Воронин Андрей Николаевич. Время вспомнить все

   – Есть еще сила?
   – Сила есть, Забродов, – сказал Аким, – да только не знаю, куда ее применить. Кому она теперь нужна? На даче копаться не привык, всю жизнь учил таких как ты. Хотя нет, таких как ты было немного, ты остался один.
   – А Савельева нет, что ли? – настороженно спросил Забродов.
   – Уже лет двенадцать как он погиб.
   – Где? – спросил Илларион, хотя понимал, что подобные вопросы не задают.
   – Далеко отсюда, – уклончиво сказал Аким. – Когда он застрял, вернее, исчез, выпал из поля зрения, меня вызывали в контору. Ведь я знал все его повадки, как-никак я с Савельевым работал целых шесть лет. А пропал он в горах. Потом ребята нашли, привезли в Россию то, что осталось.
   – Да, такая уж наша судьба.
   – Меня такая судьба уже не ждет. Хотя, если честно признаться, я хотел бы погибнуть лет десять тому.
   – Что же помешало? – спросил Забродов с улыбкой.
   – Что помешало… Слишком много я умел, вот это и помешало. Гибли другие, а я оставался в живых.
   Кстати, как и ты, наверное. Слышал я о твоих делах, хвалили тебя очень.
   Илларион тогда не стал даже спрашивать, кто хвалил, за что именно. Таких, как Аким, в России больше не было. Аким знал очень много и очень многих, через его руки прошло людей в несколько раз больше, чем через руки Забродова. Самые важные, самые секретные операции, самые ответственные задания выполняли люди Акима, хотя, естественно, он об этом никому не рассказывал, проходил в бумагах ГРУ под псевдонимом Немой. В отличие от Забродова, смог дослужиться до подполковника.
   Вот с мыслями об Акиме Забродов и взбежал на площадку, где находилась его квартира. Он открыл дверь и тут же подумал:
   «Интересно, а жив Аким? Не пригласить ли его на день рождения? Старику будет приятно. Наверное, о нем все забыли, вычеркнули из списков живых. Ведь такие люди, когда уходят со службы, стараются не попадаться бывшим коллегам на глаза. Правда, я не знаю ни адреса, ни телефона, но при желании все можно узнать, можно раскрутить маховик назад и информация выплывет. Будет у меня и адрес, и телефон. Но лучше этого не делать, расстроится старик. Увидит, что все еще молоды, что все еще полны сил, а он уже находится в другом времени».
   То, что Аким начинал еще в СМЕРШ, Забродов знал.
   В отличие от многих гээрушников – полковников и генералов – мундир Акима украшали медали и ордена еще той, второй мировой.
   «Нет, звонить ему не стоит. Лучше потом когда-нибудь заеду к нему, поговорим, выпьем водки».
   Ведь, кроме водки, Аким, как знал Забродов, ничего из алкоголя не признает, разве что может выпить спирт.
   Приняв душ, Илларион переоделся. Машина стояла во дворе. Ящики с коньяком и с вином уже стояли в машине. Теперь предстояло заехать и взять с собой женщину.
   Вспомнив Болотову, Илларион улыбнулся;
   "Странно, конечно, она будет себя чувствовать. Ну да ничего, пусть посмотрит на другую жизнь, увидит героев, причем не каких-нибудь дутых, а самых что ни на есть настоящих ".
   Правда, из его гостей никто и под пытками не признается, что он герой и не расскажет, где геройствовал. Да, контингент, который соберется в лесу, довольно любопытный. Полковники, генералы, майоры, а самое главное, все в штатском, все ненавидят форму, носить ее не любят. Из формы признают только камуфляж и бронежилеты с многочисленными карманами, куда можно насовать всякой всячины.
   «Сегодня в бронежилете никто не придет».
