Воронин Дмитрий. Синее Пламя

   Приложив всю свою волю, Легран сдержался. И, обнаружив, что пальцы изо всех сил стискивают эфес меча, заставил себя медленно разжать их. Когда темплар заговорил, голос его был уже почти спокоен… но у каждого разумного человека, который услышал бы его, напрочь пропало бы желание возражать рыцарю. Хоть бы в чем.
   — Этих хочу взять. — Коротким движением руки Шенк указал на братьев Ордена. — Всех, разумеется. Сто марок.
   Это была высокая цена, но торговаться он не хотел. Боялся, что сорвется… и тогда по рынку поползет слух, что рыцарь Ордена изрубил в куски ни в чем не повинного купца, пожелавшего всего лишь получить за свой товар лишнюю монетку.
   — Сотня марок, конечно, неплохие деньги, — протянул купец, и в его тоне послышалась откровенная издевка. — Не стану спрашивать, а имеются ли у рыцаря такие деньги, не стану. Да только вот… быть может, кто-то захочет предложить больше. Это ведь торг, господин темплар, не так ли?
   Шенк медленно оглядел собравшуюся толпу — кто-то из мнущихся неподалеку наверняка надеялся, что одним из предстоящих зрелищ будет кровавая резня — и медленно, но достаточно веско произнес:
   — Я не уверен, что кто-нибудь захочет дать тебе больше, хозяин, Не уверен,
   Даже если у кого такая мысль и возникла, она тут же исчезла, не оставив и следа. Быть может, у купца в этой толпе был свой человек, специально отряженный повышать цену. Может быть… нет, наверняка. Только вот под взглядом молодого рыцаря в вызывающе алом плаще все полученные инструкции у этого человека разом из головы вылетели. Лучше уж порка… чем тяжелый клинок в брюхе.
   Толпа притихла, ожидая решения торговца. А тот не спешил — или все еще надеялся на дополнительный барыш, или, чувствуя себя в безопасности (может, и вправду глупец, покарай его Сикста), намеревался поиграть с еле сдерживающим гнев рыцарем.
   «Он что, хочет, чтобы я его убил?»
   — Хорошие деньги эти твои сто марок, — рассуждал тем временем купец, — да только сам посуди, темплар, разве ж эти рабы, — он сделал ударение на последнем слове и усмехнулся, глядя, как на скулах Шенка заиграли желваки, — разве ж эти рабы не стоят большего? Они обучены владеть оружием, они могут охранять твой дом. А этот… не смотри, что он болен, оправится, куда денется. На худом теле раны заживают быстро. Он и грамоте изрядно обучен, языки разные знает. А левой рукой писать выучиться — дело плевое.
   И в этот момент Шенк вдруг все понял… понял, почему это негодяй намеренно старается вывести темплара из себя, почему откровенно нарывается на неприятности. Нет, он не боится, что рыцарь убьет его — вряд ли «красный плащ» пойдет на это. Купец хочет драки, хочет, чтобы служитель Ордена нанес ему обиду, при народе, при свидетелях. А потом…
   Расстегнув пояс и высыпав на ладонь горсть золотых монет, не замечая, что несколько тяжелых кругляшей ухнуло в пыль, Шенк протянул золото торговцу. И громко сказал:
   — Вот, бери плату. Эти люди пойдут со мной.
   Его губы произнесли еще несколько слов, очень тихо, так, что расслышать их не мог никто, кроме купца. Если бы можно было произнести слова, что вызывали Знак Покорности, про себя, он бы так и сделал — но, увы, человек должен услышать Знак… Оставалось надеяться, что никто из зрителей не разобрал сказанного им. Не хватает еще слухов о применении темпларом Знака Силы без должного повода. Хотя, с его точки зрения, повод имелся.
   Улыбка сползла с лица торговца. Он протянул ладонь, и Шенк высыпал в нее монеты — еще несколько из них упали на землю, но сейчас его это волновало менее всего. А затем еще горсть и еще.
   — Господин желает оформить бумаги? — тихо спросил купец.
