Яковлев Юрий. Неприкосновенный запас (Рассказы и повести)

   - Он смотрел в окно. Я не знала, кто он и что ему надо. Не хотела отпирать. Но я баба, а он мужик. А мужики все ходили с оружием. Никакие запоры не помогали. Я спросила: "Чего тебе?" Он ответил: "Отопри". Я отперла.
   Зимородок стоял в дверях в смятом пиджаке, с мешком, который оттягивал плечо и, стало быть, был очень тяжелым.
   - Здравствуй, хозяйка, - сказал он тихо и опустил мешок на пол.
   Его лица почти не было видно. Сторожка освещалась только слабой полоской занимающейся зари. Лица хозяйки тоже не было видно. Она забилась в темный угол.
   - Здравствуй, хозяйка, - повторил он.
   - Что тебе надо? - послышалось из темного угла. - Нет у меня ничего. Все, что было, забрали. Хочешь бульбы?
   - У меня бульбы целый мешок, - сказал он. - Я в дороге подвернул ногу. Нет ли у тебя тряпицы поплотней?
   Хозяйка сторожки несколько осмелела. Вышла из своего темного угла. Зеленая заря осветила краешек ее лица и светлую дорожку пробора. То, что незнакомец ничего не требовал, а просил перевязать ногу, успокоило ее. Она нашла тряпицу и почти скомандовала:
   - Разувайся!
   Он снял полуботинок. Штатский. Со сбитым каблуком. Нога у него была чистой и не пахла прелой портянкой. Она положила под его ступню руку: ступня оказалась холодной, но на подъеме нога вспухла и горела.
   - Больно?
   - Ты бинтуй. Не церемонься.
   Она стала осторожно накладывать виток за витком, а он морщился от боли и говорил:
   - Крепче! Крепче! Мне ходить надо!
   - Где это ты так ногу подвернул? - спросила она.
   - Споткнулся на ровном месте, - ответил он и просвистел иволгой.
   - Что ты за птица? - вздохнула хозяйка сторожки и посмотрела ему в лицо.
   - Зимородок... Меня мама родила зимой в санях. С тех пор меня зовут Зимородком. Я мешок поставлю в угол?
   Этот вопрос означал совершенно другое: "Я у вас останусь?"
   - Ставь, - сдержанно ответила хозяйка, и ее ответ означал: "Оставайся".
   Вдалеке послышался гудок паровоза. Хозяйка быстро подхватила большой фонарь с красным и зеленым стеклами и вышла на улицу. Мимо сторожки с грохотом мчался эшелон. Колеса пели и отбивали на стыках чечетку. А на платформах под темными чехлами угадывались очертания танков, похожие на застывших слонов с вытянутыми хоботами. Ей казалось, что зеленый огонек притягивает эту гремящую очередь вагонов.
   Когда она вернулась в сторожку, незнакомец спал, подняв воротник пиджака.
   Она поставила фонарь на пол и села на стул. И так сидела долго, прислушиваясь к его ровному дыханию. Потом какое-то смутное чувство заставило ее подняться, и, стараясь не наступать на скрипучие половицы, она подошла к мешку. Вся разгадка незнакомца была в этом мешке. Она опустилась на колени, развязала узел, запустила руку поглубже и нащупала что-то холодное и твердое, похожее на уголь. Она вынула из мешка незнакомый предмет. Это был брикет тола.
   Женщина не дыша оглянулась на спящего. Он сидел на кровати и следил за ней. Некоторое время они смотрели друг на друга. Потом он сказал:
   - Что теперь будем делать?
   И засвистел иволгой.
   - Он засвистел иволгой, и мне стало не так страшно. Но я поняла, что ввязалась в историю, за которую могут повесить. Он сказал, что ему надо забросить этот мешок на мост. Спросил, медленно ли идут поезда по мосту. Я сказала - медленно.
   В это время зазвонил звонок. И хозяйка сторожки, подхватив футляр с флажками, похожий на двустволку, вышла за дверь. Марат пошел за ней.
