Граф помедлил мгновение и побежал к парку, где ожидал его застоявшийся берберский скакун.

* * *

Письмо графа де Сен-Жермена к своему слуге Роджеру, написанное по латыни.

Доставлено в 2 часа пополуночи.


«5 ноября 1743 года.

Отбери двух надежных слуг и отправь их в особняк Сен-Себастьяна. Его владелец в отлучке, а сам я занят делами, с которыми необходимо покончить. Можешь послать туда также Доминго-и-Рохаса. Он понимает в медицине и травах. В кабинете, который легко найти по выбитому окну, находится служанка мадемуазель де Монталье Кассандра, жестоко избитая, но живая. Ей надо помочь. Там же, прикрытые занавесками, лежат два мертвеца – граф Жервез д'Аржаньяк и какой-то лакей. О них тоже следует подобающим образом позаботиться.

По это не все. В кладовой на конюшне томится подвешенный за локти Ле Грас. Судя по его виду, Сен-Себастьян применял к нему щипцы Торквемады. Если он еще жив, пусть Доминго посмотрит, что можно сделать, чтобы облегчить его страдания.

Помни, время не ждет, а потому постарайся действовать порасторопней.

У меня есть все основания опасаться, что Сен-Себастьян скрывается либо в подземельях под нашим отелем, либо в катакомбах под церковью Сен-Жермен-де-Пре. Впрочем, в последнем я сомневаюсь, ибо земля там все еще свята.

Так что тебе во избежание лишней огласки следует удалить из здания всех гостей и рассчитать приходящих слуг. Скажи, что дом заражен (это отчасти верно).

Не пытайся мне помогать. Собери наши вещи и ожидай меня возле кареты, которую уже должен приготовить Эркюль. Ты больше нужен мне наверху, а не внизу. Помни об этом.

И еще. Помоги Саттину и другим благополучно выбраться из отеля. Али им повозку, чтобы они вывезли все, что нужно, и тигль. Открой этим людям, в пределах разумного, правду. Они, если останутся, рискуют оказаться в ловушке.

Если мы больше не встретимся, ты знаешь что делать. Проследи, чтобы место моего погребения оформили как я повелел.

Сен-Жермен

(оттиск личной печатки)».

ГЛАВА 10

Своды туннеля были влажны, ноги идущих скользили по слизи, в ноздри им ударяла жуткая вонь.

– Не уроните его! – крикнул Сен-Себастьян. Эшил де Кресси, подпиравший плечи недвижного пленника, тяжко вздохнул:

– Зачем вы дали ему наркотик? Можно ведь было просто связать его, а шел бы он сам.

– И попутно нашептывал вам комплименты на ушко?

Голос барона сделался ядовито-слащавым. Эшил расхохотался.

– Вы бы послушали его в кладовой. Теряя свою невинность, маркиз весьма сокрушался! И проклинал, представьте, больше себя, чем меня!

Де Ле Радо, державший маркиза за ноги, заметил с неодобрением:

– Кое-кому хорошо хвастать своей удалью, особенно когда она никому не видна.

Он поскользнулся на ошметке какой-то тины и чуть не упал.

– Повнимательнее! – рявкнул Сен-Себастьян.

– Он чертовски тяжел, – капризно откликнулся де Ле Радо.

– Тем больше у вас причин смотреть себе под ноги, а не вступать в глупые перепалки!

Де Ле Радо вполголоса выругался, однако ухватил свою ношу покрепче и весь остаток пути угрюмо молчал.

В подземном склепе воздух сделался чище и суше, поскольку Сена была уже далеко. В нишах, вырубленных в каменной толще, валялись частично мумифицированные останки монахов, усопших веков пять назад. Люди, пришедшие сюда после, надругались над ними. Они вырвали из иссохших пальцев распятия, заменив их деревянными фаллосами, и вывели сатанинские знаки на пожелтевших от времени черепах.

