Страница:
– Хорошо.
– Не забудь подготовиться – возьми отвертку...
– Да понимаю я все!
– Мужики, не обижайтесь, я напоминаю о чем-то только потому, что мы должны учитывать каждую мелочь – засыпаться нам нельзя. "Засветиться" – ни в коем случае. Если среди ваших людей есть кто-то, кто работает против вас, и этот оборотень сообщит о нашей активности бандитам... – Банда хотел продолжить фразу, но, заметив вдруг напрягшееся лицо Николая, не договорил. – Короче, сами понимаете.
– Конечно.
– И еще. Больше – никому о том, что я здесь. Слышите? Даже собственным женам ни слова. Бойтесь даже во сне проговориться.
– Ну, моя-то будет знать, ты же у меня жить будешь, – улыбнулся Андрей, похлопав Банду по плечу.
– Твоей можно знать, что я – твой знакомый из Москвы. Но – не больше.
– Ясно, не волнуйся.
– Так, Коля, надеюсь, ты сумеешь что-то придумать, чтобы выманить своих людей из кабинетов и дать Андрею время установить "жучки"?
– Сумею.
– Отлично. После того, как "пуговицы" будут на местах, всех выгоняешь, закрываешься, ставишь перед собой кейс, включаешь вот здесь.
– Понял.
– Поднимаешь вертикально антенну и выдвигаешь – это как обычно. Громкость – на "тройку" для начала. Потом подрегулируешь, но смотри, осторожно – звонок будет слышен раз в десять громче, чем разговор. Не оглохни.
– А из коридора не услышат?
– Вот наушник. В это гнездо вставишь перед включением, – показал Банда.
– На одно ухо?
– Как в армейской радиостанции – чтобы другим ухом слышал, что вокруг творится.
– Ясно.
– Как только разговор покажется тебе интересным или даже просто непонятным – нажимай вот эту кнопку. Весь разговор будет записан, потом прослушаем вместе.
– Хорошо.
– Дальше. Вы должны создать видимость, что приняли все условия бандитов. Демонстративно уничтожайте копии, стирайте все сюжеты с кассет. Но не забудьте, конечно, – вдруг улыбнулся он, – оставить хотя бы одну копию для меня – я ведь еще вашей программы не видел.
– Оставим! – понял его Самойленко. – А как быть с программой, которая запланирована на пятницу?
– Какой крайний срок для снятия ее с эфира?
– Да хоть за час до выхода – замену найдут, хотя выговора мне в таком случае не избежать.
– Ну, выговор ты переживешь, поэтому программу пока не трогай. А по редакции обязательно пустите слух, что ее снимают с эфира. Что Коля сам этого хочет – мол, не доработан какой-нибудь сюжет или еще что-то в этом роде.
– Будет сделано.
– Так. Ну, что я еще забыл?
Андрей с Николаем смотрели на него молча, полностью признав право Банды на старшинство, и были готовы подчиниться любой его команде.
– Вроде пока все, – сам себе сказал Банда, еще раз внимательно просмотрев свои записи.
– За работу?
– Да. Встретимся с вами... Во сколько уходят с работы ваши сотрудники?
– Часов в пять, в семь, иногда, когда работа есть, и в полночь.
– Сегодня работы, я надеюсь, не будет? – спросил Банда почти утвердительно.
– Конечно. Сегодня закончим в семь – самое позднее.
– Хорошо. Встречаемся здесь же в восемь. Но только будьте внимательны – не приведите никого за собой.
– Обижаешь... – попробовал возмутиться Николай, вдруг почувствовав себя задетым.
– Не обижаю, а хочу, чтобы все прошло без сбоев, – жестко оборвал его Банда. – Сделаем даже так – приедете, встанете в пятнадцати метрах от моей машины и сидите, даже в мою сторону не глядите. Я сам к вам подойду. Когда можно будет, конечно.
– Хорошо.
– Ну, все тогда. Езжайте на работу. А то уже десять, вам давно пора быть на месте...
– Можешь включать, – сказал он другу, когда они остались в кабинете одни.
– Все в порядке?
– Как в лучших домах Парижа и Лондона! – Андрей явно был доволен своей работой.
– Тогда иди.
– Я тоже хочу послушать.
– Андрей, я же должен закрыться с этой штукой... – мягко напомнил ему Коля.
– Ладно, но...
– Ты пока иди все уничтожай, все лишние копии. Если кто спросит, что делаешь, – отвечай, что, мол, я распорядился, что дело прогорело, не стоит выеденного яйца, словом, сам знаешь, что говорить.
– Конечно, я найду, что сказать. Учить меня не надо. Но потом я приду и постучусь в твою дверь вот так, – Дубов продемонстрировал на крышке стола Самойленко условный стук, – и ты мне откроешь. О'кей? Мне ведь тоже охота посмотреть, как эта штуковина работает.
– Хорошо. Иди...
Но такое случалось, во-первых, не слишком часто – слава Богу, на прослушивании было всего лишь пять номеров. А во-вторых, Коля быстро приспособился к аппарату, не вслушиваясь особенно в разговор, если он не относился к делу.
А наслушался в первые же часы сидения с наушником на голове такого!
В какие-то моменты ему даже становилось чисто по-человечески неловко перед своими сотрудниками, но Самойленко сразу же заставлял себя вспомнить, ради чего, собственно, он этим занимается, и продолжал сидеть, сжав зубы, слушая болтовню своих коллег.
Про что только не говорит человек по телефону!
Он знал, например, что у Кати Высоцкой, молодой девчонки-журналистки, которая пришла к ним в бригаду сразу после журфака, сегодня утром начались месячные, и теперь она, по ее же выражению, "кончалась" и хотела только одного – умереть.
Он знал теперь, что в обед ассистенты оператора, два забулдыжных парня, помогавших устанавливать свет, таскать декорации, тяжелые телекамеры, решили "вздрогнуть" и пригласили по этому поводу такого же кадра из другой редакции.
Он узнал, что у монтажницы Зиночки жмут сапоги, у администратора Клавдии Петровны взорвалась ночью банка с огурцами, а у водителя редакционного "рафика" Пети в шесть назначено свидание – на служебной машине, естественно.
У Коли от всех этих разговоров голова шла кругом. Самое обидное – ни один звонок не помогал приблизиться к разгадке...
Нужный разговор состоялся часа в четыре, ближе к концу рабочего дня.
– Здравствуйте. Ларису Тимошик можно? – спросил мужской голос, и Николай вдруг весь напрягся – голос показался ему знакомым.
Еще не успев осознать, почему он так поступает, Самойленко нажал кнопку записи, на которую показал ему Банда.
– Я слушаю.
– Привет, Лариса. Узнаешь?
