Страница:
-- Отец Евгений, я боюсь. Я чувствую, что слишком грешен, чтобы идти с вами.
-- Никто не грешен бороться со злом. Повторяй молитву, сын мой. Господь очистит тебя и придаст силы.
-- В игре я падал в пропасть. Вверху был живой свет, а внизу тьма. Тьма тащила меня и притягивала магнитом. В ней таился такой страх, какого я за всю жизнь не испытывал. Сейчас похожее ощущение. Я не хочу, чтобы это повторилось.
-- Господь благословил нас на этот путь и на это радение. Мы должны последовать Его воле и, подобно воинству святого князя Александра Невского, смело идти на врага. На тебеБожья благодать и благословение, сын мой, и никакие козни врага, ад и смерть не осилят тебя.
-- Мы не знаем никаких молитв. Как мы будем молиться? -- спросил Фриз.
-- Будете молиться за нами. И запомните: главное, чтобы молитва шла от сердца и звучала в нем. Иначе все наши словеса -- просто сотрясения воздуха.
При выходе со станции метро монахи расчехлили хоругви и кресты. Маленький отряд из честной братии и тестеров двинулся навстречу бесноватым, растекшимся по всей ширине Невского проспекта. Монахи затянули мирную ектению. Над их головами золотились кресты, возносились иконы, развевались хоругви. Из окон домов смотрели на этот крестный ход с удивлением. Что могла поделать жалкая кучка монахов с бесчинствующей толпой, катящейся к Александро-Невской лавре. Но братья распевали молитвы и твердо шагали вперед. Они были готовы пострадать за веру, и будь впереди целое войско сатаны, их бы это не остановило.
Над Невским разнесся стройный хор голосов. Монахи пели: "Миром Господу помолимся" и "Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас!" На перегороженных грузовиками боковых улицах люди подхватывали молитвенное пение и осеняли себя крестными знамениями. Скарж, Фриз и Лева шли за монахами и подтягивали рефрены богослужебных гимнов. Шагать за монахами и петь было удивительно легко и свободно. С монахами шла такая сила, что, казалось, движется не два десятка людей в серых пуховиках, а атомный ледокол, способный вскрыть любые льды зачерствевших в грехе человеческих душ. И даже скептично настроенные тестеры почувствовали это.
С другого конца Невского, от Дворцовой площади, двигалась масса людей в тысячи раз большая. На щите над этими людьми плыл рыцарь в железных доспехах. В одной руке у рыцаря был меч, в другой -- перевернутый крест. Два десятка бесноватых в разорванных одеждах исполняли перед шествием нечто вроде шаманского танца, кривляясь и стуча в барабаны и бубны. Словно армейские речевки, из уст одержимых рвались кличи: "Круши квалы!", "Бог мертв!" и какая-то абракадабра, напоминающая отрывки молитв, прочитанных наоборот. Два шествия неуклонно сближались и должны были встретиться напротив Казанского собора.
***
Полковник Крицкий потерял терпение. Толпы обколотых и обкуренных подонков (как думал Крицкий) бродили по городу, безнаказанно крушили все вокруг и убивали людей, а начальник УВД вел себя как тряпка. Это демонстративное бездействие и бессилие начальства бесило Крицкого. Он понял, что если сейчас не предпринять жесткие меры, эти наркоманы разнесут весь город. Полковник вызвал по рации генерала Земнухова. Земнухов ответил, что едет в лавру и чтобы без его приказа полковник ничего не предпринимал. Ответ начальника УВД не удовлетворил Крицкого. И на свой страх и риск Крицкий решил связаться с губернатором.
Сообщение о выходках вандалов повергло губернатора Нильского в глубокий шок. К тревожному рапорту полковника добавилось сообщение о новом подъеме воды. Вода в Неве поднялась на два десятка сантиметров. Две стихии: бесчувственная природная и злобная дьявольская будто соревновались, кто них быстрее захватит город. По голосу губернатора Крицкий понял, что тот в тревоге.
-- Каков ваш план? Что задумал Земнухов? -- спросил Нильский.
-- Не понимаю, что с генералом. Поехал в лавру за монахами. Собирается устроить крестный ход.
-- Зачем? -- удивился губернатор.
-- Ему мнится, что толпа одержима бесами. Приказа на открытие огня я не получил. Генерал решил действовать какими-то оккультными методами, -- ответил Крицкий.
-- А вы что думаете? -- спросил Нильский.
-- Я считаю, что имеем дело либо с распоясавшимся наркоманским сбродом, либо с массовым помешательством людей. Не представляю, откуда они взялись в таком количестве и кто все это организовал! Подавляющее большинство в толпе молодые люди в возрасте до двадцати пяти лет. Если не будем действовать решительно, они разнесут весь город.
-- Что намереваетесь сделать для наведения порядка?
-- Толпа разделилась на три потока. Один идет к Петропавловской крепости, другой -- по Невскому, третий -- к Исаакиевскому собору. Предлагаю запереть, расчленить и рассеять эти потоки. Прошу разрешения на применение оружия.
-- Почему не применяете спецсредства?
-- Психика этих людей находится в измененном состоянии. Слезоточивый газ, светошумовые гранаты на них не действуют. Они ничего не боятся и не чувствуют боли. Дерутся так, будто на самом деле в них вселились бесы.
-- Будете стрелять в людей? И вас не пугают сотни жертв? -- спросил губернатор.
-- Я бы с удовольствием выслушал ваш совет как избежать этого! -- вспылил Крицкий.
-- Хорошо, предпринимайте все предусмотренные законом меры. Беспорядки должны быть пресечены. Мне только что звонил президент. Он очень обеспокоен тем, что происходит в его родном городе.
-- Я понял вас, господин губернатор. Всю ответственность я беру на себя. Только скажите генералу, чтобы не вмешивался, уж коли он самоустранился от решения этой проблемы.
-- Действуйте, полковник, как находите нужным. Я поговорю с генералом. Он вам не помешает. Если наведете порядок с минимальными потерями, рассмотрим вопрос о вашем продвижении по службе. Если нет -- не взыщите -- ответите по всей строгости закона, -- строго сказал губернатор.
-- Я вас понял, -- ответил Крицкий.
Он вдруг почувствовал себя Наполеоном, решающим судьбу города Тулона, а заодно и свою собственную. Полковник отдал приказ частям ОМОНа выдвинуться на Невский проспект, к Троицкому мосту и на Исаакиевскую площадь. Командиры подразделений получили строгий приказ перекрыть центральные улицы, расчленить и рассеять толпу. В случае сопротивления Крицкий приказал открывать огонь на поражение.
