Страница:
— А как понять «внутри холма» ?
— Вот глупая! Тебя сюда на машине привезли?
— На машине.
— А машина куда въехала?
— В гараж…
— А гараж где находится?
— Верно, в холме… Я думала, что школа находится за холмом, что мы его насквозь проехали.
— Ничего подобного — все внутри!
— Да нет, ты меня разыгрываешь! А как же сад?
— И сад внутри сида.
— А солнце?
— Оно светит сквозь стеклянную Башню фоморов. Она так устроена, что над нашим садом солнце всегда стоит в зените.
— А небо?
— Небо мы тоже видим сквозь стекло.
Аннушка подбежала к окну, распахнула круглую раму и высунулась наружу. Утренний воздух был свеж, в саду пели птицы, деревья шелестели на легком ветерке, а небо, голубое и чистое, и в самом деле было видно сквозь едва заметные грани стеклянной пирамиды. И, как это ни странно, оно от этого казалось только ярче, синее.
— А дождик тут у вас бывает?
— Бывает. Когда леди Бадб сердится, бывает не только дождь, но и настоящая буря.
— Интересно!..
— Нет, когда леди Бадб начинает бушевать, это совсем не интересно, а страшно. Хорошо, что сердится она редко.
— Она не строгая?
— Совсем нет. В нашей школе ученицам дана полная свобода. Знаешь, как мы учителей-быдликов изводим! Ого-го! И ничего, нам все сходит. По-настоящему леди Бадб сердится только тогда, когда кто-нибудь против магии выступает. В прошлом году одна греческая девчонка вдруг посреди учебного года решила бросить школу. Она заявила, что православная девочка не должна заниматься колдовством. Ух, как леди Бадб бушевала, половину деревьев в саду бурей поломала!
— А девочка?
— Она хотела уехать домой или перейти в обыкновенную школу здесь, в Ирландии. Я про нее лимерик сочинила:
Как одна ученица из Греции Все решала, куда б это деться ей?
Мы сказали куда, но совсем не туда унесло ученицу из Греции.
— Леди Бадб ее наказала?
— Еще как! Отправила кататься на Келпи. Аннушка вспомнила очаровательную белую лошадку и подумала, что леди Бадб просто потрясающе добра, если провинившуюся ученицу в наказание отправила кататься на лошадке. Может быть, греческая девочка не умела ездить верхом, испугалась или упала пару раз, но все равно, разве это наказание? Она хотела спросить, осталась ли гречанка после этого в Келпи, но Дара ее заторопила.
— Вот тебе мои старые хоббичьи сапожки: надевай и никогда не снимай, и все будут знать, что ты из моей Норки.
— Ты что, сама их больше не носишь?
— Нет, они мне малы стали.
Аннушка взяла протянутые Дарой мохнатые сапожки и вдруг вспомнила, как в начале лета Юлька тоже подарила ей мохнатые тапочки со щенячьими мордашками. Взяла она их с собой или забыла положить, когда вчера утром собиралась в дорогу?
— Ты чего задумалась?
— Сестру вспомнила, — сказала Аннушка, вздохнула и вытерла набежавшие на глаза слезы.
— Она у тебя что, очень вредная?
— Нет, она хорошая, веселая и добрая.
— Так чего же ты плачешь?!
— Соскучилась…
— Глупости! Вот я ни капельки не скучаю по своей семье.
— Семьи разные бывают, — тихо сказала Аннушка. Она подумала, какая она, в сущности, счастливая девочка: у нее есть папа, бабушка и Юленька… Но вслух сказала другое: — Как ты думаешь, Дара, а что мне сверху надеть?
— Да хоть ничего! У нас этому значения не придают.
Сама Дара была в полосатом зелено-желтом купальнике, что в сочетании с мохнатыми коричневыми сапожками производило забавное впечатление.
— Я лучше надену джинсы и майку, — сказала Аннушка.
— Надевай и пошли скорей в Каминный зал, есть ужасно хочется!
— Погоди, я еще не готова, я даже не умывалась еще.
— Охота тебе время тратить на ерунду! Потом сходим к озеру и выкупаемся.
— А зубы почистить?
— Предрассудок! Съешь яблоко за завтраком — зубы и очистятся.
— Что-то я еще должна утром сделать…
— Ничего не должна! Кровати боуги застелют, и комнату они уберут. Пошли. Все уже завтракают!
— Ладно, идем.
И все-таки Аннушка смутно чувствовала, что утро началось как-то неправильно, пропущено что-то важное и нужное.
Ангел Иоанн ходил взад и вперед по плоской верхушке холма, поглядывая на сид Келпи: когда же наконец, прозвучат ясные слова Аннушкиной молитвы и можно будет выхватить меч и смело идти к своей любимой отроковице — и ни один бес не посмеет встать у него на дороге!
Сид проснулся. Из вершины стеклянной Башни фоморов, словно ядовитый дым из заводской трубы, валили клубы зловещих испарений, людям невидимые, Ангелу противные, демонам приятные. А демонов в сиде битком набито, и местных, и явившихся в сид вместе с новыми ученицами. Иоанна, впрочем, никто не задевал — бесы делали вид, что не видят одинокого Ангела на соседнем холме. Только Келпи иногда поворачивала голову в его сторону и внимательно, изучающе на него смотрела.
Аннушка первой вышла из Норки через круглую дверь и остановилась в испуге.
За дверью стояла четверка невероятно крупных, по колено Аннушке, серых покемонов.
До приезда в Петербург Аннушка о покемонах, игрушечных карманных монстрах, слыхом не слыхала: до ее псковской школы это поветрие не дошло. Но зато у Киры она увидела полную коллекцию этих модных монстров и еще тогда разгадала их природу: «Это же бесы, девочки!». Но Кира и Юлька ее высмеяли и назвали провинциалкой. Хорошо еще, что Юлька этим жутковатым хобби не заразилась, потому что Аннушка ни за что на свете не согласилась бы спать в одной комнате даже с игрушечными бесами.
Покемоны были все одинаковые — серые, а может быть, просто пыльные, на толстых коротких ногах; морды у них заканчивались небольшими хоботками, сзади свисали до пола гребенчатые хвосты, а верхние лапы кончались гибкими длинными пальцами, по шести на каждой; на спинах у монстров были сложены короткие кожистые крылья, а головы были остроконечные. Покемоны стояли по двое справа и слева от двери.
А еще в коридоре стояла деревянная коляска-тележка, нагруженная ведрами, щетками, швабрами, рулонами бумажных полотенец, банками и бутылками с яркими наклейками. Сзади к коляске был привязан веревкой большой пылесос на колесиках.
Вдруг покемоны поклонились девочкам, сняв при этом серые колпаки с круглых безволосых голов.
— Ой, они живые! — Аннушка в испуге ухватилась за Дару.