Сен-Себастьян поднял факел повыше и быстро прошел через усыпальницу к тяжелой двери в древней стене. Она явно выглядела моложе окружавших ее камней и была сплошь покрыта непристойными барельефами, недвусмысленно сообщавшими, в каких целях использовалось укромное помещение, находившееся за ней.

Заглянув внутрь часовни, Сен-Себастьян облегченно вздохнул и пропустил вперед покряхтывающих от напряжения спутников. Цели они достигли, дальше все обещало пойти как по маслу. Слежки за ними вроде бы не было, да и сюда, кажется, никто посторонний в последнее время проникал.

Сен-Себастьян прошел вглубь часовни, освещая факелом грубые фрески, изображавшие действа, свершаемые приверженцами сатанинского культа над их жертвами. Он улыбнулся, разглядывая какой-то особенно мастерски выписанный фрагмент, затем подошел к алтарю и обратился к угрюмо помалкивавшим мужчинам.

– Вот мы и на месте. Разденьте его и свяжите. Мне не хотелось бы снова его усмирять.

Де Ле Радо, глядя в сторону, раздраженно пробормотал:

– Этим опять займусь, конечно же, я.

Он свирепо посмотрел на алтарь, на Сен-Себастьяна, на недвижного человека, прислоненного к каменной глыбе. Все это как-то не очень сходилось с тем, что ему говорилось. Похоже, и впрямь его дядюшка изрядный враль и дурак. Наобещал с три короба разных разностей. Грандиозные церемонии! Изощренные удовольствия! Абсолютная безнаказанность! Беспредельная власть! А на деле приходится от кого-то таиться, перетаскивать непомерные тяжести, дышать вонью и сыростью да еще пресмыкаться перед лупоглазым бароном, который ведет себя так, словно он король или архангел, а ты – распоследний мужлан. Хуже всего, конечно, эта мерзкая слизь. Прощай атласный камзол, прощайте парчовые туфли и чулки из белого шелка. Де Ле Радо вздохнул и в десятый раз пожалел, что не оделся попроще.

Крякнув, он подхватил со своей стороны тело де Монталье и взгромоздил его на алтарь, утешаясь тем, что и де Кресси вряд ли приходится легче. Вдвоем они принялись совлекать с маркиза одежды, что оказалось, к их удивлению, делом весьма непростым.

Сен-Себастьян тем временем бормотал заклинания, обходя все углы часовни и зажигая светильники и факелы. В подземелье стало гораздо светлее, но освещение было неровным, и роспись на стенах словно бы ожила. Барон усмехнулся, находя этот эффект довольно забавным.

Тут за дверью раздался какой-то шум. Сен-Себастьян прокричал пароль и прислушался. Отзыв был правильным, и барон откинул крючок.

На пороге стоял Жуанпор с Мадлен на руках. За ним в полумраке угадывались другие фигуры.

– Куда мы ее поместим?

Сен-Себастьян окинул безвольное тело изучающим взглядом.

– Думаю, мы должны привязать ее там, где ей все будет видно.

Он подошел к огромному перевернутому распятию, висевшему на стене.

– Оно не очень надежно, – сказал Жуанпор.– Она станет дергаться и может сорваться.

– Пожалуй, вы правы.

Сен-Себастьян еще немного подумал и указал на деревянный тяжелый щит, закрывавший угол, заваленный всяческим хламом.

– Отсюда она сможет беспрепятственно за всем наблюдать, а мы сможем поглядывать на нее. Лучшего, согласитесь, нельзя и придумать.

– Да, дерево прочное, – кивнул Жуанпор.– Отлично. Надеюсь, тут где-нибудь найдутся веревки?

– За алтарем. Возьмите их там.

Жуанпор снова кивнул и пошел к каменной глыбе. Там все еще возились де Ле Радо и Эшил де Кресси, опутывая веревками уже обнаженного пленника. Эшил трудился с прохладицей, игриво похлопывая лежащего, лицо его раскраснелось.

