Страница:
Если быть точным, то событие, о котором пойдет речь, случилось 7 ноября.
О том, что это предпоследняя демонстрация, не подозревал никто: ни те, кто стоял на трибуне Мавзолея, ни те, кто проходил мимо них в праздничных колоннах. Радостно-возбужденные демонстранты, вступив на Красную площадь, как по команде, поворачивали головы направо, стараясь получше разглядеть находившихся вблизи трибуны.
Больше всех везло крайнему, восьмому со стороны ГУМа, потоку. Людям, которые шествовали в нем, ничто не загораживало вида. Они по давней привычке досадно впивались глазами в членов кремлевского ареопага с их неизменными красными бантиками на лацканах черных пальто, вполголоса произносили имена узнанных по телеэкранам вождей.
Священный трепет, испытываемый при благоговейном созерцании стоявших на трибуне Мавзолея небожителей, который отчетливо читался на простодушных лицах многих демонстрантов, вдруг начал понемногу исчезать. Вместо него появлялось удивление, недоумение. Среди публики помоложе раздались приглушенные смешки. Еще нисколько мгновений, и вот уже посыпались колкости, остроты.
Объектом шуток был постовой напротив Мавзолея. Милицейская шинель с широкой нашивкой старшего сержанта, шапка с кокардой, в одной руке — рация, в другой… Текущие возле него колонны демонстрантов невольно улыбались: в другой руке странный постовой держал… обрез. Остроты относительно необычного «табельного» оружия достигали ушей милиционера — действительно, в тот день иметь с собой пистолеты им не полагалось, — он сам понимал нелепость своего положения, но оставить пост без приказа не имел права. Так и стоял некоторое время с охотничьим ружьем со спиленным прикладом на виду у не скупящихся на остроты демонстрантов, пока не сообразил связаться по рации с дежурным:
— Докладывает старший сержант Мыльников. Так что мне делать с двустволкой-то? Народ глазеет. Смеется…
— Как, ружье еще у тебя? — прохрипела рация. — Сейчас решим.
Минут через десять к Мыльникову подошел человек в штатском.
— Давай свой трофей, герой. Я из КГБ.
Теперь Мыльников ничем не отличался от других постовых. Новые колонны демонстрантов, вкатывавшиеся на Красную площадь, скользили, не останавливаясь, по его фигуре равнодушным взглядом и вытягивали шеи в сторону тех, кто стоял на трибуне Мавзолея.
В тот же день, 7 ноября, в вечернем выпуске телепрограммы «Время» было передано такое вот сенсационное сообщение ТАСС, напечатанное назавтра всеми центральными и региональными газетами: «Во время праздничной демонстрации 7 ноября на Красной площади в районе ГУМа прозвучали выстрелы. Как сообщили корреспонденту ТАСС в пресс-службе управления Комитета госбезопасности СССР по городу Москве и Московской области, задержан житель города Ленинграда, произведший из обреза охотничьего ружья два выстрела в воздух. Пострадавших нет. Ведется расследование».
Наверное, не один гражданин, проходивший в восьмом потоке демонстрантов с11.15 до 11.25, услышав или прочитав это сообщение, вздрагивал в страшной догадке, вспоминая бросившуюся всем в глаза фигуру странного постового в милицейской форме с обрезом охотничьей двустволки в руке.
Не то ли ружье стреляло? И в кого?
В ПАРИКЕ И ГРИМЕ
ГЕРОЙ ДНЯ
СНАЙПЕРСКИЕ ЗАБАВЫ
ПРЫЖОК МЫЛЬНИКОВА
ЛИЧНОСТЬ ИСПОЛНИТЕЛЯ
О том, что это предпоследняя демонстрация, не подозревал никто: ни те, кто стоял на трибуне Мавзолея, ни те, кто проходил мимо них в праздничных колоннах. Радостно-возбужденные демонстранты, вступив на Красную площадь, как по команде, поворачивали головы направо, стараясь получше разглядеть находившихся вблизи трибуны.
