Воронин Андрей Николаевич. Ночной дозор

   Катя никогда не интересовалась, которая она у него по счету любовница. Нов последние два месяца их отношения стали разлаживаться. То ли из-за того, что Варлам стал слишком много пить, а может быть, из-за того, что он возомнил себя непревзойденным и великим мастером. Напившись, а иногда даже и абсолютно трезвый, он смотрел на Катерину свысока, как на некую подсобную работницу.
   — Так что? Когда ты начнешь заниматься каталогом?
   Мне, ты же знаешь, это очень важно, — каждую фразу Варлам чеканил, словно отливал ее из металла или вырезал ножницами из твердого картона. Его тон Катю всегда обескураживал, заставляя опускать глаза.
   — Ты же знаешь, у меня куча заказов.
   — Все, что ты делаешь — дрянь, никому не нужная. На этом ты себе имени не сделаешь.
   — Почему не сделаю? Я печатаюсь, мои работы пользуются спросом.
   — Да какой это спрос? Брось, — огромная рука Кириллова с ладонью, похожей на ласт, вяло дернулась, движение весьма походило на оплеуху, не увесистую, а небрежную.
   Так шлепают ребенка или щенка, случайно оказавшегося под ногами и мешающего делу. — Так когда? — уже более требовательно, с развязной улыбкой на влажных губах повторил Варлам.
   О недавно пришедшем из Питера заказе на буклет от представителя президента Малютина Кириллов пока молчал, не хотел давать Екатерине самостоятельную работу, чувствовал, женщина ускользает от него.
   — Вернусь скоро и сразу же займусь твоими девицами.
   — Откуда вернешься? Что-то я не понял…
   — Я уезжаю.
   — Уезжаешь? Я об этом впервые слышу. Почему я обо всем узнаю последним? — это уже прозвучало упреком и обвинением.
   — Ты у меня никогда не спрашивал, тебя никогда, Варлам, не интересовали мои планы.
   — Они меня и сейчас не интересуют, меня интересует работа. Я тебе плачу, ты должна работать.
   — Послушай, как ты со мной разговариваешь?
   — А как я с тобой должен разговаривать? Ты что, возомнила себя крупным художником? Так ты ошибаешься, я могу найти другого фотографа, и он будет щелкать затвором не хуже тебя. Знаешь, желающих пруд пруди, в очереди стоят, звонят каждый день, свои услуги предлагают. А ты вот так запросто позволяешь говорить мне прямо в лицо, что у тебя есть что-то более срочное.
   От столь длинной тирады Варлам даже устал и сделал еще несколько глотков виски. Затем взял пачку, вытряхнул из нее сигарету, закурил и выпустил дым прямо перед собой, словно хотел им отгородиться от собеседницы.
   Катя махнула рукой, пытаясь отогнать дым от своего лица.
   — Когда ты вернешься? Правда, может так статься, что ты вернешься на пустое место.
   — А мне плевать! — вдруг вспылила Ершова, вспомнив Илью, который, наверное, все еще сидит в машине и ждет ее появления.
   Дым рассеялся, Варлам внимательно посмотрел на Ершову:
   — Послушай, а может, у тебя еще кто-нибудь появился?
   — Почему ты думаешь, что у тебя могут появляться девицы, а у меня никого не может быть?
   — Да я так думаю. — резко и отчетливо отчеканил фразу Варлам.
   — А я думаю иначе.
   — Так куда ты едешь?
   — Далеко — туда, где полно нормальных мужиков.
   — На нудистские пляжи, что ли? Ты же их считаешь нормальными мужиками? Тебе нравится, когда они тебе показывают свои худосочные гениталии?
   — Да, нравится, — сказала Катя.
   Кириллов расхохотался. Открылась дверь.
   — Закрой дверь! — рявкнул Кириллов на молоденькую, лет восемнадцати, девчонку. — Закрой, я тебе сказал! — и поднял руку со стаканом так, словно хотел запустить им в нее.
