Страница:
— Приговор вынесли. Вы съездили за костюмом… Дальше.
— Я переодел его. Костюм серый я сжег, а в костюм черный переодел. Вот когда переодевал, он уже знал, что это уже готовят его.
С двумя плотниками мы сделали деревянный шит примерно метра три шириной, высотой метра два. Мы его прикрепили к стенке в бункере, в зале, где были допросы. Командующий мне сказал, чтобы я сделал стальное кольцо, я его заказал, и сделали — ввернули в центр щита. Мне приказали еще приготовить брезент, веревку. Приготовил.
— Это все за один день?
— Да, готовили весь вечер… Привел я его. Руки не связывали. Вот только когда мы его привели к щиту, то я ему руки привязал к этому кольцу, сзади.
— Как он себя вел в это время?
— Ничего. Только какая-то бледность, и правая сторона лица чуть-чуть подергивалась.
— Глаза завязывали?
— Вот слушайте. Я ведь читал в газетах и книгах, что перед казнью завязывают глаза. И я приготовил полотенце — обычное, солдатское. Стал завязывать ему глаза. Только завязал — Батицкий: «Ты чего завязываешь?! Пусть смотрит своими глазами!» Я развязал. Присутствовали члены суда: Михайлов, Шверник, еще Батицкий, Москаленко, его адъютант, Руденко… Врача не было. Стояли они метрах в шести-семи. Батицкий немного впереди, достал «парабеллум» и выстрелил Берии прямо в переносицу. Он повис на кольце.
Потом я Берию развязал. Дали мне еще одного майора. Мы завернули его в приготовленный брезент и-в машину.
Было это 23 декабря 1953 года, ближе к ночи. И когда я стал завязывать завернутый в брезент труп, я потерял сознание. Мгновенно. Брыкнулся. И тут же очухался. Батицкий меня матом покрыл. Страшно жалко было Берию, потому что за полгода привык к человеку, которого опекал…
(«Вечерняя Москва», 28 июля 1994г.)
Из рассказа доктора технических наук А. Веденина
(В конце 1952 года был выпускником физического факультета МГУ. В годы войны — офицер полковой разведки. Во время ареста Берии находился на курсах под Москвой, где формировалось специальное подразделение.)
В первых числах июня (1953 г. — Н. З.), поздно вечером, на нашу базу приехал заместитель министра Круглов. Он был в генеральской форме, в сопровождении двух человек в штатском. Круглов с ходу, без всяких предисловий, заявил, что Берия готовит антиправительственный переворот и необходимо его остановить и что нашему подразделению отводится ключевая роль в этом деле. Впечатление от его слов было шоковое. После смерти Сталина Берия был вновь назначен министром, причем сохранил за собой пост первого заместителя председателя Совмина, авторитет его в органах был очень высок и он только что приступил к глубокой реорганизации всей системы государственной безопасности. Нам стало ясно, что после слов Круглова мы оказались в положении заложников, даже, пожалуй, смертников. Предположение о возможной провокации было, очевидно, несостоятельным — ведь сами по себе мы ничего серьезного не представляли.
Начиная с этого дня к нам стали поступать агентурные материалы на Берию и его ближайшее окружение. Эти досье привозил человек Круглова, которого мы знали под именем Николая Коротко. Обычно он был в штатском, но однажды приехал в форме подполковника МГБ. Все особенности поведения, маршруты, расположение помещений в особняке на улице Качалова, состав охраны Берии были изучены досконально. Было разработано несколько сценариев ликвидации.
Так прошли три недели, с каждым днем обстановка в группе становилась все более гнетущей. Наконец 26 июня, примерно в 6 утра, нам сообщили, что операция будет проведена сегодня. Вначале предполагалось, что будет использован вариант «Автокатастрофа», но к 8 часам поступила команда на вариант «Особняк».
К 10 часам на трех «Победах» мы подъехали к дому Берии на Качалова, 28. Группой руководил Коротко. Круглов позвонил Берии по ВЧ и договорился, что Коротко привезет секретные документы и будет с охраной из трех человек. На этот час нам уже было известно, что кроме самого Берии в особняке было четыре человека. Коротко и трое «сопровождающих» из нашей группы были беспрепятственно пропущены внутрь здания, остальные заняли оговоренные схемой операции позиции у фасада и во внутреннем дворе. Спустя две или три минуты раздалось несколько выстрелов — я слышал пять, может быть шесть. Я находился рядом с окнами кабинета Берии, выходящимиьро двор. Две пули, пущенные изнутри кабинета, разбили стекла второго окна от угла здания. Через несколько минут Коротко вышел наружу и скомандовал — всех в дом. Убитых было трое: два охранника и сам Берия, у нас потерь не было, сказались подготовка и неожиданность акции. В течение последующего часа мы собрали все документы, какие только смогли найти в доме, их было довольно много. Потом к дому подошло какое-то армейское подразделение. Что это была за часть и кто ею командовал, мне не известно. Все документы из дома Берии увез Коротко, а мы вернулись на подмосковную базу. Какова дальнейшая судьба архива Берии, я не знаю, но предполагаю, что все, что произошло в дальнейшем с Кругловым, имеет связь с этими документами.
Через несколько дней нам был предоставлен двухмесячный отпуск, который рекомендовали провести у родственников, по месту постоянной прописки. По окончании этого отпуска всем была предоставлена возможность завершить образование. Никаких наград за эту операцию никто из нас, насколько мне известно, не получил, но по окончании учебы всем была предоставлена возможность выбора работы в учреждениях Главспецмаша на перспективных должностях. В этом была своеобразная ирония, так как эти КБ входили прежде в Спецкомитет при Совмине, созданный по инициативе Берии и лично им возглавляемый до 26 июня. В кадрах госбезопасности никто из нас оставлен не был, и сам факт службы в органах в личных делах сперва отражения не нашел, но некоторое время спустя была дана санкция на следующую запись в анкетах: «офицерская должность 2-го Главного управления Комитета государственной безопасности при СМ СССР».