   С той стороны реки, вытянувшись в алую полоску, шел тяжелый состав. Он приближался к мосту. Мост был легким и четким, словно нарисованный черным карандашом на голубой бумаге. Но когда состав побежал по мосту, мост запел. Теперь он был похож на поющую стальную арфу.
   - Красивый мост! - сказал Марат.
   - Мост как мост, - отозвалась хозяйка сторожки.
   Она как-то изменилась: вытянулась, приосанилась. Ее рука с желтым флажком застыла на весу. Но Марат заметил, что рука слегка дрожит.
   Поезд пронесся мимо переезда, обдав пылью и грохотом мальчика и хозяйку сторожки.
   Когда поезд прошел и мост затих, мальчик спросил:
   - Что было дальше?
   - Весь день он просидел в картофельной яме. Идем, я тебе покажу эту яму.
   Они вошли в дом. Крышка картофельной ямы была под кроватью. Пришлось отодвинуть кровать, чтобы открыть ее. Марат заглянул внутрь. Из ямы пахнуло холодом и прелью. Она напоминала начало подземного хода, идущего в неизвестном направлении.
   - Можно залезть?
   - Лезь!
   Мальчик легко соскользнул в яму. Она оказалась довольно просторной. Картошки в ней почти не было. Марат закрыл за собой крышку и очутился в сплошной тьме. Только в щелку проникал свет, настолько слабый, что не мог ничего осветить, а оттенял тьму.
   Марат сделал шаг вперед и нащупал рукой стенку. Он опустился на корточки и спиной почувствовал влажный холод глины. Так Зимородок ждал своего часа. Ему тоже было холодно, и у него затекли ноги. Одна нога болела...
   А женщина продолжала рассказ:
   - Следующая ночь выдалась дождливая, мглистая. Прожектора на мосту уперлись в туман, и дальше им ходу не было. Мы ждали порожнего товарняка. Зимородок подхватил свой мешок "с бульбой" и сказал: "Пойдем, хозяйка, проводишь меня до околицы".
   - Пойдем, хозяйка, проводишь меня до околицы, - сказал Зимородок и поднялся со скамьи.
   Хозяйка зажгла тяжелый фонарь и осветила незваного гостя. Ей неожиданно стало жалко этого щуплого парня, который весь согнулся под тяжестью мешка да еще прихрамывал. И не было на нем ни ватника, ни дождевика, а смятый пиджачок. Она заметила, что одна пуговица оторвана, и предложила:
   - Давай пришью пуговицу.
   Он улыбнулся и сказал:
   - В другой раз! Пошли!
   - Пошли, - вздохнула хозяйка. - Я выйду первая.
   Когда они очутились под дождем у переезда, поезд приближался. Земля вздрагивала от ударов колес.
   - Я тебя хочу попросить, - сказал Зимородок. - Ты можешь минуты две подержать красный свет?
   - Это еще зачем? - женщина испуганно посмотрела на Зимородка.
   - Чтобы поезд притормозил, а то я с кривой ногой не вскочу на подножку.
   Она ничего не ответила. Стояла с опущенным фонарем. А он ждал, какой сигнал подаст она машинисту. Состав приближался. Она все медлила. Страх боролся в ней с сочувствием. Наконец она медленно подняла фонарь - выжала его, как гирю. Он тянул руку вниз, но она с усилием держала его на уровне головы красным огнем в сторону надвигающегося эшелона. Состав стал сбавлять скорость. Заскрипели буксы. Зимородок сказал:
   - Давай зеленый.
   А она все держала красный. И казалось, что сейчас на глухом переезде, перед носом немецкого эшелона, она держит красное знамя.
   - Давай зеленый! Все дело испортишь!
   Она повернула фонарь. И сразу руке стало легче. А мимо уже медленно плыли вагоны. Он стоял с ней рядом. Но через мгновение она оглянулась его уже не было. Только был - и исчез. Улетел Зимородок...
   - Примерно через час грохнуло, я присела на пол, закрыла руками глаза. Дом тряхнуло. Дверь распахнулась со скрипом. Косой дождь вместе с ветром залетел в дом. Я собрала узелок и ушла.
   - Он погиб? - спросил Марат.
