Воронин Дмитрий. Синее Пламя

   Что ж, теперь они близки к цели. Правда, откуда-то сзади надвигается угроза, он чувствовал это…
   Извилистая дорожка, больше напоминающая тропу, наконец вывела на относительно плоский участок. Здесь почти не было деревьев, что густо росли на склонах гор, — только чахлый кустарник, нездоровый даже на вид. Шенк почувствовал, как в душе что-то холодеет, а по спине бегут мурашки. Может, все же есть истина в учении о том, что Арианис была демоном… ведь до храма уже рукой подать. Если тот пастух не обманул. Он еще говорил, что место это считается проклятым. Хотя всему могут быть и более простые объяснения. Может, именно здесь для деревьев место неподходящее…
   Кони устало двигали ногами, неся своих седоков вперед. Последний переход был труден, Шенк почти не давал отдыха ни себе, ни коням. Синтия, железный организм которой мог перенести и не такие нагрузки, относилась к тяготам пути с полнейшим равнодушием — а вот ее конь уже спотыкался и время от времени поворачивал к хозяйке умную морду, непонимающе кося лиловым глазом — мол, что ж это ты, девочка, совсем обо мне забыла?
   В путь двинулись еще затемно, кони толком не отдохнули. Под копытами стелился туман — не слишком густой, но сырой, неприятный. Если будет безоблачно, то скоро солнце высушит, начнет даже немного припекать. Хотя какое сейчас солнце — начался сезон дождей, а скоро наступят и холода. Два последних дня хлестал проливной дождь, тяжелые капли, казалось, были способны пробить даже латы. А уж какую-то там кольчугу и подавно, Деревья набухли от воды, развести костер не удалось, и оба, промокшие до нитки, провели несколько часов под разлапистой елью… вода сюда почти не попадала, но отовсюду шел холод, и они, стуча зубами, прижимались друг к другу, тщетно пытаясь согреться. Сейчас Шенк кутался в темный плащ, накинув капюшон на голову… его знобило, он понимал, что болен — но его Знаки были бесполезны против хвори.
   Накануне, во время краткой ночевки, Синтия пыталась отпоить его лекарственным отваром. Может, на вампиров собранные травы и оказывали благотворное влияние, но на Шенка они подействовали словно рвотное… Как ни странно, немного полегчало. Синтия утверждала, что все, что ему сейчас нужно, — это покой, хорошо натопленная комната, горячее вино и сон. Увы, ничего такого в ближайшее время не предвиделось. Даже на то, чтобы добраться до ближайшего села, где можно отдохнуть, отъесться и отоспаться, пришлось бы потратить несколько дней. Позволить себе такой роскоши он не мог.
   Радовало одно: проливной дождь смыл все следы и был шанс, что погоня — если она была не плодом его больного воображения — отстанет. Ощущение опасности немного притупилось — то ли сказывалась болезнь, то ли и в самом деле таинственный Некто потерял их след. Но расслабляться не стоило.
   На них медленно надвигалась огромная скала. Даже не скала — скальный гребень, уходящий и влево, и вправо так далеко, что даже не видно было, где заканчивается эта отвесная стена. Синтия, чье зрение было гораздо острее, вдруг вскрикнула, вытянула вперед руку:
   — Смотри!
   Он вгляделся. Глаза, усталые от недосыпания, с трудом различили нечто, не являющееся созданием природы, а явно вышедшее из-под рук человека. Наверное, когда-то это была статуя, но сейчас камень обвалился, оставив немногое. Угадывались две ноги, но все, что выше пояса, исчезло.
   Они подъезжали все ближе и ближе, Теперь он уже хорошо видел остатки изваяния,., вспомнил старую гравюру, которую ему показал Борох — да, это то самое место. Статуя Бореалиса… так называли демона Ши-Латара, призванного на службу Проклятой. Значит, рядом — статуя самой Арианис. От нее почти ничего не осталось, только самый низ статуи, кусок подола длинного, до пят, платья. Вход в храм — между ними.
