеб сам их выбрал. Он долго рассказывал хозяину мастерской, бородатому и грубоватому мужику, о том, как давно ищет Тамару Колотову, что когда-то, два или три года назад, у него с ней был роман, очень страстный, хотя и не очень продолжительный. И будто с тех пор он словно помешался: ни о ком не может думать, никого не хочет видеть. Якобы он смертельно влюблен в Тамару Колотову – в Томочку, как выражался Глеб.
Бородатый художник-монументалист посочувствовал, как мог:
– Ну и влип ты, мужик! Как муха в дерьмо, – и грязно выругался. – Вот я с бабами вообще не вожусь, я ими только пользуюсь.
Он налил себе полстакана коньяка и посмотрел на Глеба, словно просил у него разрешения. Глеб поднял свой стакан, мужчины чокнулись.
– Ну что ж, думаю, ты ее найдешь. Правда, в Москве много натурщиц, и Тамара не лучшая из них. Но если она тебе так нравится, если ты по ней так сохнешь, то в добрый путь, приятель, А когда бородатый художник узнал, что от наркотиков погиб Игорь Малышев и вместе с ним Андрей Бычков-Бочкарев, его руки задрожали.
– Да, знаю я их, конечно же, знаю. Сколько выпито вместе, сколько разговоров переговорено… Игорю давным-давно свалить надо было из этой сраной страны, свалить за кордон. Тем более, картины у него хорошо покупались.
– Говоришь, хорошо покупались? Я что-то этого не замечал.
– Как же ты это мог заметить, – махнул жилистой рукой художник-монументалист, – ведь он ими торговал через одного мецената, мать его… Так тот меценат дурил Игоря, как хотел. Сам брал его картины буквально за бесценок, а продавал совсем за другие деньги.
– Что за меценат? Никогда о нем не слышал… Хотя у Игоря от меня никаких секретов не было. Да и у меня от него.
– Наверное, он стыдился, что за копейки, за гроши отдавал свои картины.
– Так что за меценат?
– Есть один, живет на Крымской набережной. Фамилия у него гнусная такая – Прищепов, а зовут Альберт. Так вот этот Прищепов не только у Игорька скупал картины. Он и ко мне подкатывал не один раз. Коньяк привозил, шампанским поил… Но я сказал ему: вали отсюда, мудак. Я работы такому дерьму, как ты, не продаю.
– И что, не продал? – поинтересовался Глеб.
– Конечно нет! Я лучше вот так, тебе подарю. Ты мне хоть в душу не лезешь и морали не читаешь. А Прищепов вечно распустит перья и начинает кричать: «Я тебя в свет выведу! Я тебя за рубеж увезу! Вернисаж устрою, в галерее повешу!» – Да что б он сам повесился! – сглотнув коньяк, художник закашлялся. – А ты бери, бери эти рисунки. Они хорошие, хоть на вид и неказистые.
– Да я разбираюсь, – улыбнулся Глеб.
– Разбираешься? – изумился художник.
– Ну да, в общем-то разбираюсь.
– Это в стиле Модильяни, верно?
– Ты смотри, какой умный! Тогда тем более мне радостно: в хорошие руки отдаю. Надеюсь, не повесишь на дверь в туалете.
– Да нет, повешу в рамке на стену.
– Вот это правильно. В дубовой рамке и под стекло.
– Да, я так и поступлю. Послушай, а куда она ходит? – поинтересовался Глеб.
– Кто куда ходит? – не понял бородатый художник.
– Тамара. Где ее найти можно?
– Да где хочешь. По мастерским пройдись, может, у кого сидит, водку пьет.
– Что, она начала пить?
– Господи, ну и странный же ты мужик! Чтобы натурщица да не пила – такого не бывает.
– Я знаю. Но она мне обещала, что завяжет и пить больше не будет.
– Мало ли что она могла пообещать на тебе или под тобой! – художник громко рассмеялся, показывая крепкие желтые зубы.
– Спасибо тебе, Александр, за рисунки, спасибо за разговор душевный.
– Заходи, если что.
В тот же вечер Глеб на всякий случай нашел через справочное бюро адрес Альберта Николаевича Прищепова. Это не составило для него большого труда.
А вот Тамару найти через справочное он не смог.
«Наверное, снимает квартиру, а может, живет у кого-нибудь в мастерской?.. Но у нее есть ребенок…»
Глеб это знал точно. Знал, что у Тамары Колотовой семилетняя дочь и зовут ее – вот такое странное совпадение – Анюта. Такое совпадение показалось Глебу Сиверову доброй приметой, и он надеялся, что не сегодня так завтра обязательно найдет Тамару, ведь больше зацепиться не за что. Это единственный реальный шанс, единственная ниточка, которая может привести к поставщику наркотиков. Но кто был этим поставщиком и где его можно встретить, Глеб абсолютно не представлял. Пока не представлял. Но он был твердо уверен, что если уж ему повезло раздобыть портрет Тамары Колотовой, то в самое ближайшее время найдет и ее и потом сможет раскручивать клубок дальше.
Ночевал эти дни Глеб в своей мастерской. Время от времени он звонил Ирине Быстрицкой, разговаривал с семилетней Аней, и эти разговоры придавали силы, которые были необходимы для бесконечных шатаний из одной мастерской в другую.