Первым выдвинулся отряд милиции на Невский проспект. Путь толпе перегородили БТРы. Одержимые бросились на бронемашины. Первая очередь просвистела над головами, но не остановила бесноватых. Сидящие на броне стрелки открыли огонь на поражение. Выстрелы били в упор. Пули со смачными щелчками раскалывали черепа, забрызгивая кровью все вокруг. Мертвым некуда было падать, их подминали под себя и лезли по трупам. Возле бронетранспортеров росли горы мертвых тел. Бойцы ОМОНа не испытывали угрызений совести. Они видели растерзанные трупы товарищей, оставшихся лежать на Дворцовой площади. Перед ними были не люди, а стадо обезумевших существ, остервенело штурмующих броню и тянущих к ним хищные руки. Перекрывая торопливую трескотню автоматов, заработали башенные пулеметы бронетранспортеров. Но толпа не умеряла натиска. Отчаянная ярость была написана на лицах толпы, и даже у мертвых сохранялось это выражение. С каждым выстрелом омоновцы сами поддавались приступу всеобщего безумия и отупляющей ярости. Автоматные обоймы быстро пустели. Бойцы превратились в шестеренки некоего гигантского механизма уничтожения, перемалывающего человеческие жизни.
Бронетранспортеры оказались в тесном кольце толпы. Сотни рук протянулись к стрелкам. Взревели моторы. Водители боевых машин попытались выскочить из окружения. Один за другим бронетранспортеры вспыхнули факелами. Кинули ли в них бутылки с зажигательной смесью или огненная магия коснулась боевых машин, было неизвестно. Один БТРов с испугу врезался в толпу. Раздался хруст переламываемых костей. Бронетранспортер уперся в живую пружинящую массу. Его большие колеса вращались в месиве окровавленных тел, но вырваться из плотного живого кольца БТР не смог. Зомби залезли на броню и скинули на растерзание толпе бойцов ОМОНа.
Огрызаясь из башенных пулеметов, оставшиеся три бронетранспортера попятились назад. В воздухе метнулись огненные вспышки, и сразу три боевые машины вспыхнули факелами. С брони скатывались охваченные пламенем бойцы. Одержимые обтекли подожженные машины и продолжили свое наступление. Путь их лежал к Александро-Невской лавре, куда с другой стороны Невы стремились роботы-динозавры.
В радиоэфир ворвался голос Земнухова.
-- Ты что делаешь? -- кричал генерал Крицкому. -- Тебе мало тех жизней, что мы положили на Дворцовой?
-- Я не отдам им город! -- огрызнулся Крицкий.
-- Я же просил, дай мне полчаса! Сейчас монахи пойдут крестным ходом...
-- Какие монахи! Эти зомби даже пулеметов не боятся!
-- Отведи немедленно все силы с Невского! Положишь бойцов и ничего не добьешься!
-- Посмотрим... -- закусив губу, ответил Крицкий. -- У меня есть приказ губернатора.
Земнухов в сердцах отключил рацию. С Крицким невозможно договориться. С трудом сдерживая в себе раздражение, Земнухов вернулся к архимандриту и монахам. Монахи и слушатели Духовной академии разворачивались на Миллионной напротив Троицкого моста.
-- Губернатор отдал приказ стрелять по толпе. Боюсь, это может иметь самые катастрофические последствия, -- сообщил Земнухов архимандриту.
-- Это уж точно. Насилие разожжет огонь зла. Дьявол и смерть только и ждут, чтобы собрать свою жатву.
-- Вы готовы, отец Александр? -- спросил Земнухов.
До последней минуты генерала грыз червь сомнения: не сошел ли он с ума, что привез сюда священнослужителей. Но отец Александр был спокоен. Только взор его карих глаз приобрел еще большую глубину.
-- Мы пойдем с молитвами и хоругвями. С Невского двинется второй крестный ход нашей братии.
-- Я боюсь за вас, отец Александр, -- признался Земнухов, -- мы, конечно, прикроем вас огнем с БТРов, но...
-- Не смейте стрелять, -- твердо сказал настоятель, -- этим вы только принесете новые жертвы злу. Мы примем любую участь, что ниспослана нам Провидением, но свой долг выполним.
-- Я не ошибся, отец Александр? Это действительно одержимые?
-- В любом случае вы поступили верно, что обратились к церкви. Мы будем молится, чтобы Бог помог этим несчастным.
-- Тогда в добрый час, отец Александр! Времени у нас мало, они захватывают город.
-- С Богом! -- ответил архимандрит. Кивнув генералу, отец Александр, направился к монахам, уже собравшимся в колонну с вознесенными над ней хоругвями и крестами.
***
Третий поток одержимых через Адмиралтейский проспект вышел на площадь Декабристов. Одержимых пытался задержать заградительный отряд патрульно-постовой службы. Милиционеры открыли стрельбу. Зомби побежали прямо на пули. И при виде этого безумного и неостановимого людского потока милиционеры просто разбежались.
Зомби остановились у памятника Петру I. Бронзовый всадник с головой, покрытой зеленой патиной, попирал змею. Это не понравилось одержимым. Из толпы вытолкнули какого-то паренька.
-- Иди! Ты -- маг!
Паренек почувствовал в себе такие силы, что, казалось, мог поднять в воздух и перенести на новое место статую царя.
-- Прикажи ему, чтобы шел с нами! -- сказали новоиспеченному магу.
Парнишка сконцентрировался. Он почувствовал императора, почувствовал его душу, душу коня и даже растоптанной змеи. Сейчас он был господином над всеми этими душами и мог вернуть их в позеленевшую бронзу.
"Душа императора Петра! Хочешь ли ты освободиться из своего вечного заточения и пойти вместе с нами? Именем князя Гагтунгра, я предлагаю тебе жизнь в бронзе, покуда она не рассыплется в прах", -- воззвал маг к императору.
Бронзовый всадник повернул голову. Глаза императора обрели зрение. Он видел город, видел свое творение, и восторг от величественности сделанного охватил его. До последнего времени Петр томился в ледяной глыбе в Друккарге. Но в момент осады города душа императора была освобождена и встала на защиту Друккарга. Когда с Друккаргом было покончено, душа императора обрела свободу. Ее наказание в аду закончилось, а в рай подняться она еще не могла. И вот маг именем планетарного демона Гагтунгра предложил императору новое воплощение.
"Царь Петр, ты будешь жить в этой бронзе. Ты будешь жить в веках и наблюдать творение рук твоих, видеть, как оно расцветает и набирается сил. Твой народ будет слышать тебя, повиноваться тебе и поклоняться истинным и неоспоримым поклонением. Все это я могу дать тебе. Ты, император, заставишь уважать твою державу униженную и оскорбленную в последние годы. Ты наполнишь ее новым смыслом и величием, а твоя душа обретет вечное пристанище в этой статуе. Выбор за тобой, великий государь!"