   Девчонка испуганно отпрянула, закрыв за собой дверь.
   — Бегают тут как угорелые! А проку никакого, даже ходить толком не умеют, как каракатицы, перебирают ножками.
   — Каракатицы — это ты загнул. У тебя работают нормальные девчонки. Я тебе это могу сказать как специалист.
   — В чем ты специалист? В нажимании на кнопку?
   — Ив этом тоже. Я улетаю в Грозный.
   — Ну и улетай!
   — Ну и улечу.
   — Зачем пришла?
   — Просто зашла предупредить, что меня дней десять не будет.
   — Могла бы и не предупреждать, на твое место желающих хватает.
   — Вот и хорошо, вот и поговорили, — Катя взяла кофр и закинула ремень на плечо.
   — Иди, иди, может, тебе там понравится, — Варлам вздохнул и подал Кате компьютерную распечатку. — Не хочу, чтобы ты меня считала последней сволочью. На, держи, тебе заказ на работу из Питера пришел. От представителя президента Малютина. Думаю, он решил начать избирательную кампанию. Денег тебе там отвалят немало, а фотографировать чиновника безопаснее, чем боевиков. Я бы на твоем месте поехал в Питер, там у них интересные дела начинаются.
   — Куда захочу, туда и поеду.
   Катя закрыла за собой дверь, а Варлам нервно расхохотался:
   — Кошка! Гнусная кошка! Она думает, что я без нее ничего не сделаю! — Варлам повернулся к компьютеру и принялся мышкой менять на экране картинки. Это простое занятие его немного успокоило, и он пришел в себя.
   «Ладно, иди, иди. Так уже случалось не один раз. уходила, а потом возвращалась. Так будет и теперь. Куда ты без меня? Кому ты нужна? Я все-таки делаю коллекцию, а они все… — Варлам прислушался к гулу в коридоре и за стенами: к смеху девиц, разговорам, и на лице появилась самодовольная улыбка. — Все вы существуете для меня, все вы от меня кормитесь. Я вам даю возможность заработать. Без меня вы стояли бы на Тверской и торговали своими задами. А так вы известны, ваши рожи украшают страницы журналов, вас показывают по „ящику“, вы топчетесь по подиуму, послушно выполняя мои желания. И так будет всегда. Если кто-нибудь из вас пожелает уйти, что ж, я не держу, дело ваше. Появятся другие, более молодые, более длинноногие, более покладистые. Всем хочется прикоснуться к славе, всем хочется погреться в ее лучах. А славу могу дать лишь я, лишь мой мозг! — Варлам огромной ластовидной ладонью погладил себя по голове. Затем взял чистый стакан, налил в него виски из новой бутылки и принялся, щелкая клавишами, поглощать алкоголь, тупо глядя на экран монитора. — Как же это все назвать? Как?»
   В чем-в чем, а в словесности Варлам Кириллов не был силен и еще ни разу за всю свою творческую деятельность самостоятельно не смог придумать ни одного стоящего названия для коллекции. Это всегда делали за него другие, а чаще всех помогала ему Катерина Ершова. «Ничего, ты вернешься ко мне, а я еще подумаю, взять тебя или нет».
   Постепенно Варлам Кириллов становился пьяным и злым. И если большинство мужчин, напившись, становятся веселыми и бесшабашными, то Кириллов становился мрачным и суровым, как огромный ротвейлер. Его губы стали влажными, глаза мутно и маслянисто поблескивали из-под нахмуренных бровей.

* * *

   Илья Мещерский приехал домой в хорошем настроении. Взглянув на свое отражение в зеркале в прихожей, он улыбнулся двойнику:
   — Ну что, рад?
   — Да, рад, — сам себе ответил мужчина и понял, что сейчас делает глупость. Но удерживать себя не стал.
