Воронин Андрей Николаевич. Марафон со смертью

   – Да нет, что вы. Я без всякой задней мысли, – смутился Николай – он и впрямь предложил это исключительно из приличия, желая сделать человеку приятное. – Просто хотел вам помочь. Чтобы вы не тащились по этому проклятому холоду пешком. Помните, как замерзли, пока ждали друг друга?
   – Хорошо, если так.
   – Кстати, если не секрет, а какого хвоста вы за мной ждали? От какой организации?
   – От государственной организации, – ответил тот уклончиво, – мы же с вами будем теперь работать в какой-то мере против государства...
   – Против госчиновников, – поспешил поправить его Самойленко.
   – Пусть так. Это не меняет сути дела – сейчас в стране существует как минимум семь спецслужб, стоящих на страже чиновничьих интересов.
   – Государственных интересов, – снова поправил собеседника журналист.
   – А вы, батенька, романтик, – похлопал незнакомец Николая по руке, державшей рычаг переключения передач, и открыл дверцу салона. – Желаю вам не разочаровываться... А впрочем, может быть, будет полезнее для вас, если и разочаруетесь в каких-то идеалах. Всего вам хорошего!
   – До свиданья, – крикнул ему вслед Коля и тут же подумал о том, что с этим человеком они вряд ли еще когда-нибудь встретятся...

* * *

   Самойленко ухватился за новую тему с энтузиазмом.
   Первым делом проанализировав тот список сфер хозяйственной деятельности, где наиболее вероятны факты коррупции (а список он составил тем же осенним вечером, едва расставшись со странным незнакомцем), Николай решил взяться за торговлю лесом и за импорт автомобилей. Уж слишком хорошо расписал его нежданный информатор бизнес "вольвовских" дилеров, жаль было упускать возможность еще раз, теперь уже с документами в руках, пройтись по всей цепочке, проследив эволюцию этой фирмы.
   Коля завел хорошие знакомства в Таможенном комитете, в Главном государственном налоговом управлении, в Министерстве внешних экономических связей, и через несколько недель, пусть с большим трудом и со страшным скрипом, но все же имел на руках копии тех документов, которые на самом деле предоставляли фирме "Технология и инжениринг" небывалые таможенные и налоговые льготы.
   Он только начал отслеживать цепочку, он только-только почувствовал, что "взял след", только-только начал вести юридическую экспертизу кое-каких положений скопированных договоров, как случилась та страшная авария на загородном зимнем шоссе, когда его "БМВ" влетела под прицеп неведомо откуда взявшегося "КамАЗа"...

