Когда ваш отец прибудет в Париж, мы обсудим это подробней. Что же касается других преимуществ супружеской жизни, то о них я вынужден умолчать. Не подобает мужчине, особенно священнослужителю, давать в том наставления молоденькой девушке – впрочем, отец ваш, а скорее даже тетушка охотно вас во все посвятят. Они умудрены годами и опытом и доподлинно знают, что наиболее приличествует супружескому общению. Большего я поведать не смею, замечу лишь, что наилучшим наставником в этой области будет вам ваш супруг.
Насколько мне известно, вы скоро вернетесь в Париж и начнете готовиться к празднику. Говорят также, что граф Сен-Жермен пишет к этому случаю оперу. Это великая честь, дочь моя, и принять подобный дар от столь искусного композитора значит оказаться перед ним в неоплатном долгу. Уверен, вы примете его с отличающими вас смирением и признательностью.
Прошу вас напомнить обо мне вашей тетушке и ее супругу и уверить их, что они, как и вы, неизменно поминаемы в моих смиренных молитвах. С истинной любовью, коей Христос завещал нам любить своих ближних, и отеческим благословением навеки остаюсь вашим преданным кузеном,
аббат Понтнеф».
ГЛАВА 7
Амброзиас Доминго-и-Рохас поднял устройство повыше, чтобы Эркюль в полумраке подвала мог получше его рассмотреть. – Вот. Собственное изобретение князя Ракоци. Дерево, рог, ремни, бронза и сталь. Ремни кожаные, а застегиваются они так… Он показал как.
Лаборатория алхимиков располагалась глубоко под отелем – под крылом, в котором велась игра.
Кладовые над ней служили буферной зоной, гася звуки и не позволяя удушливым запахам расползаться по особняку.
Эркюль окинул подвал мрачным взглядом. Ему не нравились ни этот испанец, ни его суровая немолодая подружка. А штуковина в руках у чернявого шарлатана больше всего напоминала испанский сапог.
– Это что?
На вопрос ответил Беверли Саттин, стоявший чуть в стороне – у тигля.
– Это растяжки. Для ваших суставов. Указав на костыли, он добавил:
– Его высочество приказал нам изготовить это устройство, потому что он хочет поставить вас на ноги.
Эркюль неуклюже шагнул вперед, презирая себя за беспомощность. Губы его запрыгали, на глаза навернулись слезы. Он закрыл лицо локтем и, пошатнувшись, едва не упал.
Суровый взгляд Ифигении Лэрре заметно смягчился.
– Вам ненавистно ваше увечье, не так ли? – участливо спросила она.
Плохо, когда тебя кто-то жалеет, но, если это делает женщина, становится горше вдвойне.
– Может, и так – ну и что?
– Почему бы вам тогда их не примерить? Князю Ракоци желательно, чтобы вы снова могли ходить. Он заверил нас, что это вполне достижимо.
О каком князе они говорят? Поколебавшись, Эркюль возразил:
– Ерунда. Два врача смотрели, и оба махнули рукой. Да вы сами взгляните.– Он оперся на костыль и качнул ногой.– Колено, правда, сгибается. Но если я встану на эту ногу, то сразу же упаду.
В припадке бешенства, удивившем его самого не меньше, чем окружающих, Эркюль швырнул костыль к ногам женщины и ухватился за край стоящего перед ним стола.
Ифигения пожала плечами.
– Очень глупо. Когда прижимает, надо попробовать все.
Наклонившись, она подобрала костыль, но возвращать его не спешила.
Саттин демонстративно повернулся к калеке спиной, пробормотав, что благодарности от некоторых людей лучше не ждать.
– И распрекрасно, – с вызовом произнес Эркюль, обводя взглядом лабораторию. Несмотря на четыре сияющих канделябра, тут все равно было темно, а от печурки странного вида шла страшная вонь.
Женщина подошла ближе; в ее карих спокойных глазах светилось сочувствие.