"Что ты хочешь за это?" -- спросил Петр.
"Зачем тебе топтать змею? Отпусти ее. Змея мудра. Она станет тебе верным советником. Ведь не по своей же воле ты топтал змею. Это просто замысел скульптора, который хотел стать мудрее самого Господа".
Бронзовая голова императора со скрипом наклонилась. Под ногами императорского коня извивалась от боли змея. Змея была большая и черная. Подняв голову, она смотрела на царя удивительно умным и пронзительным взором. Она умоляла отпустить ее. Петр натянул поводья. Конь взбрыкнул и переступил ногами. Змея вильнула телом, стараясь вывернуться из-под бронзовых копыт коня. Конь заржал и, мотнув головой, потерял под копытами ползучего гада.
Петр поднял голову. Сквозь плотные облака к нему пробился луч света. Царь увидел себя со стороны. Перед ним промелькнула вся его земная жизнь. Затем картины земной жизни сменились темнотой и мучительной неподвижностью заточения в Друккарге. Петру привиделось его чудесное освобождение из ледяного плена и оборона города от сатанинских полчищ. Петр вспомнил, как стоял на самом высоком бастионе внутренней цитадели и кидал огромные камни в варваров. А затем когда жидкие металлы Свинцовой реки сомкнулись над вершинами самых высоких башен Друккарга, император пережил еще одну смерть. Его метущийся дух летал под сводами подземного мира и не находил выхода. Это было второе его мытарство после заточения в ледяную глыбу в цитадели Друккарга. Но именно в это время Петр понял, что может быть спасен. И только он подумал об этом, как очнулся в бронзовой статуе.
Змея поднялась по ноге коня и обернулась вокруг туловища царя. Змей воздел голову и доверчиво положил ее на плечо императора. Глаза змея заискивающе и льстиво смотрели в лицо царя. В голове императора зазвучал мягкий прельщающий голос. Змей обещал императору Петру новую земную жизнь. Бронзовой статуе придут поклониться все от мала до велика. Царь вновь будет править своей страной и своим городом. Он сделает Россию сильной и триумфатором поведет ее к новым победам. Новое правление императора будет столь долгим, сколь долгим будет существование бронзы, простоявшей уже более двухсот лет.
Петр размышлял. Он вновь чувствовал жизнь. Он видел землю под солнечным светом и не хотел терять этого. Он мог жить на земле жизнью позеленевшей бронзовой статуи и совершить много подвигов и важных дел. Но Петр знал, с кем ведет диалог, и не хотел оказаться в сетях своих прошлых ошибок. Перед императором встало лицо сына, царевича Алексея. Последний допрос царевича. Петр знал, что приговорит сына к смерти. Сына, которого сам простил недавно. Его сын перенес все пытки и издевательства. Ради чего? В то время Петр знал ответ: ради России, ради империи, ради великих дел его отца. Но был ли его сын врагом России? Как царь мог нарушить свое слово?
"Прости, Алеша! Прости, сынок!" -- жгучая слеза потекла по щеке императора, оставляя на бронзе зеленый след.
Ряженными хороводами прошли перед взором Петра шуты в дурацких масках и колпаках, изображающие попов и монахов. Они кривлялись и пели похабные частушки. Потные объятия потаскушек в клубах табачного дыма, из которых хотелось вырваться только сейчас, но не тогда. "Нет! Нет! Нет! Господи Боже! Прости меня!" -кричала душа императора. Она не желала возвращения в жизнь, отравленную мерзостным влиянием змея. Не для того было дано Петру очищение Друккаргом, чтобы повторить свои шибки. И как ни льстил царю свернувшийся вокруг его шеи змей, Петр нашел в себе силы преодолеть его искушения.
Рука медного всадника в перчатке с широкими раструбами крепко схватила змея и скинула его на камень монумента. Конь радостно заржал и придавил змею копытом. Маг болезненно дернулся, будто наступили на него.
"Умножая, умножу скорби твои! Ты навсегда останешься в этой бронзовой статуе. Но ты будешь чувствовать все, словно живой. Тебя будут обгаживать птицы и разъедать кислотные дожди. Такова твоя мука за непослушание, царь Петр!" -воскликнул маг и прокричал какое-то заклинание.
Петр вновь застыл бронзовым монументом. Толпа разочарованно гудела. Сонмы бесов, вселившихся в людей, никак не ожидали такого выбора императора. Бронзовый властелин обманул упования Гагтунгра. Одержимые взвыли и через площадь направились к Исаакиевскому собору. Свет золотого креста на куполе-шлеме резал им глаза даже в этот пасмурный день. Они шли к собору, чтобы сбросить с купола крест и избавиться от этой муки. Напротив Исаакиевского собора возвышался конный монумент другому венценосному всаднику. На этого тирана в крылатом шлеме планетарный демон возлагал большие надежды.
Глава 31. Искушение
Дмитрий держал листок бумаги, найденный на столе. Он несколько раз пробежал по строчкам, но содержание до него не доходило. Это была предсмертная записка Светланы.
"Простите, Бог, ангелы и люди! Простите, родители, и ты прости, Дима! Я не хочу жить. Сегодня надо мной надругались. Я бы пережила это, если бы все не было так омерзительно. Меня будто не просто изнасиловали, а измазали чем-то гадким, чего было не смыть в ванне. Я до сих пор чувствую эту горькую смолу на теле. Но даже с этим можно было бы смириться, если бы с чужим проникновением не вошло в меня что-то гадкое. Я сразу почувствовала это в себе. Эта мерзость росла во мне и захватывала мою душу. Это было настолько гадко, будто в меня заползла змея. Он сказал, что навсегда поселился во мне и теперь я его собственность. Он смеялся над тобой, Дима. Говорил, что овладеет тобой и подчинит тебя через меня. И что мне некуда деваться, если я хочу жить. Простите меня, я не могла победить его и решила умереть. Тогда я ему буду уже не нужна. Прости, Дима, но когда ты звонил, я уже приняла решение. Пусть лучше я умру, чем стану такой, как они. Возможно, и есть какой-то способ победить это в себе, но я нк смогла. Простите, мама и папа, и прощайте.
Ваша Светлана".
Васильев положил записку. Ему хотелось выть, мстить и плакать. "Дьявол лишил жизни Светлану. И это случилось из-за меня", -- корил себя Васильев. Мстить было некому. Сержант Михайлов сделал все за него. Обидчики Светланы были мертвы. Плакать Дмитрий не мог. Тяжелый ком застрял у него в горле, и даже слюну проглотить было трудно. Страшная усталость навалилвсь на него, и он аодумал, что вот-вот упадет рядом с женой.
