Страница:
— Серьезно? — вскинул бровь торговец, так и не назвавший Леграну своего имени, то ли от забывчивости, то ли из соображений безопасности, мол, чего не знаешь, того и не выдашь. — Забавно… ну да поможет ему Святая Сикста. И пусть она поможет тебе… вам. Спешите. Не хочу знать, куда вы сейчас намерены направиться…
— Мы…
— Я же говорю, не хочу знать. Дорога здесь, через поллиги, расстраивается. Левая идет в сторону границы с Орденом, средняя — в горы. Правая… ну, понятно, в общем. Выбирать вам. Я тоже постараюсь исчезнуть из этого села, прежде чем приедут солдаты из Дира. Вряд ли они станут разбирать, кто именно виновен в вашем бегстве.
— Будут репрессии?
— Непременно будут, — серьезно кивнул торговец, с неожиданной для его возраста и телосложения сноровкой взбираясь в седло. — Но я уже буду далеко. Чего и вам желаю…
Регнар махнул рукой, деревянные чурки опрокинулись набок, и два тела забились в конвульсиях, в тщетных попытках освободиться из петли. Чаще повешенный умирает от рывка, ломающего шею, но этим не повезло, а может, и те, кто накидывал на шеи приговоренным петли, позаботились о том, чтобы смерть не была ни быстрой, ни легкой. Горе-стражники, пропьянствовавшие самую важную в своей жизни стражу, второго шанса уже не получат. Не дай они уйти важному пленнику — теперь считали бы золото, а так…
Управитель, счастливо избежавший петли, низко кланялся взбешенному Снежному Барсу. В этом селе о Регнаре не слыхали, но пергамент с печатью Императора произвел на управителя неизгладимое впечатление. К тому же он понимал, что этому изуродованному шрамом седому воину может прийти в голову мысль, что и сам управитель в какой-то мере виноват в бегстве пленника. Хотя бы тем, что не организовал вовремя погоню, когда этот сумасшедший явился за свой мерзостной подружкой. И тогда на площади одной виселицей может стать и больше.
Вообще говоря, он был недалек от истины. Регнар и в самом деле раздумывал, а не повесить ли этого дурака за трусость и скудоумие. Затем решил, что не стоит — иначе пришлось бы перевешать тут каждого второго… а потом и оставшихся. Хуже всего было другое — след темплара опять затерялся, и поиски следовало начинать заново.
Раздался топот копыт, и на площадь, где свершалось справедливое возмездие лентяям и ротозеям, влетел небольшой конный отряд. Командир — молодой воин, лет двадцати от силы — в мгновение ока соскочил на землю, сделал пару шагов по направлению к Регнару и замер, отдавая приветственный салют. Снежный Барс кивнул в ответ, дозволяя говорить.
— Проверили все три дороги, тысячник! На двух — ни одной живой души. На третьей догнали торговый обоз, три подводы, один хозяин, пятеро слуг. Все при оружии, в добрых кольчугах. Хозяин клянется именем Сиксты, что мимо него никто не проезжал, а он в пути почти с рассвета.
— Телеги проверили? — буркнул Регнар, понимая, что этот вопрос вполне может показаться молодому десятнику оскорбительным. Его ребята дело знали.
— Да, тысячник. Все чисто.
— Ясно, — буркнул Регнар.
Он прекрасно понимал, что солдаты ничего не найдут. Темплар не дурак, попался он, признаться, глупо — но второй раз подобной ошибки не допустит. Да и купец… ох, кто не знает этих ублюдков, что с готовностью служат и нашим, и вашим, а на самом деле лишь самому себе. Купец вполне мог солгать, а то и…
— Среди слуг купца девок не было?
— Нет, командир. Только парни — как на подбор, плечистые, оружием владеть обучены. Судя по рожам — наши, из Минга то есть. Мы поспрошали — слуги тоже никого не видели.
Ясное дело, случись драка — десяток «Волков» положил бы и купца, и его прислугу, отделавшись в худшем случае лишь парой легких царапин. Но обижать торговый люд без веских на то причин не стоило — хотя, если как следует поискать, причины найдутся всегда. Каждый второй — шпион.
А может, он, купец этот, и правду сказал… темплар вполне может уйти в лес, затаиться там, переждать несколько дней. Если так, то охоту надо продолжать — декту, две, пять… сколько понадобится. Сейчас этот темплар — ключ ко всему. Вернуться к Императору ни с чем — значит подписать себе приговор. В конце концов, два человека да один-два коня — это не иголка, найдутся. Если он не направился обратно в Орден — там его достать будет гораздо сложнее. Но Регнар был готов, если понадобится, преследовать темплара и на чужой земле.
Небрежным жестом велев управителю убираться с глаз долой, Регнар подошел к коню и взлетел в седло.
— Возвращаемся! — крикнул он своим людям, затем повернулся к молодому десятнику: — Керл, останешься здесь. Пусть твои люди еще раз объедут все окрестные села и хутора. Еще раз объявить о награде, а заодно и о том, что тот, кто поймает темплара и упустит, закончит, как эти олухи.
Молодой десятник проследил взгляд командира, брошенный на повешенных, коротко кивнул.
— И еще запомни, если нападешь на след орденца, ни в коем случае не преследуй. Просто следи, издалека.
— Но, командир… нас десять человек.
— Это приказ, Керл. Следить издалека, ясно?
Десятник Керл нахмурился, но согласно кивнул. Приказы тысячника не обсуждаются, их можно только выполнить — или умереть в попытке выполнить. Он был еще слишком молод, хотя и зарекомендовал себя отличным бойцом, и ему не приходилось сталкиваться в бою с вампирами… а иначе он бы знал, что десятка бойцов против одного вампира явно недостаточно.
Регнар попытался вызвать в памяти лицо вампирки — он видел ее там, на холме, откуда ему пришлось уйти, потерпев первое, пожалуй, поражение в своей жизни… Нет, ему и раньше приходилось отступать перед превосходящими силами врага, но впервые его элитная тысяча, полная сил, вынуждена была отойти просто потому, что какой-то сопляк владел мечом лучше, чем он, Снежный Барс Регнар… Сейчас он был готов отдать многое, лишь бы еще раз скрестить клинки с проклятым темпларом. Да… он точно помнил, что тогда рядом с алым и в самом деле была какая-то девчушка… черноволосая, невысокая, с отменной фигурой — но больше в памяти не сохранилось ничего. Она — вампирка?
Регнар покачал головой — что же должно было случиться, чтобы рыцарь Света, вечно кичащийся своей борьбой с силами Тьмы во всех их проявлениях, взял в спутницы это демоническое создание? Видимо, миссия, ради которой темплар вместе со своей проклятой спутницей забрался на имперскую землю, невероятно важна. Что ж, это еще одна причина, чтобы выследить его, — что бы ни задумал Орден, эти замыслы необходимо сорвать.
