Вудивисс Кэтлин. Шанна

   Берта была шокирована таким предложением, но Шанна без колебаний принялась за дело, рассчитывая своим коротким кинжалом распороть шов на бриджах. Но едва отогнула ткань у колена, как Питни, отведя в сторону ее руку, вынул свой широкий нож, разрезал штанину до пояса и освободил другую ногу Рюарка. Берта прикрыла лицо дрожавшей рукой. Она покраснела и старалась смотреть только на Шанну.
   — Пойдемте отсюда, дитя мое. Вам здесь не место. Пусть этим занимаются мужчины.
   — Да, мадам Бошан, — подхватил, набивая себе цену, Гэйлорд. — Позвольте мне проводить вас. Здесь, разумеется, не место для дамы.
   — О, не будьте ослом! — возразила Шанна. — Я нужна здесь.
   Челюсть у Гэйлорда отвисла, он попятился и наткнулся на Траерна, интуиция которого подсказывала, что следует оставить дочь в покое. Берта же не могла оправиться от смущения: из-под полуопущенных век она видела, как Питни бросил на пол распоротые бриджи.
   Заметив ее смущение, Шанна положила руку на ее пухлое плечо и ласково проговорила:
   — Полно, Берта, я за… я же была замужем! — Шанна слегка побледнела, понимая, что едва не сказала лишнее, и продолжала уже более осторожно: — Я знаю, как устроено мужское тело, и пожалуйста, не мешай мне помогать Рюарку.
   Шанна подняла высоко над кроватью масляную лампу, когда доктор снова стал исследовать рану. Под ногу теперь подложили подушку, и работать доктору стало удобнее. Он извлек из раны еще несколько осколков величиной с монету. Рюарк застонал и пошевелился. Он все еще был в глубоком обмороке, но реагировал на боль. Шанне казалось, что она чувствует его страдания. Ее не оставляла мысль об отце, о том, что он, должно быть, догадался о ее чувствах. Но сейчас она была полностью сосредоточена на одном Рюарке. Герр Шауманн очистил рану, наложил сильнодействующие мази и бальзамы и забинтовал ногу.
   — Это все, что в моей власти, — вздохнул он. — Но если заражение пойдет дальше, ногу придется ампутировать. Ничего другого сделать будет нельзя. Рана уже сильно инфицирована. Об этом говорит ее пурпурный оттенок, а также распространяющаяся вокруг краснота. Не иначе, как придется сделать ему кровопускание. — И он стал готовиться к тому, чтобы пустить Рюарку кровь.
   — Нет! — воскликнул Питни. — Он и так потерял много крови. На моих глазах многие умерли от чрезмерного кровопускания.
   Немец отступил в благородном гневе, но придержал язык, когда Траерн поддержал Питни.
   — Кровь пускать не будем. На моих глазах при схожих обстоятельствах умерло дорогое мне существо. Думаю, что ослаблять его еще больше не следует.
   Доктор, сжав побелевшие губы, уложил свои скальпели в саквояж и запер его.
   — В таком случае, мне здесь делать больше нечего, — резко заявил он. — Если понадоблюсь, меня можно будет найти в деревне.
   Шанна сменила холодный компресс на лбу Рюарка. Его губы шевельнулись, и голова заметалась по подушке. Шанну внезапно пронзил страх, Что, если он начнет бредить или звать ее по имени, говорить о вещах, о которых следовало бы молчать? Она быстро выпроводила всех за дверь.
   — Уходите, пожалуйста, — распорядилась она. — Дадим ему поспать. Нужно беречь его силы. Я посижу с ним некоторое время.
   Питни и Траерн вышли в холл, а Гэйлорд задержался в дверях. Вынув кружевной носовой платок, он втянул в каждую ноздрю по понюшке табаку, вернулся в комнату и быстро осмотрелся.
   — Это прекрасно, мадам, все, что вы делаете после стольких неприятностей, причиненных вам этим Рюарком.
   Шанна раздраженно пожала плечами и еще раз попыталась выпроводить его за дверь.
