– Пикет, барон.
К тому времени как игра подошла к концу, свечи почти догорели. Сен-Жермен отодвинулся от стола, окинув взглядом груды монет и испещренные записями листочки бумаги.
– Уже почти рассвело, д'Ильруж.
Лицо д'Ильружа давно превратилось в бледную маску, но глаза его бегали, а руки перебирали карты. Казалось, барон лишь сейчас осознал, во что он ввязался.
– Я не предполагал… все вышло так быстро… Сколько я должен вам, Сен-Жермен?
Сен-Жермен поднял бровь и вопросительно взглянул на Жервеза.
– Сколько там получается? Вы ведь наверняка все считали. Прошу вас, сообщите барону.
Жервез облизнул губы и с нервным смешком сказал:
– Вы задолжали графу восемнадцать тысяч двести сорок восемь луи.
Д'Ильруж окаменел.
– Я… мне необходимо какое-то время, граф. Я не предполагал…
Сен-Жермен снисходительно отмахнулся.
– О, безусловно, барон. Когда вам будет удобно. Срок для меня не имеет значения, я подожду.– Он поднялся с кресла.– Любезный Валлонкаше. Окажите мне честь, прогуляемся вместе до экипажей.
– Ну конечно, – ядовито и достаточно громко произнес де Вандом.– Куш сорван, пора и поторопиться.
Замечание вызвало в зале глухой ропот. Ставки зрителей, заключавших пари, были огромными, и эта игра опустошила карманы многих.
Де Валлонкаше, подгребавший к себе луидоры, заметил:
– Умейте проигрывать, герцог. Одну секундочку, граф, – добавил он, оборачиваясь к Сен-Жермену.– Вы меня сегодня обогатили. Я хочу еще получить кое-что с Шеню-Турея и Брэдуотера.
Англичанин, уже двигающий к нему две кучки гиней, осклабился и заявил:
– Мне сегодня везти, но я быть осторожен. Вы играть на фее, герцог, и правильно поступить. Вот мне урок.
– Это урок мне, – мрачно пробормотал д'Ильруж и повернулся к де Вандому, который тут же зашептал ему что-то на ухо.
– Сорок две тысячи луидоров! – хрипло повторял обезумевший от счастья Жервез.– Сорок две тысячи! Теперь Клодия будет довольна. Она поймет, что ее муженек продувается далеко не всегда.
Сен-Жермен покачал головой.
– Да, сейчас у вас все получилось, – тихо сказал он.– Постарайтесь толково распорядиться этими деньгами, Жервез.
Граф д'Аржаньяк движением руки показал, что советы ему не нужны.
– Фортуна мне улыбается, мой дорогой, а это что-то да значит. Есть смысл подумать о празднике всех святых в Мэзон-Либеллюль. Еще немного везения, и я снова разбогатею.
Он мечтательно улыбнулся.
Обеспокоенный Сен-Жермен взял мечтателя за плечо.
– Д'Аржаньяк, – произнес он с нажимом, – хватит витать в облаках. Не воображайте, что вам удастся выиграть в Мэзон-Либеллюль, – там никто не выигрывает. Не пускайте по ветру то, что приобрели.
Жервез легко рассмеялся.
– О, я знаю, что вас там не будет. Клодия говорила, что у вас намечена репетиция в нашем особняке. Что ж, у каждого свои игры. Не стоит обо мне беспокоиться, граф.
Покачиваясь, он удалился прочь, более пьяный от счастья, чем от вина.
Внезапно до Сен-Жермена донеся голос Вандома:
– Вы видели, как он играл? Небрежно, не глядя в карты! И тем не менее выиграл Почему?
– Перестаньте, Вандом! – оборвал его Валлонкаше.– Д'Ильруж проиграл в честной игре, и хватит об этом.
– В честной игре? – с вызовом переспросил вдруг д'Ильруж. Кровь бросилась ему в лицо.
В зале сделалось тихо. Все замолчали, все смотрели на Сен-Жермена.
