Страница:
— Как я им скажу?
— По телефону. Номер знаешь?
— Знаю, — ответила Катя.
— Ну, вот и хорошо.
— А что вы с нами собираетесь делать?
Айдамир пожал плечами, посмотрел на второго бандита. Тот осклабился, сверкнул золотым зубом:
— Вас сюда никто не звал, сами приехали. Правильно я говорю?
— Да, правильно.
— Вот видишь! — Айдамир лениво поднялся с бревна и указал на подвал. — Иды, иды. И скажи своей дуре, чтобы она молчала. Ее вопрос пока решается плохо.
— Вы бы нам ложки дали.
— Рукой будешь есть, — сказал чеченец, как-то странно хмыкнув.
Опять холодный подвал, опять шорохи по углам и временами странные вспышки в кромешной тьме.
Это сверкали глаза крыс, ненасытных и наглых. В темноте они ходили совсем близко, почти касались ног, и обе женщины так и не смогли сомкнуть глаз. Они сидели, прижавшись друг к другу. Катя держала в руках обломок доски и иногда ударяла ею по земле. В ответ слышался странный писк, жуткий и пугающий. Фиона была совсем потерянная, она все время дрожала. И чтобы хоть как-то отвлечь коллегу от страшных мыслей. Катя попыталась ее разговорить:
— Ты откуда приехала? Где родилась?
Англичанка начала тихо рассказывать о себе. О том, что она училась в университете в небольшом городке, что их в семье три сестры. Отец ее большой человек, офицер королевских военно-морских сил: то ли капитан, то ли адмирал. Катя слабо разбиралась в военных званиях, поэтому так и не смогла уразуметь, кто же их отец.
О себе Фиона рассказала следующее. После университета один из ее друзей предложил поработать на телевидении. Она согласилась, поскольку опека родителей ей стала в тягость. Она во многих местах бывала, но такого ужаса, как в Чечне, переживать прежде ей не приходилось. Везде к журналистам относились с уважением и уж если не помогали в работе, то во всяком случае не мешали.
— Совсем дикие люди, страшные люди, — говорила Фиона, глядя на окно, за которым было чуть светлее, чем в подвале.
— Ты замужем?
— Нет. У меня был друг, но мы с ним расстались.
Также Катя узнала, что Фионе очень нравится Оливер, что она с ним работает уже одиннадцать месяцев, вместе они делали репортажи из Боснии, когда там велись боевые действия.
— Оливер мне очень нравится, он хороший, — говорила англичанка, — но немного странный. Он слишком сильно любит работу, на что-то большее у него просто-напросто не остается ни времени, ни сил.
— Мне это знакомо, — сказала Катя. — У меня тоже бывали такие друзья, такие приятели.
— Ты зачем сюда приехала?
— Я фотограф, мне предложили сделать репортаж из Чечни, я согласилась. Вот и оказалась здесь.
— Если бы ты не поехала с нами, то, наверное, сейчас…
— Да, — вздохнула Катя, — так уж получилось: сэкономила полчаса, а потеряла, возможно, жизнь.
— Где же сейчас Оливер? — задала риторический вопрос Фиона.
— Наверное, тоже сидит где-нибудь в подвале или в какой-нибудь яме. Наверное, его заставляют звонить по телефону…
— Нас выкупят?
— Конечно, — не слишком уверенно сказала Катя, — А что, может и по-другому случиться? Или ты думаешь, нет?
— Выкупят, выкупят.
— Ты красивая, — сказала Фиона, поглаживая Катину руку. — ты очень красивая женщина.
— А что толку? — засмеялась Ершова. — Здесь ценят не красоту, а деньги. А это разные вещи.
— Деньги.., деньги, — произнесла англичанка, прислушиваясь к писку крыс. — Ненавижу! Ненавижу себя и их!
Фиона подала сигарету Кате. Все это она проделала в темноте, и Катя вздрогнула, когда шероховатый фильтр прикоснулся к ее руке.
— Кури, я-то могу долго обходиться без сигарет, — сказала англичанка. — Думала, что когда курю, больше нравлюсь Оливеру.
Щелкнула зажигалка, на мгновение выхватив из темноты испуганные женские лица.
Когда наступил рассвет, они сидели, опустив головы, прижавшись плечами друг к другу. Катя смотрела на решетку, за которой медленно набирал силу рассвет. На решетках поблескивали капли росы, прозрачные, чистые, похожие на слезы. Фиона дремала. Иногда она вздрагивала и быстро, скороговоркой произносила английские слова.
На рассвете они проснулись. Вскочили от грохота выстрелов, ржания лошадей, блеяния овец и истошных воплей. Казалось, стреляют не только во дворе и в доме, но и у них над головой, в сарае. Вспыхнуло пламя. Фиона хотела подбежать к двери, прижаться лицом к шершавым доскам и посмотреть, что там делается.
— Стой — одернула подругу по несчастью Катя. — Не подходи к двери!
И ее предупреждение было сделано вовремя. Во дворе затрещал автомат и две пули вошли в дверные доски прямо на уровне головы, в то место, к которому Фиона прижималась лицом, чтобы получше рассмотреть, что творится во дворе.
— Стучим! — Катя схватила обломок доски и принялась что было силы колотить в оконную решетку.
Скорее всего, этот стук услышали, как и крики: «Спасите! На помощь!» Катя понимала, что если загорелся большой дом, то вспыхнет и сарай. И они с Фионой сгорят в полуподвале заживо, зажарятся, как две курицы в духовке. Но думать о том, что может случиться, не хотелось ни Фионе, ни Кате, поэтому они кричали, звали на помощь.
И минуть через семь с грохотом упало бревно, подпиравшее дверь.
— Кто там? — раздался мужской голос.
— Мы, мы здесь! — закричала Катя. — Мы, заложницы! Пленные!
Мужчина с автоматом понял, что в подвале женщины.
— Выходите скорее! Сгорите!
Катя и Фиона выбрались из подвала. Дом полыхал вовсю, прямо возле него, в том месте, где обычно привязывали лошадей, лежали три трупа. Человек пять сновали по двору, все мужчины были до зубов вооружены. Они перебрасывались короткими фразами. К дереву был привязан старый чеченец — хозяин этого дома. Айдамир и еще двое — те, которые привезли сюда Катю и Фиону, лежали убитые прямо среди двора.
— Стойте здесь! — рявкнул чеченец, перепачканный сажей и оттого еще более страшный. Его белые зубы сверкнули.
Катя и Фиона дрожали.
— Кто из вас англичанка? — спросил немолодой чеченец с автоматом в руках.
— Она, она, — указав на Фиону, попыталась улыбнуться Катя.
— Она англичанка? Это карашо. Идите туда. Эй, Хасан, возьми их!