   И Илларион вспомнил, как два года назад на его день рождения ему подарили израильский бронежилет. Вещь нужная, конечно, для работы, но абсолютно бесполезная дома. Не станешь же расхаживать по квартире в бронежилете! Так можно соседей напугать, да сплетни потом по подъезду поползут, что, мол, жилец с последнего этажа выжил из ума и боится покушения, поэтому даже мусор выносить отправляется в бронежилете.
   С этими мыслями Илларион выехал со двора, как всегда легко вписавшись в узкую арку.
   «Сколько же здесь машин уже побили? – подумал он, скользнув взглядом по исцарапанной, местами выщербленной каменной стене. – Тут, по-моему, даже Мещеряков уже две фары потерял. Я же ему говорил в свое время, научись хорошо ездить, в жизни пригодится. А он меня не слушал, думая, что он Шумахер от рождения. Хотя из него такой Шумахер, как из меня патриарх. Вроде как бы службу знаю и крещусь правильно, и молитв с полдюжины могу вспомнить, но толку от этого мало. А еще меньше – святости, – прислушиваясь к бульканью коньяка на заднем сиденье, подумал Илларион. – Профессионал в своем деле виден сразу, мгновенно. Как правило, нет лишних движений, нет суеты и дрожи в руках».
   Профессионалов Илларион любил в любом деле. Неважно, водитель ты, оклейщик обоев, штукатур, столяр, антиквар, букинист, библиотекарь или боксер. И профессиональных нищих, которые умеют одеться так, чтобы у не желающего поделиться своими кровными сердце сжималось и рука в кармане нащупывала кошелек, там же его открывала и выдергивала купюру, Илларион уважал. Да и сам он всю жизнь стремился быть профессионалом в своем деле. А профессионализм в его работе – это комплекс умений, знаний, навыков из самых разных областей. Это и рукопашный бой, и альпинизм, знание языков, умение ориентироваться на местности, езда на любом виде транспорта, умение вести беседу, прыгать с парашютом с любой высоты в любое время дня и ночи при любых метеоусловиях.
   Но все это лишь малая часть того, что должен знать настоящий инструктор, ас своего дела, которому поручено учить других.
   «Было поручено, – тут же сам себя исправил Забродов, – теперь я никого не учу. Но зато и меня никто не учит. Сейчас встречусь с ребятами, посмотрю на их лица и, наверное, пожалею о том, что ушел. А они позавидуют мне. И у каждого из нас будет своя правота, каждый подумает, что правильнее распорядился собой. Ну да ладно!» – Илларион повернул руку, взглянул на часы.
   До встречи в запасе оставалось пять минут. Все-таки на встречу с женщиной нужно приезжать немного раньше, даже если она и опоздает. Но Болотова и зеленый «лэндровер» оказались в условленном месте одновременно, ровно на пять минут раньше условленного срока. Илларион потянулся, открыл дверь.
   Болотова улыбнулась. Она легко забралась в машину и произнесла:
   – Доброе утро.
   – Доброе утро, – ответил Илларион.
   – Небось, думали не приду?
   – Нет, я был уверен, что придешь.
   – Но ведь ты даже не поинтересовался, есть у меня муж, дети, а может, я живу со старыми родителями?
   – Нет, я это знал. Муж у тебя когда-то был, ребенок с тобой не живет, а родители у тебя еще не старые.
   – И откуда ты все знаешь?
   – Я бы тебе объяснил, но ты навряд ли поверишь, что такие сложные вещи объясняются столь просто.
   Ну, хотя бы насчет мужа, Наталья… Это как в анекдоте, если у тебя нет на руке кольца, значит, ты сейчас не замужем.
   Болотова расхохоталась: обручального кольца у нее действительно не было.
   – Но ведь я могла его снять.
   – Незамужние женщины смотрят на мужчин оценивающе.
   – А замужние? – спросила Болотова.
   – А замужние сравнивают со своим мужем или с мужем подруги.
   – Верно, – согласилась Болотова и, когда машина тронулась, тут же услышала бульканье на заднем сиденье. Оглянулась, с ужасом увидела два ящика, из которых торчали горлышки.