Какое-то время он стоял неподвижно, затем довольно медленно обернулся к д'Ильружу и произнес:
– Прошу ответить мне прямо, барон. Вы полагаете, что я шулер?
Д'Ильруж с трудом сглотнул и выдохнул:
– Да.
– Так, – уронил Сен-Жермен, глаза его сузились.
– Не будьте глупее, чем вас создал Господь, Бальтазар! – раздраженно бросил Валлонкаше. Барон Боврэ разразился лающим смехом.
– Да он чертов трус. Я пытался вызвать его. Он струсил, он отказался.
Д'Ильружа вдруг охватил панический страх. Что, если этот черно-белый чужак владеет не только искусством игры, но и шпагой?
– Итак, граф, – сказал он с фальшивой бравадой, – вы принимаете вызов?
Сен-Жермен смотрел на него изучающим взглядом, ничем не выдавая своих чувств.
– Не в моем обычае принимать вызов от человека, который годится мне в сыновья.
– Неужто и вправду трусите? – насмешливо спросил де Вандом.
– Я говорю не с вами, – оборвал его Сен-Жермен.– И право на подобные замечания имеет д'Ильруж, а не вы.
Граф обернулся к барону и коротко кивнул.
– Отлично, я принимаю ваш вызов. Похолодев от головы до пят, д'Ильруж неловко поклонился.
– Назовите своих секундантов, сударь, и пусть они отыщут моих.
Сен-Жермен протестующие поднял руку.
– Нет-нет, д'Ильруж. Оскорблен я. У меня есть право выбрать время и место. Я выбираю этот зал и хочу драться сейчас.
Царившая в помещении тишина сделалась абсолютной. Де Вандом с удивлением взглянул на человека в черном и белом.
– У вас, разумеется, есть друзья, которые не откажутся вам помочь, – любезно сказал Сен-Жермен.– В свою очередь, я обращаюсь к Валлонкаше.– Герцог поклонился, услышав свое имя.– А если вы настаиваете на соблюдении всех формальностей, надеюсь, один из присутствующих шевалье не откажется выручить нас.
– Одного будет достаточно, – сдавлено произнес д'Ильруж. С безумным видом оглянувшись по сторонам, он скользнул взглядом по де Вандому и спросил:
– Де Ла Сеньи, вы не откажетесь быть моим секундантом?
Де Ла Сеньи медленно приподнялся с кресла.
– Да, Бальтазар, благодарю за честь.
Он даже не попытался скрыть презрительную усмешку. В каждом жесте его сквозило молчаливое осуждение. Д'Ильруж, уже сожалея о вызове, терзался невыразимыми муками.
– Оружие? – спросил он голосом, который не мог счесть своим.
– Шпаги.
Сен-Жермен уже снял свой черный камзол и подоткнул многослойные кружева на запястьях. Вытащив из ножен парадную шпагу, он заметил:
– Она хуже чем бесполезна.
Граф посмотрел на секундантов.
– Обратитесь к мажордому. Пусть выдаст боевые рапиры.
Быстро кивнув, де Ла Сеньи вышел из зала, де Валлонкаше пошагал вслед за ним.
Д'Ильруж тоже стащил камзол и теперь мучился с пышным жабо, пытаясь стянуть его с шеи. Его взгляд, устремленный на де Вандома, являл забавную смесь ярости и недоумения.
– Господа, – негромко произнес Сен-Жермен.– Не соизволите ли вы сдвинуть к стенам столы?
Даже Боврэ соизволил принять участие в этой работе, оттащив к стенке ломберный столик, за которым провел всю ночь. Потом он оттащил туда же и стул и упал на него – очень довольный, словно кот, подобравшийся к миске со сливками.
Сен-Жермен собирался снять туфли, но быстрый взгляд за окно подсказал ему, что рассвет уже близок, и он вновь застегнул широкие пряжки.
Д'Ильруж, заметив это, нервно шепнул соседу:
– Он хочет драться до первой крови. Надеюсь, ты понимаешь, что я на это не соглашусь. Де Вандом усмехнулся.
– Убей его, Бальтазар, и будешь вознагражден. Он крепко пожал приятелю руку и ободряюще похлопал его по плечу.