Повинуясь шпорам всадника, могучий конь пошел рысью. Регнар, приподнявшись в стременах, подставил лицо прохладному ветру. Белые волосы развевались, бился в воздухе длинный черный плащ, бил по земле копытами черный конь… все это придавало всаднику пугающий вид, и даже его воины, которые знали командира не один год, чувствовали — что-то происходит. Барс вышел на охоту, он чувствует запах крови, и он не свернет, не бросит свежий след… чего бы это ему ни стоило.
Синтия держалась на ногах уже достаточно твердо, но желание поспать превратилось в навязчивую идею. Снова зарядил дождь, Шенк опять начал кашлять, и еще одна ночевка в холоде и сырости могла его попросту убить. Рыцарь и сам это понимал, а потому, когда девушка предложила рискнуть и попытаться провести ночь в гостинице, в относительно комфортных условиях, с горячей пищей и сухой постелью, он не устоял перед таким соблазном.
Будь на его месте кто-нибудь более опытный, хотя бы тот же Дрю, он бы наверняка избрал бы иной, менее опасный путь. Например, наведался бы в какой-нибудь отдаленный хутор, вырезал бы всех его обитателей, отсиделся бы там пару дней, а уходя, сжег бы дом, дабы замести следы. Идеальное решение — минимальный риск, неплохое укрытие… При этом фаталь не мучился бы кошмарами, спал бы спокойно и обедал бы с отменным аппетитом… даже несмотря на трупы хозяев разного пола и возраста, сваленные где-нибудь в сарае. Но то, что мог без особых угрызений совести позволить себе фаталь, то, с чем смирился бы брат-экзекутор, то, что сумел бы принять отец-инквизитор, было совершенно неприемлемо для рыцаря Света.
А потому он принял решение глупое настолько, что могло оказаться безнаказанным. Именно по причине своей глупости. Вместе с Синтией, по такому случаю спрятавшей клыки под белозубой улыбкой симпатичной загорелой девушки, он попросту завалился в хорошую гостиницу в ближайшем городке, громогласно потребовал горячей еды и лучшую комнату — одну на двоих, разумеется, ибо иное требование вызвало бы непонимание, а значит, и настороженность. Демонстративно сидел весь вечер в общем зале, поглощая жареное мясо в неимоверных количествах, громко смеялся, хлопал по заду служанку — в общем, вел себя совсем не так, как следовало бы поступать загнанному, преследуемому человеку, во все лопатки удирающему от неминуемой смерти.
Наверное, ему просто не повезло. Никто — даже хозяин гостиницы, которому самой судьбой велено пристально поглядывать на всех постояльцев — не обратил внимания на богато одетого рыцаря, сорящего золотом направо и налево и намеревающегося уединиться с молодой девушкой со вполне понятными целями. То есть обратил, конечно, и вино подал получше, и комнату нашел почище, и цену за все это назвать удвоенную не постеснялся. Но догадаться, что этот богатый дворянин — тот самый орденец, которого разыскивают на всех дорогах и тропах, — не догадался. Или не захотел «догадаться» — ибо не мог не понять, что и платящего золотом постояльца лишится, и золото запросто могут отобрать, ибо «порченое», а то и вовсе «проклятое». «Порченое» можно еще вернуть, хотя бы половину, а о «проклятом» и не заикайся.
В общем, должен был хозяин послать слугу к управителю, за солдатами, а то и сам попытаться захватить богатого гостя — но не стал. Ибо награда — кто ее знает, обломится или нет, власти не любят расставаться с золотом, которое считают своим, а золото гостя — вот оно, катятся по столу монетки. Одна задругой — за хорошее мясо, за дорогое вино, за постель без клопов.
Но не только глаза хозяина обшаривали зал, поглядывая, чья кружка уже опустела и должна быть наполнена вновь, у кого тоже пуста, но пуста и мошна, а значит, подливать гостю дальше — один ущерб для заведения. Внимательные глаза невысокого тщедушного человечка, что сидел в дальнем углу, на самом непрестижном месте, да и пиво пил наидешевейшее, такое, что в иных тавернах даром наливают, тоже внимательно скользили по посетителям. Правда, человека беспокоило отнюдь не то, что именно люди ели и пили да у кого сколько осталось в тарелках и кружках. Куда больше человека интересовали увесистые кошельки, особливо то, где именно они были привязаны. И, ясное дело, рыцарь, платящий золотом за дешевую еду в придорожной харчевне, сразу приковал к себе взгляд карманника. И тому, умеющему мгновенно выделить из толпы очередную жертву и вести ее чуть ли не часами, теряя и безошибочно находя вновь, не составило ни малейшего труда догадаться, кто перед ним.
Нет, сейчас он видел перед собой не человека в кольчуге и с недлинным, не вполне подходящим к стати мечом… мешок золота, звонкого, доброго… ну, пусть не очень доброго, но все же золота. Полезть к кольчужному рыцарю даже с ножом не могло присниться карманнику и в страшном сне. Тем более с веревкой, ибо сказано было ясно даже для тупого — пленник ценен, лишь пока жив, а за его голову можно лишиться и своей. Чем так ценен этот человек — не объяснялось, да и не так уж важно, неисповедимы пути имперских властей, и не дело простым смертным задумываться о таких вещах. Поэтому, улучив подходящий момент, карманник выскользнул из-за стола и исчез за дверью. В этом городе найдется немало людей, готовых попытать счастья в надежде на хороший куш. А ему, наводчику, обломятся неплохие комиссионные, и он позаботится выговорить для себя заранее хорошие условия.
Тем более, если подумать, в этот день в таверне все равно не было достойных внимания посетителей, которых можно было бы облегчить от тяжести их кошельков. А размениваться на мелкую рыбешку, в надежде поживиться несколькими медяками, карманник не хотел. Риск заработать по шее примерно тот же, но улов очень уж незначителен.
Тем временем и Шенк пришел к выводу, что еще кусок жареной свинины в него не влезет ни на каких условиях. Выплеснув в кружку остатки вина из высокого кувшина, он жестом остановил служанку, что бросилась было заменить опустевшую посуду полной, и, медленно, смакуя, выцедил кружку до дна. По местным меркам, вино и впрямь могло считаться отменным, а судя по тому, с какой дрожью в голосе трактирщик назвал его цену, даже с учетом того, что завышена она была по меньшей мере вдвое, сей благородный напиток здесь подавали не каждому. И все же красное шедлийское десятилетней выдержки было куда лучше, а в Пенрите, куда привозили диковинные товары из дальних земель, можно было бы отыскать напиток и еще более изысканный. Минг никогда не отличался знанием виноделия, и, что еще важнее, здесь было не так много ценителей хороших вин. Местный люд пил больше пиво, даже те, кто считал себя благородных кровей, а то и невероятно крепкую «мингскую слезу», отвратительную для людей с тонким вкусом, зато быстро превращавшую человека в мычащую свинью, способную устоять разве что на четырех конечностях.