   Вход был на месте. Вокруг все было завалено битым камнем, обломками рухнувших статуй. А камень необычный — Легран, пусть и не был знатоком, тут же узнал редкий в этих краях искристый мрамор, что добывался только в Кейте. Сколько же было затрачено труда, дабы привезти его сюда в таком количестве?
   Обломки лежат давно, поросли травой, что успела пробиться и через трещины. Мимо проплыла огромная глыба, и темплар вдруг, вздрогнув, сообразил, что перед ним голова, Придержал коня, присматриваясь и так и эдак, — да, и в самом деле голова в шлеме. А шлем обычный.., вернее, форма странная, но никаких там рогов, что приписывали Ши-Лата-ру. Хотя, говорят, он умел менять обличья.
   И еще у него возникло странное ощущение какой-то неправильности. Да, статуи могли обрушиться от землетрясения, по непонятной причине пощадившего сам вход в храм… но как-то уж очень правильно были раскиданы обломки, словно кто-то очень постарался придать храму вид запущенного и заброшенного. Словно бы эти руины говорили каждому, кто приближался к ним, — брось, не трать силы. Здесь ничего нет, а то, что было, давно уж разграблено. Остались одни обломки, никому не нужные. Брось, уходи, ты ничего здесь не найдешь.
   — Мы ничего здесь не найдем, — вдруг сказала Синтия, словно эхом повторяя мысли темплара. Он взглянул на нее с удивлением и поразился перемене, произошедшей с девушкой. Лицо было отрешенное, равнодушное, глаза наполнены усталостью. Она перехватила его взгляд, пожала плечами, — Ты же видишь… здесь уже много веков ничего нет. А если что и было, нашлись более удачливые, выгребли подчистую.
   — Синтия!
   — Шенк, посмотри сам! Нам нечего здесь делать… к тому же тебе нужен отдых, Поедем вниз, в предгорья. Подлечишься, потом вернешься,., только незачем. Весь этот поход впустую, твои магистры ошиблись. Храм давно пуст.
   Легран хотел было возразить, сказать, что они у самой цели и надо идти вперед — но подумал, что девушка права. Что бы ни спрятала здесь Святая Сикста, это давно потеряно. Тратить драгоценное время, копаясь в руинах — да еще и с погоней за спиной, — дело безнадежно глупое, Даже в этих горах найдется немало мест, где можно найти что-то стоящее. Что-то ценное… а здесь…
   Темплар отчаянно помотал головой, пытаясь понять, что с ним происходит. Что-то ценное? Святая Сикста, он же не грабитель храмов, который надеется найти тайник с золотом или драгоценными камнями. Синтия уже тянула его за рукав:
   — Шенк, пойми… все эти развалины — это нам знак. Бесполезно что-либо здесь искать.
   Ее слова стеганули словно бичом. Случайно или по воле свыше, но девушка дала подсказку. Он вскинул руки, губы зашептали древние слова, что еще никогда не приносили пользы. Бесполезные слова, столь же бесполезные движения руками — заученные давным-давно, чудом не забытые, ибо человек всегда с готовностью забывает то, что ему не нужно. Да и нужное-то забывает…
   Рука на уровне лица, ладонь вытянута горизонтально. Снизу упирается другая ладонь. Несколько брошенных слов…
   Он поймал на себе непонимающий, даже встревоженный взгляд Синтии. В ее глазах — тоска и безысходность, даже легкое раздражение от того, что упрямый рыцарь продолжает оставаться на месте, когда надо уходить — вниз, к предгорьям, к людям, к теплому очагу и мягкой постели,., демоны с ней, с мягкой, пусть будет жесткая и скрипучая, лишь бы сухая.
