Страница:
И туг она услышала шаги, мычание. Обернулась. В дверном проеме стоял Толик, ножницы еще торчали в его предплечье, загнанные на несколько сантиметров. На мгновение он открыл глаза, тотчас же сморщился, закрыл их.
Сделал еще один шаг вперед, наткнулся на комод.
— Что у вас там происходит!? Милиция! — кричал лейтенант.
Наконец, Катя уцепилась пальцами за головку замка и повернула ее. Потянув на себя дверь, Ершова на мгновение обернулась и увидела нацеленный на нее пистолет, увидела уже покрасневшие глаза Толика. Не выдержав жжения, он закрыл веки.
Катя рванула на себя дверь и испуганно присела.
Громыхнул выстрел. Все произошло так быстро, что Ершова даже не успела закрыть глаза. Еще секунду тому назад она видела возвышавшегося над ней полного сил молодого лейтенанта в новенькой милицейской форме. Милиционер даже не успел взяться за оружие, когда пуля вошла в его горло чуть ниже кадыка. Затем прозвучало еще два выстрела: второй разнес милиционеру голову, а третий — обшивку на соседской двери. Пуля с жалобным визгом отлетела от металлической двери и врезалась в стену.
Толик стрелял практически наугад, уже ничего не видя в деталях, различая лишь силуэты.
Лейтенанта он увидел только потому, что тот стоял в ярко освещенном дверном проеме. Катю же на фоне плохо освещенной стены он не увидел вообще. Толик стрелял до тех пор, пока затвор не остановился, пока все пули из обоймы не были расстреляны.
Он провел ладонью по воспаленным от кислоты глазам и шагнул вперед. Ершова, взвизгнув, рванулась на лестничную площадку и потянула за собой дверь. Толик успел ухватиться за ручку. Катя тянула на себя что было сил, но ручка неумолимо выскальзывала из ее пальцев. Расстояние между дверным полотном и косяком увеличивалось, и вот в него уже просунулась мужская рука, пальцы ловили воздух.
Наконец, показался и локтевой сустав. Толик, изловчившись, схватил Катю за плечо и попытался втянуть ее в квартиру. Ершова впилась зубами бандиту в запястье и сколько было сил сжала зубы. Она ощутила во рту солоноватый вкус чужой крови. Пальцы бандита разжались, и Ершова, прыгая через ступеньки, понеслась вниз.
Один пролет, второй… Ей казалось, она слышит за собой топот, казалось, различает тяжелое дыхание преследователя. Она чуть не вынесла входную дверь подъезда, выбежала на крыльцо.
— Помогите! — прокричала Катя в тишину безлюдного двора.
Ее слабый крик эхом отразился от противоположного дома и вернулся к ней, беспомощный и жалкий. От ужаса женщина прикрыла рот рукой, а когда отняла ладонь, увидела на пальцах кровь человека, пытавшегося ее убить.
Только сейчас Ершова сообразила, что сумочка все еще с ней.
Увязая в свежей, недавно вываленной из траншеи земле, она побежала к спасительно шумящей улице. Спрыгнув с последней песчаной кучи, оказавшись на асфальте, она побежала быстрее. Когда хлопнула дверь подъезда, Ершова даже не остановилась, даже не обернулась. К чему это, если знаешь, кого увидишь?
Глухой торец дома, нависшая над проходом пожарная лестница. Катя налетела на мужчину, быстро шедшего по тротуару.
Ершова пробормотала:
— Простите.
— Дура, куда спешишь, будто смерть за тобой гонится? — бросили ей в спину.
В другое время Катя остановилась бы и ответила на грубость, но теперь ей было не до этого. Она чуть не упала, когда ее нога соскользнула с высокого бордюра, и призывно махнула рукой. Белый «Фольксваген», мчавшийся прямо на нее, рванул влево и, набирая скорость, пронесся дальше — шофера испугал вид женщины с окровавленным ртом, пытавшейся остановить машину перепачканной кровью рукой.
Катя на мгновение обернулась и увидела бегущего мимо экскаватора бандита. Толик вырвал ножницы из предплечья и побежал, прижимая прокушенную руку к животу.
— Сучка, я до тебя доберусь! — бормотал бандит, силясь открыть глаза.
Но веки сами собой закрывались. Он споткнулся и покатился с высокой песчаной горы, на несколько секунд исчезнув из поля зрения Кати. Она же выбежала на середину дороги и буквально бросилась под колеса латаного-перелатаного такси. Водитель что было силы нажал на тормозную педаль, но машина послушалась его не сразу.
Лысые покрышки, дымя, заскользили по асфальту, двадцать четвертую «Волгу» занесло, и Катю даже слегка ударило багажником. Она не удержалась на ногах и упала на асфальт.
— Ты что, идиотка — кричал водитель, обегая машину.
Но стоило ему увидеть испуганный, затравленный взгляд женщины, как желание ругаться тут же отпало. Шок прошел быстро. Катя вскочила и оттолкнула от себя шофера, пытавшегося помочь ей подняться.
— Быстро, поехали! — она изо всех сил рвала на себя заблокированную левую дверку, при этом смотрела во двор.
Человека, гнавшегося за ней, она так и не увидела.
Ошеломленный происшедшим водитель сообразил лишь одно: лучше как можно скорее уехать с места происшествия, а не то приедет милиция, рассказывай потом ей, как все произошло, полдня пропадет. Женщина же предлагала ему уезжать отсюда поскорее, значит, нужно использовать момент. «Хоть я и ни в чем не виноват, но гаишники — люди не всегда понятливые», — подумал водитель, помогая Кате открыть дверцу.
Он не спрашивал, куда ехать, есть ли у пассажирки деньги. Машина мелко завибрировала и рванула с места. И вовремя: только что на перекрестке переключился сигнал светофора с красного на зеленый, и плотная стена машин двинулась по улице.
Уже выровняв автомобиль, таксист обернулся, чтобы убедиться, все ли в порядке с его пассажиркой. Ее лицо украшала небольшая ссадина, о которой женщина, скорее всего, даже и не подозревала.
— На лице у вас кровь.
— Не страшно, она не моя, — Катя вытерлась носовым платком.
— Вы чего так резво бросились?
— Надо было, — отрезала Катя.
— Гнался за вами кто-то?
— Нет. Хотя… — Ершова никак не могла сообразить, что ей отвечать. — С мужчиной поругалась.
— А, бывает… Значит, большая любовь, если мужчина начинает за женщиной с ножиком или топором бегать.
— Может быть, — задумчиво ответила Катя и чуть привстала, чтобы заглянуть в зеркальце заднего вида. Она чувствовала, что щеку саднит.
— Куда ехать?
— Где ближайший междугородный переговорный пункт, знаете?
— Знаю.
— Так вот, туда и жми.
