Яшен Камиль. Xамза

   Последним взял слово Степан Соколов. Его знали в Шахимардане и встретили аплодисментами.
   Командир полка говорил о том, что продразверстка есть временная, вынужденная мера Советской власти, к которой ее заставили обратиться те, кто укрывает хлеб. А в это время рабочий класс, прогнавший царя и буржуев, взявший и осуществляющий политическую власть в стране, снабжающий деревни и кишлаки промышленными товарами, по вине баев пухнет в городах на голодном пайке.
   Во время своей речи Степан заметил в толпе несколько мелких ишанов и мулл. Высшего духовенства нигде не было видно. На вопрос: "Где они?" - ему ответили, что все высшие во главе с Мияном Кудратом и Камолом-кази собрались в мавзолее святого Али-Шахимардана и молятся о спасении мусульманского люда от большевиков.
   (Степан Петрович, вспомнив английские разрывные пули "дум-дум", которыми были убиты и ранены бойцы его полка, и имея некоторое представление о том, какими "святыми" путями попадало оружие из-за границы к басмачам, усмехнулся.)
   Низшие духовники слушали речи молча, не обнаруживая никаких намерений вступить в дискуссию или начать спор. И Соколов понял, что Миян Кудрат дал своим людям -какую-то единую установку, нарушить которую, конечно, никто не посмеет.
   После митинга пошли по богатым дворам и домам. К вечеру было собрано около четырехсот пудов зерна.
   Во время изъятия излишков, вопреки ожиданиям, никаких дискуссий тоже не произошло. "Зрители" - ишаны и муллы - безмолвной толпой ходили за красноармейцами. Богачи отдавали хлеб послушно, без пререканий, опустив глаза. Это казалось странным. В сердце Степана Петровича вошла тревога.
   Ночевали во дворе шахимарданского караван-сарая.. Половина отряда стояла в боевом охранении.
   Чуть рассвело, командир полка приказал собираться. Все зерно было погружено на длинный караван ишаков, которые также были взяты у богатых хозяев с выдачей расписок о гарантированной оплате стоимости животных в отделении Государственного банка в ближайшем от Шахимардана крупном равнинном кишлаке Вадил.
   Из местного населения был организован отряд погонщиков, так как шахимарданские ишаки не слушались никого, кроме своих. Они не признавали даже жителей соседних кишлаков, не говоря уже о красноармейцах, городских жителях.
   Тронулись в путь.
   Накануне всю ночь непрерывно шел густой снег. На горах лежали тяжелые низкие тучи. Дорогу окутывал густой туман - в тридцати шагах ничего не видно. Тихо было вокруг, только шум бежавшей рядом с дорогой реки, которая уже несла по камням первые потоки рыхлого льда, сопровождал караван.
   Когда головная группа начала спускаться по отлогой дороге к мосту, за которым начиналось ущелье, от нее неожиданно отделился верховой и бешено помчался к ехавшему в центре каравана командиру полка. Степан, чувствуя недоброе, поскакал навстречу.
   ...Снег перед мостом усеян следами множества лошадиных копыт. Следы недавние, свежий навоз... Басмачи? Если да, то сколько их? Несколько сотен, не меньше... В сотые доли секунды лихорадочно замелькали мысли... Послали гонцов к Капланбеку... Тот успел за ночь собрать всю банду... Вот здесь, перед мостом, басмачи топтались на снегу, дожидаясь очереди перейти на тот берег... Капланбек думал, что снег покроет следы и замысел встретить караван в ущелье - останется тайным... Снег не успел покрыть... Засада?
   - Поворачивать назад!.. Пулеметы к бою!.. Комендантский взвод, ко мне!..
   Быстро установили впереди каравана два "максима". Караван разворачивался на узкой дороге. Ишаки, словно почуяв опасность, не дожидались команды погонщиков. Каждый сам делал полный оборот. Вот уже засеменили первые в обратную сторону, вверх... Только бы успеть вернуться в кишлак, только бы суметь сохранить хлеб... Хорошо, что туман, ничего не видно с той стороны реки... Не видно, но слышно.