– Вы готовы? – спросил, появляясь, де Ла Сеньи. У него за спиной возвышался невозмутимый Валлонкаше.
Сен-Жермен выпрямился.
– Могу я предложить господам закрыть и запереть двери? Полагаю, никому здесь не хочется, чтобы нас прерывали.
Он окинул помещение взглядом.
– Валлонкаше, свечи лучше убрать. Они все равно почти догорели, а в окнах уже достаточно света. И если кто-нибудь займется камином…
Казалось, ему и в голову не приходило, что выполнять обязанности лакеев вовсе не характерная черта французских дворян. Впрочем, сейчас это не приходило в голову никому.
– Я за ним присмотрю, – быстро отозвался Шеню-Турей и поспешил к камину. Он вытащил пару поленьев из аккуратной стойки для дров и положил их на угли. Вскоре они весело затрещали.
– Ваши условия, д'Ильруж? – спросил де Валлонкаше во внезапно охватившей все помещение тишине.
– Схватка до смерти.
Де Валлонкаше поклонился и подошел к Сен-Жермену.
– Условия таковы…
– Я их слышал.
Сен-Жермен повернулся к противнику, пробуя рапиру рукой.
– Принято, но при одной оговорке, – сказал он негромко, но так, что услышали все.
– Какой? – встрепенулся д'Ильруж.
– Если я одержу победу и пощажу вас, вы назовете имена тех, кто подбил вас на эту дуэль.
Д'Ильруж удивленно вскинулся и натолкнулся на твердый внимательный взгляд.
– Вы даете в том слово?
Д'Ильруж взглянул на графа еще раз, явно не владея собой.
– Да-да. Я даю. Как вам будет угодно, – пробормотал он и повернулся, чтобы уйти. Странное условие его озадачило, но… не все ли равно?
– Какие будут распоряжения? – спросил торопливо герцог. В центре зала его уже ожидал де Ла Се-ньи.
– Мой слуга Роджер знает, что делать. Поговорите с ним… если возникнет нужда.
Он опустился на колени и осенил себя крестным знамением.
Д'Ильруж издевательски хохотнул.
Валлонкаше обменялся с де Ла Сеньи парой фраз, де Ла Сеньи кивнул и сказал:
– Господа, займите свои позиции. Сен-Жермен, если не возражаете, вам выпал восток. Вам, д'Ильруж, соответственно, запад.– Он указал кончиком шпаги, куда кому встать.– Отлично, господа. Никто не желает отказаться от схватки?
– Нет, – бросил д'Ильруж.
– Сен-Жермен?
– Нет.
– Вот и прекрасно.
Секунданты скрестили шпаги, дуэлянты обменялись приветствиями через этот импровизированный барьер. Затем клинки разошлись, и секунданты отпрыгнули в стороны, уклоняясь от яростной атаки д'Ильружа.
В тот момент, когда барон рванулся вперед, Сен-Жермен перекинул рапиру в левую руку и повернулся, заставляя д'Ильружа открыться. Заметив опасность, д'Ильруж сделал выпад, целясь Сен-Жермену в бедро.
Сен-Жермен шевельнул запястьем, и клинок был отбит. Граф двигался с грацией тореадора, он улыбнулся, но глаза его были печальны.
Д'Ильруж снова атаковал, но уже осторожнее, рапира в левой руке противника смущала его. Он сделал выпад, но удар был парирован, и барон отступил.
Сен-Жермен защищался, он словно бы не решался напасть, но д'Ильруж чувствовал, что теряет уверенность. У него не было ни мастерства, ни реакции графа, а молодость – плохое подспорье там, где главенствует опыт. Сен-Жермен фехтовал в итальянской манере, которая при других обстоятельствах привела бы д'Ильружа в восторг. Но эта манера сейчас не давала ему зацепить Сен-Жермена, тому оставалось лишь измотать и прикончить его.