   - Кто его знает, может быть, погиб, может быть, миновала его смерть. У него была легкая рука. За такую руку смерти трудно ухватиться.
   След Зимородка оборвался.
   Когда Марат уходил, хозяйка сторожки сказала:
   - Есть тут у нас старожил. Павлов. Он в милиции работает.
   Она оставила мальчику луч надежды.
   7
   Новый мост взлетел на воздух, рухнули в реку тяжелые, почерневшие от огня фермы. Остановилось движение к фронту. Снаряды на время стали безвредными, а бензин бесполезным, как вода. Сколько солдатских жизней спас Новый мост, задержавший смерть! Многие и теперь живы... Но ведь мост не сам взлетел в небо. Был человек, назвавшийся Зимородком. И было у него имя. Мама называла его тем именем, ребята в школе. И на фронт он уходил с тем именем, а не с птичьим.
   Зимородок. Бесстрашная птица с прямым острым клювом. Он ныряет на большую глубину и возвращается с победой. И если он улетает накануне жестокой зимы, то с первыми теплыми днями возвращается к своему гнездовью.
   Марат шагал по шпалам. Он спешил, потому что впереди возник просвет. Ему не терпелось отвоевать у забвения еще частичку жизни Зимородка.
   В отделении милиции его спросили:
   - По вызову?
   - Нет, сам.
   - Что натворил?
   - Ничего я не натворил. Мне нужен товарищ Павлов.
   - Так бы и говорил: вызван к товарищу Павлову.
   - Да не вызван я...
   - Сиди. Жди. Вызовут. Как зовут?
   - Марат. Я ищу человека.
   - Так бы и говорил.
   - Я так и говорю.
   - Не груби старшим... Как фамилия человека?
   - Нет у него фамилии. Есть прозвище...
   - Прозвище? Это по уголовной части. Ну-ка шагай в ту дверь.
   Марат постучал "в ту дверь". Из-за "той двери" крикнули: "Заходи!" Марат вошел. В комнате за столом сидел пожилой грузный человек в белой рубахе.
   - Здравствуйте. Мне нужен товарищ Павлов.
   - Я Павлов.
   На голове у Павлова не было ни единого волоска. Он был лыс, как глобус. Загорелый, обветренный глобус.
   - Я по поводу Нового моста. Его взорвал...
   - Следопыт? - прервал мальчика Павлов.
   - Ищу человека... Хочу знать о нем правду...
   - Ищешь правду? - Следователь встал и подошел к окну. - И я ищу. Только мы с тобой, брат, разную правду ищем. Я ищу преступников, а ты героев. Издалека приехал?
   - Из города.
   - Хорошо, - сказал следователь и провел ладонью по лысой голове. Вероятно, эта привычка осталась у него с тех времен, когда на голове росли волосы, может быть, кудрявые. - Я уважаю людей, которые ищут правду. Тебя интересует мост?
   - Мост, - сказал Марат, с любопытством слушая следователя.
   - Вот он - из окна виден. Новый мост. Три раза его взрывали. И три раза строили заново. В Париже тоже самый старый мост называется Новым. Парадокс!
   - Вы знали Зимородка? - в упор спросил мальчик.
   - Какого Зимородка?
   - Который взорвал мост.
   Следователь ответил не сразу.
   - Разговор долгий, а мне сейчас выезжать на происшествие. - Он задумался и вдруг сказал: - Поедем со мной?
   - Поедем.
   Следователь открыл ящик стола и извлек оттуда булку и колбасу. То и другое он разделил на две части.
   - Давай подкрепимся. Дорога дальняя.
   Марат хотел отказаться, но Павлов скомандовал:
   - Ешь без разговоров!
   И они оба решительно вышли из комнаты, жуя на ходу булку с колбасой.
   Потом они мчались на мотоцикле. Марат сидел сзади в седле, двумя руками ухватившись за ручку. Дорога бежала навстречу из дали, из полей, из леса. Она сбегала с пригорков и бросалась под колеса мотоцикла. И колесо, как жернов, перемалывало дорогу, и сзади поднималось светлое мучное облако. Мотоцикл тарахтел, встречный ветер свистел в ушах, и, чтобы слышать друг друга, спутникам приходилось кричать.
