Страница:
Владимир Петрович принял душ, но головная боль не прошла, виски ломило, как после тяжелого похмелья.
«Господи, да что это такое! Выпить еще воды? Может, и усну».
Пришлось вернуться на кухню, включить электрочайник. Затем Владимир Петрович выпил стакан кипяченой воды и тихо прошел в спальню.
Жена приоткрыла глаза:
– Чего так поздно? – задала она избитый будничный вопрос, которым почти каждый день встречала мужа.
– Чего, чего… Можно подумать, ты не знаешь?
Спи, работы много.
– Ox, и работа же у тебя!
– Да, работа, – сказал муж, положил на прикроватную тумбочку телефон, натянул до подбородка одеяло.
Ему показалось, что в спальне жарко. Поднялся, приоткрыл форточку.
– Холодно, – услышал он голос жены, раздраженный и злой.
– Спи, спи.
«Холодно ей, жарко, а у меня голова кругом идет».
– Голова болит? – на этот раз участливо спросила жена.
– Да.
– Работа у тебя дурацкая, вот она у тебя и болит чуть ли не каждый день. Покажись врачу.
– Я и без врача знаю от чего: сигареты, кофе и никакого отдыха, никакой разгрузки.
– Вот и покажись врачу, – жена повернулась на бок, отворачиваясь от мужа. – И свет погаси.
– Ага, – сказал Владимир Петрович, дергая шнурок настольной лампы.
В спальне стало темно. Владимир Петрович еще некоторое время лежал, глядя на белый потолок, расчерченный голубоватыми тенями.
«Надо уснуть как можно скорее! – улыбнулся, – ну и дурацкий же совет я себе дал!»
Головная боль понемногу начала проходить. И тут же в голове опять начали бешено крутиться версии.
«Нет-нет, не надо об этом думать! Не надо! – сам себе приказал полковник Сорокин. – Завтра будет день, завтра я и подумаю. Кстати, что-то давно Удав не преподносил сюрпризов. Давненько».
У опытного сыщика проснулась уверенность, что в ближайшие несколько дней должна появиться очередная жертва. Полковник и сам не мог понять, чем обусловлено это предположение, ведь каких-то явных предпосылок не существовало. Но у него появилось твердое убеждение, что именно в ближайшие дни, возможно, в конце недели, появится еще один труп со зловещим крестом на затылке.
«Раз, два, раз, два…»
Полковник попытался представить быстро бегущую реку с кристально чистой водой, натянутую как струна леску, которая эту воду режет, и крупную рыбу, серебристо поблескивающую боками в переливах стремительно изменчивой воды. Рыбу надо вытаскивать, но, как назло, забарахлила катушка спиннинга – не проворачивается.
– Черт побери, – уже засыпая, пробормотал полковник Сорокин, – да крутись же ты, крутись!
Катушка начала вращаться, леска натянулась еще сильнее, удилище изогнулось, и тут же леска безжизненно провисла. Спиннинг стал легким, а катушка закрутилась с бешеной скоростью.
«Вот и все. Ушла. Ну, и, слава богу. Она была такая большая, сильная и красивая, что пусть себе плывет».
А потом милицейскому полковнику стали сниться камыши, серые облака над рыжим жнивьем, птицы и вода – много прозрачной воды, в которой отражаются камыши, небо, летающие птицы, и в глубине воды проносятся стремительные, как торпеды, с темными спинами и острыми плавниками рыбы.
Владимир Петрович Сорокин в высоких рыбацких сапогах брел по вымоченной дождем траве, и на душе было легко. Бандиты, садисты, маньяки остались в другом мире, в мире людей, "сложном, жутком. А во сне струилась река, холодил чистый воздух, во всем царила ясность, гармония и умиротворение.
"Дойду до излучины, – во сне решил Владимир Петрович, – и там, возле ивы, попытаюсь порыбачить.
Там обязательно должна быть рыба, я ее поймаю, обязательно".
Он перешел через маленький ручей, забрался на пригорок. Трава везде была не примята, лишь за его спиной вдоль берега извилистой реки оставался темноватый след. Вот и ивы, их серебристо-зеленые вершины уже показались над камышом.
«Туда, туда, скорее! Что это такое? Какой странный звук… Что это за птица? – во сне подумал Владимир Петрович. – Никогда такой не слышал здесь, на реке. О, да это же не птица!» – и тут же догадался, что это звонит на прикроватной тумбочке сотовый телефон, пищит настойчиво, требовательно и, самое главное, абсолютно безразлично к спящему и видящему прекрасные сны полковнику и его супруге.
Не открывая глаз, Сорокин нащупал трубку, нажал кнопку и левой рукой дернул шнурок настольной лампы – в спальне было все еще темно. На часы Владимир Петрович пока еще не посмотрел.
– Алло, слушаю, – усталым голосом произнес он в трубку.
– Владимир Петрович, вы?
– А то кто же! Ты, Борщевский?
– Я, Владимир Петрович.
– Ну, чего там? Какого черта! – наконец Владимир Петрович разглядел циферблат настенных часов.
Было шесть с небольшим. В узкой щели между шторами чуть-чуть серел рассвет.
– Владимир Петрович, у акведука обнаружили…
– Обнаружили-таки?
– То же, что и в прошлый раз.
– В машине? – уже холодея, спросил полковник Сорокин.
– Нет, не в машине, возле сугроба, внизу.
– Возле сугроба.".
– Да, в грязи. А лужа немного подмерзла.
– Кто обнаружил?
– Две женщины, на электричку спешили.
– Задержали их? Откуда звонишь, Борщевский?
– Я уже на месте, за вами выслал машину. Минуть через пять-восемь будет у подъезда.
– Хорошо.
– Чего ж хорошего…
– Бригада выехала?
– Они уже на месте, разворачиваются.
– Никого не подпускай, я выезжаю.
– Есть, Владимир Петрович.
– Чего ж хорошего, капитан, поспать не дали. Лег в два, а сейчас всего лишь шесть. Вот так всегда.
Жена тоже проснулась, села на кровати.
– Очень торопишься?
– Да, очень, – сказал Владимир Петрович, кулаками протирая глаза с тяжеленными, словно свинцовыми, веками.
Затем Сорокин тряхнул головой, сбрасывая дремоту, от которой никак не мог избавиться.
– Я тебе сейчас кофе приготовлю, Володя.
– Приготовь. А я быстро умоюсь, да немного побреюсь. Кстати, дома сигареты есть?
– Есть. Я целый блок вчера купила.
– Вот за это хвалю, молодец. Только тихо, детей не буди.
– Хорошо.
Детьми в их доме считались трое – двадцатипятилетний сын с женой и внуком, которому было три с половиной. Наспех выпив чашку крепкого кофе и даже не успев побриться, полковник сбежал с четвертого этажа во двор, где стояла черная «Волга». Он забрался на переднее сиденье.