– Д-да, – с некоторой заминкой ответила девушка, и Николай удивился, как сразу же изменился ее тон.
– Ну, как у вас там дела? Скоро ли выйдет передача про нашу фирму?
– Подожди, – наверное, Лариса прикрыла трубку рукой, так как голос ее стал глуше:
– Девочки, выйдите в коридор покурить, а? Ничего не слышно!
– Кавалер у тебя вдруг появился? Поздравляем! Раскажешь потом?.. Ладно, пошли, Катя, не будем ей мешать, – было слышно, как вышли из кабинета Высоцкая и Козлова, оставив Ларису одну.
– Так как наши дела, милая? – снова вкрадчиво поинтересовался мужчина.
– Юный, что вы наделали? Я не могла даже допустить, что вы способны на такое!
– А что ты думала, интересно?
– Не знаю... Запугать... Купить... Но украсть и убить ребенка?! Что вы за звери в конце концов! – заплакала в трубку Лариса, и Коля почувствовал, как хочется ему броситься в ту комнату, откуда она говорит, стукнуть ее головой о стенку, выбить из нее признание: кто это, откуда она его знает, где его дочь, его Леночка?
– Ну ты, тише! Чего ты трындишь? Хочешь, чтобы тебя услышали?
– Мне все равно!
– Да? А "бабки", которые ты от нас получила, – они тебе не все равно?
– Сволочи!
– Заткнись, сука, кончай ныть! Заманала, падла! Я спрашиваю тебя, как реагирует Самойленко? Что он делает? Снял программу с эфира? Заявил в милицию? Что они тебе говорили? Ты же у них своя!
– Своя?.. Иуда я!
– Что? Ты разве жидовка?
– Ты все равно не поймешь...
– Кончай базар. Что там у вас слышно?
– Дубов уничтожает все копии документов, все видеосюжеты по вашей фирме. Самойленко вроде ходил к начальству – программу снял с эфира.
– Точно?
– Дубов так говорил.
– Перепроверь, ясно?
– Хорошо.
– А как Самойленко?
– Нет его целый день. С утра только был, провел летучку.
– А где он?
– Откуда я знаю? Кабинет закрыт, он куда-то ушел. Может, и домой. Думаешь, жене его сейчас легко?
– Эх, жаль, не было этой дуры дома, когда мы приходили. Иначе бы мы с ней "побаловались" – для дополнительной профилактики, чтобы ему жизнь малиной не казалась! – противно заржал бандит, и Коля в бессильной ярости грохнул по столу кулаком.
– Скотина!
– Заткни ребало свое, ясно? – заревел Юный. – А то и тебе вставим. Ясно?
– От вас всего можно ожидать.
– Вот именно. Короче, завтра позвоню, перепроверь насчет эфира, поняла?
– Хорошо. Слушай, Юный, скажи, а с девочкой-то все в порядке?
– Чего? Жалко вдруг стало?
– Ну, скажи!
– Да не сцы, все в порядке. Малая нам не нужна. Кстати, он в ментовку не заявлял?
– Нет, насколько я поняла. Мне Андрей сказал, что у Коли такие неприятности.
– Ну, пока!
– Погоди! А где вы Леночку держите?
– А тебе зачем?
– Просто. Она ведь маленькая.
– Не бойся. Я свою старуху с ней посадил.
– Там, на даче?
– Только попробуй туда сунуться героизм проявлять – пойдешь в колодец, ясно? Там мои ребята сидят, и они знают, как реагировать. Поняла?
– Да...
В наушнике раздались короткие гудки.
Коля выключил аппарат и стянул наушник с головы.
У него были крепкие нервы, но сейчас, вытаскивая из "аварийной" пачки сигарету (он бросил курить несколько месяцев назад), он заметил, как дрожат его руки.
Самойленко встал, подошел к сейфу, вынул оттуда начатую бутылку водки, зубами сорвал пробку, налил полстакана и выпил залпом. Постояв несколько секунд в раздумьях, выпил еще.
Руки дрожать не переставали...
– А остальные двадцать?
– О них мы узнаем чуть позже.
– Лариса... – в задумчивости качал головой Андрей Дубов, все еще не оправившись от шока. – Ну, братва, от нее я этого не ожидал!
– Я тоже, – поддержал его Самойленко.
– Эх, мужики, забыли, что ли, женщины – элемент хрупкий и легко соблазняемый. Чем он ее взял – не знаю, – рассуждал Банда, – но что взял чем-то – факт. Теперь неудивительно, что у вас документы исчезали прямо из-под носа. Неудивительно, что о каждом вашем шаге и о каждом новом сюжете бандиты знали все.
– Да...
– Но ничего, – Банда открыл свой блокнот и улыбнулся, – теперь и мы кое-что знаем. И не так уж мало... Слушайте, что удалось сегодня сделать мне. Во-первых, я поднял здесь кое-какие данные и выяснил, что на территории Белоруссии это первое настоящее похищение ребенка...
– Что значит – "настоящее"? – мрачно уточнил Самойленко, – В смысле – организованное преступной группой, которой нужно путем подобного шантажа чего-то добиться. Было до этого несколько случаев, но там все элементарно – то какому-то деревенскому алкоголику на бутылку не хватало, то обиженный разведенный папашка таким способом свидания с ребенком добивался, – спокойно разъяснил Банда. – Значит, если предположить, что бандиты местные, они действуют по наитию, не имея даже примеров чужого опыта.
– Это хорошо или плохо?
– Скорее хорошо. Они будут действовать шаблонно, стандартно, как все первопроходцы. К тому же они будут совершать много ошибок – например, в охране ребенка, в контактах. Вот тот же звонок Ларисе – это уже ошибка. Они должны были разговаривать только с тобой...
– Стой, Банда! – вдруг вскричал Самойленко. – Я совсем забыл! Сколько времени?
– Половина девятого, – ответил Дубов.
– Андрей, срочно вези меня домой. Мне в девять должен звонить бандит...
– Хорошо, едем, – согласился Банда.
– И ты?
– Конечно. Только вот что – принеси мне из своей машины кейс с аппаратурой, возьмешь "жучок", вставишь в свой телефон. Я тоже хочу послушать.
– Хорошо.
– И еще. Говорить будешь спокойно, не нервничая. И ни словом, ни звуком не дай Бог тебе обмолвиться о том, что ты знаешь что-то про Ларису!
– Я понял.
– Неси приемник.
Самойленко вернулся с чемоданчиком Банды буквально через минуту.
– А теперь адрес продиктуйте.
– Так поезжай за нами...
– А вдруг твой подъезд "пасут"? Нет, я сам твой дом отыщу, специально карту Минска днем купил. А вы езжайте... Только скажи, куда выходят окна комнаты, в которой у тебя стоит телефон.