   Несколько конных силуэтов проступили в молочной пелене на мосту. Разведчики!.. Соколов упал на пулемет. Скороговоркой второму расчету:
   - Занимайте позицию сто метров сзади меня!.. Будем отходить, прикрывая друг друга!..
   Всадники съехали с моста, лошади вошли в реку... Обойти хотят?.. Да ведь нет места для обхода!.. Справа скала, слева скала, а посередине река и дорога...
   Соколов оглянулся. Голова возвращающегося каравана уже исчезла. Штаб и политотдел прикрывали замыкающую часть.
   Комендантский взвод ступенями расположился вдоль дороги и вокруг пулеметов. Все грамотно.
   Всадники выехали из реки: лошади не хотели идти по ледяной воде. Теперь Соколов отчетливо видел их. Басмачи... Заметили уходящий обратно в кишлак караван, загомонили... "Так, - подумал Соколов, - нас они еще не разглядели среди камней, мы ближе к ним и ниже, чем караван".
   Нужно дать им понять, что дорога защищена, чтобы не сразу бросались за караваном. Степан поймал в прорезь прицела мохнатые шапки. Взял ниже. Уперся локтями и нажал на спуск...
   Трое или четверо сразу - сразу! - покатились по земле...
   Остальные... крутанувшись на месте, нахлестывали к мосту...
   Вдогон!.. Коротко!.. Коротко!.. Еще двое упали! И еще двое!..
   Степан оглянулся. Погонщики, услышав стрельбу, начали лупить ишаков палками. Испуганные ишаки полезли друг на друга. Давайте, давайте, милые! Скорее, скорее!..
   - Меняем позицию!
   Но в это время из тумана от моста вырвалось на дорогу около полусотни всадников.
   Соколов припал к пулемету... Дал длинную очередь, срезавшую не меньше десяти человек...
   Басмачи еще скакали по инерции вперед, но передние уже пытались сдерживать... Это были рослые, уверенные в себе, хорошо одетые, на породистых лошадях всадники. ("Ферганский басмач - он сытый", - почему-то вспомнилось Соколову.)
   И Степан, целясь почти в упор, прямо в середину мчащейся навстречу оравы, хлестанул по ней свинцом!.. Еще хлестанул!..
   Зло повел брызжущий огнем ствол из стороны в сторону. Дал рассеянно, потом - кинжально, кинжально!..
   Груда тел на дороге... Бьются лошади... Крики, стоны, ржание!.. От полусотни едва осталась треть... Вдогон, вдогон! Чтобы не сразу снова полезли!
   Кончилась лента... Кучи пустых гильз вокруг...
   - Давай новую!..
   Рядом упал Гриша Михайлов.
   - Товарищ командир, отходите!.. Ребята прикроют!
   Вскочили, схватили за скобу пулемет, подхватили ящики с патронами, побежали, пригнувшись, вверх по дороге.
   Комендантский взвод грамотно, залпами бил в сторону моста, давая острастку.
   Только успели занять новую позицию, снизу из тумана послышались рев, вой, визг, крики!.. Река и дорога заполнились десятками басмачей... Все новые и новые всадники вываливались из тумана. Капланбек, решив, видимо, одним ударом закончить дело, погнал вперед чуть ли не половину всего своего отряда.
   Но пулеметчик второго расчета был еще более искусным стрелком, чем командир полка. Смертельными строчками затягивал он петли на рядах наступающих. Басмачи косяками валились на камни. Второй пулемет вел настильный огонь, пули летели густым веером в метре-полутора над землей, сметая все живое...
   Передние лошади, задыхаясь в предсмертных хрипах, оседали вниз... задние натыкались на них, падали, подминая собой всадников...
   Степан Соколов, перебравшись на новое место, стрелял поверх голов бойцов второго расчета, помогая им, сыпя и сыпя железо в обезумевших от бессильной ярости басмачей... Капланбек сгоряча, обозленный срывом своего замысла, принял неверное решение. Он приготовился к нападению из засады, но не был готов к наступательному бою. Его просто нельзя было вести здесь. Узкое пространство помогало обороняющимся.