   — Представляю, что вы должны были испытать, находясь в руках пиратов. — Последовала еще одна понюшка табаку и изящная манипуляция носовым платком вокруг носа. — Однако уверяю вас, мадам, что мое предложение о браке остается в силе. И по правде говоря, мне хотелось бы как можно скорее назначить день свадьбы, чтобы положить конец слухам о вашем похищении и позоре, которые неминуемо расползутся по острову. Кроме того, вы, очевидно, знаете, что на острове есть женщина, которая может быть нам полезной на тот случай, если вы несете в себе доказательства совершенного над вами насилия. — Шанна не верила своим ушам. Гэйлорд же продолжал: — Я ничего не скажу моей семье об этой истории. Довольно и того, что будет нелегко объяснить им происхождение нашего наследства.
   Шанной овладела ярость.
   — Это очень мило с вашей стороны, сэр, но какими бы ни были последствия моего… гм-м… приключения, — проговорила она с язвительной усмешкой, — я сделаю все для их естественного завершения.
   Сэр Гэйлорд, продолжая демонстрировать свое великодушие, стряхнул с манжеты пылинку.
   — Как бы то ни было, мы поженимся, моя дорогая, до того как распространятся слухи о вашем бесчестье. К тому же, если вы и в самом деле беременны, я признаю себя отцом ребенка.
   Шанна подняла руку и дрожащим пальцем указала на дверь.
   — Во-о-он! — воскликнула она.
   — О, естественно, дорогая. Вас можно понять. Вы взволнованы. Поговорим об этом позднее.
   Кавалеру пришлось поторопиться, чтобы не получить захлопнутой за ним дверью по спине. Стон Рюарка заставил Шанну забыть о своем гневе. Она подбежала к изголовью кровати. При слабом освещении лицо Рюарка, казалось темно-красным. Голова по-прежнему лихорадочно металась по подушке. Шанна с тревогой пощупала его все такой же горячий лоб. Она проклинала свое образование. Ее научили делать реверансы, вести себя достойно в аристократическом обществе, сочинять стихи, шить, но не привили никаких практических навыков Она совершенно не разбиралась ни в бальзамах, ни в лекарствах, не умела ухаживать ни за больными, ни за ранеными. Ей приходилось полагаться лишь на здравый смысл. Когда жар у Рюарка был особенно сильным, она обмывала ему лицо холодной водой. Когда он начинал шевелиться, она говорила ему ласковые слова и гладила лоб. Когда у него появлялись признаки сознания, кормила его бульоном из ложки. Ничего другого она делать просто не умела. «Это же все не то, что нужно, — думала она. — О Боже, не дай ему умереть!»
   На остров опустились сумерки. На горизонте появилась луна, словно большой цветок апельсинового дерева. Поднимаясь все выше по небосводу, она становилась бледнее, пока, наконец, не засияла голубоватым серебром. Томительно тянулись часы. Когда Рюарк успокаивался, Шанна присаживалась около кровати и подолгу не отрывала от него глаз. Порой ее одолевала дремота.
   Пробило полночь. Она по-прежнему бодрствовала. Рюарк начинал стонать, иногда бормотал что-то непонятное. Сердце у Шанны колотилось от страха, когда из его пересохших губ вырывались особенно тяжелые стоны. Она боялась, что он попытается подняться, а у нее не хватит сил его удержать, хотя он и был очень слаб. Рюарк неожиданно пробормотал нараспев первые слова какой-то детской считалки, потом резко остановился на полуслове. Лицо его исказила болезненная гримаса. Он грубо схватил Шанну за плечи и притянул к себе, широко раскрыв глаза.
   — Черт побери! Я никогда раньше не видел эту девушку! — прорычал он. — Почему вы думаете… — Он с глухим возгласом оттолкнул от себя Шанну и уставился пустыми глазами на балконные двери. Уголки его рта печально опустились, и он заговорил нараспев: — Четыре стены… Потолок… Пол… Дверь… Считай камни, пусть их будет много. Считай дни, один за другим. Но как, если ты никогда не видишь солнца? Этот монотонный монолог превратился в невнятное бормотание, и он зажмурился. Шанна подумала, что его опять беспокоит боль в ране, и потянулась к салфетке в тазике с водой, но замерла, когда Рюарк снова заговорил. На этот раз слова были ясно различимы, а резкий и сердитый тон вполне отвечал внезапно появившемуся на его лице злобному выражению.