   — Нет, эти люди получают свободу. Просто отдай их свитки владения мне. И деньги собери.
   Медленно, одну за другой, подобрав монеты, купец скрылся в палатке… Шенк двинулся за ним следом — сейчас этого ублюдка ни в коем случае нельзя далеко от себя отпускать. Знак Покорности действует недолго, и если торговец придет в себя… страшно даже представить, какой поднимется крик. Сейчас темплар уже жалел, что сорвался — видит Сикста, куда проще было просто дать ублюдку в морду, так чтобы половина зубов в пыль. Это понятно, это доступно людям — и даже объяснимо. Все мы живые, ну не сдержался орденец, да если и подумать, купец сам виноват, вывел. А вот пустить в ход Знак — а ведь многие считают, безо всяких на то оснований, что Знаки суть та же магия, — и тут же отовсюду раздадутся крики, что Орден снюхался с Тьмой.
   Он буквально вырвал из рук негодяя бумаги. Сейчас этому прыщавому уроду можно было приказать что угодно. Отпустить всех рабов. Раздать все монеты нищим. Вскрыть себе вены. Пока действует Знак Покорности, он будет повиноваться. Шенк даже тихо застонал, представив, как здорово было бы приказать негодяю медленно отрезать самому себе яйца…
   — Сейчас я заберу этих людей… — он говорил медленно и веско, словно впечатывая каждое слово в память купца, на непродолжительное время самого ставшего рабом, — а ты возьмешь лошадь и уедешь в гостиницу, в которой остановился. Там возьмешь две… нет, три кружки самого крепкого вина… а лучше «мингской слезы», выпьешь их, не закусывая, а потом пойдешь в свою комнату. Ты понял меня?
   Даже одна кружка этого ужасного пойла северян способна была свалить с ног нормального человека. Две — валили даже минга. Три… ладно, если негодяй успеет дойти до своей постели. А наутро ему будет очень, очень плохо. Но это лишь пренебрежительно малое возмездие за то, что он сделал с Франом. Ничтожно малое.
   «Прости меня, Сикста. Прости… Во славу твою я должен был бы убить его. Я должен, Святая, но я не могу. Он подонок, но меня учили, что жизнь можно отнять только в честном бою, защищая свою жизнь. Прости…»
   — Я понял, господин.
   — Так езжай. И улыбнись, ты совершил неплохую сделку.
   Из палатки они вышли вместе. Купец, повинуясь приказу, старался улыбаться, но получалось это у него плохо. Впрочем, вряд ли кто из толпы придал этому значение. И так ясно было, что в палатке эти двое обменивались отнюдь не любезностями, Расстегнув замки, минг снял с пленников оковы и, не в силах сопротивляться полученным указаниям, тут же полез в седло. Через минуту его уже не было возле палатки.
   — Как ты, Фран? — прошептал Легран, помогая другу сойти с помоста. Инквизитор пошатнулся, опираясь на руку темплара, и улыбнулся уголками губ.
   — Теперь все будет хорошо, Шенк, ты молодец, ты все сделал верно…
   — Что…
   — Потом, обо всем поговорим потом…
   Темплар сунул каждому из освобожденных пленников по горсточке золотых монет.
   — Купите лошадей, езжайте в Сайлу. Великий Магистр и магистр Борох, Вершитель Знания, должны выслушать ваш рассказ. Сумеете добраться сами?
   Первоначальный план предусматривал, что он сам повезет бывших пленников в Цитадель. Но теперь ситуация изменилась — вряд ли Фран выдержит дальнюю дорогу, а оставлять сейчас друга под сколь угодно хорошим присмотром Легран не собирался. И плевать, что потом скажет магистр. В большинстве случаев «красные плащи» свободны в принятии решений… до определенных пределов, конечно.
   — Сумеем, темплар, — ответил за всех терц и стиснул ладонь Шенка. — И спасибо тебе, друг.
   — Рад служить, — кивнул Легран и оглядел толпу. — Нужна повозка. Плачу два «филина» тому, кто отвезет меня и моего друга в гостиницу «Черный парус».