В полном отчаянии д'Ильруж пытался отыскать шанс на спасение, и ему показалось, что шанс этот есть. Сделав неуклюжий выпад, он стал терять равновесие и увидел, что Сен-Жермен отшатнулся назад. В тот же миг д'Ильруж выпрямился, схватил стул и швырнул его в графа. Стул ударил противника по ногам, что вызвало в толпе зрителей крики протеста.
– Ну нет, – выдохнул Сен-Жермен и перешел в атаку. В бледном предутреннем свете призрачно полыхнул белый жилет.
Д'Ильруж с трудом парировал выпад, сталь звякнула о сталь, и он отступил. Тело его взмокло от пота, но Сен-Жермен оставался свежим. Даже полоска кожи над его верхней губой была совершенно сухой.
Они снова сошлись. На этот раз граф встретил атаку глухой обороной и отступил сам, давая барону возможность передохнуть.
Когда тот немного пришел в себя, Сен-Жермен улыбнулся:
– Я готов признать себя удовлетворенным, барон.
– Нет… нет… бьемся до смерти. Д'Ильруж поднял рапиру и заметил, что кончик ее дрожит.
Сен-Жермен вздохнул.
– Как пожелаете. К бою!
Внезапно он почувствовал, что эта игра больше не занимает его, и сделал мощный прямой выпад. Удар был практически неотразим.
Клинок Сен-Жермена, направленный в грудь молодого аристократа внезапно чуть отклонился, пронзив ему руку. Ошеломленный д'Ильруж попытался нанести ответный удар, но достиг лишь того, что в ткани жилета противника появилась прореха. Его рапира не причинила графу никакого вреда. Барон споткнулся и тяжело осел на ковер.
Открыв глаза, он увидел, что к шее его приставлен клинок.– Я удовлетворен, д'Ильруж. Что скажете вы?
Барон только сплюнул. Его охватила бессильная ярость. Он хотел драться, но сталь не давала встать.
– Я не хочу вашей гибели, – ровным голосом произнес Сен-Жермен. Он продолжал ждать, не отводя смертоносной рапиры.
– Ладно, граф… ваша взяла.
Это было сказано тихо, так тихо, что барон и сам не услышал себя.
– Я удовлетворен, – сказал он достаточно громко, и лицо его перекосилось от муки.
Сен-Жермен отступил и подал руку поверженному противнику, но та не была принята. Пожав плечами, граф обернулся к свидетелям поединка.
– Я покидаю вас, господа. Проследите, чтобы мое условие было выполнено. Кто-либо из вас должен повидаться со мной еще до захода солнца.
По залу пробежал шепоток, напряжение схлынуло. Дуэль завершилась, зрители принялись ее обсуждать.
Граф медленно пересек помещение, чувствуя себя бесконечно усталым.
– Я уже староват для подобных вещей, – тихо сказал он своему секунданту.
– Ну разумеется, – засмеялся Валлонкаше.– Более изящной дуэли я в жизни не видел. Скажите, вы всегда деретесь левой рукой?
– Нет, не всегда.
Сен-Жермен тяжело упал в кресло и устремил рассеянный взгляд за окно. Небо приобрело бледно-лиловый оттенок; его рассекали длинные золотые лучи.
Герцог ушел и вскоре вернулся с камзолом своего подопечного, бормоча себе что-то под нос.
– Что? – переспросил Сен-Жермен.
– Ваш жилет безнадежно испорчен. Клинок распорол его сверху донизу. Сорочка тоже задета. Вам повезло. Он почти вас достал.
Сен-Жермен опустил голову и взглянул на длинный разрез.
– Впечатляет, – сухо сказал он. Казалось, его замечание натолкнуло Валлонкаше на новую мысль.
– Почему вы сегодня надели белый жилет? Вы ведь всегда носите черное.
Сен-Жермен улыбнулся, медленно поднялся с кресла и набросил на плечи камзол, словно плащ.
– Он должен был символизировать чистоту моих устремлений.
Граф отложил рапиру и пошел к дверям, короткими наклонами головы отвечая на поздравления тех, кому его умение фехтовать принесло немалую выгоду.
Отрывок из письма графини д'Аржаньяк к Люсьен де Кресси.