(Записано С. Горяиновым. «Неделя», 1997, N 22)
Из биографии С. Н. Круглова
Родился в 1907 году. Окончил японское отделение Московского института востоковедения. С 1945 года нарком внутренних дел СССР. С 15 марта по 26 июня 1953 года — первый заместитель Берии. В 1953-1956 годах — снова министр внутренних дел СССР.
В 1956 году сорокадевятилетний генерал-полковник Круглов Сергей Никифорович был снят с поста министра, в 1957 году уволен из кадров МВД, в 1960 исключен из КПСС.
В 1959 — 1966 годах получал не генеральскую пенсию, как это положено, а сорокарублевую пенсию по линии органов социального обеспечения, был переселен с семьей в двухкомнатную квартиру.
Шестого июня 1977 года Круглова сбил пригородный электропоезд. Уголовное дело по факту гибели было закрыто через два дня. Происшествие квалифицировано как «несчастный случай».
Глава 9
ДЛЯ ЧЕГО ОХРАНЕ РУКИ
ЧЕМ ЗАНИМАЛИСЬ АКВАЛАНГИСТЫ
— Я переодел его. Костюм серый я сжег, а в костюм черный переодел. Вот когда переодевал, он уже знал, что это уже готовят его.
С двумя плотниками мы сделали деревянный шит примерно метра три шириной, высотой метра два. Мы его прикрепили к стенке в бункере, в зале, где были допросы. Командующий мне сказал, чтобы я сделал стальное кольцо, я его заказал, и сделали — ввернули в центр щита. Мне приказали еще приготовить брезент, веревку. Приготовил.
— Это все за один день?
— Да, готовили весь вечер… Привел я его. Руки не связывали. Вот только когда мы его привели к щиту, то я ему руки привязал к этому кольцу, сзади.
— Как он себя вел в это время?
— Ничего. Только какая-то бледность, и правая сторона лица чуть-чуть подергивалась.
— Глаза завязывали?
— Вот слушайте. Я ведь читал в газетах и книгах, что перед казнью завязывают глаза. И я приготовил полотенце — обычное, солдатское. Стал завязывать ему глаза. Только завязал — Батицкий: «Ты чего завязываешь?! Пусть смотрит своими глазами!» Я развязал. Присутствовали члены суда: Михайлов, Шверник, еще Батицкий, Москаленко, его адъютант, Руденко… Врача не было. Стояли они метрах в шести-семи. Батицкий немного впереди, достал «парабеллум» и выстрелил Берии прямо в переносицу. Он повис на кольце.
Потом я Берию развязал. Дали мне еще одного майора. Мы завернули его в приготовленный брезент и-в машину.
Было это 23 декабря 1953 года, ближе к ночи. И когда я стал завязывать завернутый в брезент труп, я потерял сознание. Мгновенно. Брыкнулся. И тут же очухался. Батицкий меня матом покрыл. Страшно жалко было Берию, потому что за полгода привык к человеку, которого опекал…
(«Вечерняя Москва», 28 июля 1994г.)
Из рассказа доктора технических наук А. Веденина
(В конце 1952 года был выпускником физического факультета МГУ. В годы войны — офицер полковой разведки. Во время ареста Берии находился на курсах под Москвой, где формировалось специальное подразделение.)
В первых числах июня (1953 г. — Н. З.), поздно вечером, на нашу базу приехал заместитель министра Круглов. Он был в генеральской форме, в сопровождении двух человек в штатском. Круглов с ходу, без всяких предисловий, заявил, что Берия готовит антиправительственный переворот и необходимо его остановить и что нашему подразделению отводится ключевая роль в этом деле. Впечатление от его слов было шоковое. После смерти Сталина Берия был вновь назначен министром, причем сохранил за собой пост первого заместителя председателя Совмина, авторитет его в органах был очень высок и он только что приступил к глубокой реорганизации всей системы государственной безопасности. Нам стало ясно, что после слов Круглова мы оказались в положении заложников, даже, пожалуй, смертников. Предположение о возможной провокации было, очевидно, несостоятельным — ведь сами по себе мы ничего серьезного не представляли.
Начиная с этого дня к нам стали поступать агентурные материалы на Берию и его ближайшее окружение. Эти досье привозил человек Круглова, которого мы знали под именем Николая Коротко. Обычно он был в штатском, но однажды приехал в форме подполковника МГБ. Все особенности поведения, маршруты, расположение помещений в особняке на улице Качалова, состав охраны Берии были изучены досконально. Было разработано несколько сценариев ликвидации.
Так прошли три недели, с каждым днем обстановка в группе становилась все более гнетущей. Наконец 26 июня, примерно в 6 утра, нам сообщили, что операция будет проведена сегодня. Вначале предполагалось, что будет использован вариант «Автокатастрофа», но к 8 часам поступила команда на вариант «Особняк».
К 10 часам на трех «Победах» мы подъехали к дому Берии на Качалова, 28. Группой руководил Коротко. Круглов позвонил Берии по ВЧ и договорился, что Коротко привезет секретные документы и будет с охраной из трех человек. На этот час нам уже было известно, что кроме самого Берии в особняке было четыре человека. Коротко и трое «сопровождающих» из нашей группы были беспрепятственно пропущены внутрь здания, остальные заняли оговоренные схемой операции позиции у фасада и во внутреннем дворе. Спустя две или три минуты раздалось несколько выстрелов — я слышал пять, может быть шесть. Я находился рядом с окнами кабинета Берии, выходящимиьро двор. Две пули, пущенные изнутри кабинета, разбили стекла второго окна от угла здания. Через несколько минут Коротко вышел наружу и скомандовал — всех в дом. Убитых было трое: два охранника и сам Берия, у нас потерь не было, сказались подготовка и неожиданность акции. В течение последующего часа мы собрали все документы, какие только смогли найти в доме, их было довольно много. Потом к дому подошло какое-то армейское подразделение. Что это была за часть и кто ею командовал, мне не известно. Все документы из дома Берии увез Коротко, а мы вернулись на подмосковную базу. Какова дальнейшая судьба архива Берии, я не знаю, но предполагаю, что все, что произошло в дальнейшем с Кругловым, имеет связь с этими документами.