   - Когда я был мальчишкой, - рассказывал следователь своему пассажиру, - из-за этого моста чуть на тот свет не попал. Ничего я не взрывал. Дело было иначе...
   После внезапного взрыва Нового моста фашисты согнали все население станции Река на вокзальную площадь.
   Был жаркий июльский день. Люди стояли в этой бесконечной шеренге. Дети плакали. Женщины лихорадочно смотрели по сторонам, словно ждали откуда-то помощи. Старики стояли неподвижно. Старики всегда кажутся равнодушными. Но на самом деле они так же хотят жить, как и молодые.
   - Если вы не скажете, кто взорвал мост, мы расстреляем каждого второго, - сказал немецкий офицер.
   Люди молчали. Нет, не все они были твердыми и неотступными. Они не знали, кто этот смельчак, который дождливой ночью взорвал мост через реку.
   Так они стояли долго. Под палящим солнцем. Какое-то тупое безразличие овладевало ими. Они ждали избавления. Любого избавления от неподвижного, изнурительного стояния под солнцем. Офицер уходил и возвращался. Наконец он разделил людей на две шеренги.
   Люди молчали. У кого-то на руках плакал ребенок. Кто-то надолго закашлялся. Офицер наклонился и сорвал с газона ромашку. Он повернулся к шеренге, стоящей лицом к солнцу, и стал гадать, он отрывал лепестки и приговаривал: "Любит - не любит..."
   Глаза людей были прикованы к этой ромашке, которая должна была решить их судьбу. "Любит - не любит..." Лепестков оставалось все меньше. Он отрывал их, как крылышки у небольшого белого мотылька. Наконец он оторвал последний лепесток.
   - "Не любит". Слышите - не любит вас, а любит их, - он кивнул на правую шеренгу. - Они пойдут домой, а вы отправитесь на тот свет. В последний раз спрашиваю: кто взорвал мост?.. Можете не плакать! Мне не нужны ваши слезы. Мне нужен человек, который взорвал мост... Приготовить два пулемета. Последняя минута на размышления.
   Все сжались, втянули головы в плечи. Стиснули руки в кулаки. И на площади установилась напряженная, глухая тишина. Казалось, люди затаили дыхание, чтобы ничем не потревожить эту тишину, которой суждено было оборваться вместе с их жизнью. Но страшную тишину разорвал не выстрел, а голос. Такой негромкий, глуховатый голос:
   - Я взорвал мост!
   Люди вздрогнули и испуганно обернулись на голос, как в темноте оборачиваются на внезапно вспыхнувший свет. Они увидели невысокого щуплого парня в помятом пиджаке. Он шел по площади, опираясь на палку. Левая нога его как бы проваливалась в землю, но правая, здоровая, ступала твердо.
   Офицер, удивленный не меньше остальных таким поворотом событий, все еще держал в протянутой руке белое крылышко "не любит". А парень шел к нему между шеренгами, и десятки глаз - усталых, заплаканных, печальных, темных, непонимающих, прищуренных, широко открытых - провожали его, дарили ему благодарность и прощальный привет.
   - Как тебя зовут? - спросил кто-то из стоящих в шеренге.
   Парень на мгновение задержал шаг и тихо сказал:
   - Зимородок.
   И его имя - непонятное, птичье имя - пролетело от одного к другому по шеренге, становясь таким же дорогим, как слово "жизнь".
   - Всем по домам! - приказал офицер. - Его допросить и расстрелять! Быстро! Быстро!
   Офицер опустил руку, и белое крылышко, кружась по ветру, опустилось на землю и больше уже не взлетало...
   Белые плоские облака плыли над полем, а тени от них темными пятнами двигались по траве и по набирающим силу хлебам. Мотоцикл мчался вперед, и пыль оседала на сморщенные ладошки подорожника.
   - И его расстреляли? - спросил Марат.
   Следователь ответил не сразу:
   - Этого я не видел. Нас разогнали по домам... Какие-то выстрелы я слышал. Фашисты могли расстрелять за кусок хлеба, а тут мост... Разве может быть сомнение?