II

   Самойленко лежал в республиканском Институте травматологии, куда вскоре после выписки из районной больницы устроили его на более детальное обследование друзья-газетчики, узнав, в какую беду попал муж Наташи Сенько.
   Наверное, нет смысла объяснять, насколько отличалось это заведение от той убогой обшарпанной больницы с ее вечной нехваткой элементарных медикаментов и отвратительной кормежкой, с ее неумелыми молодыми врачами и бестолковыми медсестрами.
   Здесь все было иначе – аккуратные двухместные палаты со специальными койками, внимательный и профессиональный персонал, самое современное оборудование.
   Коля иногда даже сомневался, так ли уж заслуженно находится он в этом раю и каждому ли попавшему в аварию выпадает счастье лечиться именно здесь. Он подозревал, что ребята использовали все свои связи, чтобы восстановительный курс он прошел в этом специализированном травматологическом центре.
   Впрочем, как бы то ни было, полежать здесь ему, по всей видимости, было необходимо – местные специалисты обнаружили у него ушиб левого легкого (вот почему резкая боль иногда так пронизывала всю левую половину его груди, что он пугался, все ли в порядке после этой проклятой аварии у него с сердцем), травматическую незлокачественную опухоль селезенки и, главное, смещение нескольких дисков позвоночника, что рано или поздно привело бы его к определенным проблемам с передвижением.
   Теперь же у него была самая реальная возможность поправить свое здоровье, что называется, "на все сто", и Николай, хотя и не любил больниц с самого детства, послушно и даже с каким-то весьма странным для него удовольствием выполнял все требования врачей и режима – спал днем, занимался на специальных тренажерах, принимал лекарства, Но больше всего ему нравилось просто валяться в постели, читая, смотря телевизор или отрешенно глядя в белый потолок палаты над своей кроватью.
   Он много думал в эти дни – про незавершенное расследование деятельности "Технологии и инжениринга", про будущие дела, про Наташку с Леночкой.
   Он очень скучал по жене и дочери и с особым чувством каждый день ждал пяти часов вечера, когда, согласно больничному режиму, в его палату пускали посетителей.
   Наташу и Леночку почти каждый день привозил на своей машине Андрей Дубов – коллега из их теле бригады. Впрочем, назвать Андрея просто коллегой было бы не совсем точно – он был, скорее, одновременно Правой и левой рукой Николая, самым горячим сторонником и самым верным единомышленником. И вполне закономерно, что именно он, пока Самойленко временно был оторван от дел в своей редакции, взял организацию работы в свои руки.
   За почти полтора года совместной работы в "Деньгах" он стал для Коли настоящим другом. Он ежедневно навещал Николая в больнице и не жалел бензина и своих стареньких "Жигулей", чтобы привезти к нему также Наташу с дочерью.
   Леночка быстро росла.
   Коле хотелось плакать, когда он думал о том, что без него она сделала свои первые в жизни шаги.
   Он проклинал ту аварию, когда представлял себе, как интересно было бы по вечерам играть с дочерью, слушать ее еще далеко не складную болтовню, учить ее новым словам, читать ей стихи и сказки перед сном.
   И то сказать – уже третий месяц пошел с тех пор, как Коля попал в больницу, но только сейчас, появилась надежда на более-менее скорую окончательную выписку. А ведь незадолго до аварии Леночке исполнился год, и с тех пор Коля ее толком не видел.
   Очень нелегко было сейчас и Наташке. На ее хрупкие женские плечи свалилось не только все домашнее хозяйство и заботы о ребенке, но и материальные вопросы – как-никак, три месяца муж не получал зарплату.
   На время его болезни к ним переселилась мама Наташи – Мария Васильевна. Но, по большому счету, помощь ее не была существенной – во-первых, из-за мизерной зарплаты учителя, а во-вторых, из-за того, что до пенсии ей оставалось еще четыре года, и каждое утро, что называется, "с первыми петухами", она спешила на автобус, чтобы успеть вовремя в школу, в которой она преподавала русскую литературу.
   Коля несколько раз просил Наташку не жалеть тех жалких остатков долларов, которые припрятали они после его знаменитых "коммерческих" командировок.
   Ни Италия, ни Турция, ни путешествие на автобусе с мелкими коробейниками, ни вояж на самолете с бизнесменом-миллионером не принесли им никакого дохода, лишь еле-еле позволив рассчитаться с долгом, который брал Николай на покупку видеокамеры.
   Но неожиданно Наташка выдвинула совершенно другую идею – она решила, что экономически более разумно нанять на эти доллары нянечку для Лены. Сама она рвалась на работу, уверяя, что в ее газете теперь неплохо платят, к тому же она весьма и весьма соскучилась по своему делу.
   Коля не знал даже, как отнестись к ее предложению.
   С одной стороны, мужское самолюбие кричало ему, что он не может позволить жене идти работать, пока у них маленький ребенок. Она, мол, притворяется, что ей очень хочется снова включиться в журналистику, на самом деле все это из-за нужды, чего он, муж, никак не может позволить.
   С другой стороны, он знал, что Наташа на самом деле любит свою профессию, и предложенный ею вариант выхода из создавшейся ситуации, возможно, наиболее правильный.
   В любом случае он не спешил с выводами и советами – пусть жена сама решит, как ей лучше поступить. А он так или иначе постарается ей помочь во всем, тем более что до выписки ему оставалось всего две недели...