Больше всех везло крайнему, восьмому со стороны ГУМа, потоку. Людям, которые шествовали в нем, ничто не загораживало вида. Они по давней привычке досадно впивались глазами в членов кремлевского ареопага с их неизменными красными бантиками на лацканах черных пальто, вполголоса произносили имена узнанных по телеэкранам вождей.
Священный трепет, испытываемый при благоговейном созерцании стоявших на трибуне Мавзолея небожителей, который отчетливо читался на простодушных лицах многих демонстрантов, вдруг начал понемногу исчезать. Вместо него появлялось удивление, недоумение. Среди публики помоложе раздались приглушенные смешки. Еще нисколько мгновений, и вот уже посыпались колкости, остроты.
Объектом шуток был постовой напротив Мавзолея. Милицейская шинель с широкой нашивкой старшего сержанта, шапка с кокардой, в одной руке — рация, в другой… Текущие возле него колонны демонстрантов невольно улыбались: в другой руке странный постовой держал… обрез. Остроты относительно необычного «табельного» оружия достигали ушей милиционера — действительно, в тот день иметь с собой пистолеты им не полагалось, — он сам понимал нелепость своего положения, но оставить пост без приказа не имел права. Так и стоял некоторое время с охотничьим ружьем со спиленным прикладом на виду у не скупящихся на остроты демонстрантов, пока не сообразил связаться по рации с дежурным:
— Докладывает старший сержант Мыльников. Так что мне делать с двустволкой-то? Народ глазеет. Смеется…
— Как, ружье еще у тебя? — прохрипела рация. — Сейчас решим.
Минут через десять к Мыльникову подошел человек в штатском.
— Давай свой трофей, герой. Я из КГБ.
Теперь Мыльников ничем не отличался от других постовых. Новые колонны демонстрантов, вкатывавшиеся на Красную площадь, скользили, не останавливаясь, по его фигуре равнодушным взглядом и вытягивали шеи в сторону тех, кто стоял на трибуне Мавзолея.
В тот же день, 7 ноября, в вечернем выпуске телепрограммы «Время» было передано такое вот сенсационное сообщение ТАСС, напечатанное назавтра всеми центральными и региональными газетами: «Во время праздничной демонстрации 7 ноября на Красной площади в районе ГУМа прозвучали выстрелы. Как сообщили корреспонденту ТАСС в пресс-службе управления Комитета госбезопасности СССР по городу Москве и Московской области, задержан житель города Ленинграда, произведший из обреза охотничьего ружья два выстрела в воздух. Пострадавших нет. Ведется расследование».
Наверное, не один гражданин, проходивший в восьмом потоке демонстрантов с11.15 до 11.25, услышав или прочитав это сообщение, вздрагивал в страшной догадке, вспоминая бросившуюся всем в глаза фигуру странного постового в милицейской форме с обрезом охотничьей двустволки в руке.
Не то ли ружье стреляло? И в кого?
В ПАРИКЕ И ГРИМЕ
А теперь перекинем листки календаря в обратном направлении, на семь месяцев назад.
Глухая мартовская ночь. По грязным улицам города Колпино, раскисшим от неубранного мокрого снега, бредет одинокий гражданин. Время от времени он пугливо озирается по сторонам и, не заметив ничего подозрительного, направляется к ближайшему зданию. На ходу расстегивает сумку, еще раз бросает настороженный взгляд назад. Взмах кисточкой — и белая полоска бумаги остается на стене.
Расклеив поблизости еще три листовки, гражданин счел, что для этого района достаточно. Зайдя в подъезд заранее облюбованного дома, сделал вид, что хочет открыть «свой» почтовый ящик. По замыслу, это не должно вызвать подозрений у какого-либо припозднившегося жильца, если бы такой вдруг появился в подъезде: высотка новая, соседи еще не успели толком перезнакомиться.