В кухне негромко работало радио. Сообщили, что вновь начался подъем воды в Неве. "Ну и пусть, -- думал Васильев. -- Пусть все зальет, как в Друккарге. Этот город не может спастись, ему остается только умереть". Еще по радио передали, что толпа окружила Исаакиевский собор и роботы-птеродактили подняли хулиганов на купол собора. Это известие тоже оставило Дмитрия равнодушным. Он ничем не мог помочь своему городу. Петербургу суждено найти смерть в темных водах Невы, как и его прообразу Друккаргу. И в том мире и в этом природные стихии поднялись, чтобы помочь земле очиститься от всякой скверны. "Во всем наша вина. Мы все знали о Друккарге и и ничего не сделали для спасения нашего города. А сделать нужно было всего ничего -- изменить сознание. Или покаятся, как говорят православные", -думал Дмитрий.
"Крестный ход монахов Александро-Невской лавры подошел к Казанскому собору. Монахи окружили собор, чтобы не допустить его осквернения. Они молятся и поют псалмы. Толпа хулиганствующих элементов приближается. Несколько милицейских бронетранспортеров попытались преградить путь толпе, но были подожжены. Руководство УВД экстренно подтягивает силы к городу. Командующий Балтфлотом заявил, что готов выделить части морской пехоты для наведения порядка в Санкт-Петербурге. С аналогичным заявлением выступили и командиры воинских частей, дислоцированных вблизи нашего города. Однако руководство УВД в лице генерал-лейтенанта Земнухова заявляет, что способно справиться с беспорядками своими силами", -- сообщил диктор.
"Где-то там на Невском Лева с ребятами", -- подумал Васильев. Он понял, что должен быть вместе с ними. "Волна смыла обратившийся к свету Друккарг, чтобы его не коснулась нога врага, и волна готова смыть зачумленный Санкт-Петербург, потому что мы не готовы обратиться к свету. Это нашествие лишь начало событий. Дьявол берет то, что считает своим. Если бы мы не были так злы, дорога в наш мир ему была бы заказана".
Последняя мысль вывела Дмитрия из оцепенения. Сидеть и ждать, когда придут и высосут из него душу, он больше не хотел. Он уже позвонил Светиным родителям. Они ехали сюда. "Только дождусь их и отправлюсь на Невский", -- подумал Дмитрий.
Сзади раздался негромкий хлопок воздуха, как от электрического разряда. Дмитрий вздрогнул и обернулся. В светящемся облаке стоял Блейд.
-- Ты слышал радио? Встань и иди!
-- Вот ведь как все получилось, Блейд...
-- О ней не беспокойся. Последними своими молитвами Светлана спасла себя.
-- Спасла? Она мертва! Почему она не захотела вернуться?
-- Она не захотела ничего брать от него. Да и он не смог бы вернуть ей жизнь.
-- Я сам видел, она была жива.
-- Если бы она уступила, он превратил бы ее в демона, в свое воплощение. Она стала бы еще злее, чем те на улице. А это хуже смерти. Ты же знаешь.
-- Тебе все известно, Блейд, тогда скажи, где Бог? Почему он не помогает нам?
-- Бог везде. Он все знает и видит. Бог дал нам заповедь любви и хранит свободу воли людей.
-- Но ведь это жестоко не вмешиваться, когда его вмешательство необходимо!
-- В историческом плане у Бога по отношению к людям сменилось три принципа поведения: с момента сотворения мира Бог дал людям законы правды и наказывал за их несоблюдение. Так был уничтожен в потопе целый мир, что показалось людям очень жестоким. Затем Бог дал людям Христову заповедь любви, которую некоторые ревнители превратили в повод для религиозных войн и преследований. Тысячи невинных жертв погибли на кострах инквизиции и в межконфессиональных стычках. Вот во что люди обратили это божественное вмешательство. Оно тоже показалось очень жестоким. И когда все заповеди были провозглашены, Бог перестал вмешиваться в дела людей. Вот уже тысячи лет Промыслие не вмешивается в дела людей, предоставляя им свободу воли по принципу "Реализуйтесь сами", и раз за разом люди обращают свой выбор в пользу зла, что влечет за неисчислимые бедствия. Так в чем же Бог жесток?
-- Не знаю, Блейд. Я любил свою жену. Почему Бог допустил, чтобы она умерла? Почему кругом смерть и жестокость, и в том мире и в этом?
-- Ты судишь по тому, что видел. Твое сознание ограничено, и ты пока не сможешь подняться выше. В этом закон. Но есть благодатный мир царствия Божия, и он скоро придет на землю.
-- Ты на том свете, Блейд? Ты ангел?
-- Да, я в царстве Божьем. Бог принял меня. Твоя Светлана тоже здесь и еще очень много хороших и светлых людей. Мы не оставим вас в беде. Схватка между добром и злом на нашем плане бытия происходит еще обостреннее, чем на земле.
-- Когда вы придете на помощь? Когда все на земле погибнет?
-- Наступит срок, и исполнятся пророчества. Хочу, чтобы ты знал, у земного мира есть заступники, которые любят людей и желают им добра.
-- Мне плохо, Блейд. У меня умерла жена. Она могла бы жить и жить. У нас могли бы быть дети. Что мне до твоих миров?
-- Ты не видишь будущего. И оттого оно кажется тебе таким безоблачным. Но Промыслие не зря коснулось вас. Через несколько лет Света умерла бы от передозировки наркотиков.
-- Что ты говоришь, Блейд?
-- По состоянию здоровья врачи запретили бы Светлане рожать. Но она не послушалась бы и родила. Ваш ребенок родился бы инвалидом. Он умер бы через два года. После этого Света впала бы в глубокую депрессию и стала употреблять наркотики. Через лва года вы бы разошлись. А через три месяца она бы умерла от передозировки наркотиков. Я думаю, намеренной передозировки.
-- Ты намеренно это говоришь? Таково твое жестокое утешение?
-- На все воля людей. Но обычно сбывается самый плохой вариант. Именно его почему-то бессознательно выбирают люди. Промыслие лишь определяет события.
-- Зачем тогда жить, если все уже предрешено?
-- Ничего не предрешено, есть лишь провидение будущего. Свое будущее люди претворяют сами.
-- Ты мог бы вмешаться, предотвратить это? Ты ведь теперь ангел!
-- Я и так вмешиваюсь недопустимо много. Для чего на земле люди, если все за них будут делать ангелы? Люди должны понять, что мы живем в одном мире и служим одному Богу. Вся церковь и на небе и на земле служит Богу. Ты должен найти свое место. Встань и иди. На проспекте наши товарищи, подумай, чем ты можешь быть полезен им. Это мое последнее напутствие тебе. Встретимся мы уже не здесь.