– Как куда – во двор. У меня там нет дорог, всюду двор – район спальный.
– Я не про то. На какую сторону – на фасад, где парадный подъезд, или на тыльную сторону дома?
– А-а! На подъезд.
– А какой номер подъезда?
– Второй. Ровно посредине дома.
– Все. Понял. Езжайте! После разговора снова в машину – и в город. Я вас где-нибудь тормозну, если все будет спокойно. Поговорим.
Какая же она подлая! Как она могла так поступить!
Она ведь так хорошо знала Наташу, бывала у них дома, поздравляла ее, когда Леночке исполнился год.
Она помнила, как хорошо относилась к ней Наташа – Коля даже пошутил однажды, что его ревнивая жена готова ревновать его ко всем, кроме нее, Ларисы.
И чем она им отплатила!
Она так уважала Колю, который раскрыл в ней талант журналиста, учил ее работать в эфире, обращаться с камерой, оперировать фактами, разговаривать с людьми.
Он учил ее ответственности за сказанное в эфире слово и ненавязчиво рекомендовал даже, в какой одежде лучше появляться на экране, перед зрителями.
И чем она ему отплатила!
Ей было страшно.
И ей было противно от себя самой.
Чем больше она думала, тем сильнее понимала, что обратной дороги для нее нет, что уже никогда, даже если все кончится благополучно, не сможет она прийти в их дом, смотреть в глаза этим людям – и не чувствовать перед ними животного страха и нечеловеческого позора.
Ей было очень плохо, и в какой-то момент она подумала, что могла бы совершить по крайней мере один достойный поступок – рассказать Николаю все, что знает.
Но потом вдруг в ее голове возникло ясное и простое слово, которое наиболее точно определяет то, что она сделала, – "преступление".
И она поняла также, что сама покаяться и признаться во всем не сможет...
– Самойленко?
Николай вздрогнул – нет, он не ошибся, именно с этим человеком разговаривала сегодня Тимошик.
Он сжал зубы, собрал свою волю в кулак и через мгновение ответил:
– Я.
– Ну что ж, нам понравилось, как ты себя сегодня вел. Хороший мальчик.
– Пошел на хрен.
– Ну-ну, не ругайся. Мы действительно контролируем каждый твой шаг, знаем про все твои сегодняшние распоряжения на работе. Молодец. Ты все понял правильно. Если будешь и дальше умницей, ты увидишь свою Леночку. Ты согласен и дальше вести себя так же разумно?
– Кончай трепаться. Ты дочку мне привел к телефону, как обещал?
– Осталось четыре дня, Коля, не вздумай выкинуть какой-нибудь фокус. А то получишь ушки дочери в конверте по почте. Ты же понимаешь?
– Блядь, ты заткнешься?! – взревел Николай.
Если бы сейчас эта мразь была рядом, Коля бы зубами вгрызался ему в горло, голыми руками разодрал бы на части, ногами растоптал его голову, как спелый арбуз! – Я тебя все равно убью, сука!
– Ох, напугал!
– Где дочь?
– Ты уже успокоился? Тебе не стоит так нервничать, а то я тоже нервным бываю, ясно тебе, петушина? Я от тебя, козел, этих наездов терпеть не собираюсь, ясно? – завелся на том конце провода и бандит, которому изменило наконец его идиотское чувство юмора – может быть, он услышал в голосе Николая что-то такое, что его не на шутку испугало.
Это было бы неудивительно – Самойленко рычал так, как может рычать разъяренный лев, детенышу которого угрожает опасность.
– Ладно. Все. Давай успокоимся оба, – постарался сдержать себя Николай, кивнув Андрею и Наташе, которые подскочили к нему, когда он закричал в трубку. – Ты привел дочку?
– Да. Я играю честно – можешь убедиться. Сейчас, подожди секунду.
В трубке послышалась какая-то возня, затем раздался шепот женщины:
– Ну, поговори с папой. Скажи ему что-нибудь. Ну, давай, Леночка, не бойся.
Но вместо того, чтобы что-нибудь пролепетать, Леночка вдруг расплакалась.
Коля услышал этот плач и тоже чуть не расплакался – сомнений быть не могло, это был голос Леночки.
– Чего-то плачет она, – мрачно прокомментировал бандит – наверное, и в нем что-то шевельнулось. – Но ты убедился, что с твоей дочерью все нормально?
– Д-да, – дрогнул голос Николая.
– Тогда все, пока. Завтра еще позвоню. Примерно в это же время...
– Кажется, да.
– И слава Богу. Не думай пока об этом, – Банда положил руку на плечо друга. – Давайте я вам расскажу, что еще за сегодня выведал.
– Ну?
– Но только сначала мне нужен адрес этой вашей Ларисы Тимошик.
– Заславская, дом двадцать...
– Я буду ехать, а ты мне, Андрей, дорогу показывай. Свою машину закрыл?
– Да.
– Ну и замечательно, – Банда тронул "Опель" с места. – Короче, слушайте. Через свою "контору" я связался с вашим КГБ. Выяснилось, что на Семенова Владимира Михайловича, генерального директора – ЗАО "Технология и инжениринг", нет ничего – не привлекался, не замешан, не подозревался. Его пытались какое-то время контролировать в связи с выполнением государственного контракта...
– Это как раз тот контракт, который мы крутим?
– Как я понял, тот самый, – подтвердил Банда. – Короче, его проверили – все чисто. Ни у кого никаких претензий. Даже связей нет порочащих. Только брат двоюродный, Игорь Михайлович Захарчук, – бывший зэк-рецидивист, да и тот в последние годы резко завязал.
– И очень резко? – вдруг с непонятной иронией переспросил Самойленко.
– А что тебе не нравится? – удивился Банда. – Мне так ваши же органы сообщили.
– А ты что. Банда, вздумал раскрыться перед ними в том, что ты здесь?
– А ты что, меня за идиота принимаешь? – пожал плечами Банда. – Я связывался со своими, а уж они сделали запрос – по-дружески, по-соседски...
– Ясно.
– Так что тебе не понравилось в Захарчуке?
– Игорь Михайлович Захарчук, по прозвищу Захар, – крупнейший авторитет Минска, и это нашему КГБ надо было бы знать. Именно бригада Захара "отыграла" в свое время авторынок у Молдавана, когда его перенесли со стадиона "Локомотив" за кольцевую автодорогу. И именно они заправляют теперь торговлей автомобилями в городе.
– А ты откуда знаешь? – снова удивился Банда.
– Я про эти дела еще год назад забойную передачу подготовил. Помнишь, Андрей?
– Конечно, еще бы!