   Илья наскоро соорудил себе большой бутерброд, съел его, и с чашкой чая, в которой плавало две дольки лимона, подошел к компьютеру. Введя пароль, он включил свой мощный компьютер со всеми мыслимыми и немыслимыми наворотами, а затем, даже не садясь в удобное кресло, принялся двигать мышкой по коврику, то и дело нажимая на клавиши. «Ну, где же он? Куда подевалась пиктограмма?»
   Нашлась она в верхнем левом углу. Программа телефонный справочник заработала. Илья ввел фамилию и имя. Он долго сидел, глядя на монитор, читая адреса и телефонные номера, и только после третьей попытки отыскал похожие на нужные ему, ориентируясь по району, в котором высадил Катю из машины. Он имел самую свежую версию телефонного справочника по Москве и Московской области. Если бы понадобилось, он мог бы, пользуясь своим компьютером. отыскать любой телефон на территории России.
   Слава богу, входить в компьютерные базы Министерства связи и ФСБ для него большой проблемы не составляло.
   Он не соврал, когда сказал Кате, что работает компьютерщиком и занимается программным обеспечением. Правда, в этих словах имелась определенная доля лукавства, потому как, по большому счету, занимался Илья в свободное время несколько другими делами. Он уже лет пятнадцать работал за компьютером и знал его как свои пять пальцев.
   «Хакером» называть себя Илья не любил, было в этом слове что-то для него неприятное, какая-то издевка и не правда. «Хакером» себя Илья не считал и, если представлялся кому-либо, называл себя нейтрально — компьютерщиком.
   — Ну вот, твой телефончик, — после недолгой работы произнес Илья.
   Затем ему понадобилось еще минут двадцать на то. чтобы отыскать во всемирной компьютерной паутине все упоминания о Ершовой. Больше всего времени он потратил на страничку агентства Варлама Кириллова, взломал его сайт и даже получил на руки приглашение Малютина поучаствовать в создании буклета. После этого он набрал номер Катерины.
   Естественно, он мог ошибиться, но интуиция ему подсказывала — он на верном пути и ошибки в его действиях нет.

Глава 4

   Поездка двух лжегаишников и человека в спецовке с ящичком для инструментов оказалась недолгой. Они не петляли по городу, а прямо по магистрали выехали в район новостроек. Свернули в грязный, выложенный бетонными, заплывшими жидкой глиной плитами проезд, ведущий к строительной площадке. Мужчина в форме милицейского лейтенанта разогнал машину, и та, въехав в недавно высыпанный песок, забуксовала.
   — Все, приехали, — усмехнулся он, повернувшись к мужчине в спецовке, сидевшему на заднем сиденье. Тот держался настороженно.
   — Маленькие формальности, и все будет отлично, — сказал один из лжегаишников, распахивая пластиковую папку.
   Он подхватил двумя пальцами лист бумаги, на котором была выведена рукой Алексея марка машины, ее номер и стояла подпись.
   — Вот же, как бывает, — усмехнулся он. — Жил, жил человек.., разговаривал ты с ним.., и вдруг — нет его.
   Подрывник в спецовке поморщился. Он не любил разговоров о том, что сделал своими руками. Коробочка бензиновой зажигалки появилась в руках другого бандита.
   Язычок пламени лизнул край бумаги, и та ярко занялась.
   Мужчина, не дожидаясь, пока огонь доберется до пальцев, опустил стекло и, выставив бумагу на улицу, сжег ее до самого уголка. Когда с почти неслышным похрустыванием пламя добралось до самых его пальцев, он разжал их, и уже в полете последний маленький белый треугольничек превратился в черную сажу.
   Мужчины принялись переодеваться. Делали они это, не выходя из машины, хотя в ней было тесно. Спецовку и милицейские мундиры они побросали в большую спортивную сумку, предварительно вынув из нее джинсы, рубашки и свитера. Теперь, когда двое бандитов сменили милицейскую форму на гражданскую одежду, они выглядели вполне мирно. Лишь взгляды выдавали их, взгляды людей, которым известна общая страшная тайна, способная их погубить.