Толик, стоя на дне траншеи, черпал ладонями воду из отстоявшейся лужи и плескал ее себе на лицо. Чистая вода быстро помутнела, тонкий слой глины поднялся со дна.
Наконец Толик смог раскрыть глаза и осмотреться.
Резь все еще чувствовалась, все вокруг приобрело зеленоватый оттенок.
— Сука! — пробормотал бандит, вспомнив, как бездарно он, сильный мужчина, вооруженный пистолетом, проиграл поединок со слабой женщиной. Вспомнил силуэт в распахнутой двери, и только сейчас до него дошло, что он убил милиционера.
Из траншеи на поверхность вела небольшая деревянная лесенка с облепленными грязью ступеньками. Тихо матерясь, пачкая руки, Толик выбрался из траншеи. И тут же оценил обстановку. Его «Джип» стоял довольно далеки от подъезда, под прикрытием экскаватора, его даже не было видно из окон Лилькиных соседей. Катя исчезла.
Толик бросился к «Джипу», даже не отряхнув руки, вскочил за руль и, пачкая его мокрой глиной, задним ходом выехал со двора.
«Уроды! Менты! Какого черта так быстро приперлись? — негодовал он, выезжая на улицу. — Она где-то близко», — думал Толик, но удерживал себя оттого, чтобы тут же броситься искать Ершову. Он прекрасно понимал: город большой, транспорта много. Женщина могла вскочить в любой автобус, троллейбус, остановить такси, частника, забежать в магазин, спуститься в подземный переход.
«Вот, так всегда случается, — думал он, — все просчитаешь, предусмотришь до малейших деталей, и вдруг кто-то вмешивается в твой план. И все летит к черту. Кто знает, какие у нее фотографии получились? Может, она вообще от страха забыла крышку с объектива снять, а я запаниковал?»
— Остановись, — сказал себе Толик, — не спеши.
Подумай, прикинь, что к чему, реши, что тебе лучше всего сейчас делать.
Он был уже достаточно далеко от Лилькиной квартиры, поэтому мог позволить себе такую вольность, как остановиться и подумать. «Джип» замер на стоянке. Мимо проезжали машины, шли прохожие. Толик сидел за рулем и тер слезящиеся, обожженные глаза.
"Если от убийства Малютина я почти отмазался, то милиционер, которого я пристрелил почти случайно, — это уже серьезно. Его гибель из разряда случайностей, не предусмотренных планом. — На душе сделалось совсем тоскливо. — Да, с женщинами мне еще не приходилось воевать, и в этом моя слабость. Она узнала меня. Как?
Каким образом? Неужели видела меня еще до убийства, прежде чем я закрыл лицо? А то, что узнала — факт. Не стала бы прятаться в ванную, тайком вызывать милицию.
Хотя женщин сам черт не поймет. Там, где мужчины действуют логикой, силой, они полагаются на интуицию, на хитрость, которая сродни глупости. Я не могу больше оставаться в городе, я должен уехать, — после недолгих колебаний решил Толик. — Но прежде всего я должен получить от Короедова то, что мне причитается. Годами я гнул на него и на Петрова спину, за них подставлял голову под пули, рисковал свободой. И я не собираюсь дарить им свои деньги, вложенные в их бизнес!"
Толик вышел из машины и направился к ближайшему телефону-автомату. Вместо Короедова ответил один из его телохранителей, тут же узнавший Толика по голосу. Бандит вслушивался в интонации, пытаясь понять, врет телохранитель или говорит правду.
— Мне надо поговорить с Короедовым, срочно.
— Сергея Сергеевича сейчас нет в городе.
— Когда он появится?
— Только завтра.
— С ним можно сейчас связаться?
— Да.
Но вместо того, чтобы назвать Толику номер сотового телефона, телохранитель предложил;
— Скажи, что ему передать, и я свяжусь с ним сам.
— Скажи, что завтра, лишь только он приедет, я хочу его видеть. Нам нужно встретиться, — бандит старался говорить как можно спокойнее, таким тоном, будто не он, а Короедов нуждался во встрече.
— Перезвони через пять минут.
Связь оборвалась.
Толик закурил. И если обычно на сигарету у него уходило ровно пять минут, то теперь за это время он выкурил две, да еще полминуты осталось. Он засек время не по минутной стрелке, а по секундной, и сэкономил несколько секунд, набирая номер.
— Это снова я. Ты связался с Короедовым?
— Да.
— И что?
— Он сказал, что завтра в одиннадцать можешь к нему подъехать, без звонка, без предупреждения. Он будет ждать.
— Спасибо, — выдавил из себя Толик, чувствуя, как пальцы его слабеют.
Он даже не с первого раза попал трубкой в вилку рычага, погнутую, ржавую, ничего, кроме омерзения, не вызывающую.
— Завтра в одиннадцать, — прошептал Толик, прикладывая ладонь к глазам. Веки набухли, их с трудом удавалось удерживать открытыми. — Что ж, если раньше не получается…
Рисковать лишний раз бандит не хотел. Он тут же позвонил жене:
— Я кое-что должен сделать на даче, так что, извини, дорогая, ночевать сегодня не приеду.
Женщина привыкла не задавать вопросов. Если муж сказал, что надо, значит, так тому и быть:
— Хорошо.
— До встречи, — буркнул Толик, ощутив, что его голос дрогнул.
Он так старательно строил свою двойную жизнь, изо всех сил старался, чтобы первая жизнь и вторая не пересекались, и вот катастрофа произошла, все придется начинать сначала. Толик понимал, что домой он уже никогда не вернется, а короткий телефонный разговор с женой — последний. Теперь в Питере его удерживала лишь встреча с Короедовым — получить деньги и рвануть к чертовой матери не только из города, но и из России. Комплект документов лежал на даче: российский паспорт на подставную фамилию и паспорт украинского гражданина. «Поеду в Киев или во Львов, а оттуда рвану дальше. Черта едва они успеют меня найти!»
— Ты чего раньше времени вычеркиваешь?
— Чувство у меня такое, что ее тут нет.
Чеченцы вошли в подъезд. Любопытная соседка с нижнего этажа, пять минут тому назад вызвавшая милицию, прильнула к дверному глазку, уверенная, что приехали оперативники. «Что они, в органы теперь одних кавказцев берут?» — подумала женщина, глядя на смуглые лица мужчин.
— Еще один этаж…
— Еще…
Чеченцы смолкли, глядя на распростертого на пороге квартиры мертвого милиционера.
— Ты что-нибудь понимаешь?
— Его что, наша баба, Ершова, замочила?
— Идиоты, уходим, — прошипел Багиров-младший, бросаясь вниз по лестнице.