– У Захара – мощнейшая бригада, настоящая армия с железной дисциплиной...
– Лучше бы ты этого не говорил, – огорчился Банда. – Ведь вполне логично предположить, что ваш Семенов мог именно братика своего, Захара, попросить "поработать" над твоей проблемой.
– Логично.
– В таком случае будем воевать с армией, как ты выражаешься, Захара, что делать, – заключил Банда. – По крайней мере, не все так плохо – мы даже догадываемся, кто именно наш враг. А это уже кое-что...
– А чего мы у Ларисы-то забыли? – спросил вдруг Самойленко, но Банда вместо ответа лишь улыбнулся:
– Увидишь. Обещай мне только одно – не распускать руки и не нервничать. Хорошо?
– Ладно...
"Кого это черт мог принести на ночь глядя?" – тревожно подумала вдруг Лариса, прислушиваясь к разговору матери с нежданным гостем в коридоре.
– Лариса, это к тебе. Выходи! – позвала наконец ее мама, в душе даже обрадовавшись визиту этого незнакомого молодого мужчины – был хоть повод вытянуть дочку из комнаты: Лариса как за, перлась у себя, так больше и не выходила, даже отказавшись поужинать.
Лариса наскоро поправила прическу, глянув в зеркало, запахнула поглубже халат и вышла в коридор, снедаемая любопытством и тревогой одновременно.
В прихожей стоял абсолютно незнакомый ей человек. Красивый, высокий, широкоплечий, с короткой аккуратной стрижкой, в укороченной кожаной куртке, странных камуфляжных брюках и кроссовках, он был бы очень похож на бандита, если бы не одно обстоятельство – он был все же какой-то не такой, как окружение Юного.
Увидев его, в первую же секунду Лариса подумала: "Надо же, как бывает – ведь бандит бандитом, а морда интеллигентная, располагающая".
И эта доброжелательная улыбка...
– Что вам нужно? – спросила Лариса как можно строже, стараясь не поддаваться на эту улыбку.
– Вы Лариса?
– Я.
– Мне нужно с вами поговорить.
– В такое время?!
– Дело очень срочное, поверьте. Отлагательства не терпит никак, – Говорите.
– Давайте выйдем на лестничную площадку.
– Ага, как же... – начала было девушка, но парень перебил ее:
– Не бойтесь, я пришел один и клянусь вам, что ничего вам не сделаю.
– Ладно.
Они вышли на лестницу, и Лариса прикрыла за собой дверь квартиры – на всякий случай: если мать пожелает что-то подслушать, пусть уж лучше ей это не удастся.
– Ну, я вас слушаю.
На какой-то миг Банда засомневался – говорить с ней от имени ее знакомого Юного или представиться другом Самойленко и Дубова. Ведь до этого момента он действовал чисто по наитию, не сомневаясь лишь в том, что ему нужно срочно переговорить с Тимошик. А как он это осуществит, казалось ему делом второстепенным и не таким уж трудным.
– Меня прислали за вами... – начал он, все еще не придумав, на кого сослаться.
– Кто? – уточнила Лариса, тут же почувствовав его нерешительность.
– Юный.
Выражение лица девушки немедленно изменилось – если до того, как Банда вымолвил это имя, она смотрела на него, быть может, и не с интересом, но, по крайней мере, не враждебно, то сейчас глаза ее сверкнули ненавистью:
– Слушай, ты! Катись отсюда вместе со своим Юным! И передай ему, что если только он еще раз приволочется ко мне или позвонит – я сдам его с потрохами! Мне бояться больше нечего. Отбоялась уже. Я из-за вас, подонков, сама сволочью стала, такой же, как вы. Пошел отсюда!
Она наступала на него, с яростью выкрикивая эти слова, и Банде показалось даже, что девушка собирается его вот-вот ударить.
Что ж, имя Юного "не прошло". Оставалось использовать второй, настоящий вариант:
– Лариса, погодите. Я пошутил. Я не от Юного. Просто не знал толком, в каких вы с ним отношениях.
Опешив, она замолкла на полуслове, а затем совсем растерянно подняла на него глаза:
– Если вы не от Юного, то кто вас прислал? Что вы от меня хотите? И откуда вы знаете этого Юного?
– Я... Как вам сказать? – замялся на мгновение Банда, не зная толком, как объяснить ей все побыстрее и попроще. – Я – друг Николая Самойленко.
– И... – она просила продолжения, но голос ее звучал безжизненно, обреченно.
– Ему очень нужна ваша помощь. Без вас мы не сможем спасти Леночку.
– Понятно.
– Я очень прошу вас одеться и спуститься со мной в машину. Она у подъезда.
– Хорошо, сейчас, – ответила она бесцветным голосом, повернулась и исчезла в квартире, не пригласив мужчину войти.
Несколько минут, пока Лариса одевалась, показались Банде целой вечностью – и он клял себя за неосторожность. Ему чудилось, что Тимошик уже набирает номер Юного, предупреждая того, что в игре появился новый участник. В какой-то миг он вынул из кармана нож, готовясь перерезать на всякий случай телефонный провод, тянувшийся из распределительной коробки, но потом все же одумался, решив положиться на удачу.
Вскоре Лариса вышла – в джинсах, свитере, куртке, готовая идти с ним, и Банда вздохнул облегченно.
– Пойдемте, – предложила девушка, и они поспешили вниз по лестнице...
"Все знают!" – подумала Лариса, но это обстоятельство почему-то не взволновало ее.
Какая-то апатия овладела ею – она знала, что все кончено, что больше не будет любимой работы на телевидении, по крайней мере, в редакции Самойленко. Она понимала, что теперь за ней надолго установится нехорошая слава, и даже если никто ничего не будет знать конкретно, отношение к ней в среде журналистов будет уже совсем другим – предательства здесь не прощали.
Но она относилась теперь ко всему почти равнодушно. Правда, это было больше похоже на обреченность – изменить что-либо было уже невозможно. За все на свете когда-нибудь приходится расплачиваться, и расплата тем дороже, чем сильнее проступок.
– Не забудь подготовиться – возьми отвертку...
– Да понимаю я все!
– Мужики, не обижайтесь, я напоминаю о чем-то только потому, что мы должны учитывать каждую мелочь – засыпаться нам нельзя. "Засветиться" – ни в коем случае. Если среди ваших людей есть кто-то, кто работает против вас, и этот оборотень сообщит о нашей активности бандитам... – Банда хотел продолжить фразу, но, заметив вдруг напрягшееся лицо Николая, не договорил. – Короче, сами понимаете.
– Конечно.
– И еще. Больше – никому о том, что я здесь. Слышите? Даже собственным женам ни слова. Бойтесь даже во сне проговориться.