   Он не обращал на девушку внимания, руки непрерывно двигались, на мгновение замирая в той или иной фигуре, и каждую фигуру сопровождали слова — одно, два, реже несколько. Вот прозвучала последняя, самая длинная фраза, и правая рука, до этого поднятая над головой, с силой обрушилась вниз, распарывая воздух, словно мечом.
   Возникло ощущение, будто бы их обдало ветром, резким, пронизывающим — но странно освежающим. Голова словно прочистилась, разом исчезли все опасения, все глупые, как он теперь понимал, мысли о том, что поход этот — одна сплошная неудача, что храм пуст и что здесь они ничего не найдут. Рядом охнула Синтия, он оглянулся, увидев ее испуганные глаза.
   — Что это было? — прошептала она одними губами, а тонкие длинные пальцы вдруг легли на рукоять меча, словно от незримой угрозы можно было защититься обычной, пусть и отменного качества, сталью.
   — Не знаю, — ответил он, — Похоже, здесь какая-то… магия.
   Она задумалась, потом неохотно кивнула. Бледные щеки — здесь, в лесу, не было надобности в эликсирах, дабы сохранять вид человека — залила краска смущения.
   — Может быть… но куда она делась?
   Шенк рассказал ей о Бесполезном Знаке — он вызвал его по наитию, повинуясь проскользнувшим в услышанной фразе словам. И, несмотря на то что впервые за тысячелетия Знак показал свою силу, Шенк так и не понял, в чем эта сила состоит. Рассеивает чужую магию? Придает решительности? Или что-то еще? Темплар вслушивался в себя, стараясь поймать прежние, пропитанные безнадежностью мысли, — но ничего такого не находил. Напротив, имело место удовлетворение от того, что цель достигнута, и решимость немедленно начать поиски… даже не зная, что именно надо искать. И Синтия избавилась от хандры, дернула поводья, ее конь недовольно всхрапнул, но все же двинулся вперед.
   Если здесь и была угроза, то она наверняка исходила от заброшенного храма — и девушка намеревалась держаться между этой угрозой и человеком, которого намерена была защитить.
   Внезапно Син попятилась — вернее, попятился ее конь. И Шенк тоже ощутил, как из черного зева входа на него изливается… нет, это даже нельзя было назвать просто страхом. Там, во тьме, ждала сама смерть — но не простая, не быстрая… Рыцаря трудно испугать смертью, мало кто из них рассчитывает окончить жизнь в дряхлости, в постели, в окружении внуков и правнуков. Но есть нечто пострашнее, чем простое прекращение существования.
   Легран почувствовал, как все холодеет внутри. Он совершенно твердо знал, что стоит войти под свод черного тоннеля… да нет, стоит только приблизиться к нему на расстояние удара — и все. Дальше лишь муки, такие, что смерть покажется избавлением, что о смерти придется просить, умолять, ползать на коленях… если к тому времени еще будут силы ползать.
   Вампирочка соскользнула на землю, сжимая в руке поводья, сделала несколько шагов вперед, с трудом, словно преодолевая сопротивление бьющего в лицо ветра, а затем вновь попятилась. Ее лицо, и без того бледное, теперь побелело, как молоко, а в глазах плескался дикий ужас. Любой на ее месте давно бы уже удирал что есть силы, не разбирая дороги, но в девушке шла отчаянная борьба между всепоглощающим страхом и долгом защищать своего спутника. Лишь благодаря этому она еще держалась — но продлись эта борьба совсем немного, и Син, вероятно, сойдет с ума.
   Сквозь волны ужаса с трудом пробилась мысль: «Этого не может быть». Не может быть, чтобы так пугал всего лишь темный провал входа… это магия… Руки задвигались, губы, трясущиеся и непослушные, проговорили первые слова Бесполезного Знака.
   Тем временем девушка проигрывала битву с самою собой. Она постепенно отступала — на шаг, еще на один… Это действовало и на коней, но слабее, гораздо слабее, иначе несчастные животные уже давно бы пренебрегли волей своих седоков и ударились бы в бегство, которое наверняка закончили б в какой-нибудь яме с переломанными ногами. А так они лишь прядали ушами, жалобно ржали и медленно пятились, стараясь не поворачиваться к неведомому страху задом.