   — Пошли, нечего здесь рассиживаться, — сказал тот. который был за рулем.
   Дверцы автомобиля лишь захлопнули, не закрыли на ключ, распахнули багажник. Несколько железяк полетело в сумку с тряпьем. Мужчина с золотым зубом во рту — именно он первым остановил Алексея — взвесил сумку в руке.
   — Пойдет. Весит, что надо, — и тут же протянул сумку своему напарнику. — Неси.
   — Хорошо, — согласился тот безропотно. Чувствовалось, что страшные дела они совершают не первый раз, и младший беспрекословно подчиняется старшему. Подрывник держался поодаль.
   — Пошли.
   Втроем, увязая во влажном песке, мужчины добрались до края котлована, укрепленного вбитыми в землю сваями с заложенными за них досками. На дне котлована желтела грязная дождевая вода.
   — Ну вот, полдела сделано, — усмехнулся мужчина с золотым зубом, раскачав сумку и разжав пальцы. Та, несколько раз перевернувшись в воздухе, исчезла в мутной воде, подняв целый сноп грязных брызг. Мужчина закурил, глядя на расходящиеся по поверхности круги.
   — А ты чего к краю не подходить, боишься? — он усмехнулся, глянув на подрывника.
   — Высоты боится, — осклабился второй бандит.
   Подрывник не отличался сильным здоровьем, был щуплым, неприметным, даже ярко-желтый свитер смотрелся на нем блекло.
   — Я свое сделал, — неопределенно сказал он. — И. кстати, в лучшем виде.
   — Никто не говорит, что ты плохо сработал, но у меня такое чувство, будто ты нас боишься.
   — Не правильно рассуждаешь, — покачал головой подрывник, — я же сапер по образованию и никогда не ошибаюсь.
   — Правильно, сапер ошибается лишь однажды.
   — С миной или с бомбой — однажды, а в жизни ошибаться может каждый.
   — В нас ты не ошибся, — и бандит с золотым зубом во рту впервые после того, как выехал из-под моста, громко засмеялся. Чувствовалось, что ему хочется снять этим натужным смехом напряжение, хочется немного успокоить расходившиеся нервы.
   Место было пустынным, и смех, лишь однажды отразившись от стены недостроенного дома, растворился в воздухе. Пейзаж здесь был пустынный, и если бы не полоска магистрали да коробки бетонных домов вдоль линии горизонта, можно было подумать, что весь мир с людьми, животными и растениями исчез — город превратился в пустыню.
   — Топать далеко придется, — подрывник одернул свитер и взял в другую руку ящичек на длинной металлической ручке.
   Один за другим, стараясь ступать след в след, мужчины двигались по изувеченной строительством земле. Глядя на них со стороны, можно было подумать, будто трое мужиков ходили на стройку пить.
   Но тогда почему они трезвые? Зачем было забираться так далеко, когда теперь вполне можно распить бутылку в любом дворе, не рискуя быть схваченными милицией? Да, нравы за последние годы немного изменились, за просто так на улицах хватают реже. Но и публика сделалась безразличнее к чужим проблемам. Поэтому на улице никто и не обратил внимания, когда из грязи на тротуар выбрались трое мужчин в джинсах и свитерах. Они негромко матерились, гулко топая по асфальту. От грязных ботинок комьями отваливалась размоченная дождями земля.
   — Вот же, дождь промочил, сверху сухо, а внизу настоящая каша!
   — Ничего, на новые ботинки мы заработали.
   Немного приведя себя в порядок, главный из бандитов вышел к бордюру и стал с поднятой рукой, пытаясь остановить машину. Если бы голосовала женщина, да еще молодая, желающие остановиться нашлись бы сразу. Но подбирать троих мужчин на окраине города страшновато, таких охотников предстояло еще поискать. В лучшем случае, доедут до места, а потом выйдут, не заплатив за проезд, и попробуй скажи им что-нибудь поперек. В худшем же — можно расстаться и с машиной, и с жизнью. О подобных случаях в городе рассказывали довольно часто.