– Ну, моя-то будет знать, ты же у меня жить будешь, – улыбнулся Андрей, похлопав Банду по плечу.
– Твоей можно знать, что я – твой знакомый из Москвы. Но – не больше.
– Ясно, не волнуйся.
– Так, Коля, надеюсь, ты сумеешь что-то придумать, чтобы выманить своих людей из кабинетов и дать Андрею время установить "жучки"?
– Сумею.
– Отлично. После того, как "пуговицы" будут на местах, всех выгоняешь, закрываешься, ставишь перед собой кейс, включаешь вот здесь.
– Понял.
– Поднимаешь вертикально антенну и выдвигаешь – это как обычно. Громкость – на "тройку" для начала. Потом подрегулируешь, но смотри, осторожно – звонок будет слышен раз в десять громче, чем разговор. Не оглохни.
– А из коридора не услышат?
– Вот наушник. В это гнездо вставишь перед включением, – показал Банда.
– На одно ухо?
– Как в армейской радиостанции – чтобы другим ухом слышал, что вокруг творится.
– Ясно.
– Как только разговор покажется тебе интересным или даже просто непонятным – нажимай вот эту кнопку. Весь разговор будет записан, потом прослушаем вместе.
– Хорошо.
– Дальше. Вы должны создать видимость, что приняли все условия бандитов. Демонстративно уничтожайте копии, стирайте все сюжеты с кассет. Но не забудьте, конечно, – вдруг улыбнулся он, – оставить хотя бы одну копию для меня – я ведь еще вашей программы не видел.
– Оставим! – понял его Самойленко. – А как быть с программой, которая запланирована на пятницу?
– Какой крайний срок для снятия ее с эфира?
– Да хоть за час до выхода – замену найдут, хотя выговора мне в таком случае не избежать.
– Ну, выговор ты переживешь, поэтому программу пока не трогай. А по редакции обязательно пустите слух, что ее снимают с эфира. Что Коля сам этого хочет – мол, не доработан какой-нибудь сюжет или еще что-то в этом роде.
– Будет сделано.
– Так. Ну, что я еще забыл?
Андрей с Николаем смотрели на него молча, полностью признав право Банды на старшинство, и были готовы подчиниться любой его команде.
– Вроде пока все, – сам себе сказал Банда, еще раз внимательно просмотрев свои записи.
– За работу?
– Да. Встретимся с вами... Во сколько уходят с работы ваши сотрудники?
– Часов в пять, в семь, иногда, когда работа есть, и в полночь.
– Сегодня работы, я надеюсь, не будет? – спросил Банда почти утвердительно.
– Конечно. Сегодня закончим в семь – самое позднее.
– Хорошо. Встречаемся здесь же в восемь. Но только будьте внимательны – не приведите никого за собой.
– Обижаешь... – попробовал возмутиться Николай, вдруг почувствовав себя задетым.
– Не обижаю, а хочу, чтобы все прошло без сбоев, – жестко оборвал его Банда. – Сделаем даже так – приедете, встанете в пятнадцати метрах от моей машины и сидите, даже в мою сторону не глядите. Я сам к вам подойду. Когда можно будет, конечно.
– Хорошо.
– Ну, все тогда. Езжайте на работу. А то уже десять, вам давно пора быть на месте...
* * *
С "жучками" все удалось провернуть быстро и незаметно. Когда Андрей закончил свою работу, он зашел к Самойленко, который тоже завершал незапланированную летучку.– Можешь включать, – сказал он другу, когда они остались в кабинете одни.
– Все в порядке?
– Как в лучших домах Парижа и Лондона! – Андрей явно был доволен своей работой.
– Тогда иди.
– Я тоже хочу послушать.
– Андрей, я же должен закрыться с этой штукой... – мягко напомнил ему Коля.
– Ладно, но...
– Ты пока иди все уничтожай, все лишние копии. Если кто спросит, что делаешь, – отвечай, что, мол, я распорядился, что дело прогорело, не стоит выеденного яйца, словом, сам знаешь, что говорить.
– Конечно, я найду, что сказать. Учить меня не надо. Но потом я приду и постучусь в твою дверь вот так, – Дубов продемонстрировал на крышке стола Самойленко условный стук, – и ты мне откроешь. О'кей? Мне ведь тоже охота посмотреть, как эта штуковина работает.
– Хорошо. Иди...
* * *
Самым большим недостатком системы оказалось то, что она могла прослушивать все разговоры одновременно – если говорили сразу по нескольким аппаратам в один и тот же момент.Но такое случалось, во-первых, не слишком часто – слава Богу, на прослушивании было всего лишь пять номеров. А во-вторых, Коля быстро приспособился к аппарату, не вслушиваясь особенно в разговор, если он не относился к делу.
А наслушался в первые же часы сидения с наушником на голове такого!
В какие-то моменты ему даже становилось чисто по-человечески неловко перед своими сотрудниками, но Самойленко сразу же заставлял себя вспомнить, ради чего, собственно, он этим занимается, и продолжал сидеть, сжав зубы, слушая болтовню своих коллег.
Про что только не говорит человек по телефону!
Он знал, например, что у Кати Высоцкой, молодой девчонки-журналистки, которая пришла к ним в бригаду сразу после журфака, сегодня утром начались месячные, и теперь она, по ее же выражению, "кончалась" и хотела только одного – умереть.
Он знал теперь, что в обед ассистенты оператора, два забулдыжных парня, помогавших устанавливать свет, таскать декорации, тяжелые телекамеры, решили "вздрогнуть" и пригласили по этому поводу такого же кадра из другой редакции.
Он узнал, что у монтажницы Зиночки жмут сапоги, у администратора Клавдии Петровны взорвалась ночью банка с огурцами, а у водителя редакционного "рафика" Пети в шесть назначено свидание – на служебной машине, естественно.
У Коли от всех этих разговоров голова шла кругом. Самое обидное – ни один звонок не помогал приблизиться к разгадке...
Нужный разговор состоялся часа в четыре, ближе к концу рабочего дня.
– Здравствуйте. Ларису Тимошик можно? – спросил мужской голос, и Николай вдруг весь напрягся – голос показался ему знакомым.
Еще не успев осознать, почему он так поступает, Самойленко нажал кнопку записи, на которую показал ему Банда.
– Я слушаю.
– Привет, Лариса. Узнаешь?
– Д-да, – с некоторой заминкой ответила девушка, и Николай удивился, как сразу же изменился ее тон.
– Ну, как у вас там дела? Скоро ли выйдет передача про нашу фирму?
– Подожди, – наверное, Лариса прикрыла трубку рукой, так как голос ее стал глуше:
– Девочки, выйдите в коридор покурить, а? Ничего не слышно!