– Мы можем перевязать ему и еще кое-что. Я уверяю, это будет забавно.

Де Ле Радо бросил на сотоварища неприязненный взгляд.

– У вас в голове только похоть. Дело есть дело, ведите себя поскромней.

Де Кресси захихикал. Смех этот сбил с мысли барона, перебиравшего в памяти наиболее трудные заклинания. Раздувая в ярости ноздри, он обернулся.

– Эшил, немедленно замолчите. Иначе я вас прогоню.

Эшил надулся, пожал плечами и неохотно вернулся к работе.

Новый стук в дверь, новый обмен паролями.

На этот раз пришел де Ла Сеньи. Он прищурился, нашарил взглядом Мадлен, усмехнулся и поставил на пол тяжелую сумку.

– Я принес облачения, мой барон. Вам остается только произнести ваше заклятие.

Сен-Себастьян начертил в воздухе пентаграмму и произнес несколько странно звучащих слов. Затем он хлопнул в ладоши и негромко сказал:

– Господа, вы можете переодеться. Позаботьтесь, чтобы на вас не осталось светских вещей.

– Я сейчас.

Де Ла Сеньи шагнул в полумрак боковой ниши и через пару минут выскользнул из него переодетым в облачение круга. Оно напоминало сутану, но чересчур липло к коже и имело глубокий – от шеи и до лодыжек – разрез, открывавший при движениях тело.

– Я отложил ваше платье. То, красное с кружевами. Я правильно поступил?

– Да. И если вы возьмете на себя труд установить этот факел у алтаря, я тоже переоденусь. Браслеты на месте?

– Два серебряных и один из черного стекла. Они завернуты, как вы повелели.

– Рад слышать. Вам это зачтется. Де Ла Сеньи усмехнулся.

– Меня сейчас манит только одно. Могу я надеяться на какие-то льготы?

Он небрежным кивком указал на Мадлен, притянутую веревками к доскам.

– Возможно. Раз Тит мертв, это вполне возможно.

Сен-Себастьян величаво кивнул и зашагал к нише.

Когда он вернулся, все члены круга уже ожидали его. Только подвыпивший Шатороз все еще продолжал возиться с одеждой.

– Узники пробудились?

Барон прошел к алтарю. Теперь он был просто великолепен. Полураспахнутый красный шелк облачения открывал взорам собравшихся стройное, мускулистое тело атлета, почти не затронутое годами. Властность, являвшаяся его главной чертой, вышла сейчас на передний план, ибо ее уже не скрадывал лоск светского одеяния. На груди главы сатанинского круга поблескивали зловещие символы: пентаграмма и перевернутый крест.

– Еще нет, но девушка просыпается.

– Их надо взбодрить. Через четверть часа мы начинаем.

Сен-Себастьян отвернулся, казалось совсем не заботясь, выполнят его повеление или нет. Он был уверен, что выполнят: вокруг узников уже хлопотали.

Боврэ приосанился и, подступив к приятелю, развязно спросил:

– Ты доволен, Клотэр?

Сейчас этот низенький человечек вовсе не выглядел тем франтоватым глупцом, за какового многие его принимали. Облачение из черного шелка переменило шута, в маленьких глазках светились жестокость и злоба.

– Я еще не вкусил ее. Но скоро. Скоро.

– Что насчет Робера? Ты подумал о нем?

– Ну разумеется, я подумал.

Сен-Себастьян рассеянно потеребил пентаграмму.

– Тебе это понравится, мой дорогой.

– Я надеюсь.

Боврэ придвинулся к собеседнику и еле слышно сказал:

– Этот мой племянник – он изрядный осел.

– Мне тоже так кажется, – промолвил Сен-Себастьян, склонив голову набок.– Создается впечатление, что он слишком глуп, чтобы жить.

– Совершенно с вами согласен.