Появился Хасан в камуфляжной куртке, надетой на голое тело. Вернее, это была даже не куртка, а жилет с многочисленными карманами, из которых торчали рожки для автомата.
— Сюда, сюда! — чеченец отвел от дома Фиону.
На время о Ершовой, казалось, забыли. Старик, привязанный к дереву, зашептал:
— Девушка…
Катя боялась пошевелиться, но потом решила, что эти слова, возможно, для старика последние и даже бандит имеет право на сочувствие. Она приблизилась к хозяину дома.
— Это братья Багировы, они всех убивают. Если за вас не заплатят — убьют. Мы бы выпустили. Багировы.., запомни… Их одиннадцать братьев. Скажи кому-нибудь…
Наши их найдут, убьют.
— Кончай его, — услышала Катя голос того чеченца, который вызволил их из подвала.
Второй чеченец подошел, передернул затвор автомата и выпустил короткую очередь в привязанного к дереву старика. Голова того поникла, и он медленно съехал, осел вниз, бормоча невнятные проклятия в адрес своих убийц.
— Еще жив! — произнес чеченец и, подойдя ближе. дважды выстрелил прямо в голову старику.
Что к чему ни Катя, ни Фиона не понимали. Откуда взялись эти вооруженные люди, зачем они подожгли дом и сарай?
— Кто они такие? — тихо спросила Фиона, посмотрев в сторону вооруженных чеченцев, в сторону Хасана.
— Не знаю, старик сказал перед смертью, что они братья Багировы, — тряхнула головой Катя, — они все здесь одинаковые, все бандиты.
— Пошли! Пошли!
Их вели по узкой тропе, по той самой, по которой они двое суток назад поднялись в горы. А за их спиной слышались выстрелы, и, как понимала Катя, каждый выстрел означал, что кого-то из чеченцев добивают, пытаясь избавиться от ненужных свидетелей.
— Ты кто? — спросил у Кати чеченец, больно ткнув автоматом в спину.
— Журналистка, фотограф.
— Англичанка?
— Нет.
— Русская? — осклабился чеченец.
— Да, русская. Но работаю на англичан. У меня задание — сделать репортаж.
— Сделаешь свой рэпортаж, — не правильно произнеся слово, расхохотался чеченец. — Если бы не Хасан, горели бы вы в своем подвале.
Высоко в горах полыхало два дома, а вооруженные мужчины торопили пленниц.
— Мы свободны? — спросила Фиона, споткнувшись о камень.
— Я пока не понимаю. Вряд ли.
— Молчать! — рявкнул чеченец, идущий прямо за ними.
Когда тропа сделала поворот, прямо из кустов ударил автомат, коротко и неожиданно. Два чеченца, шедших впереди, рухнули, как подкошенные. Упала и Фиона. Чеченец, который подгонял Катю и Фиону, бросился в сторону, затем швырнул гранату в кусты, откуда послышалась автоматная очередь. Громыхнул взрыв. Катя скатилась с тропы, затем поползла среди камней и кустов, извиваясь, как ящерица. Она обдирала в кровь руки, падала, катилась. «Из одиннадцати братьев осталось только девять, старик кое в чем оказался прав», — машинально подумала она.
На тропе слышались крики, проклятья, выстрелы. Дважды взрывались гранаты. Наверху полыхали дома. Но Катя двигалась не вверх, она спускалась, петляя между камнями, прижимаясь к скалам, тяжело дыша и обливаясь потом.
— Будьте вы все прокляты! — бормотала она. — Чтоб вы сдохли! Грязные уроды! Мерзавцы! Бандиты! Разбойники! Сволочи! Багировы…
Возможно, если бы ей пришлось спускаться с тропы днем, она не смогла бы это сделать. А в темноте, в предрассветной темноте, почти ничего не видя, она сумела преодолеть настолько опасный участок, что даже мужчина, искушенный в лазаний по горам, навряд ли рискнул бы спускаться здесь.
Катя услышала шум ручья, такой мирный и спокойный, что даже вздрогнула. Наверху уже смолкли выстрелы, там царила тишина. Она припала к воде губами и принялась жадно пить. Вода дробилась о камни, шумела, и Кате казалось, будто вода кипит прямо в ее ладонях. Она перебралась через поток. Вода сбила ее с ног, швырнула на камни. Но, наверное, этой ночью ее охраняли добрые силы.
И, уцепившись за ветви кустов, женщина смогла выбраться на берег.
— Это не ручей, черт бы его подрал, а какая-то река, какой-то Ниагарский водопад!
После спуска пришлось подниматься вверх. Здесь двигаться стало полегче. Она то попадала в почти осязаемый туман, густой, как пар в ванной, только холодный, очень холодный. Ершова дрожала, ее знобило, но она понимала останавливаться нельзя ни на секунду, надо двигаться, идти, уходить от опасности, надо уносить ноги.
«Неужели Фиону убили? — не давала покоя мысль. — Неужели убили? И за что они расстреляли своих же чеченцев, за что?» Но ответов на эти вопросы у нее не было.
На тропе, которую она оставила, были двое убитых чеченцев из тех, что напали на дом в горах, и один раненый.
Англичанка осталась цела и невредима. Она стояла на коленях, закрыв голову руками, и громко, навзрыд плакала.
Чеченцы на нее не обращали внимания.
Затем один из них пошел искать Катю, но вскоре вернулся, развел руками и зло, как пес, набравшийся блох, тряся головой, крикнул:
— Ушла!
— Она разобьется, Аллах свидетель, — говорил чеченец своим братьям. — Я тебе говорю, разобьется, не пройдет, там камни, река, ущелье.
Катя в это время была, как ей казалось, очень далеко от своих врагов. На самом же деле она находилась всего в каких-нибудь пятистах метрах от тропы. Но она решила не останавливаться, решила идти до тех пор, пока остаются силы. И, возможно, это было самое правильное решение в этой непростой ситуации.
Рассвет наступил неожиданно. Солнце выглянуло из-за горы золотистым краем. Выглянуло, и сразу в кустах и на деревьях запели птицы. Катя ощутила запах травы и листьев. Где она сейчас и куда идти дальше, она не знала. Она присела, прижалась спиной к стволу низкорослого дерева, больше похожего на огромный приземистый куст, закрыла лицо руками и задумалась. «Пусть немного посветлеет, и потом я решу. Потом я разберусь, куда идти»
Она приняла возможно единственно верное решение — пошла не вниз, а принялась взбираться вверх — к тропе, и через пару часов оказалась на небольшой площадке и здесь почувствовала страх, гнусный, липкий, от которого буквально все тело ломало, страх, от которого человек уже не дрожит, а лишь цепенеет, словно от нестерпимой боли, парализующей и острой.
