Страница:
— Присмотрели такого?
— Нашел. Самое странное — случайно. Смотрел сегодня телевизор, в новостях передали, что одна из московских фотографов, Екатерина Ершова, признана человеком года в Восточной Европе. Пару ее работ показали, мне понравилось. Думал, трудно ее отыскать будет Хотел уже в Останкино звонить. Но помощник у меня толковый. Только фамилию спросил и мигом через Интернет отыскал агентство, в котором она работает у модельера Варлама Кириллова. Поверишь ли, через пять минут мы с ним уже через сеть связались, и он пообещал, что подпишет со мной контракт в ближайшее время, вот только Ершова освободится от дел.
Малютин показал Барышеву компьютерную распечатку.
— Успехов. Кажется, ты правильно решил. В другой раз основательно поговорим с тобой, я со своей стороны могу тебе помощь предложить.
Мужчины обменялись коротким рукопожатием, и Малютин остался один. Туман за окном стал еще более плотным, и ему казалось, что противоположный берег не только не виден, но и исчез вовсе, даже если разойдется туман, его не увидишь.
— Я убью тебя, лодочник, — пробормотал, глядя в густой туман, Малютин. — Непременно найду и убью.
Зазвонил телефон. Сперва хозяин кабине га даже бровью не повел, лишь на второй звонок он повернул голову.
Аппаратов на приставном столике хватало. Звонил крайний — тот, номер которого был известен очень немногим — семье и нескольким близким людям.
«Жена что ли? Спросит, когда вернусь, а что я ей скажу?»
Он снял трубку, медленно поднес ее к уху и устало произнес.
— Слушаю.
— И правильно делаешь, сказать-то тебе нечего, — донесся до нею незнакомый мужской голос.
— Кто это? — спросил Малютин.
— Не надо задавать вопросы, я не для этого звоню.
Лучше послушай Малютину хотелось положить трубку, но он подавил в себе это желание.
— Тебе уже доложили, что слишком любопытного капитана нашли с простреленной башкой?
— Кто это говорит?
— Значит, доложили, — голос из вкрадчивого превратился в уверенный. — Если ты не перестанешь совать свой нос вдела порта и лезть туда, куда тебя не просят, пеняй на себя, больше уговаривать не станем, просто отправим на тот свет, понял?
— Это все?
Говоривший в телефонной трубке продолжал:
— Людей, которые умеют хорошо стрелять, у нас хватает.
Так что подумай и скажи своим, чтобы не слишком усердствовали. Пусть продолжают проверять, но не надо копать слишком глубоко. Думаешь, менты взяток не берут? Если тебе интересно, я могу сказать, сколько стоит твой полковник Барышев, сколько стоил покойный капитан Федосеев.
— И сколько же?
— Девять граммов, — сухо рассмеялся говоривший. — Хотя нет, извини, Федосеев обошелся в восемнадцать граммов. Так ты понял? — невидимый абонент грязно выругался, и связь оборвалась.
Малютин еще минуту стоял, сжимая в руке трубку, из которой неслись длинные гудки. Он сжимал ее так крепко, что побелели пальцы. Затем, с трудом разжав ладонь, он положил трубку на рычаги аппарата и сразу, с этого же аппарата, позвонил домой. Но там никого не оказалось.
«Где же они? — зло подумал он о жене и детях. — Какого черта не сидят дома? Куда их в такую погоду понесло? А может, просто телефон отключили? Но ведь знают же, я могу позвонить. А может, им тоже позвонили, их тоже пугают? Ничего, время работает на меня. Если они начали пугать, значит, сами всерьез испугались».
— Я вас просил, уродов, мента убирать!?
— Но…
— Я вас просил? Я вам заказывал этого сыскаря?
Какого черта? Какого хрена? Вы совсем спятили? Не хватало еще, чтобы люди из управления наехали на нас и начали копаться в наших делах! Почему в порту? Вы что, в конце концов, не могли вывезти его за город, влить бутылку водки в горло и сбросить с моста? Или разбить его машину? Что, не могли, приспичило мента прикончить?
— Не получилось. Он выхватил пистолет, но мы оказались проворнее.
— Пистолет выхватил? Какого черта довели дурного мента до того, что он за оружие хвататься начал? Денег не могли дать? Он же раньше брал?
— Нет, этот не брал. Потому и пришлось дурака прикончить.
«Уроды! Настоящие уроды! С кем я работаю?!» — в сердцах подумал о своих подручных Петров.
— Проморгали мы его, Федор Павлович, проморгали! — сказал широкоплечий мужчина с родинкой под левым глазом. — Он видел, как водку выгружали из финского контейнеровоза.
— Ну и что из того, что видел? Откуда он узнал, что водка «левая»?
— До этого с грузчиками базарил.
— А грузчики что?
— Он их напоил, они ему и сказали о том, что на корабле партия водки, которая благополучно миновала и пограничников, и таможенников. А по бумагам там не водка, а минеральная вода.
— Ух, уроды! — выдохнул Петров. — Вас бы всех перестрелять! Проблемы, неприятности, причем на ровном месте. Что, по-человечески не могли обтяпать? Не могли?
Не могли? У, сволочи! — Петров подбежал к мужчине, который стоял к нему ближе, и замахнулся на него растопыренной пятерней.
Мужчина втянул голову в плечи и отскочил.
— Что ты шарахаешься от меня, стой на месте! Вы же так все дело завалите. Это не простой мент был, не участковый какой-то, он человек Малютина. Зачем Малютина злить, он итак на нас зубы точит! Ладно.., в общем, на этой неделе никакой водки, никакого «левого» товара в порту чтобы не было. Пусть смотрят, пусть все перещупают. Нашего там оставаться не должно. Все, что можно, необходимо вывезти.
— А товар Короедова? — переспросил мужчина с родинкой. Второй стоял молча, разглядывая носки грязных ботинок.
— Вывозите, но пусть сам разбирается, куда его складировать. Не найдет — в заливе контейнеры утопить. Но чтобы никто из наших в порту зря не крутился. Попадетесь ментам — вызволять не стану.
Наконец злость немного улеглась. Петров отдышался.
— Как мое поручение? — спросил он, глядя в лица то одному, то другому.
— Занимаемся, Федор Павлович.
— Откладывать это дело нельзя. Но все должно быть сделано аккуратно, чики-чики. С головы Малютина даже волос не должен упасть, ни одна пуговица на его одежде не должна поцарапаться. Только напугать. Но напугать так. чтобы он в штаны наложил.
— Постараемся. Специалисты у нас хорошие, свое дело знают.