Боврэ поклонился и отошел. Сен-Себастьян повернулся к узникам, которые все еще спали. Он вознамерился выбранить своих подчиненных, но не успел. Несчастных уже поливали водой из кувшина. Девушка всхлипнула, маркиз замычал.

– Ну хорошо, господа. Время не терпит.

Он сделал два шага и хлестко ударил Мадлен по груди, потом, усмехнувшись, отвесил ей пару пощечин. Девушка вскрикнула и открыла глаза. На лице Сен-Себастьяна появилось довольное выражение.

– Да, дорогая моя, – сказал он тихо и вкрадчиво.– Это опять я. Я никуда не ушел, и ты от меня не сбежала.

Мадлен охватил ужасающий холод, способный, казалось, обратить в лед стекающие по ней струйки воды.

– Сен-Жермен, – прошептала она в отчаянии.– О, Сен-Жермен…

Сен-Себастьян изобразил на лице величайшее изумление.

– Ты тоскуешь по этому лживому щеголю? – Он поднял руку и ударил ее по лицу.– Теперь я твой хозяин! И зовут меня Сен-Себастьян.

Барон ущипнул пленницу за сосок, высокомерно выпятил челюсть и неспешно прошествовал к алтарю.

– Он тоже очнулся, – подобострастно хихикая, забормотал Эшил Кресси.– Стоит к нему притронуться, как он тут же шипит. Вот, поглядите!

Он ткнул пленника пальцем.

– Великолепно, Эшил. У вас будет возможность поучить его хорошим манерам.

Барон усмехнулся и возложил свою руку на холодные гениталии узника.

– Как грустно, мой друг, что я не могу предложить тебе одеяло. Но я обещаю, тебя скоро согреют. Не сомневайся и чуточку потерпи.

Он резко сжал пальцы, маркиз заскрипел зубами и плюнул. Сен-Себастьян отшатнулся и раздраженным движением отер со щеки слюну.

– Ты пожалеешь об этом, Робер. Глава круга повернулся на каблуках и, вскинув руки, обратился к сообщникам.

– Мы собрались здесь с именем сатаны на устах, чтобы провозгласить хвалу силе его и величию. Дабы воссоединиться с повелителем нашим во власти, могуществе и одержимости, мы приносим ему эти жертвы!

– Эти жертвы, – эхом отозвались все.

– Кровь вырождения обагрит твой алтарь!

– Кровь вырождения!

Конечности Мадлен затекли, душа ее обмирала от ужаса. До сих пор мучители только глумились над ней, а к настоящим пыткам еще и не приступали. Неужели прямо сейчас все и начнется? И потом растянется на сорок долгих ночей? Мадлен не могла в это поверить. Кто-то должен прийти, кто-то должен спасти и ее, и отца – она знала, кто это будет. Но она боялась даже мысленно обратиться к нему, чтобы волна отчаяния, охватившая все ее существо, не загасила слабую искру надежды. А жуткое пение становилось все громче.

– Тот, кто предал тебя, лежит пред тобой!

– Лежит пред тобой!

– Он понесет наказание за свое двоедушие! Сен-Себастьян вскинул кривой кинжал, его лезвие мрачно блеснуло.

– Понесет наказание!

Кинжал опустился. Барон точным движением вырезал на груди пленника пентаграмму.

– Он отмечен печатью твоей, сатана!

– Он отмечен!

Вопль торжества заглушил стоны несчастного.

– Ибо сила и власть принадлежат тебе одному!

– Сила и власть!

Медлен затрясла головой, но вопли не умолкали. Она не смела взглянуть на отца, душа ее разрывалась от сострадания.

– Да вострепещет он перед гневом твоим!

– Да вострепещет!

Сен-Себастьян взмахнул ножом и вскинул над головой кровавый трофей – ухо Роббера. Сатанисты завыли. Дикий вой нарастал, как волна, Сен-Себастьян поднес ухо к губам и слизнул с него кровь. Беснующаяся толпа качнулась вперед, она была близка к истерии. Барон знаком призвал всех к молчанию и вновь поднял кинжал.