   И численное преимущество банды в буквальном смысле этого слова превратилось в ее уязвимое место. Трупы басмачей устилали дорогу. Десятки тяжелораненых умирали в ледяной воде горной реки Шахимардан... Потеряв около трети своего отряда, Капланбек перешел через мост Эллик Пайсаки и скрылся в ущелье Кисик Давай.
   - Товарищ Соколов, пустой кишлак, ушли все богатеи в горы! - тяжело дыша, докладывал командир комендантского взвода Николай Каплин.
   - А Миян Кудрат? Ишаны, муллы?
   - Никого нет!
   - А беднота?
   - Видно, за собой увели или угнали...
   - Что будем делать?
   - Степан Петрович! - подбежал заместитель командира полка Григорий Михайлов. - Окружают басмачи кишлак... Надо бы укрыться где-то...
   - Где?!
   - В гробнице!.. Там стены из кирпича!..
   - Давай в мазар!..
   Банда Капланбека не смогла одолеть отряд Соколова на горной дороге. Басмачи наступали неумело - кучей, навалом.
   Вести тактически правильный бой с регулярной воинской частью Красной Армии байским сынкам было не под силу. В конце концов, они были всего лишь бандой, разбойниками, умевшими расправляться только с безоружными людьми волостными активистами, членами сельских комбедов и ревкомов. Хорошо обученные для действий в горах бойцы седьмой Туркестанской кавалерийской бригады каждый стоил пяти-шести всадников Капланбека.
   И все-таки басмачей было слишком много. После бойни на мосту Эллик Пайсаки Капланбек провел свой отряд через ущелье Кисик Давай и начал окружать Шахимардан.
   ...Горные холмы Шаланга, расположенные вокруг кишлака, были усеяны изгнанными духовниками из домов жителями. Ишаны и муллы стояли впереди, непрерывно молясь и обращаясь к всевышнему с просьбами покарать нечестивцев большевиков.
   Миян Кудрат и все его окружение обосновались в стороне, как бы подчеркивая, что не имеют к происходящему никакого отношения.
   Но когда хазрат увидел, что бойцы отряда Соколова приближаются к мавзолею святого Али, он пришел в сильное волнение.
   - Неужели они войдут в усыпальницу? - тревожно спросил он у Камола-кази.
   - Не посмеют, - неуверенным голосом сказал судья.
   - Исмаил! - позвал Миян Кудрат шейха. - Ты все ворота мазара закрыл вчера?
   - На три замка каждые, - поклонился шейх Исмаил.
   - Они могут сбить замки, - голос хазрата дрогнул.
   - Аллах немедленно покарает их! - затряс головой Камолкази.
   - Аллах, аллах! - передразнил судью Миян Кудрат. - Вы понимаете, что они могут найти там?
   - Они не рискнут раскрыть гробницу Али, - нахмурился шейх Исмаил.
   Стены мавзолея святого Али-Шахимардана, сложенные из жженого кирпича особых пород местной глины, поднимались вверх метров на сорок. Еще выше находился центральный купол - до него были все шестьдесят метров.
   Мазар был гулок и пуст, только в центре, на небольшом возвышении, стоял каменный саркофаг, в котором, по преданию, на останках праха святого Али лежал коран, упавший с неба.
   В центре каждой из четырех стен были сделаны высокие двустворчатые ворота, сколоченные из крепчайших досок карагача, скрепленных между собой железными полосами.
   - Крепость настоящая, - сказал Николай Каплин. - Тут хоть год оборону держать можно.
   Степан Петрович Соколов при подходе к мазару был ранен в плечо шальной на излете пулей. Рана была легкой, кость осталась целой, но сразу, пока не перевязали, ушло много крови.