   — Я отвезу тебя, темплар! — выскочил вперед молодой парень лет восемнадцати, с лицом, сплошь покрытым веснушками. — И не нужны мне твои деньги, алый, ты сделал доброе дело… да пребудет с тобой Святая Сикста.
   — И еще мне нужен целитель. Самый лучший, которого только можно найти.
   — Кинешь монетку, алый, найду тебе целительницу! — выскочил вперед мальчишка лет десяти. — Лучше не бывает!
   Шенк метнул пацану медный кругляш в десять «ос».
   — Обманешь — найду. Приведешь целительницу — дам «филина», слово темплара. Куда вести, понял?
   — «Черный парус» все знают! — фыркнул мальчишка и моментально исчез среди толпы.
   Тут же, расталкивая людей, подъехала небольшая — как раз на одного раненого — повозка, в которую был запряжен меланхоличный, немного печальный конь преклонных лет. Что ж, от него сейчас не требовалось бешеной скачки. Возница захотел было помочь темплару перенести почти теряющего сознание инквизитора, но Шенк справился сам, подхватив на руки легкое, почти невесомое тело друга. Мгновение спустя возница щелкнул кнутом — более для острастки, умный конь и сам понял, что пора трогаться.
   Люди расступились — Легран услышал несколько пожеланий удачи, пару верноподданнических выкриков «Слава Ордену», и повозка бодро покатилась прочь с невольничьего рынка. Только тут он вспомнил, что там, в его комнате, сидит сейчас перевитая цепями вампирочка… как только он увидел Франа, его утренняя покупка тут же напрочь вылетела из головы.
   Северянин не обманул, девчонка и впрямь уже находилась в его комнате — цепь, обхватывающая ее талию, стягивающая руки и ноги и пережимающая горло, была продета в бронзовое кольцо на стене, куда следовало цеплять масляную лампу. Взрослый вампир вырвал бы это кольцо одним движением, да еще и с куском стены, — девочка же просто сидела нахохлившись и лишь встретила своего нового хозяина испуганным, забитым взглядом. Вряд ли за время нахождения в рабстве ей пришлось столкнуться с проявлениями человеко-, то есть вампиролюбия. Если таковые проявления вообще существовали в природе.
   Ключ от цепей Шенку отдал хозяин — и он давал понять, что явно не в духе от того, что в его заведении поселился, пусть и против собственной воли, вампир. Из его бормотанья, большей частью пропущенного мимо ушей, темплар с трудом понял, что вампирка, дескать, всех клиентов разгонит, убытки, мол… Заодно хозяин выражал надежду, что небольшая… а лучше большая компенсация способна смягчить его огорчение, связанное с мыслями о распуганных посетителях. При этом Шенк мысленно отметил, что холл гостиницы забит до отказа — слух о том, что сюда доставили молодую вампирку, уже разлетелся по городу, и многие сочли необходимым явиться и убедиться в этом лично. А поскольку каждый, рискнувший столкнуться нос к носу с вампиром (наверняка в пересказе Девчонка превратилась в ужасное, заляпанное кровью создание), активно подогревал свою решимость с помощью изрядного количества горячительных напитков, то вряд ли хозяин оставался в прогаре. Лукавит хозяин… Но, получив отказ, спорить не стал и тут же исчез с глаз долой — внизу было много работы, слуги сбивались с ног, разнося еду и выпивку… в основном выпивку.
   Опустив потерявшего сознание друга на постель, Шенк беспомощно оглянулся — и словно в ответ на его мысли в дверь постучали.
   Вошла старуха… на вид ей было лет сто, не меньше. Немыслимый балахон из множества разноцветных лоскутков, редкие пряди седых волос, длинный, покрытый бородавками нос — наверное, именно так и должна выглядеть настоящая ведьма, достойная того, чтобы ею пугали детей. Но темплар заметил, что балахон очень чист, седые волосенки старательно уложены в подобие прически, а под длинными ногтями, более похожими на когти, нет и намека на грязь. Позади бабки маячил мальчишка, намеревающийся получить обещанную часть вознаграждения.