— Не надо мне рассказывать про специалистов, не о цене договариваемся. Сделают, тогда и разберемся, хорошие они специалисты или не г. А ты. Боцман, потом Толику их поручи. Чтобы он твоих специалистов убрал, — вцепившись в воротник куртки бандита пробурчал Петров. — Ты меня понял?
— Чего ж не понять, дело яснее ясного.
— Ну, смотри у меня!
Хоронили его за городом, на небольшом сельском кладбище, рядом с дедом и отцом. Так захотела жена.
Малютин, хоть и был занят по горло, понял, что не поехать не сможет, совесть не позволит. Как-никак, человек действовал по его поручению, и он в какой-то мере ответственен за его гибель. Но на этот раз Малютин твердо решил, что выступать не станет, хотя все ждали, когда он подойдет к гробу и скажет прощальные слова.
Дольше всех говорил полковник Барышев, и Малютин слушал его речь так, словно бы говорил сам. «Да, чувствуется, что человек говорит на похоронах уже не в первый раз. Как лектор, который ездит с одной и той же лекцией по разным аудиториям и уже выучил ее наизусть».
Тем не менее, он был благодарен Барышеву, во-первых, за то, что тот избавил его от необходимости выступать, а во-вторых, за то, что сумел посмотреть на себя как бы со стороны. «Больше на похоронах выступать не стану, — решил Малютин, — лучше сделаю все, чтобы найти этих сволочей-убийц».
Он на пару секунд подошел к разверстой могиле и бросил туда горсть земли — сухого желтого песка, который почти беззвучно исчез в глубине ямы.
И вновь Малютин решил отложить разговор с женой на завтра. Так уже случалось не первый раз: он возвращался домой усталый, злой, понимая, что не сможет спокойно поговорить, сорвется и начнет кричать. А семья, в общем-то, ни в чем не виновата, он сам согласился занять эту должность, прекрасно представляя, что его ждет в будущем.
Заснуть он не мог очень долго, а проснулся с тяжелой головой, словно с похмелья. Сидел на кухне, рассеянно слушая радио. Новости казались ему пустыми, он лишь отметил, что никто не вспомнил о гибели капитана Федосеева. Значит, журналисты сдержали свое слово, значит, его еще уважают, значит, в слово, данное им самим, верят.
Малютин оделся и посмотрел на часы. «Еще успею выпить кофе, может, голова перестанет болеть».
Поглядывая в окно, он выпил чашку кофе, за ней другую. Но машина в положенное время у подъезда так и не появилась. «Черт его знает. Что случилось? Может, из гаража не выехал?»
Опаздывать Малютину не хотелось. На самое начало дня он назначил две встречи, а к двум часам самому предстояло нанести визит к губернатору. Губернатор требовал отчета, почему люди Малютина почти парализовали работу порта. Жалобы на него поступали со всех сторон, Петров и Короедов постарались. Звонили и жаловались на него пограничники, таможенники, автомобилисты, железнодорожники, владельцы оптовых рынков. Выходило, что Малютин делом не занимается, а только мешает работе огромного предприятия и лишает казну поступлений. Предстояло сегодня убедить губернатора в том, что расследование продлится совсем недолго, может, недели две-три, и вскоре порт заработает на полную мощность.
Малютин позвонил в гараж и, к своему удивлению, узнал, что машина выехала, как всегда, вовремя и по всем расчетам должна уже стоять у подъезда.
— Я могу связаться с водителем, — предложил диспетчер.
— Я и сам могу ему позвонить, — рассеянно ответил Малютин.
«Подожду еще минут пять и позвоню Алексею», — так звали водителя.
Машину поставил на обычное место, и поскольку оставалось еще минут десять свободного времени, поболтал с другими водителями, обменялся новостями.
В бывшем обкомовском гараже за последние годы многое изменилось, на место «Волг» пришли «Вольво», «Мерседесы». Но Малютин, когда его назначили на должность, лишь один раз проехался в «Мерседесе», а потом настоял на том, что будет ездить на «Волге», чтобы не вызывать лишних кривотолков. Поэтому Алексей чувствовал себя немного ущемленным.
Это раньше «Волга» была престижной машиной, теперь же в потоке других автомобилей она выглядела, как раньше «Запорожцы» — ни тебе вида, ни важности. О том, что на машине ездит большой начальник, свидетельствовали лишь номера, начинавшиеся с двух нулей, и антенна радиотелефона, укрепленная на крыше.
Алексей выехал из государственного гаража в хорошем расположении духа. «Наконец-то кончился дождь», — думал он, глядя на просветлевшее небо.
Проехаться от гаража до дома Малютина он бы мог даже с закрытыми глазами: знал каждую выбоину в асфальте, каждый люк. Он проезжал здесь каждый день в одно и то же время. Малютин отличался пунктуальностью.
Гаишники все машины из бывшего обкомовского гаража знали, как говорится, в лицо и останавливали чрезвычайно редко, лишь за тем, чтобы предупредить о перекрытии улиц или ремонтных работах.
Миновав светофор, Алексей прибавил скорость. Дорога здесь была широкой и шла под уклон, спускаясь под путепровод. На этом участке все машины разгонялись, чтобы затем, не сбавляя скорость, выскочить на горку. Это место любили и гаишники, зная, что водители постоянно превышают здесь скорость и штрафовать в этом месте — милое и доходное дело. Однако устраивали засаду здесь лишь по вечерам.
Гаишник возник абсолютно неожиданно, рядом с красными «Жигулями», словно именно эту черную «Волгу» он поджидал. И если бы не реакция водителя «Волги», то она проскочила бы мимо машины гаишника.
Алексей нажал на педаль тормоза. Лицо лейтенанта было злым.
— Нарушаете! — воскликнул он.
Алексей хотел сказать, что он спешит, но тот вдруг улыбнулся:
— Это что, машина Малютина? — козырнув, спросил лейтенант.
— Его, а то чья же?
— Можно вас на минутку?
— Что такое, лейтенант?
— Простая формальность. Давайте пройдем в нашу машину.
Алексей выбрался из кабины, захлопнул дверцу и неторопливо, даже не захватив документы, направился к красным «Жигулям», в салоне которых сидел еще один лейтенант. На крыше красных «Жигулей» лежал радар.
— Я даже не сразу понял, что это за машина, замотался, — усмехнулся лейтенант, беря в руки радар и показывая экранчик дисплея Алексею. — Превысили все-таки!
— Бывает… Я, честно говоря, на спидометр не посмотрел.
— Если бы я видел номера, не стал бы скорость мерить. Присядьте, пожалуйста, — лейтенант стал вежливым и любезным, хоть прикладывай к ране. — Тут к нам сигнал поступил, что украли черную «Волгу», на которой один генерал из штаба округа ездит. Привык, чудак, к «Волге». Вышел недавно на пенсию и теперь на черной «Волге» сам за рулем ездит.