   Прозвучало последнее слово, рука-меч с шипением прорезала воздух. Уже знакомый порыв ледяного ветра обдал всадников, проникая сквозь одежду, забираясь под кожу, остужая воспаленный мозг.
   Страх исчез — разом, словно его и не было. Конь вдруг отчаянно заржал, поднялся на дыбы, молотя воздух копытами, всем своим видом показывая, что неведомый враг повержен. От неожиданности Шенк, считавший себя неплохим наездником, чуть не вылетел из седла.
   Когда скакун немного успокоился, темплар спрыгнул на землю. Сапоги тут же по щиколотку увязли в грязи — но там, под жидкой кашей, угадывался твердый камень. Здесь скалы, не болото — утонуть им не грозило. Синтия подошла к нему, на лбу блестят крупные капли пота, а в глазах теперь не страх — ненависть.
   — Я его убью… — прошипела она.
   — Кого?
   — Еще не знаю. Но это дело рук человека…
   Они остановились перед черным провалом входа. Кони продолжали проявлять недовольство, но это было не более чем обычное беспокойство перед темнотой. Сверху упала капля, тяжелая, холодная, — за ней вторая, третья… а потом водяные шарики заколотили с такой силой, что даже волосы, прикрытые шлемом, вроде бы намокли.
   Шенк оттеснил Синтию, несмотря на ее возмущение, шагнул первым. Кольчуга глухо звякала, на какой-то момент подумалось, что латы тоже можно было надеть. Темнота набросилась со всех сторон, словно толстое одеяло, окутавшее голову. Шенк оглянулся — позади, всего в паре шагов, должен был быть свет, дневной свет… но его не было. Позади, как и впереди, была все та же чернота. Легран почувствовал, что теряет ориентацию, он не мог бы сейчас с полной уверенностью сказать, в какую сторону нужно идти.
   Тонкие, но невероятно сильные пальцы стиснули его плечо, вминая кольчугу в плоть.
   — Не сюда, — послышался голос Синтии.
   Звук тоже доносился словно сквозь толстое одеяло — как будто тьма была не просто отсутствием света, как будто она была… той самой Тьмой, в которой не существует ничего: ни света, ни звуков, ни самой жизни, которая нацелилась захватить весь мир, — и только Свет противостоит ей. Каждую ночь Тьма пытается одержать верх, посылая свое детище, Темноту, — и каждое утро Свет отбрасывает ее, одерживая очередную маленькую победу. Но приходит вечер, и утомленный Свет отступает.
   То ли она видела во тьме, то ли просто каким-то шестым чувством ощущала правильное направление… так или иначе, Шенк решил с ней не спорить. Он повернулся, сделал шаг, еще один. Запоздало подумал, что надо было бы хотя бы вытянуть вперед руку. Запоздало — потому что уже врезался лбом в камень.
   Проход не мог быть длинным, просто незачем… но Шенку казалось, что он идет уже целую вечность. И вдруг стало светло — свет обрушился сверху, разом заполнив все вокруг.
   Легран потрясенно огляделся — и тут же чуть не упал, в спину ему ткнулась Синтия. Видать, не так уж хорошо она видела в полной тьме. Темплар посторонился, пропуская девушку. Оба стояли, рассматривая храм… хотя, если положить руку на сердце, на храм это все было мало похоже. Скорее на огромную усыпальницу.
   Круглый зал был велик… Его наверняка вырубали в скале долгие годы. Купол уходил ввысь — и оттуда, через многочисленные отверстия, в храм вливался серый, тусклый свет. Несмотря на то что два дня подряд не унимался проливной дождь, луж нигде не было — видимо, строители предусмотрели и это: открыв путь свету, они надежно запечатали его для воды. Только у самого входа стояла небольшая каменная чаша, до краев наполненная водой. Не дождевой… тот, кто создавал это величественное сооружение, позаботился о том, чтобы вода в чашу поступала исправно. Скорее всего из какого-то подземного источника.