* * *

   Было уже без пяти пять, и Коля, как всегда с нетерпением, посматривал на дверь палаты, с минуты на минуту ожидая появления Наташи с Леночкой на руках.
   Наконец дверь отворилась, но на пороге возник один Андрей, без своих каждодневных "пассажиров".
   – Привет, шеф, – бросил он с порога, усаживаясь на стул около кровати.
   – Привет. А где мои?
   – Сегодня я их не взял. Переживешь. Вот тебе сок, свежие газеты, так что до завтра точно дотянешь, ничего с тобой не случится.
   – Конечно, доживу. А сам чего, в таком случае, заявился? И без того каждый день приходишь. Не налюбовался еще моим болезненным видом? Торжествуешь потихоньку? – Коля улыбнулся. – Не переживай, тебе недолго осталось в начальниках ходить. Вот выпишусь...
   – Нет, Коля, – Андрей говорил совершенно серьезно, не поддерживая шутливый тон, предложенный шефом, и Николай насторожился. – Я совсем по другому поводу явился, если честно. И пришел только потому, что ты действительно уже идешь на поправку и тебя можно потихоньку нагружать нашими делами.
   – Что-нибудь случилось?
   – Странные дела.
   – Говори.
   – А где твой сосед?
   Андрей вопросительно кивнул в сторону второй койки, теперь пустовавшей.
   – Не знаю толком. На улицу вроде подался – накинул куртку и ушел... А ты чего, Андрюха, уже и соседа моего боишься? Ты мне этой своей боязнью напомнил того странного информатора, не забыл? Я тебе про него осенью рассказывал? Который предложил нам заняться делами по-настоящему крутыми.
   – Тот тоже всего боялся да шпионов всюду искал. Но если уж и ты туда же... Тогда, брат, дела плохи, наверное.
   – Наверное, – спокойно согласился Дубов, еще более встревожив Самойленко.
   – Да не тяни ты. Говори толком, что случилось.
   – Да я не знаю, с чего и начать-то. Просто предчувствия у меня какие-то... Нехорошие.
   – Ну?
   – Что "ну"?
   – Что за предчувствия? Да говори же, не тяни резину в конце концов.
   Самойленко почувствовал, как появившаяся было в его душе тревога начинает перерастать в раздражение нерешительностью друга – в самом деле, что он все кружит вокруг да около, не может сказать ничего определенного? Считает, что перед ним барышня кисейная, не выдержит хреновых новостей или какого-нибудь морального удара?
   – Что, с Наташкой или Леночкой что-то случилось? – попробовал он угадать, что так смущает и гнетет Дубова, но безнадежно промахнулся.
   – Дурак ты, Коля. Сплюнь.
   – Говори же! – зарычал Самойленко, чувствуя, что вот-вот вцепится другу в физиономию.
   – Ты вот этого своего информатора упомянул... А тебе не кажется, что он был во многом прав?
   – Конечно, прав! Это же благодаря ему мы стали крутить "Технологию и инжениринг"...
   – Я не о том, – поморщился Андрей. – А про его манию преследования, как ты выражаешься.
   – В каком смысле?
   – В таком, что дело, которым мы занимаемся, интересует не только нас. А точнее, кого-то очень интересуем мы.
   – Андрей, говори прямо, что тебе пришло в голову. Нас кто-то "пасет"?
   – А ты, дружок, валяясь здесь, на больничной койке, ни разу не задумывался об обстоятельствах аварии, в которую попал?
   – А что там задумываться...
   – А то, что водитель "КамАЗа", судя по твоим показаниям, должен был быть либо слепым...
   – ...либо в стельку пьяным, – торопливо дополнил друга Самойленко, которому уже надоело в сотый раз вспоминать о том, что случилось с ним на дороге в тот прекрасный декабрьский день.
   – ...либо убийцей!
   – Что?
   Коля опешил.
   Неужели Андрей и впрямь считает, что обыкновенное дорожно-транспортное происшествие можно квалифицировать как спланированное и подготовленное покушение? На кого – на репортера? Да кому он нужен!
   – Да-да, Николай, это была попытка убрать тебя, которая лишь случайно сорвалась.
   – Чушь...
   – Тебя загнало под прицеп и заклинило там?
   – Да вроде. Я не помню, был без сознания...
   – Я беседовал со следователем, который вел твое дело. И знаю кое-какие подробности, не удивляйся.
   – И что же?