Синтия уже давно клевала носом, разомлевшая от сытной еды и, что было куда важнее, тепла. Буквально подхватив ее на руки, темплар понес девушку наверх, туда, где располагались предоставляемые постояльцам комнаты. Им досталась небольшая комнатушка на третьем, самом верхнем, этаже. По утверждению хозяина, здесь были лучшие комнаты — и в самом деле, здесь даже окна были не затянуты бычьим пузырем или слюдяной пленкой, нет, в них было вставлено настоящее стекло. И кроме того, ее огромная резная деревянная кровать, эдакое ложе любви, составляла не менее половины стоимости номера. Судя по многозначительному взгляду показывавшей ему дорогу служанки, ожидалось, что рыцарь в полной мере изучит все прелести этой постели… и того, чем на постели можно заниматься, помимо банального и никому не интересного отдыха.
Рухнув на постель и полуобняв мягкую пуховую подушку, девушка тут же довольно засопела. Рыцарь осуждающе покачал головой, но раздевать спутницу не стал, ограничившись лишь стаскиванием сапог. Сам же, вспоминая, как попался в простую ловушку, лег спать, не снимая кольчуги, положив меч рядом с собой. Пусть даже в тяжелом металле выспаться толком не удастся, но лучше уж так, чем снова с пустыми руками оказаться лицом к лицу с врагом.
Здесь было опасно… он не почувствовал особого интереса к своей персоне, но насчет своего чутья не обольщался. Вполне вероятно, что ими заинтересовались, хотя Синтия и не похожа сейчас на вампира, а ищут наверняка мужчину со спутницей-кровосоской. А может, местные жители и вовсе не знают ни о поимке темплара, ни о его шумном побеге. А вот объявленная награда за голову рыцаря, вероятно, все еще будоражит народ. Так или иначе, но девушка, побывавшая на костре, заслуживает хотя бы одного дня отдыха…
Он проснулся под утро, солнце еще не выглянуло из-за горизонта… впрочем, здесь горизонта не было видно, обзор закрывали дома. Но небо уже начало окрашиваться в оттенки розового, и заметно посветлело — еще немного, и солнце выползет из-за крыш.
Город был, может, и не очень большим — ему было далеко, скажем, не только до столичной Сайлы, но и до других городов, поменьше, вроде того же Пентрита. Но дома здесь были вполне добротные, в два, а то и в три этажа, да крыты не соломой, а хорошей черепицей. Если присмотреться, наверняка найдутся и бедные кварталы, прибежище нищеты и разбойников, которых в подобные города словно на веревке тащит… но гостиница «Огненный конь», в которой они имели удовольствие остановиться, не зря считалась лучшей — и стояла в богатом квартале, где даже улицы были на диво чисты. И если подумать, избрать богатому рыцарю для ночлега иное место — лишь зря внимание к себе привлекать.
Выпитое накануне отчаянно требовало встать и подойти к ночной вазе, заботливо стоящей в углу комнатки. Некоторое весьма непродолжительное время Шенк боролся с собой, но пиво и вино победили, и он неохотно встал, чувствуя, как ломит тело, не очень-то отдохнувшее в железе.
Все-таки былые уроки не прошли даром. С точки зрения обывателя, направляясь к ночному горшку, глупо тащить за собой меч… Но рыцарь, чье самолюбие было в немалой степени уязвлено общением с тремя сиволапыми охотниками, спеленавшими его, как пауки муху, решил не расставаться с оружием. А потому, заметив движение за окном, был к этому готов.
Кто был первым — человек, запрыгивающий в комнату, или рыцарь, выбрасывающий меч в убийственном выпаде… Звон стекла, лязг стали, встретившейся с легкой кольчугой. Меч в опытной руке способен пробить и кованый доспех, разорвал кольчугу без малейшего труда и выставил окровавленное острие с другой стороны еще рвущегося вперед, но уже мертвого тела. Покойник даже не попал в комнату, куда так стремился… когда Шенк вырвал меч, труп опрокинулся навзничь и выпал наружу, давая понять тем из бандитов, которые были еще живы, что внезапности не получилось.
Одновременно вылетело второе окно, усыпав пол осколками стекла. Человек, приземлившись на полусогнутые ноги, выбросил вперед правую руку, и Шенк ощутил сильный удар в предплечье. На пол упало метательное шило — весьма неприятное для рыцарей оружие, сделанное так, чтобы легко проникать сквозь сплетение кольчуги, особенно недорогой, из широких колец. Трехгранное шило было снабжено небольшими зацепами — тот, кто в пылу боя одним рывком пытался выдернуть тонкое лезвие из прокола, рисковал обзавестись устрашающей рваной раной. Но нападающий просчитался — на рыцаре была не обычная кольчатая кольчуга, а редкая, оттого и дорогая, чешуйчатая. Будучи куда более тяжелой, она гораздо лучше держала любой удар… кроме арбалетного болта, от которого надежной защиты придумано не было.
Человек, метнувший шило, еще даже не осознал, что промахнулся. Темплар взмахнул мечом, целясь в горло, противник отшатнулся, но недостаточно быстро — кончик заточенного до немыслимой остроты клинка чиркнул по кадыку, вспарывая кожу, рассекая мышцы и отворяя артерии — ударил фонтан крови, забрызгивая стены. Почти сразу Шенк почувствовал, что его схватили сзади… будь на его голове шлем, негодяю не поздоровилось бы. Рыцарь оттолкнулся обеими ногами, вбивая свое тело спиной в стену — ростом его Свет не обидел, да и чешуйчатый бахтерец весил немало. Оказавшись между такой тяжестью и бревенчатой стеной, третий разбойник со всхлипом выпустил воздух из расплющенных легких и бессильно сполз на пол.
— Син, проснись! — рявкнул Шенк, натягивая сапоги. Девушка приподняла голову, взгляд, постепенно становясь осмысленным, зафиксировал одного покойника, лежащего у окна, второго, скорчившегося на полу, — возле другого. Она спустя мгновение спрыгнула на пол, рванула из вьюка тонкий меч…
Оружие тут же пошло в дело — девушка метнулась к выбитому окну, свистнул клинок, раздался чей-то вопль и почти сразу же — глухой звук удара падающего тела. Девушка выглянула в окно и тут же отпрянула, сопровождая это движение такими репликами, что темплар почувствовал, как кожа на лице покрывается красными пятнами. Ну не должна женщина, тем более молодая девушка, использовать слова, более пристойные для прослужившего лет тридцать сержанта гвардии.