Но было уже поздно. Во дворе взвыла милицейская сирена. Братья Багировы побежали назад, в подъезд. На троих мужчин приходился один пистолет, они-то собирались воевать с безоружной женщиной, а не с шестью милиционерами. Старший из братьев с пистолетом наизготовку стал у двери.
— Выбрось его в подвал, спрячь, — крикнул младший из братьев.
Но он опоздал со своим советом и на этот раз. Милиция ворвалась в дверь.
— Мы только к другу зашли, испугались.., там убитый, — попытался выкрутиться младший из братьев, но, посмотрев на пистолет в руках брата, замолчал.
— Брось оружие, всем на пол. Обыщите их. А вы трое — наверх.
При Багировых обнаружили документы Ершовой, запасную обойму, пачку фальшивых долларов и записанные на спичечном коробке телефоны приемной Малютина.
— Наверху убитый участковый, — доложил офицеру сержант. — В квартире никого.
— Смотрите, чтобы тут не наследили, а я свяжусь с Барышевым. Наверное, он был прав, это не азербы Малютина убили, а чеченцы.
— Мне лишнего не надо, по счетчику платите.
— Я, честно говоря, сейчас в таком состоянии, что не могу прочесть цифр, но этого, наверное, хватит, — Катя вытащила крупную банкноту и протянула таксисту.
— Эй, погодите! — водитель решил, что лучше рассчитаться с пассажиркой точно по счетчику, чтобы потом не было никаких претензий. Он положил ей в ладонь бумажки и несколько монет.
Катя торопливо бросила их в сумку, даже не удосужившись достать кошелек.
— Все хорошо? — спросил таксист.
Наконец, до Ершовой дошло, каких слов от нее ждут.
— Извините за то, что произошло на улице. Я совсем отчаялась остановить машину. Я не хотела причинять вам неудобства.
— Следующий раз будьте осмотрительнее.
Катя рванула на себя крючок ручки, тот отломался. Она недоуменно повертела в руках металлическую детальку:
— Ну вот, я и машину вам сломала.
— Это когда-нибудь должно было произойти, — хмыкнул шофер, забирая у нее отломанную ручку. — Нервная вы какая-то. — Таксист вышел и открыл дверцу снаружи.
— Спасибо, — бросила ему Катя и заспешила к переговорному пункту.
Она спинным мозгом ощущала, что оторвалась от погони. Надолго ли — этого знать ей было не дано, но время следовало использовать, Она вошла в кабинку. Денег у нее оставалось не так уж много, в лучшем случае прожить дня четыре, и то если не снимать гостиницу, а есть в дешевых кафе. Обращаться к кому-нибудь в Питере за тем, чтобы одолжить денег, было страшно.
Катина рука после того, как она набрала код Москвы, замерла. Звонить Варламу ей не хотелось. Если бы не несчастья последних дней, черта бы с два она это сделала, они еще не помирились. Но человека, лучше и ближе знавшего ее, чем Варлам, в мире не существовало.
Скрежетнув зубами. Катя все-таки набрала его номер.
Прозвучал вкрадчивый женский голос — Агентство Варлама Кириллова.
И тут же Ершовой представилась длинноногая дура на другом конце провода, которыми так любил окружать себя Варлам. Все они были для Кати на одно лицо — блондинки, брюнетки, шатенки. И пусть их глаза разнились цветом, но выражение глаз оставалось одним и тем же. «Дуры набитые!»
— Мне Кириллова надо.
— А кто его спрашивает? — поинтересовалась секретарша.
— Его спрашивает Ершова.
— Он занят.
— Я могу повторить: его спрашивает Ершова, — Катя произнесла это таким тоном, что спорить было бесполезно, оставалось или позвать Кириллова, или повесить трубку.
Девушка трубку повесить все-таки не решилась, хотя, кто такая Ершова, она забыла.
— Варлам, — проворковала она, — тебя тут спрашивает…
— Кто? — донесся до Кати далекий голос Варлама.
Кате захотелось закричать в трубку так, чтобы Варлам сам услышал ее: «Да оттолкни ты эту дуру от телефона и поговорим, мне срочно надо тебе сказать…»
Наконец в наушнике послышалось покашливание, Варлам обычно так начинал разговор, прочищая горло.
— Это я.
Варлам тут же оживился:
— Ба, Катя, здорово! Ты откуда? Что с тобой?
— Неважно откуда, у меня проблемы возникли.
Варлам засмеялся:
— Такого, Катя, я еще не припомню.
— А что?
— Тебя все ищут. И не только друзья. Милиция, тобой интересовалась, из ФСБ приходили, чеченцы о тебе справлялись. Популярной становишься.
— Варлам, ты серьезно?
Кириллов по голосу Кати почувствовал, что ей сейчас не до шуток, и волнение ее не поддельно.
— Точно, тобой милиция интересовалась и ФСБ, я-то думал, премию вручить хотят. Милиция почему-то питерская. Ты из Питера звонишь?
— Нет, — вырвалось у Кати. Ей захотелось тут же повесить трубку, но она боялась остаться совсем одна.
— Ты когда приедешь? Работы непочатый край.
— Помоги мне, Варлам.
— Если деньгами, то могу, а на остальное у меня нет времени.
— Ты приехать сейчас ко мне можешь?
— Ты даже не сказала, где находишься.
— В Питере я! В Питере! Приезжай скорее! Бросай все к черту, езжай в аэропорт, на вокзал, садись в машину… Ты что, телевизор не смотришь, я во все питерское дерьмо, какое только можно, вляпалась.
— Не смотрю… Катя, так не получится, — спокойно ответил ей Варлам, — бизнес есть бизнес, и у меня дел выше крыши. Ты сама останешься без заказов, если я все брошу.
— Дурак! — сказала Катя и повесила трубку. Ей сделалось обидно до слез, хотя она понимала, Варлам прав, нельзя ради чувств, какими бы распрекрасными они ни были, бросать работу, дело, в котором занято около полусотни человек. Ведь всем им Варлам пообещал заработок, известность и не может теперь распоряжаться собой по собственному усмотрению.
"Но он дурак, дурак набитый, — повторила Катя, убеждая себя в этом. — Мне тут голову чуть не прострелили, а он… Но он об этом не знает. Может, и слава богу?
Значит, все верно, — подумала Катя, — и человек с серыми бесцветными глазами, убивший Малютина, не бандит, а сотрудник ФСБ. Это руками ФСБ убран представитель президента. Поэтому, Катя, — сказала себе Ершова, — тебе крышка. Нет, не тебе, а мне, — грустно улыбнулась она, — нечего говорить о себе в третьем лице, потому как голова у тебя одна и жизнь — тоже".
Ей показалось, что все кончено, жить ей осталось пару дней. "И то, если удачно спрячусь. Умру молодой и красивой, — подумала она. И ей стало до слез жаль себя. — И что я, собственно, успела сделать в своей жизни? Несколько каталогов для Варлама? Но кто будет помнить о них?