   И все-таки представить себе Зимородка мертвым, лежащим на земле Марат не мог. Удивительный боец в помятом пиджаке на двух пуговицах жил в мыслях мальчика. И эту его жизнь никто не властен был оборвать.
   Поезд тихо постукивал на стыках. Марат стоял у окна и смотрел, как рельсы скрещивались и расходились. Одни неслись вперед, теряясь в хитросплетениях станционных путей; другие обрывались в тупиках. Когда же стемнело, у стрелок зажглись низкие фонари, похожие на маленькие сухопутные маячки. Как выбрать себе нужный маячок, который откроет широкий простор, а не заведет в тупик?
   Когда поезд с глухим медленным гулом начал втягиваться в фермы Нового моста, за плечами Марата встал Зимородок. Усталый, с бессонными глазами, смотрящими как бы из глубины.
   "Человек очень живучее существо, - сказал Зимородок. - В него стреляют - он поднимается снова, а если не может подняться сам, то вместо него встают такие же, как он, только помоложе и посильнее".
   "Как это помоложе и посильнее?" - спросил Марат.
   "А очень просто: я упаду, ты встанешь на мое место. И опять живет человек, работает, борется. Важно, чтобы ты был похож на меня. Ты вообще-то веришь в чудеса?"
   "Не знаю".
   "Я в чудеса не верю. Я верю в надежду. Надежда - большая сила. Ты думаешь, человек идет когда-нибудь на верную смерть? Нет! Даже герой. Человек идет в бой с надеждой, что пуля пролетит мимо. Даже когда стреляют в упор, человек надеется. И чем больше у человека надежды, тем больше бесстрашия. Мне всегда помогала надежда. Мне с ней легко жилось и воевалось. Понял?"
   "Понял", - прошептал Марат.
   Он так и не повернул головы. Он чувствовал, что Зимородок стоит за его плечами, слышал его дыхание, но не повернул головы, а неотрывно смотрел за маячками, которые всплывали из темноты и исчезали за спиной. И звезды в небе тоже казались маячками - негаснущими маячками надежды.
   На другой день друзья уже поджидали его на мосту. Они стояли, прислонясь спиной к перилам, портфели лежали у ног. Марат подошел к ребятам. Бросил портфель и тоже прислонился к перилам. Так они все трое стояли молча. Наконец Марат заговорил:
   - Мост он взорвал. Значит, парашют раскрылся. Только при прыжке подвернулась нога. Но потом его расстреляли.
   - Поймали? - спросил Василь.
   - Нет, он сам признался.
   - Не может быть! - вырвалось у Зои Загородько. - Как же сам?
   - Фашисты хотели расстрелять много людей.
   - Заложников? - спросил Василь.
   - Людей! - повторил Марат. - Тогда он сказал: "Это я взорвал мост". Людей отпустили, а его повели на расстрел. Вот и все.
   - Вот и все! - Василь как бы поставил точку.
   - Неужели все? - спросила Зоя Загородько.
   - Нет, не все, - решительно сказал Марат. - Я должен узнать его имя. Человек, который совершил такое, не может остаться без имени.
   - Конечно, не может, - подтвердила Зоя Загородько. И с этой минуты стала союзницей Марата в его поисках.
   Марат нагнулся и поднял портфель. И все, как по команде, тоже нагнулись и подняли портфели. И зашагали по мосту в сторону школы.
   И каждый раз, когда казалось, все кончено, оборвались все следы, поставлена точка и нет никакой надежды, оттуда, из далеких военных времен, доносился неумолкающий позывной:
   "Я - Зимородок! Я - Зимородок!"
   Он ждал ответа. Он звал. Он вселял в сердце тревогу. Нет, нельзя останавливаться. Поиск продолжается. Может быть, можно отвоевать у смерти и забвения еще один вздох, еще один островок жизни Зимородка.
   8
   - Здравствуйте, люди-человеки! Начнем, пожалуй... Сегодня мы займемся слонами.
   По классу прокатился смешок. Займемся слонами! А Сергей Иванович уже расхаживал по классу, слегка наклонив свою большую голову.