— Что там? — рыкнул он.
— Су-у-уки! — простонала Синтия, выдирая из плеча небольшой арбалетный болт. Такие стрелки использовались не в охотничьих и тем более не в боевых арбалетах. Маленькая стрела — оружие небольшое, идеально подходящее для бесшумной ночной работы, когда до жертвы несколько шагов, когда на ней, жертве, нет доспехов. Оружие воров и ночных убийц.
— Ранена? — встревожено вскинулся Шенк, бросаясь к девушке.
Она остановила его коротким жестом, давая понять, что беспокоиться следует о более серьезных вещах.
— Пустяки, кровь уже не течет. Мои раны заживают быстро…
Темплар и раньше слышал о том, что серьезные травмы вампиры залечивают в считанные мгновения, а всякого рода царапины не замечают вовсе. Это знал любой, прошедший обучение в Семинарии, но вот видеть такое довелось ему впервые. Арбалетный болт, пусть и уменьшенного размера, да в плечо — даже рыцарь, привычный к ранам, лишился бы возможности владеть рукой… а девчонка просто выдрала стрелу, не обратив даже, видать, внимания на зазубренный наконечник, и опять готова к бою.
— Их там человек десять, — прошипела девушка с презрением. То ли презрение относилось к тому, что всего десятеро, то есть совершенно недостаточно против опытного рыцаря и, пусть и молодой, вампирочки. То ли к тому, что среди противников всего лишь люди.
В окно влетел еще один болт, уйдя в стену чуть ли не на треть.
— Пугают… — хмыкнул темплар. — Живой я дороже стою.
Он поднял один из трупов и перевалил его через подоконник. Послышался шлепок — кто-то не сообразил и рванул спуск арбалета, посылая болт в уже мертвое тело. Затем раздался глухой удар, сопровождаемый рокотом проклятий, — бандиты сообразили, что стреляли в своего. И что тому это было уже безразлично.
— И долго мы собираемся здесь сидеть? — Голос Синтии не предвещал ничего хорошего. Скорее всего тем, кто ждал их на улице.
— А что мы можем сделать? — пожал плечами Шенк. — Ждать, пока они сюда начнут ломиться? Или выйти да перебить их подчистую… Только не так это просто, милая, в отличие от одной моей знакомой вампирочки, я не люблю, когда в меня попадают стрелы.
— Я тоже не люблю. — Она вдруг улыбнулась уголками полных алых губ, сразу став капельку мягче, беззащитней. — Это больно, Шенк, правда… Просто боль… короткая такая. И не очень сильная.
Снаружи вдруг раздался заливистый, пронзительный свист.
Затем послышался крик:
— Эй, орденец! Сдавайся! Девку твою отпустим, а ты с нами пойдешь.
— А как не сдамся? — крикнул в ответ темплар, знаком показывая Синтии, чтобы обулась и собрала вещи, увязав в тюк поплотнее. Ясно ведь, что придется прорываться.
— А не сдашься — дом запалим, — с готовностью сообщил тот же голос. В нем проскальзывали наглые интонации человека, привыкшего действовать в толпе себе подобных. У таких всегда особые голоса, преисполненные осознания собственной силы, точнее, не собственной, а стадной. Но при первой же угрозе подобные типы стремятся побыстрее убраться в кусты. — Был живой орденец, станет жареный. Или копченый, как думаешь?
— Они время тянут, — вполголоса сообщил Шенк девушке, которая с заданием управилась с похвальной скоростью и теперь сидела на небольшом тючке, угрожающе покачивая на ладони клинок. — Их и в самом деле мало, думали, наскоком возьмут… не получилось. Теперь подмогу ждут.
— Сколько той подмоги…
— Не скажи. Это ведь так, отребье… всякая ночная шваль, которой в каждом городке и даже большом селе — более чем достаточно. Даже если к ним подойдет десяток дружков, мы прорвемся. Но здесь живут люди с неплохим достатком, и наверняка за порядком присматривают солдаты. Рано или поздно они заявятся сюда… скорее — рано.
— Значит, будем прорываться, — не стала спорить Синтия, — Сейчас?
Он кивнул:
— Ждать опасно… ты давай на конюшню, выводи лошадей. А я этих ублюдков займу.
Она взглянула исподлобья, отрицательно помотала головой. Заявила сухо, но с явным намерением упираться до конца:
— Я тебя не оставлю.
— Синтия, послушай, что я тебе скажу. — Он провел ладонью по волосам девушки, она прильнула к нему, ловя каплю ласки. — Без коней мы не вырвемся. Отсюда до ворот слишком далеко, перехватят, сетями закидают. А в конюшне наверняка засада, во всяком случае, пару человек с веревками я бы на их месте туда послал. А мне ведь ничего не грозит, за меня живого золото обещано.
— Я не…
— Синтия, так надо. Выводи коней, и уходим.
Она поникла, всем своим видом показывая, что его позицию понимает и даже принимает, но самой ей это абсолютно
не нравится.
— Эй, орденец! — раздался с улицы все тот же нахальный голос. — Ну, что надумал?
— Выхожу! — рявкнул в ответ рыцарь, — Не люблю запах дыма.
Конечно, в гостиницу это отребье не полезло — хотя бы потому, что в этом случае пришлось бы иметь дело с хозяином и его вышибалами. А вот запалить здание снаружи — с них станется. И все же Шенк подсознательно ожидал нападения уже на лестнице — и был в немалой степени удивлен, никого не увидев за дверью.
Если бы у темплара нашелся хороший приятель среди местных жителей, он бы узнал, что отнюдь не вышибалы останавливали лихой люд от стремления учинять безобразия в гостинице. И угроза поджечь дом была не более чем блефом, — хозяин платил немалую долю главарю городских разбойников в обмен на некоторое покровительство. И тот, коль гостинице будет учинено разорение, вполне мог приказать прирезать не в меру ретивых «подданных», посягнувших на хозяйскую кормушку. Ведь поступи он иначе — станут ли торговцы, кабатчики и прочие, знающие цену звонкой монете, платить подать «ночному хозяину»? Не станут…
Но Шенк не знал этого — и не знал, что в гостинице он был в полной безопасности. Не от солдат, разумеется, — тем дорога открыта везде, что в хибару бедняка, что в дом богача, и горе тому, кто посмеет заступить дорогу воинам с эмблемой Минга на плащах, — а от уличной шелупони. Но там, где раздаются злобные крики и звенит сталь, воины появятся. Мешкать было опасно.