   – Первый раз тебе повезло, потому что твоя "бээмвуха" залетела между колесами тягача и прицепа, "тормознув" передними стойками и крышей. Иначе, если бы стукнулся передком прямо в сдвоенные оси прицепа, например, тебе была бы полная хана.
   – Допустим.
   – Второй раз тебе повезло в том, что ты чудом успел куда-то подевать свою буйную голову, и когда "слизывало" крышу, вместе с ней не "слизало" и твои мозги.
   – Очень аппетитно рассказываешь.
   – Извините, не знал, Николай Сергеевич, что вы настолько чувствительная особа.
   – Ладно, продолжай свой захватывающий рассказ про мои смерти. Сколько ты их насчитал?
   – В третий раз, – невозмутимо продолжил Андрей, – тебе повезло дважды – во-первых, не порвался бензопровод и горючка не полыхнула вместе с тачкой и с тобой, беспомощным, и во-вторых, ты не истек кровью и не замерз, прежде чем тебя нашли и доставили в районную больницу.
   – Звучит убедительно.
   – Более чем убедительно. Тебя убивали, и убивали профессионально, и лишь случайно ты остался жив. И даже инвалидом по жизни не стал.
   – Ну, а вот теперь ты сплюнь! – Коля, обеспокоенный своим позвоночником, слишком суеверно относился теперь к своим болячкам – оказаться в тридцать с небольшим лет, с маленькой дочуркой и молодой женой, в инвалидах? Нет уж, увольте! Лучше бы тогда сразу...
   – Извини, конечно.
   – Ладно, ерунда... Ты знаешь, я тебе почти поверил, – усмехнулся Николай, – но ты, Андрюша, не привел ни одного аргумента в пользу того, что водитель был подосланным убийцей, а не обыкновенным алкоголиком за рулем, залившим с утра в своем колхозе сто – двести граммов для бодрости.
   – Я же тебе сказал сразу, что у меня не доказательства, а предчувствия. Хреновые, Коля, предчувствия, тревожные... Кстати, тебя уже однажды "наказывали" – помнишь, летом, в твоем собственном подъезде?
   – Ну, ты приплел!
   – Я уверен, что это тоже был акт мести – кого-то ты тогда зацепил.
   – Андрюш, а детективы ты давно читал? Или, может, американских боевиков насмотрелся? Мы же тогда еще не занимались контрактами "Технологии и инжениринга"! Как же ты можешь ставить рядом эти два происшествия?
   Дубов несколько минут сидел молча, с нескрываемым сожалением глядя на друга – этот человек, оказывается, действительно был неисправимым романтиком в душе, не позволяя себе замечать в людях дурное.
   Николай тоже молчал, переваривая и взвешивая версию Андрея.
   Наконец он заговорил:
   – Ты знаешь, Андрюша, меня однажды уже пытались убить за мои журналистские дела.
   – Ты что? Когда?
   – В Одессе еще. Псих с гранатой в метре от меня стоял, уже и чеку выдернул.
   – Ни черта себе! – присвистнул Дубов, с нескрываемым удивлением глядя на этого совсем молодого еще мужика, на долю которого за последний десяток лет выпало столько, сколько не выпадает десятку человек за всю жизнь.
   – А снаряд, как тебе тоже, наверное, известно, дважды в одну воронку не попадает.
   – Коля, есть еще несколько моментов, которые меня сильно беспокоят.
   – Говори!
   – Во-первых, у меня такое чувство, будто кто-то копается в наших бумагах, когда нас нет на работе.
   – В смысле?
   – Прихожу утром в свой кабинет – и что-то не так. Чувствую, кто-то в папках на столе рылся, хотя лежат они, на первый взгляд, так, как я положил.
   – Ну, брат, снова у тебя одни чувства в качестве аргумента! – разочарованно протянул Николай. – Я уж подумал, серьезное что-то...
   – Однажды я схитрил – как в детективных романах или фильмах, не смейся.
   – Не смеюсь.
   – Я вырвал волосинку...
   – На такие жертвы пошел – и все из-за своей подозрительности! – не выдержал и задорно рассмеялся Николай, запрокидывая голову.
   – Ты же говорил, что выслушаешь мою информацию вполне серьезно, – строго посмотрел на него друг, и Коля поспешил побыстрее успокоиться.
   – Конечно, извини!
   – Так вот, я наслюнявил, извини за подробности, волос и прикрепил его на обложку верхней папки – так, чтобы, если кто-то посторонний, кто не знает про ловушку, откроет ее, я это сразу заметил.