– Что, поспать не дали, Владимир Петрович? – осведомился дежурный водитель.
– Не дали, Витя, будь они неладны. Прикончит. бы всех бандитов, вывезти их куда-нибудь в карьер и засыпать бульдозером живьем. И сровнять, чтобы осталось ровное поле.
– Много же вывозить придется, Владимир Петрович, такого карьера не найти.
– Хватило бы, тысяч пять, Витя, вывезти бы, а тогда и другим стало бы не повадно.
– Сталин, Владимир Петрович, уже вывез поболей пяти тысяч, а толку?
– Да, ты прав, наверное, парень, толку с этого мало.
Профилактикой правонарушений заниматься надо, – как-то вяло ответил полковник, понимая, что эти слова – всего лишь дежурная фраза и ни к чему не обязывают. – Включи мигалку и гони поскорее, хочу приехать пораньше.
Машина с мигалкой помчалась, пересекая Москву, даже не приостанавливаясь на светофорах. Водитель Витя лишь изредка слегка сбрасывал скорость. Сорокин за время пути выкурил две сигареты и третья была уже во рту, когда он увидел пять милицейских машин и машину «Скорой помощи» у акведука.
Он плотнее запахнул пальто, надвинул кепку, поправил шарф и, широко перепрыгивая через замерзшие лужи, которые похрустывали под подошвами башмаков, двинулся к сгрудившимся у машины людям.
Навстречу ему шел капитан Борщевский:
– Владимир Петрович, опять Удав объявился.
– Я так и знал. Что-то вчера уснуть не мог, все про него думал. Вот он, сволочь, и всплыл, будь он неладен! Что криминалисты сказали?
– Увозят тело. Тут уже все осмотрели.
– Еще раз осмотрим местность. Нашли что-нибудь?
– Пока ничего положительного.
– Что значит пока, и что значит положительного?
Думаешь, найдем?
– Не знаю. Он ведь никогда следов не оставляет.
– Надо искать.
– Личность установили?
– Установили, Владимир Петрович.
– Ну, и кто?
– Вот тут-то, Владимир Петрович, собака и зарыта.
– Ну, говори же, – жадно затягиваясь и подрагивая от холода, пробормотал Сорокин.
Капитан Борщевский подошел к Сорокину почти вплотную и зашептал:
– Майор ГРУ Штурмин Лев Иванович.
– Майор ГРУ?
– Очень сильный мужик.
– Ты уже сообщил коллегам из органов?
– Да. Здесь сейчас ФСБ будет, представитель ГРУ.
Надо встречать.
– Ладно, я сам этим займусь. Что еще скажешь?
– Лучше поговорите с криминалистами, они в этом…
– Понял, Борщевский, понял, – и Владимир Петрович направился к криминалистам.
Труп Штурмина уже лежал в машине, запакованный в черный полиэтилен.
– А, Владимир Петрович, – сказал старший группы, беззлобно улыбаясь, – и тебя подняли?
– Да, подняли, подняли, Александр. Не одним нам такая собачья жизнь по ночам ездить. Вам-то что, отдежурили сутки и сутки отдыхать. А мне опять на ногах туда-сюда.
– Что скажешь?
– Почерк тот же.
– Убежден?
– Убежден, что это Удав.
– А новенькое что-нибудь есть?
– Есть и новенькое. Наверное, Удав впервые почувствовал слабость. ;
– Как это слабость?
– Вначале убил чем-то острым, проткнул насквозь.
Но сердце, насколько я понимаю, не задел.
– Чем?
– Вполне возможно, острым металлическим прутом. Но это лишь предположение, Владимир Петрович, вскрытие покажет.
– У тебя вечно вскрытие только и покажет.
– Врать не хочу, сочинять не стану, поэтому давай подождем несколько часов.
– Вы его куда сейчас?
– Куда, куда… На стол, конечно. Но мужик, я тебе скажу, Владимир Петрович, здоровый.
– Да уж, вижу, наверное, метр девяносто, да и весит под сто килограммов.
– Да, – согласился криминалист, – ну, а потом?
– А потом, как всегда. Удав его додушил. Еще могу сказать, что мужик, перед тем как его убили, выпил довольно много.
– Даже так?
– Даже так. Но это предварительное заключение, к обеду будет более полная и исчерпывающая информация.
– Надеюсь на тебя, Саша. Давай, разберись как следует.
– Постараюсь, Владимир Петрович. Мы поедем.
– Давайте, ребята.
Подошел Борщевский.
– Я вот что могу сказать, Владимир Петрович, он его сюда притащил.
– Мертвого?
– Да. А затем сбросил вниз вот отсюда, – махнул рукой капитан уголовного розыска Борщевский.
– А следы остались?
– Нет почти никаких следов, женщины все затоптали. Они-то думали, это пьяный лежит в луже, спустились к нему, сердобольные. А это оказался майор Штурмин.
– Все понял, – полковник Сорокин закурил очередную сигарету и закашлялся. – Как мне все это надоело! – пробурчал он, осматривая место, где был найден труп. – Женщин отпустил?
– Жду вашего распоряжения.
– Допроси и отпусти. А если есть возможность, подвези.
– Хорошо, – сказал капитан Борщевский.
– Будем отдавать приказ?
– Да-да, – сказал Мещеряков, – мы вчера этот вопрос утрясли. Майор Штурмин согласен, он займет место Забродова.
– Ну, вот и слава богу. Не хотелось бы силой человека заставлять, все-таки работа крайне ответственная.
– Да-да, генерал, – сказал Андрей Мещеряков, покидая кабинет своего шефа.
И тут же прямо в коридоре он увидел офицера, своего помощника.
– Вас срочно к телефону.
– Кто? – спокойно спросил полковник Мещеряков.
– Из Уголовного розыска полковник Сорокин беспокоит.
– Сорокин? – Мещеряков вспомнил немного одутловатое, уставшее лицо полковника Сорокина и улыбнулся. – Интересно, на этот раз чем озадачит? Неужели он все еще думает, что наши люди годятся на роль маньяка?
– Он просил перезвонить.
Мещеряков вошел в свой кабинет, но тут же на столе у него зазвонил телефон.
– Алло, слушаю!
Голос был женский и Мещеряков не сразу понял, кто его беспокоит.
– Это Варвара, жена Штурмина.
– А, Варвара! Могу обрадовать. Как там, кстати, Лев?
– Никак, – сказала Варвара.
– В смысле?
– Его нет.
– Как это нет? Не понял…
– Он не ночевал дома. Я уже вам звонила.
– Я был на совещании?
– Да, два раза набирала – утром и потом еще через два часа. Вы извините, конечно.