   - Но до слонов я хотел бы заняться Маратом.
   Снова вспыхнул смешок.
   - И узнать: где он пропадал, что поделывал, почему пропустил урок?
   Марат нехотя поднялся. Как всегда, он был озабочен своими мыслями, и, что происходит вокруг, его не интересовало.
   - У него болела рука! - сказала Зоя Загородько, и ее челочка мелькнула на предпоследней парте.
   - Я спрашиваю Марата.
   Марат переступил с ноги на ногу и сказал:
   - Я искал одного человека. А руку я действительно отбил.
   - Какого человека? - спросил учитель.
   - Его расстреляли фашисты.
   Учитель сделал несколько шагов, потом обернулся и сухо сказал:
   - Не вижу логики. Зачем же искать человека, если его расстреляли?
   И снова поднялась Зоя Загородько. Ее смуглое лицо горело, а редкая челка разметалась по лбу.
   - Это был очень хороший человек, Сергей Иванович... А вы этого не хотите понять... Вас интересуют только клювы и хоботы.
   У нее не хватило дыхания. Она села и не увидела, как учитель побледнел. Он сказал глухим голосом:
   - Да, я этого не хочу понять! Меня интересуют клювы и хоботы, потому что мой предмет - зоология. Если бы я преподавал русский язык - меня бы интересовало правописание частиц. Что здесь удивительного? И на уроке никакие посторонние вещи меня не касаются. Тебе это не понятно, Зоя Загородько?
   - Понятно, - недовольно ответила девочка.
   - Садитесь все! Будем продолжать урок. Займемся отрядом хоботных.
   - Слонами? - спросил Василь.
   - Сперва мышами.
   По классу прокатился смешок. Но учитель не обратил на него внимания.
   - Начнем с мышей. Потому что, хотя слон самое крупное и самое сильное животное в мире, простая, ничтожная мышь может погубить его.
   Василь хихикнул. Но Марат ударил его локтем в бок, и тот притих.
   По коридору шли директор школы и инспектор роно. Они остановились у дверей класса. Оттуда доносился несмолкаемый шум. И сквозь этот гул слышался глуховатый голос учителя:
   - Александр Македонский в своих завоевательных походах использовал боевых слонов. Слоны были танками древних войн...
   В это время послышался голос Василя:
   - Танки с хоботами и клыками. А вместо противотанковых мин - мыши!
   В классе вспыхнул смех.
   - И так всегда на уроках Серегина, - недовольно сказал директор. Какой-то балаган, а не урок.
   - Неопытный? - поинтересовался инспектор.
   - Нет, стаж работы у него большой. Но не умеет он серьезно. Все шуточки! Ему бы следовало перейти на другую работу.
   - Подумаем, - сказал инспектор.
   - Никакого авторитета у ребят, - продолжал директор и вместе с инспектором зашагал дальше по пустому школьному коридору, в котором шаги отдавались гулко и четко.
   А на исходе дня, когда школа опустела, директор застал учителя зоологии за странным занятием: Сергей Иванович съезжал с четвертого этажа по перилам.
   - Как это понимать, товарищ Серегин? - вспыхнул директор.
   Сергей Иванович молчал, как провинившийся ученик.
   - Какой пример вы подаете детям?!
   Учитель молчал. Потом провел рукой по волосам и тихо сказал:
   - Устал я очень.
   И пошел прочь, оставив директора с его сложными педагогическими раздумьями.
   Зоя Загородько и Василь шли по улице без всякого дела.
   Припекало солнце. Первый летний месяц набирал силу. И зеленая листва, растревоженная ветром, издавала морской шум. Зеленое море, взметнувшееся к синему небу.
   Неожиданно Зоя Загородько остановилась и спросила:
   - Василь, у меня красивые глаза?
   - Не знаю, - признался мальчик.
   - Посмотри внимательно.
   Василь уставился в глаза девочки.
   - Смотрю.
   - Что ты видишь?
   - Глаза.
   Зоя Загородько поправила рукой челку и сморщила нос.
   - Эх ты, глухая кукушка.