   — Ты лекарка, бабушка? — спросил Шенк, хотя кем она еще могла быть? Не служанкой же из гостиничной обслуги, готовой за соответствующую плату удовлетворить любые пожелания клиента. Обычно слово «любые» подразумевало довольно ограниченный перечень желаний, в основном плотских.
   — Да, милок. — Голос бабки был на удивление чист, никакого старческого шамканья и сипения. — Я уж годков с полсотни целительством занимаюсь.
   — Мой друг… умирает.
   Вряд ли это было тайной для самого Франа. Он ведь прошел ту же школу, что и темплар, лишь в самом конце обучения, когда стало ясно, что из молодого Шенка получится неплохой рыцарь в алом, а из способного к языкам и иным наукам Франа может выйти отменный судья, они стали посещать разные занятия. Инквизитор знал, что такое гангрена, и не мог не понимать, что осталось ему не так много.
   — Вижу, — бросила старуха, кивая мальчугану, который тут же водрузил на стол здоровенный баул, явно, судя по запаху, набитый разными лекарственными снадобьями. — Шел бы ты отсюда, воин, сейчас моя работа будет.
   — Он выживет?
   Старуха сверкнула в его сторону глазами.
   — Все в руках Света, парень. И не думаешь же ты, что я могу ответить, даже не осмотрев его. Иди, иди… не мешай. И мальчишку забери, лекарское искусство в зрителях не нуждается.
   — А… — Его взгляд метнулся в сторону девочки.
   — Вампирка… — скривилась старуха. — Ну и… компания у тебя, темплар. Пусть остается, она мне не помешает. Долго стоять еще будешь?
   Он плотно затворил за собой дверь. Позади послышалось осторожное покашливание. Шенк обернулся — мальчишка, покинувший комнату сразу, как только лекарка высказала такое желание.
   — Она вправду лучшая, — сообщил пацан. — Стольких излечила, почитай что с самой Тьмы вытянула. Говорят, она настоящая ведь…
   Он замер на полуслове, вдруг сообразив, кому это говорит.
   — Держи. — Шенк протянул пацану серебряную монету; наверное, тот за всю свою жизнь не держал в руках таких денег. — Благодарю тебя за помощь.
   Конечно, благородству темпларов верили, но полновесная серебряная монета, по мнению мальчишки, была той вещью, которую иной богатей вполне мог бы заменить крепким подзатыльником, да еще и пнуть в придачу. А потому, ухватив блестящий кругляш с отчеканенным на нем изображением филина, бесконечно счастливый пацан тут же метнулся к двери, и спустя мгновение его деревянные башмаки уже топали вниз по лестнице. А Шенк прислонился к стене и принялся ждать.
   Ожидание оказалось довольно долгим. Из-за стены доносилось бормотанье, накатывали волны странных запахов, несколько раз темплар явственно ощутил использование магии — серьезной магии, не простых заклятий на закрытие ран. Его учили видеть такие вещи — не глазами, чем-то иным. Старуха была ведьмой — и не из слабых. Уже и день начал клониться к закату, когда скрипнула, открываясь, дверь и она появилась на пороге. Выглядела бабка безмерно усталой.
   — Иди к нему, темплар, — тихо сказала она. — И прощайся.
   — Он… — еще не веря собственным ушам, начал было Шейк, но договорить ему целительница не дала.
   — Не в силах человеческих… — она посмотрела ему прямо в глаза, и понимающе усмехнулась, — или в ведьминских вытянуть его оттуда, куда он уже уходит. Если бы дня три, а лучше четыре назад, тогда, возможно, я бы сумела помочь. Яд уже проник в его кровь, и теперь… Я забрала у него боль, темплар, он уйдет легко. Прости, это все, что я могла. Ежели теперь благородный рыцарь алого плаща пожелает, можешь кликать стражу. Убегать не буду.
   Шенк достал золотую монету — их оставалось совсем немного.