– Лев не ночевал дома?
– Я волнуюсь.
– Не волнуйтесь, всякое бывает.
– Не бывает. Никогда такого не случалось, он всегда предупреждал.
– Ну, знаете ли. Варвара, может, он у Забродова засиделся?
– Как это засиделся? Такого не может быть. Что, у Забродова нет телефона?
– Конечно же, есть. Но, знаете ли, мужская компания…
– Вы мне голову не морочьте, какая мужская компания? Может, вы его в командировку отправили?
– Нет, что вы. Варвара, никаких командировок.
– Не знаю…
– Я уточню, перезвоню. Не волнуйтесь, никуда Лев не денется, он же без вас, как иголка без витки.
Мещеряков поморщился:
«Вот еще не хватало! Майор ГРУ и проблемы с женой, не хватало еще мне в этом разбираться», – Варвара, я перезвоню, – Мещеряков положил трубку и тут же, абсолютно без паузы, телефон зазвонил пронзительно и зло.
Андрей перевел дыхание, поднял трубку и немного жестко бросил:
– Слушаю! – это прозвучало как приказ, «отставить», «кругом».
– Владимир Петрович беспокоит, Сорокин.
– А, Владимир Петрович! – с облегчением вздохнул Мещеряков. Услышать что-нибудь плохое от полковника Сорокина он не ожидал. – Ну, что у вас стряслось?
– Боюсь, не только у меня или, как вы говорите, у нас, боюсь, что и у вас стряслось.
– Ну, что, говорите.
– Фамилия Штурмин вам что-нибудь говорит?
– Да, говорит, – внутренне холодея, произнес полковник Мещеряков.
– Его тело сегодня утром найдено у акведука.
– У какого акведука?
Сорокин что-то недовольно пробурчал в трубку, и Мещеряков не расслышал.
– Я не понял, Владимир Петрович, повтори то, что ты сказал.
– Тело майора Штурмина обнаружено сегодня утром.
– Да ты что, брось! Не может быть.
– Штурмин мертв, – спокойно сказал Сорокин, так спокойно, как это говорят опытные сыщики, видевшие на своем веку всякое.
– Погоди, погоди… Ты сейчас где?
– У себя в конторе.
– Выезжаю, сию минуту.
– Да, я жду.
Тут же Андрей Мещеряков связался с генералом Глебовым и доложил о случившемся.
– Быстро поезжай, Андрей, – приказал генерал.
Уже из машины полковник Мещеряков, вконец расстроенный, но все еще не верящий в случившееся, дважды позвонил Забродову. Телефон у того молчал. А через час он уже находился в кабинете у полковника Сорокина.
Уже из квартиры Штурмина Мещеряков направился к Иллариону. Поднялся наверх. Дверь заперта, телефон не отвечает, зеленого добитого «лэндровера» во дворе нет. Но Иллариона видели утром, он делал зарядку. А затем дворничиха, увидев удостоверение полковника Мещерякова, сообщила, что видела собственными глазами как хозяин зеленого «джипа» открывал капот, а затем, бросив в салон машины вещмешок, уехал.
– Вещмешок.., вещмешок… – бормотал Мещеряков. – Куда он с вещмешком мог податься?
Но это сообщение хоть немного обрадовало Мещерякова, у него в голове уже появлялись жуткие мысли, будто погиб не только Штурмин, но и Забродов.
"Куда он мог поехать? – задавал себе вопрос Мещеряков. – Куда угодно, – ответил сам себе, – он человек ничем и ни с кем не связанный, захотел и поехал. Ни семьи, никого. Раньше, когда он служил, найти его не составляло труда, начальство всегда знало, где находятся подчиненные, и в любой момент, если была необходимость, могло отыскать любого из своих сотрудников. Но так было до тех пор, пока Илларион Забродов являлся инструктором спецназа.
Сейчас же Мещеряков, как ни напрягался, так и не смог придумать, где искать Забродова. Единственное, что он сделал, так это вырвал из блокнота лист и написал записку: «Срочно! Очень срочно позвони мне!» и, подписавшись, сунул ее в дверь.
«Объявится».
Но Забродова искал не только Мещеряков. С ним жаждал встретиться и полковник уголовного розыска Сорокин. После выяснения обстоятельств вчерашнего вечера выходило, что одним из последних Штурмина видел Забродов. Но затем Забродов ушел, оставив Штурмина в одиночестве. Это подтвердил и официант. Официант же и припомнил, что за столик к Штурмину подсел мужчина – бородатый, крепко сложенный, с длинными волосами. Никогда раньше в кафе он его не видел. Ушли они одновременно, кажется, вместе, но куда потом направились, официант не знал. Но ведь могло случиться, что бородатый мужчина к смерти майора Штурмина не имел никакого отношения. По словам официанта выходило, что в кафе свободных столиков не было, кроме как за большим столом с засидевшимся Штурминым. Любой новый посетитель сел бы за этот столик.
Полковник Мещеряков смог найти Болотову, но та ничего определенного о месте пребывания Забродова сказать полковнику Мещерякову не смогла. Нет, Илларион ей ничего не говорил, о следующей встрече они не договаривались. Куда он мог отправиться, ей не известно, и вообще, как понял Мещеряков, она человек очень занятой, у нее какая-то важная срочная работа.
А Илларион в это время уже находился далеко от Москвы и прогуливался по берегу реки у Завидовского заповедника.
Илларион передернул плечами, внес в квартиру рюкзак, в котором была свежая, совсем недавно пойманная рыба. Прочел записку, хмыкнул, а затем, неторопливо переложив рыбу в морозильную камеру холодильника, тщательно вымыв руки, набрал номер Мещерякова. То, что эта записка от него, хоть подпись и была неразборчивой, у Иллариона сомнений не оставалось. А то, что он услышал от полковника Мещерякова, его потрясло:
– Вчера, Илларион, днем, на Котляковском кладбище мы похоронили Льва, – после долгой тягостной паузы сообщил полковник Мещеряков.
– Черт, не успел!
– Куда не успел – на похороны? Почему ты, Илларион, даже адреса не оставил, уехал, как будто…
– Хватит, Андрей, понял. Виноват, – сказал Илларион.
Настроение у Забродова сразу же стало отвратительным, хуже некуда. Ведь он потерял человека, которого хорошо знал, человека, который собирался занять его место.
– Что же это такое? Как это могло случиться? Ты что-нибудь можешь рассказать более подробно?
– Что я тебе могу рассказать, Илларион, ищут.
Ищут какого-то бородатого мужчину, с которым Штурмина видели в кафе.
– Бородатого мужчину?
– Да. И, судя по всему, он не слабый. Видишь, как все получается! Мы еще пошутили тогда у полковника Сорокина, что человека из ГРУ…
– Помню, все помню, Андрей, не надо, – остановил друга Илларион, – эту сволочь надо найти.