Брести по тропе было намного проще, хотя ноги гудели, подкашивались. Хотелось упасть, зарыться лицом в траву и лежать неподвижно, абсолютно неподвижно — так, как лежат мертвые. Лежать и надеяться, что все кончилось, что должны появиться хорошие люди, умные и добрые, взять ее за руку и повести за собой прочь из этих страшных мест.
Чеченцев внизу на дороге уже ждала машина.
— Ну, что там — спросил один, выбравшись из машины и разминая затекшие ноги.
— Надо пойти забрать наших, похоронить до заката — так велит закон.
Фиону, связав по рукам и ногам и заклеив ей рот, затолкали в «Джип» Англичанка пролежала с час. Затем заднюю дверцу открыли и радом с ней положили два трупа, «Джип» взревел мотором, развернулся на узкой дороге и умчался.
Катя Ершова, прячась в кустах, за камнями и деревьями, двигалась к дороге. К полудню она до нее добралась.
Изредка по дороге проносились, поднимая пыль, машины.
Она боялась показаться из своего укрытия, поднять руку и попросить, чтобы ее подбросили куда-нибудь, где есть люди, где хоть с кем-нибудь можно договориться, можно объяснить, что с ней случилось, и ждать помощи. «Нет, нет. нельзя, — сдерживала она себя. — Выберешься отсюда, поднимешь руку, опять схватят, свяжут и увезут черт знает куда».
Ведь как-никак, она стала свидетелем расправы одной бандитской группы над другой, а свидетеля, как она понимала, постараются убрать. Силы уже были на исходе, а она все шла и шла, прячась, едва заслышав шум двигателя. Но, наверное. Катя родилась под счастливой звездой.
Она увидела два уазика, из которых выбрались вооруженные люди в форме. Уазики стояли на перекрестке.
Мужчины спустились к кустам. Катя слышала их голоса, звуки незнакомой речи, и почему-то, она не могла ответить себе на этот вопрос, догадалась, что эти вооруженные люди не чеченцы. Она вышла из-за деревьев и двинулась к уазику. Мужчины опешили, с удивлением разглядывая молодую, явно не местную женщину, которая, пошатываясь, улыбаясь, шла к ним.
— Я журналистка.., журналистка, — быстро заговорила Катя. — Журналистка, понимаете?
— Журналистка? — мужчин было шестеро, все с автоматами.
— Откуда ты здесь взялась? — спросил один из них, подходя к Кате.
— Я.., меня захватили в плен…
— Кто?
— Не знаю. Это случилось в горах, — Катя повернулась и показала на горы, над пологими вершинами которых висел золотой диск солнца. — Там ночью стреляли, я убежала.
— Ты одна убежала?
— Да.
— Зовут тебя как? — мужчины наперебой принялись задавать вопросы, и Катя растерялась.
— Пить.., пить хочу.
— Дай ей воды. — Фляжка, обтянутая брезентом, оказалась в ее руках, и Ершова, дрожа, стуча зубами о горлышко, принялась жадно, взахлеб пить тепловатую невкусную воду.
— Где я сейчас?
— До границы пятнадцать километров.
— Какой границы?
— До границы с Дагестаном.
Все шестеро оказались дагестанцами.. Они-то и перевезли Катю через границу. Она рассказала все, что знала, дагестанскому майору с черными густыми усами. Он внимательно выслушал Катю, затем принялся куда-то звонить.
Ночь, такую же бессонную, как и предыдущая, она провела в милиции. Правда, на этот раз ее накормили, напоили, дали возможность вымыться и даже предоставили кое-что из одежды. Как поняла Катя, вещи были из гуманитарной помощи, ношеные, но чистые. Единственное, что доставляло неудобство, так это запах, то ли хлорки, то ли какой-то кислоты, которыми материя пропиталась насквозь.
Но вскоре к этому запаху Катя привыкла. И майор Алихан Алибеков самолично проводил ее в махачкалинский аэропорт, прямо на летное поле, иначе бы женщину с такими документами не подпустили бы к аэропорту и близко.
Он остановил уазик прямо у трапа, перекинулся парой слов с механиком, затем появился летчик, как поняла Катя, командир транспортного самолета. Мужчины разговаривали на своем языке, крепко жали руки, похлопывали один другого по плечам.
— Прахады, красавица, — лихо сдвинув фуражку на затылок, сказал командир самолета, — я тебя усажу как дорогую гостью. Алихан мне рассказал, чего ты натерпелась. Но теперь не бойся, взлетим по расписанию, и к вечеру окажешься в Жуковске. Тебя кто-нибудь сможет встретить?
— Нет, никто не встретит.
— Тогда и до Москвы довезу.
Но Катя забираться в самолет не спешила. Ей хотелось хоть как-то отблагодарить дагестанского майора с такими симпатичными густыми усами. Она подошла к нему и. глядя в глаза, тихо сказала:
— Я не знаю, как вас благодарить. Но если будете в Москве, то заходите ко мне в гости. Вы мне теперь как брат родной.
— Почему только как брат? — улыбнулся майор, но улыбка получилась немного обиженная. Катя ему явно нравилась, и он ожидал от нее большего, хотя бы поцелуя в щеку.
И это случилось. Катя сделала это раньше, чем успела подумать. Она приподнялась на цыпочки и губами почувствовала щетину усов, колючую, щекочущую, пропахшую табаком.
— Спасибо вам, вы меня спасли.
— Слушай сюда, — майор Алихан Алибеков взял ее за плечи и, глядя в глаза, быстро заговорил. — Будь осторожна. Чеченцы тебе не простят того, что ты стала свидетельницей расправы над своими и англичанами. Ты меня поняла?
— Не совсем.
— Ты видела то, женщина, что тебе не надо было видеть. Ты для них опасна. У них свои дела, свои разборки, а ты свидетель. Будь внимательна и осторожна, постарайся сразу же уехать. Я понимаю, твои документы остались у них. Багировы — страшные люди, у них родственники по всей России.
— Не знаю, у кого. Там и аппаратура, и фотоаппараты, и одежда — все там, — Катя неопределенно махнула головой.
— Я тебя понимаю. Будь осторожна. Ваха — мой брат, он тебя довезет.
— Вот мой адрес, — Катя достала листок бумаги и подала майору. — Будете в Москве, заходите. Вы мне…
— Только не говори, что как старший брат или отэц, говори, что я тебе друг.
— Вы мне больше, чем друг.
— Ну и хорошо. Счастливо тебе добраться.
И, возможно, впервые за последние дни Катя сладко уснула, забыв на пару часов обо всем, что с ней случилось.
— Слава богу, я дома! — пробормотала она, медленно спускаясь по ленте эскалатора вниз, в подземку. — Здесь свои люди, здесь мне ничего не угрожает. — внушала себе Катя.