— Не бойся, это боуги. Они пришли делать уборку. Давайте топайте, серые рыцари совка и метелки! Да на столе приберитесь как следует!
Покемоны-боуги полезли в дверь, толкая перед собой и перетаскивая через полуовальный порог тележку с пылесосом на буксире.
Поддав последнему боугу под зад мохнатым сапогом, Дара затворила дверь и что-то пошептала в замочную скважину.
— Это я заклятье на дверь наложила, чтобы без нас никто в Норку не влез, — пояснила она Юльке. — Я тебе потом его скажу, чтобы ты тоже могла входить в Норку.
— А как же эти… боуги выйдут? Они ведь не останутся в Норке насовсем?
— На них запирательные заклятья учениц не действуют.
— А кто они вообще такие?
— Фэйри[12].
— А кто такие фэйри?
— Фэйри — это неорганики, живущие в сидах.
— А неорганики — это кто?
— Ты не знаешь, кто такие неорганики?
— Дара, я ведь всего второй день в Келпи!
— Правильно воспитанные ведьмочки такие вещи знают с пеленок Ладно, пошли — по дороге расскажу. Боуги вообще-то страшно вредные фэйри. Когда-то они были крупными, гораздо выше людей, сильными и грозными, но потом быдлики перестали в них верить, не стали больше их почитать, и они понемногу измельчали. В них иногда еще верят дети, которым рассказывают сказки, и поэтому боуги любят селиться там, где много детей. Теперь они даже колдовать толком разучились и способны только к работе по обслуживанию: готовят, убирают, помогают преподавателям на уроках. Леди Бадб любит на примере боугов учить, как важно все время привлекать внимание быдликов к магии, подогревать их интерес к волшебству: без подпитки человеческим вниманием неорганики и даже маги хиреют и вырождаются.
Дара только забыла или не захотела добавить, что боуги, как и все «неорганики», — это обыкновенные бесы, только изрядно измельчавшие за века христианства.
— А почему ты сказала, что боуги вредные? — спросила Аннушка.
— Да потому что они шпионят за келпинками, все вынюхивают и выслеживают, а потом доносят преподавателям.
Девочки, беседуя, вошли в гостиную. В ней не было ни души.
— Видишь! Все уже завтракают в Каминном зале, — проворчала Дара.
Они подошли к лифту, и Дара нажала нужную кнопку. Зал, в который они вышли, когда лифт остановился, был огромен, две его длинные стены изгибались дугами, а две другие, короткие, были прямыми. Окон в зале не было, зато по обеим длинным стенам шли ряды высоких каминов, и в каждом пылал огонь. Перед каминами и между ними стояли столики, и за многими уже сидели и завтракали девочки. Тут были ученицы возраста Аннушки, были и постарше, а кое-где сидели уже почти взрослые девушки. Столиков в зале было много, и келпинки сидели за ними по двое и поодиночке. Некоторые были одеты просто в джинсы, шортики, маечки, а на других были пестрые экзотические наряды. Были тут девочки всех оттенков кожи, даже одна чернокожая, с большим пухлым ртом и высокой копной курчавых волос.
В противоположных концах зала, возле прямых его стен стояли два длинных стола. Один был заставлен закусками и напитками, а за вторым завтракали преподаватели. Почти все они были женщины, только с краю сидел, низко наклонясь к столу, старик в широкой зеленой одежде и в низко надвинутом капюшоне. Из-под капюшона виднелся только крючковатый нос, а под ним — седые усы и борода.
Когда Дара и Аннушка появились в зале, келпинки взглянули на них и начали переговариваться между собой и, как показалось Аннушке, хихикать.
— Давай займем столик подальше от всех, — предложила она, оробев.
— Не бойся, Юлианна, со мной тебя никто не тронет!
Не обращая внимания ни на кого в зале, Дара подвела Аннушку к длинному столу с едой, взяла с краю два подноса и один сунула ей.
— Запасайся!
Обе начали выбирать еду на завтрак. Стопки тарелок громоздились на столе между блюдами, рядом с кувшинами сока стояли подносы с бокалами и кружками. Аннушка удивилась: на столе в основном были лакомства, которые обычно подаются на подростковых пати[13], но не одобряются взрослыми, — чипсы, кока-кола и пепси, сникерсы, соленые орешки и палочки, пирожные, шоколад и жвачка; и только в самом конце стола стояли подносы с дымящимися сосисками, блюда с колбасой и сыром, миски с мюсли, кукурузными хлопьями, хлеб, масло, фрукты, йогурты и молоко. Оглядев стол, Аннушка направилась именно туда.
Дара фыркнула:
— Ты что, собираешься завтракать, как примерная девочка?
— Я вчера так наелась сластей, что сегодня мне хочется обыкновенной овсянки или хлопьев.
— Ну смотри, тебе жевать!
Сама Дара набрала на поднос орехов, фруктов и целую гору сосисок.
— Ты станешь есть на завтрак сосиски? — в свою очередь удивилась Аннушка.
— Угу. Мы, хоббиты, как известно, любим плотно позавтракать. А что не съем сама, то отнесу Бильбо и Келпи.
— Неужели твой кролик ест сосиски? — Для Бильбо — фрукты, а сосиски любит Келпи.
— Ты шутишь? Лошади не едят мясо!
— А Келпи ест. Пойдешь со мной и сама увидишь. Ты тоже захвати что-нибудь для нее.
Аннушка послушно поставила на свой поднос еще одну тарелку и положила на нее несколько ломтиков ветчины, хотя подозревала, что Дара ее просто разыгрывает. Может, после вчерашнего ужина она хочет держать в Норке побольше серьезной еды?
— Бери какао! — кивнула Дара на поднос, уставленный перевернутыми кружками.
Аннушка взяла кружку, перевернула — и обнаружила в ней горячее какао.
— Как это? — удивилась она.
— Как-как! — передразнила ее Дара. — Маленькое хозяйственное заклинание, чтобы какао не остывало.
Они еще взяли по стакану сока, и Дара повела Аннушку к пустому столику перед одним из каминов. Ну и странные же камины были в этом Каминном зале! Аннушка заглянула в узкое жерло и чуть не выронила поднос: в глубине камина, объятая языками огня, стояла привязанная к столбу женщина. Над топкой, освещаемая мятущимися языками пламени, горела надпись медными буквами «Брайди О Тул».
— Ведьма Брайди О'Тул из Айги! — весело сказала Дара, переставляя завтрак с подноса на столик. — Не бойся, Юлианна, она не живая. Это статуя ведьмы, которую быдлики сожгли на костре.
— За что ее сожгли?
— Да ни за что, просто из тупой зависти. Она держала кондитерскую и помогала горожанкам избавляться от надоевших мужей.
— Как она им помогла?