– Буду надеяться, найдут.
– Нет, надо найти самим.
– Илларион, не наше дело ловить маньяков.
– Может ты и прав, не наше. Но он убил Льва, а это меняет дело, очень сильно меняет.
– Наши уже подключились, и ФСБ сейчас занимается этим делом.
– Я к тебе сейчас приеду, надо поговорить.
– Приезжай, жду. Тебя, возможно, будет разыскивать полковник Сорокин и люди из ФСБ. Но ты пока на телефонные звонки не отзывайся, жди меня.
– Договорились, – бросил в трубку Забродов, ощущая, что его руки подрагивают, а в горле першит, словно туда попал песок.
"Что же это такое!? Вот, Штурмин Лева, сколько лет я его знал? Лет пятнадцать, – сам себе ответил Илларион. – Он же из таких передряг выбирался, в таких операциях участвовал! Его ни пуля, ни нож не брали, а тут, на тебе, в городе погиб, в своем городе.
Что же это за несправедливость такая!"
О том, что полковник Сорокин сможет предположить, будто виновник смерти Штурмина Илларион Забродов, не было даже и мысли. Сейчас Забродов не думал о себе, не думал о своей безопасности, о том, что ему говорить. Он всецело погрузился в воспоминания и в тягостные размышления о случившемся.
«Да, да, приедет Мещеряков, я получу хоть какую-то информацию. Это дело так оставлять нельзя. Нет, ни в коем случае нельзя! Эту сволочь, тварь, надо найти. Ведь все-таки я виновен, частично, но виновен. Это я потащил всю компанию в кафе. Ах, да, кафе… – Илларион посмотрел на часы, до приезда Мещерякова еще оставалось время. – Надо сбегать туда!»
И он, захлопнув дверь квартиры, как был, в куртке защитного цвета и в высоких ботинках на шнуровке, сбежал на улицу, забрался в «джип» и быстро вырулил через узкую арку на улицу. До кафе было близко.
Если бы Илларион знал, что он припарковал свою машину точно на том месте, где несколько дней назад стояла машина убийцы Штурмина! Но это ему не было известно. Он вошел в кафе, даже не раздеваясь. В кафе был занят только один столик, за которым сидели парень с девушкой и пили вино из высокой узкой бутылки. Закусывали вино шоколадом.
Забродов осмотрелся.
– Вы кого-то ждете, ищете? – странным взглядом осмотрел Забродова, абсолютно его не узнавая, один из официантов.
– Мне Бориса надо.
– Сейчас позову, он там.
Через пару минут появился Борис в черной бабочке, в белой накрахмаленной рубахе, еще не смятой, с блокнотом в руке.
Илларион поприветствовал официанта, тот вежливо кивнул.
– Слушай, Борис, я к тебе по этому делу.
– Знаю, знаю, – сказал официант, – меня уже вызывали, я уже разговаривал со следователем.
– А что ты мне скажешь?
– Что я могу сказать…
– Давай присядем, – взяв за локоть официанта, Илларион усадил его рядом с тем столиком, за каким сидел в тот злополучный день.
– Я уже все рассказал Сорокину.
– Повтори, пожалуйста, мне.
– Мест в кафе не было, – Борис посмотрел на часы, – ну, как раз в такое время, так бывает. Все столики оказались заняты. Не каждый день такое происходит, но случается. А ваш друг остался сидеть. Я убрал посуду, а он все сидит. Счет был оплачен, вы же и оплатили.
– Да, я помню, продолжай, Борис, – сказал Забродов.
– Вошел мужчина, посмотрел по сторонам… Все как всегда. Видит, место свободное возле вашего друга, подошел и сел.
– Что заказывал? – спросил Илларион.
– Водку не заказывал, заказал кофе и два салата., – А у моего приятеля водка еще была?
– Да, была, где-то полграфина.
– Он много выпил?
– Нет, что вы! Я потом водку унес, когда они ушли.
– Они уходили вместе?
– Встали они одновременно, а как пошли, кто ж их знает? Я потом убрал стол и посадил других посетителей, какая-то компания из шести человек – четверо мужчин и две женщины.
– А как выглядел, Борис, человек, который сидел с моим другом?
– Здоровый такой. С моих слов фоторобот составили, кстати, я сейчас его покажу, дали, что бы постоянным посетителям показывал, – официант вытащил из заднего кармана черных отутюженных брюк сложенный вчетверо лист бумаги, развернул и положил перед Забродовым, аккуратно разгладив. – Ну, примерно, вот такой.
– А что еще ты запомнил? Какие-нибудь приметы?
– Нет, ничего особенного.
– Борис, подумай, подумай. Может, на руках что-нибудь было?
– Нет. У меня уже все спрашивали, я ничего не помню.
– А ты бы его узнал?
– Конечно, узнал бы. Я на память не жалуюсь, помню даже тех, кто в кафе два или три раза бывал.
– Да, это хорошо, – Забродов развернул лист бумаги и принялся рассматривать портрет мужчины.
– А руки какие у него были?
– Здоровые, пальцы толстые, как у лодочника.
– Почему как у лодочника? – спросил Забродов.
– У меня дядя-лодочник на Оке, так у него мизинец толще моего большого пальца. Понимаете, он на веслах лет сорок, каждый день гребет, гребет, вот пальцы и становятся такими сильными.
– Ты думаешь, он гребец?
– Не знаю. Может, в детстве греблей занимался, очень сильный.
– А роста какого?
– Ростом он с вас, где-то метр семьдесят восемь, может, быть метр восемьдесят. Но высоким не выглядит, потому что плечи очень широкие.
– А как он был одет? Пиджак, свитер, шарф, брюки, шарф хороший, дорогой? Часы какие у него были?
– Какие часы, не помню, не видел. Вполне может быть, их у него и не было.
– Так ты говоришь, Борис, смог бы его опознать?
– Конечно, узнал бы! Если зайдет, сразу позвоню.
Мне и полковник сказал это сделать.
– Хорошо, хорошо… – пробормотал Забродов, – спасибо тебе, Борис, – Забродов пожал руку и заспешил к себе.
Уже в машине, когда повернул ключ в замке зажигания, Забродову показалось, в памяти промелькнуло лицо мужчины.
«Где-то я его видел. Видел похожего человека. Но где, когда?» – и Забродов, уже проводя джип сквозь узкую арку, судорожно пытался вспомнить, где, при каких обстоятельствах и в какой компании видел похожего мужчину.
«Господи, да что это такое! Выпить еще воды? Может, и усну».
Пришлось вернуться на кухню, включить электрочайник. Затем Владимир Петрович выпил стакан кипяченой воды и тихо прошел в спальню.