   — Возьмите все! Возьмите мою жизнь! Что мне остается теперь, когда эта девушка уехала? Будь она проклята! Я ненавижу ее! Волнует, соблазняет меня, а потом скрывается. Она играет мной! Будь проклято ее лживое сердце! Непостоянная!
   Голос Рюарка оборвался, и он разрыдался, закрыв лицо рукой. У Шанны сжалось горло. Из ее глаз также хлынули слезы, она наклонилась к Рюарку, пытаясь его успокоить. Он смотрел на нее широко открытыми глазами, но не узнавал.
   — И все равно я люблю ее. Я бы мог бежать, обрести свободу… Но она держит меня как привязанного. — Руки Рюарка сжались в кулаки, и он тяжело вздохнул: — Я не могу здесь оставаться. И не могу уехать. — Глаза его закрылись.
   Чувствуя себя глубоко несчастной, Шанна опустила голову. Как неосторожно она играла с ним! Она не хотела его соблазнять, как не желала и сама поддаться его обаянию. В ту холодную темную ночь в лондонской тюрьме она не предвидела такого конца. То была игра, которую она затеяла назло отцу, желая его перехитрить. Она хотела доказать самой себе, что ей нет никакого дела до чувств и волнений других. Шанне было стыдно. Она была жестока ко многим мужчинам, по Рюарк был единственным, кого ей не хотелось ранить. Теперь же он из-за нее умирал, и она ничего не могла сделать, кроме как остаться у его постели, беспомощной и бесполезной.
   Шанна в волнении ходила по комнате. Когда болела ее мать, ей делали кровопускание. И она умерла. Что будет, если Рюарку отрежут ногу? Не загноится ли культя? Если отнимут ногу, он может умереть еще быстрее. Что станет тогда с ней? Ответов на эти вопросы у нее не было. Время от времени Шанна подходила к Рюарку, обтирала и давала ему попить, раздвигая ложкой его потрескавшиеся губы. Он по-прежнему бредил и метался в жару.
   Светало. Ночной мрак постепенно отступал, и, наконец, в комнату ворвались лучи поднявшегося из-за горизонта солнца. Шанна дремала на стуле. Сквозь сон она почувствовала, как кто-то вошел в комнату. Открыв глаза, она увидела перед собой громадную фигуру Питни.
   — Я вижу, вы никому не доверяете. Но оставаться здесь вам больше ни к чему, — тихо, насколько ему это позволял его зычный голос, проговорил Питни не без некоторого сарказма. — Отправляйтесь в свою комнату и поспите. А я здесь подежурю.
   Не слушая возражений, он поднял ее со стула и проводил до балконной двери, а когда она повернулась к нему, готовая изложить новые доводы, легонько подтолкнул ее к выходу.
   — Идите! — Тон Питни был жестким, но стал мягче, когда он увидел на лице Шанны тревогу. — Я присмотрю за вашим приятелем и поберегу ваши секреты.
   Шанне оставалось лишь покориться. Она в полном изнеможении упала на кровать и, оставаясь в том же платье, которое отец вручил ей на «Хэмпстеде», погрузилась в сон, вихрем унесший ее от действительности. Ей показалось, что прошло всего несколько минут, когда ее разбудила Эргюс, но часы уже показывали три часа пополудни.
   Она бросилась к больному. Питни раскладывал пасьянс на столике. При появлении Шанны он поднял голову, впервые увидев ее непричесанной.
   — Заходил на минуту ваш отец, — сообщил ей Питни.
   Рюарк по-прежнему бредил и метался. Лоб его был таким же горячим. Шанна приподняла простыню и застыла при виде красных пятен, расползавшихся по всему бедру. Питни сильно нахмурился, потрогав пальцем отекшую ногу Рюарка.