-- Никто не грешен бороться со злом. Повторяй молитву, сын мой. Господь очистит тебя и придаст силы.
-- В игре я падал в пропасть. Вверху был живой свет, а внизу тьма. Тьма тащила меня и притягивала магнитом. В ней таился такой страх, какого я за всю жизнь не испытывал. Сейчас похожее ощущение. Я не хочу, чтобы это повторилось.
-- Господь благословил нас на этот путь и на это радение. Мы должны последовать Его воле и, подобно воинству святого князя Александра Невского, смело идти на врага. На тебеБожья благодать и благословение, сын мой, и никакие козни врага, ад и смерть не осилят тебя.
-- Мы не знаем никаких молитв. Как мы будем молиться? -- спросил Фриз.
-- Будете молиться за нами. И запомните: главное, чтобы молитва шла от сердца и звучала в нем. Иначе все наши словеса -- просто сотрясения воздуха.
При выходе со станции метро монахи расчехлили хоругви и кресты. Маленький отряд из честной братии и тестеров двинулся навстречу бесноватым, растекшимся по всей ширине Невского проспекта. Монахи затянули мирную ектению. Над их головами золотились кресты, возносились иконы, развевались хоругви. Из окон домов смотрели на этот крестный ход с удивлением. Что могла поделать жалкая кучка монахов с бесчинствующей толпой, катящейся к Александро-Невской лавре. Но братья распевали молитвы и твердо шагали вперед. Они были готовы пострадать за веру, и будь впереди целое войско сатаны, их бы это не остановило.
Над Невским разнесся стройный хор голосов. Монахи пели: "Миром Господу помолимся" и "Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас!" На перегороженных грузовиками боковых улицах люди подхватывали молитвенное пение и осеняли себя крестными знамениями. Скарж, Фриз и Лева шли за монахами и подтягивали рефрены богослужебных гимнов. Шагать за монахами и петь было удивительно легко и свободно. С монахами шла такая сила, что, казалось, движется не два десятка людей в серых пуховиках, а атомный ледокол, способный вскрыть любые льды зачерствевших в грехе человеческих душ. И даже скептично настроенные тестеры почувствовали это.
С другого конца Невского, от Дворцовой площади, двигалась масса людей в тысячи раз большая. На щите над этими людьми плыл рыцарь в железных доспехах. В одной руке у рыцаря был меч, в другой -- перевернутый крест. Два десятка бесноватых в разорванных одеждах исполняли перед шествием нечто вроде шаманского танца, кривляясь и стуча в барабаны и бубны. Словно армейские речевки, из уст одержимых рвались кличи: "Круши квалы!", "Бог мертв!" и какая-то абракадабра, напоминающая отрывки молитв, прочитанных наоборот. Два шествия неуклонно сближались и должны были встретиться напротив Казанского собора.
***
Полковник Крицкий потерял терпение. Толпы обколотых и обкуренных подонков (как думал Крицкий) бродили по городу, безнаказанно крушили все вокруг и убивали людей, а начальник УВД вел себя как тряпка. Это демонстративное бездействие и бессилие начальства бесило Крицкого. Он понял, что если сейчас не предпринять жесткие меры, эти наркоманы разнесут весь город. Полковник вызвал по рации генерала Земнухова. Земнухов ответил, что едет в лавру и чтобы без его приказа полковник ничего не предпринимал. Ответ начальника УВД не удовлетворил Крицкого. И на свой страх и риск Крицкий решил связаться с губернатором.
Сообщение о выходках вандалов повергло губернатора Нильского в глубокий шок. К тревожному рапорту полковника добавилось сообщение о новом подъеме воды. Вода в Неве поднялась на два десятка сантиметров. Две стихии: бесчувственная природная и злобная дьявольская будто соревновались, кто них быстрее захватит город. По голосу губернатора Крицкий понял, что тот в тревоге.
-- Каков ваш план? Что задумал Земнухов? -- спросил Нильский.
-- Не понимаю, что с генералом. Поехал в лавру за монахами. Собирается устроить крестный ход.
-- Зачем? -- удивился губернатор.
-- Ему мнится, что толпа одержима бесами. Приказа на открытие огня я не получил. Генерал решил действовать какими-то оккультными методами, -- ответил Крицкий.
-- А вы что думаете? -- спросил Нильский.
-- Я считаю, что имеем дело либо с распоясавшимся наркоманским сбродом, либо с массовым помешательством людей. Не представляю, откуда они взялись в таком количестве и кто все это организовал! Подавляющее большинство в толпе молодые люди в возрасте до двадцати пяти лет. Если не будем действовать решительно, они разнесут весь город.
-- Что намереваетесь сделать для наведения порядка?
-- Толпа разделилась на три потока. Один идет к Петропавловской крепости, другой -- по Невскому, третий -- к Исаакиевскому собору. Предлагаю запереть, расчленить и рассеять эти потоки. Прошу разрешения на применение оружия.
-- Почему не применяете спецсредства?
-- Психика этих людей находится в измененном состоянии. Слезоточивый газ, светошумовые гранаты на них не действуют. Они ничего не боятся и не чувствуют боли. Дерутся так, будто на самом деле в них вселились бесы.
-- Будете стрелять в людей? И вас не пугают сотни жертв? -- спросил губернатор.
-- Я бы с удовольствием выслушал ваш совет как избежать этого! -- вспылил Крицкий.
-- Хорошо, предпринимайте все предусмотренные законом меры. Беспорядки должны быть пресечены. Мне только что звонил президент. Он очень обеспокоен тем, что происходит в его родном городе.
-- Я понял вас, господин губернатор. Всю ответственность я беру на себя. Только скажите генералу, чтобы не вмешивался, уж коли он самоустранился от решения этой проблемы.
-- Действуйте, полковник, как находите нужным. Я поговорю с генералом. Он вам не помешает. Если наведете порядок с минимальными потерями, рассмотрим вопрос о вашем продвижении по службе. Если нет -- не взыщите -- ответите по всей строгости закона, -- строго сказал губернатор.
-- Я вас понял, -- ответил Крицкий.
Он вдруг почувствовал себя Наполеоном, решающим судьбу города Тулона, а заодно и свою собственную. Полковник отдал приказ частям ОМОНа выдвинуться на Невский проспект, к Троицкому мосту и на Исаакиевскую площадь. Командиры подразделений получили строгий приказ перекрыть центральные улицы, расчленить и рассеять толпу. В случае сопротивления Крицкий приказал открывать огонь на поражение.