— Она пекла для них пирожки с отравой. Эти дуры сначала поизбавлялись от своих мужей, а потом вдруг раскаялись, признались сами и Брайди, бедняжку, заложили. Про нее есть лимерик:
Ведьма Брайди О'Тул из Айги дам учила, как печь пироги.
Но в костер залетела и слегка подгорела кулинарка О'Тул из Айги.
Аннушка поежилась, косясь на камин.
— Это тоже ты сочинила?
— Угу, еще на первом курсе; говорят, я лучше всех в Келпи сочиняю лимерики. А вон в том камине горит Анжела Лабарт из Франции, дальше — Анна Шлуттенбауэр из Германии, за ними горит леди Кер из Шотландии, а вон там полыхает горбатая старушка Элизабет Пленахерин из Австрии, — и добавила почему-то с гордостью: — ей было семьдесят лет, когда ее возвели на костер!
— Ужас какой! — Аннушка отвернулась от страшных каминов и принялась оглядывать зал. — Как-то странно сидеть за столом и есть, когда вокруг тебя горят люди, хоть и не настоящие.
— Предрассудки! — фыркнула Дара. — У вас дома что, новости по телевизору за ужином не смотрят?
— За ужином? — Аннушка хотела сказать, что бабушка предпочитает новости узнавать из газет, а телевизор они включают изредка, чтобы смотреть специальные передачи — православные, про путешествия и животных, изредка какой-нибудь хороший фильм. Но тут она вспомнила, что представляет в Келпи не Аннушку из Пскова, а Юльку с Крестовского острова, и поправилась:
— Да, у нас включают телевизор в столовой сразу перед тем как сесть за стол.
— И что, у вас в России не показывают в новостях трупы, раненых, кровь и всякое такое?
— Показывают, конечно.
— А когда ты смотришь, как выносят, например, носилки с убитыми и ранеными после теракта, у тебя что, аппетит портится?
— Я такое стараюсь не смотреть. Но я понимаю, о чем ты, Дара. Да, и у нас люди спокойно жуют, глядя на горящие машины, взрывы, на раненых и на трупы.
— Вот-вот. А это, между прочим, документальные кадры — там-то настоящие трупы, а не статуи, как вот эта — она кивнула на ровным пламенем горевшую Брайди О'Тул.
— Да, ты права, Дара. Получается жуткая вещь: телезрители ужинают, глядя на только что убитых и раненых. Но если бы они так делали в жизни, их бы назвали жуткими злодеями! Я тут чего-то не понимаю…
— Чего ты опять не понимаешь?
— Если убийство людей пропущено через экран, так что же, оно как бы и за убийство уже не считается? Можно глядеть на труп и чесать пятку, гладить кошку или жевать пирожок…
— Тебе на уроке людоведства миссис Балор объяснит, почему новости показывают именно в то время, когда люди обычно ужинают.
— Потому, что зрители в это время дома?
— Не-ет! Это для того, чтобы люди вместе с едой легче переваривали всякие злодейства и непотребства. Между прочим, там, на телевидении, полно наших работает. А ты ешь давай! Чего ты глаза на меня таращишь?
Аннушка опустила глаза в тарелку и начала есть кукурузные хлопья, а Дара принялась за сосиски. Только они занялись едой, как по залу пронесся шум. Аннушка оглянулась на дверь и увидела, как в зал величаво вплыла девочка удивительной красоты. У нее были огромные черносливовые глаза и смуглое личико с капризно изогнутыми пухлыми губами. Золотистое платье плотно облегало ее стройную фигурку, а с одного плеча падало легкими складками расшитое золотыми нитями и жемчужинками зеленое покрывало — индийское сари.
— Прибыла наша индийская принцесса, — фыркнула Дара. — Красотка, ничего не скажешь, но тупица редкостная. Хотя и не без магических способностей, — и она громко объявила на весь зал:
Появляется Лала из Дели:
как принцессу ее разодели.
Но в учебном процессе не помогут принцессе жемчуга и наряды из Дели.
Девчонки за столами громко и оскорбительно захохотали. Но горделивая Лала даже не повернула свою гладко причесанную головку, будто не слышала ни глумливого лимерика Дары, ни издевательского смеха келпинок. С невозмутимым видом она принялась накладывать на свой поднос пирожные с кремом и взбитыми сливками. Набрав их не меньше дюжины, она пошла от стола и, проходя мимо столика Дары и Аннушки, вдруг наступила на подол своего длинного сари, чуть не упала, неловко взмахнула рукой с подносом — и все пирожные полетели прямо в лицо Дары! Но Дара словно того и ждала; она отразила летящую в нее эскадрилью пирожных своим подносом — и вмиг лицо и наряд гордой индийской красавицы оказались сплошь заляпанными кремом нежнейших цветов. Принцесса опустилась на пол и громко заревела, стирая с личика крем краем сари. Девчонки в зале покатывались со смеху. Аннушка закусила губу от жалости и возмущения. Принцесса вскочила, отшвырнула загремевший поднос и убежала.
Из какого-то угла словно мыши выскочили боуги и принялись убирать остатки пирожных и вытирать заляпанный паркет.
— Вот так-то, — сказала Дара. — Пускай завтракает одна в своем Тадж-Махале.
— Она обиделась…
— Конечно!
— Это ты потому, что она так вырядилась?
— Да нет! Это нормальный наряд для Лалы, она ведь и в самом деле индийская принцесса.
— Ее не любят в школе?
— Здесь никто никого не любит, сколько раз тебе повторять? Все мы тут соперницы и конкурентки. Любовь — это для быдликов. Запомни: кто любит людей, тот не правит людьми.
Аннушка подумала, что сид Келпи — место суровое и не слишком приятное…
После завтрака они с Дарой вернулись в Норку.
Боуги-покемоны успели за это время застелить кровати, вычистить ящик Бильбо, прибрать комнату и уйти, унеся с собой весь мусор и грязную посуду.
Девочки накормили Бильбо фруктами. Потом Дара посадила его в корзинку, вручила Аннушке тарелки с угощением для Келпи, и они отправились кормить лошадку.
Через пустую гостиную девочки прошли в лифт. Только теперь Аннушка обратила внимание на то, что в лифте были две доски с кнопками — красная и черная. Дара показала на черную:
— Вот смотри, тут обозначены учебный и спальный этажи, библиотека, спортивный зал, бассейн и сад. Ты можешь нажать любую кнопку и ехать куда захочешь — никто не остановит. А вот эта доска особая, — она показала на красную доску. — Чтобы ею пользоваться, нужно знать специальный разрешительный код. Такой есть не у всех келпинок, а только у тех, кто уже допущен к занятиям на курсе БП.
— Что такое БП?
— Большой План. И больше не спрашивай, потому что все равно тебе никто ничего не скажет, пока ты сама не дорастешь до курса БП. Сначала ты должна пройти полный курс людоведения, а потом уже начнешь изучать Большой План. И где увидишь буквы БП, туда не суйся, а то угодишь под какое-нибудь страшное запретительное заклятье. БП — это главная тайна сида Келпи. Вообще, в сиде есть много мест, куда новичкам хода нет. На балкон, например, ты можешь выходить только со мной.