Косясь на входную дверь, гражданин сделал вид, что ищет в сумке ключ. Убедившись, что вокруг тихо, быстрым движением извлек парик и надел его на голову. Порывшись в сумке, вынул еще какие-то коробочки и флакончики. Взглянув в зеркальце дамской пудреницы, удовлетворенно хмыкнул.
Человек, который вышел спустя несколько минут из подъезда на улицу, был совершенно не похож на того, который входил. Грим и парик изменили его внешность до неузнаваемости. На голове красовалась шляпа вместо кепочки, короткую куртку сменил плащ.
Незнакомец, не оглядываясь, уверенно двинулся по улице. Шаг у него был крупный, размашистый — не то что у недавнего гражданина, мелкими шажками скользнувшего в подъезд несколькими минутами раньше.
Человек в парике и гриме был единственным пешеходом в этот поздний час. Шел он довольно долго, и никто не встретился ему на пути. Следующую партию листовок наш незнакомец расклеил в другом районе города, чтобы запутать тех, кто будет искать его следы. Сделав свое дело, он опять зашел в намеченную раньше высотку и там повторил процедуру с переодеванием и гримом. И снова из подъезда вышел человек, не похожий на того, в плаще и шляпе.
Остаток листовок он расклеил в новом месте. Домой возвращался под утро в своем обычном обличье, в котором привыкли видеть его соседи по рабочему общежитию Ижорского завода. Кепка, куртка, джинсы — так экипированы десятки тысяч людей.
И хотя по его расчетам все должно было обойтись благополучно, поскольку он предпринял все мыслимые меры предосторожности, несколько дней провел в тревожном ожидании.
Однако беспокойство вскоре улеглось. Наш герой торжествовал. Оказывается, если хорошенько пораскинуть мозгами, вполне можно обвести вокруг пальца всесильный КГБ.
Чем чаще перебирал он в памяти детали осуществленного наконец замысла, тем сильнее утверждался в своих исключительных умственных способностях. Пусть покрутятся гебисты! Следов он не оставил практически никаких. По почерку его никогда не вычислят, пусть хоть сто графологических экспертиз устраивают! Листовки не от руки написаны и не на машинке напечатаны. Он подбирал текст буквально по буквам из разных газет. Потом монтировал — в перчатках, чтобы не оставить отпечатков пальцев. Расклеивал в парике, загримированный.
В Ленинградском областном управлении КГБ, куда бдительные граждане доставили несколько из четырнадцати расклеенных в темную мартовскую ночь 1990 года листовок угрожающего характера в отношении руководителей государства, изумлялись особой ухищренности, с какой действовал анонимный автор. Немедленно был разработан широкий комплекс оперативно-розыскных мероприятий, направленных на выявление личности автора угроз. Дело было нешуточное: опасности подвергалась жизнь самого М. С. Горбачева.
Однако сотрудники органов госбезопасности вскоре поняли, что их задача крайне осложнена. Неизвестный, к их глубокому сожалению, не оставил никаких следов, ни одной, даже самой тонкой, ниточки.
Розыскная машина крутилась вхолостую.
Глухая мартовская ночь. По грязным улицам города Колпино, раскисшим от неубранного мокрого снега, бредет одинокий гражданин. Время от времени он пугливо озирается по сторонам и, не заметив ничего подозрительного, направляется к ближайшему зданию. На ходу расстегивает сумку, еще раз бросает настороженный взгляд назад. Взмах кисточкой — и белая полоска бумаги остается на стене.
Расклеив поблизости еще три листовки, гражданин счел, что для этого района достаточно. Зайдя в подъезд заранее облюбованного дома, сделал вид, что хочет открыть «свой» почтовый ящик. По замыслу, это не должно вызвать подозрений у какого-либо припозднившегося жильца, если бы такой вдруг появился в подъезде: высотка новая, соседи еще не успели толком перезнакомиться.