Но страх, как ни старалась она его побороть, не уходил.
Ей даже казалось, что она пропитана страхом, пропитана насквозь, что страх находится даже в кончиках ногтей, в кончиках волос.
— Боже, боже! — шептала Катя. — Когда же, наконец, это кончится?
Уже возле дома она не помнила, что у нее даже нет ключей от квартиры. Ключи, как и все остальное, остались в Чечне.
— Какой ужас!
Но тут же мелькнула спасительная мысль, что ключи есть у соседей из двенадцатой квартиры, которая расположена этажом ниже. «Да, да, ключи есть, только бы соседи оказались дома, только бы не уехали на дачу!» Ключи она отдала соседям больше года тому назад, как раз тогда, когда впервые потеряла свои. Пришлось менять все замки.
Она остановилась на площадке, перевела дыхание и нажала на кнопку звонка.
Из-за двери послышался женский голос:
— Кто там?
— Это я. Катя, ваша соседка.
— Ершова?
— Да-да, Катя Ершова.
— А, Катя! — дверь скрипнула, и в щель на нее посмотрела пожилая женщина в домашнем халате. Очки поблескивали, пряча под собой глаза, рука легла на цепочку, и дверь открылась.
— Добрый вечер, Таисия Николаевна!
— Ой, Катенька, тебя искали.
— Кто?
— Уже несколько раз спрашивали.
— Кто, Таисия Николаевна?
— Какие-то странные мужчины, как говорится, лица кавказской национальности. Они сказали, что твои друзья.
— Когда это было?
— Сегодня дважды приходили. И наверху у всех спрашивали. Ты задолжала им что-то?
— Нет, ничего.
— Они точно твои друзья?
— Может быть, Таисия Николаевна. У меня много друзей. Ключи у вас?
— Конечно, конечно, Катенька! Может, зайдешь, чаю выпьешь?
— Нет, я хочу к себе. И, пожалуйста, Таисия Николаевна, никому не говорите, что я вернулась.
— Где ты была? — участливым тоном осведомилась соседка.
— Лучше и не спрашивайте! — Катя взяла два ключа на колечке, зажала их в кулаке так, словно это был волшебный талисман, приносящий удачу. — Потом расскажу. Никому не говорите, что меня видели.
— Как хочешь, Я буду молчать. Ты же знаешь, я вообще не разговорчива.
Появился рыжий спаниель и, встав на задние лапы, толкнул Катю. Та от неожиданности вскрикнула.
— Не бойся, не бойся! Каштан, иди к себе! Мне сейчас с ним гулять идти, вот он и волнуется.
— Таисия Николаевна, никому ни слова!
— Да что ты. Катя, конечно же, никому не скажу!
Катя, дрожа всем телом, словно у нее была лихорадка, вставила ключ в замок. И буквально влетела в квартиру, тут же заперев за собой дверь и оставив нижний ключ в замке.
В темной прихожей она прислушалась к бешено стучащему сердцу. «Боже, неужели это бандиты? Неужели они меня уже ищут в Москве?»
Катя прошла в кухню и выглянула во двор. Вспомнились слова и покойного хозяина дома в горах, и дагестанокого милиционера. Катя принялась быстро складывать в сумку вещи, понимая, что здесь находиться опасно. Слова майора не выходили из головы: "Они тебя станут искать.
Ты ненужный свидетель, ты видела то, что не должна была видеть. Багировы страшные люди".
Катя торопилась. Затем быстро разделась и поняла, что если сейчас не примет душ, если не придет в себя, то липкий страх не отпустит ее. «Душ!» Она забралась в ванну, закрыла за собой дверь и встала под упругие горячие струи. Она стояла и плакала. Вода смывала слезы, но Катя чувствовала их соленый вкус на губах. А затем, даже не высушив как следует волосы, принялась одеваться.
И тут в дверь позвонили.
— Нет! — сама себе сказала Катя. — Стой! Не дергайся!
Она прошла на кухню, приблизилась к окну и сквозь планки жалюзи выглянула во двор. Прямо у подъезда стоял темный «Джип». В кабине сидел и курил мужчина.
Еще несколько раз звонок взорвал тишину.
Катя не двигалась. Она видела, как мужчина в короткой кожаной куртке вышел из подъезда и сел в «Джип».
Машина проехала и остановилась у соседнего подъезда.
Лица мужчин показались Кате знакомыми. «Братья. — мелькнула мысль, — они все братья».
— Они меня ждут! Меня! — пробормотала Катя.
Она схватила сумку, бросила туда старую записную книжку, деньги, какие нашлись дома, затолкала в карманы джинсов. Затем увидела фотоаппарат, выдвинула верхний ящик комода, взяла несколько катушек пленки, сменные объективы. И аппарат, и катушки бросила в спортивную сумку. Она еще не решила, куда пойдет, но поняла, что здесь, в квартире, оставаться нельзя. Надо уходить.
Через пару минут она уже стояла на балконе и смотрела на пожарную лестницу — которую от перил отделял метр или, может быть, чуть больше. Она встала на перила, дотянулась рукой до ржавой лестницы, а затем переставила ногу и благополучно перебралась на лестницу. Быстро спустилась. Несколько секунд висела на руках, затем спрыгнула. От дома она бросилась по улице почти бегом. Увидела огонек такси, рванула на себя заднюю дверцу, буквально упала в салон и прошептала:
— Поехали! Поехали!
— Куда едем, девушка? — спросил водитель, оглянувшись через плечо на Катю.
— Куда угодно, только отсюда! Скорее отсюда!
— Так куда, все-таки, едем?
— На вокзал, — вырвалось у Кати.
Почему именно на вокзал, почему произнесла именно это слово, она не понимала, наверное, сработало подсознание. Ведь с вокзала можно направиться в любую сторону.
— Вокзалов много.
И в этот момент в руке Кати, теребившей бумажник, оказалась бумага с предложением о сотрудничестве от представителя президента в Питере Малютина.
— Мне в Питер.
То, что можно позвонить кому-нибудь из знакомых, причем позвонить из любого автомата, которых превеликое множество на улице, Кате даже не пришло в голову, уж слишком она была испугана, слишком растеряна.
— В Питер.., в Питер… — бормотал водитель, разглядывая перепуганное лицо Кати в зеркальце заднего вида.
Та сидела, втянув голову в плечи, перебирая в пальцах ремень спортивной сумки.
— По телефону. Номер знаешь?
— Знаю, — ответила Катя.
— Ну, вот и хорошо.
— А что вы с нами собираетесь делать?
Айдамир пожал плечами, посмотрел на второго бандита. Тот осклабился, сверкнул золотым зубом:
— Вас сюда никто не звал, сами приехали. Правильно я говорю?
— Да, правильно.