– Кавалер у тебя вдруг появился? Поздравляем! Раскажешь потом?.. Ладно, пошли, Катя, не будем ей мешать, – было слышно, как вышли из кабинета Высоцкая и Козлова, оставив Ларису одну.
– Так как наши дела, милая? – снова вкрадчиво поинтересовался мужчина.
– Юный, что вы наделали? Я не могла даже допустить, что вы способны на такое!
– А что ты думала, интересно?
– Не знаю... Запугать... Купить... Но украсть и убить ребенка?! Что вы за звери в конце концов! – заплакала в трубку Лариса, и Коля почувствовал, как хочется ему броситься в ту комнату, откуда она говорит, стукнуть ее головой о стенку, выбить из нее признание: кто это, откуда она его знает, где его дочь, его Леночка?
– Ну ты, тише! Чего ты трындишь? Хочешь, чтобы тебя услышали?
– Мне все равно!
– Да? А "бабки", которые ты от нас получила, – они тебе не все равно?
– Сволочи!
– Заткнись, сука, кончай ныть! Заманала, падла! Я спрашиваю тебя, как реагирует Самойленко? Что он делает? Снял программу с эфира? Заявил в милицию? Что они тебе говорили? Ты же у них своя!
– Своя?.. Иуда я!
– Что? Ты разве жидовка?
– Ты все равно не поймешь...
– Кончай базар. Что там у вас слышно?
– Дубов уничтожает все копии документов, все видеосюжеты по вашей фирме. Самойленко вроде ходил к начальству – программу снял с эфира.
– Точно?
– Дубов так говорил.
– Перепроверь, ясно?
– Хорошо.
– А как Самойленко?
– Нет его целый день. С утра только был, провел летучку.
– А где он?
– Откуда я знаю? Кабинет закрыт, он куда-то ушел. Может, и домой. Думаешь, жене его сейчас легко?
– Эх, жаль, не было этой дуры дома, когда мы приходили. Иначе бы мы с ней "побаловались" – для дополнительной профилактики, чтобы ему жизнь малиной не казалась! – противно заржал бандит, и Коля в бессильной ярости грохнул по столу кулаком.
– Скотина!
– Заткни ребало свое, ясно? – заревел Юный. – А то и тебе вставим. Ясно?
– От вас всего можно ожидать.
– Вот именно. Короче, завтра позвоню, перепроверь насчет эфира, поняла?
– Хорошо. Слушай, Юный, скажи, а с девочкой-то все в порядке?
– Чего? Жалко вдруг стало?
– Ну, скажи!
– Да не сцы, все в порядке. Малая нам не нужна. Кстати, он в ментовку не заявлял?
– Нет, насколько я поняла. Мне Андрей сказал, что у Коли такие неприятности.
– Ну, пока!
– Погоди! А где вы Леночку держите?
– А тебе зачем?
– Просто. Она ведь маленькая.
– Не бойся. Я свою старуху с ней посадил.
– Там, на даче?
– Только попробуй туда сунуться героизм проявлять – пойдешь в колодец, ясно? Там мои ребята сидят, и они знают, как реагировать. Поняла?
– Да...
В наушнике раздались короткие гудки.
Коля выключил аппарат и стянул наушник с головы.
У него были крепкие нервы, но сейчас, вытаскивая из "аварийной" пачки сигарету (он бросил курить несколько месяцев назад), он заметил, как дрожат его руки.
Самойленко встал, подошел к сейфу, вынул оттуда начатую бутылку водки, зубами сорвал пробку, налил полстакана и выпил залпом. Постояв несколько секунд в раздумьях, выпил еще.
Руки дрожать не переставали...
* * *
– Ну, ребята, это не просто удача – это успех! – настроение у Банды после совместного прослушивания записи в машине на стоянке у Московского кладбища резко улучшилось. – Теперь, Коля, могу тебе гарантировать на восемьдесят процентов, что Леночку мы обязательно вернем еще до пятницы.– А остальные двадцать?
– О них мы узнаем чуть позже.
– Лариса... – в задумчивости качал головой Андрей Дубов, все еще не оправившись от шока. – Ну, братва, от нее я этого не ожидал!
– Я тоже, – поддержал его Самойленко.
– Эх, мужики, забыли, что ли, женщины – элемент хрупкий и легко соблазняемый. Чем он ее взял – не знаю, – рассуждал Банда, – но что взял чем-то – факт. Теперь неудивительно, что у вас документы исчезали прямо из-под носа. Неудивительно, что о каждом вашем шаге и о каждом новом сюжете бандиты знали все.
– Да...
– Но ничего, – Банда открыл свой блокнот и улыбнулся, – теперь и мы кое-что знаем. И не так уж мало... Слушайте, что удалось сегодня сделать мне. Во-первых, я поднял здесь кое-какие данные и выяснил, что на территории Белоруссии это первое настоящее похищение ребенка...
– Что значит – "настоящее"? – мрачно уточнил Самойленко, – В смысле – организованное преступной группой, которой нужно путем подобного шантажа чего-то добиться. Было до этого несколько случаев, но там все элементарно – то какому-то деревенскому алкоголику на бутылку не хватало, то обиженный разведенный папашка таким способом свидания с ребенком добивался, – спокойно разъяснил Банда. – Значит, если предположить, что бандиты местные, они действуют по наитию, не имея даже примеров чужого опыта.
– Это хорошо или плохо?
– Скорее хорошо. Они будут действовать шаблонно, стандартно, как все первопроходцы. К тому же они будут совершать много ошибок – например, в охране ребенка, в контактах. Вот тот же звонок Ларисе – это уже ошибка. Они должны были разговаривать только с тобой...
– Стой, Банда! – вдруг вскричал Самойленко. – Я совсем забыл! Сколько времени?
– Половина девятого, – ответил Дубов.
– Андрей, срочно вези меня домой. Мне в девять должен звонить бандит...
– Хорошо, едем, – согласился Банда.
– И ты?
– Конечно. Только вот что – принеси мне из своей машины кейс с аппаратурой, возьмешь "жучок", вставишь в свой телефон. Я тоже хочу послушать.
– Хорошо.
– И еще. Говорить будешь спокойно, не нервничая. И ни словом, ни звуком не дай Бог тебе обмолвиться о том, что ты знаешь что-то про Ларису!
– Я понял.
– Неси приемник.
Самойленко вернулся с чемоданчиком Банды буквально через минуту.
– А теперь адрес продиктуйте.
– Так поезжай за нами...
– А вдруг твой подъезд "пасут"? Нет, я сам твой дом отыщу, специально карту Минска днем купил. А вы езжайте... Только скажи, куда выходят окна комнаты, в которой у тебя стоит телефон.