Пройдет год или два, все они очутятся в пунктах приема макулатуры. Я прожила жизнь пусто и неинтересно. Мне казалось, что я всегда находилась в гуще событий или, как говорится, на острие иглы. А на самом деле, мне даже вспомнить нечего. Никто меня даже и не любил по-настоящему, как и я никого не любила".
Кате захотелось, чтобы кто-нибудь обнял ее, пожалел, захотелось почувствовать рядом с собой сильного мужчину, способного уберечь ее, дать совет. Пальцы скользили по кнопкам набора телефонного аппарата, но лишь скользили, не нажимали ни одну из них.
«Всего десять цифр, — подумала Ершова, — дающие практически бесконечное число комбинаций, и за каждой из них стоит человек. Набери — и зазвонит телефон в любой точке земного шара. Но кому сейчас есть дело до меня? Разве только тем, кто хочет меня убить?»
Женщина опустилась на невысокий кожаный табурет, стоявший в кабинке. Короткий шнур телефонной трубки потянул микрофон вверх.
«И записная книжка мне не поможет, — подумала Катерина. — Телефоны тех, кто дорог, знают на память, их не ищут в справочниках».
Слезы туманили глаза, цифры расплывались. Она уже практически не видела собственных пальцев, готова была зареветь и довериться первому, кто попытается ее успокоить. Рука скользнула по клавишам. Сперва она ощупью набрала код Москвы, даже не будучи до конца уверенной в том, что сделала это правильно, а затем пальцы сами собой набрали телефон Ильи.
— Да? — послышалось в трубке.
Ей показалось, что Илья совсем недавно с кем-то говорил и думает, будто ему забыли что-то сказать, поэтому и перезвонили.
— Это я, — выдохнула она в трубку и, не удержавшись, пару раз всхлипнула.
— Катя, ты? — забеспокоился Илья. — Ты откуда звонишь? Что случилось? Почему так долго не вспоминала обо мне?
— Долго? — сквозь слезы проговорила Катя. — По-моему, прошло всего лишь несколько дней.
— Ты где сейчас, в Москве?
— Нет, в Питере.
— По-моему, ты плачешь.
— Я сама не знала, что способна на это.
— Ты хочешь, чтобы я приехал к тебе?
Эти слова, как бальзам, пролились надушу Ершовой.
Она сама хотела попросить Илью приехать к ней, готова была сидеть в телефонной будке и ждать, когда тот появится. И неважно, уйдет на это день или два. А тут он сам предложил приехать к ней.
— Ты слышишь? Я хочу приехать к тебе.
— Илья, ты прелесть, — проговорила Катя. — Я даже не знаю, что тебе и ответить. Наверное все-таки тебе лучше не приезжать.
— Что случилось? Почему ты плачешь? Тебя обидели?
— Я сама себя обидела, — вздохнула Ершова, понимая, что не сможет по телефону, плача, рассказать все, что с ней случилось. — Если тебе станут что-то говорить обо мне, расспрашивать, то ты ничему не верь, хорошо?
— Даже если о тебе скажут хорошо?
— Не скажут. Ты можешь приехать?
— Я втолковываю тебе, что хочу тебя увидеть. Я боюсь, что связь сейчас оборвется.
— Я в Питере, — вздохнула Катя, — и мне очень, очень плохо. Ты даже представить себе не можешь, как плохо!
— Все можно исправить.
— Нет, даже ты этого не сможешь.
— Посмотрим, — выкрикнул в трубку Илья.
Катя ощутила, что, разговаривая с ней, Илья еще чем-то занят.
— Ты не один?
— Можно сказать и так. Я с компьютером.
— Прилетай, приезжай, как можно скорее.
Илья хмыкнул:
— Последний самолет уже улетел, а поезд отходит слишком поздно.
— Ты откуда это знаешь?
— Вызвал на монитор расписание. Я говорю сейчас с тобой, а сам ищу способ, как быстрее до тебя добраться.
— Мне плохо, Илья.
— Я приеду, жди меня. Где тебя можно найти? Ты как-то говорила, что у тебя есть подруга? Ты у нее живешь?
— Была подруга.
— Объясни, что произошло?
— Я не могу этого сделать. Приедешь, все тебе расскажу. Хотя и понимаю, лучше тебе не приезжать, это ничего не изменит. Оставайся, забудь все, что я сказала.
— Катя, если ты не перестанешь меня отговаривать, то я…
— Хорошо, встретимся возле Казанского.
Когда тебя ждать?
— Я поеду на машине. Думаю, к шести утра доберусь.
— Ты что, очумел? И не думай! Вести машину всю ночь?
— Я очень хочу тебя видеть. Держи себя в руках. Катя, главное — дожить до рассвета.
— Здесь ночи белые, доживу, — напомнила Ершова.
— Все, жди.
Катя смотрела на попискивающую трубку в своих руках, и ей не верилось, что только сейчас она говорила с Ильей, не верилось, что тот обещал приехать. Она взглянула на часы: было три часа дня. Предстояло где-то провести время. «Вернее, убить его, — подумала Катя. — Самым лучшим способом было бы впасть в спячку, проснуться, а уже шесть утра».
Ершова выбралась из телефонной кабинки, отошла к подоконнику и пересчитала деньги.
«Что уж тут экономить, — подумала она, — может, жить-то мне осталось всего ничего? Надо постараться забыть обо всем, раз уж сама ничего не могу сделать».
Уже спускаясь в метро, она обнаружила на облицованной кафелем стенке небольшой прямоугольник афишки, извещавшей о том, что неподалеку работает ночной музыкальный клуб. «Вот уж точно, никогда не знаешь, куда тебя занесет! — сказала себе Ершова. — Я не танцевала целую вечность. Ночной клуб.., дожила».
Это заведение Ершова отыскала с трудом. Ночной клуб размещался в здании бывшей столовой в середине квартала. За билет пришлось выложить треть имеющихся в наличии денег.
Лишь только Катя переступила порог, как сразу же ощутила на себе настороженные взгляды, и только по прошествии четверти часа сообразила, в чем дело. Впервые она так ясно ощутила свой возраст, молодежь смотрела на нее, как на старуху. В ходу здесь было пиво, а не крепкие напитки, хотя в баре были выставлены и они. Громыхала музыка, мигал свет. Катя сидела на высоком табурете возле барной стойки и цедила сквозь зубы свежее пиво из огромного пластикового стакана. «Тут меня вряд ли найдет даже ФСБ. Тут за два метра человека не узнаешь», — подумала Ершова, глядя на то, как зеленый свет сменяется красным, затем все тонет в темноте, а потом вспыхивает ярко-желтый прожектор.
Сделал еще один шаг вперед, наткнулся на комод.
— Что у вас там происходит!? Милиция! — кричал лейтенант.