   Прямо у их ног начиналась лестница, спускавшаяся вниз, на самое дно храма, напоминающего чашу амфитеатра. Вокруг всего зала шли вырубленные прямо в камне скамьи — возможно, в былые времена здесь собирались люди, поклоняющиеся Арианис. Только вот странно, разве богам… или даже демонам молятся сидя?
   Наверное, когда-то здесь стояли статуи Арианис и ее многочисленных демонов — главного из них, Ши-Латара, и других, помельче… история донесла имя лишь одного из них — трусливого Дениса, что не смог устоять перед силой любви Сиксты и Галантора и бежал, не выполнив возложенного на него поручения. Может, когда-то статуи и были, но сейчас от них остались лишь постаменты — грубые, словно вытесанные из камня бруски. Их было очень много… неужели у Проклятой столько подручных? И можно было с уверенностью сказать, где именно располагалась статуя самой Арианис — на небольшом возвышении в самом центре храма. Но сейчас не видно было даже следов изваяний… и все же Шенк был уверен, что тысячи лет назад здесь, на каменных скамьях, сидели люди, пришедшие сюда лишь для того, чтобы взглянуть на Проклятую Арианис, Видимо, много позже тот, кто разрушил изваяния, предназначенные демонам и самой Проклятой, убрал отсюда даже обломки…
   — Пойдем? — спросила Синтия.
   — Куда? — ответил он, снова и снова обводя взглядом храм.
   — Откуда я знаю? — вдруг рассмеялась она, обнажив белые клыки. — Это твоя миссия… Магистр Борох ничего не сказал?
   — Увы… если здесь что и спрятано, то я не имею ни малейшего представления, что это такое и где его искать,
   — Обнадеживает… — Она пожала плечами и легко сбежала по лестнице вниз. Ее конь, без особой охоты, последовал за хозяйкой, осторожно двигаясь по ступеням.
   Шенк смотрел на свою спутницу и вдруг почувствовал, как навалилась усталость. Все пережитое за последний час заставило его собраться с силами, оттолкнуть болезнь — а теперь она возвращалась… Ноги дрожали, дыхание прорывалось с хрипами и свистами, лоб взмок, хотя в храме было совсем не жарко, а перед глазами заплясали темные пятна. И сердце билось в ребра так часто, словно вознамерилось любой ценой пробить себе выход наружу.
   «Я немного отдохну, — сказал Шенк, а затем пообещал: — Совсем немного… присяду вот сюда, на скамью…»
   Синтия, обернувшись к темплару, чтобы сообщить, что опасности нет и он тоже может спускаться вниз, увидела, как Шенк медленно, словно нехотя, валится на камни.
   Из-за деревьев показался всадник, за ним второй, третий… постепенно на опушку выбрались все. Некогда они были блистательными воинами, что, проезжая через город или село, вызывали немало восхищенных вздохов. Но сейчас они снискали бы только насмешливые, пренебрежительные ухмылки. Все перемазаны в грязи — и сами, и кони. Немало было участков, когда приходилось спешиваться и вести коней в поводу — да и то потеряли двоих скакунов, переломавших себе ноги среди затопленных жижей узловатых корней. Неудачников Регнар хотел было направить назад — время было дорого, а с одиноким рыцарем он бы справился и сам… хотя мальчишка неплохо владеет оружием. Но те просили, и пришлось скрепя сердце пересадить их на вьючных лошадей, бросив часть припасов. Конечно, истинному воину негоже ездить на подобных одрах, но и вернуться из погони, даже ни разу не выхватив меча из ножен, — еще более стыдно.