Первым выдвинулся отряд милиции на Невский проспект. Путь толпе перегородили БТРы. Одержимые бросились на бронемашины. Первая очередь просвистела над головами, но не остановила бесноватых. Сидящие на броне стрелки открыли огонь на поражение. Выстрелы били в упор. Пули со смачными щелчками раскалывали черепа, забрызгивая кровью все вокруг. Мертвым некуда было падать, их подминали под себя и лезли по трупам. Возле бронетранспортеров росли горы мертвых тел. Бойцы ОМОНа не испытывали угрызений совести. Они видели растерзанные трупы товарищей, оставшихся лежать на Дворцовой площади. Перед ними были не люди, а стадо обезумевших существ, остервенело штурмующих броню и тянущих к ним хищные руки. Перекрывая торопливую трескотню автоматов, заработали башенные пулеметы бронетранспортеров. Но толпа не умеряла натиска. Отчаянная ярость была написана на лицах толпы, и даже у мертвых сохранялось это выражение. С каждым выстрелом омоновцы сами поддавались приступу всеобщего безумия и отупляющей ярости. Автоматные обоймы быстро пустели. Бойцы превратились в шестеренки некоего гигантского механизма уничтожения, перемалывающего человеческие жизни.
Бронетранспортеры оказались в тесном кольце толпы. Сотни рук протянулись к стрелкам. Взревели моторы. Водители боевых машин попытались выскочить из окружения. Один за другим бронетранспортеры вспыхнули факелами. Кинули ли в них бутылки с зажигательной смесью или огненная магия коснулась боевых машин, было неизвестно. Один БТРов с испугу врезался в толпу. Раздался хруст переламываемых костей. Бронетранспортер уперся в живую пружинящую массу. Его большие колеса вращались в месиве окровавленных тел, но вырваться из плотного живого кольца БТР не смог. Зомби залезли на броню и скинули на растерзание толпе бойцов ОМОНа.
Огрызаясь из башенных пулеметов, оставшиеся три бронетранспортера попятились назад. В воздухе метнулись огненные вспышки, и сразу три боевые машины вспыхнули факелами. С брони скатывались охваченные пламенем бойцы. Одержимые обтекли подожженные машины и продолжили свое наступление. Путь их лежал к Александро-Невской лавре, куда с другой стороны Невы стремились роботы-динозавры.
В радиоэфир ворвался голос Земнухова.
-- Ты что делаешь? -- кричал генерал Крицкому. -- Тебе мало тех жизней, что мы положили на Дворцовой?
-- Я не отдам им город! -- огрызнулся Крицкий.
-- Я же просил, дай мне полчаса! Сейчас монахи пойдут крестным ходом...
-- Какие монахи! Эти зомби даже пулеметов не боятся!
-- Отведи немедленно все силы с Невского! Положишь бойцов и ничего не добьешься!
-- Посмотрим... -- закусив губу, ответил Крицкий. -- У меня есть приказ губернатора.
Земнухов в сердцах отключил рацию. С Крицким невозможно договориться. С трудом сдерживая в себе раздражение, Земнухов вернулся к архимандриту и монахам. Монахи и слушатели Духовной академии разворачивались на Миллионной напротив Троицкого моста.
-- Губернатор отдал приказ стрелять по толпе. Боюсь, это может иметь самые катастрофические последствия, -- сообщил Земнухов архимандриту.
-- Это уж точно. Насилие разожжет огонь зла. Дьявол и смерть только и ждут, чтобы собрать свою жатву.
-- Вы готовы, отец Александр? -- спросил Земнухов.
До последней минуты генерала грыз червь сомнения: не сошел ли он с ума, что привез сюда священнослужителей. Но отец Александр был спокоен. Только взор его карих глаз приобрел еще большую глубину.
-- Мы пойдем с молитвами и хоругвями. С Невского двинется второй крестный ход нашей братии.
-- Я боюсь за вас, отец Александр, -- признался Земнухов, -- мы, конечно, прикроем вас огнем с БТРов, но...
-- Не смейте стрелять, -- твердо сказал настоятель, -- этим вы только принесете новые жертвы злу. Мы примем любую участь, что ниспослана нам Провидением, но свой долг выполним.
-- Я не ошибся, отец Александр? Это действительно одержимые?
-- В любом случае вы поступили верно, что обратились к церкви. Мы будем молится, чтобы Бог помог этим несчастным.
-- Тогда в добрый час, отец Александр! Времени у нас мало, они захватывают город.
-- С Богом! -- ответил архимандрит. Кивнув генералу, отец Александр, направился к монахам, уже собравшимся в колонну с вознесенными над ней хоругвями и крестами.
***
Третий поток одержимых через Адмиралтейский проспект вышел на площадь Декабристов. Одержимых пытался задержать заградительный отряд патрульно-постовой службы. Милиционеры открыли стрельбу. Зомби побежали прямо на пули. И при виде этого безумного и неостановимого людского потока милиционеры просто разбежались.
Зомби остановились у памятника Петру I. Бронзовый всадник с головой, покрытой зеленой патиной, попирал змею. Это не понравилось одержимым. Из толпы вытолкнули какого-то паренька.
-- Иди! Ты -- маг!
Паренек почувствовал в себе такие силы, что, казалось, мог поднять в воздух и перенести на новое место статую царя.
-- Прикажи ему, чтобы шел с нами! -- сказали новоиспеченному магу.
Парнишка сконцентрировался. Он почувствовал императора, почувствовал его душу, душу коня и даже растоптанной змеи. Сейчас он был господином над всеми этими душами и мог вернуть их в позеленевшую бронзу.
"Душа императора Петра! Хочешь ли ты освободиться из своего вечного заточения и пойти вместе с нами? Именем князя Гагтунгра, я предлагаю тебе жизнь в бронзе, покуда она не рассыплется в прах", -- воззвал маг к императору.
Бронзовый всадник повернул голову. Глаза императора обрели зрение. Он видел город, видел свое творение, и восторг от величественности сделанного охватил его. До последнего времени Петр томился в ледяной глыбе в Друккарге. Но в момент осады города душа императора была освобождена и встала на защиту Друккарга. Когда с Друккаргом было покончено, душа императора обрела свободу. Ее наказание в аду закончилось, а в рай подняться она еще не могла. И вот маг именем планетарного демона Гагтунгра предложил императору новое воплощение.
"Царь Петр, ты будешь жить в этой бронзе. Ты будешь жить в веках и наблюдать творение рук твоих, видеть, как оно расцветает и набирается сил. Твой народ будет слышать тебя, повиноваться тебе и поклоняться истинным и неоспоримым поклонением. Все это я могу дать тебе. Ты, император, заставишь уважать твою державу униженную и оскорбленную в последние годы. Ты наполнишь ее новым смыслом и величием, а твоя душа обретет вечное пристанище в этой статуе. Выбор за тобой, великий государь!"