— Почему?
— Потому что я умею пользоваться туманным заклинанием. Вот мы с тобой выйдем на балкон, но если кто-то из окрестных жителей случайно пройдет мимо нашего сида, он увидит только маленькое облачко на склоне холма.
— А для чего такая маскировка, Дара?
— Быдлики не должны знать, что сид обитаем.
Дара нажала одну из кнопок на красной доске. Внутри кнопки зажегся свет, а сверху из потолка раздался голос, что-то спросивший на непонятном языке. Дара ответила, и кабина лифта двинулась с места.
— Ты на каком языке сейчас говорила? — спросила Аннушка
— На гэльском. Это древний ирландский язык. Тебе придется его учить, потому что все наши заклинания составлены на гэльском.
Кабина остановилась. Девочки вышли из лифта и оказались в узком коридоре, кончавшемся стеклянной дверью. Дара потащила Аннушку за руку к двери, повернула ручку, и они вышли на маленький узкий балкончик с высоким каменным парапетом.
— Какой отсюда вид! — воскликнула Аннушка в восторге. Прямо под балконом зеленый скат холма спускался к берегу голубого озера, сверкавшего солнечными бликами. Из озера вытекала река, по берегам заросшая зелеными, уже начавшими желтеть, кустами.
— Ничего видок, — согласилась Дара и стала что-то бормотать, поводя руками над парапетом. Аннушка заметила, что воздух вокруг балкона стал волнистым, как это бывает над костром. — Теперь для посторонних мы невидимы. — Потом она громко закричала: — Келпи! Келпи! Сюда!
Аннушка не заметила, откуда появилась лошадка, но она неслась косящим бегом по склону прямо к их балкону. Остановившись под ним, она кокетливо выгнула шею и склонила головку.
— Привет, Келпи! — Дара за уши вытащила Бильбо из корзинки и посадила его на парапет. Кролик мелко дрожал, видно, боялся высоты. — Келпи, погляди-ка сюда! Бильбо принес тебе угощение! — И Дара стала кидать вниз сосиски. Келпи ловко хватала их по одной на лету белыми зубами и глотала, не жуя. — Теперь ты позови ее, чтобы она знала твой голос тоже.
— Келпи, лошадка, лови! — крикнула Аннушка и бросила вниз кусок ветчины.
Келпи поймала его, проглотила и благодарно заржала звонким голосом.
— Ну вот, теперь она будет знать тебя по голосу. Только ты все равно никогда близко к ней не подходи.
— Почему?
— Это очень опасно. Ты же видишь, Келпи у нас плотоядная.
— То есть?
— Она питается мясом.
— Послушай, Дара, — Аннушка поставила на парапет тарелку с оставшейся ветчиной, — вчера мисс Морген привезла в клетке кроликов и выпустила их на волю, а Келпи поскакала за ними. Я думала, это такая игра. Она гналась за ними, чтобы их поймать и сожрать, да?
— Конечно. Кролики были каштановые, как мой Бильбо?
— Да.
— Любимая порода Келпи. Я для того и тренирую Бильбо, чтобы он, если вдруг окажется на воле, смог от Келпи убежать.
— Знаешь, мне больше не хочется кормить эту плотоядную лошадь. Если хочешь, можешь отдать ей остальную ветчину.
— Сантименты, — фыркнула Дара и стала бросать вниз ломтики ветчины. — Вообще-то я кормлю ее не просто так. Но это мой большой секрет.
— Подумаешь, секрет! Ты это делаешь для того, чтобы она твоего Бильбо не трогала.
— Может, и так, — и Дара снова усадила Бильбо в корзинку.
— Дара, а много в Ирландии таких сидов, как Келпи?
— Сидов хватает, но не во всех живут фэйри, а школ колдовства вообще пока очень мало. А у вас в России есть школы для колдунов и ведьм?
— Всяких взрослых курсов, я слышала, хватает. А для девочек и мальчиков вроде пока нет.
— А колдуны и ведьмы есть?
— Говорят, есть.
— Но если никто не воспитывает и не учит маленьких ведьмочек, то откуда у вас большие ведьмы берутся?
— Сами вырастают, наверно.
— Да, такое возможно, — кивнула Дара. — Ведьмы-самородки. Я слышала, что русские очень талантливый народ. Всё, Келпи, всё! До завтра! — Она помахала Келпи рукой и повернулась к Аннушке: — Ну, а теперь мы можем идти купаться!
Тарелки из-под сосисок и колбасы оставили на балконе — боуги уберут! — и отнесли Бильбо в комнату. Там Дара пустила его гонять персики по комнате, Аннушка взяла полотенце и купальник, и они на лифте отправились вниз, к озеру-бассейну.
Озеро было окружено нешироким песчаным пляжем. Вода в нем была чистая и прозрачная, на дне были ясно видны разноцветные раковины и пестрые камешки. Кое-где пляж прерывался небольшими заливчиками, заросшими тростником; Дара показала Аннушке папирус и сахарный тростник. Еще один небольшой залив был сплошь покрыт листьями и цветами лилий, а в центре его над водой покачивались сказочно прекрасные розовые цветы лотоса.
На пляже и в воде было уже полно келпинок. Посреди озера возвышался каменный островок в виде кита, из головы которого в высоту бил мощный фонтан; резвящиеся ученицы доплывали до кита, карабкались на его горбатую спину со стороны хвоста, сидели под фонтаном, а потом скатывались по крутым гладким бокам и плюхались в воду.
Возле противоположного берега в озере торчала скала, а из нее выходили две трубы, оканчивающиеся медными драконьими головами: из разинутых пастей в озеро двумя мощными струями лилась вода, причем над головой одного дракона стояло облако пара. Дара объяснила, что по этим труба вода в бассейн поступает из наружного озера, но только одна труба идет прямо в бассейн, а вторая проходит через логово огнедышащего дракона Диамата и там нагревается до нужной температуры.
— Поэтому у нас тут круглый год теплая вода! — похвасталась Дара.
В озере плавали не только девчонки келпинки, но еще и маленькие русалочки, похожие на кукол с рыбьими хвостами: у них были круглые голубые глаза и перламутровая чешуя на хвосте, а все остальное тело было зеленое. Говорить они не умели, только пищали и таращили глаза, но с ними можно было играть в воде. Как только какая-нибудь из девчонок входила в озеро, русалочки бросались к ней целой стайкой и старались утащить под воду. Келпинки визжали, отбивались и, ухватив русалочек за хвосты, выбрасывали их на песок. Оказавшись на берегу, те становились беспомощными и ползком, извиваясь длинными хвостами по песку, спешили к воде. Весь пляж был испещрен канавками, оставленными русалочками.