   Сосчитала:
   – Двадцать бутылок коньяка и двадцать бутылок вина… Это какая же орава соберется?
   – Думаю, человек десять-двенадцать, не больше.
   – И что, мы собираемся там оставаться целую неделю?
   – Знаешь, на воздухе хорошо пьется и голова не болит.
   – Да уж…
   – К тебе невозможно применить железное правило.
   – Какое?
   – Сколько водки не бери, все равно два раза бегать придется.
   – Именно поэтому два ящика едут со мной. Думаю, что еще пара ящиков есть на месте. А честно говоря, вот этот ящик остался от прошлого дня рождения.
   – И сколько же тебе лет исполнится?
   – Попробуй угадай.
   – По мужчине тяжело угадать, с женщиной легче.
   – Я же не пользуюсь косметикой, – усмехнулся Забродов.
   – Бороду отрастил, значит, есть что скрывать – шрамы или морщины.
   – Нет, я ленюсь бриться по утрам.
   – Тебе лет сорок пять, – наморщив лоб, сказала женщина.
   – Почти угадала.
   – И все же, сколько?
   – Сорок четыре.
   – Это почти то же самое, что и тридцать три, – засмеялась Наталья, немного отодвигая свое сиденье назад, устраиваясь поудобнее. – А кто соберется на твой день рождения?
   – Хорошие люди, сама посмотришь. Специалисты своих дел.
   – Расплывчатое определение.
   – Зато исчерпывающее.
   Болотова покосилась на Забродова.
   Город исчез, как показалось Болотовой, быстро, она никогда так спешно не покидала Москву. Словно специально светофоры горели зеленым, пробок нигде не было. Выбравшись на шоссе, Наташа вздохнула легко и свободно. Несмотря на то, что было холодно, приопустила стекло и закурила. Никогда прежде ей не приходилось ездить так быстро, хотя, сидя в машине, скорость и не чувствовалась. Впервые ей приходилось столкнуться с таким виртуозным умением водить автомобили. Но об этом она не говорила, лишь молча восхищалась, когда ее вдавливало в сиденье на повороте, а сам Забродов при этом вел автомобиль так свободно, словно пользуясь пультом дистанционного управления, а не сидел в салоне.
   Лес еще стоял голый, между деревьями белел снег, но уже рыхлый, сбившийся в кристаллики, похожие на крупного помола поваренную соль. Асфальт же был сухой, очень похожий на летний и, казалось, теплый.
   – Мы приедем на место первыми?
   – Не думаю. О точном времени никто со мной не договаривался. За городом забываешь о времени.
   – А место?
   – Место не меняется из года в год.
   – Первый раз мне приходится праздновать в лесу.
   Хотя нет, – задумалась Болотова, – однажды, еще в институте мы встречали Новый год в лесу. Дача была недалеко. Нашли елку, навешали на нее всякой всячины, разожгли костер. Тогда я в первый раз попробовала виски. Мне не понравилось, вылила все в костер.
   Как сейчас помню, вспыхнуло синим пламенем.
   – Я тоже не люблю виски, – и, не предупреждая, Забродов прямо с шоссе, без всякого съезда свернул в лес.
   Но на удивление, хоть откос был и крутым, Наташа не ударилась, так стремительно машина преодолела пологий кювет и въехала на узкую просеку. Она шарахалась, когда высокие кусты исчезали под бампером машины или же ветки хлестали по ветровому стеклу. Ей показалось, что сзади «джипа» должны лежать заваленные кусты, примятая трава. Но когда обернулась, то не заметила и следа машины, словно та летела по воздуху.
   А Забродов объяснил это очень легко:
   – Главное, ехать быстро, тогда ничего не успевает ломаться, пригибается, и все.
   Женщина чувствовала, что цель путешествия уже где-то близко. Это ощущалось по тому возбуждению, которое испытывал Забродов. Глаза его горели, не терпелось увидеть тех, кого не видел как минимум год.