   Бледный, усталый сидел он на земле внутри мазара, прислонясь затылком к холодным кирпичам. В горячке боя он ни о чем не думал, кроме как о том, чтобы не подпустить басмачей к каравану с хлебом. Сейчас мысли десятками лезли в голову... Сколько им придется сидеть в этом каменном мешке? На какой день в Фергане, не дождавшись их, поймут, что с ними что-то случилось?
   Когда придет помощь?.. Может быть, это была ошибка - разбивать полк на эскадроны?
   - Закладывать ворота мешками с зерном! - скомандовал бойцам Григорий Михайлов. - Щели не забывайте оставлять!
   "Старались спасти мешки с хлебом там, на дороге, - нехотя думал Соколов, - а теперь их пули будут дырявить... Впрочем, если помощь придет вовремя, все подберем, ни одному зернышку не дадим пропасть... А если не успеет помощь?"
   Превозмогая боль в плече, он поднялся и пошел смотреть, как укрепляют красноармейцы мазар. На минуту задержался около саркофага. На каменной кладке основания были заметны свежие царапины. Похоже было, что саркофаг двигали совсем недавно.
   А может быть, под ним что-нибудь есть, какая-нибудь ниша или пещера, а из нее - тайный подземный ход, по которому можно уйти от басмачей? Надо бы проверить потом...
   Басмачи замкнули кольцо вокруг кишлака и с холмов Шаланга начали обстреливать мазар из винтовок. Жители Шахимардана в ужасе закрывали глаза. Как, стрелять по святому месту, которое всегда берегли, охраняли, за которым ухаживали, на возведение которого жертвовали последние деньги сотни тысяч мусульман?
   Но ишаны и муллы сказали: так хочет аллах. Мазар уже осквернен неверными. Теперь только их кровью можно смыть осквернение и восстановить святость усыпальницы.
   Миян Кудрат, переодевшись в обыкновенный халат, тайно, чтобы не увидели жители кишлака, встретился с Капланбеком.
   - Они в мазаре, Кара!
   - Знаю, хазрат... Мы их вышибем оттуда.
   - А если они откроют гробницу?
   - Тогда ни один из них не уйдет живым...
   - Ты представляешь, что будет? Мы потеряем Шахимардан навсегда!
   - Мои люди злы на них, мы разорвем их на куски!
   - Так начинайте же! Нельзя терять ни секунды!
   Перебегая между домами, басмачи со всех сторон приближались к мазару. Наконец осталась голая, ничем не защищенная площадка, окружавшая мавзолей. Преодолеть под огнем пулеметов нужно было метров сто - сто пятьдесят...
   - Гранаты к бою! - скомандовал Соколов. - Связать по две-три штуки!
   Он уже не мог стрелять из пулемета - правая рука не действовала - и с пистолетом в левой лежал на бруствере из мешков с зерном...
   Басмачи бросились к мазару. Но чудовищной силы взрывы отбросили их назад. Пулеметы били почти в упор. Басмачи отхлынули...
   - Вперед! За веру, за шариат! - орал Капланбек, сидя за глинобитной стеной.
   Басмачи выскочили из-за укрытий, и снова огромные, непонятные взрывы преградили дорогу.
   - Вперед! Вперед! - кричал Кара-Каплан.
   Но басмачи не решались повторить атаку. Они вообще не умели долго сражаться в пешем строю. Другое дело - на лошади, с саблей в руке... Но сабли были бессильны против каменных стен, перед неприступными воротами мазара.
   Капланбек бесновался, бил рукояткой маузера по спинам, по головам... Нет, никого невозможно было поднять.
   До вечера шла перестрелка. Басмачи стреляли из-за укрытий, красноармейцы - в щели между створами ворот.
   Стемнело. Капланбек попробовал атаковать под покровом темноты, но его люди отказывались повиноваться. Красные были вооружены какими-то новыми, никому не знакомыми гранатами, которые разрывали человека пополам. Зачем искать смерти?
   Неверные окружены. Через день, через два у них кончатся патроны, и они сами сдадутся.
   На следующий день положение не изменилось. Продолжалась только перестрелка. Не было ни одной атаки. Басмачи убедились, что мазар неприступен. Может быть, сам святой Али помогает красным?.. Но разве может он помогать неверным?