Жена приоткрыла глаза:
– Чего так поздно? – задала она избитый будничный вопрос, которым почти каждый день встречала мужа.
– Чего, чего… Можно подумать, ты не знаешь?
Спи, работы много.
– Ox, и работа же у тебя!
– Да, работа, – сказал муж, положил на прикроватную тумбочку телефон, натянул до подбородка одеяло.
Ему показалось, что в спальне жарко. Поднялся, приоткрыл форточку.
– Холодно, – услышал он голос жены, раздраженный и злой.
– Спи, спи.
«Холодно ей, жарко, а у меня голова кругом идет».
– Голова болит? – на этот раз участливо спросила жена.
– Да.
– Работа у тебя дурацкая, вот она у тебя и болит чуть ли не каждый день. Покажись врачу.
– Я и без врача знаю от чего: сигареты, кофе и никакого отдыха, никакой разгрузки.
– Вот и покажись врачу, – жена повернулась на бок, отворачиваясь от мужа. – И свет погаси.
– Ага, – сказал Владимир Петрович, дергая шнурок настольной лампы.
В спальне стало темно. Владимир Петрович еще некоторое время лежал, глядя на белый потолок, расчерченный голубоватыми тенями.
«Надо уснуть как можно скорее! – улыбнулся, – ну и дурацкий же совет я себе дал!»
Головная боль понемногу начала проходить. И тут же в голове опять начали бешено крутиться версии.
«Нет-нет, не надо об этом думать! Не надо! – сам себе приказал полковник Сорокин. – Завтра будет день, завтра я и подумаю. Кстати, что-то давно Удав не преподносил сюрпризов. Давненько».
У опытного сыщика проснулась уверенность, что в ближайшие несколько дней должна появиться очередная жертва. Полковник и сам не мог понять, чем обусловлено это предположение, ведь каких-то явных предпосылок не существовало. Но у него появилось твердое убеждение, что именно в ближайшие дни, возможно, в конце недели, появится еще один труп со зловещим крестом на затылке.
«Раз, два, раз, два…»
Полковник попытался представить быстро бегущую реку с кристально чистой водой, натянутую как струна леску, которая эту воду режет, и крупную рыбу, серебристо поблескивающую боками в переливах стремительно изменчивой воды. Рыбу надо вытаскивать, но, как назло, забарахлила катушка спиннинга – не проворачивается.
– Черт побери, – уже засыпая, пробормотал полковник Сорокин, – да крутись же ты, крутись!
Катушка начала вращаться, леска натянулась еще сильнее, удилище изогнулось, и тут же леска безжизненно провисла. Спиннинг стал легким, а катушка закрутилась с бешеной скоростью.
«Вот и все. Ушла. Ну, и, слава богу. Она была такая большая, сильная и красивая, что пусть себе плывет».
А потом милицейскому полковнику стали сниться камыши, серые облака над рыжим жнивьем, птицы и вода – много прозрачной воды, в которой отражаются камыши, небо, летающие птицы, и в глубине воды проносятся стремительные, как торпеды, с темными спинами и острыми плавниками рыбы.
Владимир Петрович Сорокин в высоких рыбацких сапогах брел по вымоченной дождем траве, и на душе было легко. Бандиты, садисты, маньяки остались в другом мире, в мире людей, "сложном, жутком. А во сне струилась река, холодил чистый воздух, во всем царила ясность, гармония и умиротворение.
"Дойду до излучины, – во сне решил Владимир Петрович, – и там, возле ивы, попытаюсь порыбачить.
Там обязательно должна быть рыба, я ее поймаю, обязательно".
Он перешел через маленький ручей, забрался на пригорок. Трава везде была не примята, лишь за его спиной вдоль берега извилистой реки оставался темноватый след. Вот и ивы, их серебристо-зеленые вершины уже показались над камышом.
«Туда, туда, скорее! Что это такое? Какой странный звук… Что это за птица? – во сне подумал Владимир Петрович. – Никогда такой не слышал здесь, на реке. О, да это же не птица!» – и тут же догадался, что это звонит на прикроватной тумбочке сотовый телефон, пищит настойчиво, требовательно и, самое главное, абсолютно безразлично к спящему и видящему прекрасные сны полковнику и его супруге.
Не открывая глаз, Сорокин нащупал трубку, нажал кнопку и левой рукой дернул шнурок настольной лампы – в спальне было все еще темно. На часы Владимир Петрович пока еще не посмотрел.
– Алло, слушаю, – усталым голосом произнес он в трубку.
– Владимир Петрович, вы?
– А то кто же! Ты, Борщевский?
– Я, Владимир Петрович.
– Ну, чего там? Какого черта! – наконец Владимир Петрович разглядел циферблат настенных часов.
Было шесть с небольшим. В узкой щели между шторами чуть-чуть серел рассвет.
– Владимир Петрович, у акведука обнаружили…
– Обнаружили-таки?
– То же, что и в прошлый раз.
– В машине? – уже холодея, спросил полковник Сорокин.
– Нет, не в машине, возле сугроба, внизу.
– Возле сугроба.".
– Да, в грязи. А лужа немного подмерзла.
– Кто обнаружил?
– Две женщины, на электричку спешили.
– Задержали их? Откуда звонишь, Борщевский?
– Я уже на месте, за вами выслал машину. Минуть через пять-восемь будет у подъезда.
– Хорошо.
– Чего ж хорошего…
– Бригада выехала?
– Они уже на месте, разворачиваются.
– Никого не подпускай, я выезжаю.
– Есть, Владимир Петрович.
– Чего ж хорошего, капитан, поспать не дали. Лег в два, а сейчас всего лишь шесть. Вот так всегда.
Жена тоже проснулась, села на кровати.
– Очень торопишься?
– Да, очень, – сказал Владимир Петрович, кулаками протирая глаза с тяжеленными, словно свинцовыми, веками.
Затем Сорокин тряхнул головой, сбрасывая дремоту, от которой никак не мог избавиться.
– Я тебе сейчас кофе приготовлю, Володя.
– Приготовь. А я быстро умоюсь, да немного побреюсь. Кстати, дома сигареты есть?
– Есть. Я целый блок вчера купила.
– Вот за это хвалю, молодец. Только тихо, детей не буди.
– Хорошо.
Детьми в их доме считались трое – двадцатипятилетний сын с женой и внуком, которому было три с половиной. Наспех выпив чашку крепкого кофе и даже не успев побриться, полковник сбежал с четвертого этажа во двор, где стояла черная «Волга». Он забрался на переднее сиденье.
– Что, поспать не дали, Владимир Петрович? – осведомился дежурный водитель.
– Не дали, Витя, будь они неладны. Прикончит. бы всех бандитов, вывезти их куда-нибудь в карьер и засыпать бульдозером живьем. И сровнять, чтобы осталось ровное поле.