   — Вот же, суки! — бормотал голосовавший. — Что, деньги им не нужны?
   — У тебя морда страшная.
   — Так стань и сам голосуй.
   — Ты улыбнись поприветливее, блесни золотым зубом, глядишь, баба какая-нибудь и остановится.
   — Какой-нибудь мне не надо.
   Вспомнив о деньгах, бандит вытащил из кармана бумажник и, зажав между пальцами банкноту, принялся размахивать ею. Это возымело действие. Уже через пару минут все трое катили в старом салатового цвета «Мерседесе». Водителем оказался седой благообразного вида мужчина, с виду отставник. Севший на переднее сиденье бандит с золотым зубом держал руки на коленях ладонями кверху, так, чтобы не было видно татуировок на пальцах.
   — В каких войсках служили? — обратился он к водителю.
   Тот коротко засмеялся:
   — Да уж не в конвойных. Ты хоть наколки и прячешь, а я их заметил. Не люблю лишнего базара. На «Мерседес» в конвойных не заработаешь. Я эту машину сам из Германии гнал, давно уже, в восемьдесят девятом, когда нашу часть выводили.
   Бандит беседовал неохотно, а двое других, устроившихся на заднем сиденье, вообще молчали. Водитель же недовольно косился на грязные ботинки пассажира, сидевшего рядом с ним, и поэтому облегченно вздохнул, когда тот скомандовал:
   — За перекрестком остановитесь.
   Салатовый «Мерседес» покорно замер возле фонарного столба. Водителю даже не пришлось называть сумму.
   Блеснув золотым зубом, бандит улыбнулся и протянул ему заранее приготовленные деньги — чуть больше, чем было бы по счетчику такси.
   — С богом, — ухмыльнулся он.
   Отставник проехал чуть вперед, осмотрелся, нет ли милиции, и развернулся, пересекая сплошную полосу. Проехав еще метров пятьдесят, он остановил машину на стоянке такси и заглушил двигатель. Развернув газету, он принялся читать в ожидании пассажиров.
   Младший из бандитов направился было к синему «Форду», припаркованному в кармане еще только запланированной троллейбусной остановки, но владелец золотого зуба остановил его.
   — Подожди.
   — А что?
   — Видишь, козел наш стоит, клиента ждет.
   — Если он еще час тут простоит, мы тоже ждать вместе с ним будем?
   Бандит, бывший старшим, стоял, заложив руки за спину, и с неодобрением смотрел на салатовый «Мерседес», будто пытался стронуть его с места взглядом.
   — Непонятливый мужик попался, — хриплым шепотом бросил он. — Просветить?
   — Стой, я сам подойду.
   Вразвалочку он приблизился к «Мерседесу» и постучал костяшками по боковому стеклу.
   — Эй, мужик!
   Отставник вздрогнул, голос не предвещал ничего хорошего, и выронил из рук газету.
   — Что, сдачу? — он принялся рыться в карманах, оттуда высыпались разноцветные купюры.
   — На хрен мне твоя сдача нужна, ты лучше себе подыщи другое место!
   Предложение показалось отставнику оскорбительным.
   Он даже, было, выпятил нижнюю губу, но скандалить не спешил. Мужиков трое, двое из них крепко сложены, а улица пустынная. Заспоришь, не оберешься неприятностей.
   — Мужики, а чего так?
   — Ты меньше спрашивай.
   — Я что, мешаю здесь кому-нибудь? Идите по своим делам.
   — Мужик, ты не понял. Мне смотреть на тебя не интересно, заводи тачку и уезжай.
   — Чего? — только и успел спросить отставник, как бандит изо всей силы ударил ботинком в переднее крыло автомобиля. Из колесной ниши посыпалась грязь, а жесть даже слегка вогнулась.
   — Так ты меня понял?
   Водитель торопливо поднимал стекло, с испугом глядя в наливающиеся кровью глаза бандита.