Через несколько дней нам был предоставлен двухмесячный отпуск, который рекомендовали провести у родственников, по месту постоянной прописки. По окончании этого отпуска всем была предоставлена возможность завершить образование. Никаких наград за эту операцию никто из нас, насколько мне известно, не получил, но по окончании учебы всем была предоставлена возможность выбора работы в учреждениях Главспецмаша на перспективных должностях. В этом была своеобразная ирония, так как эти КБ входили прежде в Спецкомитет при Совмине, созданный по инициативе Берии и лично им возглавляемый до 26 июня. В кадрах госбезопасности никто из нас оставлен не был, и сам факт службы в органах в личных делах сперва отражения не нашел, но некоторое время спустя была дана санкция на следующую запись в анкетах: «офицерская должность 2-го Главного управления Комитета государственной безопасности при СМ СССР».
(Записано С. Горяиновым. «Неделя», 1997, N 22)
Из биографии С. Н. Круглова
Родился в 1907 году. Окончил японское отделение Московского института востоковедения. С 1945 года нарком внутренних дел СССР. С 15 марта по 26 июня 1953 года — первый заместитель Берии. В 1953-1956 годах — снова министр внутренних дел СССР.
В 1956 году сорокадевятилетний генерал-полковник Круглов Сергей Никифорович был снят с поста министра, в 1957 году уволен из кадров МВД, в 1960 исключен из КПСС.
В 1959 — 1966 годах получал не генеральскую пенсию, как это положено, а сорокарублевую пенсию по линии органов социального обеспечения, был переселен с семьей в двухкомнатную квартиру.
Шестого июня 1977 года Круглова сбил пригородный электропоезд. Уголовное дело по факту гибели было закрыто через два дня. Происшествие квалифицировано как «несчастный случай».
Глава 9
«А В НАШЕГО НИКИТУ НИКТО НЕ СТРЕЛЯЕТ…»
Были ли покушения на Никиту Сергеевича Хрущева. Политические — да. В июне пятьдесят третьего, когда, по некоторым свидетельствам, Берия намеревался арестовать весь состав Президиума ЦК КПСС в Большом театре на премьере оперы «Декабристы». В июне пятьдесят седьмого, когда «антипартийная группа» во главе с Молотовым, Маленковым, Кагановичем, Ворошиловым и другими соратниками пыталась отстранить его от власти. В октябре шестьдесят четвертого, когда этот замысел наконец удалось осуществить.
А были ли «чистые» террористические акты? Углубление в эту тему привело к неожиданным открытиям.
А были ли «чистые» террористические акты? Углубление в эту тему привело к неожиданным открытиям.
ДЛЯ ЧЕГО ОХРАНЕ РУКИ
Хрущев был первьм советским лидером, часто и с удовольствием ездившим за границу.
Ленин, как известно, за пределы Москвы вообще не выезжал. Будучи главой первого советского правительства, он не посетил ни одной союзной республики, ни одной российской области.
Домоседом был и Сталин. Только дважды за свое тридцатилетнее правление он покидал пределы Советского Союза — в 1943 году для участия в Тегеранской встрече «Большой тройки» и два года спустя — в Потсдамской конференции глав стран-победительниц. Обе его заграничные поездки были вызваны чрезвычайными обстоятельствами, связанными с самой кровопролитной войной века.
Не ездили по заграницам, разумеется, ни члены Политбюро, ни министры, кроме, пожалуй, Молотова да Микояна, возглавлявших соответственно внешнеполитическое и внешнеторговое ведомства.
Поэтому Главное управление охраны МГБ СССР, обеспечивавшее безопасность высшего советского руководства, не имело абсолютно никаких навыков работы в условиях заграничных поездок.
Приход на смену малоразговорчивому, нелюдимому диктатору словоохотливого, коммуникабельного Хрущева потребовал от службы охраны Политбюро коренной перестройки своей деятельности. Новый лидер не только сам часто ездил за границу. С таким же размахом он принимал у себя и иностранных гостей.
Конечно, постепенно всему научились. С течением времени в структуре Управления охраны появилось специальное подразделение, которое занималось обеспечением зарубежных поездок советского руководства.
Сразу же после принятия решения о визите в ту или иную страну туда направлялась группа из нескольких человек. Они входили в контакт с местными спецслужбами и совместно вырабатывали систему мер безопасности. Обсуждали вопросы взаимодействия, применения технических средств, знакомились со спецификой уличного движения и так далее.
За два-три дня до визита самолетом доставляли автомобили и водителей. Шоферы заблаговременно изучали основные и запасные маршруты предстоявших поездок, осваивали подъездные пути, парковки, привыкали к местным особенностям. С трудом, в частности, давались непривычные для Москвы левостороннее движение, езда по узким улочкам, по брусчатке. Все это, безусловно, со временем проходило.
Но на первых порах неуклюжая советская охрана давала немало поводов для насмешек преуспевшим в этом деле зарубежным коллегам. Особенно потешались над тем, что у представителей московской безопасности руки, вопреки правилам, всегда были чем-нибудь заняты — деловой папкой с речью охраняемого, а то и его шляпой. В западных спецслужбах такое категорически запрещалось.
Буквально после первых же заграничных турне Хрущева с Булганиным у американских телохранителей родилась такая вот шутка:
— Для чего охране руки? Для того, чтобы носить охраняемых!..
Шутка возникла после двух происшествий, получивших огласку и разбиравшихся профессионалами многих стран. Правда, о первом конфузе знали меньше, поскольку он случился в глубине СССР, но утечка информации все жетфоизошла, а второй конфуз проходил на глазах всего мира.
До прихода к власти Хрущев за границей был одинединственный раз — в 1945 году, да и то инкогнито, когда в генеральской форме на военном самолете посетил Германию.
В ноябре 1955 года он вместе с председателем Совмина Булганиным вылетел в Индию. Это был ответный визит. Весной Хрущев принимал в Москве премьер-министра Джавахарлала Неру, и именно тогда случился первый конфуз, о котором речь пойдет несколько позже.
Визит в Индию для Хрущева был третьей по счету официальной поездкой за границу. До этого он побывал в Пекине и Белграде. Принимали там довольно сдержанно, поскольку при Сталине отношения с лидерами этих двух стран заметно осложнились.