Кто-то видел Тамару неделю назад, кто-то два дня, кто-то столкнулся с ней на улице, но никто не знал, где се можно отыскать сейчас, завтра или послезавтра. Глеб видел уже много портретов Тамары, видел даже абстрактные скульптуры, которые были слеплены с нее. Он уже представлял эту женщину почти до мельчайших подробностей, а может быть, ему только казалось, что он представляет ее абсолютно точно. Ведь ни один художник не рисует модель объективно, каждый привносит что-то свое, каждый видит один и тот же предмет, одного и того же человека по-своему. И если взять двадцать художников и заставить их нарисовать одно и то же яблоко или одно и то же дерево в поле, то, естественно, все они нарисуют разные яблоки и разные деревья. И ни одна картина не будет похожа на другую. Глеб это прекрасно понимал.
Наконец, ему повезло. Молоденький график, занимающий мастерскую на чердаке, сказал, что знает, где найти Тамару Колотову. Правда, перед этим он поинтересовался у Глеба, зачем она ему и кем он ей приходится.
– Да никем. Просто попросили. Хотят вернуть ей деньги за работу.
– О! – воскликнул молодой график, всплеснув руками. – Чему-чему, а деньгам Тамара обрадуется. Думаю, у нес с ними проблема. Я ей два дня назад одолжил двадцатку баксов. Правда, она эти деньги давным-давно отработала, но тем не менее, с деньгами у нес сейчас туго.
Глеб поблагодарил графика и, обрадованный, с адресом на клочке плотной бумаги, сбежал с седьмого этажа вниз: лифт в этом доме не работал.
Уже сев в машину, Глеб почувствовал какой-то странный зуд в ладонях. И он вспомнил примету: когда чешется левая ладонь – это к деньгам, а когда правая, значит, встретишь хорошего человека.
– Ну что ж, Тамара, скоро я до тебя доберусь.
Он пока не представлял, как и о чем будет с ней разговаривать, ему нужно было увидеть ее, услышать голос, а потом – Глеб это знал – все получится само собой.
За брючным ремнем у него не было сейчас пистолета – его любимого армейского кольта, – не было даже ножа в кармане. На сиденье машины лежала спортивная сумка. Правда, в сумке тоже оружия не было, там находились бутылка хорошего шампанского, бутылка водки и два наброска, сделанных художником-монументалистом – тем, бородатым, в пыльной, захламленной мастерской.
Глеб Сиверов быстро нашел нужный адрес. Один из послевоенных домов в районе станции метро «Шаболовская».
Он поднялся на последний этаж и остановился перед дверью, обитой досками. Дверь была поцарапана и изуродована множеством всяких надписей.
Глеб пару минут постоял, внимательно рассматривая дверь.
«Заходили. Тебя не было». «Васька, ты сволочь!!!»
«Водка куплена, ждем тебя в мастерской. Звони, приезжай. Мы тебя любим. Юля и Клава».
Сиверов улыбнулся и постучал. Очень долго никто не отзывался. Наконец, из-за двери послышался женский голос:
– Кто там?
– Свои, – непринужденно произнес Глеб.
– Кто свои?
– Мне нужен Василий, мне сказали, я смогу найти его здесь, – и Глеб назвал имя и фамилию молодого графика, который дал ему этот адрес.
Послышалась возня, звякнул ключ, и дверь приоткрылась. В кожаной куртке, накинутой поверх халата, в дверном проеме стояла Тамара Колотова. Ее глаза были красными, на щеках так же алели пятна, руки дрожали, губы кривились. Казалось, что она вот-вот разрыдается и бросится Глебу на грудь. Но женщина вместо этого отпрянула от двери, прижалась к стене, словно пес, ожидающий предательского удара.
– Не бойтесь, не бойтесь, – сказал Глеб, переступая порог. – Вы что, здесь одна?
Тамара кивнула растрепанной головой:
– Да, одна.
– А где Василий? – беспечно, но с любопытством осведомился Сиверов.
– Он уехал на этюды.
– Какие еще этюды?
– Ну, уехал на пленэр, писать пейзажи, – с трудом проговорила Тамара, и ее красивый рот неприятно скривился.
– А почему он мне ничего не сказал?
Колотова пожала плечами.
– А вы кто будете?
Глеб изобразил удивление:
– Как это кто? Друг Василия.
– Что-то я вас никогда раньше не видела…, – Тамара вдруг замолчала, прикрыв лицо руками.
– Что это с вами? Чего вы плачете? Что-то случилось? Может, я могу чем-нибудь помочь? – Глеб участливо наклонился к ней.
– Нет-нет, помочь вы мне не можете. Ничего, сейчас пройдет.
– Но войти-то мне хоть можно?
– Да, да, входите, – как-то абсолютно равнодушно и беспомощно махнула рукой Тамара. – Входите, располагайтесь. Вася уехал и оставил мне ключи, сказал, чтобы поливала цветы. Развел тут этих цветов целое море – и здесь, и на подоконнике, и даже на крыше, в ящиках.
Глеб осмотрел мастерскую: низкое, длинное помещение с несколькими мольбертами, с кульманом и стеллажами, плотно заставленными самоварами, горшками и гипсовыми слепками. Посреди узкой комнаты, ближе к окну, стоял приземистый стол. У окна примостился длинный радиатор. Диван располагался в углу, за холщовой ширмой. С потолка на проводах свисали лампы под абажурами. И где только можно было, повсюду стояли цветы: в вазах, горшках, обыкновенных консервных банках, в пакетах из-под молока, в каких-то странных, невообразимых стеклянных и керамических емкостях.