Косясь на входную дверь, гражданин сделал вид, что ищет в сумке ключ. Убедившись, что вокруг тихо, быстрым движением извлек парик и надел его на голову. Порывшись в сумке, вынул еще какие-то коробочки и флакончики. Взглянув в зеркальце дамской пудреницы, удовлетворенно хмыкнул.
Человек, который вышел спустя несколько минут из подъезда на улицу, был совершенно не похож на того, который входил. Грим и парик изменили его внешность до неузнаваемости. На голове красовалась шляпа вместо кепочки, короткую куртку сменил плащ.
Незнакомец, не оглядываясь, уверенно двинулся по улице. Шаг у него был крупный, размашистый — не то что у недавнего гражданина, мелкими шажками скользнувшего в подъезд несколькими минутами раньше.
Человек в парике и гриме был единственным пешеходом в этот поздний час. Шел он довольно долго, и никто не встретился ему на пути. Следующую партию листовок наш незнакомец расклеил в другом районе города, чтобы запутать тех, кто будет искать его следы. Сделав свое дело, он опять зашел в намеченную раньше высотку и там повторил процедуру с переодеванием и гримом. И снова из подъезда вышел человек, не похожий на того, в плаще и шляпе.
Остаток листовок он расклеил в новом месте. Домой возвращался под утро в своем обычном обличье, в котором привыкли видеть его соседи по рабочему общежитию Ижорского завода. Кепка, куртка, джинсы — так экипированы десятки тысяч людей.
И хотя по его расчетам все должно было обойтись благополучно, поскольку он предпринял все мыслимые меры предосторожности, несколько дней провел в тревожном ожидании.
Однако беспокойство вскоре улеглось. Наш герой торжествовал. Оказывается, если хорошенько пораскинуть мозгами, вполне можно обвести вокруг пальца всесильный КГБ.
Чем чаще перебирал он в памяти детали осуществленного наконец замысла, тем сильнее утверждался в своих исключительных умственных способностях. Пусть покрутятся гебисты! Следов он не оставил практически никаких. По почерку его никогда не вычислят, пусть хоть сто графологических экспертиз устраивают! Листовки не от руки написаны и не на машинке напечатаны. Он подбирал текст буквально по буквам из разных газет. Потом монтировал — в перчатках, чтобы не оставить отпечатков пальцев. Расклеивал в парике, загримированный.
В Ленинградском областном управлении КГБ, куда бдительные граждане доставили несколько из четырнадцати расклеенных в темную мартовскую ночь 1990 года листовок угрожающего характера в отношении руководителей государства, изумлялись особой ухищренности, с какой действовал анонимный автор. Немедленно был разработан широкий комплекс оперативно-розыскных мероприятий, направленных на выявление личности автора угроз. Дело было нешуточное: опасности подвергалась жизнь самого М. С. Горбачева.
Однако сотрудники органов госбезопасности вскоре поняли, что их задача крайне осложнена. Неизвестный, к их глубокому сожалению, не оставил никаких следов, ни одной, даже самой тонкой, ниточки.
Розыскная машина крутилась вхолостую.
ГЕРОЙ ДНЯ
Командир отделения из 1-го полка патрульно-постовой службы Мосгорисполкома старший сержант Андрей Мыльников получил приказание сопровождать на милицейской машине колонну демонстрантов Бауманского района.
Каждый год 1 мая и 7 ноября личный состав полка привлекался к мероприятиям, связанным с проведением демонстраций трудящихся на Красной площади. Участие патрульных и постовых сводилось к тому, что их машины становились во главе колонн и задавали им определенный темп движения. Это делалось для того, чтобы представители трудящихся разных районов столицы подходили к Красной площади в точно отведенное им время во избежание столкновений колонн на перекрестках.
В соответствии с полученным приказом Андрей Мыльников прибыл к месту сбора колонны бауманцев в шесть утра. Стоял легкий морозец, на душе было легко и празднично.