— Вот тут, — сказал второй лейтенант, сидевший в машине, — распишитесь и проставьте номер своей машины. Я понимаю, что если автомобиль два дня тому назад украли, то давно на запчасти разобрали, а не по городу на нем ездят. Но порядок есть порядок, для отчета нам нужно, чтобы видели — мы ни одной черной «Волги» мимо не пропустили.
Предложение лейтенанта выглядело абсолютно идиотским, с точки зрения профессионала. Но Алексей, во-первых, спешил, а во-вторых, прекрасно знал, что в ГАИ существует столько идиотизма, всяческих бумаг, что легче всего сделать то, что от него требуют, к тому же, он действительно превысил скорость. Значит, услуга за услугу: они забывают о превышении, а он подписывает ничего не значащую для него бумагу.
Ручки у него с собой не оказалось, лейтенант предложил свою. Та не писала.
— Василий, извини, дай твою ручку.
Лейтенант копался, хлопал себя по карманам. Наконец отыскал ручку, торчащую из прорези в приборной панели машины.
Наконец Алексей написал номер, расписался, проставил время. Занятый бумагами, он не заметил, как мужчина в спецовке с металлическим ящичком в руках, в каких обычно носят инструменты, присел на корточки позади его машины. Он действовал ловко и быстро. Прикрывая собой ящичек, он распахнул его, и сноровисто что-то прилепил к днищу «Волги». Уже въехав на горку, Алексей в зеркало заднего вида увидел, как двое гаишников садятся в красные «Жигули», а мужчина в спецовке и с ящичком в руках пересекает дорогу. Ему показалось, что мужчина направляется именно к «Жигулям», что именно его ждут гаишники.
Но «Волга» Малютина уже спускалась с горы, и конец этой сцены Алексей наблюдать не мог.
Но он не ошибся. Мужчина и впрямь подошел к красным «Жигулям», сел на заднее сиденье. Машина развернулась и исчезла в одном из дворов.
Алексея встреча с гаишниками задержала ровно на пять минут, тех самых, которые определил для ожидания Малютин. Он уже готов был набрать номер, когда увидел под окном только что подъехавшую черную «Волгу».
— Вот и порядок.
Из спальни появилась жена, подала мужу портфель.
Малютин вышел на площадку, сел в лифт, а жена, как было заведено, прильнула к окну, чтобы успеть помахать рукой мужу, когда тот будет садиться в машину. И тут произошел взрыв. Жена Малютина даже не услышала его, она лишь увидела все, как в немом кино, затем ощутила, как вздрогнул дом. И возможно, если бы не тройные стеклопакеты в окнах с противоударной пленкой, ей бы изрезало лицо осколкам и Во всяком случае, в подъезде все стекла вылетели напрочь.
Взрыв и остановка лифта совпали. Когда створки лифта разошлись, Малютин увидел сорванную с петель дверь и яркий огонь, в котором лишь угадывался искореженный силуэт машины. Охранник, дежуривший у подъезда, лежал лицом вниз на ступеньках. Малютин на мгновение замер от неожиданности.
— Назад! — закричал второй охранник, выбежавший из-под лестницы, и толкнул Малютина вверх. В руках он сжимал пистолет. — Туда, Лев Петрович, быстрее! Наверх!
Прижмитесь к стене!
Во дворе уже слышались крики. А через четверть часа двор был заполнен милицией, пожарниками, стояла машина «Скорой помощи». Жена трясущимися руками пыталась налить себе корвалол, с ней случилась истерика. Сам Малютин сидел на кухне мрачнее тучи.
Глава 2
— Нашел. Самое странное — случайно. Смотрел сегодня телевизор, в новостях передали, что одна из московских фотографов, Екатерина Ершова, признана человеком года в Восточной Европе. Пару ее работ показали, мне понравилось. Думал, трудно ее отыскать будет Хотел уже в Останкино звонить. Но помощник у меня толковый. Только фамилию спросил и мигом через Интернет отыскал агентство, в котором она работает у модельера Варлама Кириллова. Поверишь ли, через пять минут мы с ним уже через сеть связались, и он пообещал, что подпишет со мной контракт в ближайшее время, вот только Ершова освободится от дел.
Малютин показал Барышеву компьютерную распечатку.
— Успехов. Кажется, ты правильно решил. В другой раз основательно поговорим с тобой, я со своей стороны могу тебе помощь предложить.
Мужчины обменялись коротким рукопожатием, и Малютин остался один. Туман за окном стал еще более плотным, и ему казалось, что противоположный берег не только не виден, но и исчез вовсе, даже если разойдется туман, его не увидишь.
— Я убью тебя, лодочник, — пробормотал, глядя в густой туман, Малютин. — Непременно найду и убью.
Зазвонил телефон. Сперва хозяин кабине га даже бровью не повел, лишь на второй звонок он повернул голову.
Аппаратов на приставном столике хватало. Звонил крайний — тот, номер которого был известен очень немногим — семье и нескольким близким людям.
«Жена что ли? Спросит, когда вернусь, а что я ей скажу?»
Он снял трубку, медленно поднес ее к уху и устало произнес.
— Слушаю.
— И правильно делаешь, сказать-то тебе нечего, — донесся до нею незнакомый мужской голос.
— Кто это? — спросил Малютин.
— Не надо задавать вопросы, я не для этого звоню.
Лучше послушай Малютину хотелось положить трубку, но он подавил в себе это желание.
— Тебе уже доложили, что слишком любопытного капитана нашли с простреленной башкой?
— Кто это говорит?
— Значит, доложили, — голос из вкрадчивого превратился в уверенный. — Если ты не перестанешь совать свой нос вдела порта и лезть туда, куда тебя не просят, пеняй на себя, больше уговаривать не станем, просто отправим на тот свет, понял?
— Это все?
Говоривший в телефонной трубке продолжал:
— Людей, которые умеют хорошо стрелять, у нас хватает.
Так что подумай и скажи своим, чтобы не слишком усердствовали. Пусть продолжают проверять, но не надо копать слишком глубоко. Думаешь, менты взяток не берут? Если тебе интересно, я могу сказать, сколько стоит твой полковник Барышев, сколько стоил покойный капитан Федосеев.
— И сколько же?
— Девять граммов, — сухо рассмеялся говоривший. — Хотя нет, извини, Федосеев обошелся в восемнадцать граммов. Так ты понял? — невидимый абонент грязно выругался, и связь оборвалась.