— Вот глупая! Тебя сюда на машине привезли?
— На машине.
— А машина куда въехала?
— В гараж…
— А гараж где находится?
— Верно, в холме… Я думала, что школа находится за холмом, что мы его насквозь проехали.
— Ничего подобного — все внутри!
— Да нет, ты меня разыгрываешь! А как же сад?
— И сад внутри сида.
— А солнце?
— Оно светит сквозь стеклянную Башню фоморов. Она так устроена, что над нашим садом солнце всегда стоит в зените.
— А небо?
— Небо мы тоже видим сквозь стекло.
Аннушка подбежала к окну, распахнула круглую раму и высунулась наружу. Утренний воздух был свеж, в саду пели птицы, деревья шелестели на легком ветерке, а небо, голубое и чистое, и в самом деле было видно сквозь едва заметные грани стеклянной пирамиды. И, как это ни странно, оно от этого казалось только ярче, синее.
— А дождик тут у вас бывает?
— Бывает. Когда леди Бадб сердится, бывает не только дождь, но и настоящая буря.
— Интересно!..
— Нет, когда леди Бадб начинает бушевать, это совсем не интересно, а страшно. Хорошо, что сердится она редко.
— Она не строгая?
— Совсем нет. В нашей школе ученицам дана полная свобода. Знаешь, как мы учителей-быдликов изводим! Ого-го! И ничего, нам все сходит. По-настоящему леди Бадб сердится только тогда, когда кто-нибудь против магии выступает. В прошлом году одна греческая девчонка вдруг посреди учебного года решила бросить школу. Она заявила, что православная девочка не должна заниматься колдовством. Ух, как леди Бадб бушевала, половину деревьев в саду бурей поломала!
— А девочка?
— Она хотела уехать домой или перейти в обыкновенную школу здесь, в Ирландии. Я про нее лимерик сочинила:
Как одна ученица из Греции Все решала, куда б это деться ей?
Мы сказали куда, но совсем не туда унесло ученицу из Греции.
— Леди Бадб ее наказала?
— Еще как! Отправила кататься на Келпи. Аннушка вспомнила очаровательную белую лошадку и подумала, что леди Бадб просто потрясающе добра, если провинившуюся ученицу в наказание отправила кататься на лошадке. Может быть, греческая девочка не умела ездить верхом, испугалась или упала пару раз, но все равно, разве это наказание? Она хотела спросить, осталась ли гречанка после этого в Келпи, но Дара ее заторопила.
— Вот тебе мои старые хоббичьи сапожки: надевай и никогда не снимай, и все будут знать, что ты из моей Норки.
— Ты что, сама их больше не носишь?
— Нет, они мне малы стали.
Аннушка взяла протянутые Дарой мохнатые сапожки и вдруг вспомнила, как в начале лета Юлька тоже подарила ей мохнатые тапочки со щенячьими мордашками. Взяла она их с собой или забыла положить, когда вчера утром собиралась в дорогу?
— Ты чего задумалась?
— Сестру вспомнила, — сказала Аннушка, вздохнула и вытерла набежавшие на глаза слезы.
— Она у тебя что, очень вредная?
— Нет, она хорошая, веселая и добрая.
— Так чего же ты плачешь?!
— Соскучилась…
— Глупости! Вот я ни капельки не скучаю по своей семье.
— Семьи разные бывают, — тихо сказала Аннушка. Она подумала, какая она, в сущности, счастливая девочка: у нее есть папа, бабушка и Юленька… Но вслух сказала другое: — Как ты думаешь, Дара, а что мне сверху надеть?
— Да хоть ничего! У нас этому значения не придают.
Сама Дара была в полосатом зелено-желтом купальнике, что в сочетании с мохнатыми коричневыми сапожками производило забавное впечатление.
— Я лучше надену джинсы и майку, — сказала Аннушка.
— Надевай и пошли скорей в Каминный зал, есть ужасно хочется!
— Погоди, я еще не готова, я даже не умывалась еще.
— Охота тебе время тратить на ерунду! Потом сходим к озеру и выкупаемся.
— А зубы почистить?
— Предрассудок! Съешь яблоко за завтраком — зубы и очистятся.
— Что-то я еще должна утром сделать…
— Ничего не должна! Кровати боуги застелют, и комнату они уберут. Пошли. Все уже завтракают!
— Ладно, идем.
И все-таки Аннушка смутно чувствовала, что утро началось как-то неправильно, пропущено что-то важное и нужное.
Ангел Иоанн ходил взад и вперед по плоской верхушке холма, поглядывая на сид Келпи: когда же наконец, прозвучат ясные слова Аннушкиной молитвы и можно будет выхватить меч и смело идти к своей любимой отроковице — и ни один бес не посмеет встать у него на дороге!
Сид проснулся. Из вершины стеклянной Башни фоморов, словно ядовитый дым из заводской трубы, валили клубы зловещих испарений, людям невидимые, Ангелу противные, демонам приятные. А демонов в сиде битком набито, и местных, и явившихся в сид вместе с новыми ученицами. Иоанна, впрочем, никто не задевал — бесы делали вид, что не видят одинокого Ангела на соседнем холме. Только Келпи иногда поворачивала голову в его сторону и внимательно, изучающе на него смотрела.
Аннушка первой вышла из Норки через круглую дверь и остановилась в испуге.
За дверью стояла четверка невероятно крупных, по колено Аннушке, серых покемонов.
До приезда в Петербург Аннушка о покемонах, игрушечных карманных монстрах, слыхом не слыхала: до ее псковской школы это поветрие не дошло. Но зато у Киры она увидела полную коллекцию этих модных монстров и еще тогда разгадала их природу: «Это же бесы, девочки!». Но Кира и Юлька ее высмеяли и назвали провинциалкой. Хорошо еще, что Юлька этим жутковатым хобби не заразилась, потому что Аннушка ни за что на свете не согласилась бы спать в одной комнате даже с игрушечными бесами.
Покемоны были все одинаковые — серые, а может быть, просто пыльные, на толстых коротких ногах; морды у них заканчивались небольшими хоботками, сзади свисали до пола гребенчатые хвосты, а верхние лапы кончались гибкими длинными пальцами, по шести на каждой; на спинах у монстров были сложены короткие кожистые крылья, а головы были остроконечные. Покемоны стояли по двое справа и слева от двери.
А еще в коридоре стояла деревянная коляска-тележка, нагруженная ведрами, щетками, швабрами, рулонами бумажных полотенец, банками и бутылками с яркими наклейками. Сзади к коляске был привязан веревкой большой пылесос на колесиках.
Вдруг покемоны поклонились девочкам, сняв при этом серые колпаки с круглых безволосых голов.
— Ой, они живые! — Аннушка в испуге ухватилась за Дару.