– Ваш костыль у меня – возьмите его, если хотите. Если же нет, позвольте помочь вам это надеть. Мы в долгу перед князем Ракоци и в меру сил возвращаем свой долг…
Не договорив, она обернулась к Доминго.
– Амброзиас, дай табурет. Бедняга вот-вот свалится на пол.
Это было действительно так. Эркюль еле стоял, но выдерживал марку. Он окинул независимым взглядом присутствующих и осторожно сел. Оставалось лишь ждать продолжения этой странной комедии, в которой ему, как видно, отвели роль шута.
Испанец кивнул и опустился перед ним на колени.
– Я должен снять с вас ботинок, сеньор. Я сделаю это весьма аккуратно, не беспокойтесь. Взявшись за каблук башмака, он добавил:
– Но все-таки ухватитесь покрепче за табурет. Кто его знает, как оно выйдет на деле.
Коротышка действовал ловко, и тяжелый башмак вскоре был снят.
– А теперь, – продолжал Доминго, – мы развяжем шнуровочку панталон. Вот так. Далее я подниму вашу ногу… Взгляните – эта деталь крепится на ступню. Не правда ли, она напоминает подошву?
Эркюль угрюмо посмотрел на деталь. Напоминает. И что?
– Видите это? – Доминго-и-Рохас вставил в гнезда два длинных прута.– На них ляжет вся тяжесть. Выше пойдут шарниры. Его высочество утверждает, что они заменят сустав. Сверху сталь, снизу бронза. Видите эти упоры? – Он указал на два металлических язычка.– Они не дадут растяжке уйти. Ваш новый сустав будет гнуться только в одну сторону, как колено.
Повинуясь внезапному импульсу, Эркюль наклонился и прикоснулся к металлу.
– А они выдержат вес? Испанец нахмурился.
– Я тоже в них сомневался, но… Вот, поглядите.
Он взял со стола другую растяжку и, пыхтя от усердия, попытался ее согнуть. Растяжка не подалась. Доминго сказал, задыхаясь:
– Надо думать, все будет в порядке.
Эркюль наблюдал за демонстрацией со все возрастающим изумлением. Он вдруг почувствовал, что у него появляется шанс одолеть свою немощь. Горло его сжалось.
– Остается приладить ремень. Бедро калеки охватила широкая полоса кожи. Доминго удовлетворенно кивнул и застегнул пряжку.
– Ремень будет двигаться вместе с ногой. Кроме того, растяжку страхуют два дополнительных ремешка.
Эркюль поднял голову, увидел, что остальные алхимики пристально наблюдают за ним, и облизнул губы.
– Я не понимаю…
Ифигения потрепала его по плечу.
– Успокойтесь, мой добрый Эркюль. Кучер неохотно пошевелился.
– Благодарю, мадам, – сипло пробормотал он и стал подниматься. Опорой ему служили костыль, который у него оставался, и женская – сильная, как у мужчины, – рука. Эркюль покачнулся, но сумел сохранить равновесие и повис на своем костыле, как мешок. Его жутко пугала необходимость встать на обе ноги.
– Ну же! – сурово прикрикнула мадам Лэрре.
Эркюль кивнул, собираясь с духом. Затем очень осторожно он принялся переносить вес своего тела на покалеченную ногу, ожидая, что та вот-вот его подведет. Но секунды текли и текли. Калека уже стоял, а нога под ним не сгибалась, хотя и тряслась. Секунды превращались в минуты, растяжка держала и Эркюль, вытаращив глаза, прошептал:
– Силы небесные!
Этот негромкий возглас словно бы всех пробудил. Саттин взволнованно крякнул и несколько раз хлопнул в ладоши. Доминго-и-Рохас отвернулся – смахнуть непрошенную слезу. Ифигения Лэрре отпустила руку Эркюля и отступила на шаг.
– Князь был прав, – пробормотал Саттин.
– Мы должны в это вникнуть, – тихо сказал Доминго-и-Рохас.– Ибо тайна сия велика.