— Мы…
— Я же говорю, не хочу знать. Дорога здесь, через поллиги, расстраивается. Левая идет в сторону границы с Орденом, средняя — в горы. Правая… ну, понятно, в общем. Выбирать вам. Я тоже постараюсь исчезнуть из этого села, прежде чем приедут солдаты из Дира. Вряд ли они станут разбирать, кто именно виновен в вашем бегстве.
— Будут репрессии?
— Непременно будут, — серьезно кивнул торговец, с неожиданной для его возраста и телосложения сноровкой взбираясь в седло. — Но я уже буду далеко. Чего и вам желаю…
Регнар махнул рукой, деревянные чурки опрокинулись набок, и два тела забились в конвульсиях, в тщетных попытках освободиться из петли. Чаще повешенный умирает от рывка, ломающего шею, но этим не повезло, а может, и те, кто накидывал на шеи приговоренным петли, позаботились о том, чтобы смерть не была ни быстрой, ни легкой. Горе-стражники, пропьянствовавшие самую важную в своей жизни стражу, второго шанса уже не получат. Не дай они уйти важному пленнику — теперь считали бы золото, а так…
Управитель, счастливо избежавший петли, низко кланялся взбешенному Снежному Барсу. В этом селе о Регнаре не слыхали, но пергамент с печатью Императора произвел на управителя неизгладимое впечатление. К тому же он понимал, что этому изуродованному шрамом седому воину может прийти в голову мысль, что и сам управитель в какой-то мере виноват в бегстве пленника. Хотя бы тем, что не организовал вовремя погоню, когда этот сумасшедший явился за свой мерзостной подружкой. И тогда на площади одной виселицей может стать и больше.
Вообще говоря, он был недалек от истины. Регнар и в самом деле раздумывал, а не повесить ли этого дурака за трусость и скудоумие. Затем решил, что не стоит — иначе пришлось бы перевешать тут каждого второго… а потом и оставшихся. Хуже всего было другое — след темплара опять затерялся, и поиски следовало начинать заново.
Раздался топот копыт, и на площадь, где свершалось справедливое возмездие лентяям и ротозеям, влетел небольшой конный отряд. Командир — молодой воин, лет двадцати от силы — в мгновение ока соскочил на землю, сделал пару шагов по направлению к Регнару и замер, отдавая приветственный салют. Снежный Барс кивнул в ответ, дозволяя говорить.
— Проверили все три дороги, тысячник! На двух — ни одной живой души. На третьей догнали торговый обоз, три подводы, один хозяин, пятеро слуг. Все при оружии, в добрых кольчугах. Хозяин клянется именем Сиксты, что мимо него никто не проезжал, а он в пути почти с рассвета.
— Телеги проверили? — буркнул Регнар, понимая, что этот вопрос вполне может показаться молодому десятнику оскорбительным. Его ребята дело знали.
— Да, тысячник. Все чисто.
— Ясно, — буркнул Регнар.
Он прекрасно понимал, что солдаты ничего не найдут. Темплар не дурак, попался он, признаться, глупо — но второй раз подобной ошибки не допустит. Да и купец… ох, кто не знает этих ублюдков, что с готовностью служат и нашим, и вашим, а на самом деле лишь самому себе. Купец вполне мог солгать, а то и…
— Среди слуг купца девок не было?
— Нет, командир. Только парни — как на подбор, плечистые, оружием владеть обучены. Судя по рожам — наши, из Минга то есть. Мы поспрошали — слуги тоже никого не видели.
Ясное дело, случись драка — десяток «Волков» положил бы и купца, и его прислугу, отделавшись в худшем случае лишь парой легких царапин. Но обижать торговый люд без веских на то причин не стоило — хотя, если как следует поискать, причины найдутся всегда. Каждый второй — шпион.
А может, он, купец этот, и правду сказал… темплар вполне может уйти в лес, затаиться там, переждать несколько дней. Если так, то охоту надо продолжать — декту, две, пять… сколько понадобится. Сейчас этот темплар — ключ ко всему. Вернуться к Императору ни с чем — значит подписать себе приговор. В конце концов, два человека да один-два коня — это не иголка, найдутся. Если он не направился обратно в Орден — там его достать будет гораздо сложнее. Но Регнар был готов, если понадобится, преследовать темплара и на чужой земле.
Небрежным жестом велев управителю убираться с глаз долой, Регнар подошел к коню и взлетел в седло.
— Возвращаемся! — крикнул он своим людям, затем повернулся к молодому десятнику: — Керл, останешься здесь. Пусть твои люди еще раз объедут все окрестные села и хутора. Еще раз объявить о награде, а заодно и о том, что тот, кто поймает темплара и упустит, закончит, как эти олухи.
Молодой десятник проследил взгляд командира, брошенный на повешенных, коротко кивнул.
— И еще запомни, если нападешь на след орденца, ни в коем случае не преследуй. Просто следи, издалека.
— Но, командир… нас десять человек.
— Это приказ, Керл. Следить издалека, ясно?
Десятник Керл нахмурился, но согласно кивнул. Приказы тысячника не обсуждаются, их можно только выполнить — или умереть в попытке выполнить. Он был еще слишком молод, хотя и зарекомендовал себя отличным бойцом, и ему не приходилось сталкиваться в бою с вампирами… а иначе он бы знал, что десятка бойцов против одного вампира явно недостаточно.
Регнар попытался вызвать в памяти лицо вампирки — он видел ее там, на холме, откуда ему пришлось уйти, потерпев первое, пожалуй, поражение в своей жизни… Нет, ему и раньше приходилось отступать перед превосходящими силами врага, но впервые его элитная тысяча, полная сил, вынуждена была отойти просто потому, что какой-то сопляк владел мечом лучше, чем он, Снежный Барс Регнар… Сейчас он был готов отдать многое, лишь бы еще раз скрестить клинки с проклятым темпларом. Да… он точно помнил, что тогда рядом с алым и в самом деле была какая-то девчушка… черноволосая, невысокая, с отменной фигурой — но больше в памяти не сохранилось ничего. Она — вампирка?
Регнар покачал головой — что же должно было случиться, чтобы рыцарь Света, вечно кичащийся своей борьбой с силами Тьмы во всех их проявлениях, взял в спутницы это демоническое создание? Видимо, миссия, ради которой темплар вместе со своей проклятой спутницей забрался на имперскую землю, невероятно важна. Что ж, это еще одна причина, чтобы выследить его, — что бы ни задумал Орден, эти замыслы необходимо сорвать.