   Снежный Барс не любил пустопорожних разговоров о чести, о славе… врага надо уничтожать. Он и на тот дурацкий бой один на один поддался лишь из-за того, что спиной чувствовал — так надо было. Его же собственные солдаты не поняли бы, не ответь он на вызов молодого темплара. Хотя следовало просто расстрелять это мужичье из арбалетов, а потом дорезать остальных — не разбить, не победить, именно дорезать, поскольку большего голытьба, вдруг решившая изображать из себя воинов, не заслуживает.
   Но в людях сильны еще старые предрассудки, мол, один вождь вызвал другого, и уклониться — значит показать страх. А за ним идут в любое пекло прежде всего потому, что твердо знают — Регнар не боится никого и ничего. Он не боялся и тогда, понимая, что этому темплару, воспитанному в загнившем и обросшем жирком Ордене, далеко до него, опытного воина.
   Может, он слишком поверил в это, а потому проиграл. Регнар знал себе цену и понимал, что проигрыш был лишь случайностью, И все же… Он стиснул зубы, с отвращением вспоминая, как лежал, ощущая кадыком холод кончика темпларского меча. Этому дурню следовало наносить удар, быстрый и точный… или хотя бы медленный и неумелый. Но он решил поиграть в благородство, Что ж, если все-таки доведется встретиться, никаких игр больше не будет. Самое большее, на что темплар может рассчитывать, — смерть его будет быстрой.
   — Кажись, мы на месте! — несколько недовольно пробурчал Торк.
   Регнар с некоторым удивлением вслушался в интонации толстяка. Тому пришлось тяжелее всех, остальные парни приучены к седлу с малолетства, а этот в верховой езде не мастер, все больше ножками. Но пёхом за лошадьми не угонишься, Регнар спешил, и Торку пришлось взгромоздиться в седло, где он и провел все эти дни, вздыхая и охая, а на ночевках с мученическим видом смазывая истертую задницу какой-то пахучей дрянью.
   — Ты, кажется, не рад? — усмехнулся Снежный Барс.
   Не то чтобы они сдружились, Регнар даже немного гордился тем, что не имеет друзей. Друзья — всегда обуза, друзьям надо помогать, их надо оберегать, от них приходится принимать помощь, за которую потом чувствуешь себя обязанным. А Регнар любил свободу и независимость… от всех. Кроме, разумеется, Императора. Иногда мелькали крамольные мысли, что и Император не настолько родовит, чтобы приказывать воину, способному перечислить более двух десятков поколений предков-бойцов. Все знали, что Герат Первый, положивший начало династии, был всего лишь баронишкой из захудалого, больше похожего на избу-переросток, замка. Просто успел оказаться в нужном месте и в нужное время.
   Те, кто об этом знал, — помалкивали, а кто не умел держать рот закрытым… Ну, это было понятно. Явор Герат Седьмой, как и его предки, весьма не любил длинные языки и стремился укоротить их при первой же возможности.
   В общем, Регнар никого не мог бы назвать другом и не стремился к этому. Но толстый коротышка, по явному недоразумению возомнивший себя воином, был ему в некоторой степени приятен. Во всяком случае, с ним можно было поговорить о чем-либо, кроме драк и баб. Эти разговоры за годы, проведенные в имперской армии, Регнару надоели до смерти.
   — Чему тут радоваться… видишь это? — Урда махнул рукой с такой яростью, что чуть не сверзился с седла.
   — Что «это»?
   — Пусто, понимаешь? Мы их упустили, Тьма на их голову.
   Регнар взглянул на едва виднеющиеся вдалеке, почти скрытые пеленой дождя, остатки храма. Он тоже понимал, что преследуемым удалось скрыться. Из-за проклятого ливня они по-теряли следы темплара и его спутницы еще два дня назад и двигались лишь по тропе, что указывал проводник, какой-то грязный и до смерти перепуганный пастух. Потребовался всего лишь один удар плетью, чтобы тот все рассказал о рыцаре, выспрашивавшем дорогу к старому храму, и даже предъявил деньги, полученные за рассказ. Регнар посмотрел сам, скривился — темплар не такой уж и дурак, деньги у него местные, мингские.