В девять сорок он получил по рации распоряжение о начале движения. Сидевший за рулем милицейской машины сержант Сергей Романовский включил двигатель, и «газик» тронулся с места.
Андрей Мыльников еще не знал, что он движется навстречу своей славе.
Перед вступлением колонны бауманцев на Красную площадь милицейская машина свернула в сторону, и Мыльников, как ему и предписывалось, некоторое время шагал вместе с демонстрантами. Как только первые шеренги поравнялись с Мавзолеем, сержант в соответствии с инструкцией отошел от колонны и остановился, пропуская ее.
Часы на Спасской башне показывали десять минут двенадцатого.
Дальнейшее происходило, как в замедленной съемке. Взгляд Мыльникова внезапно обнаружил разрыв в рядах демонстрантов — метров пять, не больше. «Непорядок» — зафиксировал опытный милицейский глаз. Мыльников хотел было подать знак, чтобы отстающие ускорили шаг и ликвидировали разрыв, как вдруг увидел нечто невероятное.
Один из демонстрантов, в длинном до пят пальто, отстал от своей шеренги, замедлил шаг и, оказавшись в центре образовавшегося разрыва, молниеносно распахнул полу одной рукой, а второй выхватил обрез и прицелился в кого-то на трибуне Мавзолея.
Террорист с ружьем находился в каких-то двух метрах от Мыльникова и, наверное, не заметил милиционера.
Мыльников взвился в прыжке.
Каждый год 1 мая и 7 ноября личный состав полка привлекался к мероприятиям, связанным с проведением демонстраций трудящихся на Красной площади. Участие патрульных и постовых сводилось к тому, что их машины становились во главе колонн и задавали им определенный темп движения. Это делалось для того, чтобы представители трудящихся разных районов столицы подходили к Красной площади в точно отведенное им время во избежание столкновений колонн на перекрестках.
В соответствии с полученным приказом Андрей Мыльников прибыл к месту сбора колонны бауманцев в шесть утра. Стоял легкий морозец, на душе было легко и празднично.
В девять сорок он получил по рации распоряжение о начале движения. Сидевший за рулем милицейской машины сержант Сергей Романовский включил двигатель, и «газик» тронулся с места.
Андрей Мыльников еще не знал, что он движется навстречу своей славе.
Перед вступлением колонны бауманцев на Красную площадь милицейская машина свернула в сторону, и Мыльников, как ему и предписывалось, некоторое время шагал вместе с демонстрантами. Как только первые шеренги поравнялись с Мавзолеем, сержант в соответствии с инструкцией отошел от колонны и остановился, пропуская ее.
Часы на Спасской башне показывали десять минут двенадцатого.
Дальнейшее происходило, как в замедленной съемке. Взгляд Мыльникова внезапно обнаружил разрыв в рядах демонстрантов — метров пять, не больше. «Непорядок» — зафиксировал опытный милицейский глаз. Мыльников хотел было подать знак, чтобы отстающие ускорили шаг и ликвидировали разрыв, как вдруг увидел нечто невероятное.
Один из демонстрантов, в длинном до пят пальто, отстал от своей шеренги, замедлил шаг и, оказавшись в центре образовавшегося разрыва, молниеносно распахнул полу одной рукой, а второй выхватил обрез и прицелился в кого-то на трибуне Мавзолея.
Террорист с ружьем находился в каких-то двух метрах от Мыльникова и, наверное, не заметил милиционера.
Мыльников взвился в прыжке.
СНАЙПЕРСКИЕ ЗАБАВЫ
С момента расклейки листовок с угрозами в адрес Горбачева прошло полгода. Любитель конспирации, париков и грима совсем успокоился. «Не так страшен черт», — думал он про себя, втайне гордясь славной победой над КГБ.
Все это время не давала покоя одна мыслишка, возникшая у него давно. Она то пугала, отталкивая страхом за последствия, то вновь стучала в мозгу, маня и привораживая. Он вырезал из газет необходимые слова и буквы, смонтировал их в листовку. На бумаге они не казались теперь страшными. Это было как приказ, оформленный письменно.