Однако ожидаемого эффекта не получилось. Он был разрушен сторонним вмешательством.

– Рад, что я вовремя, джентльмены, – с легким пьемонтским акцентом произнес граф Сен-Жермен.

Облегчение, которое испытала Мадлен, ослабило ее так, что она обмякла всем телом и повисла в своих путах. Слезы, ничем уже больше не сдерживаемые, хлынули из глаз девушки, грудь пронзила острая боль, словно в нее вошел кинжал Сен-Себастьяна.

Собравшиеся обернулись, на лице каждого появилось выражение глупого изумления, какое частенько наблюдается у людей, пробудившихся от глубокого сна. Движения многих сделались неуверенными, сатанисты поеживались, переступая с ноги на ногу и опуская глаза.

Воспользовавшись минутой всеобщего замешательства, Сен-Жермен прошел к алтарю. Теперь никто не признал бы в нем недавнего утонченного сибарита, В неспешной походке графа проглядывала стать человека, побывавшего в переделках и готового ко всему. Эту решимость словно бы подтверждали тупоносые простые сапожки, кожаная широкая куртка и русская косоворотка, заправленная в черные бриджи. У него не было ни шпаги, ни иного оружия, и он был один.

Сен-Себастьян встретил незваного гостя яростным взглядом прищуренных глаз. Кивком головы барон повелел своим приспешникам отступить на два шага.

– Князь Ракоци, – прошипел он, – а я все не верил. Я просто вас не узнал…

Сен-Жермен наклонил голову.

– Я говорил вам, что внешность обманчива.

– Но это было лет тридцать назад.

Барон подался вперед, сжимая в руке кинжал.

– Да неужели? Вы можете в том поклясться? Если граф и подозревал, что ему угрожает опасность, то ничто в его поведении о том не говорило.

– Значит, это был ваш отец?

Сен-Себастьян чуть ослабил колени, готовясь к броску.

– Неужели я так изменился?

Сен-Жермен уже понял, куда он попал, как понял и то, что ему придется разбираться с врагом на его собственной территории. Он дотронулся до небольшой, похожей на медальон коробочки, висевшей у него на груди.

Барон уже завел кинжал за спину и метнулся вперед, но не встретил сопротивления. Сен-Жермен изогнулся, пропуская противника, и, ухватив его за плечо, рванул на себя, чтобы швырнуть на груду скамеек, наваленных у задней стены.

Убедившись, что враг, основательно приложившись к скамейкам, затих, граф внимательно оглядел сатанистов. В глазах его замерцали темные огоньки.

– Как вы все же нелепы, – сказал он насмешливо, – как жалки в своих непотребных нарядах! У ваших птенчиков слишком хилые клювики, но вы все равно выставляете их напоказ. Вы не боитесь, что они могут слететь с насиженных мест?

Толпа обиженно заворчала. Граф выждал с минуту и, когда неприязненный ропот утих, заявил:

– Вы глупцы. Неужели вам и впрямь кажется, что эти сборища способны вас чем-нибудь наделить? Могуществом, властью, сверхъестественной силой? Знаете, кто от всего этого выиграет? Только Сен-Себастьян! Именно его могущество возрастает, когда вы вершите мрачные ритуалы. Именно ему достаются обещанные вам богатства и власть. Он – господин, вы – чернь, вы – рабы. Попытайтесь вдуматься в это.

Глазки Боврэ свирепо блеснули.

– Глупцы вовсе не мы, глуп тот, кто осмелился прийти сюда безоружным. Жизнь ваша не стоит теперь и гроша.

Сен-Жермен взял в руку цепочку, свисавшую с его шеи.

– Да неужели, барон? Тогда взгляните на это. Вера, которой вы изменили, к вам не вернется, но память ваша все же должна хранить какие-то вещи. Это дарохранительница. Узнаете, Боврэ? Лучше оружия против вас нельзя и придумать.