   Пастуху пришлось оставить своих тощих овец и присоединиться к отряду. В отличие от двоих, что потеряли лошадей — правда, это произошло несколько позже, уже здесь, в горах, — он ничуть не возражал против унылой, неказистой, зато послушной и выносливой лошаденки, которой, по большому счету, все равно было что тащить — тюк с провизией или худого неопрятного мужичонку. А если и стал бы возражать… выбор у него был невелик. Послужить проводником или сразу отправиться в петлю. Благо повод был — ведь разоткровенничался перед чужеземцем да еще деньги от него принял. Прямая измена.
   И вот… все зря. Грязные, замерзшие, измотанные скачкой, перемежающейся лишь краткими остановками на отдых, воины еще не роптали, но так ли уж надолго им хватит выдержки. Регнар порывался гнать лошадей и в потемках… его послушались, вернее, подчинились — и это стоило отряду двух скакунов, каждый из которых стоил не меньше пяти полновесных золотых. Мысленно Регнар с явной неохотой поправился — орденских золотых. Как бы ни хаяли Орден, но деньги там все еще оставались именно того веса, какого следовало, в то время как имперские «злотники» все легчали и легчали. Пусть в империи от орденских марок демонстративно воротили нос, принимая с видимой неохотой и по цене лишь половины имперской монеты, но тряхни любого торговца, сразу узнаешь, что у него в сундуках на черный день припрятано. В основном увесистые кругляши с выдавленным орлом, а не бляшки с профилем Императора.
   Он снова вгляделся в руины, до которых было шагов двести, не больше. Даже дураку было ясно, что в этих местах уже лет сто не ступала нога человека. А то и тысячу. Видать, проклятый темплар, пользуясь дождем, свернул с тропы — а поди найди его теперь, земля стала похожей на кашу, любые следы исчезают на глазах. Пару раз им попадались вроде бы верные приметы — надломленные веточки, треснутые корни… но теперь он понимал, что тропой мог пройти кто угодно. Лесной зверь или обычный охотник, к примеру.
   Жестом подозвав проводника, дрожащего то ли от холода, то ли от страха, Регнар, нахмурившись, спросил:
   — Это то самое место?
   — Д-да… господин, — зубы тощего пастуха не находили покоя, выбивая неровную дробь.
   — Я что-то не вижу здесь рыцаря, — насмешливо бросил Снежный Барс, но в этой насмешке сквозил холод смерти. — Или ты все же вздумал обмануть меня?
   — Я… не знаю, господин! — Пастух поднял на рыцаря глаза, в которых стояли слезы пополам с дождем. — Их и правда здесь нет… и не было даже. Не знаю… я сказал всю правду, клянусь!
   Широкоплечий десятник, возможно, даже не уступающий силой Регнару, подъехал к командиру. Выглядел он неважно, мокрый, да к тому же еще и злой как демон,
   — Что скажешь, тысяцкий? Впустую ведь в такую даль перлись, так?
   — Так, — нехотя вздохнул Регнар,
   — Ребята устали, двое горло рвут, а у одного, глядишь, день-два — горячка начнется, Возвернуться бы надо. Здеся никого нет, разве что волк али медведь. А человеком и не пахнет.
   Привстав в стременах, Регнар окинул взглядом нагорье, насколько хватало глаз. Да, темплар шел сюда — видимо, не дошел, Все-таки дождь, холод… Скорее всего они обогнали орденского шпиона, и можно было бы разбить здесь лагерь, чтобы темплар пришел прямо к ним в руки… но Регнар со всей очевидностью понимал, что просиди они здесь хоть до сезона снегов, все будет зря. Проклятый темплар… как его там, Легран, кажется… не придет. Неизвестно почему, но он изменил свои планы. А раз так…