   — Вот, возьми, бабушка. И благодарю тебя… верю, старалась. Значит, отвернулась от него Святая Сикста.
   — Не нужны мне деньги твои, темплар. Я беру лишь с тех, кому сумела помочь. А Сикста… она была рядом с ним, алый. Без святой поддержки он умер бы еще вчера. Он очень сильный человек, темплар, даром что тощ. Иди, ему немного осталось.
   Фран лежал на кровати — бледный, чудовищно изуродованный, но единственный уцелевший глаз смотрел спокойно. Грязная тряпка с культи была снята, заменена чистой повязкой. В воздухе стоял тяжелый дух лекарственных трав.
   — Привет, Шенк… — Губы умирающего двигались медленно, но слова были вполне разборчивы. — Вот и свиделись.
   — Как же так получилось, Фран? — Темплар опустился на край кровати, подозрительно скрипнувшей под тяжестью рыцаря. — Что они с тобой сделали?
   — Долго рассказывать, — слабо усмехнулся неискалеченной частью лица инквизитор. — Долго, да и не нужно. У них был повод напасть, у нас — сопротивляться. Не важно. Ты должен ехать в Цитадель… рассказать… Минг неспокоен, ходят разговоры о том, что учение Ордена — ересь. На наших еще не бросаются с оружием, но что-то витает в воздухе. И ведь они не зря привезли нас сюда, ты же понимаешь.
   — Провокация.
   — Конечно. Ты не убил этого ублюдка?
   — Нет, — усмехнулся темплар. — Только заставил упиться как следует. Может, сам сдохнет. К тому же сюда приехал лично брат Дрю.
   — О, Тьма… — Фран закашлялся, на губах показалась красная пена. Шенк аккуратно промокнул кровь куском ткани. — Шенк, ты должен понять… они ждут этого. Этот дурак сам не понимает, что делает, но послали его люди куда умнее. Убийство богатого торговца… найди Дрю, останови его. Объясни, фаталь поймет, он умный мужик. И еще… запомни, Император Минга вроде бы и ни при чем, но его золото везут в Кейту, а оттуда едут мастера. Мастера по осадным орудиям. И они везут кое-что с собой — много…
   — Это точные сведения? — нахмурился темплар.
   — Более чем… — Инквизитор снова захрипел, потом отдышался и продолжил: — Если бы эти… знали, что я видел караваны, я бы не прожил и дня. Они идут окольными путями, не по трактам. И оружие везут в приграничные крепости. В Империи объявились новые люди — разные, похоже — с востока. Вроде бы не толпа… а куда глаз ни кинешь — везде они.
   — Император собирает армию?
   — Не все так просто… сначала только разговоры. Об Ордене. Мелочи… барды песенки поют. Несмешные. Про Сиксту Согрешившую. Про Галантора Беспутного. Про Арианис Мудрую. Все с ног на голову. Потом другие… мол, кто-то разорился из-за того, что орденские товары дешевле. Кому-то в таверне сикстинцы морду набили… они теперь нас так называют, сикстинцами. Как ругательство. Еще слышал, у кого-то алый жену соблазнил, а когда муж возмутился, он и мужа… того…
   — Бред!
   — Да, конечно… но толпа верит. А Император вроде бы и ни при чем. Эдикт последний… о мирном соседстве с Орденом… я слышал его… там только глухой не поймет намеков на то, что мы для них — первейшие враги, с которыми следует мириться до поры до времени. Налоги растут… а люди болтают, что деньги эти Ордену предназначены, дабы от нас, злобных, откупиться.
   — То есть опять Орден виноват во всем.
   — Так. Прошу, Шенк, не медли… езжай в Цитадель, добейся встречи с Великим Магистром. Он выслушает… только сначала найди фаталя, хоть одним… поводом меньше.
   Он снова зашелся рвущим, мучительным кашлем, по подбородку потекли алые струйки.
   — Фран… не умирай! Прошу! — Шенк схватил друга за плечи, но тот в ответ лишь улыбнулся. Уже одними глазами, губы почти отказались ему повиноваться.