Малютин еще минуту стоял, сжимая в руке трубку, из которой неслись длинные гудки. Он сжимал ее так крепко, что побелели пальцы. Затем, с трудом разжав ладонь, он положил трубку на рычаги аппарата и сразу, с этого же аппарата, позвонил домой. Но там никого не оказалось.
«Где же они? — зло подумал он о жене и детях. — Какого черта не сидят дома? Куда их в такую погоду понесло? А может, просто телефон отключили? Но ведь знают же, я могу позвонить. А может, им тоже позвонили, их тоже пугают? Ничего, время работает на меня. Если они начали пугать, значит, сами всерьез испугались».
* * *
Федор Павлович Петров был в ярости, когда узнал, что его люди застрелили капитана Федосеева. Он кипел, как паровозный котел, слюна брызгала изо рта, к нему было страшно приблизиться. Он размахивал кулаками, матерился. Его голос, хрипловатый и низкий, срывался на пронзительный визг. Двое мужчин стояли перед ним навытяжку.— Я вас просил, уродов, мента убирать!?
— Но…
— Я вас просил? Я вам заказывал этого сыскаря?
Какого черта? Какого хрена? Вы совсем спятили? Не хватало еще, чтобы люди из управления наехали на нас и начали копаться в наших делах! Почему в порту? Вы что, в конце концов, не могли вывезти его за город, влить бутылку водки в горло и сбросить с моста? Или разбить его машину? Что, не могли, приспичило мента прикончить?
— Не получилось. Он выхватил пистолет, но мы оказались проворнее.
— Пистолет выхватил? Какого черта довели дурного мента до того, что он за оружие хвататься начал? Денег не могли дать? Он же раньше брал?
— Нет, этот не брал. Потому и пришлось дурака прикончить.
«Уроды! Настоящие уроды! С кем я работаю?!» — в сердцах подумал о своих подручных Петров.
— Проморгали мы его, Федор Павлович, проморгали! — сказал широкоплечий мужчина с родинкой под левым глазом. — Он видел, как водку выгружали из финского контейнеровоза.
— Ну и что из того, что видел? Откуда он узнал, что водка «левая»?
— До этого с грузчиками базарил.
— А грузчики что?
— Он их напоил, они ему и сказали о том, что на корабле партия водки, которая благополучно миновала и пограничников, и таможенников. А по бумагам там не водка, а минеральная вода.
— Ух, уроды! — выдохнул Петров. — Вас бы всех перестрелять! Проблемы, неприятности, причем на ровном месте. Что, по-человечески не могли обтяпать? Не могли?
Не могли? У, сволочи! — Петров подбежал к мужчине, который стоял к нему ближе, и замахнулся на него растопыренной пятерней.
Мужчина втянул голову в плечи и отскочил.
— Что ты шарахаешься от меня, стой на месте! Вы же так все дело завалите. Это не простой мент был, не участковый какой-то, он человек Малютина. Зачем Малютина злить, он итак на нас зубы точит! Ладно.., в общем, на этой неделе никакой водки, никакого «левого» товара в порту чтобы не было. Пусть смотрят, пусть все перещупают. Нашего там оставаться не должно. Все, что можно, необходимо вывезти.
— А товар Короедова? — переспросил мужчина с родинкой. Второй стоял молча, разглядывая носки грязных ботинок.
— Вывозите, но пусть сам разбирается, куда его складировать. Не найдет — в заливе контейнеры утопить. Но чтобы никто из наших в порту зря не крутился. Попадетесь ментам — вызволять не стану.
Наконец злость немного улеглась. Петров отдышался.
— Как мое поручение? — спросил он, глядя в лица то одному, то другому.
— Занимаемся, Федор Павлович.
— Откладывать это дело нельзя. Но все должно быть сделано аккуратно, чики-чики. С головы Малютина даже волос не должен упасть, ни одна пуговица на его одежде не должна поцарапаться. Только напугать. Но напугать так. чтобы он в штаны наложил.
— Постараемся. Специалисты у нас хорошие, свое дело знают.
— Не надо мне рассказывать про специалистов, не о цене договариваемся. Сделают, тогда и разберемся, хорошие они специалисты или не г. А ты. Боцман, потом Толику их поручи. Чтобы он твоих специалистов убрал, — вцепившись в воротник куртки бандита пробурчал Петров. — Ты меня понял?
— Чего ж не понять, дело яснее ясного.
— Ну, смотри у меня!
* * *
Еще три дня лил дождь, и потом, словно специально, окончился как раз в день похорон капитана Федосеева.Хоронили его за городом, на небольшом сельском кладбище, рядом с дедом и отцом. Так захотела жена.
Малютин, хоть и был занят по горло, понял, что не поехать не сможет, совесть не позволит. Как-никак, человек действовал по его поручению, и он в какой-то мере ответственен за его гибель. Но на этот раз Малютин твердо решил, что выступать не станет, хотя все ждали, когда он подойдет к гробу и скажет прощальные слова.
Дольше всех говорил полковник Барышев, и Малютин слушал его речь так, словно бы говорил сам. «Да, чувствуется, что человек говорит на похоронах уже не в первый раз. Как лектор, который ездит с одной и той же лекцией по разным аудиториям и уже выучил ее наизусть».
Тем не менее, он был благодарен Барышеву, во-первых, за то, что тот избавил его от необходимости выступать, а во-вторых, за то, что сумел посмотреть на себя как бы со стороны. «Больше на похоронах выступать не стану, — решил Малютин, — лучше сделаю все, чтобы найти этих сволочей-убийц».
Он на пару секунд подошел к разверстой могиле и бросил туда горсть земли — сухого желтого песка, который почти беззвучно исчез в глубине ямы.
И вновь Малютин решил отложить разговор с женой на завтра. Так уже случалось не первый раз: он возвращался домой усталый, злой, понимая, что не сможет спокойно поговорить, сорвется и начнет кричать. А семья, в общем-то, ни в чем не виновата, он сам согласился занять эту должность, прекрасно представляя, что его ждет в будущем.
Заснуть он не мог очень долго, а проснулся с тяжелой головой, словно с похмелья. Сидел на кухне, рассеянно слушая радио. Новости казались ему пустыми, он лишь отметил, что никто не вспомнил о гибели капитана Федосеева. Значит, журналисты сдержали свое слово, значит, его еще уважают, значит, в слово, данное им самим, верят.
Малютин оделся и посмотрел на часы. «Еще успею выпить кофе, может, голова перестанет болеть».
Поглядывая в окно, он выпил чашку кофе, за ней другую. Но машина в положенное время у подъезда так и не появилась. «Черт его знает. Что случилось? Может, из гаража не выехал?»