«31 октября 17 43 года.
Дорогая Люсьен, ты даже не представляешь, как всем нам не хватает тебя. Мадлен просто бредит твоей игрой и жаждет услышать ее на затеянном нами празднестве, до которого остается совсем мало времени. Стоит ли говорить, что я мечтаю о том же.
…Мы так и не знаем, серьезно ли ты больна. Эшил молчит как рыба, отделываясь от меня общими фразами о твоем нездоровье. Если желаешь, я охотно пришлю к тебе своего врача. Порядок требует заручиться в таком вопросе согласием мужа, но, думаю, мы обойдемся и без него…
Знаешь, барон д'Ильруж и впрямь обручился с Олимпией де ле Радо. Ее брат просто в ярости, но Боврэ пребывает в полном восторге. Ты предсказала это еще полгода назад. Ты всегда разбиралась в тонкостях людских отношений, ты привыкла быть на виду – представляю, как тебе сейчас одиноко, моя дорогая Сен-Жермен заявил, что, пока ты не поправишься, виолончель для него лишена души и не способна вдохновить его на новые пьесы. Как поэтично, не правда ли? Поправляйся скорей! Впрочем, небольшую оперу для нашего праздника он все-таки написал и уже приводил музыкантов на репетицию. Я в полном восторге и надеюсь, что ты тоже сможешь по достоинству ее оценить.
…Как представлю тебя в четырех стенах, так мне хочется плакать! Этот монстр, этот твой муженек – что он себе позволяет?
Ты должна написать дядюшке или сестрам. Тебе нельзя оставаться с этим тираном. У меня сердце заходится, когда я думаю о тебе. Если я могу что-нибудь для тебя сделать, дай мне как-нибудь знать. Я готова на все, полагаю, есть и другие! Вырвать тебя из лап ненавистного Этила сочтет делом чести каждый порядочный человек.
Беги от него, беги прямо ко мне, дорогая, даю слово, ты никогда больше не вернешься в особняк де Кресси. Ты будешь жить у меня сколько захочешь, а если Этил предпримет попытку тебе помешать, что ж… у меня есть брат, я обращусь к нему с просьбой о помощи. Он, правда, советовал мне не мешаться в супружеские раздоры, но, узнав все обстоятельства, несомненно заступится за тебя. Он поймет, что твоя беда выходит за рамки обычных семейных скандалов. Вместе мы убедим его в этом, только сделай решительный шаг.
Я отправляю письмо с посыльным, которому белено ждать около часа. Если тебе удастся передать ему весточку, он тут же доставит ее ко мне.
А пока в ожидании встречи остаюсь твоей любящей и, надеюсь, любимой подругой,
Клодия де Монталье,
графиня д'Аржаньяк».
Возвращено нераспечатанным 11 января 1744 года.
ЧАСТЬ 3
БАРОН КЛОТЭР ОДОН ЖЮЛЬ ВАЛАНС ПЬЕ ДЕ СЕН-СЕБАСТЬЯН
Отрывок из письма барона Клотэра де Сен-Себастьяна к шевалье Донасьену де Ла Сеньи.
Пакет посланий, датированных 1 ноября 1743 года.
«…И чего ради Вандом устроил в „Трансильвании“ этот спектакль? Кажется, вы могли бы понять, что подобные выходки достижению наших целей вовсе не служат. А с убийством д'Ильружа вы, прямо скажем, опростоволосились напрочь. Никто не поверит, что его убил Сен-Жермен. Особенно после того, как он подарил ему жизнь в присутствии доброй сотни бездельников, готовых теперь носить его на руках. Скорей будут думать, что барона убили, чтобы заткнуть ему рот. Он ведь обязался публично открыть Сен-Жермену какой-то секрет. Но не успел, а потом ему уж не дали. Вот о чем теперь станут судачить на каждом углу. И глупости совершенного нисколько не умаляет тот факт, что это действительно так.