   Еще один поворот, столб линии электропередачи мелькнул за самым стеклом, чуть ли не царапнув борт «джипа». Машина, натужно ревя мотором, принялась взбираться, разбрасывая рыхлый снег, на высокую гору. Снег кончился, пошла сухая прошлогодняя трава, шишки, хрустели сучья. И вот «джип» замер.
   Забродов вышел, распахнул дверцу, помог Болотовой выбраться. Уже отсюда, сверху, Наталья увидела внизу, под горой, три машины – два «уазика» и один большой «джип чероки», чьи владельцы не рискнули въехать на гору по подтаявшему снегу. А может быть, ставить машину на вершине горы являлось исключительной привилегией именинника. Вокруг горы рос густой можжевельник, три сосны стояли на вершине холма, не очень высокие, но старые, развесистые, с кривыми стволами – весьма живописные.
   «Такие изображают на японских гравюрах», – подумала Болотова.
   Илларион развел в стороны кусты можжевельника, образовывавшего живую стену, и пропустил впереди себя женщину. Место было выбрано удачно, даже дуновения ветра здесь не чувствовалось. Солнце прогрело воздух, землю, пахла сухая трава, смола сосен.
   Но самый острый запах – запах жареного мяса, сочного, хорошо приправленного. Дымил большой мангал, возле которого стояли двое парней в камуфляжных куртках и высоких, почти до середины голени, туго зашнурованных ботинках. Запах шел такой сильный, манящий, что Наталья даже почувствовала во рту вкус печеного мяса.
   Под соснами тянулся дощатый стол, поставленный на козлы. Над ним расстилался брезентовый навес на растяжках. Все это было сделано основательно, сразу видно, что люди устраиваются здесь не впервой.
   Кроме парней, занятых шашлыками, на горе присутствовали семь человек, в чем-то похожих друг на друга, хотя они и разнились цветом волос, возрастом.
   Но все сходились в одном: завидев Иллариона Забродова, зааплодировали, словно тот был актером, появившимся из-за разошедшегося занавеса. Болотова чуть удержалась чтобы не поклониться.
   – Не надо аплодисментов, – поднял руку в приветствии Забродов и тут же представил.
   – Наталья Болотова, очень хороший человек. А это мои друзья. Всех представлять тебе не стану, все равно не запомнишь, тоже очень хорошие люди.
   Все по очереди подходили к Забродову и его даме, пожимали руки, раскланивались. Представлялись только по имени-отчеству, никто фамилий не называл. Естественно, не называли и звания. А были здесь два генерала, три полковника, один подполковник и один майор.
   Мещеряков дольше всех жал руку Забродову, а затем поцеловал руку Наталье, единственной женщине.
   – А что это вы без женщин? – удивился Илларион, подходя к столу и придирчиво осматривая сервировку.
   Самое странное, хоть застолье и планировалось на природе, тут стояла самая настоящая фаянсовая посуда, ножи, вилки, стеклянные рюмки. Посуда довольно простая, но не походная, никаких алюминиевых мисок, одноразовых тарелок, пластиковых ножей. Все было основательным, стол покрывала белая скатерть.
   – Похоже на деревенскую свадьбу, – прошептала на ухо Забродову Наталья. – А дичь будет?
   – Если подстрелим, то да.
   Только сейчас Болотова заметила ружья, стоящие как в походе, составленные ствол к стволу. Ружья были не охотничьи, мелкокалиберные, но женщина не была искушена в подобных вещах.
   – Без женщин? – задумался Мещеряков. – Мы же не знали, с кем ты приедешь, вот и думали, жен брать с собой или любовниц, боевых подруг.
   – А боевые подруги это кто? – поинтересовалась Наталья, обращаясь к Мещерякову.
   Тот немного смущенно пожал плечами:
   – Ну, как бы это получше объяснить… Боевые подруги они и есть боевые подруги, а не то, что вы подумали, не проститутки.
   – А я и не подумала.
   – Мне показалось, вы намекнули или обиделись.
   – Я никогда не обижаюсь.