   – И? – встрепенулся Коля – информация на самом была деле важной.
   – Наутро волосок был сорван! – торжествующим тоном завершил Андрей.
   На несколько минут в комнате повисла тишина – Андрей наблюдал за реакцией Николая, а тот напряженно думал – судя по всему, кто-то и впрямь заинтересовался их работой.
   Николаю нужно было срочно найти какой-нибудь контраргумент, который бы поставил данные Дубова под сомнение – версия могла быть принята только тогда, когда была бы стопроцентная уверенность в ее неопровержимости.
   И Самойленко нашел!
   Довольный собой, он шлепнул себя ладонью по лбу, рассмеялся и воскликнул:
   – Андрюша, Шерлок Холмс ты мой дорогой! А про Татьяну Сергеевну ты забыл?
   – Про какую Татьяну Сергеевну?
   – Про уборщицу нашу, милый ты мой! Она пришла себе тихонечко вечерком или утречком, когда вас, оглоедов, нет в кабинетах, смахнула тряпкой твой волос, не подозревая, какая важная операция проводится у нее под носом, – и все! А ты тем временем ловишь злоумышленников, покушающихся на тайны редакции программы "Деньги".
   Он был уверен, что своим гениальным открытием застанет Андрея врасплох, но тот сидел все так же невозмутимо, а когда Николай отсмеялся, спокойно ответил:
   – Отпадает. Вообще-то Я не думал; что ты принимаешь меня за такого идиота.
   – Не обижайся, ты что!
   – Я и не обижаюсь... Короче; Татьяна Сергеевна уборкой занимается не утром или вечером, а именно утром, часов в семь. Я был на работе уже в шесть. Волос был сорван. Так что на нее можно не списывать.
   – Ну, это другое дело...
   – А для верности ваш покорный слуга Шерлок Холмс проделал эксперимент еще дважды.
   – И?
   – Оба раза с тем же результатом – кто-то ночью орудует в моем кабинете.
   – Однако!
   Коля задумался.
   Дело действительно принимало серьезный оборот.
   Попасть на телецентр даже днем было задачей не из простых – охрана строго следила за входящими-выходящими, и обмануть ее было практически невозможно.
   Этот же неизвестный препятствий не знал. Значит, или это был кто-то из своих, телевизионщиков, кто сумел подобрать или изготовить ключ к двери в кабинет Андрея, либо настоящий профессионал тайных операций.
   Но чьи и какие секреты они могли зацепить, чтобы против них, обыкновенных журналистов, натравливать профессионалов или, как утверждает Дубов, киллеров?
   – А чем вы сейчас в "Деньгах" занимаетесь? Кого "крутите"? Может, есть что-то серьезное? Кому мы могли нечаянно наступить на хвост?
   – В том-то и дело, что ничего особенного. Одна мелочь – фарцовщики, валютчики, профессиональные игроки и группы мошенников-лотерейщиков или наперсточников.
   – Это действительно туфта...
   Коля "задумался, и мысли все настойчивей возвращались к версии Андрея, по которой его, Колина, авария выглядела покушением, а проникновение в кабинет Дубова – попыткой контролировать ситуацию. Неужели и в самом деле такое могло оказаться правдой?
   – Андрей, – Самойленко смотрел в глаза напарнику, и тот поразился, насколько серьезным и злым был сейчас взгляд его шефа, – вы эти два с половиной месяца продолжали заниматься "Технологией и инжинирингом"?
   – Ты сам вел это дело, и кое-какие подробности знали я да Лариса...
   – Так вы работали с ней после моей аварии? – снова повторил свой вопрос Николай.
   – Не сказать, чтобы работали... Я вообще, как ты знаешь, сейчас административной работой по горло завален – продыхнуть некогда...
   – А Лариса?
   – Ларисе примерно месяц назад я поручил проверить и просчитать, сколько примерно экономила фирма на таможенных льготах – ведь они все равно регистрировали на региональной таможне свою технику.
   – О, черт! – Николай почувствовал, как сжались у него кулаки – такой всегда была его непроизвольная реакция на опасность. – Неужели и впрямь...
   – Коля, дело еще хуже, чем ты предполагаешь. Есть еще и второе обстоятельство, кроме волоса...
   – Ну, что еще случилось? Не тяни!
   – Вчера вечером, после работы, когда Лариса возвращалась домой, ее изнасиловали и избили...