   — Я сейчас.., понял…Все в порядке…
   Второй удар потряс машину. Больше отставник не ждал. Трясущимися руками он провернул ключ в замке зажигания, молясь лишь о том, чтобы двигатель запустился с первого раза.
   Несговорчивый нрав своей старенькой машины он знал: та не хотела заводиться в самые ответственные моменты. Но, к его счастью, двигатель вздрогнул и заурчал.
   Из выхлопной трубы повалил черноватый солярный дым.
   Мужчина с золотым зубом стерпел то, что его окутало зловонное облако выхлопных газов. Он не хотел ссориться с таксистом. Куда важнее было спровадить его восвояси.
   Шансов попасться в руки милиции или ФСБ у бандитов было мало. Операцию они рассчитали точно. Пока отыщут кого-нибудь, кто видел красные угнанные и перекрашенные накануне «Жигули» под мостом, пока найдется водитель, видевший, как черная «Волга» Малютина останавливалась в этом месте, и уж точно никто не упомнит лиц двух милиционеров — форма обезличивает человека.
   Точно такой же расчет был и у подрывника, спецовка делала его совсем не запоминающимся.
   Салатовый «Мерседес» скрылся за поворотом. Отставник матерился, выплескивая свою, злость.
   — Урод! Какого черта я только остановился, чтобы его подвезти? И пол весь загадили! — он бросил недовольный взгляд на комки грязи и следы рифленых подошв, оставленные на резиновом коврике на полу машины.
   — Спровадил-таки, — усмехнулся молодой бандит.
   — Дурное дело — не хитрое, — услышал он в ответ.
   Бандиты и подрывник забрались в синий «Форд», и машина поехала к центру города. Теперь уже бояться было почти нечего: машина не угнанная, на нее есть документы, взрыв практически никаких улик не оставил. Ну да, найдут остатки радиоуправляемой мины, через день-два определят, что принять сигнал она могла с расстояния до пятисот метров.
   И что это им даст? Мест, где мог укрыться человек с пультом управления в окрестностях дома Малютина, хоть отбавляй.
   Одна опасная часть предприятия была закончена, предстояла вторая — получить половину причитающихся денег.
   Первую часть — аванс, они уже получили. Когда на руках будет вся сумма — ко всем чертям сматываться из города.
   Естественно, ни Петрова, ни Короедова — настоящих работодателей, они и в глаза не видели. Такие заказы делают посредники. С Боцманом, еще совсем недавно получившим нагоняй от Петрова, они встретились в небольшой квартирке на первом этаже ветхой «хрущевки».
   Дом, да и сам район почти не изменились за последние годы. Серость, грязь, раскрошившиеся бордюры… От улицы к дому вел узкий асфальтированный подъезд, в конце которого стояла старенькая «Тойота».
   — Здесь, здесь, я помню! — оскалившись, бандит свернул в проезд.
   Он лишь немного сбросил скорость, чтобы вписаться в узкий коридор между «Тойотой» и газоном. И не успел затормозить. Проезд заканчивался невысокой ступенькой, всего лишь одной, которую спокойно мог преодолеть даже старик с палочкой. Но легковая машина, рассчитанная на езду по хорошим дорогам, не может ездить по ступенькам.
   Подрывник неожиданно выронил металлический ящик из рук. Машина ухнула вниз, послышался резкий скрежет, и автомобиль остановился.
   — Бак хоть цел? — едва промолвил бандит, сидевший за рулем. Другой вышел на асфальт и заглянул под машину. — И картер чуть не расколол. Но, вроде, бензин не течет, — он смотрел на две глубокие царапины на бензобаке, сверкавшие металлом.
   — Не нервничай, всякое бывает, — успокоил его подрывник.
   Окна однокомнатной квартиры прикрывали незамысловатые решетки. Боцман наблюдал за гостями через неплотно сдвинутые занавески и поэтому открыл дверь раньше, чем раздался звонок.