Толпа, по которой пробежало волнение, вновь замерла.

– Вы спрашиваете себя, настоящая ли она? Подойдите и проверьте.

Он поднял дарохранительницу на уровень глаз.

– Если хотите, вы можете ее даже потрогать. Ожоги, я думаю, неизбежны.

Граф усмехнулся, заметив, что мужчины, к нему подступавшие, поспешили замешаться в толпу.

– Вижу, вы кое-что начинаете понимать…

Внезапный шорох, раздавшийся за спиной, заставил его вздрогнуть. Граф обернулся и проклял себя – Сен-Себастьян не расшибся. Кинжала, правда, при нем уже не было, но он стоял возле Мадлен, намереваясь воткнуть ей в горло обломок доски.

В этот момент сомнамбулический транс, удерживавший толпу от каких-то шагов, словно прорвался, и сатанисты с жуткими воплями кинулись на Сен-Жермена.

* * *

Отрывок из письма аббата Понтнефа к своей кузине графине д'Аржаньяк.


«5 ноября 1743 года.

…Всем сердцем своим я молю Господа, чтобы он вас утешил и дал вам узреть славу, ожидающую всех добрых христиан по ту сторону смертной тени. Я обязан составить это письмо, хотя перо выпадает из моих слабнущих рук и мне с трудом удается сыскать слова, чтобы поведать вам о том, что случилось. Умоляю вас, соберите все свои силы, чтобы встретить ужасное известие с истинной стойкостью.

Менее часа назад за мной прибыла карета, чтобы отвезти меня в одну из церквей на окраине города, чем я был весьма удивлен, ибо находился в постели. Однако сан священнослужителя, который я ношу вот уже двадцать лет, не позволил мне отказаться от этого путешествия. Мы добрались до места, и меня, не мешкая, провели в святилище, где моему взору предстало ужасное зрелище. Там находились тела трех мужчин. Двоих из них – простолюдина в лохмотьях и лакея в ливрее дома Сен-Себастьяна – опознать я не мог, ибо они были мне незнакомы, а потому и не сумел ничего о них сообщить доброму настоятелю этой церкви. Впрочем, поскольку Сен-Себастьян скандально известен и, несомненно, повинен во многих смертных грехах, то его слуги или приспешники вряд ли могут являться набожными людьми.

Третий же человек… сердце мое замирает, не позволяя мне говорить. Третий человек был граф д'Аржаньяк, ваш дражайший супруг, которого вы любили всем сердцем, и который всегда был для вас надежной опорой. Моя дальнейшая неприятная обязанность состоит в том, чтобы уведомить вас, что смерть его наступила не вследствие несчастного случая и не от недуга. Он был, о моя сестра во Христе и кузина, хладнокровно убит неизвестным лицом или лицами.

Настоятель церкви любезно позволил мне воспользоваться его кабинетом, чтобы я мог немедленно отправить вам это известие. Он человек небольшого ума, но доброго нрава. Я сказал ему, что граф мне знаком и что лучше всего вам узнать об этой трагедии от того, кому известны многие обстоятельства вашей совместной с ним жизни.

Не позволяйте себе отчаиваться. Молитесь Деве Марии о спасении души вашего мужа. Вы увидите, что такое духовное занятие во многом облегчит ваше горе, которое в ином случае просто убило бы вас. Я всегда отмечал, что Господь, сотворив женщину, прежде всего наделил ее слабостью, чтобы она постоянно нуждалась в поддержке или сторонней опеке. Великое утешение Святого Писания поможет вам укрепиться духом.

Я берусь проследить, чтобы тело графа немедленно доставили в храм, прихожанином коего он являлся, и уведомить власти о том, каковы были обстоятельства его безвременной гибели, после чего вы, возможно, позволите мне навестить вас, дабы мы вместе обратились к заветам Спасителя, утоляющим наши печали.