   — Наверное, он ее потеряет, — печально проговорил Питни. Он много повидал на своем веку и слышал немало рассказов о хирургических операциях цирюльников. — Как жаль, что мистер Рюарк не лошадь! Мы могли бы полечить его приготовленными по его же рецептам мазями. Как быстро вылечилась кобыла! От ее ран не осталось никаких следов.
   Шанна поморщилась, вспомнив вид и неприятный запах бальзама, которым Рюарк лечил лошадь.
   — А что, если это лошадиное лекарство… — начала она. Она видела листочки растений, которые Рюарк собрал, для того чтобы приложить к ране ее лошади. Той сначала было очень больно, но потом она успокоилась.
   Шанна посмотрела на Питни взглядом человека, принявшим решение.
   — Пойдите к Илоту, — сказала она, — пошлите его за листьями, из которых Рюарк делал свой бальзам. Мы добавим туда рому. Да скажите Эргюс, чтобы принесла чистое белье и теплой воды.
   Когда за Питни захлопнулась дверь, Шанна склонилась на Рюарком, сняла с ноги повязку и тщательно вымыла все вокруг раны. Она удивлялась своему спокойствию и ясности мыслей. Чтобы не шокировать Эргюс, она прикрыла простыней ноги больного. С нее было довольно постоянного ворчания Берты.
   После невыносимо долгого, как показалось Шанне, ожидания вернулся Питни с собранной Илотом травой. Шанна добавила угля в очаг, измельчила листья, растерла их в небольшом количестве воды и поставила на огонь, чтобы прокипятить эту смесь. Комната быстро наполнилась едким запахом. Перед тем как прикоснуться к ране салфеткой, чтобы удалить спекшуюся кровь, Шанна смочила ее горячей водой. Рюарк содрогнулся от боли. Питни придерживал его ногу обеими руками, пока Шанна очищала рану от гноя. С безмолвной молитвой, слова которой рождались в ее душе, Шанна смешала траву с ромом и нанесла теплую массу на ногу. Это вызвало болезненную реакцию Рюарка. Он закричал при первом же прикосновении мази к обнаженной ране и скорчился от боли. Шанна работала так быстро, как только могла. Питни удерживал Рюарка, а Эргюс перемешивала новую порцию травы в котелке. Шанна подлила рому, и вся процедура повторилась. Одну за другой она меняла остывавшие припарки, потеряв счет часам, проведенным за этой тяжелой работой. Все сильнее болела ее хрупкая спина, а руки разъедала ядовитая мазь.
   Было уже далеко за полночь, когда Шанна заметила, что Рюарк стал спокойнее. Перестали непрерывно шевелиться его губы, и он не метался больше по постели. Жар у него уменьшился.
   — Принеси мне иглу и крепкие нитки, — обратилась Шанна к горничной. — Впервые в жизни мне пригодится умение шить.
   Эргюс была ошеломлена этим решением, но быстро вернулась с иглой и нитками. Она стояла в ногах кровати, наблюдая за тем, как Шанна усердно зашивала зиявшую рану ниткой, пропитанной ромом. Покончив с этим, Шанна не без гордости за свою работу заметила:
   — Шрам будет едва заметен.
   — Какое значение может иметь шрам на ноге мужчины!
   — Пусть мазь остынет на ноге, — предложил Питни. — Самое худшее уже позади.
   Шанна наложила последнюю припарку и подложила с обеих сторон ноги подушки.
   — Я побуду здесь, — со вздохом проговорила она, устало опускаясь на ближайший стул.
   Эргюс укоризненно покачала головой:
   — Вам нужно поесть и принять ванну. Пираты держали вас впроголодь, и от вас остались кожа да кости. Посмотрите-ка на себя! Вы испугаете его своим видом, когда он очнется.
   Шанна сообразила, что она не причесывалась и не мылась с того момента, как переоделась на «Хэмпстеде».