   То, что сразу бросилось искусствоведу Наталье Болотовой в глаза, так это сила рук мужчин. Такие могут, если понадобится, пальцами из досок вытаскивать гвозди, а если надо, то и забивать их туда ладонями.
   – А мы уже заждались, – сообщил Мещеряков. – Шашлык готов, можно сказать, вялим его, коптим.
   Илларион, приглашай всех за стол. В конце концов, ты хозяин этой чертовой горы.
   – Прошу садиться.
   Все подошли к столу. Садиться было не на что.
   – И что, стоя будем?
   – Зачем? – Илларион обернулся к парням, дежурившим у мангала. – А лавки где?
   – Лавки, как и рояль, мы спрятали в кустах, – усмехнулся один из парней.
   Если бы в данной ситуации появился и рояль, Болотова не удивилась бы. Ей даже захотелось заглянуть в те кусты, чего там еще припрятано. Вынесли две длинные лавки, которые и можно было-то поставить гостям, только уже подошедшим к столу. Затем вынесли большой стул с высокой спинкой, поставили его во главе стола.
   – Это кресло именинника, а сейчас принесем для хозяйки.
   – Медной горы, что ли? – вновь шепотом поинтересовалась Болотова.
   – Да говори ты вслух, все ребята свои.
   Принесли походное парусиновое кресло, поставили рядом со стулом. Как всегда в таких случаях, воцарилось короткое молчание. Все ждали, кто же первым рискнет сказать слова поздравления имениннику. Илларион скользнул взглядом по лицам гостей. Все опускали головы, никому не хотелось первым ввязываться в бой.
   – Товарищ Петрович, ты, что ли? – обратился Илларион к мужчине в камуфляжной куртке с цигейковым воротником.
   Тот крякнул. Рюмки уже были налиты, все взяли посуду в руки. Пили кто что хотел – кто водку, кто коньяк. Только Наталье налили вина и то по ее просьбе.
   – Значит, вот что, друзья, я хочу сказать. Сегодня у нашего дорогого, жаль, конечно, что он уже не наш… но все равно, нашим останется и от нас никуда не денется. У Иллариона Забродова, не стану перечислять его регалии, все мы его знаем хорошо.., и дай бог, чтобы знали впредь и не говорили о нем в прошедшем времени… В общем, Илларион, за тебя, за твои двадцать пять, которые мы тебя знаем.
   – О чем это он? – спросила Наталья шепотом.
   – Да так, выдуривается.
   – А кто он?
   – Товарищ Петрович, – улыбнулся Забродов.
   – В каком смысле товарищ?
   – Ну, мой товарищ, и всех остальных товарищ.
   – А они тоже товарищи?
   – Товарищи. Но не в том смысле, как ты подумала, не проститутки.
   – Запомнил же, – рассмеялась Болотова.
   Все чокнулись с Илларионом. Кто не доставал, тот выбирался из-за стола и подходил к имениннику, из всех мужчин, таких суровых на первый взгляд, лица светлели, когда звенело стекло в коротких прикосновениях рюмок. Каждый что-то шептал. Не все то, о чем говорили мужчины Забродову, Наталья слышала, а если бы и слышала, то навряд ли поняла бы смысл произнесенных слов. Это было что-то вроде семейных шуток. Фразы звучали как пароли, на которые следовали такие же невразумительные ответы, вроде:
   – Помнишь? Чтобы больше никогда не падал.
   – Да что ты, не упаду!
   – Чтоб стоял, как там стояли. Помнишь?
   – Помню.
   – А стену помнишь?
   – Да уж, повисел на ней.
   – Вы что, альпинисты? – спросила Наталья.
   – И альпинисты, в каком-то роде. Иногда приходится быть и альпинистом.
   – Вы, наверное, каскадеры.
   – Слышите, что говорит Наталья?
   – Что она говорит? – все выпили и принялись закусывать, но, когда Илларион заговорил, все тут же по команде положили приборы.
   – Она говорит, мы похожи на каскадеров.