Во имя Господа нашего, который сейчас приветствует вашего возлюбленного супруга в раю, остаюсь вашим преданнейшим кузеном,

аббат Понтнеф С. Дж»

ГЛАВА 11

Эркюль плотно закрыл филенчатую дверцу дорожной кареты и удовлетворенно кивнул. Он выполнил все распоряжения графа, и у него еще оставалось время, чтобы помочь колдунам. Повозка, в которую они загружались, стояла на заднем дворе. Он обошел вокруг кареты, в последний раз проверяя упряжь, и нашел, что уздечка у правой пристяжной слишком туго затянута. Эркюль ослабил ее, похлопал серого в яблоках коренного и шумно вздохнул. Ему не терпелось поскорее взяться за вожжи, чтобы опять пережить щемящее чувство восторга, которым всегда щедро наделяли его стук колес, бегущие впереди лошади и ветер, бьющий в лицо. Кучер двигался неуклюже, словно вставший на задние лапы медведь, но… без костылей! С растяжками, которые даровал ему Сен-Жермен, Эркюль больше не был калекой. Он кликнул конюха. Меньше чем через минуту на его зов явились два молодца.

– Осмотр карет не входит в мои обязанности, – холодно сказал им Эркюль.– Но все же я озаботился этим. Теперь ваш черед совершить что-нибудь дельное. По крайней мере, я хочу быть уверен, что кто-то присматривает за лошадьми.

Один из конюхов поклонился, другой просто кивнул и тут же съежился под грозным взглядом Эркюля.

– Время от времени я буду возвращаться, чтобы убедиться, что все тут в порядке, – предупредил он их и, раскачиваясь из стороны в сторону, поковылял к дверце в воротах конюшни. Ночь темная, думал он, наверняка вскоре пойдет дождь – о том явственно говорило поскуливание в поврежденных коленях. Граф сказал, что это поскуливание теперь останется с ним навсегда Что ж, и суставы здоровых людей с возрастом начинают реагировать на погоду. Однако сегодня ночью ему особенно не хотелось испытывать какое-либо недомогание. Он нужен графу, им предстоит решительный бой. Кучер расправил плечи и зашагал к повозке, стоявшей у черного хода особняка.

– Добрый вечер, – приветствовал он Ифигению, пытавшуюся управиться с двумя поместительными корзинами, набитыми коробками самых разных размеров.

– Если бы кто-то действительно желал мне добра, – хмыкнула та, – он бы мне просто помог.

Втайне польщенный, что к нему обращаются как к полному сил человеку, Эркюль влез в повозку и втащил за собой корзины.

– Их лучше бы привязать. Иначе все эти коробки окажутся на дороге.

– Вот вы их и привяжите. Он сноровисто справился с этой работой, затянув веревки тугими узлами.

– Что еще у вас будет?

Мадам Лэрре вздохнула и устремила на него недоверчивый взгляд.

– У нас еще несколько тюков и таких же укладок, ну и, разумеется, тигль. Старый мы оставляем, но новый…

Эркюль слез с повозки.

– Мне нельзя уходить от конюшни, но все, что вы принесете, я уложу, – ему очень нравилась эта властная, хотя и не слишком приветливая мадам.– Скажите вашим приятелям, что наверху я справлюсь без них.

Но мадам Лэрре отнеслась к этой идее с сомнением.

– У нас очень сложное оборудование. Вы можете обойтись с ним… неправильно. Эркюль улыбнулся.

– Я кучер, мадам. Я могу не разбираться, что там у вас к чему, но я лучше, чем кто-либо другой, знаю, как загрузить повозку.

Этот довод показался мадам Лэрре довольно веским. Она внимательно осмотрела бравого добровольца и дважды кивнула.

– Что ж, действуйте как находите нужным, дружище Эркюль.

– В таком случае расскажите мне, что из ваших вещей потребует особого обращения.