Иное дело в Индии. Советских руководителей встречали там с необыкновенным радушием. Хрущев с Булганиным были первыми главами одной из великих держав, которые посетили эту бывшую британскую колонию после провозглашения ее независимости.
Куда бы ни приезжали высокие московские гости — в Бомбей, Калькутту, в другие города, не говоря о Дели, — на улицах их приветствовали огромные толпы народа.
Одна из таких встреч едва не закончилась трагически. Председатель КГБ Серов, вспоминая о том неприятном инциденте, говорил:
— На моем веку было немало трудных дел. Но ни одно из них не идет ни в какое сравнение с тем, что пришлось пережить во время поездки Хрущева и Булганина в Индию в ноябре пятьдесят пятого года…
Это случилось в Калькутте. Ее жители были уже немало наслышаны о Хрущеве, о его свободной, непринужденной манере общения с простым народом. Когда стало известно, что советские лидеры прибывают в их город, сотни тысяч людей высыпали на улицы. Каждому хотелось посмотреть на московских гостей, а если повезет, то и удостоиться пожатия их руки.
Приблизившись к очередной площади, до отказа запруженной восторженным народом, размахивающим советскими и индийскими флажками, Хрущев, для которого все эти заграничные знаки внимания после холодно-протокольных встреч в Китае и Югославии были как бальзам на душу, велел остановить автомобиль.
На площади увидели, что кортеж прекратил движение, и взорвались радостными возгласами. Тысячи людей скандировали:
— Кру-чев! Кру-чев! Руси, хинди — бхай, бхай!
Хрущев вышел из лимузина. То же сделал и Булганин. Приветствуя собравшихся, они непроизвольно потянулись к ним.
В радостном порыве толпа тоже двинулась им навстречу. Еще минута, и жиденькое полицейское оцепление было смято. Возникла давка, закричали первые пострадавшие.
Задние ряды между тем изо всех сил напирали на передние. Всем хотелось посмотреть на гостей вблизи. Люди не обращали внимания на упавших, лезли и лезли вперед. К Хрущеву и Булганину тянулись сотни рук, хватали за одежду, хлопали по плечам.
Гости становились частью разлившегося по площади человеческого моря. Словно гигантским прибоем их бросало то в одну, то в другую сторону. Казалось, вот-вот они потеряют устойчивость, и волны сомкнутся над ними.
Немногочисленная охрана в мгновение ока была оттерта от советских руководителей и потеряла их из виду. Растерялись и представители спецслужб принимавшей стороны — они тоже не обладали необходимым опытом обеспечения безопасности на подобного рода мероприятиях.
И все же чувство профессионализма сработало. Советские и индийские телохранители быстро поняли, что надо делать.
Это была еще та картина! Хрущев и Булганин взмыли высоко над толпой и… поплыли в сторону автомобилей. Охранники подняли советских руководителей на руки и понесли к кортежу.
Еще более драматичная ситуация случилась во время визита в Советский Союз индийского премьера Джавахарлала Неру и его дочери Индиры, занимавшей пост министра культуры.
Хрущев установил новую традицию приема важных гостей. Их встречали не только торжественной церемонией в аэропорту или на вокзале. На протяжении всего маршрута следования кортежа вдоль городских улиц стояли ликующие москвичи с цветами и приветственными плакатами. При Сталине такого не было.
Впервые новый протокол был апробирован во время визита Джавахарлала Неру. Первый блин оказался комом. Правда, не в Москве, а в Самарканде, куда приехала индийская делегация.
Накладки начались сразу. В аэропорту Неру неожиданно отказался от заранее подготовленного для его перемещений шикарного лимузина «ЗИС-110», который специально доставили в Самарканд из Ташкента. Это был автомобиль первого секретаря ЦК компартии Узбекистана.
Неру попросил, чтобы ему дали открытый автомобиль. Таковых в городе не было. Правда, председатель облсовпрофа ездил на стареньком коричневом кабриолете «Победа». Прибывший из Москвы заместитель председателя КГБ СССР генерал-полковник Ивашутин и председатель КГБ Узбекистана генерал-майор Бызов ломали головы, что делать. Кабриолет, в отличие от других машин, задействованных в кортеж, не подвергался техническому осмотру, да и водителем у председателя облсовпрофа был крымский татарин. И все же решили рискнуть.
Выехали из аэропорта. Впереди машина ГАИ, за ней автомобиль с сотрудниками самаркандского КГБ, машина с прессой, грузовик с открытыми бортами для телевидения. Пятой шла старенькая «Победа». В ней под накрапывавшим дождем стояли Неру, его дочь Индира и прикрепленный к высоким гостям полковник из Управления охраны КГБ СССР. Неру, опираясь на плечо полковника, помахивал над головой своей белой пилоточкой, приветствуя тысячи людей, стоявших по обеим сторонам улицы.
На подъеме к Абрамовскому бульвару, в том месте, где шоссейную дорогу занимали с обеих сторон заводские корпуса и студенческие общежития, густая людская толна так плотно обступила кортеж, что машины оказались в ловушке. Двигаться было невозможно ни вперед, ни назад. Передние ряды, чтобы не быть смятыми, изо всех сил упирались руками и ногами в борта автомобилей. Появились первые покалеченные…
Заместителю начальника Самаркандского управления КГБ Кислову каким-то чудом удалось вырваться из пробки. Поблизости находилась воинская часть, куда он бросился за помощью. Офицеры особого отдела быстро выкатили автомобиль-тягач с площадкой и осторожно стали продвигаться к кабриолету, в котором стояли гости. Продвинуться удалось всего лишь на метр — давка была страшная.
Особисты поднялись на площадку тягача. Двое из них с большим трудом, через головы людей, перебрались на кабриолет. Первой перенесли на площадку Индиру Ганди, за ней ее отца. Таким же необычным способом был перемещен и московский полковник из Управления охраны КГБ, лишившийся нескольких пуговиц на своем белом кителе.
Пришли в себя только на даче обкома.
Подобные накладки имели место лишь на первых порах, когда охрана приспосабливалась к новому, порой экстравагантному стилю поведения Хрущева. Прошло совсем немного времени, и охранники научились использовать свои руки по прямому назначению.