Наконец, Катя уцепилась пальцами за головку замка и повернула ее. Потянув на себя дверь, Ершова на мгновение обернулась и увидела нацеленный на нее пистолет, увидела уже покрасневшие глаза Толика. Не выдержав жжения, он закрыл веки.
Катя рванула на себя дверь и испуганно присела.
Громыхнул выстрел. Все произошло так быстро, что Ершова даже не успела закрыть глаза. Еще секунду тому назад она видела возвышавшегося над ней полного сил молодого лейтенанта в новенькой милицейской форме. Милиционер даже не успел взяться за оружие, когда пуля вошла в его горло чуть ниже кадыка. Затем прозвучало еще два выстрела: второй разнес милиционеру голову, а третий — обшивку на соседской двери. Пуля с жалобным визгом отлетела от металлической двери и врезалась в стену.
Толик стрелял практически наугад, уже ничего не видя в деталях, различая лишь силуэты.
Лейтенанта он увидел только потому, что тот стоял в ярко освещенном дверном проеме. Катю же на фоне плохо освещенной стены он не увидел вообще. Толик стрелял до тех пор, пока затвор не остановился, пока все пули из обоймы не были расстреляны.
Он провел ладонью по воспаленным от кислоты глазам и шагнул вперед. Ершова, взвизгнув, рванулась на лестничную площадку и потянула за собой дверь. Толик успел ухватиться за ручку. Катя тянула на себя что было сил, но ручка неумолимо выскальзывала из ее пальцев. Расстояние между дверным полотном и косяком увеличивалось, и вот в него уже просунулась мужская рука, пальцы ловили воздух.
Наконец, показался и локтевой сустав. Толик, изловчившись, схватил Катю за плечо и попытался втянуть ее в квартиру. Ершова впилась зубами бандиту в запястье и сколько было сил сжала зубы. Она ощутила во рту солоноватый вкус чужой крови. Пальцы бандита разжались, и Ершова, прыгая через ступеньки, понеслась вниз.
Один пролет, второй… Ей казалось, она слышит за собой топот, казалось, различает тяжелое дыхание преследователя. Она чуть не вынесла входную дверь подъезда, выбежала на крыльцо.
— Помогите! — прокричала Катя в тишину безлюдного двора.
Ее слабый крик эхом отразился от противоположного дома и вернулся к ней, беспомощный и жалкий. От ужаса женщина прикрыла рот рукой, а когда отняла ладонь, увидела на пальцах кровь человека, пытавшегося ее убить.
Только сейчас Ершова сообразила, что сумочка все еще с ней.
Увязая в свежей, недавно вываленной из траншеи земле, она побежала к спасительно шумящей улице. Спрыгнув с последней песчаной кучи, оказавшись на асфальте, она побежала быстрее. Когда хлопнула дверь подъезда, Ершова даже не остановилась, даже не обернулась. К чему это, если знаешь, кого увидишь?
Глухой торец дома, нависшая над проходом пожарная лестница. Катя налетела на мужчину, быстро шедшего по тротуару.
Ершова пробормотала:
— Простите.
— Дура, куда спешишь, будто смерть за тобой гонится? — бросили ей в спину.
В другое время Катя остановилась бы и ответила на грубость, но теперь ей было не до этого. Она чуть не упала, когда ее нога соскользнула с высокого бордюра, и призывно махнула рукой. Белый «Фольксваген», мчавшийся прямо на нее, рванул влево и, набирая скорость, пронесся дальше — шофера испугал вид женщины с окровавленным ртом, пытавшейся остановить машину перепачканной кровью рукой.
Катя на мгновение обернулась и увидела бегущего мимо экскаватора бандита. Толик вырвал ножницы из предплечья и побежал, прижимая прокушенную руку к животу.
— Сучка, я до тебя доберусь! — бормотал бандит, силясь открыть глаза.
Но веки сами собой закрывались. Он споткнулся и покатился с высокой песчаной горы, на несколько секунд исчезнув из поля зрения Кати. Она же выбежала на середину дороги и буквально бросилась под колеса латаного-перелатаного такси. Водитель что было силы нажал на тормозную педаль, но машина послушалась его не сразу.
Лысые покрышки, дымя, заскользили по асфальту, двадцать четвертую «Волгу» занесло, и Катю даже слегка ударило багажником. Она не удержалась на ногах и упала на асфальт.
— Ты что, идиотка — кричал водитель, обегая машину.
Но стоило ему увидеть испуганный, затравленный взгляд женщины, как желание ругаться тут же отпало. Шок прошел быстро. Катя вскочила и оттолкнула от себя шофера, пытавшегося помочь ей подняться.
— Быстро, поехали! — она изо всех сил рвала на себя заблокированную левую дверку, при этом смотрела во двор.
Человека, гнавшегося за ней, она так и не увидела.
Ошеломленный происшедшим водитель сообразил лишь одно: лучше как можно скорее уехать с места происшествия, а не то приедет милиция, рассказывай потом ей, как все произошло, полдня пропадет. Женщина же предлагала ему уезжать отсюда поскорее, значит, нужно использовать момент. «Хоть я и ни в чем не виноват, но гаишники — люди не всегда понятливые», — подумал водитель, помогая Кате открыть дверцу.
Он не спрашивал, куда ехать, есть ли у пассажирки деньги. Машина мелко завибрировала и рванула с места. И вовремя: только что на перекрестке переключился сигнал светофора с красного на зеленый, и плотная стена машин двинулась по улице.
Уже выровняв автомобиль, таксист обернулся, чтобы убедиться, все ли в порядке с его пассажиркой. Ее лицо украшала небольшая ссадина, о которой женщина, скорее всего, даже и не подозревала.
— На лице у вас кровь.
— Не страшно, она не моя, — Катя вытерлась носовым платком.
— Вы чего так резво бросились?
— Надо было, — отрезала Катя.
— Гнался за вами кто-то?
— Нет. Хотя… — Ершова никак не могла сообразить, что ей отвечать. — С мужчиной поругалась.
— А, бывает… Значит, большая любовь, если мужчина начинает за женщиной с ножиком или топором бегать.
— Может быть, — задумчиво ответила Катя и чуть привстала, чтобы заглянуть в зеркальце заднего вида. Она чувствовала, что щеку саднит.
— Куда ехать?
— Где ближайший междугородный переговорный пункт, знаете?
— Знаю.
— Так вот, туда и жми.
Толик, стоя на дне траншеи, черпал ладонями воду из отстоявшейся лужи и плескал ее себе на лицо. Чистая вода быстро помутнела, тонкий слой глины поднялся со дна.
Наконец Толик смог раскрыть глаза и осмотреться.
Резь все еще чувствовалась, все вокруг приобрело зеленоватый оттенок.