– Как куда – во двор. У меня там нет дорог, всюду двор – район спальный.
– Я не про то. На какую сторону – на фасад, где парадный подъезд, или на тыльную сторону дома?
– А-а! На подъезд.
– А какой номер подъезда?
– Второй. Ровно посредине дома.
– Все. Понял. Езжайте! После разговора снова в машину – и в город. Я вас где-нибудь тормозну, если все будет спокойно. Поговорим.
* * *
Разговор с Юным вызвал в душе Ларисы настоящую бурю. Не в силах больше находиться на работе, она тут же ушла домой, где заперлась в своей комнате и, с плачем упав на кровать, зарылась головой в подушки.Какая же она подлая! Как она могла так поступить!
Она ведь так хорошо знала Наташу, бывала у них дома, поздравляла ее, когда Леночке исполнился год.
Она помнила, как хорошо относилась к ней Наташа – Коля даже пошутил однажды, что его ревнивая жена готова ревновать его ко всем, кроме нее, Ларисы.
И чем она им отплатила!
Она так уважала Колю, который раскрыл в ней талант журналиста, учил ее работать в эфире, обращаться с камерой, оперировать фактами, разговаривать с людьми.
Он учил ее ответственности за сказанное в эфире слово и ненавязчиво рекомендовал даже, в какой одежде лучше появляться на экране, перед зрителями.
И чем она ему отплатила!
Ей было страшно.
И ей было противно от себя самой.
Чем больше она думала, тем сильнее понимала, что обратной дороги для нее нет, что уже никогда, даже если все кончится благополучно, не сможет она прийти в их дом, смотреть в глаза этим людям – и не чувствовать перед ними животного страха и нечеловеческого позора.
Ей было очень плохо, и в какой-то момент она подумала, что могла бы совершить по крайней мере один достойный поступок – рассказать Николаю все, что знает.
Но потом вдруг в ее голове возникло ясное и простое слово, которое наиболее точно определяет то, что она сделала, – "преступление".
И она поняла также, что сама покаяться и признаться во всем не сможет...
* * *
Телефон зазвонил в десять минут десятого – бандиты были не слишком пунктуальными, и эти десять минут показались Коле целой вечностью.– Самойленко?
Николай вздрогнул – нет, он не ошибся, именно с этим человеком разговаривала сегодня Тимошик.
Он сжал зубы, собрал свою волю в кулак и через мгновение ответил:
– Я.
– Ну что ж, нам понравилось, как ты себя сегодня вел. Хороший мальчик.
– Пошел на хрен.
– Ну-ну, не ругайся. Мы действительно контролируем каждый твой шаг, знаем про все твои сегодняшние распоряжения на работе. Молодец. Ты все понял правильно. Если будешь и дальше умницей, ты увидишь свою Леночку. Ты согласен и дальше вести себя так же разумно?
– Кончай трепаться. Ты дочку мне привел к телефону, как обещал?
– Осталось четыре дня, Коля, не вздумай выкинуть какой-нибудь фокус. А то получишь ушки дочери в конверте по почте. Ты же понимаешь?
– Блядь, ты заткнешься?! – взревел Николай.
Если бы сейчас эта мразь была рядом, Коля бы зубами вгрызался ему в горло, голыми руками разодрал бы на части, ногами растоптал его голову, как спелый арбуз! – Я тебя все равно убью, сука!
– Ох, напугал!
– Где дочь?
– Ты уже успокоился? Тебе не стоит так нервничать, а то я тоже нервным бываю, ясно тебе, петушина? Я от тебя, козел, этих наездов терпеть не собираюсь, ясно? – завелся на том конце провода и бандит, которому изменило наконец его идиотское чувство юмора – может быть, он услышал в голосе Николая что-то такое, что его не на шутку испугало.
Это было бы неудивительно – Самойленко рычал так, как может рычать разъяренный лев, детенышу которого угрожает опасность.
– Ладно. Все. Давай успокоимся оба, – постарался сдержать себя Николай, кивнув Андрею и Наташе, которые подскочили к нему, когда он закричал в трубку. – Ты привел дочку?
– Да. Я играю честно – можешь убедиться. Сейчас, подожди секунду.
В трубке послышалась какая-то возня, затем раздался шепот женщины:
– Ну, поговори с папой. Скажи ему что-нибудь. Ну, давай, Леночка, не бойся.
Но вместо того, чтобы что-нибудь пролепетать, Леночка вдруг расплакалась.
Коля услышал этот плач и тоже чуть не расплакался – сомнений быть не могло, это был голос Леночки.
– Чего-то плачет она, – мрачно прокомментировал бандит – наверное, и в нем что-то шевельнулось. – Но ты убедился, что с твоей дочерью все нормально?
– Д-да, – дрогнул голос Николая.
– Тогда все, пока. Завтра еще позвоню. Примерно в это же время...
* * *
– Я слышал разговор. Вроде с Леночкой все в порядке? – полувопросительно-полуутвердительно сказал Банда, когда полчаса спустя, подъехав к центру города, они снова все вместе сошлись в его машине.– Кажется, да.
– И слава Богу. Не думай пока об этом, – Банда положил руку на плечо друга. – Давайте я вам расскажу, что еще за сегодня выведал.
– Ну?
– Но только сначала мне нужен адрес этой вашей Ларисы Тимошик.
– Заславская, дом двадцать...
– Я буду ехать, а ты мне, Андрей, дорогу показывай. Свою машину закрыл?
– Да.
– Ну и замечательно, – Банда тронул "Опель" с места. – Короче, слушайте. Через свою "контору" я связался с вашим КГБ. Выяснилось, что на Семенова Владимира Михайловича, генерального директора – ЗАО "Технология и инжениринг", нет ничего – не привлекался, не замешан, не подозревался. Его пытались какое-то время контролировать в связи с выполнением государственного контракта...
– Это как раз тот контракт, который мы крутим?
– Как я понял, тот самый, – подтвердил Банда. – Короче, его проверили – все чисто. Ни у кого никаких претензий. Даже связей нет порочащих. Только брат двоюродный, Игорь Михайлович Захарчук, – бывший зэк-рецидивист, да и тот в последние годы резко завязал.
– И очень резко? – вдруг с непонятной иронией переспросил Самойленко.
– А что тебе не нравится? – удивился Банда. – Мне так ваши же органы сообщили.
– А ты что. Банда, вздумал раскрыться перед ними в том, что ты здесь?
– А ты что, меня за идиота принимаешь? – пожал плечами Банда. – Я связывался со своими, а уж они сделали запрос – по-дружески, по-соседски...
– Ясно.
– Так что тебе не понравилось в Захарчуке?