   Так в рядах нападавших родилось сомнение. Да, красные осквернили усыпальницу, но сила духа Али настолько крепка, что преодолеть ее нельзя. Святой Али защищает не красных, он защищает себя, он оберегает стены своей обители.
   Мазар неприступен. Дух божий охраняет его... Этот слух мгновенно распространился среди басмачей, и уже никакая сила не могла заставить их идти на мавзолей.
   Миян Кудрат слал к Капланбеку одного гонца за другим:
   когда будет взята усыпальница? Миян Кудрат требовал, чтобы Кара-Каплан приехал к нему.
   Но Кара, мысленно посылая хазрата ко всем шайтанам,-сам уже начинал подумывать о том, что красным помогает какая-то неведомая сила. Настроение басмачей передалось и ему. Мазар неприступен. Святой Али не даст одолеть себя. А гробница... А да черт с ней! Пусть хазрат сам разбирается во всем.
   Кроме того, Капланбек понимал, что рано или поздно пропавшего отряда Соколова хватятся в Фергане. И тогда в тыл ударят свежие силы красных. А уже потеряно больше половины отряда. Надо уходить.
   И вот когда он уже почти принял это решение, от Мияна Кудрата приехал сам шейх Исмаил.
   - Неверные второй день топчут прах святого Али, - сказал Исмаил, - вы ничего не можете сделать. Хазрат приказал поджечь мазар.
   - Что, что? - не поверил Капланбек. - Поджечь святое место?
   - Вы знаете, что находится в гробнице, - угрюмо сказал шейх Исмаил. Если большевики узнают об этом, мы будем опозорены.
   - Степан Петрович, скорее идите сюда!.. Смотрите...
   Степан Соколов подошел к гробнице. Саркофаг сдвинут в сторону. Под ним была яма.
   - Что там? Подземный ход?
   Зажгли факел, осветили яму... Она вся была заполнена английскими карабинами и металлическими ящиками с патронами и гранатами.
   - Вот это да!.. Вот это святое место!.. Целый арсенал.
   Николай Каплин, обвязавшись веревкой, спустился вниз.
   В углу ямы стоял сундук. Каплин поднял крышку.
   - Степан Петрович! Здесь документы какие-то!..
   - Давай сюда! Касым, помоги перевести.
   Это были списки отрядов басмачей, антисоветские листовки, перечень английского оружия, доставленного из-за границы, и многие другие секретные документы, относящиеся к началу басмаческого движения в Ферганской долине.
   - Ну, ребята, теперь надо держаться до последнего, - сказал командир полка, обводя взглядом стоявших вокруг бойцов. - Мы должны сохранить эти бумаги. Это документы огромной разоблачительной силы. Они должны быть переданы в руки представителям Советской власти Туркестана. Весь мусульманский мир обязан узнать, кто опоганил гробницу святого Али...
   - Степан Петрович! - крикнул из ямы Каплин. - Тут еще драгоценности какие-то... Полсундука!
   Сундук подняли наверх. На дне его поблескивали золотые и серебряные кольца, серьги, ожерелья, американские доллары, английские фунты...
   Соколов нашел лицо Абдували Маматкулова. В глазах узбекского парня стояли слезы. Он не верил тому, что хранители и сберегатели гробницы шахимарданские шейхи - могли сделать такое.
   - Я не могу поджечь мазар, - сказал Кара-Каплан, - рука не поднимается... Это слишком тяжкий грех... Где и когда мусульманин поджигал могилу святого?..
   - Дурак! - крикнул Миян Кудрат. - Поджигай!.. Я все беру на себя!..
   - Мои люди убьют меня, - сопротивлялся Кара-Каплан, - это же святое место...
   - Поджигай! - ярился Миян Кудрат. - Так хочет аллах!..
   Сегодня святой Али явит чудо - земля разверзнется под ногами неверных и поглотит их вместе с мазаром!.. - Он сделал паузу и спокойно добавил: - И мы будем спасены, Кара, глупая твоя голова... Все превратится в пепел...