   — Прощай, друг.
   — Нет! — Темплар вскочил с постели, бросился к сидящей на цепи вампирочке. — Обрати его. Ты же можешь, я знаю! Обрати, он должен жить!
   Девчонка подняла на рыцаря огромные черные, с чуточку багровым отливом глаза, а затем отрицательно замотала головой, так и не издав ни звука.
   — Ты можешь! — Он схватил кинжал, приставил лезвие к ее груди. Девочка даже не испугалась, лишь продолжала мотать головой, не разжимая рта.
   — Шенк… не надо… — раздался позади слабый голос. Темплар обернулся и увидел, что кровь из уголка рта Франа лилась уже непрерывной струйкой, напитывая подушку. — Не надо… я не хочу так. Они из Тьмы, друг… лучше умереть…
   — Фран, прошу!
   — Не хочу… и потом… она не сможет, Шенк… слишком… молода… Прощай, друг. Да будет с тобой… Святая Сикста…
   С последними словами тело Франа дернулось и застыло. Кровь больше не пузырилась на губах. Рыцарь припал ухом к груди друга и понял то, что ясно было и так. Сердце инквизитора остановилось. Он был мертв.
   Глаза предательски слезились. Шенк всегда считал, что плакать — недостойно мужчины, но ничего не мог с собой поделать. Вот первая соленая капля проделала влажную дорожку по щеке, за ней последовала вторая. Он оплакивал друга, с которым судьба развела его на несколько лет и свела снова лишь для того, чтобы он смог принять последний вздох Франа.
   — Разумеется, темплар, все будет сделано, как подобает. — Старик в инквизиторской мантии встал из-за массивного стола, заваленного разного рода бумагами, и подошел к окну. — Его похоронят с высшими почестями.
   Шенк пришел сюда, в местную инквизицию, с самого утра. Конечно, решать вопрос похорон Франа можно было и со Смотрителем Пенрита… да и нужно было, наверное, поступить именно так. Но темплар справедливо рассудил, что человек, нанятый Орденом для управления городом, и инквизитор Ордена — люди разные. Пусть уж в последний путь Франа отправят его братья. Так будет лучше.
   В дверь постучали.
   — Войдите, — бросил старик не оглядываясь.
   В комнату вошел высокий — лишь немногим ниже Шенка — человек. Легкая кольчуга под накидкой брата-служителя Ордена, кинжал на поясе. Четким жестом отдав салют темплару, он поклонился старику:
   — Приветствую тебя, господин.
   — Что-то случилось, Клейн? Я просил не беспокоить нас с темпларом.
   — Случилось, господин. Это донесение доставили только что.
   — Что там? — Старик протянул руку, и в его морщинистую ладонь лег свернутый трубкой лист пергамента. Инквизитор прочитал его, затем бросил на стол перед Шенком. — Это твоя работа, сынок? — В его голосе разом исчезли доброжелательные нотки.
   Легран развернул свиток, пробежал глазами. В донесении сообщалось, что утром в одной из гостиниц был найден труп господина Нияза Саккарима, негоцианта, прибывшего из Мин-га. В груди уважаемого торговца торчал кинжал, лезвие которого было украшено весьма известной во всем обитаемом мире эмблемой — меч на фоне солнца. Шенк поморщился… этого только не хватало. Также из донесения следовало, что накануне торговец пил. Очень много — и одну лишь «мингскую слезу».
   — Нет, инквизитор, — покачал он головой. — К убийству я непричастен… хотя, знает Сикста, у меня и самого руки чесались. Не могу осуждать того, кто прикончил этого подонка.