Опаздывать Малютину не хотелось. На самое начало дня он назначил две встречи, а к двум часам самому предстояло нанести визит к губернатору. Губернатор требовал отчета, почему люди Малютина почти парализовали работу порта. Жалобы на него поступали со всех сторон, Петров и Короедов постарались. Звонили и жаловались на него пограничники, таможенники, автомобилисты, железнодорожники, владельцы оптовых рынков. Выходило, что Малютин делом не занимается, а только мешает работе огромного предприятия и лишает казну поступлений. Предстояло сегодня убедить губернатора в том, что расследование продлится совсем недолго, может, недели две-три, и вскоре порт заработает на полную мощность.
Малютин позвонил в гараж и, к своему удивлению, узнал, что машина выехала, как всегда, вовремя и по всем расчетам должна уже стоять у подъезда.
— Я могу связаться с водителем, — предложил диспетчер.
— Я и сам могу ему позвонить, — рассеянно ответил Малютин.
«Подожду еще минут пять и позвоню Алексею», — так звали водителя.
* * *
Алексей приехал в гараж на своем стареньком «Рено».Машину поставил на обычное место, и поскольку оставалось еще минут десять свободного времени, поболтал с другими водителями, обменялся новостями.
В бывшем обкомовском гараже за последние годы многое изменилось, на место «Волг» пришли «Вольво», «Мерседесы». Но Малютин, когда его назначили на должность, лишь один раз проехался в «Мерседесе», а потом настоял на том, что будет ездить на «Волге», чтобы не вызывать лишних кривотолков. Поэтому Алексей чувствовал себя немного ущемленным.
Это раньше «Волга» была престижной машиной, теперь же в потоке других автомобилей она выглядела, как раньше «Запорожцы» — ни тебе вида, ни важности. О том, что на машине ездит большой начальник, свидетельствовали лишь номера, начинавшиеся с двух нулей, и антенна радиотелефона, укрепленная на крыше.
Алексей выехал из государственного гаража в хорошем расположении духа. «Наконец-то кончился дождь», — думал он, глядя на просветлевшее небо.
Проехаться от гаража до дома Малютина он бы мог даже с закрытыми глазами: знал каждую выбоину в асфальте, каждый люк. Он проезжал здесь каждый день в одно и то же время. Малютин отличался пунктуальностью.
Гаишники все машины из бывшего обкомовского гаража знали, как говорится, в лицо и останавливали чрезвычайно редко, лишь за тем, чтобы предупредить о перекрытии улиц или ремонтных работах.
Миновав светофор, Алексей прибавил скорость. Дорога здесь была широкой и шла под уклон, спускаясь под путепровод. На этом участке все машины разгонялись, чтобы затем, не сбавляя скорость, выскочить на горку. Это место любили и гаишники, зная, что водители постоянно превышают здесь скорость и штрафовать в этом месте — милое и доходное дело. Однако устраивали засаду здесь лишь по вечерам.
Гаишник возник абсолютно неожиданно, рядом с красными «Жигулями», словно именно эту черную «Волгу» он поджидал. И если бы не реакция водителя «Волги», то она проскочила бы мимо машины гаишника.
Алексей нажал на педаль тормоза. Лицо лейтенанта было злым.
— Нарушаете! — воскликнул он.
Алексей хотел сказать, что он спешит, но тот вдруг улыбнулся:
— Это что, машина Малютина? — козырнув, спросил лейтенант.
— Его, а то чья же?
— Можно вас на минутку?
— Что такое, лейтенант?
— Простая формальность. Давайте пройдем в нашу машину.
Алексей выбрался из кабины, захлопнул дверцу и неторопливо, даже не захватив документы, направился к красным «Жигулям», в салоне которых сидел еще один лейтенант. На крыше красных «Жигулей» лежал радар.
— Я даже не сразу понял, что это за машина, замотался, — усмехнулся лейтенант, беря в руки радар и показывая экранчик дисплея Алексею. — Превысили все-таки!
— Бывает… Я, честно говоря, на спидометр не посмотрел.
— Если бы я видел номера, не стал бы скорость мерить. Присядьте, пожалуйста, — лейтенант стал вежливым и любезным, хоть прикладывай к ране. — Тут к нам сигнал поступил, что украли черную «Волгу», на которой один генерал из штаба округа ездит. Привык, чудак, к «Волге». Вышел недавно на пенсию и теперь на черной «Волге» сам за рулем ездит.
— Вот тут, — сказал второй лейтенант, сидевший в машине, — распишитесь и проставьте номер своей машины. Я понимаю, что если автомобиль два дня тому назад украли, то давно на запчасти разобрали, а не по городу на нем ездят. Но порядок есть порядок, для отчета нам нужно, чтобы видели — мы ни одной черной «Волги» мимо не пропустили.
Предложение лейтенанта выглядело абсолютно идиотским, с точки зрения профессионала. Но Алексей, во-первых, спешил, а во-вторых, прекрасно знал, что в ГАИ существует столько идиотизма, всяческих бумаг, что легче всего сделать то, что от него требуют, к тому же, он действительно превысил скорость. Значит, услуга за услугу: они забывают о превышении, а он подписывает ничего не значащую для него бумагу.
Ручки у него с собой не оказалось, лейтенант предложил свою. Та не писала.
— Василий, извини, дай твою ручку.
Лейтенант копался, хлопал себя по карманам. Наконец отыскал ручку, торчащую из прорези в приборной панели машины.
Наконец Алексей написал номер, расписался, проставил время. Занятый бумагами, он не заметил, как мужчина в спецовке с металлическим ящичком в руках, в каких обычно носят инструменты, присел на корточки позади его машины. Он действовал ловко и быстро. Прикрывая собой ящичек, он распахнул его, и сноровисто что-то прилепил к днищу «Волги». Уже въехав на горку, Алексей в зеркало заднего вида увидел, как двое гаишников садятся в красные «Жигули», а мужчина в спецовке и с ящичком в руках пересекает дорогу. Ему показалось, что мужчина направляется именно к «Жигулям», что именно его ждут гаишники.
Но «Волга» Малютина уже спускалась с горы, и конец этой сцены Алексей наблюдать не мог.
Но он не ошибся. Мужчина и впрямь подошел к красным «Жигулям», сел на заднее сиденье. Машина развернулась и исчезла в одном из дворов.
Алексея встреча с гаишниками задержала ровно на пять минут, тех самых, которые определил для ожидания Малютин. Он уже готов был набрать номер, когда увидел под окном только что подъехавшую черную «Волгу».
— Вот и порядок.
Из спальни появилась жена, подала мужу портфель.