   Наталья немного смутилась.
   – Ну правда, вы такие все странные, сильные, разговариваете профессиональным жаргоном.
   – Это он каскадер, самый лучший, причем, – сказал мужчина в бушлате с цигейковым воротником, – самый лучший, лучше не бывает.
   – Я знал лучше.
   – Ты что, на самом деле каскадер? И они тоже каскадеры?
   – Они, как бы тебе сказать, вон те двое, – Илларион кивнул в сторону Петровича и мужчины напротив с короткой стрижкой бобриком, – они, двое, как бы режиссеры и немного сценаристы. А все остальные, как бы ассистенты, операторы, актеры. Мы как бы бригада.
   – Съемочная группа, что ли?
   – Вроде съемочной группы. Иногда нам приходилось кое-кого снимать…
   – Ходишь ты вокруг да около.
   За первым тостом последовал второй, за ним третий. Самое странное, компания не разбивалась на маленькие группы, все крутилось вокруг Иллариона. Наталья услышала о нем столько добрых слов, столько многообещающих намеков, что ей, на самом деле, стало интересно, что же он за человек и чем конкретно занимается. А еще ее интересовало, что за компания собралась на лесной поляне. Вроде бы вокруг зима, а тут лето, светит солнце, сухая трава, даже ветра нет.
   Парни в камуфляжных куртках разносили вино, носили шашлыки, водку, коньяк. Все это наливалось и тут же опорожнялось. Но никто не пьянел, хоть и пили нормально. Лишь Наталья почувствовала, что захмелела.
   – Кто же вы все-таки? – спросила она у Иллариона.
   – Я Илларион Забродов, а они тебе все представились.
   – А почему никто не назвал свою фамилию?
   – Это ты спроси у них. А лучше не спрашивай, они смущаться начнут.
   – Что у них фамилии не русские?
   – Всякие. Вот у того – татарская, а у того – белорусская, – он кивнул в сторону крепкого парня. Тот перехватил взгляд Забродова, широко улыбнулся, но без заискивания, а искренне, как могут улыбаться лишь хорошему другу, которого знают много лет и с которыми много пережито.
   – Все же вы какие-то странные люди. Мне кажется, что вы военные, но.., не правильные.
   – Ну, в общем-то, мы имеем какое-то отношение и к армии.
   – Все понятно – вы старые боевые товарищи. Наверное, вместе служили.
   – Абсолютно точно, служили вместе.
   – И наверное, в одних и тех же войсках?
   – Точно, в одних и тех же.
   Уже поели. Всем захотелось немного размяться. И тут Наталья увидела, что двое мужчин берут в руки винтовки, передергивают затворы. Картонная коробочка с патронами стояла прямо у сосны.
   – Ну, Петрович, – сказал один генерал ГРУ другому, – покажи класс.
   – Да я с прошлого дня рождения Иллариона винтовку в руки не брал. А ты?
   – Я тоже.
   – Значит, тогда играть в Вильгельма Телля не станем. Куда будем стрелять?
   – Куда или во что?
   – Давай в небо.
   – Давай.
   И два генерала, подняв винтовки, принялись целиться в небо. Все присутствующие пытались увидеть невидимую цель, лишь Илларион опустил голову, пряча улыбку.
   – Смотри, сейчас солнце свалится, подстрелят.
   – Куда, Илларион, они целятся?
   – Они не могут целиться, они по году оружие в руках не держали.
   – А ты? – спросила Болотова.
   – Я держал, – признался Илларион.
   Грохнуло два выстрела, сухих и коротких, эхо быстро вернуло звук. Мужчины принялись перезаряжать винтовки.
   – Зачем патроны переводить? – спросил Забродов, легко поднялся.
   Возле дерева стояла третья мелкашка. Он взял, быстро зарядил.
   – Петрович, давай на спор.
   – С тобой спорить, Илларион, одни убытки. Спорь с Мещеряковым, а лучше со своими парнями. Ты же все-таки их учил.