…С этим ладно, но куда подевалась Люсьен де Кресси? Эшил не смог дать никаких вразумительных объяснений. Даже после того как Тит – в моем присутствии, разумеется, – с пристрастием его допросил. Если, кстати, вам нужен этот болван, вы найдете его в постели; синяки доскажут вам остальное. Рассмотрите их повнимательнее, прежде чем затевать что-то дурацкое.
Взять служанку вместо хозяйки, конечно, возможно, но это – аварийная мера. Вы постоянно нарушаете свои обязательства по отношению к кругу, дорогой Донасьен. Вам пришла пора задуматься о своем будущем. Части вашего организма, выдающие в вас мужчину, почти так же годятся для жертвоприношения, как кровь и девственность юной особы. Зарубите это себе на носу. Если Мадлен де Монталье опять от нас у скользнет, место ее на алтаре в день зимнего солнцестояния займете именно вы – я вам это обещаю. Сначала вас лишат того, о чем было только что упомянуто, потом круг использует ваше тело так, как у нас это принято. Вы ведь помните, что происходило с мадам де Кресси? С вами будет проделано то же, только несколько по-другому. А когда круг насытится, я самолично сниму с вас кожу. Представьте себе хорошенько все это и наконец возьмитесь за ум, шевалье.
Полагаю, теперь головной нашей болью становится Жервез д'Аржаньяк. Я слышал, прошлой ночью он выиграл огромную сумму. У меня нет сомнения, что граф ее вскорости спустит, но какое-то время он все же продержится на плаву. Нищий Жервез нам полезен, богатый – опасен, ибо может взбрыкнуть. Призываю вас действовать осмотрительно и никого из наших к нему не пускать. За дело должен взяться Шеню-Турей – он, кажется, намеревался вступить в наше братство. Дайте ему поручение окоротить любезного д’Аржаньяка, и поскорей – пока тот не примирился с женой. Граф снова должен почувствовать себя загнанным в угол, затравленным кредиторами и своенравной супругой, только и мечтающей, как бы загнать муженька под каблук. Это единственный способ заручиться его помощью в очередном туре охоты на Монталье. А времени у вас мало, куда как мало, любезный мой шевалье. Доставить ко мне девушку следует не позднее десятого числа сего месяца. Она моя, она обещана мне еще до рождения, и лучшей жертвы для будущего обряда нельзя и желать. Мне понадобится сорок дней, чтобы приготовить Мадлен к тому, что ее ожидает, и окончательно сломить ее волю. Учтите, что меньшим сроком не обойтись. Каждый из нас возьмет ее как захочет, и эта кровь свяжет нас и вольет в нас новые силы. Простое убийство мне отвратительно. Нет, жертву следует полностью уничтожить, ее душа, ее тело должны обратиться в ничто.
Вы, Жуанпор и Шатороз отвечаете за поимку Мадлен Монталье в десятидневный срок, и более я не потерплю никаких отговорок. В случае неудачи гнев мой будет ужасен. Во всей Франции не найдется местечка, какое укрыло бы вас от меня, помните же об этом.
Попутно поглядывайте по сторонам, есть еще один человек, который нам интересен. Князь Ракоци, его якобы видел в Париже Ле Грас. Этому князю известно многое о природе вещей, но вряд ли он добровольно поделится своим знанием с нами. Заманив его в наши сети до дня зимнего солнцестояния, мы получим возможность усилиться многократно. Ракоци знает секрет изготовления драгоценных камней, а там рукой подать и до философского камня. У нас имеются способы развязать ему язычок. Кроме того, смерть этого мудреца, будучи правильно организованной, освободит для нас его силы, а потому весьма нам желательна. Возложив на алтарь не только Монталье, но и Ракоци, объединив плоть с интеллектом, мы чрезвычайно выиграем во всех отношениях.
'Так что действуйте, дорогой Донасьен. Вы многое получили от круга: состояние, власть, силу. Ну не обидно ли будет утратить все в одночасье? И жизнь в придачу, да и не только ее. Впрочем, ревностное отношение к своим обязанностям позволит вам избежать этих утрат. Чего я вам, собственно, и желаю.
Засим всегда к вашим услугам,
барон Клотэр де Сен-Себастьян».