   Инквизитор был наверняка неплохим человеком. В меру добрым, в меру отзывчивым… если надо — в меру суровым. И видимо, весьма опытным — раз на старости лет его направили именно сюда, а не в какой-нибудь провинциальный городок, где серьезных происшествий не бывает десятилетиями. И он, вне всякого сомнения, сделает все, что будет необходимо Ордену,
   Но о присутствии в городе фаталя ему знать не стоит. Уже одно то, что это было известно Шенку, являлось грубейшим нарушением всех канонов Ордена — тех, которые в той или иной степени затрагивали деятельность братьев-фаталей. И Уайн Борох сообщил Шенку о миссии Дрю из каких-то своих соображений, которые не стал объяснять молодому темплару. Может, чтобы тот мог при необходимости согласовать свои Действия с фаталем.
   Только вот забыл сказать, как можно найти Дрю в огромном городе, особенно если фаталь желает остаться незамеченным.
   А теперь и искать его нет смысла…
   Только вот странно одно — этот кинжал с гербом Ордена. Фаталь никогда не допустит подобной оплошности… кроме случая, когда именно таков будет полученный им приказ. А магистр не говорил о том, что наказание торговца должно быть столь… явно исходящим от Ордена. Или, что более вероятно, не счел нужным сказать. Тем более этому старику знать о Дрю не стоит.
   — Как все плохо, — вздохнул инквизитор. — Ладно, юноша… с этой бедой мы будем разбираться сами. А теперь иди, друг мой. Боюсь, этим днем у нас будет много работы. Да, тебе что-нибудь нужно? Золото, лошади… обратись к казначею, брат Шертис, третья комната от моей налево. Скажешь, что я приказал. Наши ресурсы ограниченны, но ими пренебрегать не стоит.
   — Благодарю, инквизитор, — кивнул Шенк. — Некоторая сумма мне бы не повредила.
   — Еще бы, — хмыкнул инквизитор, и его глаза насмешливо сощурились. — Помнится, вчера один юный темплар заплатил немыслимую сумму за дитя Тьмы. Ладно, теперь оставьте меня, молодой человек.
   Шенк вышел из здания, чувствуя приятную тяжесть пояса на талии — его состояние увеличилось на два десятка «орлов» — не слишком много, но достаточно, чтобы без проблем добраться до Цитадели. Он направился назад в гостиницу — следовало подумать и о том, что теперь делать с вампирочкой, которую он своими руками посадил себе же на шею. О том, чтобы просто отпустить ее на все четыре стороны — эта мысль появилась первой, — не могло быть и речи. Убьют девчонку. Значит, надо вывезти ее из города, а уж там… Может, будет в лесу жить.
   Шенк вздохнул и мысленно проклял себя за эту покупку. Ну поселится девчонка в лесу… допустим даже, некоторое время будет ловить зайцев, ей все-таки нужна кровь. Вампир может ограничивать себя в этой живительной жидкости весьма долго, но не вечно. Без крови он слабеет. То, что вампиры обязательно сосут кровь у людей, — глупые слухи, распускаемые необразованными крестьянами и злопыхателями из тех, кто знает истину. Кровь годится любая… только вот человеческая — самая сладкая. Интересно, узнала ли девочка уже этот вкус? И даже если она не станет подходить к жилью, все равно найдется кто-нибудь, кто углядит в лесу обескровленные тушки и сумеет догадаться, откуда они взялись. А потом — облава… и ей придется либо умереть, либо убивать.
   Ладно, что сделано, то сделано. Увезти подальше от города, а потом… пусть заботится о себе сама.
   Пришлось зайти по дороге в несколько лавок. Шенк купил вместительный дорожный мешок, а затем набил его всякой всячиной — одежда, которая должна была подойти девчонке, небольшой нож хорошей ковки, искродел (хитрое сооружение из стали и кремня, которое каждый путник обязательно брал с собой в дорогу, чтобы разжигать костер в лесу), кое-какие мелочи. Особо позаботился об обуви, придирчиво выбирая сапожки из кожи не столько красивой, сколько прочной. Подумав, взял две пары. Выбрал и невысокую лошадку, на вид довольно тихую. Бросив монетку одному из мальчишек, вертевшихся возле конюшен, приказал отвести лошадь в гостиницу и передать хозяину, чтобы поставил в стойло. Тут же помянул незлым словом Проклятую Арианис и выложил еще две полновесные марки за сбрую.