"Что ты хочешь за это?" -- спросил Петр.
"Зачем тебе топтать змею? Отпусти ее. Змея мудра. Она станет тебе верным советником. Ведь не по своей же воле ты топтал змею. Это просто замысел скульптора, который хотел стать мудрее самого Господа".
Бронзовая голова императора со скрипом наклонилась. Под ногами императорского коня извивалась от боли змея. Змея была большая и черная. Подняв голову, она смотрела на царя удивительно умным и пронзительным взором. Она умоляла отпустить ее. Петр натянул поводья. Конь взбрыкнул и переступил ногами. Змея вильнула телом, стараясь вывернуться из-под бронзовых копыт коня. Конь заржал и, мотнув головой, потерял под копытами ползучего гада.
Петр поднял голову. Сквозь плотные облака к нему пробился луч света. Царь увидел себя со стороны. Перед ним промелькнула вся его земная жизнь. Затем картины земной жизни сменились темнотой и мучительной неподвижностью заточения в Друккарге. Петру привиделось его чудесное освобождение из ледяного плена и оборона города от сатанинских полчищ. Петр вспомнил, как стоял на самом высоком бастионе внутренней цитадели и кидал огромные камни в варваров. А затем когда жидкие металлы Свинцовой реки сомкнулись над вершинами самых высоких башен Друккарга, император пережил еще одну смерть. Его метущийся дух летал под сводами подземного мира и не находил выхода. Это было второе его мытарство после заточения в ледяную глыбу в цитадели Друккарга. Но именно в это время Петр понял, что может быть спасен. И только он подумал об этом, как очнулся в бронзовой статуе.
Змея поднялась по ноге коня и обернулась вокруг туловища царя. Змей воздел голову и доверчиво положил ее на плечо императора. Глаза змея заискивающе и льстиво смотрели в лицо царя. В голове императора зазвучал мягкий прельщающий голос. Змей обещал императору Петру новую земную жизнь. Бронзовой статуе придут поклониться все от мала до велика. Царь вновь будет править своей страной и своим городом. Он сделает Россию сильной и триумфатором поведет ее к новым победам. Новое правление императора будет столь долгим, сколь долгим будет существование бронзы, простоявшей уже более двухсот лет.
Петр размышлял. Он вновь чувствовал жизнь. Он видел землю под солнечным светом и не хотел терять этого. Он мог жить на земле жизнью позеленевшей бронзовой статуи и совершить много подвигов и важных дел. Но Петр знал, с кем ведет диалог, и не хотел оказаться в сетях своих прошлых ошибок. Перед императором встало лицо сына, царевича Алексея. Последний допрос царевича. Петр знал, что приговорит сына к смерти. Сына, которого сам простил недавно. Его сын перенес все пытки и издевательства. Ради чего? В то время Петр знал ответ: ради России, ради империи, ради великих дел его отца. Но был ли его сын врагом России? Как царь мог нарушить свое слово?
"Прости, Алеша! Прости, сынок!" -- жгучая слеза потекла по щеке императора, оставляя на бронзе зеленый след.
Ряженными хороводами прошли перед взором Петра шуты в дурацких масках и колпаках, изображающие попов и монахов. Они кривлялись и пели похабные частушки. Потные объятия потаскушек в клубах табачного дыма, из которых хотелось вырваться только сейчас, но не тогда. "Нет! Нет! Нет! Господи Боже! Прости меня!" -кричала душа императора. Она не желала возвращения в жизнь, отравленную мерзостным влиянием змея. Не для того было дано Петру очищение Друккаргом, чтобы повторить свои шибки. И как ни льстил царю свернувшийся вокруг его шеи змей, Петр нашел в себе силы преодолеть его искушения.
Рука медного всадника в перчатке с широкими раструбами крепко схватила змея и скинула его на камень монумента. Конь радостно заржал и придавил змею копытом. Маг болезненно дернулся, будто наступили на него.
"Умножая, умножу скорби твои! Ты навсегда останешься в этой бронзовой статуе. Но ты будешь чувствовать все, словно живой. Тебя будут обгаживать птицы и разъедать кислотные дожди. Такова твоя мука за непослушание, царь Петр!" -воскликнул маг и прокричал какое-то заклинание.
Петр вновь застыл бронзовым монументом. Толпа разочарованно гудела. Сонмы бесов, вселившихся в людей, никак не ожидали такого выбора императора. Бронзовый властелин обманул упования Гагтунгра. Одержимые взвыли и через площадь направились к Исаакиевскому собору. Свет золотого креста на куполе-шлеме резал им глаза даже в этот пасмурный день. Они шли к собору, чтобы сбросить с купола крест и избавиться от этой муки. Напротив Исаакиевского собора возвышался конный монумент другому венценосному всаднику. На этого тирана в крылатом шлеме планетарный демон возлагал большие надежды.
Глава 31. Искушение
Дмитрий держал листок бумаги, найденный на столе. Он несколько раз пробежал по строчкам, но содержание до него не доходило. Это была предсмертная записка Светланы.
"Простите, Бог, ангелы и люди! Простите, родители, и ты прости, Дима! Я не хочу жить. Сегодня надо мной надругались. Я бы пережила это, если бы все не было так омерзительно. Меня будто не просто изнасиловали, а измазали чем-то гадким, чего было не смыть в ванне. Я до сих пор чувствую эту горькую смолу на теле. Но даже с этим можно было бы смириться, если бы с чужим проникновением не вошло в меня что-то гадкое. Я сразу почувствовала это в себе. Эта мерзость росла во мне и захватывала мою душу. Это было настолько гадко, будто в меня заползла змея. Он сказал, что навсегда поселился во мне и теперь я его собственность. Он смеялся над тобой, Дима. Говорил, что овладеет тобой и подчинит тебя через меня. И что мне некуда деваться, если я хочу жить. Простите меня, я не могла победить его и решила умереть. Тогда я ему буду уже не нужна. Прости, Дима, но когда ты звонил, я уже приняла решение. Пусть лучше я умру, чем стану такой, как они. Возможно, и есть какой-то способ победить это в себе, но я нк смогла. Простите, мама и папа, и прощайте.
Ваша Светлана".
Васильев положил записку. Ему хотелось выть, мстить и плакать. "Дьявол лишил жизни Светлану. И это случилось из-за меня", -- корил себя Васильев. Мстить было некому. Сержант Михайлов сделал все за него. Обидчики Светланы были мертвы. Плакать Дмитрий не мог. Тяжелый ком застрял у него в горле, и даже слюну проглотить было трудно. Страшная усталость навалилвсь на него, и он аодумал, что вот-вот упадет рядом с женой.