— Сука! — пробормотал бандит, вспомнив, как бездарно он, сильный мужчина, вооруженный пистолетом, проиграл поединок со слабой женщиной. Вспомнил силуэт в распахнутой двери, и только сейчас до него дошло, что он убил милиционера.
Из траншеи на поверхность вела небольшая деревянная лесенка с облепленными грязью ступеньками. Тихо матерясь, пачкая руки, Толик выбрался из траншеи. И тут же оценил обстановку. Его «Джип» стоял довольно далеки от подъезда, под прикрытием экскаватора, его даже не было видно из окон Лилькиных соседей. Катя исчезла.
Толик бросился к «Джипу», даже не отряхнув руки, вскочил за руль и, пачкая его мокрой глиной, задним ходом выехал со двора.
«Уроды! Менты! Какого черта так быстро приперлись? — негодовал он, выезжая на улицу. — Она где-то близко», — думал Толик, но удерживал себя оттого, чтобы тут же броситься искать Ершову. Он прекрасно понимал: город большой, транспорта много. Женщина могла вскочить в любой автобус, троллейбус, остановить такси, частника, забежать в магазин, спуститься в подземный переход.
«Вот, так всегда случается, — думал он, — все просчитаешь, предусмотришь до малейших деталей, и вдруг кто-то вмешивается в твой план. И все летит к черту. Кто знает, какие у нее фотографии получились? Может, она вообще от страха забыла крышку с объектива снять, а я запаниковал?»
— Остановись, — сказал себе Толик, — не спеши.
Подумай, прикинь, что к чему, реши, что тебе лучше всего сейчас делать.
Он был уже достаточно далеко от Лилькиной квартиры, поэтому мог позволить себе такую вольность, как остановиться и подумать. «Джип» замер на стоянке. Мимо проезжали машины, шли прохожие. Толик сидел за рулем и тер слезящиеся, обожженные глаза.
"Если от убийства Малютина я почти отмазался, то милиционер, которого я пристрелил почти случайно, — это уже серьезно. Его гибель из разряда случайностей, не предусмотренных планом. — На душе сделалось совсем тоскливо. — Да, с женщинами мне еще не приходилось воевать, и в этом моя слабость. Она узнала меня. Как?
Каким образом? Неужели видела меня еще до убийства, прежде чем я закрыл лицо? А то, что узнала — факт. Не стала бы прятаться в ванную, тайком вызывать милицию.
Хотя женщин сам черт не поймет. Там, где мужчины действуют логикой, силой, они полагаются на интуицию, на хитрость, которая сродни глупости. Я не могу больше оставаться в городе, я должен уехать, — после недолгих колебаний решил Толик. — Но прежде всего я должен получить от Короедова то, что мне причитается. Годами я гнул на него и на Петрова спину, за них подставлял голову под пули, рисковал свободой. И я не собираюсь дарить им свои деньги, вложенные в их бизнес!"
Толик вышел из машины и направился к ближайшему телефону-автомату. Вместо Короедова ответил один из его телохранителей, тут же узнавший Толика по голосу. Бандит вслушивался в интонации, пытаясь понять, врет телохранитель или говорит правду.
— Мне надо поговорить с Короедовым, срочно.
— Сергея Сергеевича сейчас нет в городе.
— Когда он появится?
— Только завтра.
— С ним можно сейчас связаться?
— Да.
Но вместо того, чтобы назвать Толику номер сотового телефона, телохранитель предложил;
— Скажи, что ему передать, и я свяжусь с ним сам.
— Скажи, что завтра, лишь только он приедет, я хочу его видеть. Нам нужно встретиться, — бандит старался говорить как можно спокойнее, таким тоном, будто не он, а Короедов нуждался во встрече.
— Перезвони через пять минут.
Связь оборвалась.
Толик закурил. И если обычно на сигарету у него уходило ровно пять минут, то теперь за это время он выкурил две, да еще полминуты осталось. Он засек время не по минутной стрелке, а по секундной, и сэкономил несколько секунд, набирая номер.
— Это снова я. Ты связался с Короедовым?
— Да.
— И что?
— Он сказал, что завтра в одиннадцать можешь к нему подъехать, без звонка, без предупреждения. Он будет ждать.
— Спасибо, — выдавил из себя Толик, чувствуя, как пальцы его слабеют.
Он даже не с первого раза попал трубкой в вилку рычага, погнутую, ржавую, ничего, кроме омерзения, не вызывающую.
— Завтра в одиннадцать, — прошептал Толик, прикладывая ладонь к глазам. Веки набухли, их с трудом удавалось удерживать открытыми. — Что ж, если раньше не получается…
Рисковать лишний раз бандит не хотел. Он тут же позвонил жене:
— Я кое-что должен сделать на даче, так что, извини, дорогая, ночевать сегодня не приеду.
Женщина привыкла не задавать вопросов. Если муж сказал, что надо, значит, так тому и быть:
— Хорошо.
— До встречи, — буркнул Толик, ощутив, что его голос дрогнул.
Он так старательно строил свою двойную жизнь, изо всех сил старался, чтобы первая жизнь и вторая не пересекались, и вот катастрофа произошла, все придется начинать сначала. Толик понимал, что домой он уже никогда не вернется, а короткий телефонный разговор с женой — последний. Теперь в Питере его удерживала лишь встреча с Короедовым — получить деньги и рвануть к чертовой матери не только из города, но и из России. Комплект документов лежал на даче: российский паспорт на подставную фамилию и паспорт украинского гражданина. «Поеду в Киев или во Львов, а оттуда рвану дальше. Черта едва они успеют меня найти!»
* * *
Не успел еще развеяться дым от выстрелов в Лилькиной квартире, как во двор въехал «Джип». Младший Багиров сидел за рулем, двое его братьев расположились на заднем сиденье. Багиров-младший взял в руки записную книжку Ершовой и аккуратно вычеркнул из нее Лилькин адрес.— Ты чего раньше времени вычеркиваешь?
— Чувство у меня такое, что ее тут нет.
Чеченцы вошли в подъезд. Любопытная соседка с нижнего этажа, пять минут тому назад вызвавшая милицию, прильнула к дверному глазку, уверенная, что приехали оперативники. «Что они, в органы теперь одних кавказцев берут?» — подумала женщина, глядя на смуглые лица мужчин.
— Еще один этаж…
— Еще…
Чеченцы смолкли, глядя на распростертого на пороге квартиры мертвого милиционера.
— Ты что-нибудь понимаешь?
— Его что, наша баба, Ершова, замочила?
— Идиоты, уходим, — прошипел Багиров-младший, бросаясь вниз по лестнице.
Но было уже поздно. Во дворе взвыла милицейская сирена. Братья Багировы побежали назад, в подъезд. На троих мужчин приходился один пистолет, они-то собирались воевать с безоружной женщиной, а не с шестью милиционерами. Старший из братьев с пистолетом наизготовку стал у двери.