Но мадам Лэрре проявила большую осмотрительность.
– Сначала проверим, может ли он ходить.
При этих словах на лице Эркюля отразилось такое уныние, что оно могло бы быть принято за комически напускное, если бы не полные беспокойства глаза.
– Но я же стою! – сказал он.
– Стоять и ходить не одно и то же! – Она подала ему второй костыль.– Вы должны попытаться. Эркюля вновь затрясло, и он оттолкнул костыль.
– Не будьте идиотом, – резко сказала мадам Лэрре.– Даже если растяжки действуют, не забудьте, что вы не вставали на ноги много дней. Вы разучились нормально двигаться, ваши мышцы ослабли. Хорошо ли получится, если вы упадете?
На этот раз костыль не был отвергнут.
– Так-то лучше, – кивнула женщина. – Теперь идите ко мне.
Эркюль сжал костыли и сделал первый неуверенный шаг, стараясь не налегать на растяжку. Он выбросил вперед костыли и подтащил к ним ноги, потом снова попытался шагнуть. Растяжка держала отлично. Кучер замер, окрыленный успехом.
– Пристегните вторую.
– Разумеется, – ответила женщина.– Подайте нам табурет.
На этот раз она взялась за дело сама и вскоре с ним справилась. Эркюль под ее руководством принялся обходить помещение, а Саттин тем временем обратился к Доминго:
– Возможно, князю удастся исцелить и Сельбье. Испанец вспомнил пустые глаза собрата.
– Нет, – печально ответил он.– Рог, дерево, бронза и сталь не могут целить разум. Саттин, поколебавшись, кивнул.
– Я всего лишь надеюсь. Возвысив голос, он спросил:
– Эй, приятель, у вас все в порядке?
– О да!
Эркюль восхищенно глядел на Ифигению. С ее помощью он обошел подвал трижды и намеревался продолжить это занятие. Внезапно тяжелая дубовая дверь скрипнула. Все присутствующие в мучительном ожидании посмотрели наверх.
Дверь приоткрылась, пропустив в помещение полосу света, потом ее перекрыл силуэт человека в бесформенном дорожном плаще.
– Добрый день, – сказал Сен-Жермен, спускаясь в подвал.
Первым дар речи обрел англичанин.
– Ваше высочество, мы и не ожидали…
– Я тоже не ожидал, – прервал его Сен-Жермен.
Эркюль шагнул навстречу хозяину.
– Граф, – произнес он, неуверенно улыбнувшись, – какой-то князь повелел этим кудесникам изготовить для меня механизм…
Он вдруг сообразил, что, обращаясь к хозяину первым, нарушает правила этикета, и виновато понурился, ожидая разноса. Однако все обошлось.
– Рад видеть вас на ногах, Эркюль. Надеюсь, в скором времени вам покорятся и козлы.
Граф говорил вполне искренне, хотя его рассеянная улыбка свидетельствовала о том, что он озабочен чем-то другим.
– Мы все исполнили в точности, – сказал по-английски Саттин.– Дерево и рог изумительно дополняют друг друга Это потрясающее открытие! Позвольте поздравить вас!
Сен-Жермен пожал плечами.
– Открытия нет. Адресуйте свои поздравления скифам. Они таким образом клеили свои луки за пару тысячелетий до нас. Оставалось лишь применить их изобретение к нуждам Эркюля.
Он снял треуголку и сбросил с плеч плащ, оставшись в темном дорожном костюме, отороченном мехом на венгерский манер. Безупречно белый шейный платок его был заколот булавкой с рубином, волосы на затылке перехватывал черный бант. Граф нахмурился, стягивая перчатки, но тут же собой овладел.
– Я отсутствовал, три дня, – продолжил он на безупречном английском, – и приятно ошеломлен результатами вашей работы. Будьте уверены, моя благодарность не заставит себя долго ждать.
– Мы польщены, ваше высочество, – поклонился Саттин и, поколебавшись, добавил: – Если вы еще не определили, в чем она должна выразиться, могу ли я обратиться к вам с просьбой?