Малютин вышел на площадку, сел в лифт, а жена, как было заведено, прильнула к окну, чтобы успеть помахать рукой мужу, когда тот будет садиться в машину. И тут произошел взрыв. Жена Малютина даже не услышала его, она лишь увидела все, как в немом кино, затем ощутила, как вздрогнул дом. И возможно, если бы не тройные стеклопакеты в окнах с противоударной пленкой, ей бы изрезало лицо осколкам и Во всяком случае, в подъезде все стекла вылетели напрочь.
Взрыв и остановка лифта совпали. Когда створки лифта разошлись, Малютин увидел сорванную с петель дверь и яркий огонь, в котором лишь угадывался искореженный силуэт машины. Охранник, дежуривший у подъезда, лежал лицом вниз на ступеньках. Малютин на мгновение замер от неожиданности.
— Назад! — закричал второй охранник, выбежавший из-под лестницы, и толкнул Малютина вверх. В руках он сжимал пистолет. — Туда, Лев Петрович, быстрее! Наверх!
Прижмитесь к стене!
Во дворе уже слышались крики. А через четверть часа двор был заполнен милицией, пожарниками, стояла машина «Скорой помощи». Жена трясущимися руками пыталась налить себе корвалол, с ней случилась истерика. Сам Малютин сидел на кухне мрачнее тучи.
Глава 2
День с утра не задался. И солнце светит, и дождя нет, и деньги появились, и голова не болит. А все не так, ничего не радует, словно разлита в воздухе звенящая тревога.
Смотришь сквозь нее, как через тонированное стекло, как через запотевшие линзы очков, и сколько ни протирай их до зеркального блеска, ничего к лучшему не меняется. Только надел, и снова в глазах мерзкий туман, и слезы непроизвольно катятся по щекам.
«Чертовщина какая-то!» — держа в руках туфельку со сломанным каблуком, подумала Катя Ершова.
Очки она сроду не носила, разве что солнцезащитные.
Зрение у нее было идеальное. Но про мерзкие нравы оптики Катя знала не понаслышке: как-никак, десять лет она профессионально занималась фотографией, сотрудничая с самыми разными издательствами, как здесь, в России, так и за рубежом.
Она сама удивлялась, как это ей удается до сих пор держаться на плаву, входить в дюжину лучших фотографов России? А среди женщин равных ей не было. "Ничего особенного, вроде бы, не делаю, снимаю то, что снимают все. Но получается у меня почему-то гораздо лучше Может, у меня таланта побольше? А может, все это потому происходит, что, как говорят мои друзья и родители, мозги у меня набекрень? Хотя с мозгами у меня, вроде бы, все в порядке. А вот в делах сердечных мне патологически не везет. И, кстати, с каблуками тоже. Сколько раз обещала себе не надевать на деловые встречи шпильки! Надела бы, как всегда, джинсы, кроссовки, куртку, майку — и вперед.
Угораздило сегодня респектабельно одеться, захотелось блеснуть. Было бы перед кем! Они меня не за каблуки и длинные ноги ценят, а совершенно за другое — за негативы, за фотографии, точнее, за свежие идеи.
— Черт бы меня побрал! — бурчала тридцатилетняя женщина, держа в руках туфлю и пытаясь приладить отломанный каблук, хотя прекрасно понимала, что сделать это не удастся.
Рядом с Катей Ершовой остановился молодой парень.
Он осмотрел ее с ног до головы. Катя, как всякая женщина, взгляд мужчины почувствовала мгновенно. Она обернулась.
— Что, проблемы?
— Могу помочь.
— Вы сапожник? — нашлась Катя.
— Нет, я не сапожник, я компьютерщик.
— Компьютерщик? Тогда это не по вашей части.
Парень был приятный, может быть, чуть-чуть более нахальный, чем хотелось бы. Но идеалов в жизни не существует, совершенство бесконечно. Хорошую фотографию, как и хорошую кар гину, можно улучшать и улучшать.
— Так чем вы мне, собственно, можете помочь? — улыбнулась Катерина — Могу на руках отнести к своей машине, — широко улыбнулся парень — У меня дел невпроворот, до самого вечера, а тут еще этот каблук! И угораздило же меня…
— Что, туфли на каблуках надеть?
— Да. Не собиралась, но как-то так получилось.
— Наверное, на свидание спешили?
— Спешила, но уже опоздала, — Катя взглянула на часы, — и уже минут на пять.
— Может, вам помочь? Я на машине, — и парень провернул на указательном пальце ключ.
— Нет, спасибо, мне недалеко.
Катя сняла вторую туфлю и обе их протянула собеседнику.
— Что вы предлагаете?
— Свежее решение, — засмеялась Катя.
— Решения пока не вижу.
— Не сообразительный вы какой-то, хотя и предлагаете свои у слуги.
— Я же вам сказал, я не сапожник, приделать каблук не смогу.
— Отломайте второй, что может быть проще?
Туфельки были дорогие, итальянские, ручной работы.
Парень взялся за каблук и за подошву, но никак не мог решиться рвануть их в разные стороны, хотя силы на такое простое дело у него хватило бы с избытком.
— Да ломайте же, что вы медлите? Это вам не женскую руку ломать.
— Конечно, не руку, но жалко.
Каблук хрустнул. Парень проделал эту операцию с зажмуренными глазами.
— Вот, попробуйте.
— Что здесь пробовать? — Катя всунула ноги в туфельки, ставшие похожими на тапочки, посмотрела на каблуки, лежавшие на ладони у парня.
— Что с ними делать? — спросил он.
— Выбросить.
— Можно, я оставлю их на память, как талисман?
— Вы что, фетишист?
— Нет, не фетишист, но такое со мной впервые — чтобы каблуки женщинам обламывать.
— Обычно вы их нежно и ласково берете за руку, а не за ноги хватаете?
— Обычно я на улице не знакомлюсь…
Катя рассмеялась:
— Я тоже. А в общем, знаете что, если у вас машина недалеко… Я была бы вам благодарна… Если бы вы меня подбросили… Здесь, кстати, совсем близко. А то идти на этих обрубках…
— Понимаю, — парень нагнулся и взял в руки фотографический кофр, стоящий рядом. — Ого, какой тяжеленный! Что вы там, золотые слитки дюжинами по городу носите?
— Да нет, не слитки, а аппаратуру. А хорошая аппаратура всегда очень тяжелая, в ней много стекла и металла.
— Вы фотограф?
— Как вы угадали?
— С такими сумками либо операторы, либо фотографы ходят.
— А если я просто бутылки несу?
— Ну, это уж навряд ли. Пойдемте, — он подвел ее к машине, открыл дверь, помог сесть. Хотел было, поставить кофр на заднее сиденье, но Катя отрицательно качнула головой.
— Нет-нет, давайте его сюда, на колени.
— Так он же тяжелый!