В службе безопасности Хрущева был офицер по фамилии Солдатов. Хрущеву он достался от Сталина. Это был надежный, очень добросовестный телохранитель, и Хрущев, став у руля государства, приказал оставить его в Кремле.
В июне 1961 года Солдатов показал, на что он способен.
Хрущев в то время прибыл с официальным визитом в Австрию. На венском вокзале его встречали руководители этой страны.
Из здания вокзала советский лидер выходил вместе со своим давнишним знакомым канцлером Австрии Бруно Крайским. Они что-то оживленно обсуждали, полуобнимая друг друга за плечи.
На привокзальной площади было много людей. В отличие от городов социалистических стран, где перед приездом Хрущева движение обычно перекрывалось, в Вене, как и в других западных столицах, жизнь протекала по обычному распорядку. Полиция образовывала коридор для прохода — только и всего.
Так произошло и на этот раз. Хрущев с Крайским следовали к сверкающим черным лаком машинам, возле которых уже стояли сотрудники спецслужб и придерживали открытые дверцы.
Когда до автомобиля Хрущева оставалось не более десятка шагов, из толпы к его ногам полетел какой-то пакет. В ту же секунду чья-то фигура взвилась в невероятном воздушном прыжке и накрыла упавший пакет своим телом.
Это Солдатов, сотрудник службы безопасности Хрущева, полагая, что брошено взрывное устройство, пытался поймать его на лету, а когда это не получилось, принять взрыв на себя.
К счастью, взрыв не последовал. Когда Солдатов вскрыл пакет, в нем оказалось письмо на имя Хрущева. Автор, выходец из Румынии, просил помочь ему вернуться на родину.
Ленин, как известно, за пределы Москвы вообще не выезжал. Будучи главой первого советского правительства, он не посетил ни одной союзной республики, ни одной российской области.
Домоседом был и Сталин. Только дважды за свое тридцатилетнее правление он покидал пределы Советского Союза — в 1943 году для участия в Тегеранской встрече «Большой тройки» и два года спустя — в Потсдамской конференции глав стран-победительниц. Обе его заграничные поездки были вызваны чрезвычайными обстоятельствами, связанными с самой кровопролитной войной века.
Не ездили по заграницам, разумеется, ни члены Политбюро, ни министры, кроме, пожалуй, Молотова да Микояна, возглавлявших соответственно внешнеполитическое и внешнеторговое ведомства.
Поэтому Главное управление охраны МГБ СССР, обеспечивавшее безопасность высшего советского руководства, не имело абсолютно никаких навыков работы в условиях заграничных поездок.
Приход на смену малоразговорчивому, нелюдимому диктатору словоохотливого, коммуникабельного Хрущева потребовал от службы охраны Политбюро коренной перестройки своей деятельности. Новый лидер не только сам часто ездил за границу. С таким же размахом он принимал у себя и иностранных гостей.
Конечно, постепенно всему научились. С течением времени в структуре Управления охраны появилось специальное подразделение, которое занималось обеспечением зарубежных поездок советского руководства.
Сразу же после принятия решения о визите в ту или иную страну туда направлялась группа из нескольких человек. Они входили в контакт с местными спецслужбами и совместно вырабатывали систему мер безопасности. Обсуждали вопросы взаимодействия, применения технических средств, знакомились со спецификой уличного движения и так далее.
За два-три дня до визита самолетом доставляли автомобили и водителей. Шоферы заблаговременно изучали основные и запасные маршруты предстоявших поездок, осваивали подъездные пути, парковки, привыкали к местным особенностям. С трудом, в частности, давались непривычные для Москвы левостороннее движение, езда по узким улочкам, по брусчатке. Все это, безусловно, со временем проходило.
Но на первых порах неуклюжая советская охрана давала немало поводов для насмешек преуспевшим в этом деле зарубежным коллегам. Особенно потешались над тем, что у представителей московской безопасности руки, вопреки правилам, всегда были чем-нибудь заняты — деловой папкой с речью охраняемого, а то и его шляпой. В западных спецслужбах такое категорически запрещалось.
Буквально после первых же заграничных турне Хрущева с Булганиным у американских телохранителей родилась такая вот шутка:
— Для чего охране руки? Для того, чтобы носить охраняемых!..
Шутка возникла после двух происшествий, получивших огласку и разбиравшихся профессионалами многих стран. Правда, о первом конфузе знали меньше, поскольку он случился в глубине СССР, но утечка информации все жетфоизошла, а второй конфуз проходил на глазах всего мира.
До прихода к власти Хрущев за границей был одинединственный раз — в 1945 году, да и то инкогнито, когда в генеральской форме на военном самолете посетил Германию.
В ноябре 1955 года он вместе с председателем Совмина Булганиным вылетел в Индию. Это был ответный визит. Весной Хрущев принимал в Москве премьер-министра Джавахарлала Неру, и именно тогда случился первый конфуз, о котором речь пойдет несколько позже.
Визит в Индию для Хрущева был третьей по счету официальной поездкой за границу. До этого он побывал в Пекине и Белграде. Принимали там довольно сдержанно, поскольку при Сталине отношения с лидерами этих двух стран заметно осложнились.
Иное дело в Индии. Советских руководителей встречали там с необыкновенным радушием. Хрущев с Булганиным были первыми главами одной из великих держав, которые посетили эту бывшую британскую колонию после провозглашения ее независимости.
Куда бы ни приезжали высокие московские гости — в Бомбей, Калькутту, в другие города, не говоря о Дели, — на улицах их приветствовали огромные толпы народа.
Одна из таких встреч едва не закончилась трагически. Председатель КГБ Серов, вспоминая о том неприятном инциденте, говорил:
— На моем веку было немало трудных дел. Но ни одно из них не идет ни в какое сравнение с тем, что пришлось пережить во время поездки Хрущева и Булганина в Индию в ноябре пятьдесят пятого года…
Это случилось в Калькутте. Ее жители были уже немало наслышаны о Хрущеве, о его свободной, непринужденной манере общения с простым народом. Когда стало известно, что советские лидеры прибывают в их город, сотни тысяч людей высыпали на улицы. Каждому хотелось посмотреть на московских гостей, а если повезет, то и удостоиться пожатия их руки.