   — С вами хотел поговорить мистер Траерн. Этот парень теперь обойдется и без вас. Приведите себя в порядок и отправляйтесь к отцу. Он едва не умер, узнав, что вас похитили пираты, и дал клятву повесить мистера Рюарка, услышав рассказ вернувшихся рабов, — отметил Питни.
   — Что они ему сказали? — спросила Шанна.
   — Что он сражался за вас и объявил, что вы принадлежите ему, — поспешила ответить Эргюс. — Что ради этого он убил человека.
   — И это все? — осторожно спросила Шанна. Горничная беспокойно взглянула на Питни и совсем нехотя ответила:
   — Нет, еще кое-что.
   Питни оказался более откровенным.
   — Многие из нас слышали, как рабы согласились с тем, что если вы и подверглись там насилию, то только со стороны мистера Рюарка, но сказали, что не уверены в этом, так как он запер вас в комнате. — Питни задумчиво почесал свой мощный затылок и добавил:
   — Но если у него не было намерения уложить вас в постель, то зачем ему было убивать человека?
   — Может быть, мне действительно нужно пойти к отцу, — с еле заметной страдальческой улыбкой проговорила Шанна, — и все ему объяснить.
   Прошуршала юбка Эргюс, выходившей из комнаты вслед за Шанной.
   — Пойду, приготовлю для вас ванну.
   Убедившись в том, что Рюарк дышит спокойно, Шанна пошла к себе. Эргюс помогла Шанне раздеться, усадила ее в воду и принялась тереть ей спину. Вымыв ей голову, она вытерла и расчесала волосы Шанны.
   — Сейчас придет ваш отец, — сообщила горничная, подавая молодой женщине ночную сорочку и пеньюар вместо тонкой рубашки и платья. — Он подумал, что вряд ли сэр Гэйлорд окажется приятной для вас компанией. Я принесу вам еду, и, таким образом, вы не останетесь без обеда. Для разговора с ним вам понадобятся силы.
   Шанна с благодарностью посмотрела на горничную, та, пожав плечами, продолжала:
   — Подумать только, до чего вы опустились — спать с простым рабом! Вы, получившая воспитание в лучших школах, за которой ухаживала целая куча джентльменов! Заметьте, я ничего не имею против мистера Рюарка. Он красив и хорошо сложен, ничего не скажешь. И все же…
   Шанна что-то недовольно бормотала, затягивая пояс пеньюара на своей тонкой талии, но горничная либо не замечала этого, либо сознательно игнорировала ее недовольство и продолжала свое:
   — Что он может вам дать, кроме ребенка каждый год, он, не располагающий даже благородным именем, которое мог бы передать своему потомству? Они будут Рюарки? — Эргюс презрительно поморщилась. — Он наверняка ирландец, а вам хорошо известно, что про этих людей нельзя сказать ничего хорошего. Если бы у вас было хоть немного здравого ума, вы нашли бы себе благородного шотландского помещика, имя которого было бы не менее достойно, чем имя вашего бедного покойного мужа.
   Шанна раздраженно вздохнула.
   — Ты не в состоянии понять того, что происходит между господином Рюарком и мной, Эргюс. Кроме того, я голодна как волк, а ты обещала принести мне обед. Или ты хочешь, чтобы я умерла, слушая твои проповеди?
   Эргюс тут же принесла поднос с едой. Как только Шанна уселась за небольшой столик, чтобы поесть, в дверь тихо постучали, и вошел ее отец. Он выглядел несколько смущенным и после короткого приветствия прошелся по комнате, скрестив руки под фалдами своего сюртука. Остановившись около небольшой антикварной скульптуры, он издал возглас удивления, потом полистал томик стихов. Кончиком указательного пальца он приподнял крышку музыкальной шкатулки Рюарка, несколько секунд послушал игривую мелодию и осторожно закрыл шкатулку, словно боялся ее разбить.
   — Гм! Ерунда!
   Шанна хранила молчание, чувствуя, что на душе у него неспокойно. Она продолжала свою трапезу, правда, без особого аппетита, наблюдая за тем, как отец вышагивает по комнате.