– Много же вывозить придется, Владимир Петрович, такого карьера не найти.
– Хватило бы, тысяч пять, Витя, вывезти бы, а тогда и другим стало бы не повадно.
– Сталин, Владимир Петрович, уже вывез поболей пяти тысяч, а толку?
– Да, ты прав, наверное, парень, толку с этого мало.
Профилактикой правонарушений заниматься надо, – как-то вяло ответил полковник, понимая, что эти слова – всего лишь дежурная фраза и ни к чему не обязывают. – Включи мигалку и гони поскорее, хочу приехать пораньше.
Машина с мигалкой помчалась, пересекая Москву, даже не приостанавливаясь на светофорах. Водитель Витя лишь изредка слегка сбрасывал скорость. Сорокин за время пути выкурил две сигареты и третья была уже во рту, когда он увидел пять милицейских машин и машину «Скорой помощи» у акведука.
Он плотнее запахнул пальто, надвинул кепку, поправил шарф и, широко перепрыгивая через замерзшие лужи, которые похрустывали под подошвами башмаков, двинулся к сгрудившимся у машины людям.
Навстречу ему шел капитан Борщевский:
– Владимир Петрович, опять Удав объявился.
– Я так и знал. Что-то вчера уснуть не мог, все про него думал. Вот он, сволочь, и всплыл, будь он неладен! Что криминалисты сказали?
– Увозят тело. Тут уже все осмотрели.
– Еще раз осмотрим местность. Нашли что-нибудь?
– Пока ничего положительного.
– Что значит пока, и что значит положительного?
Думаешь, найдем?
– Не знаю. Он ведь никогда следов не оставляет.
– Надо искать.
– Личность установили?
– Установили, Владимир Петрович.
– Ну, и кто?
– Вот тут-то, Владимир Петрович, собака и зарыта.
– Ну, говори же, – жадно затягиваясь и подрагивая от холода, пробормотал Сорокин.
Капитан Борщевский подошел к Сорокину почти вплотную и зашептал:
– Майор ГРУ Штурмин Лев Иванович.
– Майор ГРУ?
– Очень сильный мужик.
– Ты уже сообщил коллегам из органов?
– Да. Здесь сейчас ФСБ будет, представитель ГРУ.
Надо встречать.
– Ладно, я сам этим займусь. Что еще скажешь?
– Лучше поговорите с криминалистами, они в этом…
– Понял, Борщевский, понял, – и Владимир Петрович направился к криминалистам.
Труп Штурмина уже лежал в машине, запакованный в черный полиэтилен.
– А, Владимир Петрович, – сказал старший группы, беззлобно улыбаясь, – и тебя подняли?
– Да, подняли, подняли, Александр. Не одним нам такая собачья жизнь по ночам ездить. Вам-то что, отдежурили сутки и сутки отдыхать. А мне опять на ногах туда-сюда.
– Что скажешь?
– Почерк тот же.
– Убежден?
– Убежден, что это Удав.
– А новенькое что-нибудь есть?
– Есть и новенькое. Наверное, Удав впервые почувствовал слабость. ;
– Как это слабость?
– Вначале убил чем-то острым, проткнул насквозь.
Но сердце, насколько я понимаю, не задел.
– Чем?
– Вполне возможно, острым металлическим прутом. Но это лишь предположение, Владимир Петрович, вскрытие покажет.
– У тебя вечно вскрытие только и покажет.
– Врать не хочу, сочинять не стану, поэтому давай подождем несколько часов.
– Вы его куда сейчас?
– Куда, куда… На стол, конечно. Но мужик, я тебе скажу, Владимир Петрович, здоровый.
– Да уж, вижу, наверное, метр девяносто, да и весит под сто килограммов.
– Да, – согласился криминалист, – ну, а потом?
– А потом, как всегда. Удав его додушил. Еще могу сказать, что мужик, перед тем как его убили, выпил довольно много.
– Даже так?
– Даже так. Но это предварительное заключение, к обеду будет более полная и исчерпывающая информация.
– Надеюсь на тебя, Саша. Давай, разберись как следует.
– Постараюсь, Владимир Петрович. Мы поедем.
– Давайте, ребята.
Подошел Борщевский.
– Я вот что могу сказать, Владимир Петрович, он его сюда притащил.
– Мертвого?
– Да. А затем сбросил вниз вот отсюда, – махнул рукой капитан уголовного розыска Борщевский.
– А следы остались?
– Нет почти никаких следов, женщины все затоптали. Они-то думали, это пьяный лежит в луже, спустились к нему, сердобольные. А это оказался майор Штурмин.
– Все понял, – полковник Сорокин закурил очередную сигарету и закашлялся. – Как мне все это надоело! – пробурчал он, осматривая место, где был найден труп. – Женщин отпустил?
– Жду вашего распоряжения.
– Допроси и отпусти. А если есть возможность, подвези.
– Хорошо, – сказал капитан Борщевский.
* * *
Ровно в два закончилось совещание у генерала Глебова. В конце генерал спросил у Мещерякова:– Будем отдавать приказ?
– Да-да, – сказал Мещеряков, – мы вчера этот вопрос утрясли. Майор Штурмин согласен, он займет место Забродова.
– Ну, вот и слава богу. Не хотелось бы силой человека заставлять, все-таки работа крайне ответственная.
– Да-да, генерал, – сказал Андрей Мещеряков, покидая кабинет своего шефа.
И тут же прямо в коридоре он увидел офицера, своего помощника.
– Вас срочно к телефону.
– Кто? – спокойно спросил полковник Мещеряков.
– Из Уголовного розыска полковник Сорокин беспокоит.
– Сорокин? – Мещеряков вспомнил немного одутловатое, уставшее лицо полковника Сорокина и улыбнулся. – Интересно, на этот раз чем озадачит? Неужели он все еще думает, что наши люди годятся на роль маньяка?
– Он просил перезвонить.
Мещеряков вошел в свой кабинет, но тут же на столе у него зазвонил телефон.
– Алло, слушаю!
Голос был женский и Мещеряков не сразу понял, кто его беспокоит.
– Это Варвара, жена Штурмина.
– А, Варвара! Могу обрадовать. Как там, кстати, Лев?
– Никак, – сказала Варвара.
– В смысле?
– Его нет.
– Как это нет? Не понял…
– Он не ночевал дома. Я уже вам звонила.
– Я был на совещании?
– Да, два раза набирала – утром и потом еще через два часа. Вы извините, конечно.
– Лев не ночевал дома?
– Я волнуюсь.
– Не волнуйтесь, всякое бывает.
– Не бывает. Никогда такого не случалось, он всегда предупреждал.