Приблизившись к очередной площади, до отказа запруженной восторженным народом, размахивающим советскими и индийскими флажками, Хрущев, для которого все эти заграничные знаки внимания после холодно-протокольных встреч в Китае и Югославии были как бальзам на душу, велел остановить автомобиль.
На площади увидели, что кортеж прекратил движение, и взорвались радостными возгласами. Тысячи людей скандировали:
— Кру-чев! Кру-чев! Руси, хинди — бхай, бхай!
Хрущев вышел из лимузина. То же сделал и Булганин. Приветствуя собравшихся, они непроизвольно потянулись к ним.
В радостном порыве толпа тоже двинулась им навстречу. Еще минута, и жиденькое полицейское оцепление было смято. Возникла давка, закричали первые пострадавшие.
Задние ряды между тем изо всех сил напирали на передние. Всем хотелось посмотреть на гостей вблизи. Люди не обращали внимания на упавших, лезли и лезли вперед. К Хрущеву и Булганину тянулись сотни рук, хватали за одежду, хлопали по плечам.
Гости становились частью разлившегося по площади человеческого моря. Словно гигантским прибоем их бросало то в одну, то в другую сторону. Казалось, вот-вот они потеряют устойчивость, и волны сомкнутся над ними.
Немногочисленная охрана в мгновение ока была оттерта от советских руководителей и потеряла их из виду. Растерялись и представители спецслужб принимавшей стороны — они тоже не обладали необходимым опытом обеспечения безопасности на подобного рода мероприятиях.
И все же чувство профессионализма сработало. Советские и индийские телохранители быстро поняли, что надо делать.
Это была еще та картина! Хрущев и Булганин взмыли высоко над толпой и… поплыли в сторону автомобилей. Охранники подняли советских руководителей на руки и понесли к кортежу.
Еще более драматичная ситуация случилась во время визита в Советский Союз индийского премьера Джавахарлала Неру и его дочери Индиры, занимавшей пост министра культуры.
Хрущев установил новую традицию приема важных гостей. Их встречали не только торжественной церемонией в аэропорту или на вокзале. На протяжении всего маршрута следования кортежа вдоль городских улиц стояли ликующие москвичи с цветами и приветственными плакатами. При Сталине такого не было.
Впервые новый протокол был апробирован во время визита Джавахарлала Неру. Первый блин оказался комом. Правда, не в Москве, а в Самарканде, куда приехала индийская делегация.
Накладки начались сразу. В аэропорту Неру неожиданно отказался от заранее подготовленного для его перемещений шикарного лимузина «ЗИС-110», который специально доставили в Самарканд из Ташкента. Это был автомобиль первого секретаря ЦК компартии Узбекистана.
Неру попросил, чтобы ему дали открытый автомобиль. Таковых в городе не было. Правда, председатель облсовпрофа ездил на стареньком коричневом кабриолете «Победа». Прибывший из Москвы заместитель председателя КГБ СССР генерал-полковник Ивашутин и председатель КГБ Узбекистана генерал-майор Бызов ломали головы, что делать. Кабриолет, в отличие от других машин, задействованных в кортеж, не подвергался техническому осмотру, да и водителем у председателя облсовпрофа был крымский татарин. И все же решили рискнуть.
Выехали из аэропорта. Впереди машина ГАИ, за ней автомобиль с сотрудниками самаркандского КГБ, машина с прессой, грузовик с открытыми бортами для телевидения. Пятой шла старенькая «Победа». В ней под накрапывавшим дождем стояли Неру, его дочь Индира и прикрепленный к высоким гостям полковник из Управления охраны КГБ СССР. Неру, опираясь на плечо полковника, помахивал над головой своей белой пилоточкой, приветствуя тысячи людей, стоявших по обеим сторонам улицы.
На подъеме к Абрамовскому бульвару, в том месте, где шоссейную дорогу занимали с обеих сторон заводские корпуса и студенческие общежития, густая людская толна так плотно обступила кортеж, что машины оказались в ловушке. Двигаться было невозможно ни вперед, ни назад. Передние ряды, чтобы не быть смятыми, изо всех сил упирались руками и ногами в борта автомобилей. Появились первые покалеченные…
Заместителю начальника Самаркандского управления КГБ Кислову каким-то чудом удалось вырваться из пробки. Поблизости находилась воинская часть, куда он бросился за помощью. Офицеры особого отдела быстро выкатили автомобиль-тягач с площадкой и осторожно стали продвигаться к кабриолету, в котором стояли гости. Продвинуться удалось всего лишь на метр — давка была страшная.
Особисты поднялись на площадку тягача. Двое из них с большим трудом, через головы людей, перебрались на кабриолет. Первой перенесли на площадку Индиру Ганди, за ней ее отца. Таким же необычным способом был перемещен и московский полковник из Управления охраны КГБ, лишившийся нескольких пуговиц на своем белом кителе.
Пришли в себя только на даче обкома.
Подобные накладки имели место лишь на первых порах, когда охрана приспосабливалась к новому, порой экстравагантному стилю поведения Хрущева. Прошло совсем немного времени, и охранники научились использовать свои руки по прямому назначению.
В службе безопасности Хрущева был офицер по фамилии Солдатов. Хрущеву он достался от Сталина. Это был надежный, очень добросовестный телохранитель, и Хрущев, став у руля государства, приказал оставить его в Кремле.
В июне 1961 года Солдатов показал, на что он способен.
Хрущев в то время прибыл с официальным визитом в Австрию. На венском вокзале его встречали руководители этой страны.
Из здания вокзала советский лидер выходил вместе со своим давнишним знакомым канцлером Австрии Бруно Крайским. Они что-то оживленно обсуждали, полуобнимая друг друга за плечи.
На привокзальной площади было много людей. В отличие от городов социалистических стран, где перед приездом Хрущева движение обычно перекрывалось, в Вене, как и в других западных столицах, жизнь протекала по обычному распорядку. Полиция образовывала коридор для прохода — только и всего.
Так произошло и на этот раз. Хрущев с Крайским следовали к сверкающим черным лаком машинам, возле которых уже стояли сотрудники спецслужб и придерживали открытые дверцы.