   На четвертую ночь осады мавзолей святого Али-Шахимардана загорелся. Его поджег шейх Исмаил.
   Всю ночь накануне он вместе с несколькими ишанами и муллами, получившими благословение самого хазрата, обкладывал стены мазара старыми дровами, соломой и обильно политым керосином тряпьем.
   ...Красноармейцы учуяли запах керосина.
   - Степан Петрович, - доложил командиру полка его заместитель Григорий Михайлов, - кажется поджечь хотят...
   Соколов потерял много крови. Рана начала гноиться. Сознание иногда покидало его.
   - Где же наши? - с тоской спросил Степан, поднимая тяжелую голову.
   Он сидел на полу мазара. Вокруг лежали убитые и раненые бойцы.
   - Где Каплин?
   - Убит.
   Соколов уронил голову на грудь.
   - Поджечь нас хотят, Степан Петрович... Что делать?
   - Держаться, держаться... - шептал Соколов, теряя сознание... Держаться до последнего...
   И вдруг в потухающем его сознании ярко вспыхнула голубая звезда... "Почему? - успел еще подумать Степан, и перед ним возник давний бой в пустыне, когда его отряд одержал полную победу над басмачами. - Зачем голубая звезда?"
   Описав крутую дугу, голубая звезда медленно опускалась вниз, потухая...
   И погасла.
   Пламя охватило здание мавзолея. Огромный столб дыма поднялся над горами. Языки огня лизали деревянные перекрытия и купол. Издалека было видно, как он, сильно накалившись, стал похож на малиновую юрту.
   Внутри мазара начали рваться ящики с патронами.
   Вдруг оглушительный взрыв потряс все здание. И еще один!..
   И еще!.. Пламя подобралось к ящикам с гранатами...
   Пылающий купол рухнул вовнутрь. И сразу, ничем больше не удерживаемые, обвалились высокие кирпичные стены.
   Рвались гранаты и патроны под развалинами. Облако гари и сажи висело над уничтоженным огнем мавзолеем. Но земля под гробницей не разверзлась. Святой Али не явил чуда...
   И, потрясенные этим несбывшимся предсказанием Мияна Кудрата и неисполнившейся волей аллаха, жители кишлака начали постепенно покидать холмы Шаланга и уходить подальше от проклятого места, где было совершено небывалое святотатство и невиданное надругательство над мусульманской верой.
   И самое страшное заключалось в том, что надругательство это - сожжение усыпальницы святого Али - благословили столпы шариата, отцы веры.
   Только на пятый день в ущелье Шахимардана появились первые воинские части Красной Армии. За ними шел отряд коммунистов-добровольцев Ферганы. Хамза был среди них.
   Потрясенный, стоял Хамза перед дымящимися руинами мавзолея, под которыми погиб Степан. Слезы застилали ему глаза.
   Но потом пришла ярость. "Я рано выпустил из рук винтовку, - думал Хамза. - Борьба не утихла, борьба не окончена. И гибель Степана - жестокое напоминание об этом. Надо продолжать борьбу. Враг исчез, враг скрылся. Он ушел в горы, он затаился, но он рядом, он будет нападать еще не один раз. Он изменит свое обличье, он будет действовать другими способами, но это ничего не изменит, это не спасет его. Пощады ему не будет нигде и никогда!"
   КНИГА ТРЕТЬЯ
   Глава одиннадцатая
   ДВУГЛАВЫЙ ШАЙТАН
   1
   В Самарканде кончалась пора осеннего листопада. Сады и бульвары сбросили свой зеленый наряд. Пришло время, сказав слова благодарности кормилице земле и воздав должное щедрости солнца, считать дары урожая. По оживленным улицам города катят арбы, идут, подгоняемые хозяевами, в сторону рынка трудолюбивые ослики, нагруженные корзинами и мешками с фруктами, овощами, арбузами, дынями.