— Не бойся, это боуги. Они пришли делать уборку. Давайте топайте, серые рыцари совка и метелки! Да на столе приберитесь как следует!
Покемоны-боуги полезли в дверь, толкая перед собой и перетаскивая через полуовальный порог тележку с пылесосом на буксире.
Поддав последнему боугу под зад мохнатым сапогом, Дара затворила дверь и что-то пошептала в замочную скважину.
— Это я заклятье на дверь наложила, чтобы без нас никто в Норку не влез, — пояснила она Юльке. — Я тебе потом его скажу, чтобы ты тоже могла входить в Норку.
— А как же эти… боуги выйдут? Они ведь не останутся в Норке насовсем?
— На них запирательные заклятья учениц не действуют.
— А кто они вообще такие?
— Фэйри[12].
— А кто такие фэйри?
— Фэйри — это неорганики, живущие в сидах.
— А неорганики — это кто?
— Ты не знаешь, кто такие неорганики?
— Дара, я ведь всего второй день в Келпи!
— Правильно воспитанные ведьмочки такие вещи знают с пеленок Ладно, пошли — по дороге расскажу. Боуги вообще-то страшно вредные фэйри. Когда-то они были крупными, гораздо выше людей, сильными и грозными, но потом быдлики перестали в них верить, не стали больше их почитать, и они понемногу измельчали. В них иногда еще верят дети, которым рассказывают сказки, и поэтому боуги любят селиться там, где много детей. Теперь они даже колдовать толком разучились и способны только к работе по обслуживанию: готовят, убирают, помогают преподавателям на уроках. Леди Бадб любит на примере боугов учить, как важно все время привлекать внимание быдликов к магии, подогревать их интерес к волшебству: без подпитки человеческим вниманием неорганики и даже маги хиреют и вырождаются.
Дара только забыла или не захотела добавить, что боуги, как и все «неорганики», — это обыкновенные бесы, только изрядно измельчавшие за века христианства.
— А почему ты сказала, что боуги вредные? — спросила Аннушка.
— Да потому что они шпионят за келпинками, все вынюхивают и выслеживают, а потом доносят преподавателям.
Девочки, беседуя, вошли в гостиную. В ней не было ни души.
— Видишь! Все уже завтракают в Каминном зале, — проворчала Дара.
Они подошли к лифту, и Дара нажала нужную кнопку. Зал, в который они вышли, когда лифт остановился, был огромен, две его длинные стены изгибались дугами, а две другие, короткие, были прямыми. Окон в зале не было, зато по обеим длинным стенам шли ряды высоких каминов, и в каждом пылал огонь. Перед каминами и между ними стояли столики, и за многими уже сидели и завтракали девочки. Тут были ученицы возраста Аннушки, были и постарше, а кое-где сидели уже почти взрослые девушки. Столиков в зале было много, и келпинки сидели за ними по двое и поодиночке. Некоторые были одеты просто в джинсы, шортики, маечки, а на других были пестрые экзотические наряды. Были тут девочки всех оттенков кожи, даже одна чернокожая, с большим пухлым ртом и высокой копной курчавых волос.
В противоположных концах зала, возле прямых его стен стояли два длинных стола. Один был заставлен закусками и напитками, а за вторым завтракали преподаватели. Почти все они были женщины, только с краю сидел, низко наклонясь к столу, старик в широкой зеленой одежде и в низко надвинутом капюшоне. Из-под капюшона виднелся только крючковатый нос, а под ним — седые усы и борода.
Когда Дара и Аннушка появились в зале, келпинки взглянули на них и начали переговариваться между собой и, как показалось Аннушке, хихикать.
— Давай займем столик подальше от всех, — предложила она, оробев.
— Не бойся, Юлианна, со мной тебя никто не тронет!
Не обращая внимания ни на кого в зале, Дара подвела Аннушку к длинному столу с едой, взяла с краю два подноса и один сунула ей.
— Запасайся!
Обе начали выбирать еду на завтрак. Стопки тарелок громоздились на столе между блюдами, рядом с кувшинами сока стояли подносы с бокалами и кружками. Аннушка удивилась: на столе в основном были лакомства, которые обычно подаются на подростковых пати[13], но не одобряются взрослыми, — чипсы, кока-кола и пепси, сникерсы, соленые орешки и палочки, пирожные, шоколад и жвачка; и только в самом конце стола стояли подносы с дымящимися сосисками, блюда с колбасой и сыром, миски с мюсли, кукурузными хлопьями, хлеб, масло, фрукты, йогурты и молоко. Оглядев стол, Аннушка направилась именно туда.
Дара фыркнула:
— Ты что, собираешься завтракать, как примерная девочка?
— Я вчера так наелась сластей, что сегодня мне хочется обыкновенной овсянки или хлопьев.
— Ну смотри, тебе жевать!
Сама Дара набрала на поднос орехов, фруктов и целую гору сосисок.
— Ты станешь есть на завтрак сосиски? — в свою очередь удивилась Аннушка.
— Угу. Мы, хоббиты, как известно, любим плотно позавтракать. А что не съем сама, то отнесу Бильбо и Келпи.
— Неужели твой кролик ест сосиски? — Для Бильбо — фрукты, а сосиски любит Келпи.
— Ты шутишь? Лошади не едят мясо!
— А Келпи ест. Пойдешь со мной и сама увидишь. Ты тоже захвати что-нибудь для нее.
Аннушка послушно поставила на свой поднос еще одну тарелку и положила на нее несколько ломтиков ветчины, хотя подозревала, что Дара ее просто разыгрывает. Может, после вчерашнего ужина она хочет держать в Норке побольше серьезной еды?
— Бери какао! — кивнула Дара на поднос, уставленный перевернутыми кружками.
Аннушка взяла кружку, перевернула — и обнаружила в ней горячее какао.
— Как это? — удивилась она.
— Как-как! — передразнила ее Дара. — Маленькое хозяйственное заклинание, чтобы какао не остывало.
Они еще взяли по стакану сока, и Дара повела Аннушку к пустому столику перед одним из каминов. Ну и странные же камины были в этом Каминном зале! Аннушка заглянула в узкое жерло и чуть не выронила поднос: в глубине камина, объятая языками огня, стояла привязанная к столбу женщина. Над топкой, освещаемая мятущимися языками пламени, горела надпись медными буквами «Брайди О Тул».
— Ведьма Брайди О'Тул из Айги! — весело сказала Дара, переставляя завтрак с подноса на столик. — Не бойся, Юлианна, она не живая. Это статуя ведьмы, которую быдлики сожгли на костре.
— За что ее сожгли?
— Да ни за что, просто из тупой зависти. Она держала кондитерскую и помогала горожанкам избавляться от надоевших мужей.
— Как она им помогла?
— Она пекла для них пирожки с отравой. Эти дуры сначала поизбавлялись от своих мужей, а потом вдруг раскаялись, признались сами и Брайди, бедняжку, заложили. Про нее есть лимерик:
Ведьма Брайди О'Тул из Айги дам учила, как печь пироги.