Когда до автомобиля Хрущева оставалось не более десятка шагов, из толпы к его ногам полетел какой-то пакет. В ту же секунду чья-то фигура взвилась в невероятном воздушном прыжке и накрыла упавший пакет своим телом.
Это Солдатов, сотрудник службы безопасности Хрущева, полагая, что брошено взрывное устройство, пытался поймать его на лету, а когда это не получилось, принять взрыв на себя.
К счастью, взрыв не последовал. Когда Солдатов вскрыл пакет, в нем оказалось письмо на имя Хрущева. Автор, выходец из Румынии, просил помочь ему вернуться на родину.
ЧЕМ ЗАНИМАЛИСЬ АКВАЛАНГИСТЫ
Когда последний генсек КПСС поехал в последний в своей генсековской жизни отпуск в Форос, его охрану осуществляли более пятисот человек. В службе безопасности Горбачева были даже специальные подразделения подводных снайперов-аквалангистов, которые наблюдали за сверхчувствительными приборами, позволявшими пеленговать даже приближавшихся мелких рыбешек, не говоря уже о крупных дельфинах.
Служба аквалангистов была создана в Девятом управлении КГБ СССР при Хрущеве. Ее рождению сопутствовали довольно забавные обстоятельства.
Никита Сергеевич, в отличие от Михаила Сергеевича, охране своей персоны уделял крайне мало внимания. Дача между Ливадией и Нижней Ореандой в Крыму, где он проводил отпуска, по всему периметру вообще не охранялась. Посты стояли лишь у главного входа и со стороны моря.
Штат сотрудников, отвечавших за безопасность Хрущева, был невелик. Его личную охрану возглавлял полковник Литовченко, который работал с ним еще в Киеве. Киевлянами были Коротков, Бунаев, Васильев, Божко. Из сталинской охраны ему «по наследству» достались Балашов, Козин, отличившийся в Вене Солдатов, и еще несколько человек.
Никита Сергеевич терпеть не мог, когда телохранители путались у него под ногами, придумывал для них всевозможные поручения, лишь бы не видеть их перед глазами. Относился к ним пренебрежительно, считая дармоедами и бездельниками. Из-за чего в итоге и поплатился в октябре шестьдесят четвертого, не придав значения поступившей от охранника Игнатова конфиденциальной информации о созревавшем заговоре.
Казалось бы, нет логики: если Хрущев недооценивал роль охраны, то почему тогда именно при его правлении в структуре правительственной службы безопасности возникло новое подразделение аквалангистов? Ведь Никита Сергеевич постоянно урезал расходы на содержание кремлевской стражи.
Дело в том, что аквалангисты выполняли довольно пикантные функции.
Никита Сергеевич был заядлым рыболовом. Он очень любил щегольнуть перед иностранными гостями своим умением и удачливостью. Ужение рыбы входило в программу его отдыха в выходные и праздничные дни, не говоря уже об отпусках.
К рыбной ловле он пристрастился давно. Когда работал на Украине, его дача под Киевом была рядом с дачей Подгорного. Мать Николая Викторовича почти все свое свободное время проводила на небольшом озерце.
Ей везло больше — она всегда была с хорошим уловом. Хрущев садился с ней рядом, закидывал удочку в то же место, но рыба у него не клевала.
Раздосадованный Никита Сергеевич распорядился, чтобы мать Подгорного больше не пускали к озеру в то время, когда он сам рыбачит. Рассказывают, что на этой почве он буквально возненавидел старую женщину и чуть не рассорился с ее сыном.
Зная об этой причуде Никиты Сергеевича, о его стремлении показать себя перед другими умелым рыболовом, руководство службы охраны приказывало заранее подкармливать рыбу в тех местах, где он обычно ее ловил. Богатый улов доставлял Хрущеву неподдельную, почти мальчишескую радость.
Дальше — больше. Стремясь угодить ему, начальники кремлевской стражи выделили специальную группу сотрудников для проведения секретных операций. В группу были подобраны спортсмены-разрядники подводного плавания. В их задачу входило во время рыбалки Никиты Сергеевича погружаться в воду и подставлять рыбу к его удочке.
О секретах удачливости Хрущева на рыбалке, конечно же, никто не догадывался. Сам он, безусловно, знал, почему ему так постоянно везет, но секретов не выдавал.
Группа аквалангистов, которая была создана для столь забавной цели, и стала родоначальницей нового подразделения в структуре службы безопасности кремлевских небожителей.
Хрущев, в отличие от Сталина, много ездил по стране. Местные власти тщательно готовились к приездам Никиты Сергеевича. В магазины завозились товары и продукты, но до отъезда Хрущева их не продавали, чтобы не возникали гигантские очереди. Из соседних областей перегоняли скот, чтобы тучные стада услаждали строгий взгляд высокого гостя и подтверждали правильность его экономической политики. Пуще всего местные начальники боялись, чтобы какой-нибудь несознательный гражданин не прорвался к Хрущеву и не рассказал бы ему обо всем этом очковтирательстве. Поэтому охраняли его в поездках весьма и весьма тщательно.
Кремлевская стража, естественно, благосклонно внимала советам местных удельных князей, как оградить Никиту Сергеевича от желающих поближе протиснуться к нему. Охранники при этом преследовали свои цели — мол, не зря они хлеб едят, — удельные князья — свои. Обе стороны были довольны друг другом.
Но русский правдолюбец — всем правдолюбцам правдолюбец! Как ни перекрывай пути-дороги к первому лицу государства, какие драконовские меры ни предпринимай, а русский человек, одержимый идеей, обойдет все препоны.
Поскольку из-за сильной охраны к Хрущеву во время его поездок по стране пробиться было невозможно, советские правдоискатели связывали свои надежды на встречу с ним, когда он отбывал в отпуск. Неутомимое племя жалобщиков знало, что Никита Сергеевич отдыхал дважды в году: в апреле, чтобы в спокойной обстановке отметить свой день рождения, и в конце лета.