— Это мое, я к нему привыкла и стараюсь из рук не выпускать. Вы исключение, да и то в связи с аварией, а так бы никогда…
— Вы, наверное, сильная, если такую тяжелую сумку таскаете?
— А я ее тяжести не замечаю, привыкла. Это уже стало частью меня, к сожалению, не лучшей.
Катя немного смутилась, смутился и ее спутник. Он пытался завести машину, не выпуская каблучки из руки.
— Да выбросьте вы эту дребедень или суньте их куда-нибудь, если жалко расстаться.
— Хорошо, — парень спрятал каблуки в ящик.
— Найдет жена — проблем не оберетесь.
— У меня жены нет.
— К сожалению? — спросила Катя.
— Может быть, и так, а может, и к счастью. Так куда едем?
— Вот здесь, через два квартала редакция журнала «Наше время».
— Вы в журнале работаете?
— Нет, я нигде не служу, я сама по себе. Свободный художник.
— Это хорошо. А вот мне приходится каждый день на службу ходить.
— Вы где работаете, если не секрет?
— Для вас это занятие не интересное, я работаю в одном солидном учреждении, занимаюсь компьютерным обеспечением.
— Наверное, в банке?
— Нет, не в банке, иначе ходил бы в костюме, при галстуке и с портфелем. А у меня, как видите, руки и шея свободны.
— Поехали, чего стоим?
— Сейчас чиновник проедет со своим сопровождением, и мы поедем.
По улице пронеслась «Волга» с тонированными стеклами и два «Джипа».
— Ездят, как понравится, — сказал парень, — будь они неладны!
— Не любите чиновников?
— А вы их любите?
— Обожаю Я на них деньги зарабатываю.
— «На них» — звучит двусмысленно, — парень повернул ключ, и его «Опель-Омега» мягко тронулся с места, вливаясь в поток машин. — Музыку? — спросил водитель.
— Да… нет..
— Что? Да или нет?
— Как хотите. У меня все равно голова другим занята.
— Вы замужем? Кстати, как вас зовут? Меня зовут Илья, — парень, повернув голову, посмотрел на сидевшую рядом спутницу.
— Вы лучше за дорогой следите. А меня зовут Катерина.
— Красивое имя, — отвесил парень вполне дежурный комплимент. — очень редкое.
— Вот, вот, туда, направо. А теперь налево.
— Здесь нет поворота.
— Для меня есть.
— Ну уж нет! — парень сделал круг, как предписывал знак и подъехал к стоянке, размещенной у входа. Припарковал машину и спросил:
— Вы так и пойдете?
— Что вы имеете в виду, Илья?
— Обувь?
— Разве есть какое-то альтернативное решение?
— Можно пойти босиком.
— Нет, — сказала Катерина, — пойду так. Смотрятся они нормально, а о том, что сломаны, знают два человека — вы и я.
— Вас подождать?
— Если у вас есть лишнее время, то можете подождать.
— Вы надолго, Катя?
— Ну, не знаю… У меня две встречи.
— Час? Полтора? Два?
— Нет, что вы, Илья, минут сорок от силы. Я все дела решаю быстро, кроме личных, конечно.
— А что, в личных делах — проблемы?
— У меня, знаете ли, Илья, в личных делах всегда проблемы.
— По вам не видно, что у вас есть хоть какие-то проблемы, кроме сломанных каблуков.
— Вот с них, скорее всего, сегодняшние проблемы и начнутся. На встречу я опоздала.
— Что-то не видно, чтобы вы очень сильно на нее торопились.
— Не сильно я тороплюсь, — выбравшись из машины и приветливо махнув левой рукой, сказала Катя и заспешила по ступенькам.
Она сразу же направилась в кабинет художественного редактора. Даже сквозь стекло было видно, как клубится в кабинете дым, а стекло при этом, было тонированным и рифленым.
Катя постучала.
— Заходи скорее! Вечно ты опаздываешь!
— Можно подумать, ты волновался, будто я не приду.
Здравствуй, — Катя нырнула в дым и поцеловала в щеку художественного редактора.
Смотришь сквозь нее, как через тонированное стекло, как через запотевшие линзы очков, и сколько ни протирай их до зеркального блеска, ничего к лучшему не меняется. Только надел, и снова в глазах мерзкий туман, и слезы непроизвольно катятся по щекам.
«Чертовщина какая-то!» — держа в руках туфельку со сломанным каблуком, подумала Катя Ершова.
Очки она сроду не носила, разве что солнцезащитные.
Зрение у нее было идеальное. Но про мерзкие нравы оптики Катя знала не понаслышке: как-никак, десять лет она профессионально занималась фотографией, сотрудничая с самыми разными издательствами, как здесь, в России, так и за рубежом.
Она сама удивлялась, как это ей удается до сих пор держаться на плаву, входить в дюжину лучших фотографов России? А среди женщин равных ей не было. "Ничего особенного, вроде бы, не делаю, снимаю то, что снимают все. Но получается у меня почему-то гораздо лучше Может, у меня таланта побольше? А может, все это потому происходит, что, как говорят мои друзья и родители, мозги у меня набекрень? Хотя с мозгами у меня, вроде бы, все в порядке. А вот в делах сердечных мне патологически не везет. И, кстати, с каблуками тоже. Сколько раз обещала себе не надевать на деловые встречи шпильки! Надела бы, как всегда, джинсы, кроссовки, куртку, майку — и вперед.
Угораздило сегодня респектабельно одеться, захотелось блеснуть. Было бы перед кем! Они меня не за каблуки и длинные ноги ценят, а совершенно за другое — за негативы, за фотографии, точнее, за свежие идеи.
— Черт бы меня побрал! — бурчала тридцатилетняя женщина, держа в руках туфлю и пытаясь приладить отломанный каблук, хотя прекрасно понимала, что сделать это не удастся.
Рядом с Катей Ершовой остановился молодой парень.
Он осмотрел ее с ног до головы. Катя, как всякая женщина, взгляд мужчины почувствовала мгновенно. Она обернулась.
— Что, проблемы?
— Могу помочь.
— Вы сапожник? — нашлась Катя.
— Нет, я не сапожник, я компьютерщик.
— Компьютерщик? Тогда это не по вашей части.
Парень был приятный, может быть, чуть-чуть более нахальный, чем хотелось бы. Но идеалов в жизни не существует, совершенство бесконечно. Хорошую фотографию, как и хорошую кар гину, можно улучшать и улучшать.
— Так чем вы мне, собственно, можете помочь? — улыбнулась Катерина — Могу на руках отнести к своей машине, — широко улыбнулся парень — У меня дел невпроворот, до самого вечера, а тут еще этот каблук! И угораздило же меня…
— Что, туфли на каблуках надеть?