— Выбрось его в подвал, спрячь, — крикнул младший из братьев.
Но он опоздал со своим советом и на этот раз. Милиция ворвалась в дверь.
— Мы только к другу зашли, испугались.., там убитый, — попытался выкрутиться младший из братьев, но, посмотрев на пистолет в руках брата, замолчал.
— Брось оружие, всем на пол. Обыщите их. А вы трое — наверх.
При Багировых обнаружили документы Ершовой, запасную обойму, пачку фальшивых долларов и записанные на спичечном коробке телефоны приемной Малютина.
— Наверху убитый участковый, — доложил офицеру сержант. — В квартире никого.
— Смотрите, чтобы тут не наследили, а я свяжусь с Барышевым. Наверное, он был прав, это не азербы Малютина убили, а чеченцы.
* * *
— Сколько с меня? — истерично выкрикнула Катя Ершова, когда такси остановилось возле приземистого здания с неброской надписью «Международный переговорный пункт».— Мне лишнего не надо, по счетчику платите.
— Я, честно говоря, сейчас в таком состоянии, что не могу прочесть цифр, но этого, наверное, хватит, — Катя вытащила крупную банкноту и протянула таксисту.
— Эй, погодите! — водитель решил, что лучше рассчитаться с пассажиркой точно по счетчику, чтобы потом не было никаких претензий. Он положил ей в ладонь бумажки и несколько монет.
Катя торопливо бросила их в сумку, даже не удосужившись достать кошелек.
— Все хорошо? — спросил таксист.
Наконец, до Ершовой дошло, каких слов от нее ждут.
— Извините за то, что произошло на улице. Я совсем отчаялась остановить машину. Я не хотела причинять вам неудобства.
— Следующий раз будьте осмотрительнее.
Катя рванула на себя крючок ручки, тот отломался. Она недоуменно повертела в руках металлическую детальку:
— Ну вот, я и машину вам сломала.
— Это когда-нибудь должно было произойти, — хмыкнул шофер, забирая у нее отломанную ручку. — Нервная вы какая-то. — Таксист вышел и открыл дверцу снаружи.
— Спасибо, — бросила ему Катя и заспешила к переговорному пункту.
Она спинным мозгом ощущала, что оторвалась от погони. Надолго ли — этого знать ей было не дано, но время следовало использовать, Она вошла в кабинку. Денег у нее оставалось не так уж много, в лучшем случае прожить дня четыре, и то если не снимать гостиницу, а есть в дешевых кафе. Обращаться к кому-нибудь в Питере за тем, чтобы одолжить денег, было страшно.
Катина рука после того, как она набрала код Москвы, замерла. Звонить Варламу ей не хотелось. Если бы не несчастья последних дней, черта бы с два она это сделала, они еще не помирились. Но человека, лучше и ближе знавшего ее, чем Варлам, в мире не существовало.
Скрежетнув зубами. Катя все-таки набрала его номер.
Прозвучал вкрадчивый женский голос — Агентство Варлама Кириллова.
И тут же Ершовой представилась длинноногая дура на другом конце провода, которыми так любил окружать себя Варлам. Все они были для Кати на одно лицо — блондинки, брюнетки, шатенки. И пусть их глаза разнились цветом, но выражение глаз оставалось одним и тем же. «Дуры набитые!»
— Мне Кириллова надо.
— А кто его спрашивает? — поинтересовалась секретарша.
— Его спрашивает Ершова.
— Он занят.
— Я могу повторить: его спрашивает Ершова, — Катя произнесла это таким тоном, что спорить было бесполезно, оставалось или позвать Кириллова, или повесить трубку.
Девушка трубку повесить все-таки не решилась, хотя, кто такая Ершова, она забыла.
— Варлам, — проворковала она, — тебя тут спрашивает…
— Кто? — донесся до Кати далекий голос Варлама.
Кате захотелось закричать в трубку так, чтобы Варлам сам услышал ее: «Да оттолкни ты эту дуру от телефона и поговорим, мне срочно надо тебе сказать…»
Наконец в наушнике послышалось покашливание, Варлам обычно так начинал разговор, прочищая горло.
— Это я.
Варлам тут же оживился:
— Ба, Катя, здорово! Ты откуда? Что с тобой?
— Неважно откуда, у меня проблемы возникли.
Варлам засмеялся:
— Такого, Катя, я еще не припомню.
— А что?
— Тебя все ищут. И не только друзья. Милиция, тобой интересовалась, из ФСБ приходили, чеченцы о тебе справлялись. Популярной становишься.
— Варлам, ты серьезно?
Кириллов по голосу Кати почувствовал, что ей сейчас не до шуток, и волнение ее не поддельно.
— Точно, тобой милиция интересовалась и ФСБ, я-то думал, премию вручить хотят. Милиция почему-то питерская. Ты из Питера звонишь?
— Нет, — вырвалось у Кати. Ей захотелось тут же повесить трубку, но она боялась остаться совсем одна.
— Ты когда приедешь? Работы непочатый край.
— Помоги мне, Варлам.
— Если деньгами, то могу, а на остальное у меня нет времени.
— Ты приехать сейчас ко мне можешь?
— Ты даже не сказала, где находишься.
— В Питере я! В Питере! Приезжай скорее! Бросай все к черту, езжай в аэропорт, на вокзал, садись в машину… Ты что, телевизор не смотришь, я во все питерское дерьмо, какое только можно, вляпалась.
— Не смотрю… Катя, так не получится, — спокойно ответил ей Варлам, — бизнес есть бизнес, и у меня дел выше крыши. Ты сама останешься без заказов, если я все брошу.
— Дурак! — сказала Катя и повесила трубку. Ей сделалось обидно до слез, хотя она понимала, Варлам прав, нельзя ради чувств, какими бы распрекрасными они ни были, бросать работу, дело, в котором занято около полусотни человек. Ведь всем им Варлам пообещал заработок, известность и не может теперь распоряжаться собой по собственному усмотрению.
"Но он дурак, дурак набитый, — повторила Катя, убеждая себя в этом. — Мне тут голову чуть не прострелили, а он… Но он об этом не знает. Может, и слава богу?
Значит, все верно, — подумала Катя, — и человек с серыми бесцветными глазами, убивший Малютина, не бандит, а сотрудник ФСБ. Это руками ФСБ убран представитель президента. Поэтому, Катя, — сказала себе Ершова, — тебе крышка. Нет, не тебе, а мне, — грустно улыбнулась она, — нечего говорить о себе в третьем лице, потому как голова у тебя одна и жизнь — тоже".