Как бесконечные косяки птиц, учуяв приближение весны, приходят в движение и пускаются в тысячеверстные перелеты, так и сотни жалобщиков, правдоискателей, разного рода непризнанных гениев со всех уголков огромного Советского Союза снимались с насиженных мест и слетались в Крым. Обычно в путь трогались за неделю-другую до приезда Хрущева, чтобы поселиться поблизости и занять выгодную диспозицию.
Купаясь в море с надувным кругом, он иногда приплывал на городской пляж и, к изумлению отдыхавших, запросто вступал с ними в разговор. Вот тогда ему можно было задать любой вопрос, пожаловаться, передать письменную просьбу. Люди знали об этом чудачестве Хрущева и занимали лучшие места на пляже с первыми лучами солнца.
Служба аквалангистов была создана в Девятом управлении КГБ СССР при Хрущеве. Ее рождению сопутствовали довольно забавные обстоятельства.
Никита Сергеевич, в отличие от Михаила Сергеевича, охране своей персоны уделял крайне мало внимания. Дача между Ливадией и Нижней Ореандой в Крыму, где он проводил отпуска, по всему периметру вообще не охранялась. Посты стояли лишь у главного входа и со стороны моря.
Штат сотрудников, отвечавших за безопасность Хрущева, был невелик. Его личную охрану возглавлял полковник Литовченко, который работал с ним еще в Киеве. Киевлянами были Коротков, Бунаев, Васильев, Божко. Из сталинской охраны ему «по наследству» достались Балашов, Козин, отличившийся в Вене Солдатов, и еще несколько человек.
Никита Сергеевич терпеть не мог, когда телохранители путались у него под ногами, придумывал для них всевозможные поручения, лишь бы не видеть их перед глазами. Относился к ним пренебрежительно, считая дармоедами и бездельниками. Из-за чего в итоге и поплатился в октябре шестьдесят четвертого, не придав значения поступившей от охранника Игнатова конфиденциальной информации о созревавшем заговоре.
Казалось бы, нет логики: если Хрущев недооценивал роль охраны, то почему тогда именно при его правлении в структуре правительственной службы безопасности возникло новое подразделение аквалангистов? Ведь Никита Сергеевич постоянно урезал расходы на содержание кремлевской стражи.
Дело в том, что аквалангисты выполняли довольно пикантные функции.
Никита Сергеевич был заядлым рыболовом. Он очень любил щегольнуть перед иностранными гостями своим умением и удачливостью. Ужение рыбы входило в программу его отдыха в выходные и праздничные дни, не говоря уже об отпусках.
К рыбной ловле он пристрастился давно. Когда работал на Украине, его дача под Киевом была рядом с дачей Подгорного. Мать Николая Викторовича почти все свое свободное время проводила на небольшом озерце.
Ей везло больше — она всегда была с хорошим уловом. Хрущев садился с ней рядом, закидывал удочку в то же место, но рыба у него не клевала.
Раздосадованный Никита Сергеевич распорядился, чтобы мать Подгорного больше не пускали к озеру в то время, когда он сам рыбачит. Рассказывают, что на этой почве он буквально возненавидел старую женщину и чуть не рассорился с ее сыном.
Зная об этой причуде Никиты Сергеевича, о его стремлении показать себя перед другими умелым рыболовом, руководство службы охраны приказывало заранее подкармливать рыбу в тех местах, где он обычно ее ловил. Богатый улов доставлял Хрущеву неподдельную, почти мальчишескую радость.
Дальше — больше. Стремясь угодить ему, начальники кремлевской стражи выделили специальную группу сотрудников для проведения секретных операций. В группу были подобраны спортсмены-разрядники подводного плавания. В их задачу входило во время рыбалки Никиты Сергеевича погружаться в воду и подставлять рыбу к его удочке.
О секретах удачливости Хрущева на рыбалке, конечно же, никто не догадывался. Сам он, безусловно, знал, почему ему так постоянно везет, но секретов не выдавал.
Группа аквалангистов, которая была создана для столь забавной цели, и стала родоначальницей нового подразделения в структуре службы безопасности кремлевских небожителей.
Хрущев, в отличие от Сталина, много ездил по стране. Местные власти тщательно готовились к приездам Никиты Сергеевича. В магазины завозились товары и продукты, но до отъезда Хрущева их не продавали, чтобы не возникали гигантские очереди. Из соседних областей перегоняли скот, чтобы тучные стада услаждали строгий взгляд высокого гостя и подтверждали правильность его экономической политики. Пуще всего местные начальники боялись, чтобы какой-нибудь несознательный гражданин не прорвался к Хрущеву и не рассказал бы ему обо всем этом очковтирательстве. Поэтому охраняли его в поездках весьма и весьма тщательно.
Кремлевская стража, естественно, благосклонно внимала советам местных удельных князей, как оградить Никиту Сергеевича от желающих поближе протиснуться к нему. Охранники при этом преследовали свои цели — мол, не зря они хлеб едят, — удельные князья — свои. Обе стороны были довольны друг другом.
Но русский правдолюбец — всем правдолюбцам правдолюбец! Как ни перекрывай пути-дороги к первому лицу государства, какие драконовские меры ни предпринимай, а русский человек, одержимый идеей, обойдет все препоны.
Поскольку из-за сильной охраны к Хрущеву во время его поездок по стране пробиться было невозможно, советские правдоискатели связывали свои надежды на встречу с ним, когда он отбывал в отпуск. Неутомимое племя жалобщиков знало, что Никита Сергеевич отдыхал дважды в году: в апреле, чтобы в спокойной обстановке отметить свой день рождения, и в конце лета.
Как бесконечные косяки птиц, учуяв приближение весны, приходят в движение и пускаются в тысячеверстные перелеты, так и сотни жалобщиков, правдоискателей, разного рода непризнанных гениев со всех уголков огромного Советского Союза снимались с насиженных мест и слетались в Крым. Обычно в путь трогались за неделю-другую до приезда Хрущева, чтобы поселиться поблизости и занять выгодную диспозицию.
Купаясь в море с надувным кругом, он иногда приплывал на городской пляж и, к изумлению отдыхавших, запросто вступал с ними в разговор. Вот тогда ему можно было задать любой вопрос, пожаловаться, передать письменную просьбу. Люди знали об этом чудачестве Хрущева и занимали лучшие места на пляже с первыми лучами солнца.