— Вот видишь! — Айдамир лениво поднялся с бревна и указал на подвал. — Иды, иды. И скажи своей дуре, чтобы она молчала. Ее вопрос пока решается плохо.
— Вы бы нам ложки дали.
— Рукой будешь есть, — сказал чеченец, как-то странно хмыкнув.
Опять холодный подвал, опять шорохи по углам и временами странные вспышки в кромешной тьме.
Это сверкали глаза крыс, ненасытных и наглых. В темноте они ходили совсем близко, почти касались ног, и обе женщины так и не смогли сомкнуть глаз. Они сидели, прижавшись друг к другу. Катя держала в руках обломок доски и иногда ударяла ею по земле. В ответ слышался странный писк, жуткий и пугающий. Фиона была совсем потерянная, она все время дрожала. И чтобы хоть как-то отвлечь коллегу от страшных мыслей. Катя попыталась ее разговорить:
— Ты откуда приехала? Где родилась?
Англичанка начала тихо рассказывать о себе. О том, что она училась в университете в небольшом городке, что их в семье три сестры. Отец ее большой человек, офицер королевских военно-морских сил: то ли капитан, то ли адмирал. Катя слабо разбиралась в военных званиях, поэтому так и не смогла уразуметь, кто же их отец.
О себе Фиона рассказала следующее. После университета один из ее друзей предложил поработать на телевидении. Она согласилась, поскольку опека родителей ей стала в тягость. Она во многих местах бывала, но такого ужаса, как в Чечне, переживать прежде ей не приходилось. Везде к журналистам относились с уважением и уж если не помогали в работе, то во всяком случае не мешали.
— Совсем дикие люди, страшные люди, — говорила Фиона, глядя на окно, за которым было чуть светлее, чем в подвале.
— Ты замужем?
— Нет. У меня был друг, но мы с ним расстались.
Также Катя узнала, что Фионе очень нравится Оливер, что она с ним работает уже одиннадцать месяцев, вместе они делали репортажи из Боснии, когда там велись боевые действия.
— Оливер мне очень нравится, он хороший, — говорила англичанка, — но немного странный. Он слишком сильно любит работу, на что-то большее у него просто-напросто не остается ни времени, ни сил.
— Мне это знакомо, — сказала Катя. — У меня тоже бывали такие друзья, такие приятели.
— Ты зачем сюда приехала?
— Я фотограф, мне предложили сделать репортаж из Чечни, я согласилась. Вот и оказалась здесь.
— Если бы ты не поехала с нами, то, наверное, сейчас…
— Да, — вздохнула Катя, — так уж получилось: сэкономила полчаса, а потеряла, возможно, жизнь.
— Где же сейчас Оливер? — задала риторический вопрос Фиона.
— Наверное, тоже сидит где-нибудь в подвале или в какой-нибудь яме. Наверное, его заставляют звонить по телефону…
— Нас выкупят?
— Конечно, — не слишком уверенно сказала Катя, — А что, может и по-другому случиться? Или ты думаешь, нет?
— Выкупят, выкупят.
— Ты красивая, — сказала Фиона, поглаживая Катину руку. — ты очень красивая женщина.
— А что толку? — засмеялась Ершова. — Здесь ценят не красоту, а деньги. А это разные вещи.
— Деньги.., деньги, — произнесла англичанка, прислушиваясь к писку крыс. — Ненавижу! Ненавижу себя и их!
Фиона подала сигарету Кате. Все это она проделала в темноте, и Катя вздрогнула, когда шероховатый фильтр прикоснулся к ее руке.
— Кури, я-то могу долго обходиться без сигарет, — сказала англичанка. — Думала, что когда курю, больше нравлюсь Оливеру.
Щелкнула зажигалка, на мгновение выхватив из темноты испуганные женские лица.
Когда наступил рассвет, они сидели, опустив головы, прижавшись плечами друг к другу. Катя смотрела на решетку, за которой медленно набирал силу рассвет. На решетках поблескивали капли росы, прозрачные, чистые, похожие на слезы. Фиона дремала. Иногда она вздрагивала и быстро, скороговоркой произносила английские слова.
* * *
Утром чеченская женщина притащила в полуподвал ворох соломы и две большие тряпки. Поэтому ночью пленницы уже не сидели, а лежали, соорудив нехитрое ложе из досок прямо под маленьким окошком. Все тело чесалось и зудело, Кате хотелось содрать с себя одежду и тщательно вымыться. Но это были невыполнимые мечты.На рассвете они проснулись. Вскочили от грохота выстрелов, ржания лошадей, блеяния овец и истошных воплей. Казалось, стреляют не только во дворе и в доме, но и у них над головой, в сарае. Вспыхнуло пламя. Фиона хотела подбежать к двери, прижаться лицом к шершавым доскам и посмотреть, что там делается.
— Стой — одернула подругу по несчастью Катя. — Не подходи к двери!
И ее предупреждение было сделано вовремя. Во дворе затрещал автомат и две пули вошли в дверные доски прямо на уровне головы, в то место, к которому Фиона прижималась лицом, чтобы получше рассмотреть, что творится во дворе.
— Стучим! — Катя схватила обломок доски и принялась что было силы колотить в оконную решетку.
Скорее всего, этот стук услышали, как и крики: «Спасите! На помощь!» Катя понимала, что если загорелся большой дом, то вспыхнет и сарай. И они с Фионой сгорят в полуподвале заживо, зажарятся, как две курицы в духовке. Но думать о том, что может случиться, не хотелось ни Фионе, ни Кате, поэтому они кричали, звали на помощь.
И минуть через семь с грохотом упало бревно, подпиравшее дверь.
— Кто там? — раздался мужской голос.
— Мы, мы здесь! — закричала Катя. — Мы, заложницы! Пленные!
Мужчина с автоматом понял, что в подвале женщины.
— Выходите скорее! Сгорите!
Катя и Фиона выбрались из подвала. Дом полыхал вовсю, прямо возле него, в том месте, где обычно привязывали лошадей, лежали три трупа. Человек пять сновали по двору, все мужчины были до зубов вооружены. Они перебрасывались короткими фразами. К дереву был привязан старый чеченец — хозяин этого дома. Айдамир и еще двое — те, которые привезли сюда Катю и Фиону, лежали убитые прямо среди двора.
— Стойте здесь! — рявкнул чеченец, перепачканный сажей и оттого еще более страшный. Его белые зубы сверкнули.
Катя и Фиона дрожали.
— Кто из вас англичанка? — спросил немолодой чеченец с автоматом в руках.
— Она, она, — указав на Фиону, попыталась улыбнуться Катя.
— Она англичанка? Это карашо. Идите туда. Эй, Хасан, возьми их!
Появился Хасан в камуфляжной куртке, надетой на голое тело. Вернее, это была даже не куртка, а жилет с многочисленными карманами, из которых торчали рожки для автомата.