Часть пятая
Кара

I

   Лариса возвращалась после работы домой. Она не спеша брела по проспекту Машерова, задумчиво глядя себе под ноги.
   Она специально выбрала набережную, менее людную сторону проспекта, чтобы немного побыть наедине со своими мыслями и чувствами.
   Она шла, глядя, как косые лучи заходящего мартовского солнца бросают последние отблески на воды спокойной Свислочи, уже потемневшей к вечеру, на тонкие корочки льда на поверхностях луж, и этот в общем-то весенний и радостный пейзаж вызывал у нее совсем иные эмоции.
   Ей чудилась в этом ночном замерзании воды на тротуарах какая-то жуткая несправедливость – ведь весна уже пришла, в разгаре март, а зима все не желает сдаваться. Еще напоминает о себе грязными унылыми сугробами и скользкими по утрам пешеходными дорожками?
   А может, это и не природа виновата, а ее настроение? Но с другой стороны, у девушек в ее возрасте очень часто настроение зависит как раз от природы...
   В последнее время ей стало казаться, что некогда любимая и интересная работа вдруг перестала приносить удовлетворение.
   Наверное, это началось сразу же после того, как Николай попал в ту нелепую аварию.
   Без него их команда, казалось, потеряла стержень, какую-то главную движущую силу, душу.
   Ведь он был не просто организатором, не просто автором программы, ее проектов и сюжетов – он был вдохновителем всего творческого процесса, концентрируя в себе какую-то немыслимую энергию и вливая ее в них мощными толчками, противостоять которым не было никакой возможности.
   С ним они готовы были свернуть горы.
   Без него...
   Работа команды потекла по привычному старому руслу – больше не было сенсационных сюжетов, интересных, нестандартных ходов.
   Героями передач стали ничем не примечательные люди, а поводами для сюжетов становились совершенно обычные, заурядные события и факты.
   Цикл "Деньги" буквально за три передачи потерял то, что нарабатывал больше года – потерял остроту, зрелищность, аналитику. Теперь благодаря стараниям милицейских чинов он все больше превращался в сводку криминальной хроники, вырождаясь в нечто ужасное – пафосное, патетическое и абсолютно не журналистское, в нечто подобное разрекламированному ОРТ циклу "Операция".
   И конечно же, зрители сразу заметили произошедшие с программой перемены – количество звонков в студию уменьшилось раз в десять, а те, которые раньше становились находками и темой для самых забойных сюжетов, исчезли совсем.
   Не могли не отреагировать на эти изменения в худшую сторону и рекламодатели – с каждым новым эфиром поступления от рекламных роликов падали, и, соответственно, существенно уменьшались доходы сотрудников редакции.
   Если в лучшие времена доход Ларисы составлял триста пятьдесят, а то и четыреста долларов, то теперь с трудом наскребалось сто пятьдесят.
   А тут еще задание, которое дал ей неделю назад Дубов. Оно не просто не нравилось девушке – оно бесило ее.
   Ну почему она должна, как какая-нибудь бухгалтерская крыса, сверять какие-то данные какой-то фирмы с расчетами налоговой инспекции и Таможенного комитета? Почему она должна копаться и разбираться в каких-то модификациях "Вольво", в литраже их двигателей?..
   А еще ей было уже двадцать восемь.
   У ее однокурсниц и одноклассниц бегало и держалось за юбку стабильно по одному, а то и по двое детишек, а треть из ее подруг уже собирали по утрам своих отпрысков в школу.
   У ее одноклассниц и однокурсниц были любимые и любящие мужья. У них были семьи. Они пережили романтику первых встреч, чарующих слов, волшебных цветов, отпраздновали веселые свадьбы, познали счастье рождения детей. У них, получалось, было все.
   И ничего этого не было у нее...

* * *

   Недалеко от Дворца спорта рядом с ней у края тротуара вдруг резко затормозила машина – красивая, как успела заметить Лариса. В марках машин она все равно не разбиралась, умея выделять из потока автомобилей лишь "мерседесы", а это вроде был не "Мерседес".
   Она не узнала уже сотни раз лично ею проклятую "Вольво" – именно этот автомобиль роскошной восемьсот пятидесятой модели и подъехал к ней.
   Окна машины были тонированы, и разглядеть, кто сидел в салоне, с улицы было совершенно невозможно.
   Одновременно, как по сигналу, открылись передняя и задняя дверцы, и на тротуар ступили двое парней – представительного вида, одетых в изысканные дорогие костюмы, белые рубашки и красивые шелковые галстуки.
   "Наверное, им там, в салоне, тепло, раз без плащей!" – с завистью подумала Лариса.
   – Девушка, – обратился вдруг к ней тот, который был помоложе, посимпатичнее и поинтеллигентнее своего короткостриженного товарища, и Лариса невольно сделала шаг к ним навстречу, ближе к краю дороги, и остановилась, – вы не подскажете нам, как проехать к выставочному комплексу? Нам сказали – на проспекте Машерова, а где именно?
   – Нет ничего проще, – приветливо улыбнулась Лариса и подошла еще ближе, чтобы можно было подробнее им все объяснить. – Вы в правильном направлении едете. Вот сейчас, за Дворцом спорта, будет обелиск, а затем...
   – А может, проедете с нами, покажете? – с улыбкой перебил ее тот, что был помоложе.