— Да. Не собиралась, но как-то так получилось.
— Наверное, на свидание спешили?
— Спешила, но уже опоздала, — Катя взглянула на часы, — и уже минут на пять.
— Может, вам помочь? Я на машине, — и парень провернул на указательном пальце ключ.
— Нет, спасибо, мне недалеко.
Катя сняла вторую туфлю и обе их протянула собеседнику.
— Что вы предлагаете?
— Свежее решение, — засмеялась Катя.
— Решения пока не вижу.
— Не сообразительный вы какой-то, хотя и предлагаете свои у слуги.
— Я же вам сказал, я не сапожник, приделать каблук не смогу.
— Отломайте второй, что может быть проще?
Туфельки были дорогие, итальянские, ручной работы.
Парень взялся за каблук и за подошву, но никак не мог решиться рвануть их в разные стороны, хотя силы на такое простое дело у него хватило бы с избытком.
— Да ломайте же, что вы медлите? Это вам не женскую руку ломать.
— Конечно, не руку, но жалко.
Каблук хрустнул. Парень проделал эту операцию с зажмуренными глазами.
— Вот, попробуйте.
— Что здесь пробовать? — Катя всунула ноги в туфельки, ставшие похожими на тапочки, посмотрела на каблуки, лежавшие на ладони у парня.
— Что с ними делать? — спросил он.
— Выбросить.
— Можно, я оставлю их на память, как талисман?
— Вы что, фетишист?
— Нет, не фетишист, но такое со мной впервые — чтобы каблуки женщинам обламывать.
— Обычно вы их нежно и ласково берете за руку, а не за ноги хватаете?
— Обычно я на улице не знакомлюсь…
Катя рассмеялась:
— Я тоже. А в общем, знаете что, если у вас машина недалеко… Я была бы вам благодарна… Если бы вы меня подбросили… Здесь, кстати, совсем близко. А то идти на этих обрубках…
— Понимаю, — парень нагнулся и взял в руки фотографический кофр, стоящий рядом. — Ого, какой тяжеленный! Что вы там, золотые слитки дюжинами по городу носите?
— Да нет, не слитки, а аппаратуру. А хорошая аппаратура всегда очень тяжелая, в ней много стекла и металла.
— Вы фотограф?
— Как вы угадали?
— С такими сумками либо операторы, либо фотографы ходят.
— А если я просто бутылки несу?
— Ну, это уж навряд ли. Пойдемте, — он подвел ее к машине, открыл дверь, помог сесть. Хотел было, поставить кофр на заднее сиденье, но Катя отрицательно качнула головой.
— Нет-нет, давайте его сюда, на колени.
— Так он же тяжелый!
— Это мое, я к нему привыкла и стараюсь из рук не выпускать. Вы исключение, да и то в связи с аварией, а так бы никогда…
— Вы, наверное, сильная, если такую тяжелую сумку таскаете?
— А я ее тяжести не замечаю, привыкла. Это уже стало частью меня, к сожалению, не лучшей.
Катя немного смутилась, смутился и ее спутник. Он пытался завести машину, не выпуская каблучки из руки.
— Да выбросьте вы эту дребедень или суньте их куда-нибудь, если жалко расстаться.
— Хорошо, — парень спрятал каблуки в ящик.
— Найдет жена — проблем не оберетесь.
— У меня жены нет.
— К сожалению? — спросила Катя.
— Может быть, и так, а может, и к счастью. Так куда едем?
— Вот здесь, через два квартала редакция журнала «Наше время».
— Вы в журнале работаете?
— Нет, я нигде не служу, я сама по себе. Свободный художник.
— Это хорошо. А вот мне приходится каждый день на службу ходить.
— Вы где работаете, если не секрет?
— Для вас это занятие не интересное, я работаю в одном солидном учреждении, занимаюсь компьютерным обеспечением.
— Наверное, в банке?
— Нет, не в банке, иначе ходил бы в костюме, при галстуке и с портфелем. А у меня, как видите, руки и шея свободны.
— Поехали, чего стоим?
— Сейчас чиновник проедет со своим сопровождением, и мы поедем.
По улице пронеслась «Волга» с тонированными стеклами и два «Джипа».
— Ездят, как понравится, — сказал парень, — будь они неладны!
— Не любите чиновников?
— А вы их любите?
— Обожаю Я на них деньги зарабатываю.
— «На них» — звучит двусмысленно, — парень повернул ключ, и его «Опель-Омега» мягко тронулся с места, вливаясь в поток машин. — Музыку? — спросил водитель.
— Да… нет..
— Что? Да или нет?
— Как хотите. У меня все равно голова другим занята.
— Вы замужем? Кстати, как вас зовут? Меня зовут Илья, — парень, повернув голову, посмотрел на сидевшую рядом спутницу.
— Вы лучше за дорогой следите. А меня зовут Катерина.
— Красивое имя, — отвесил парень вполне дежурный комплимент. — очень редкое.
— Вот, вот, туда, направо. А теперь налево.
— Здесь нет поворота.
— Для меня есть.
— Ну уж нет! — парень сделал круг, как предписывал знак и подъехал к стоянке, размещенной у входа. Припарковал машину и спросил:
— Вы так и пойдете?
— Что вы имеете в виду, Илья?
— Обувь?
— Разве есть какое-то альтернативное решение?
— Можно пойти босиком.
— Нет, — сказала Катерина, — пойду так. Смотрятся они нормально, а о том, что сломаны, знают два человека — вы и я.
— Вас подождать?
— Если у вас есть лишнее время, то можете подождать.
— Вы надолго, Катя?
— Ну, не знаю… У меня две встречи.
— Час? Полтора? Два?
— Нет, что вы, Илья, минут сорок от силы. Я все дела решаю быстро, кроме личных, конечно.
— А что, в личных делах — проблемы?
— У меня, знаете ли, Илья, в личных делах всегда проблемы.
— По вам не видно, что у вас есть хоть какие-то проблемы, кроме сломанных каблуков.
— Вот с них, скорее всего, сегодняшние проблемы и начнутся. На встречу я опоздала.
— Что-то не видно, чтобы вы очень сильно на нее торопились.
— Не сильно я тороплюсь, — выбравшись из машины и приветливо махнув левой рукой, сказала Катя и заспешила по ступенькам.
Она сразу же направилась в кабинет художественного редактора. Даже сквозь стекло было видно, как клубится в кабинете дым, а стекло при этом, было тонированным и рифленым.
Катя постучала.
— Заходи скорее! Вечно ты опаздываешь!
— Можно подумать, ты волновался, будто я не приду.
Здравствуй, — Катя нырнула в дым и поцеловала в щеку художественного редактора.