— Сюда, сюда! — чеченец отвел от дома Фиону.
На время о Ершовой, казалось, забыли. Старик, привязанный к дереву, зашептал:
— Девушка…
Катя боялась пошевелиться, но потом решила, что эти слова, возможно, для старика последние и даже бандит имеет право на сочувствие. Она приблизилась к хозяину дома.
— Это братья Багировы, они всех убивают. Если за вас не заплатят — убьют. Мы бы выпустили. Багировы.., запомни… Их одиннадцать братьев. Скажи кому-нибудь…
Наши их найдут, убьют.
— Кончай его, — услышала Катя голос того чеченца, который вызволил их из подвала.
Второй чеченец подошел, передернул затвор автомата и выпустил короткую очередь в привязанного к дереву старика. Голова того поникла, и он медленно съехал, осел вниз, бормоча невнятные проклятия в адрес своих убийц.
— Еще жив! — произнес чеченец и, подойдя ближе. дважды выстрелил прямо в голову старику.
Что к чему ни Катя, ни Фиона не понимали. Откуда взялись эти вооруженные люди, зачем они подожгли дом и сарай?
— Кто они такие? — тихо спросила Фиона, посмотрев в сторону вооруженных чеченцев, в сторону Хасана.
— Не знаю, старик сказал перед смертью, что они братья Багировы, — тряхнула головой Катя, — они все здесь одинаковые, все бандиты.
— Пошли! Пошли!
Их вели по узкой тропе, по той самой, по которой они двое суток назад поднялись в горы. А за их спиной слышались выстрелы, и, как понимала Катя, каждый выстрел означал, что кого-то из чеченцев добивают, пытаясь избавиться от ненужных свидетелей.
— Ты кто? — спросил у Кати чеченец, больно ткнув автоматом в спину.
— Журналистка, фотограф.
— Англичанка?
— Нет.
— Русская? — осклабился чеченец.
— Да, русская. Но работаю на англичан. У меня задание — сделать репортаж.
— Сделаешь свой рэпортаж, — не правильно произнеся слово, расхохотался чеченец. — Если бы не Хасан, горели бы вы в своем подвале.
Высоко в горах полыхало два дома, а вооруженные мужчины торопили пленниц.
— Мы свободны? — спросила Фиона, споткнувшись о камень.
— Я пока не понимаю. Вряд ли.
— Молчать! — рявкнул чеченец, идущий прямо за ними.
Когда тропа сделала поворот, прямо из кустов ударил автомат, коротко и неожиданно. Два чеченца, шедших впереди, рухнули, как подкошенные. Упала и Фиона. Чеченец, который подгонял Катю и Фиону, бросился в сторону, затем швырнул гранату в кусты, откуда послышалась автоматная очередь. Громыхнул взрыв. Катя скатилась с тропы, затем поползла среди камней и кустов, извиваясь, как ящерица. Она обдирала в кровь руки, падала, катилась. «Из одиннадцати братьев осталось только девять, старик кое в чем оказался прав», — машинально подумала она.
На тропе слышались крики, проклятья, выстрелы. Дважды взрывались гранаты. Наверху полыхали дома. Но Катя двигалась не вверх, она спускалась, петляя между камнями, прижимаясь к скалам, тяжело дыша и обливаясь потом.
— Будьте вы все прокляты! — бормотала она. — Чтоб вы сдохли! Грязные уроды! Мерзавцы! Бандиты! Разбойники! Сволочи! Багировы…
Возможно, если бы ей пришлось спускаться с тропы днем, она не смогла бы это сделать. А в темноте, в предрассветной темноте, почти ничего не видя, она сумела преодолеть настолько опасный участок, что даже мужчина, искушенный в лазаний по горам, навряд ли рискнул бы спускаться здесь.
Катя услышала шум ручья, такой мирный и спокойный, что даже вздрогнула. Наверху уже смолкли выстрелы, там царила тишина. Она припала к воде губами и принялась жадно пить. Вода дробилась о камни, шумела, и Кате казалось, будто вода кипит прямо в ее ладонях. Она перебралась через поток. Вода сбила ее с ног, швырнула на камни. Но, наверное, этой ночью ее охраняли добрые силы.
И, уцепившись за ветви кустов, женщина смогла выбраться на берег.
— Это не ручей, черт бы его подрал, а какая-то река, какой-то Ниагарский водопад!
После спуска пришлось подниматься вверх. Здесь двигаться стало полегче. Она то попадала в почти осязаемый туман, густой, как пар в ванной, только холодный, очень холодный. Ершова дрожала, ее знобило, но она понимала останавливаться нельзя ни на секунду, надо двигаться, идти, уходить от опасности, надо уносить ноги.
«Неужели Фиону убили? — не давала покоя мысль. — Неужели убили? И за что они расстреляли своих же чеченцев, за что?» Но ответов на эти вопросы у нее не было.
На тропе, которую она оставила, были двое убитых чеченцев из тех, что напали на дом в горах, и один раненый.
Англичанка осталась цела и невредима. Она стояла на коленях, закрыв голову руками, и громко, навзрыд плакала.
Чеченцы на нее не обращали внимания.
Затем один из них пошел искать Катю, но вскоре вернулся, развел руками и зло, как пес, набравшийся блох, тряся головой, крикнул:
— Ушла!
— Она разобьется, Аллах свидетель, — говорил чеченец своим братьям. — Я тебе говорю, разобьется, не пройдет, там камни, река, ущелье.
Катя в это время была, как ей казалось, очень далеко от своих врагов. На самом же деле она находилась всего в каких-нибудь пятистах метрах от тропы. Но она решила не останавливаться, решила идти до тех пор, пока остаются силы. И, возможно, это было самое правильное решение в этой непростой ситуации.
Рассвет наступил неожиданно. Солнце выглянуло из-за горы золотистым краем. Выглянуло, и сразу в кустах и на деревьях запели птицы. Катя ощутила запах травы и листьев. Где она сейчас и куда идти дальше, она не знала. Она присела, прижалась спиной к стволу низкорослого дерева, больше похожего на огромный приземистый куст, закрыла лицо руками и задумалась. «Пусть немного посветлеет, и потом я решу. Потом я разберусь, куда идти»
Она приняла возможно единственно верное решение — пошла не вниз, а принялась взбираться вверх — к тропе, и через пару часов оказалась на небольшой площадке и здесь почувствовала страх, гнусный, липкий, от которого буквально все тело ломало, страх, от которого человек уже не дрожит, а лишь цепенеет, словно от нестерпимой боли, парализующей и острой.