   — Несмотря на все пережитое, вы выглядите вовсе не плохо, дитя мое, — заметил, наконец, Траерн. — Я бы даже сказал, что вы еще похорошели, если бы это было возможно. Солнце пошло вам на пользу.
   — Спасибо, папа.
   Траерн окинул взглядом висевшую на спинке стула кожаную безрукавку, кинжал и пистолет. Взяв его в руки, он тщательно осмотрел оружие и вопросительно взглянул через плечо на Шанну, которая лишь пожала плечами.
   — Он выполнил свое назначение.
   Траерн встал перед столом, и Шанна отодвинула чашку. Сложив руки на коленях, она подняла глаза и встретила взгляд отца.
   — Вы чувствуете себя хорошо?
   — Да, отец, — отвечала Шанна. Внутренне она приготовилась к предстоящему допросу.
   — Кто-нибудь из пиратов вас… тронул? — резко спросил он.
   — Нет, отец. Вы же слышали, что господин Рюарк убил из-за меня человека. А если быть точнее, то убитых было двое. Я осталась в живых только благодаря умению обращаться с оружием и ловкости господина Рюарка. Не окажись он там, я не была бы сегодня здесь.
   — А этот господин Рюарк… — Траерн не договорил, вовремя спохватившись, что слова, которые ему пришлось бы произнести, принесли бы его дочери боль.
   Шанна внезапно поднялась на ноги. Не в силах смотреть ему в лицо, она подошла к балконной двери и приоткрыла ее, чтобы впустить свежего воздуха — ей стало душно.
   — Господин Рюарк — в высшей степени порядочный человек. Он не причинил мне вреда, и я осталась такой же, какой была, когда меня похитили. — Шанна смотрела в лицо отцу с мягкой улыбкой на губах и вовсе не лукавила, ведь она ни одним словом не лгала. — Моя главная забота сейчас, папа, это его положение, которое, как мне кажется, должно быть улучшено.
   Траерн долго и пристально смотрел на дочь, как бы взвешивая сказанное ею. Потом резко кивнул в подтверждение того, что принимает ее доводы.
   — Хорошо. Очень хорошо.
   Он направился к двери, но его остановил голос Шанны:
   — Папа! — Траерн обернулся. — Я вас очень люблю, — проговорила она.
   Траерн пробормотал пожелание спокойной ночи. В дверях он остановился и еще раз посмотрел на Шанну.
   — Гм, он уже свое получил! Хорошо, что вы дома.
   Шанну разбудил голос, назвавший ее по имени. Она замерла, думая, был ли он на самом деле или ей приснилось. Но голос прозвучал снова, на этот раз совершенно четко.
   — Шанна! Шанна! Не уходите!
   Этот одинокий голос звучал в ночи как вопль отчаяния, и у нее не осталось сомнений относительно того, кому он принадлежал Шанна соскочила с кровати, выбежала на балкон и вошла в комнату Рюарка. Он метался по кровати, стараясь разорвать невидимые путы, сломать воображаемые преграды. Лоб его был в поту, влажной была и рубашка. Чуть ли не смеясь от радости, Шанна вытерла ему лицо полотенцем. Кожа Рюарка была влажной и холодной. Жар прошел. В свете единственной свечи она видела его открытые, озадаченно смотревшие на нее глаза.
   — Неужели это вы, Шанна? Или это всего лишь сон? — Пальцы Рюарка обхватили ее запястье, и он поднес его к губам. Он бормотал, целуя ее мягкую кожу: — Нет, такая сладость присниться не может. Шанна, Шанна! — вздохнул он. — Мне приснилось, что я потерял вас.
   Шанна наклонилась к нему и прижалась к его губам.
   — О, Рюарк, — выдохнула она, — а мне приснилось, что это я вас потеряла.
   Рюарк притянул ее к себе.
   — Осторожно! Вы забыли о своей ране! — озабоченно запротестовала Шанна.
   — Идите же ко мне! — потребовал он. — Я хочу убедиться в том, что это не сон.