Сен-Жермен вопросительно поднял брови.
– Продолжайте.
– Тигль, ваше высочество. Чтобы растить алмазы, нам нужен нормальный тигль. Честно говоря, – быстро добавил он, – наш тоже неплох, но он не держит температуру.
– Знаю, – кивнул Сен-Жермен.– Хорошо, Саттин, с этим я разберусь.
Он отвернулся от англичанина и повернулся к Доминго-и-Рохасу, заговорив с ним уже по-испански.
– Великолепная работа, мой друг, высокое мастерство. В чем секрет такого успеха? Испанец смутился.
– Я… мы… сестра… Мы, собственно, лишь старались не разойтись с вашими чертежами, вычисляя по звездам благоприятное для каждой операции время.
– Потрясающе, – с едва заметной долей иронии сказал Сен-Жермен.– Итак, вы, мадам Лэрре и Саттин. Кто еще?
Доминго-и-Рохас склонился в низком поклоне.
– Мы трое всегда к вашим услугам, князь.
– Понятно. А что же Сельбье?
– Все так же плох. Врач осмотрел его и сказал, что ничего сделать нельзя.– Доминго-и-Рохас развел руками.– Но что они знают, эти врачи? Он режут своими ножами людей, а когда те умирают, находят тысячу способов доказать, что все их мастерство было бессильно.
– Жаль.
Теперь Сен-Жермен – с легким пьемонтским акцентом – говорил по-французски.
– Если вы пожелаете, я направлю к нему других докторов. Впрочем, очень сомнительно, что это поможет.
Мадам Лэрре кивнула.
– Да, ваше высочество, я тоже думаю так. Ведь у него в беде не тело, а разум.
Нахмурившись, она оглядела свои ладони.
– Вижу, мы неплохо понимаем друг друга, мадам.
Грубая физиономия кучера, скромно постаивавшего в сторонке, внезапно вытянулась, и он изумленно вскричал:
– Ха! Я все понял! Вы ведь и есть тот князь, о котором здесь столько твердят?
Эркюль забылся настолько, что ткнул в хозяина пальцем.
Сен-Жермен не обратил внимания на столь вопиющую неучтивость.
– А что же вас так удивляет, мой друг? Или вам кажется, что я самозванец?
– Я… я нисколько не удивлен… – замялся Эркюль, приходя в ужас от собственной наглости.
– Титулом этим я пользуюсь очень нечасто, – хладнокровно продолжал Сен-Жермен, – но заверяю, что кое-кому это имя известно.
Совершенно смущенный Эркюль робко пролепетал:
– Но я не сомневаюсь ни в чем и, разумеется, вовсе не спрашиваю…
– Разумеется, спрашиваете. И, разумеется, заслужили ответ. Я происхожу из древнего карпатского рода. На протяжении долгих столетий мои предки роднились с представителями лучших европейских фамилий, – граф насмешливо улыбнулся.– Полагаю, некий папа из рода Орсини принадлежит к нашей родне. А если копнуть глубже – там найдутся и цезари. Но все это в прошлом, поросшем быльем.
Была Флоренция, были Медичи, но Сен-Жермен не стал о них поминать. Саттину с Доминго, судя по их остановившимся взглядам, хватило и сказанного, кучер казался совершенно раздавленным, невозмутимой осталась только Ифигения Лэрре.
– Слава предков, без сомнения, законный повод для гордости, – спокойно сказала она. – Но отпрыск славного рода и сам должен быть достоин почтения, иначе вся его знатность не многого стоит.
– Полностью с вами согласен, – сказал Сен-Жермен.– Этот камешек брошен в мой огород?
Ифигения покачала головой, не обращая внимания на шиканье сотоварищей.
– Нет, князь, не в ваш.
Сен-Жермен удовлетворенно кивнул.
– Вот и отлично, – он повернулся к Эркюлю: – Пойдемте со мной. Я хочу попросить вас кое о чем.