   — Ну и ступеньки у тебя хитрые! Ты что, предупредить не мог?
   — Ты же во двор и раньше заезжал.
   — С этой стороны впервые.
   — Кто ж знал! — Боцман развел руками и защелкнул два замка. — Надеюсь, проблем не возникло?
   — Какие могут быть проблемы, мы работаем чисто. А ты что, подтверждение не получил?
   — Конечно же, получил. Какого черта я тогда бы дверь открыл, — рассмеялся Боцман, усаживаясь на единственный в квартире диван, вроде бы, большой, но с такими подлокотниками, что уместиться на нем могли лишь двое страстно обнявшихся влюбленных.
   Пришедшие разместились кто где. Старший сел на стол, подрывник с младшим — на подоконник.
   — Раз у нас проблем не возникло, — блеснул золотой зуб, — то их не должно быть и у тебя. Но в другой раз предупреждать надо, чью машину трогаем. Знал бы, что Малютина, цену повысил бы.
   — У каждого свои способы экономить и зарабатывать деньги, — Боцман выглядел довольным.
   Он нагнулся, вытащил из-под дивана обувную коробку и отыскал в ней полиэтиленовый пакет с деньгами. Даже не разгибаясь, резко бросил его сидевшему на столе бандиту. Тот мгновенно среагировал и одной рукой ловко поймал пакет.
   — Ловкий ты.
   — Если деньги бросают, их надо ловить на лету!
   Он доставал пачки, пролистывал купюры.
   — Проверяешь, не сунул ли я тебе резаную газету?
   Себе дороже оказалось бы.
   — А ведь мог бы.
   — Не мог. Если на карту жизнь поставлена, все честными становятся.
   Единственным, кто абсолютно не нервничал, был подрывник. Профессия научила его сдержанности и благоразумию. Он знал, деньги будут разделены на три равные части, работали-то втроем. А если обладатель золотого зуба не захочет делиться по справедливости, тут уж ничего не попишешь, просить у сильнейшего бесполезно.
   — Любишь живые деньги получать? — осклабился Боцман.
   — Кто же не любит? Но еще больше люблю получать удовольствие от денег. Они сами — что? Пустые бумажки, пусть и приятные на ощупь, — бандит с золотым зубом поискал взглядом газету или оберточную бумагу, во что можно было завернуть деньги. — Понадежнее чего-нибудь нет?
   — Можешь салфетку со столика снять, все равно она сигаретой прожжена.
   Салфетку бандит завязал на два узла, после чего заподозрить, что он несет в грязной, прожженной салфетке деньги, было уже невозможно.
   — Ну, все. Если что, звони, знаешь, где найти Ладони Боцмана и старшего из бандитов встретились. С двумя другими Боцман не прощался, будто бы считал их людьми второго сорта, не достойными даже его прикосновения.
   — Найду. Работа скоро появится. Только ты не залегай на дно.
   — С вашими расценками надолго не заляжешь.
   — А ты не на расценках, а на обороте поднимайся, Дел-то теперь невпроворот, самый выгодный бизнес сейчас — это гробами дорогими торговать. Каждый день кого-нибудь из состоятельных отстреливают.
   — Не думаю, что парню, который за рулем «Волги» сегодня сидел, дорогой гроб кyпят, — усмехнулся бандит и пристально посмотрел в глаза Боцману.
   Обычно с наемными киллерами расставались подобру-поздорову, заплатив деньги, и старались как можно скорее забыть об их существовании Но каждый, решившийся взять деньги за убийство, понимает, заказчик плохо спит, если знает, что где-то на свободе разгуливает человек, совершивший убийство согласно его воле, его желанию.
   Даже если убийца осторожен и не словоохотлив, где гарантия, что его не прихватит милиция на каком-нибудь другом деле и он не заговорит? Человек, убивающий сам, всегда готов к тому, что и его попытаются убить, чтобы слова, сказанные на прощание: «Я навечно забыл то, о чем мы говорили», стали правдой, суровой и жестокой.