Но в костер залетела и слегка подгорела кулинарка О'Тул из Айги.
Аннушка поежилась, косясь на камин.
— Это тоже ты сочинила?
— Угу, еще на первом курсе; говорят, я лучше всех в Келпи сочиняю лимерики. А вон в том камине горит Анжела Лабарт из Франции, дальше — Анна Шлуттенбауэр из Германии, за ними горит леди Кер из Шотландии, а вон там полыхает горбатая старушка Элизабет Пленахерин из Австрии, — и добавила почему-то с гордостью: — ей было семьдесят лет, когда ее возвели на костер!
— Ужас какой! — Аннушка отвернулась от страшных каминов и принялась оглядывать зал. — Как-то странно сидеть за столом и есть, когда вокруг тебя горят люди, хоть и не настоящие.
— Предрассудки! — фыркнула Дара. — У вас дома что, новости по телевизору за ужином не смотрят?
— За ужином? — Аннушка хотела сказать, что бабушка предпочитает новости узнавать из газет, а телевизор они включают изредка, чтобы смотреть специальные передачи — православные, про путешествия и животных, изредка какой-нибудь хороший фильм. Но тут она вспомнила, что представляет в Келпи не Аннушку из Пскова, а Юльку с Крестовского острова, и поправилась:
— Да, у нас включают телевизор в столовой сразу перед тем как сесть за стол.
— И что, у вас в России не показывают в новостях трупы, раненых, кровь и всякое такое?
— Показывают, конечно.
— А когда ты смотришь, как выносят, например, носилки с убитыми и ранеными после теракта, у тебя что, аппетит портится?
— Я такое стараюсь не смотреть. Но я понимаю, о чем ты, Дара. Да, и у нас люди спокойно жуют, глядя на горящие машины, взрывы, на раненых и на трупы.
— Вот-вот. А это, между прочим, документальные кадры — там-то настоящие трупы, а не статуи, как вот эта — она кивнула на ровным пламенем горевшую Брайди О'Тул.
— Да, ты права, Дара. Получается жуткая вещь: телезрители ужинают, глядя на только что убитых и раненых. Но если бы они так делали в жизни, их бы назвали жуткими злодеями! Я тут чего-то не понимаю…
— Чего ты опять не понимаешь?
— Если убийство людей пропущено через экран, так что же, оно как бы и за убийство уже не считается? Можно глядеть на труп и чесать пятку, гладить кошку или жевать пирожок…
— Тебе на уроке людоведства миссис Балор объяснит, почему новости показывают именно в то время, когда люди обычно ужинают.
— Потому, что зрители в это время дома?
— Не-ет! Это для того, чтобы люди вместе с едой легче переваривали всякие злодейства и непотребства. Между прочим, там, на телевидении, полно наших работает. А ты ешь давай! Чего ты глаза на меня таращишь?
Аннушка опустила глаза в тарелку и начала есть кукурузные хлопья, а Дара принялась за сосиски. Только они занялись едой, как по залу пронесся шум. Аннушка оглянулась на дверь и увидела, как в зал величаво вплыла девочка удивительной красоты. У нее были огромные черносливовые глаза и смуглое личико с капризно изогнутыми пухлыми губами. Золотистое платье плотно облегало ее стройную фигурку, а с одного плеча падало легкими складками расшитое золотыми нитями и жемчужинками зеленое покрывало — индийское сари.
— Прибыла наша индийская принцесса, — фыркнула Дара. — Красотка, ничего не скажешь, но тупица редкостная. Хотя и не без магических способностей, — и она громко объявила на весь зал:
Появляется Лала из Дели:
как принцессу ее разодели.
Но в учебном процессе не помогут принцессе жемчуга и наряды из Дели.
Девчонки за столами громко и оскорбительно захохотали. Но горделивая Лала даже не повернула свою гладко причесанную головку, будто не слышала ни глумливого лимерика Дары, ни издевательского смеха келпинок. С невозмутимым видом она принялась накладывать на свой поднос пирожные с кремом и взбитыми сливками. Набрав их не меньше дюжины, она пошла от стола и, проходя мимо столика Дары и Аннушки, вдруг наступила на подол своего длинного сари, чуть не упала, неловко взмахнула рукой с подносом — и все пирожные полетели прямо в лицо Дары! Но Дара словно того и ждала; она отразила летящую в нее эскадрилью пирожных своим подносом — и вмиг лицо и наряд гордой индийской красавицы оказались сплошь заляпанными кремом нежнейших цветов. Принцесса опустилась на пол и громко заревела, стирая с личика крем краем сари. Девчонки в зале покатывались со смеху. Аннушка закусила губу от жалости и возмущения. Принцесса вскочила, отшвырнула загремевший поднос и убежала.
Из какого-то угла словно мыши выскочили боуги и принялись убирать остатки пирожных и вытирать заляпанный паркет.
— Вот так-то, — сказала Дара. — Пускай завтракает одна в своем Тадж-Махале.
— Она обиделась…
— Конечно!
— Это ты потому, что она так вырядилась?
— Да нет! Это нормальный наряд для Лалы, она ведь и в самом деле индийская принцесса.
— Ее не любят в школе?
— Здесь никто никого не любит, сколько раз тебе повторять? Все мы тут соперницы и конкурентки. Любовь — это для быдликов. Запомни: кто любит людей, тот не правит людьми.
Аннушка подумала, что сид Келпи — место суровое и не слишком приятное…
После завтрака они с Дарой вернулись в Норку.
Боуги-покемоны успели за это время застелить кровати, вычистить ящик Бильбо, прибрать комнату и уйти, унеся с собой весь мусор и грязную посуду.
Девочки накормили Бильбо фруктами. Потом Дара посадила его в корзинку, вручила Аннушке тарелки с угощением для Келпи, и они отправились кормить лошадку.
Через пустую гостиную девочки прошли в лифт. Только теперь Аннушка обратила внимание на то, что в лифте были две доски с кнопками — красная и черная. Дара показала на черную:
— Вот смотри, тут обозначены учебный и спальный этажи, библиотека, спортивный зал, бассейн и сад. Ты можешь нажать любую кнопку и ехать куда захочешь — никто не остановит. А вот эта доска особая, — она показала на красную доску. — Чтобы ею пользоваться, нужно знать специальный разрешительный код. Такой есть не у всех келпинок, а только у тех, кто уже допущен к занятиям на курсе БП.
— Что такое БП?
— Большой План. И больше не спрашивай, потому что все равно тебе никто ничего не скажет, пока ты сама не дорастешь до курса БП. Сначала ты должна пройти полный курс людоведения, а потом уже начнешь изучать Большой План. И где увидишь буквы БП, туда не суйся, а то угодишь под какое-нибудь страшное запретительное заклятье. БП — это главная тайна сида Келпи. Вообще, в сиде есть много мест, куда новичкам хода нет. На балкон, например, ты можешь выходить только со мной.