– А что касается вас, – добавил граф, обращаясь ко всем остальным, – новый тигль вы получите в конце этой недели. Надеюсь, моего слова достаточно вам, мадам?
Отвесив иронический поклон Ифигении и кивнув рассеянно магам, Сен-Жермен двинулся к выходу.
– Теперь разберемся с вами, Эркюль, – произнес он, поднимаясь по лестнице вверх.– Я дам вам работу. Пока ваши ноги совсем не оправятся, вы будете мажордомом отеля.
Эркюль, слегка задыхаясь от спешки, сказал:
– Да, хозяин. Что я должен делать?
– Я хочу, чтобы вы следили за всеми, кто здесь бывает, особенно за теми, что ходят с Сен-Себастьяном или Боврэ. Если заметите что-нибудь подозрительное, немедленно дайте мне знать. Не беспокойтесь, что вас могут узнать.
– С Сен-Себастьяном? – переспросил Эркюль, останавливаясь.
– Да.
Сен-Жермен спокойно ждал, когда кучер справится с приливом волнения, глядя на него сверху вниз.
– Вы заново родились, Эркюль. Вы – мой мажордом. Какое дело моему мажордому до Сен-Себастьяна?
– Он меня искалечил! – крикнул Эркюль.
– Вы уже не калека.
Сен-Жермен продолжил подъем и снова остановился.
– Эркюль, – мягко сказал он.– Я полагаюсь на вашу выдержку.
Он поднялся на площадку, от которой отходил коридор.
– Ради того чтобы отомстить Сен-Себастьяну, я выдержу все. И пойду на все. Даже на сделку с нечистым!
Сен-Жермен коротко рассмеялся.
– Вот даже как!
Он покачал головой и добавил другим тоном:
– Велите Роджеру приготовить карету. Объясните, что дело касается известной ему дамы, попавшей в беду. Ей надо помочь, ибо опасность все возрастает.
Эркюль наконец добрался до верхней ступеньки.
– Будет исполнено, господин. Сен-Жермен бросил взгляд на свой плащ, переброшенный через руку.
– Мне надо переодеться. И… вот еще что.
– Да, господин?
– Молчите о том, что знаете, если вам дороги жизнь и душа.
Эркюль снова остановился с озадаченным видом Граф одарил его холодной улыбкой.
– А если вам нет до них дела, молчите из чувства долга, ибо опасность угрожает и мне.
Письмо врача Андре Шенбрюнна графу де Сен-Жермену.
«30 октября 1743 года.
Андре Шенбрюнн, врач с улицы Экуле-Ромэн, шлет свой поклон графу де Сен-Жермену, выражая сожаление, что несчастный Сельбъе все еще не в себе. Врач интересуется, понимает ли граф, что причиной тому служит не дурной медицинский пригляд, а жестокость нанесенных побоев?
Касательно дела, обсуждавшегося намедни, врач Шенбрюнн сообщает, что он расположен принять в нем участие и намерен прибыть в оговоренное время к особняку де Кресси.
Врач берется сопроводить даму, которую передаст ему граф, в Бретань, чтобы препоручить несчастную опеке сестры ее Доминик де ла Тристесс дез Анж, аббатисы монастыря Милосердия и Справедливости в Редемптю.
Поскольку был сделан намек, что путешествие небезопасно, врач не отказывается от услуг вооруженного сопровождающего, предложенного ему графом, и в свою очередь берет на себя обязательство запастись шпагой и пистолетами. Повинуясь желанию графа, врач не будет никуда заезжать по дороге из Парижа в Бретань.
Поскольку высказывалось предположение, что дама не очень здорова, врач предусмотрит возможность предложить ей необходимую помощь. В ожидании завтрашней встречи имею честь оставаться вашим покорным слугой,
Андре Шенбрюнн, врач».
ГЛАВА 8
Около четырех утра граф Сен-Жермен наконец появился в игорных залах северного крыла «Трансильвании». На нем были просторный камзол черного шелка, черные панталоны и черные же чулки. Правда, жилетам приглушенных тонов граф в этот раз предпочел изысканно белый – атласный.