Повинуясь шпорам всадника, могучий конь пошел рысью. Регнар, приподнявшись в стременах, подставил лицо прохладному ветру. Белые волосы развевались, бился в воздухе длинный черный плащ, бил по земле копытами черный конь… все это придавало всаднику пугающий вид, и даже его воины, которые знали командира не один год, чувствовали — что-то происходит. Барс вышел на охоту, он чувствует запах крови, и он не свернет, не бросит свежий след… чего бы это ему ни стоило.
Синтия держалась на ногах уже достаточно твердо, но желание поспать превратилось в навязчивую идею. Снова зарядил дождь, Шенк опять начал кашлять, и еще одна ночевка в холоде и сырости могла его попросту убить. Рыцарь и сам это понимал, а потому, когда девушка предложила рискнуть и попытаться провести ночь в гостинице, в относительно комфортных условиях, с горячей пищей и сухой постелью, он не устоял перед таким соблазном.
Будь на его месте кто-нибудь более опытный, хотя бы тот же Дрю, он бы наверняка избрал бы иной, менее опасный путь. Например, наведался бы в какой-нибудь отдаленный хутор, вырезал бы всех его обитателей, отсиделся бы там пару дней, а уходя, сжег бы дом, дабы замести следы. Идеальное решение — минимальный риск, неплохое укрытие… При этом фаталь не мучился бы кошмарами, спал бы спокойно и обедал бы с отменным аппетитом… даже несмотря на трупы хозяев разного пола и возраста, сваленные где-нибудь в сарае. Но то, что мог без особых угрызений совести позволить себе фаталь, то, с чем смирился бы брат-экзекутор, то, что сумел бы принять отец-инквизитор, было совершенно неприемлемо для рыцаря Света.
А потому он принял решение глупое настолько, что могло оказаться безнаказанным. Именно по причине своей глупости. Вместе с Синтией, по такому случаю спрятавшей клыки под белозубой улыбкой симпатичной загорелой девушки, он попросту завалился в хорошую гостиницу в ближайшем городке, громогласно потребовал горячей еды и лучшую комнату — одну на двоих, разумеется, ибо иное требование вызвало бы непонимание, а значит, и настороженность. Демонстративно сидел весь вечер в общем зале, поглощая жареное мясо в неимоверных количествах, громко смеялся, хлопал по заду служанку — в общем, вел себя совсем не так, как следовало бы поступать загнанному, преследуемому человеку, во все лопатки удирающему от неминуемой смерти.
Наверное, ему просто не повезло. Никто — даже хозяин гостиницы, которому самой судьбой велено пристально поглядывать на всех постояльцев — не обратил внимания на богато одетого рыцаря, сорящего золотом направо и налево и намеревающегося уединиться с молодой девушкой со вполне понятными целями. То есть обратил, конечно, и вино подал получше, и комнату нашел почище, и цену за все это назвать удвоенную не постеснялся. Но догадаться, что этот богатый дворянин — тот самый орденец, которого разыскивают на всех дорогах и тропах, — не догадался. Или не захотел «догадаться» — ибо не мог не понять, что и платящего золотом постояльца лишится, и золото запросто могут отобрать, ибо «порченое», а то и вовсе «проклятое». «Порченое» можно еще вернуть, хотя бы половину, а о «проклятом» и не заикайся.
В общем, должен был хозяин послать слугу к управителю, за солдатами, а то и сам попытаться захватить богатого гостя — но не стал. Ибо награда — кто ее знает, обломится или нет, власти не любят расставаться с золотом, которое считают своим, а золото гостя — вот оно, катятся по столу монетки. Одна задругой — за хорошее мясо, за дорогое вино, за постель без клопов.
Но не только глаза хозяина обшаривали зал, поглядывая, чья кружка уже опустела и должна быть наполнена вновь, у кого тоже пуста, но пуста и мошна, а значит, подливать гостю дальше — один ущерб для заведения. Внимательные глаза невысокого тщедушного человечка, что сидел в дальнем углу, на самом непрестижном месте, да и пиво пил наидешевейшее, такое, что в иных тавернах даром наливают, тоже внимательно скользили по посетителям. Правда, человека беспокоило отнюдь не то, что именно люди ели и пили да у кого сколько осталось в тарелках и кружках. Куда больше человека интересовали увесистые кошельки, особливо то, где именно они были привязаны. И, ясное дело, рыцарь, платящий золотом за дешевую еду в придорожной харчевне, сразу приковал к себе взгляд карманника. И тому, умеющему мгновенно выделить из толпы очередную жертву и вести ее чуть ли не часами, теряя и безошибочно находя вновь, не составило ни малейшего труда догадаться, кто перед ним.
Нет, сейчас он видел перед собой не человека в кольчуге и с недлинным, не вполне подходящим к стати мечом… мешок золота, звонкого, доброго… ну, пусть не очень доброго, но все же золота. Полезть к кольчужному рыцарю даже с ножом не могло присниться карманнику и в страшном сне. Тем более с веревкой, ибо сказано было ясно даже для тупого — пленник ценен, лишь пока жив, а за его голову можно лишиться и своей. Чем так ценен этот человек — не объяснялось, да и не так уж важно, неисповедимы пути имперских властей, и не дело простым смертным задумываться о таких вещах. Поэтому, улучив подходящий момент, карманник выскользнул из-за стола и исчез за дверью. В этом городе найдется немало людей, готовых попытать счастья в надежде на хороший куш. А ему, наводчику, обломятся неплохие комиссионные, и он позаботится выговорить для себя заранее хорошие условия.
Тем более, если подумать, в этот день в таверне все равно не было достойных внимания посетителей, которых можно было бы облегчить от тяжести их кошельков. А размениваться на мелкую рыбешку, в надежде поживиться несколькими медяками, карманник не хотел. Риск заработать по шее примерно тот же, но улов очень уж незначителен.
Тем временем и Шенк пришел к выводу, что еще кусок жареной свинины в него не влезет ни на каких условиях. Выплеснув в кружку остатки вина из высокого кувшина, он жестом остановил служанку, что бросилась было заменить опустевшую посуду полной, и, медленно, смакуя, выцедил кружку до дна. По местным меркам, вино и впрямь могло считаться отменным, а судя по тому, с какой дрожью в голосе трактирщик назвал его цену, даже с учетом того, что завышена она была по меньшей мере вдвое, сей благородный напиток здесь подавали не каждому. И все же красное шедлийское десятилетней выдержки было куда лучше, а в Пенрите, куда привозили диковинные товары из дальних земель, можно было бы отыскать напиток и еще более изысканный. Минг никогда не отличался знанием виноделия, и, что еще важнее, здесь было не так много ценителей хороших вин. Местный люд пил больше пиво, даже те, кто считал себя благородных кровей, а то и невероятно крепкую «мингскую слезу», отвратительную для людей с тонким вкусом, зато быстро превращавшую человека в мычащую свинью, способную устоять разве что на четырех конечностях.