— Почему?
— Потому что я умею пользоваться туманным заклинанием. Вот мы с тобой выйдем на балкон, но если кто-то из окрестных жителей случайно пройдет мимо нашего сида, он увидит только маленькое облачко на склоне холма.
— А для чего такая маскировка, Дара?
— Быдлики не должны знать, что сид обитаем.
Дара нажала одну из кнопок на красной доске. Внутри кнопки зажегся свет, а сверху из потолка раздался голос, что-то спросивший на непонятном языке. Дара ответила, и кабина лифта двинулась с места.
— Ты на каком языке сейчас говорила? — спросила Аннушка
— На гэльском. Это древний ирландский язык. Тебе придется его учить, потому что все наши заклинания составлены на гэльском.
Кабина остановилась. Девочки вышли из лифта и оказались в узком коридоре, кончавшемся стеклянной дверью. Дара потащила Аннушку за руку к двери, повернула ручку, и они вышли на маленький узкий балкончик с высоким каменным парапетом.
— Какой отсюда вид! — воскликнула Аннушка в восторге. Прямо под балконом зеленый скат холма спускался к берегу голубого озера, сверкавшего солнечными бликами. Из озера вытекала река, по берегам заросшая зелеными, уже начавшими желтеть, кустами.
— Ничего видок, — согласилась Дара и стала что-то бормотать, поводя руками над парапетом. Аннушка заметила, что воздух вокруг балкона стал волнистым, как это бывает над костром. — Теперь для посторонних мы невидимы. — Потом она громко закричала: — Келпи! Келпи! Сюда!
Аннушка не заметила, откуда появилась лошадка, но она неслась косящим бегом по склону прямо к их балкону. Остановившись под ним, она кокетливо выгнула шею и склонила головку.
— Привет, Келпи! — Дара за уши вытащила Бильбо из корзинки и посадила его на парапет. Кролик мелко дрожал, видно, боялся высоты. — Келпи, погляди-ка сюда! Бильбо принес тебе угощение! — И Дара стала кидать вниз сосиски. Келпи ловко хватала их по одной на лету белыми зубами и глотала, не жуя. — Теперь ты позови ее, чтобы она знала твой голос тоже.
— Келпи, лошадка, лови! — крикнула Аннушка и бросила вниз кусок ветчины.
Келпи поймала его, проглотила и благодарно заржала звонким голосом.
— Ну вот, теперь она будет знать тебя по голосу. Только ты все равно никогда близко к ней не подходи.
— Почему?
— Это очень опасно. Ты же видишь, Келпи у нас плотоядная.
— То есть?
— Она питается мясом.
— Послушай, Дара, — Аннушка поставила на парапет тарелку с оставшейся ветчиной, — вчера мисс Морген привезла в клетке кроликов и выпустила их на волю, а Келпи поскакала за ними. Я думала, это такая игра. Она гналась за ними, чтобы их поймать и сожрать, да?
— Конечно. Кролики были каштановые, как мой Бильбо?
— Да.
— Любимая порода Келпи. Я для того и тренирую Бильбо, чтобы он, если вдруг окажется на воле, смог от Келпи убежать.
— Знаешь, мне больше не хочется кормить эту плотоядную лошадь. Если хочешь, можешь отдать ей остальную ветчину.
— Сантименты, — фыркнула Дара и стала бросать вниз ломтики ветчины. — Вообще-то я кормлю ее не просто так. Но это мой большой секрет.
— Подумаешь, секрет! Ты это делаешь для того, чтобы она твоего Бильбо не трогала.
— Может, и так, — и Дара снова усадила Бильбо в корзинку.
— Дара, а много в Ирландии таких сидов, как Келпи?
— Сидов хватает, но не во всех живут фэйри, а школ колдовства вообще пока очень мало. А у вас в России есть школы для колдунов и ведьм?
— Всяких взрослых курсов, я слышала, хватает. А для девочек и мальчиков вроде пока нет.
— А колдуны и ведьмы есть?
— Говорят, есть.
— Но если никто не воспитывает и не учит маленьких ведьмочек, то откуда у вас большие ведьмы берутся?
— Сами вырастают, наверно.
— Да, такое возможно, — кивнула Дара. — Ведьмы-самородки. Я слышала, что русские очень талантливый народ. Всё, Келпи, всё! До завтра! — Она помахала Келпи рукой и повернулась к Аннушке: — Ну, а теперь мы можем идти купаться!
Тарелки из-под сосисок и колбасы оставили на балконе — боуги уберут! — и отнесли Бильбо в комнату. Там Дара пустила его гонять персики по комнате, Аннушка взяла полотенце и купальник, и они на лифте отправились вниз, к озеру-бассейну.
Озеро было окружено нешироким песчаным пляжем. Вода в нем была чистая и прозрачная, на дне были ясно видны разноцветные раковины и пестрые камешки. Кое-где пляж прерывался небольшими заливчиками, заросшими тростником; Дара показала Аннушке папирус и сахарный тростник. Еще один небольшой залив был сплошь покрыт листьями и цветами лилий, а в центре его над водой покачивались сказочно прекрасные розовые цветы лотоса.
На пляже и в воде было уже полно келпинок. Посреди озера возвышался каменный островок в виде кита, из головы которого в высоту бил мощный фонтан; резвящиеся ученицы доплывали до кита, карабкались на его горбатую спину со стороны хвоста, сидели под фонтаном, а потом скатывались по крутым гладким бокам и плюхались в воду.
Возле противоположного берега в озере торчала скала, а из нее выходили две трубы, оканчивающиеся медными драконьими головами: из разинутых пастей в озеро двумя мощными струями лилась вода, причем над головой одного дракона стояло облако пара. Дара объяснила, что по этим труба вода в бассейн поступает из наружного озера, но только одна труба идет прямо в бассейн, а вторая проходит через логово огнедышащего дракона Диамата и там нагревается до нужной температуры.
— Поэтому у нас тут круглый год теплая вода! — похвасталась Дара.
В озере плавали не только девчонки келпинки, но еще и маленькие русалочки, похожие на кукол с рыбьими хвостами: у них были круглые голубые глаза и перламутровая чешуя на хвосте, а все остальное тело было зеленое. Говорить они не умели, только пищали и таращили глаза, но с ними можно было играть в воде. Как только какая-нибудь из девчонок входила в озеро, русалочки бросались к ней целой стайкой и старались утащить под воду. Келпинки визжали, отбивались и, ухватив русалочек за хвосты, выбрасывали их на песок. Оказавшись на берегу, те становились беспомощными и ползком, извиваясь длинными хвостами по песку, спешили к воде. Весь пляж был испещрен канавками, оставленными русалочками.