В кухне негромко работало радио. Сообщили, что вновь начался подъем воды в Неве. "Ну и пусть, -- думал Васильев. -- Пусть все зальет, как в Друккарге. Этот город не может спастись, ему остается только умереть". Еще по радио передали, что толпа окружила Исаакиевский собор и роботы-птеродактили подняли хулиганов на купол собора. Это известие тоже оставило Дмитрия равнодушным. Он ничем не мог помочь своему городу. Петербургу суждено найти смерть в темных водах Невы, как и его прообразу Друккаргу. И в том мире и в этом природные стихии поднялись, чтобы помочь земле очиститься от всякой скверны. "Во всем наша вина. Мы все знали о Друккарге и и ничего не сделали для спасения нашего города. А сделать нужно было всего ничего -- изменить сознание. Или покаятся, как говорят православные", -думал Дмитрий.
"Крестный ход монахов Александро-Невской лавры подошел к Казанскому собору. Монахи окружили собор, чтобы не допустить его осквернения. Они молятся и поют псалмы. Толпа хулиганствующих элементов приближается. Несколько милицейских бронетранспортеров попытались преградить путь толпе, но были подожжены. Руководство УВД экстренно подтягивает силы к городу. Командующий Балтфлотом заявил, что готов выделить части морской пехоты для наведения порядка в Санкт-Петербурге. С аналогичным заявлением выступили и командиры воинских частей, дислоцированных вблизи нашего города. Однако руководство УВД в лице генерал-лейтенанта Земнухова заявляет, что способно справиться с беспорядками своими силами", -- сообщил диктор.
"Где-то там на Невском Лева с ребятами", -- подумал Васильев. Он понял, что должен быть вместе с ними. "Волна смыла обратившийся к свету Друккарг, чтобы его не коснулась нога врага, и волна готова смыть зачумленный Санкт-Петербург, потому что мы не готовы обратиться к свету. Это нашествие лишь начало событий. Дьявол берет то, что считает своим. Если бы мы не были так злы, дорога в наш мир ему была бы заказана".
Последняя мысль вывела Дмитрия из оцепенения. Сидеть и ждать, когда придут и высосут из него душу, он больше не хотел. Он уже позвонил Светиным родителям. Они ехали сюда. "Только дождусь их и отправлюсь на Невский", -- подумал Дмитрий.
Сзади раздался негромкий хлопок воздуха, как от электрического разряда. Дмитрий вздрогнул и обернулся. В светящемся облаке стоял Блейд.
-- Ты слышал радио? Встань и иди!
-- Вот ведь как все получилось, Блейд...
-- О ней не беспокойся. Последними своими молитвами Светлана спасла себя.
-- Спасла? Она мертва! Почему она не захотела вернуться?
-- Она не захотела ничего брать от него. Да и он не смог бы вернуть ей жизнь.
-- Я сам видел, она была жива.
-- Если бы она уступила, он превратил бы ее в демона, в свое воплощение. Она стала бы еще злее, чем те на улице. А это хуже смерти. Ты же знаешь.
-- Тебе все известно, Блейд, тогда скажи, где Бог? Почему он не помогает нам?
-- Бог везде. Он все знает и видит. Бог дал нам заповедь любви и хранит свободу воли людей.
-- Но ведь это жестоко не вмешиваться, когда его вмешательство необходимо!
-- В историческом плане у Бога по отношению к людям сменилось три принципа поведения: с момента сотворения мира Бог дал людям законы правды и наказывал за их несоблюдение. Так был уничтожен в потопе целый мир, что показалось людям очень жестоким. Затем Бог дал людям Христову заповедь любви, которую некоторые ревнители превратили в повод для религиозных войн и преследований. Тысячи невинных жертв погибли на кострах инквизиции и в межконфессиональных стычках. Вот во что люди обратили это божественное вмешательство. Оно тоже показалось очень жестоким. И когда все заповеди были провозглашены, Бог перестал вмешиваться в дела людей. Вот уже тысячи лет Промыслие не вмешивается в дела людей, предоставляя им свободу воли по принципу "Реализуйтесь сами", и раз за разом люди обращают свой выбор в пользу зла, что влечет за неисчислимые бедствия. Так в чем же Бог жесток?
-- Не знаю, Блейд. Я любил свою жену. Почему Бог допустил, чтобы она умерла? Почему кругом смерть и жестокость, и в том мире и в этом?
-- Ты судишь по тому, что видел. Твое сознание ограничено, и ты пока не сможешь подняться выше. В этом закон. Но есть благодатный мир царствия Божия, и он скоро придет на землю.
-- Ты на том свете, Блейд? Ты ангел?
-- Да, я в царстве Божьем. Бог принял меня. Твоя Светлана тоже здесь и еще очень много хороших и светлых людей. Мы не оставим вас в беде. Схватка между добром и злом на нашем плане бытия происходит еще обостреннее, чем на земле.
-- Когда вы придете на помощь? Когда все на земле погибнет?
-- Наступит срок, и исполнятся пророчества. Хочу, чтобы ты знал, у земного мира есть заступники, которые любят людей и желают им добра.
-- Мне плохо, Блейд. У меня умерла жена. Она могла бы жить и жить. У нас могли бы быть дети. Что мне до твоих миров?
-- Ты не видишь будущего. И оттого оно кажется тебе таким безоблачным. Но Промыслие не зря коснулось вас. Через несколько лет Света умерла бы от передозировки наркотиков.
-- Что ты говоришь, Блейд?
-- По состоянию здоровья врачи запретили бы Светлане рожать. Но она не послушалась бы и родила. Ваш ребенок родился бы инвалидом. Он умер бы через два года. После этого Света впала бы в глубокую депрессию и стала употреблять наркотики. Через лва года вы бы разошлись. А через три месяца она бы умерла от передозировки наркотиков. Я думаю, намеренной передозировки.
-- Ты намеренно это говоришь? Таково твое жестокое утешение?
-- На все воля людей. Но обычно сбывается самый плохой вариант. Именно его почему-то бессознательно выбирают люди. Промыслие лишь определяет события.
-- Зачем тогда жить, если все уже предрешено?
-- Ничего не предрешено, есть лишь провидение будущего. Свое будущее люди претворяют сами.
-- Ты мог бы вмешаться, предотвратить это? Ты ведь теперь ангел!
-- Я и так вмешиваюсь недопустимо много. Для чего на земле люди, если все за них будут делать ангелы? Люди должны понять, что мы живем в одном мире и служим одному Богу. Вся церковь и на небе и на земле служит Богу. Ты должен найти свое место. Встань и иди. На проспекте наши товарищи, подумай, чем ты можешь быть полезен им. Это мое последнее напутствие тебе. Встретимся мы уже не здесь.