Синтия уже давно клевала носом, разомлевшая от сытной еды и, что было куда важнее, тепла. Буквально подхватив ее на руки, темплар понес девушку наверх, туда, где располагались предоставляемые постояльцам комнаты. Им досталась небольшая комнатушка на третьем, самом верхнем, этаже. По утверждению хозяина, здесь были лучшие комнаты — и в самом деле, здесь даже окна были не затянуты бычьим пузырем или слюдяной пленкой, нет, в них было вставлено настоящее стекло. И кроме того, ее огромная резная деревянная кровать, эдакое ложе любви, составляла не менее половины стоимости номера. Судя по многозначительному взгляду показывавшей ему дорогу служанки, ожидалось, что рыцарь в полной мере изучит все прелести этой постели… и того, чем на постели можно заниматься, помимо банального и никому не интересного отдыха.
Рухнув на постель и полуобняв мягкую пуховую подушку, девушка тут же довольно засопела. Рыцарь осуждающе покачал головой, но раздевать спутницу не стал, ограничившись лишь стаскиванием сапог. Сам же, вспоминая, как попался в простую ловушку, лег спать, не снимая кольчуги, положив меч рядом с собой. Пусть даже в тяжелом металле выспаться толком не удастся, но лучше уж так, чем снова с пустыми руками оказаться лицом к лицу с врагом.
Здесь было опасно… он не почувствовал особого интереса к своей персоне, но насчет своего чутья не обольщался. Вполне вероятно, что ими заинтересовались, хотя Синтия и не похожа сейчас на вампира, а ищут наверняка мужчину со спутницей-кровосоской. А может, местные жители и вовсе не знают ни о поимке темплара, ни о его шумном побеге. А вот объявленная награда за голову рыцаря, вероятно, все еще будоражит народ. Так или иначе, но девушка, побывавшая на костре, заслуживает хотя бы одного дня отдыха…
Он проснулся под утро, солнце еще не выглянуло из-за горизонта… впрочем, здесь горизонта не было видно, обзор закрывали дома. Но небо уже начало окрашиваться в оттенки розового, и заметно посветлело — еще немного, и солнце выползет из-за крыш.
Город был, может, и не очень большим — ему было далеко, скажем, не только до столичной Сайлы, но и до других городов, поменьше, вроде того же Пентрита. Но дома здесь были вполне добротные, в два, а то и в три этажа, да крыты не соломой, а хорошей черепицей. Если присмотреться, наверняка найдутся и бедные кварталы, прибежище нищеты и разбойников, которых в подобные города словно на веревке тащит… но гостиница «Огненный конь», в которой они имели удовольствие остановиться, не зря считалась лучшей — и стояла в богатом квартале, где даже улицы были на диво чисты. И если подумать, избрать богатому рыцарю для ночлега иное место — лишь зря внимание к себе привлекать.
Выпитое накануне отчаянно требовало встать и подойти к ночной вазе, заботливо стоящей в углу комнатки. Некоторое весьма непродолжительное время Шенк боролся с собой, но пиво и вино победили, и он неохотно встал, чувствуя, как ломит тело, не очень-то отдохнувшее в железе.
Все-таки былые уроки не прошли даром. С точки зрения обывателя, направляясь к ночному горшку, глупо тащить за собой меч… Но рыцарь, чье самолюбие было в немалой степени уязвлено общением с тремя сиволапыми охотниками, спеленавшими его, как пауки муху, решил не расставаться с оружием. А потому, заметив движение за окном, был к этому готов.
Кто был первым — человек, запрыгивающий в комнату, или рыцарь, выбрасывающий меч в убийственном выпаде… Звон стекла, лязг стали, встретившейся с легкой кольчугой. Меч в опытной руке способен пробить и кованый доспех, разорвал кольчугу без малейшего труда и выставил окровавленное острие с другой стороны еще рвущегося вперед, но уже мертвого тела. Покойник даже не попал в комнату, куда так стремился… когда Шенк вырвал меч, труп опрокинулся навзничь и выпал наружу, давая понять тем из бандитов, которые были еще живы, что внезапности не получилось.
Одновременно вылетело второе окно, усыпав пол осколками стекла. Человек, приземлившись на полусогнутые ноги, выбросил вперед правую руку, и Шенк ощутил сильный удар в предплечье. На пол упало метательное шило — весьма неприятное для рыцарей оружие, сделанное так, чтобы легко проникать сквозь сплетение кольчуги, особенно недорогой, из широких колец. Трехгранное шило было снабжено небольшими зацепами — тот, кто в пылу боя одним рывком пытался выдернуть тонкое лезвие из прокола, рисковал обзавестись устрашающей рваной раной. Но нападающий просчитался — на рыцаре была не обычная кольчатая кольчуга, а редкая, оттого и дорогая, чешуйчатая. Будучи куда более тяжелой, она гораздо лучше держала любой удар… кроме арбалетного болта, от которого надежной защиты придумано не было.
Человек, метнувший шило, еще даже не осознал, что промахнулся. Темплар взмахнул мечом, целясь в горло, противник отшатнулся, но недостаточно быстро — кончик заточенного до немыслимой остроты клинка чиркнул по кадыку, вспарывая кожу, рассекая мышцы и отворяя артерии — ударил фонтан крови, забрызгивая стены. Почти сразу Шенк почувствовал, что его схватили сзади… будь на его голове шлем, негодяю не поздоровилось бы. Рыцарь оттолкнулся обеими ногами, вбивая свое тело спиной в стену — ростом его Свет не обидел, да и чешуйчатый бахтерец весил немало. Оказавшись между такой тяжестью и бревенчатой стеной, третий разбойник со всхлипом выпустил воздух из расплющенных легких и бессильно сполз на пол.
— Син, проснись! — рявкнул Шенк, натягивая сапоги. Девушка приподняла голову, взгляд, постепенно становясь осмысленным, зафиксировал одного покойника, лежащего у окна, второго, скорчившегося на полу, — возле другого. Она спустя мгновение спрыгнула на пол, рванула из вьюка тонкий меч…
Оружие тут же пошло в дело — девушка метнулась к выбитому окну, свистнул клинок, раздался чей-то вопль и почти сразу же — глухой звук удара падающего тела. Девушка выглянула в окно и тут же отпрянула, сопровождая это движение такими репликами, что темплар почувствовал, как кожа на лице покрывается красными пятнами. Ну не должна женщина, тем более молодая девушка, использовать слова, более пристойные для прослужившего лет тридцать сержанта гвардии.