Брести по тропе было намного проще, хотя ноги гудели, подкашивались. Хотелось упасть, зарыться лицом в траву и лежать неподвижно, абсолютно неподвижно — так, как лежат мертвые. Лежать и надеяться, что все кончилось, что должны появиться хорошие люди, умные и добрые, взять ее за руку и повести за собой прочь из этих страшных мест.
Чеченцев внизу на дороге уже ждала машина.
— Ну, что там — спросил один, выбравшись из машины и разминая затекшие ноги.
— Надо пойти забрать наших, похоронить до заката — так велит закон.
Фиону, связав по рукам и ногам и заклеив ей рот, затолкали в «Джип» Англичанка пролежала с час. Затем заднюю дверцу открыли и радом с ней положили два трупа, «Джип» взревел мотором, развернулся на узкой дороге и умчался.
Катя Ершова, прячась в кустах, за камнями и деревьями, двигалась к дороге. К полудню она до нее добралась.
Изредка по дороге проносились, поднимая пыль, машины.
Она боялась показаться из своего укрытия, поднять руку и попросить, чтобы ее подбросили куда-нибудь, где есть люди, где хоть с кем-нибудь можно договориться, можно объяснить, что с ней случилось, и ждать помощи. «Нет, нет. нельзя, — сдерживала она себя. — Выберешься отсюда, поднимешь руку, опять схватят, свяжут и увезут черт знает куда».
Ведь как-никак, она стала свидетелем расправы одной бандитской группы над другой, а свидетеля, как она понимала, постараются убрать. Силы уже были на исходе, а она все шла и шла, прячась, едва заслышав шум двигателя. Но, наверное. Катя родилась под счастливой звездой.
Она увидела два уазика, из которых выбрались вооруженные люди в форме. Уазики стояли на перекрестке.
Мужчины спустились к кустам. Катя слышала их голоса, звуки незнакомой речи, и почему-то, она не могла ответить себе на этот вопрос, догадалась, что эти вооруженные люди не чеченцы. Она вышла из-за деревьев и двинулась к уазику. Мужчины опешили, с удивлением разглядывая молодую, явно не местную женщину, которая, пошатываясь, улыбаясь, шла к ним.
— Я журналистка.., журналистка, — быстро заговорила Катя. — Журналистка, понимаете?
— Журналистка? — мужчин было шестеро, все с автоматами.
— Откуда ты здесь взялась? — спросил один из них, подходя к Кате.
— Я.., меня захватили в плен…
— Кто?
— Не знаю. Это случилось в горах, — Катя повернулась и показала на горы, над пологими вершинами которых висел золотой диск солнца. — Там ночью стреляли, я убежала.
— Ты одна убежала?
— Да.
— Зовут тебя как? — мужчины наперебой принялись задавать вопросы, и Катя растерялась.
— Пить.., пить хочу.
— Дай ей воды. — Фляжка, обтянутая брезентом, оказалась в ее руках, и Ершова, дрожа, стуча зубами о горлышко, принялась жадно, взахлеб пить тепловатую невкусную воду.
— Где я сейчас?
— До границы пятнадцать километров.
— Какой границы?
— До границы с Дагестаном.
Все шестеро оказались дагестанцами.. Они-то и перевезли Катю через границу. Она рассказала все, что знала, дагестанскому майору с черными густыми усами. Он внимательно выслушал Катю, затем принялся куда-то звонить.
Ночь, такую же бессонную, как и предыдущая, она провела в милиции. Правда, на этот раз ее накормили, напоили, дали возможность вымыться и даже предоставили кое-что из одежды. Как поняла Катя, вещи были из гуманитарной помощи, ношеные, но чистые. Единственное, что доставляло неудобство, так это запах, то ли хлорки, то ли какой-то кислоты, которыми материя пропиталась насквозь.
Но вскоре к этому запаху Катя привыкла. И майор Алихан Алибеков самолично проводил ее в махачкалинский аэропорт, прямо на летное поле, иначе бы женщину с такими документами не подпустили бы к аэропорту и близко.
Он остановил уазик прямо у трапа, перекинулся парой слов с механиком, затем появился летчик, как поняла Катя, командир транспортного самолета. Мужчины разговаривали на своем языке, крепко жали руки, похлопывали один другого по плечам.
— Прахады, красавица, — лихо сдвинув фуражку на затылок, сказал командир самолета, — я тебя усажу как дорогую гостью. Алихан мне рассказал, чего ты натерпелась. Но теперь не бойся, взлетим по расписанию, и к вечеру окажешься в Жуковске. Тебя кто-нибудь сможет встретить?
— Нет, никто не встретит.
— Тогда и до Москвы довезу.
Но Катя забираться в самолет не спешила. Ей хотелось хоть как-то отблагодарить дагестанского майора с такими симпатичными густыми усами. Она подошла к нему и. глядя в глаза, тихо сказала:
— Я не знаю, как вас благодарить. Но если будете в Москве, то заходите ко мне в гости. Вы мне теперь как брат родной.
— Почему только как брат? — улыбнулся майор, но улыбка получилась немного обиженная. Катя ему явно нравилась, и он ожидал от нее большего, хотя бы поцелуя в щеку.
И это случилось. Катя сделала это раньше, чем успела подумать. Она приподнялась на цыпочки и губами почувствовала щетину усов, колючую, щекочущую, пропахшую табаком.
— Спасибо вам, вы меня спасли.
— Слушай сюда, — майор Алихан Алибеков взял ее за плечи и, глядя в глаза, быстро заговорил. — Будь осторожна. Чеченцы тебе не простят того, что ты стала свидетельницей расправы над своими и англичанами. Ты меня поняла?
— Не совсем.
— Ты видела то, женщина, что тебе не надо было видеть. Ты для них опасна. У них свои дела, свои разборки, а ты свидетель. Будь внимательна и осторожна, постарайся сразу же уехать. Я понимаю, твои документы остались у них. Багировы — страшные люди, у них родственники по всей России.
— Не знаю, у кого. Там и аппаратура, и фотоаппараты, и одежда — все там, — Катя неопределенно махнула головой.
— Я тебя понимаю. Будь осторожна. Ваха — мой брат, он тебя довезет.
— Вот мой адрес, — Катя достала листок бумаги и подала майору. — Будете в Москве, заходите. Вы мне…
— Только не говори, что как старший брат или отэц, говори, что я тебе друг.
— Вы мне больше, чем друг.
— Ну и хорошо. Счастливо тебе добраться.
И, возможно, впервые за последние дни Катя сладко уснула, забыв на пару часов обо всем, что с ней случилось.