Этот ослепительный фон добавил яркости коллекции его бриллиантов, зато знаменитый рубин среди них словно бы потемнел.
Герцог де Валлонкаше, игравший в пикет против Боврэ, оторвался от карт.
– Вы припозднились, граф. Я вас заждался. Сен-Жермен поклонился с легкой улыбкой.
– Прошу прощения, герцог, меня задержало одно неотложное дело. Надеюсь, однако, мое опоздание не помешает решить нам свой спор. Итак, я здесь и всецело к вашим услугам.
Де Валлонкаше усмехнулся.
– Боюсь, теперь занят я. Но спор действительно надо решить. Пора наконец выяснить, кто тут лучше играет.
– Вот и выясняйте, – сварливо заметил Боврэ.– Играем, Валлонкаше!
Он сдвинул на сторону кремовое жабо и расстегнул две пуговицы зеленого, как весенняя травка, камзола Лимонно-оранжевый полосатый жилет тут же засиял на приволье, затмив собой и отчаянную бирюзу туфель барона, и нежно-розовый шелк его панталон.
Валлонкаше, пожал плечами.
– Что делать, граф? Боврэ прав, игру надо кончить.
Сен-Жермен согласно кивнул.
– Я могу подождать.
Маркиз де Шеню-Турей, слышавший разговор, многозначительно подмигнул своему партнеру по картам.
– А что же за дельце, граф, вас так задержало? Если Сен-Жермен и уловил в этой фразе скрытый намек, то не подал и виду.
– Я навещал своего приятеля… музыканта Он покидает Париж, и похоже, что навсегда Мы заболтались, визит затянулся…
– Музыканты! – презрительно фыркнул Боврэ.– Чем могут быть привлекательны такие людишки?
– Полегче, Боврэ, – заметил Валлонкаше.– Людям искусства всегда есть что обсудить.
– Людям! Ха! – хмыкнул барон.– Скажите – шарлатанам!
Он вновь поправил жабо, демонстративно не глядя на Сен-Жермена.
– Барон в омерзительном настроении, – усмехнулся Валлонкаше, пытаясь сгладить неловкость.– Я, видите ли, все время выигрываю, и это его страшно бесит.
Не обращая внимания на Боврэ, Сен-Жермен вежливо поклонился и негромко сказал:
– Если это не нарушает ваших планов, Валлонкаше, я пока сыграю с кем-нибудь для разминки. Возможно, вам и удастся чуть позже обрушить всю свою мощь на меня.
Он отвернулся и направился в дальний угол, где играли в запрещенную хоку, но его остановили слова де Шеню-Турея, произнесенные хотя и вполголоса, однако достаточно громко, чтобы их услышали многие.
– Чертовски удобно являться сюда к утру. И игроком прослывешь, и много не проиграешь.
Даже не обернувшись к насмешнику, граф бесстрастно парировал:
– Если тут есть желающие сразиться со мной, я готов принять любой вызов. Прошу, называйте себя, господа.
Он стоял в центре роскошного зала: одинокая фигура в черном и белом. В одной руке – старомодная короткая трость, другая легла на эфес шпаги. Шум за столами затих, все головы повернулись.
Маркиз де Шеню-Турей, поколебавшись, был вынужден заговорить, однако в тоне его поубавилось спеси.
– Мы здесь играем в пикет, по десять луи ставка.
Сен-Жермен улыбнулся.
– Почему не по двадцать, чтобы не тратить время впустую?
Утопая в густом бельгийском ковре, он подошел к столику, за которым кроме Шеню-Турея сидели герцог Мер-Эрбо и барон д'Ильруж. Соседями их оказались де Вандом и де Ла Сеньи. Они, оставив свою игру, подталкивали друг друга локтями.
– Кому же из вас не терпится меня разорить? – спросил Сен-Жермен, опускаясь в кресло и расправляя полы камзола.