   - За глухую кукушку можешь схлопотать! - тихо буркнул Василь.
   Зоя Загородько повернулась на каблучках и пошла, размахивая портфелем. Василь поплелся за ней.
   Около тира их окликнула огромная бабка, которая вышла из своего тоннеля, грелась на солнце и занималась своим привычным делом - вязала.
   - Где ваш приятель? - спросила бабка, посмотрев на ребят маленькими бесцветными глазами. - Мне он нужен.
   - Появился Седой? - поинтересовался Василь.
   - Никто не появлялся, - сухо сказала бабка. - А приятеля пришлите.
   - Он обязательно придет, - сказала Зоя Загородько, но огромная бабка уже не слушала ее: она ушла в работу, и ребята перестали для нее существовать, словно их не было вовсе.
   В тире, за ее широкой спиной, треснуло несколько выстрелов.
   - Может быть, нашелся Зимородок? - предположила Зоя Загородько, когда ребята свернули за угол.
   - Как же он нашелся, если его расстреляли? - резонно заметил Василь. - Она имя его знает, а нам не хочет говорить.
   Через несколько шагов Зоя спросила Василя:
   - Василь, у меня красивые губы?
   - Не знаю.
   - Посмотри внимательно.
   - Смотрю.
   - Что ты видишь?
   - Губы.
   А еще через несколько шагов она сказала:
   - Знаешь, на кого похож этот Зимородок?
   - Не знаю, - признался Василь.
   - Он похож на Марата, - доверительно сказала Зоя Загородько. - Только об этом никто не должен знать. Слышишь?
   - Слышу.
   ...К вечеру, когда тир принадлежал взрослым и выстрелы звучали медленно, с расстановкой, Марат стоял перед бабкой. Она говорила ему:
   - Вспомнила... У нас в Жуковке был отряд. Там один парень умел свистать иволгой... Имя его не помню... Есть в Жуковке братская могила. Похоронены партизаны. Имена написаны на камне. В Жуковке у меня тетка живет, Жукова Алевтина. У нас почти все Жуковы... Стрелять будешь? Не будешь, тогда отойди от огневого рубежа. Не мешайся.
   - Может быть, его звали Зимородок? - спросил мальчик.
   Но бабка промолчала. Марат понял, что больше он не добьется от нее ни единого слова. И еще он понял, что надо немедленно ехать в Жуковку.
   9
   Они шли по узкой лесной тропинке, раздвигая руками ветки. Впереди, переваливаясь с боку на бок, шла тетка Алевтина, такая же огромная и грузная, как ее племянница из стрелкового тира. Темные босые ноги не чувствовали колючек и сучков, которые попадались на тропинке.
   За теткой Алевтиной шел Марат. Он был поглощен своими мыслями, и ему казалось, что тетка Алевтина идет слишком медленно. За ним шла Зоя Загородько. Она не спускала глаз с Марата. Она смотрела ему в затылок с тихим восторгом, потому что все, что было связано с Зимородком, переносилось в ее сознании на Марата.
   Василь шел последним. По его лицу струился пот, а губа, поднятая домиком, пересохла.
   Они шли довольно долго, пока внезапно не вышли на поле. Над полем возвышался холмик с белым обелиском. У подножия холмика тетка Алевтина остановилась и, опустив руки, сказала:
   - Вот могилка-то. Все тут. И мой Ванятка здесь похоронен.
   Ребята приблизились к обелиску и стали быстро читать имена погребенных. И вдруг Зоя Загородько воскликнула:
   - Здесь.
   Ей стало неловко своего выкрика, и она тихо сказала:
   - Зимородок.
   Действительно, на каменной доске, в столбике фамилий было написано, вернее, высечено на камне: "Зимородок".
   - Все-таки он погиб, - тихо сказал Марат.
   - Марат, - Зоя Загородько положила руку на плечо другу, - ты веришь, что он погиб?
   Марат молчал. А Василь сказал:
   - Тут дело ясное.
   Тетка Алевтина стояла за ребятами. Она ушла в свои мысли и как бы окаменела. Может быть, она думала о своем Ванятке?