* * *
Уже у станции московского метро, где она простилась с пилотом транспортного самолета Вахой Алибековым, Катя вздохнула с облегчением. Под ногами, как-никак, была родная московская земля. Здесь все было знакомо, понятно и близко, здесь она знала, как себя вести. Но страх почему-то не уходил. То ли слова майора Алибекова засели у нее в голове так крепко, что не давали расслабиться, то ли ужас чеченского плена все еще лежал на плечах и буквально, как казалось Кате, прижимал ее к земле.— Слава богу, я дома! — пробормотала она, медленно спускаясь по ленте эскалатора вниз, в подземку. — Здесь свои люди, здесь мне ничего не угрожает. — внушала себе Катя.
Но страх, как ни старалась она его побороть, не уходил.
Ей даже казалось, что она пропитана страхом, пропитана насквозь, что страх находится даже в кончиках ногтей, в кончиках волос.
— Боже, боже! — шептала Катя. — Когда же, наконец, это кончится?
Уже возле дома она не помнила, что у нее даже нет ключей от квартиры. Ключи, как и все остальное, остались в Чечне.
— Какой ужас!
Но тут же мелькнула спасительная мысль, что ключи есть у соседей из двенадцатой квартиры, которая расположена этажом ниже. «Да, да, ключи есть, только бы соседи оказались дома, только бы не уехали на дачу!» Ключи она отдала соседям больше года тому назад, как раз тогда, когда впервые потеряла свои. Пришлось менять все замки.
Она остановилась на площадке, перевела дыхание и нажала на кнопку звонка.
Из-за двери послышался женский голос:
— Кто там?
— Это я. Катя, ваша соседка.
— Ершова?
— Да-да, Катя Ершова.
— А, Катя! — дверь скрипнула, и в щель на нее посмотрела пожилая женщина в домашнем халате. Очки поблескивали, пряча под собой глаза, рука легла на цепочку, и дверь открылась.
— Добрый вечер, Таисия Николаевна!
— Ой, Катенька, тебя искали.
— Кто?
— Уже несколько раз спрашивали.
— Кто, Таисия Николаевна?
— Какие-то странные мужчины, как говорится, лица кавказской национальности. Они сказали, что твои друзья.
— Когда это было?
— Сегодня дважды приходили. И наверху у всех спрашивали. Ты задолжала им что-то?
— Нет, ничего.
— Они точно твои друзья?
— Может быть, Таисия Николаевна. У меня много друзей. Ключи у вас?
— Конечно, конечно, Катенька! Может, зайдешь, чаю выпьешь?
— Нет, я хочу к себе. И, пожалуйста, Таисия Николаевна, никому не говорите, что я вернулась.
— Где ты была? — участливым тоном осведомилась соседка.
— Лучше и не спрашивайте! — Катя взяла два ключа на колечке, зажала их в кулаке так, словно это был волшебный талисман, приносящий удачу. — Потом расскажу. Никому не говорите, что меня видели.
— Как хочешь, Я буду молчать. Ты же знаешь, я вообще не разговорчива.
Появился рыжий спаниель и, встав на задние лапы, толкнул Катю. Та от неожиданности вскрикнула.
— Не бойся, не бойся! Каштан, иди к себе! Мне сейчас с ним гулять идти, вот он и волнуется.
— Таисия Николаевна, никому ни слова!
— Да что ты. Катя, конечно же, никому не скажу!
Катя, дрожа всем телом, словно у нее была лихорадка, вставила ключ в замок. И буквально влетела в квартиру, тут же заперев за собой дверь и оставив нижний ключ в замке.
В темной прихожей она прислушалась к бешено стучащему сердцу. «Боже, неужели это бандиты? Неужели они меня уже ищут в Москве?»
Катя прошла в кухню и выглянула во двор. Вспомнились слова и покойного хозяина дома в горах, и дагестанокого милиционера. Катя принялась быстро складывать в сумку вещи, понимая, что здесь находиться опасно. Слова майора не выходили из головы: "Они тебя станут искать.
Ты ненужный свидетель, ты видела то, что не должна была видеть. Багировы страшные люди".
Катя торопилась. Затем быстро разделась и поняла, что если сейчас не примет душ, если не придет в себя, то липкий страх не отпустит ее. «Душ!» Она забралась в ванну, закрыла за собой дверь и встала под упругие горячие струи. Она стояла и плакала. Вода смывала слезы, но Катя чувствовала их соленый вкус на губах. А затем, даже не высушив как следует волосы, принялась одеваться.
И тут в дверь позвонили.
— Нет! — сама себе сказала Катя. — Стой! Не дергайся!
Она прошла на кухню, приблизилась к окну и сквозь планки жалюзи выглянула во двор. Прямо у подъезда стоял темный «Джип». В кабине сидел и курил мужчина.
Еще несколько раз звонок взорвал тишину.
Катя не двигалась. Она видела, как мужчина в короткой кожаной куртке вышел из подъезда и сел в «Джип».
Машина проехала и остановилась у соседнего подъезда.
Лица мужчин показались Кате знакомыми. «Братья. — мелькнула мысль, — они все братья».
— Они меня ждут! Меня! — пробормотала Катя.
Она схватила сумку, бросила туда старую записную книжку, деньги, какие нашлись дома, затолкала в карманы джинсов. Затем увидела фотоаппарат, выдвинула верхний ящик комода, взяла несколько катушек пленки, сменные объективы. И аппарат, и катушки бросила в спортивную сумку. Она еще не решила, куда пойдет, но поняла, что здесь, в квартире, оставаться нельзя. Надо уходить.
Через пару минут она уже стояла на балконе и смотрела на пожарную лестницу — которую от перил отделял метр или, может быть, чуть больше. Она встала на перила, дотянулась рукой до ржавой лестницы, а затем переставила ногу и благополучно перебралась на лестницу. Быстро спустилась. Несколько секунд висела на руках, затем спрыгнула. От дома она бросилась по улице почти бегом. Увидела огонек такси, рванула на себя заднюю дверцу, буквально упала в салон и прошептала:
— Поехали! Поехали!
— Куда едем, девушка? — спросил водитель, оглянувшись через плечо на Катю.
— Куда угодно, только отсюда! Скорее отсюда!
— Так куда, все-таки, едем?
— На вокзал, — вырвалось у Кати.
Почему именно на вокзал, почему произнесла именно это слово, она не понимала, наверное, сработало подсознание. Ведь с вокзала можно направиться в любую сторону.
— Вокзалов много.
И в этот момент в руке Кати, теребившей бумажник, оказалась бумага с предложением о сотрудничестве от представителя президента в Питере Малютина.
— Мне в Питер.
То, что можно позвонить кому-нибудь из знакомых, причем позвонить из любого автомата, которых превеликое множество на улице, Кате даже не пришло в голову, уж слишком она была испугана, слишком растеряна.
— В Питер.., в Питер… — бормотал водитель, разглядывая перепуганное лицо Кати в зеркальце заднего вида.
Та сидела, втянув голову в плечи, перебирая в пальцах ремень спортивной сумки.