– Ну, знаете ли. Варвара, может, он у Забродова засиделся?
– Как это засиделся? Такого не может быть. Что, у Забродова нет телефона?
– Конечно же, есть. Но, знаете ли, мужская компания…
– Вы мне голову не морочьте, какая мужская компания? Может, вы его в командировку отправили?
– Нет, что вы. Варвара, никаких командировок.
– Не знаю…
– Я уточню, перезвоню. Не волнуйтесь, никуда Лев не денется, он же без вас, как иголка без витки.
Мещеряков поморщился:
«Вот еще не хватало! Майор ГРУ и проблемы с женой, не хватало еще мне в этом разбираться», – Варвара, я перезвоню, – Мещеряков положил трубку и тут же, абсолютно без паузы, телефон зазвонил пронзительно и зло.
Андрей перевел дыхание, поднял трубку и немного жестко бросил:
– Слушаю! – это прозвучало как приказ, «отставить», «кругом».
– Владимир Петрович беспокоит, Сорокин.
– А, Владимир Петрович! – с облегчением вздохнул Мещеряков. Услышать что-нибудь плохое от полковника Сорокина он не ожидал. – Ну, что у вас стряслось?
– Боюсь, не только у меня или, как вы говорите, у нас, боюсь, что и у вас стряслось.
– Ну, что, говорите.
– Фамилия Штурмин вам что-нибудь говорит?
– Да, говорит, – внутренне холодея, произнес полковник Мещеряков.
– Его тело сегодня утром найдено у акведука.
– У какого акведука?
Сорокин что-то недовольно пробурчал в трубку, и Мещеряков не расслышал.
– Я не понял, Владимир Петрович, повтори то, что ты сказал.
– Тело майора Штурмина обнаружено сегодня утром.
– Да ты что, брось! Не может быть.
– Штурмин мертв, – спокойно сказал Сорокин, так спокойно, как это говорят опытные сыщики, видевшие на своем веку всякое.
– Погоди, погоди… Ты сейчас где?
– У себя в конторе.
– Выезжаю, сию минуту.
– Да, я жду.
Тут же Андрей Мещеряков связался с генералом Глебовым и доложил о случившемся.
– Быстро поезжай, Андрей, – приказал генерал.
Уже из машины полковник Мещеряков, вконец расстроенный, но все еще не верящий в случившееся, дважды позвонил Забродову. Телефон у того молчал. А через час он уже находился в кабинете у полковника Сорокина.
* * *
Что-что, а рассказать о случившемся жене и детям Льва Штурмина было самым тяжелым, самым страшным испытанием, которые в последнее время выпали на долю полковника Мещерякова. Но он был человеком военным, и ехать на квартиру пришлось, причем сразу из морга.Уже из квартиры Штурмина Мещеряков направился к Иллариону. Поднялся наверх. Дверь заперта, телефон не отвечает, зеленого добитого «лэндровера» во дворе нет. Но Иллариона видели утром, он делал зарядку. А затем дворничиха, увидев удостоверение полковника Мещерякова, сообщила, что видела собственными глазами как хозяин зеленого «джипа» открывал капот, а затем, бросив в салон машины вещмешок, уехал.
– Вещмешок.., вещмешок… – бормотал Мещеряков. – Куда он с вещмешком мог податься?
Но это сообщение хоть немного обрадовало Мещерякова, у него в голове уже появлялись жуткие мысли, будто погиб не только Штурмин, но и Забродов.
"Куда он мог поехать? – задавал себе вопрос Мещеряков. – Куда угодно, – ответил сам себе, – он человек ничем и ни с кем не связанный, захотел и поехал. Ни семьи, никого. Раньше, когда он служил, найти его не составляло труда, начальство всегда знало, где находятся подчиненные, и в любой момент, если была необходимость, могло отыскать любого из своих сотрудников. Но так было до тех пор, пока Илларион Забродов являлся инструктором спецназа.
Сейчас же Мещеряков, как ни напрягался, так и не смог придумать, где искать Забродова. Единственное, что он сделал, так это вырвал из блокнота лист и написал записку: «Срочно! Очень срочно позвони мне!» и, подписавшись, сунул ее в дверь.
«Объявится».
Но Забродова искал не только Мещеряков. С ним жаждал встретиться и полковник уголовного розыска Сорокин. После выяснения обстоятельств вчерашнего вечера выходило, что одним из последних Штурмина видел Забродов. Но затем Забродов ушел, оставив Штурмина в одиночестве. Это подтвердил и официант. Официант же и припомнил, что за столик к Штурмину подсел мужчина – бородатый, крепко сложенный, с длинными волосами. Никогда раньше в кафе он его не видел. Ушли они одновременно, кажется, вместе, но куда потом направились, официант не знал. Но ведь могло случиться, что бородатый мужчина к смерти майора Штурмина не имел никакого отношения. По словам официанта выходило, что в кафе свободных столиков не было, кроме как за большим столом с засидевшимся Штурминым. Любой новый посетитель сел бы за этот столик.
Полковник Мещеряков смог найти Болотову, но та ничего определенного о месте пребывания Забродова сказать полковнику Мещерякову не смогла. Нет, Илларион ей ничего не говорил, о следующей встрече они не договаривались. Куда он мог отправиться, ей не известно, и вообще, как понял Мещеряков, она человек очень занятой, у нее какая-то важная срочная работа.
А Илларион в это время уже находился далеко от Москвы и прогуливался по берегу реки у Завидовского заповедника.
* * *
Новости обрушились на Иллариона Забродова как снежная лавина, причем сразу, едва он успел переступить порог своей квартиры. В двери торчала записка.Илларион передернул плечами, внес в квартиру рюкзак, в котором была свежая, совсем недавно пойманная рыба. Прочел записку, хмыкнул, а затем, неторопливо переложив рыбу в морозильную камеру холодильника, тщательно вымыв руки, набрал номер Мещерякова. То, что эта записка от него, хоть подпись и была неразборчивой, у Иллариона сомнений не оставалось. А то, что он услышал от полковника Мещерякова, его потрясло:
– Вчера, Илларион, днем, на Котляковском кладбище мы похоронили Льва, – после долгой тягостной паузы сообщил полковник Мещеряков.
– Черт, не успел!
– Куда не успел – на похороны? Почему ты, Илларион, даже адреса не оставил, уехал, как будто…
– Хватит, Андрей, понял. Виноват, – сказал Илларион.
Настроение у Забродова сразу же стало отвратительным, хуже некуда. Ведь он потерял человека, которого хорошо знал, человека, который собирался занять его место.
– Что же это такое? Как это могло случиться? Ты что-нибудь можешь рассказать более подробно?
– Что я тебе могу рассказать, Илларион, ищут.
Ищут какого-то бородатого мужчину, с которым Штурмина видели в кафе.