Ей показалось, что все кончено, жить ей осталось пару дней. "И то, если удачно спрячусь. Умру молодой и красивой, — подумала она. И ей стало до слез жаль себя. — И что я, собственно, успела сделать в своей жизни? Несколько каталогов для Варлама? Но кто будет помнить о них?
Пройдет год или два, все они очутятся в пунктах приема макулатуры. Я прожила жизнь пусто и неинтересно. Мне казалось, что я всегда находилась в гуще событий или, как говорится, на острие иглы. А на самом деле, мне даже вспомнить нечего. Никто меня даже и не любил по-настоящему, как и я никого не любила".
Кате захотелось, чтобы кто-нибудь обнял ее, пожалел, захотелось почувствовать рядом с собой сильного мужчину, способного уберечь ее, дать совет. Пальцы скользили по кнопкам набора телефонного аппарата, но лишь скользили, не нажимали ни одну из них.
«Всего десять цифр, — подумала Ершова, — дающие практически бесконечное число комбинаций, и за каждой из них стоит человек. Набери — и зазвонит телефон в любой точке земного шара. Но кому сейчас есть дело до меня? Разве только тем, кто хочет меня убить?»
Женщина опустилась на невысокий кожаный табурет, стоявший в кабинке. Короткий шнур телефонной трубки потянул микрофон вверх.
«И записная книжка мне не поможет, — подумала Катерина. — Телефоны тех, кто дорог, знают на память, их не ищут в справочниках».
Слезы туманили глаза, цифры расплывались. Она уже практически не видела собственных пальцев, готова была зареветь и довериться первому, кто попытается ее успокоить. Рука скользнула по клавишам. Сперва она ощупью набрала код Москвы, даже не будучи до конца уверенной в том, что сделала это правильно, а затем пальцы сами собой набрали телефон Ильи.
— Да? — послышалось в трубке.
Ей показалось, что Илья совсем недавно с кем-то говорил и думает, будто ему забыли что-то сказать, поэтому и перезвонили.
— Это я, — выдохнула она в трубку и, не удержавшись, пару раз всхлипнула.
— Катя, ты? — забеспокоился Илья. — Ты откуда звонишь? Что случилось? Почему так долго не вспоминала обо мне?
— Долго? — сквозь слезы проговорила Катя. — По-моему, прошло всего лишь несколько дней.
— Ты где сейчас, в Москве?
— Нет, в Питере.
— По-моему, ты плачешь.
— Я сама не знала, что способна на это.
— Ты хочешь, чтобы я приехал к тебе?
Эти слова, как бальзам, пролились надушу Ершовой.
Она сама хотела попросить Илью приехать к ней, готова была сидеть в телефонной будке и ждать, когда тот появится. И неважно, уйдет на это день или два. А тут он сам предложил приехать к ней.
— Ты слышишь? Я хочу приехать к тебе.
— Илья, ты прелесть, — проговорила Катя. — Я даже не знаю, что тебе и ответить. Наверное все-таки тебе лучше не приезжать.
— Что случилось? Почему ты плачешь? Тебя обидели?
— Я сама себя обидела, — вздохнула Ершова, понимая, что не сможет по телефону, плача, рассказать все, что с ней случилось. — Если тебе станут что-то говорить обо мне, расспрашивать, то ты ничему не верь, хорошо?
— Даже если о тебе скажут хорошо?
— Не скажут. Ты можешь приехать?
— Я втолковываю тебе, что хочу тебя увидеть. Я боюсь, что связь сейчас оборвется.
— Я в Питере, — вздохнула Катя, — и мне очень, очень плохо. Ты даже представить себе не можешь, как плохо!
— Все можно исправить.
— Нет, даже ты этого не сможешь.
— Посмотрим, — выкрикнул в трубку Илья.
Катя ощутила, что, разговаривая с ней, Илья еще чем-то занят.
— Ты не один?
— Можно сказать и так. Я с компьютером.
— Прилетай, приезжай, как можно скорее.
Илья хмыкнул:
— Последний самолет уже улетел, а поезд отходит слишком поздно.
— Ты откуда это знаешь?
— Вызвал на монитор расписание. Я говорю сейчас с тобой, а сам ищу способ, как быстрее до тебя добраться.
— Мне плохо, Илья.
— Я приеду, жди меня. Где тебя можно найти? Ты как-то говорила, что у тебя есть подруга? Ты у нее живешь?
— Была подруга.
— Объясни, что произошло?
— Я не могу этого сделать. Приедешь, все тебе расскажу. Хотя и понимаю, лучше тебе не приезжать, это ничего не изменит. Оставайся, забудь все, что я сказала.
— Катя, если ты не перестанешь меня отговаривать, то я…
— Хорошо, встретимся возле Казанского.
Когда тебя ждать?
— Я поеду на машине. Думаю, к шести утра доберусь.
— Ты что, очумел? И не думай! Вести машину всю ночь?
— Я очень хочу тебя видеть. Держи себя в руках. Катя, главное — дожить до рассвета.
— Здесь ночи белые, доживу, — напомнила Ершова.
— Все, жди.
Катя смотрела на попискивающую трубку в своих руках, и ей не верилось, что только сейчас она говорила с Ильей, не верилось, что тот обещал приехать. Она взглянула на часы: было три часа дня. Предстояло где-то провести время. «Вернее, убить его, — подумала Катя. — Самым лучшим способом было бы впасть в спячку, проснуться, а уже шесть утра».
Ершова выбралась из телефонной кабинки, отошла к подоконнику и пересчитала деньги.
«Что уж тут экономить, — подумала она, — может, жить-то мне осталось всего ничего? Надо постараться забыть обо всем, раз уж сама ничего не могу сделать».
Уже спускаясь в метро, она обнаружила на облицованной кафелем стенке небольшой прямоугольник афишки, извещавшей о том, что неподалеку работает ночной музыкальный клуб. «Вот уж точно, никогда не знаешь, куда тебя занесет! — сказала себе Ершова. — Я не танцевала целую вечность. Ночной клуб.., дожила».
Это заведение Ершова отыскала с трудом. Ночной клуб размещался в здании бывшей столовой в середине квартала. За билет пришлось выложить треть имеющихся в наличии денег.
Лишь только Катя переступила порог, как сразу же ощутила на себе настороженные взгляды, и только по прошествии четверти часа сообразила, в чем дело. Впервые она так ясно ощутила свой возраст, молодежь смотрела на нее, как на старуху. В ходу здесь было пиво, а не крепкие напитки, хотя в баре были выставлены и они. Громыхала музыка, мигал свет. Катя сидела на высоком табурете возле барной стойки и цедила сквозь зубы свежее пиво из огромного пластикового стакана. «Тут меня вряд ли найдет даже ФСБ. Тут за два метра человека не узнаешь», — подумала Ершова, глядя на то, как зеленый свет сменяется красным, затем все тонет в темноте, а потом вспыхивает ярко-желтый прожектор.