— Что там? — рыкнул он.
— Су-у-уки! — простонала Синтия, выдирая из плеча небольшой арбалетный болт. Такие стрелки использовались не в охотничьих и тем более не в боевых арбалетах. Маленькая стрела — оружие небольшое, идеально подходящее для бесшумной ночной работы, когда до жертвы несколько шагов, когда на ней, жертве, нет доспехов. Оружие воров и ночных убийц.
— Ранена? — встревожено вскинулся Шенк, бросаясь к девушке.
Она остановила его коротким жестом, давая понять, что беспокоиться следует о более серьезных вещах.
— Пустяки, кровь уже не течет. Мои раны заживают быстро…
Темплар и раньше слышал о том, что серьезные травмы вампиры залечивают в считанные мгновения, а всякого рода царапины не замечают вовсе. Это знал любой, прошедший обучение в Семинарии, но вот видеть такое довелось ему впервые. Арбалетный болт, пусть и уменьшенного размера, да в плечо — даже рыцарь, привычный к ранам, лишился бы возможности владеть рукой… а девчонка просто выдрала стрелу, не обратив даже, видать, внимания на зазубренный наконечник, и опять готова к бою.
— Их там человек десять, — прошипела девушка с презрением. То ли презрение относилось к тому, что всего десятеро, то есть совершенно недостаточно против опытного рыцаря и, пусть и молодой, вампирочки. То ли к тому, что среди противников всего лишь люди.
В окно влетел еще один болт, уйдя в стену чуть ли не на треть.
— Пугают… — хмыкнул темплар. — Живой я дороже стою.
Он поднял один из трупов и перевалил его через подоконник. Послышался шлепок — кто-то не сообразил и рванул спуск арбалета, посылая болт в уже мертвое тело. Затем раздался глухой удар, сопровождаемый рокотом проклятий, — бандиты сообразили, что стреляли в своего. И что тому это было уже безразлично.
— И долго мы собираемся здесь сидеть? — Голос Синтии не предвещал ничего хорошего. Скорее всего тем, кто ждал их на улице.
— А что мы можем сделать? — пожал плечами Шенк. — Ждать, пока они сюда начнут ломиться? Или выйти да перебить их подчистую… Только не так это просто, милая, в отличие от одной моей знакомой вампирочки, я не люблю, когда в меня попадают стрелы.
— Я тоже не люблю. — Она вдруг улыбнулась уголками полных алых губ, сразу став капельку мягче, беззащитней. — Это больно, Шенк, правда… Просто боль… короткая такая. И не очень сильная.
Снаружи вдруг раздался заливистый, пронзительный свист.
Затем послышался крик:
— Эй, орденец! Сдавайся! Девку твою отпустим, а ты с нами пойдешь.
— А как не сдамся? — крикнул в ответ темплар, знаком показывая Синтии, чтобы обулась и собрала вещи, увязав в тюк поплотнее. Ясно ведь, что придется прорываться.
— А не сдашься — дом запалим, — с готовностью сообщил тот же голос. В нем проскальзывали наглые интонации человека, привыкшего действовать в толпе себе подобных. У таких всегда особые голоса, преисполненные осознания собственной силы, точнее, не собственной, а стадной. Но при первой же угрозе подобные типы стремятся побыстрее убраться в кусты. — Был живой орденец, станет жареный. Или копченый, как думаешь?
— Они время тянут, — вполголоса сообщил Шенк девушке, которая с заданием управилась с похвальной скоростью и теперь сидела на небольшом тючке, угрожающе покачивая на ладони клинок. — Их и в самом деле мало, думали, наскоком возьмут… не получилось. Теперь подмогу ждут.
— Сколько той подмоги…
— Не скажи. Это ведь так, отребье… всякая ночная шваль, которой в каждом городке и даже большом селе — более чем достаточно. Даже если к ним подойдет десяток дружков, мы прорвемся. Но здесь живут люди с неплохим достатком, и наверняка за порядком присматривают солдаты. Рано или поздно они заявятся сюда… скорее — рано.
— Значит, будем прорываться, — не стала спорить Синтия, — Сейчас?
Он кивнул:
— Ждать опасно… ты давай на конюшню, выводи лошадей. А я этих ублюдков займу.
Она взглянула исподлобья, отрицательно помотала головой. Заявила сухо, но с явным намерением упираться до конца:
— Я тебя не оставлю.
— Синтия, послушай, что я тебе скажу. — Он провел ладонью по волосам девушки, она прильнула к нему, ловя каплю ласки. — Без коней мы не вырвемся. Отсюда до ворот слишком далеко, перехватят, сетями закидают. А в конюшне наверняка засада, во всяком случае, пару человек с веревками я бы на их месте туда послал. А мне ведь ничего не грозит, за меня живого золото обещано.
— Я не…
— Синтия, так надо. Выводи коней, и уходим.
Она поникла, всем своим видом показывая, что его позицию понимает и даже принимает, но самой ей это абсолютно
не нравится.
— Эй, орденец! — раздался с улицы все тот же нахальный голос. — Ну, что надумал?
— Выхожу! — рявкнул в ответ рыцарь, — Не люблю запах дыма.
Конечно, в гостиницу это отребье не полезло — хотя бы потому, что в этом случае пришлось бы иметь дело с хозяином и его вышибалами. А вот запалить здание снаружи — с них станется. И все же Шенк подсознательно ожидал нападения уже на лестнице — и был в немалой степени удивлен, никого не увидев за дверью.
Если бы у темплара нашелся хороший приятель среди местных жителей, он бы узнал, что отнюдь не вышибалы останавливали лихой люд от стремления учинять безобразия в гостинице. И угроза поджечь дом была не более чем блефом, — хозяин платил немалую долю главарю городских разбойников в обмен на некоторое покровительство. И тот, коль гостинице будет учинено разорение, вполне мог приказать прирезать не в меру ретивых «подданных», посягнувших на хозяйскую кормушку. Ведь поступи он иначе — станут ли торговцы, кабатчики и прочие, знающие цену звонкой монете, платить подать «ночному хозяину»? Не станут…
Но Шенк не знал этого — и не знал, что в гостинице он был в полной безопасности. Не от солдат, разумеется, — тем дорога открыта везде, что в хибару бедняка, что в дом богача, и горе тому, кто посмеет заступить дорогу воинам с эмблемой Минга на плащах, — а от уличной шелупони. Но там, где раздаются злобные крики и звенит сталь, воины появятся. Мешкать было опасно.