   На базарной площади, как всегда, - столпотворение: шумят, кричат, торгуются, размахивают руками... но вдруг произошло что-то необычное появился какой-то странный караван. Раздвигая удивленно примолкшие толпы продавцов и покупателей, медленно продвигался он вперед.
   На пестром палантине, установленном на переднем верблюде, сидели музыканты. Они были так ярко одеты, что невольно привлекали к себе внимание.
   - Артисты! Артисты приехали! - раздались крики.
   На верблюдах, следовавших за первым, действительно ехали артисты. Один был загримирован под бая, второй - шейхом, третий - муллой, четвертый купчиком... остальные - дехканами, рабочими, красноармейцами. Это была агитационная труппа местного театра, руководимого Хамзой Хаким-заде Ниязи.
   На голове последнего верблюда красовался огромный цилиндр.
   - Чемберлен! Чемберлен! - слышалось отовсюду.
   Осел, замыкавший караван, изображал бюрократа. К его спине был привязан огромный бутафорский карандаш, несколько бутылок с чернилами и груда бумаг, папок, жалоб, заявлений...
   Все артисты держали в руках злободневные лозунги и плакаты.
   Красочная процессия остановилась в центре базара. И сразу прекратилась торговля. Народ обступил караван. Все с откровенным любопытством - кто с восхищением, кто разинув рот, кто с ухмылкой, а кто и с явной злобой рассматривали прибывших.
   Юсуфджан-кизикчи (да, да, он самый, наш старый кокандский знакомый, знаменитый народный острослов, а ныне артист государственного театра Юсуф Шакарджанов, постаревший погрузневший, но все еще бодрый, веселый), с напускным величием сидевший на одном из верблюдов и изображавший из себя глашатая, обращаясь к народу, начал громко вещать о последних событиях, излагая их. по традиции складно и в рифму:
   - Эй, люди добрые! Кто хочет вкусить новости как лепешечки сдобненькие?! Кто хочет увидеть муллу дородного как шакала голодного, который за драконовский аппетит прозван всеми паразит?! На плов везде первым поспевает, всех больше пожирает, потом от осла в бок копытом получает и только потому не подыхает, что день и ночь четки перебирает!.. Кто, увидев такое, желает похохотать, должен к нам скорее бежать!
   Показывая рукой на "великих мира сего", заносчиво восседавших на верблюдах, Юсуфджан представил их народу - Ребра - как лестница, худущ как кляча, тощий и длинный, глазами своими крысиными так и рыщет... Дяде мулле наш салям!
   Взрыв хохота, восторженные крики, аплодисменты.
   А кизикчи продолжает:
   - Как мыло скользкому, как тухлая дыня трухлявому нашему старому дедушке баю салям!.. Как топор грозному как жена шейха толстому, дяде ишану со всеми его мюридами-лизоблюдами салям!.. Как рыба арычная дохлому, как прошлогоднее мясо червивому, древнему дедушке полицейскому наш салям!
   Толпа вокруг каравана все время увеличивалась. Некоторые торговцы даже лавки свои закрыли, чтобы только не прозевать начало представления.
   Один из артистов, загримированный под знатного духовника - легкий белый камзол, на голове огромная чалма, - закричал хриплым басом:
   - Внимайте и трепещите! Эй, погрязшие в грехах! Кто я есть - всем ведомо! Кто не ведает, да будет знать! Я непревзойденный в хитрости обжора и обдирала правоверных, утонувший по уши в похоти шейх по имени Исмаил!
   Когда смех и крики утихли, Юсуф-кизикчи стал перечислять "достоинства" Исмаила:
   - Наш уважаемый шейх в последнее время настолько отоЩал, что если на одну чашу весов поместить его, а на другую самого пребольшущего из всех больших быков, то шейх, ей-богу перетянет! Если кто усомнится в этом, того жена покинет! Полнота - есть благо, получаемое нашими духовниками в наследство от святых прародителей! По этой самой причине им иногда даже нет дела до собственных жен - брюхо не позволяет! Их святейшество желало бы, обратившись в прах, пребывать подальше от жены и от бренного мира! Но, как говорится, хочется и колется!