– Бородатого мужчину?
– Да. И, судя по всему, он не слабый. Видишь, как все получается! Мы еще пошутили тогда у полковника Сорокина, что человека из ГРУ…
– Помню, все помню, Андрей, не надо, – остановил друга Илларион, – эту сволочь надо найти.
– Буду надеяться, найдут.
– Нет, надо найти самим.
– Илларион, не наше дело ловить маньяков.
– Может ты и прав, не наше. Но он убил Льва, а это меняет дело, очень сильно меняет.
– Наши уже подключились, и ФСБ сейчас занимается этим делом.
– Я к тебе сейчас приеду, надо поговорить.
– Приезжай, жду. Тебя, возможно, будет разыскивать полковник Сорокин и люди из ФСБ. Но ты пока на телефонные звонки не отзывайся, жди меня.
– Договорились, – бросил в трубку Забродов, ощущая, что его руки подрагивают, а в горле першит, словно туда попал песок.
"Что же это такое!? Вот, Штурмин Лева, сколько лет я его знал? Лет пятнадцать, – сам себе ответил Илларион. – Он же из таких передряг выбирался, в таких операциях участвовал! Его ни пуля, ни нож не брали, а тут, на тебе, в городе погиб, в своем городе.
Что же это за несправедливость такая!"
О том, что полковник Сорокин сможет предположить, будто виновник смерти Штурмина Илларион Забродов, не было даже и мысли. Сейчас Забродов не думал о себе, не думал о своей безопасности, о том, что ему говорить. Он всецело погрузился в воспоминания и в тягостные размышления о случившемся.
«Да, да, приедет Мещеряков, я получу хоть какую-то информацию. Это дело так оставлять нельзя. Нет, ни в коем случае нельзя! Эту сволочь, тварь, надо найти. Ведь все-таки я виновен, частично, но виновен. Это я потащил всю компанию в кафе. Ах, да, кафе… – Илларион посмотрел на часы, до приезда Мещерякова еще оставалось время. – Надо сбегать туда!»
И он, захлопнув дверь квартиры, как был, в куртке защитного цвета и в высоких ботинках на шнуровке, сбежал на улицу, забрался в «джип» и быстро вырулил через узкую арку на улицу. До кафе было близко.
Если бы Илларион знал, что он припарковал свою машину точно на том месте, где несколько дней назад стояла машина убийцы Штурмина! Но это ему не было известно. Он вошел в кафе, даже не раздеваясь. В кафе был занят только один столик, за которым сидели парень с девушкой и пили вино из высокой узкой бутылки. Закусывали вино шоколадом.
Забродов осмотрелся.
– Вы кого-то ждете, ищете? – странным взглядом осмотрел Забродова, абсолютно его не узнавая, один из официантов.
– Мне Бориса надо.
– Сейчас позову, он там.
Через пару минут появился Борис в черной бабочке, в белой накрахмаленной рубахе, еще не смятой, с блокнотом в руке.
Илларион поприветствовал официанта, тот вежливо кивнул.
– Слушай, Борис, я к тебе по этому делу.
– Знаю, знаю, – сказал официант, – меня уже вызывали, я уже разговаривал со следователем.
– А что ты мне скажешь?
– Что я могу сказать…
– Давай присядем, – взяв за локоть официанта, Илларион усадил его рядом с тем столиком, за каким сидел в тот злополучный день.
– Я уже все рассказал Сорокину.
– Повтори, пожалуйста, мне.
– Мест в кафе не было, – Борис посмотрел на часы, – ну, как раз в такое время, так бывает. Все столики оказались заняты. Не каждый день такое происходит, но случается. А ваш друг остался сидеть. Я убрал посуду, а он все сидит. Счет был оплачен, вы же и оплатили.
– Да, я помню, продолжай, Борис, – сказал Забродов.
– Вошел мужчина, посмотрел по сторонам… Все как всегда. Видит, место свободное возле вашего друга, подошел и сел.
– Что заказывал? – спросил Илларион.
– Водку не заказывал, заказал кофе и два салата., – А у моего приятеля водка еще была?
– Да, была, где-то полграфина.
– Он много выпил?
– Нет, что вы! Я потом водку унес, когда они ушли.
– Они уходили вместе?
– Встали они одновременно, а как пошли, кто ж их знает? Я потом убрал стол и посадил других посетителей, какая-то компания из шести человек – четверо мужчин и две женщины.
– А как выглядел, Борис, человек, который сидел с моим другом?
– Здоровый такой. С моих слов фоторобот составили, кстати, я сейчас его покажу, дали, что бы постоянным посетителям показывал, – официант вытащил из заднего кармана черных отутюженных брюк сложенный вчетверо лист бумаги, развернул и положил перед Забродовым, аккуратно разгладив. – Ну, примерно, вот такой.
– А что еще ты запомнил? Какие-нибудь приметы?
– Нет, ничего особенного.
– Борис, подумай, подумай. Может, на руках что-нибудь было?
– Нет. У меня уже все спрашивали, я ничего не помню.
– А ты бы его узнал?
– Конечно, узнал бы. Я на память не жалуюсь, помню даже тех, кто в кафе два или три раза бывал.
– Да, это хорошо, – Забродов развернул лист бумаги и принялся рассматривать портрет мужчины.
– А руки какие у него были?
– Здоровые, пальцы толстые, как у лодочника.
– Почему как у лодочника? – спросил Забродов.
– У меня дядя-лодочник на Оке, так у него мизинец толще моего большого пальца. Понимаете, он на веслах лет сорок, каждый день гребет, гребет, вот пальцы и становятся такими сильными.
– Ты думаешь, он гребец?
– Не знаю. Может, в детстве греблей занимался, очень сильный.
– А роста какого?
– Ростом он с вас, где-то метр семьдесят восемь, может, быть метр восемьдесят. Но высоким не выглядит, потому что плечи очень широкие.
– А как он был одет? Пиджак, свитер, шарф, брюки, шарф хороший, дорогой? Часы какие у него были?
– Какие часы, не помню, не видел. Вполне может быть, их у него и не было.
– Так ты говоришь, Борис, смог бы его опознать?
– Конечно, узнал бы! Если зайдет, сразу позвоню.
Мне и полковник сказал это сделать.
– Хорошо, хорошо… – пробормотал Забродов, – спасибо тебе, Борис, – Забродов пожал руку и заспешил к себе.
Уже в машине, когда повернул ключ в замке зажигания, Забродову показалось, в памяти промелькнуло лицо мужчины.
«Где-то я его видел. Видел похожего человека. Но где, когда?» – и Забродов, уже проводя джип сквозь узкую арку, судорожно пытался вспомнить, где, при каких обстоятельствах и в какой компании видел похожего мужчину.