– Игорь Михайлович Захарчук, по прозвищу Захар, – крупнейший авторитет Минска, и это нашему КГБ надо было бы знать. Именно бригада Захара "отыграла" в свое время авторынок у Молдавана, когда его перенесли со стадиона "Локомотив" за кольцевую автодорогу. И именно они заправляют теперь торговлей автомобилями в городе.
– А ты откуда знаешь? – снова удивился Банда.
– Я про эти дела еще год назад забойную передачу подготовил. Помнишь, Андрей?
– Конечно, еще бы!
– У Захара – мощнейшая бригада, настоящая армия с железной дисциплиной...
– Лучше бы ты этого не говорил, – огорчился Банда. – Ведь вполне логично предположить, что ваш Семенов мог именно братика своего, Захара, попросить "поработать" над твоей проблемой.
– Логично.
– В таком случае будем воевать с армией, как ты выражаешься, Захара, что делать, – заключил Банда. – По крайней мере, не все так плохо – мы даже догадываемся, кто именно наш враг. А это уже кое-что...
– А чего мы у Ларисы-то забыли? – спросил вдруг Самойленко, но Банда вместо ответа лишь улыбнулся:
– Увидишь. Обещай мне только одно – не распускать руки и не нервничать. Хорошо?
– Ладно...
* * *
Позвонили в дверь поздно, около одиннадцати."Кого это черт мог принести на ночь глядя?" – тревожно подумала вдруг Лариса, прислушиваясь к разговору матери с нежданным гостем в коридоре.
– Лариса, это к тебе. Выходи! – позвала наконец ее мама, в душе даже обрадовавшись визиту этого незнакомого молодого мужчины – был хоть повод вытянуть дочку из комнаты: Лариса как за, перлась у себя, так больше и не выходила, даже отказавшись поужинать.
Лариса наскоро поправила прическу, глянув в зеркало, запахнула поглубже халат и вышла в коридор, снедаемая любопытством и тревогой одновременно.
В прихожей стоял абсолютно незнакомый ей человек. Красивый, высокий, широкоплечий, с короткой аккуратной стрижкой, в укороченной кожаной куртке, странных камуфляжных брюках и кроссовках, он был бы очень похож на бандита, если бы не одно обстоятельство – он был все же какой-то не такой, как окружение Юного.
Увидев его, в первую же секунду Лариса подумала: "Надо же, как бывает – ведь бандит бандитом, а морда интеллигентная, располагающая".
И эта доброжелательная улыбка...
– Что вам нужно? – спросила Лариса как можно строже, стараясь не поддаваться на эту улыбку.
– Вы Лариса?
– Я.
– Мне нужно с вами поговорить.
– В такое время?!
– Дело очень срочное, поверьте. Отлагательства не терпит никак, – Говорите.
– Давайте выйдем на лестничную площадку.
– Ага, как же... – начала было девушка, но парень перебил ее:
– Не бойтесь, я пришел один и клянусь вам, что ничего вам не сделаю.
– Ладно.
Они вышли на лестницу, и Лариса прикрыла за собой дверь квартиры – на всякий случай: если мать пожелает что-то подслушать, пусть уж лучше ей это не удастся.
– Ну, я вас слушаю.
На какой-то миг Банда засомневался – говорить с ней от имени ее знакомого Юного или представиться другом Самойленко и Дубова. Ведь до этого момента он действовал чисто по наитию, не сомневаясь лишь в том, что ему нужно срочно переговорить с Тимошик. А как он это осуществит, казалось ему делом второстепенным и не таким уж трудным.
– Меня прислали за вами... – начал он, все еще не придумав, на кого сослаться.
– Кто? – уточнила Лариса, тут же почувствовав его нерешительность.
– Юный.
Выражение лица девушки немедленно изменилось – если до того, как Банда вымолвил это имя, она смотрела на него, быть может, и не с интересом, но, по крайней мере, не враждебно, то сейчас глаза ее сверкнули ненавистью:
– Слушай, ты! Катись отсюда вместе со своим Юным! И передай ему, что если только он еще раз приволочется ко мне или позвонит – я сдам его с потрохами! Мне бояться больше нечего. Отбоялась уже. Я из-за вас, подонков, сама сволочью стала, такой же, как вы. Пошел отсюда!
Она наступала на него, с яростью выкрикивая эти слова, и Банде показалось даже, что девушка собирается его вот-вот ударить.
Что ж, имя Юного "не прошло". Оставалось использовать второй, настоящий вариант:
– Лариса, погодите. Я пошутил. Я не от Юного. Просто не знал толком, в каких вы с ним отношениях.
Опешив, она замолкла на полуслове, а затем совсем растерянно подняла на него глаза:
– Если вы не от Юного, то кто вас прислал? Что вы от меня хотите? И откуда вы знаете этого Юного?
– Я... Как вам сказать? – замялся на мгновение Банда, не зная толком, как объяснить ей все побыстрее и попроще. – Я – друг Николая Самойленко.
– И... – она просила продолжения, но голос ее звучал безжизненно, обреченно.
– Ему очень нужна ваша помощь. Без вас мы не сможем спасти Леночку.
– Понятно.
– Я очень прошу вас одеться и спуститься со мной в машину. Она у подъезда.
– Хорошо, сейчас, – ответила она бесцветным голосом, повернулась и исчезла в квартире, не пригласив мужчину войти.
Несколько минут, пока Лариса одевалась, показались Банде целой вечностью – и он клял себя за неосторожность. Ему чудилось, что Тимошик уже набирает номер Юного, предупреждая того, что в игре появился новый участник. В какой-то миг он вынул из кармана нож, готовясь перерезать на всякий случай телефонный провод, тянувшийся из распределительной коробки, но потом все же одумался, решив положиться на удачу.
Вскоре Лариса вышла – в джинсах, свитере, куртке, готовая идти с ним, и Банда вздохнул облегченно.
– Пойдемте, – предложила девушка, и они поспешили вниз по лестнице...
* * *
На ее приветствие сидевшие в машине Андрей и Николай не отозвались."Все знают!" – подумала Лариса, но это обстоятельство почему-то не взволновало ее.
Какая-то апатия овладела ею – она знала, что все кончено, что больше не будет любимой работы на телевидении, по крайней мере, в редакции Самойленко. Она понимала, что теперь за ней надолго установится нехорошая слава, и даже если никто ничего не будет знать конкретно, отношение к ней в среде журналистов будет уже совсем другим – предательства здесь не прощали.
Но она относилась теперь ко всему почти равнодушно. Правда, это было больше похоже на обреченность – изменить что-либо было уже невозможно. За все на свете когда-нибудь приходится расплачиваться, и расплата тем дороже, чем сильнее проступок.