   Его глаза загорелись, обостряя ее чувства, и их полуоткрытые губы слились в бесконечном поцелуе.
   — Жар у вас прошел, — прильнув к Рюарку, проговорила Шанна, — но в голове, кажется, сумбур. — Она просунула руку под рубашку Рюарка и погладила поросшую волосами мускулистую грудь.
   — Действительно, в голове у меня сумбур! — Рюарк улыбнулся Шанне и вздохнул. — Неужели мне предстоит остаться вечным женихом?
   Шанна водила пальцем по жесткой растительности на груди Рюарка.
   — В бреду вы говорили, что любите меня, — робко проговорила она. — И когда бушевала гроза, я спросила вас, любите ли вы меня, и вы сказали, что любите. — Шепот Шанны был едва слышен.
   — Как ни странно, в бреду люди говорят правду. — Рюарк взглянул прямо в ее вопрошающие глаза. — Да, я люблю вас. — Лицо его стало печальным. — И схожу с ума от этого.
   Шанна приподнялась и пристально посмотрела на Рюарка.
   — За что вы меня любите? — спросила она с удивлением. — Я доставляю вам одни неприятности, оскорбляю вас. Я отдала вас пиратам. Как вы можете меня любить, когда в этом нет никакого здравого смысла?
   — Шанна! Шанна! Шанна! — Рюарк со вздохом нежно погладил ее руку. — Какой мужчина может похвастаться тем, что он поступает мудро в любви? Сколько раз слышал мир слова: «Несмотря ни на что, я люблю»? Разве я веду счет вашим ошибкам и грехам, записываю их в кондуит? — Он смотрел на робкое пламя свечи. — Посмотрите на Гэтлье и Дору. Они любят друг друга вопреки всему. Их прошлое, все, что они пережили, не имеет для их любви никакого значения. Человек не знает, почему он любит…
   Рюарк положил ногу на подушку и дотронулся до повязки, словно желая этим облегчить боль.
   — Я вспоминаю тепло прикосновений, способное зажечь мое сердце. Я вижу сияющие в темноте сине-зеленые глаза, нежные в минуты любви, а потом сверкающие недоверием и гневом, темно-синие в момент наслаждения, буйно-зеленые в радости. Вспоминаю ваше тело в своих объятиях, которое нежно ласкал и которое отзывалось на мои ласки с такой страстью. — Рюарк погладил руку Шанны, повернул ее лицо к себе и заглянул ей в глаза. — Моя любимая Шанна, я не могу думать о предательстве, когда думаю о любви. Я не в состоянии думать о запретах, когда вы рядом со мной, и жду того дня, когда вы скажете мне: «Я люблю!»
   Шанна подняла руки, словно моля о защите, и снова уронила их на колени. По щекам ее потекли слезы, и она беспомощно взмолилась:
   — Но я не хочу вас любить. Вы колонист. Вы неблагородного происхождения. Убийца, приговоренный к смерти, бродяга, раб. Я хочу, чтобы у моих детей было благородное имя. Как и у мужа. — Внезапно смутившись, она отвела глаза. — И больше не хочу заставлять вас страдать.
   Рюарк вздохнул. Протянув руку, он нежно вытер слезы Шанны.
   — Шанна, любовь моя, — нежно прошептал он, — я не могу видеть ваши слезы. Не будем говорить об этом. Я лишь прошу вас помнить, что даже самый длинный путь преодолевается шаг за шагом. Моя любовь может ждать, но никогда не угаснет и не изменится. — Голос Рюарка зазвучал веселее, в глазах появились озорные огоньки. — Вы должны знать, что я упрям. Мать называла меня решительным, а отец — избалованным.
   Шанна слегка улыбнулась.
   — О да, с этим нельзя не согласиться.
   Усмехнулся и Рюарк.
   — Идите ко мне, любовь моя, не думайте более об этом. Лягте рядом со мной и дайте мне почувствовать ваше тепло и нежность. Если вы не можете признаться в любви ко мне, то проявите, по крайней мере, снисхождение к больному человеку.