ГЛАВА 1
Четверо верховых в мирном согласии продвигались попарно по неширокой тропе. Жервез в пятый раз рассказывал Клодии о событиях прошлой ночи.
– А когда началась дуэль, – говорил граф, расширяя глаза, – что-то меня снова толкнуло. Я поставил десять тысяч на Сен-Жермена и, представь себе, не прогадал. Он победил, и я утроил всю сумму. Я утром же сообщил Жуанпору о погашении самых крупных долгов. Но у меня на руках остается еще двадцать тысяч! Это само по себе целое состояние, однако вскоре я непременно удвою его.
Графиня, казалось, не слушала. В своей светло-голубой амазонке с военной кокардой на модной шляпке она выглядела молоденькой барышней, ее старили только морщинки на лбу.
– Удовольствуйтесь своим выигрышем, Жервез, – произнесла наконец Клодия.– Почему бы нам не покинуть Париж? Мы могли бы поселиться в вашем анжуйском поместье. Вы всегда говорили, что это ваша мечта.
– Но ты же любишь Париж, дорогая, – возразил он с оттенком упрека.
– Конечно, – согласилась она.– Но мне не особенно нравится денно и нощно пребывать в ожидании, что нас выселят из дома за какие-то там долги. Я с удовольствием предпочту всему этому жизнь без подобных волнений, правда вдали от света, – но что нам суетный свет?
– Но я же тебе говорю, – произнес Жервез терпеливо, – что у меня сейчас пошла светлая полоса. Вот увидишь, теперь все будет иначе.
– Ах, Жервез, – обреченно вздохнула графиня, опять ощутив, что жизнь ее входит в привычную колею.
– И так всегда, – закипятился вдруг граф.– Ты постоянно одергиваешь меня, не доверяешь. Не удивительно, что удача мне изменяет. Она не любит тех, кого вечно клюют.
– Это неправда, – возразила графиня, зная, что он не услышит ее. Она обернулась к парочке, державшейся в отдалении.– Мадлен, эй, Мадлен! Если тебе не терпится устроить свою сумасшедшую гонку, этот участок как раз для нее. Сен-Жермен, вы поскачете с ней?
Мадлен обратила к своему компаньону сияющее лицо.
– Хотите проветриться? Скажите, что да. Не дожидаясь ответа, она закричала:
– Вам лучше бы съехать с дорожки, тетушка! Моя испанка очень резва.
Она бросила на Сен-Жермена насмешливый взгляд, пришпорила свою андалузскую кобылу и перешла в галоп.
Сен-Жермен выждал с минуту, затем погнал своего жеребца. Обгоняя графиню, он махнул ей рукой.
С одной стороны к тропе подступал лес. Листва уже почти облетела, и обнаженные ветви деревьев отбрасывали длинные тени на воду мелкой речушки, бежавшей с другой стороны тропы. Парк был хорошо спланирован и ухожен, дабы созерцание дикой природы не пробуждало тревоги в сердцах чувствительных барышень и дворян, облюбовавших эти места для загородных прогулок.
Стоял холодный осенний денек – из тех, что в каждой детали пейзажа таят обещание скорой зимы. Воздух был абсолютно недвижен, будто осень невольно придержала дыхание, пугаясь близости холодов. По небу вычурной вереницей текли облака, в нескольких лье за рекой к ним поднимались дымки. Пахло сыростью и грибами.
Тропа, по которой неслась Мадлен, была идеально ровной. Желтое платье наездницы развевалось, щеки пылали, разгоряченные быстрой ездой. После охоты в Сан-Дезэспор она долгое время не садилась в седло, опасаясь, что верховые прогулки станут теперь вселять в нее тихий ужас. Но ничего подобного не случилось, и Мадлен желала лишь одного – чтобы скачка никогда не кончалась.
Пепельный бербер ее нагонял. Топот копыт делался все громче. Мадлен не оглядывалась. Послышался окрик: «Поберегись!»
Девушка покорно сдала вправо, освобождая место рядом с собой. Всадник и всадница какое-то время неслись галопом бок о бок, холод жалил им лица.