– Надеюсь, вы окажете эту честь мне? – быстро произнес Шеню-Турей, обменявшись взглядом с Вандомом.
– Буду счастлив, – ответствовал Сен-Жермен, ослепительно улыбаясь.
– Нет-нет, маркиз, – спохватился д'Ильруж.– Следующая игра по праву моя.
– Итак? – Сен-Жермен поднял бровь, ожидая.– Который из вас, господа? Д'Ильруж взглянул на маркиза.
– Вы и так играли весь вечер, – напомнил капризным голосом он.– А я все сижу и сижу. Дайте мне разыграть первый роббер. Если я проиграю, перчатку подхватите вы…
Шеню-Турей едва заметно кивнул и уступил свое место. Блуждающая ухмылочка завзятого игрока поразительно контрастировала с невинностью его внешнего облика: кукольными чертами лица, бледно-голубым атласным камзолом, жилетом из серебристой тафты и белоснежными кружевами. Он передвинул на другой конец стола кучку золотых луидоров и сказал де Вандому:
– Ставлю на барона, принимаю любые ставки. Кто против?
По залу пробежал шепоток, и вскоре к столику, за которым затевалась большая игра, подтянулись зеваки. Английский граф с лошадиной физиономией возбужденно вздохнул – сам он уже успел проиграться.
Д'Ильруж раздал карты и сосредоточенно задвигал бровями. Игра началась. Барон то сопел, то помаргивал, то дергал щекой, то шевелил беззвучно губами. Его же противника происходящее как будто не занимало. Граф с безразличным видом делал ходы и хмурился только изредка, когда д'Ильруж погружался в слишком уж длительное раздумье.
– Позер, – тихо шепнул соседу Вандом.– Он даже не смотрит в карты. Ставлю двести луи на барона, – сказал он чуть громче.– Этот роббер за ним.
– Принято, – быстро ответил Валлонкаше, прервавший свою игру, чтобы понаблюдать за поединком.
К столу подошли еще три человека.
– Ставлю на Сен-Жермена, – произнес с хохотком чей-то игривый голос.
Сен-Жермен, не оборачиваясь, произнес:
– Ступайте домой, любезный Жервез. Графиня будет вам рада.
Жервез, порядком разгоряченный вином, побагровел и сконфуженно возразил:
– Я просто хотел оказать вам поддержку.
– Вы ее оказали.
Сен-Жермен небрежно бросил на стол еще одну карту и откинулся в кресле, ожидая ответного хода.
– Ага! Если вы скинули короля, значит, туза у вас нет! – вскричал барон торжествующе.
– Ужасно не хочется вас разочаровывать, но…
Сен-Жермен выложил на стол и туза Он рассеянно оглядел толпу наблюдателей и с невинным видом спросил:
– Надеюсь, кто-нибудь смотрит за счетом?
Это замечание вызвало взрыв возбужденного смеха Д'Ильруж враждебно насупился. Сен-Жермен смешал карты и стал раздавать.
С этого момента игра пошла много медленнее, хотя Сен-Жермен продолжал делать ходы в своей прежней манере. Затягивал время д'Ильруж, уже успевший сообразить, что дело не обещает быть легким. Этот задрапированный в черное и белое граф вовсе не напускал на себя скучающий вид, ему и вправду скучалось. Противник нимало не беспокоил его именно потому, что не представлял для него ни малейшей опасности.
– Ставлю тысячу луидоров на то, что Сен-Жермен победит с перевесом в сотню очков, – выкрикнул Жервез д'Аржаньяк. Тот, на кого он ставил, поморщился, но не сказал ни слова.
– Принято, д'Аржаньяк, – процедил красавчик-маркиз.– И поднято вдвое.
Англичанин с лошадиными челюстями выложил на стол кучку гиней и с напряжением заявил по-французски:
– Я думать, д'Ильруж проиграть, я фее это ставить.
– У меня три, граф, – прошипел д'Ильруж, скрипнув зубами.