   Илларион махнул рукой. Двое парней забрали у генералов винтовки.
   – Ну, куда прицелимся?
   Те переглянулись, пожали плечами.
   – Есть консервная банка, привезли маслины.
   – Мещеряков, бросишь банку?
   – Как нечего делать.
   Мещеряков пошел в кусты, где на плащ-палатке лежали продукты, вернулся с пустой банкой из-под маслин, небольшой, на сто пятьдесят граммов, маслины были испанские.
   – Приготовились!
   Мещеряков на удивление легко швырнул банку, и когда она достигла наивысшей точки, прозвучал один выстрел. Банка изменила траекторию полета – взвилась вверх, а когда стала вновь падать, прозвучал второй выстрел. Банка полетела между деревьями, скрываясь с глаз.
   – Ну же! – крикнул Мещеряков.
   Илларион выстрелил.
   – Не попал! – довольно и обрадовано воскликнул Мещеряков. – Если бы попал, я бы услышал звук.
   Мещеряков бросился к кустам.
   Но Илларион его остановил:
   – Давай на спор, на бутылку коньяка, что я попал?
   – Давай, – самодовольный Мещеряков протянул руку. Один из генералов разбил рукопожатие, и спорщики вдвоем зашуршали по подсохшей траве к кустам можжевельника. Вернулись через пару минут, Забродов ухмылялся, а полковник Мещеряков сплевывал под ноги.
   – Сволочь он, никогда с ним не спорьте. Я сам уже сто раз зарекался не спорить, но он, гад, всегда подначит! – и Мещеряков поставил на стол банку с шестью пулевыми отверстиями.
   – А можно я выстрелю? – спросила женщина.
   – Можно, – сказал Забродов. – В банку будешь стрелять?
   – Да.
   – Давай, – он быстро зарядил винтовку, подал ее Болотовой.
   Наталья взяла, повела стволом. У мужчин головы втянулись в плечи, глаза расширились от страха.
   – Осторожнее, Наташа, она же заряжена!
   – Хорошо, что предупредили. Ну, подбрасывай, Илларион! Могу с тобой поспорить, что я в банку не попаду.
   Банка взлетела. Грохнул выстрел. Как и следовало ожидать, банка и пуля не встретились.
   – Мужские это игры.
   – Это точно, – ответил Илларион.
   – А больше стрельбы не будет?
   – Почему же, сейчас Петрович будет стрелять на спор со своим товарищем. А ну-ка, товарищи, не забыли, чему я вас учил?
   – Илларион…
   Генералы взяли заряженные винтовки. Забродов пристроил банку на ветке можжевельника шагах в двадцати. Мужчины принялись целиться.
   – По три выстрела. Если банка не будет сбита, дисквалифицируем, и больше вам, господа, не нальем.
   Из шести выстрелов ни один не достиг цели, и банка осталась висеть на ветвях.
   – Андрей, теперь давай ты.
   Мещеряков сбил банку со второго выстрела.
   – Совсем неплохо, – сказал Илларион.
   Еще немного выпили, немного поели. Болотова почувствовала, как наступает блаженство. Никуда не хотелось отсюда уезжать, ей было хорошо, куда лучше, чем в городе. Она поднялась и прошлась по поляне.
   Внизу, под солнцем, искрился снег.
   Солнце стояло еще достаточно высоко, чтобы не чувствовать холод. Она понимала, что чем-то чужая в компании, возможно, пока чужая, а может и навсегда. Может так случиться, что Забродов потом подвезет ее к дому, попрощается, пожмет руку и даже не поднимется попить чая, кофе и уж наверняка не останется ночевать. Все люди, находившиеся здесь, были сделаны из другого теста, чем она.
   Нет, они не были глупее, но они словно знали о существовании иного мира, в который не дано попасть простым людям. И появлялись среди простых смертных только для того, чтобы немного отдохнуть и посмотреть на нормальную жизнь. Чувствовалось, за душой у них куда больше, чем они говорят.