После успешной операции с листовками навязчивая идея, родившаяся в воспаленном мозгу, окрепла окончательно. Вскоре она полностью овладела им. Отказаться от своего замысла он уже был не в состоянии, если бы даже и захотел. Им владела неведомая сила, сопротивляться которой он не мог.
Начался этап интенсивной подготовки к осуществлению задуманного.
Первым делом надо было определиться с видом оружия. Мечту об автомате или пистолете пришлось сразу отбросить как неосуществимую. Такое оружие в те благословенные времена достать было не просто. После тщательной проработки вариантов остановился на охотничьем ружье.
Во-первых, нет проблем с приобретением. В любом охотничьем магазине богатейший выбор. Во-вторых, ни у кого не шевельнется подозрение, для каких целей оно приобретается. Значит, можно безбоязненно толкаться среди покупателей, знающих толк в оружии, поспрашивать, какое надежнее. В-третьих, это даст законное основание для снайперских упражнений — меткость стрельбы составляла главное условие успешного осуществления выношенного им хитроумного плана.
В середине октября, примерно за три недели до Октябрьских праздников, высмотрел подходящее ружьецо. Немецкого производства — двуствольное, шестнадцатого калибра. Любовно провел ладонью по прикладу, ощущая приятную прохладу металла.
Продавец выбор одобрил:
— Серьезная пушка. Бьет точно. С полутораста метров лося наповал кладет.
Покупатель боевые качества ружья знал. Заранее облюбовал. За покупку выложил девятьсот рублей — деньги по тем временам немалые. С оформлением проблем не было — покупатель выложил билет члена Колпинского межрегионального общества охотников и рыболовов, а также полученное по всем правилам разрешение на хранение охотничьего оружия.
Об искусстве снаряжения патронов вычитал в публичной библиотеке. Много ценных советов дали охотники в магазине, совершенно не подозревавшие о подлинной цели любознательного новичка.
Оставалось главное — пристрелять ружье, научиться попадать в цель. Для снайперских упражнений вполне подходил дальний лес, куда и зачастил наш любитель конспирации. Нельзя считать, что он был полнейшим профаном в этом деле, поскольку оружие в руках держать приходилось — в молодости служил в армии. Поэтому на пристрелку охотничьей двустволки много времени не понадобилось.
Удовлетворенный успехами в снайперском искусстве, он приступил к осуществлению второй части своего плана, заключавшейся в том, чтобы найти способ незаметно пронести оружие к предполагаемому месту действий. Привыкший к изощрениям мозг и здесь подсказал нестандартное решение.
Первым делом спилил приклад — при обыске его потом найдут на даче. Немало усилий затратил на то, чтобы сшить специальное приспособление во внутреннюю часть пиджака — нечто вроде войлочного кармана, которому отводилось еще и функция самодельного «бронежилета». Работать приходилось так, чтобы не застукали домашние. Подобрать удобный момент было нелегко — дочь-дошкольница всюду совала свой нос-пуговку. Да и от жены следовало прятаться — в тайну задуманного не был посвящен никто.
В области камуфляжа он проявил незаурядные способности. Чтобы обрез не выделялся под одеждой, купил широченный шарф — на всю грудь. Пальто должно быть непременно просторным, полы — как можно длиннее, до пят. В магазине одежды, где он примерил, а затем купил эту явно не по его фигуре обнову, продавщицы посмеивались над чудаковатым покупателем.
В глухом болотистом лесу, убедившись, что поблизости никого нет, облачился в купленное и приступил к тренировкам, цель которых — в считанные секунды выхватить обрез и открыть огонь. Может, кто-то и слышал эти выстрелы, но, наверное, думал, что стреляет охотник. На это и был расчет.
В первых числах ноября все приготовления были закончены. Ружье с патронами «жакан», обладающими особой убойной силой, свободно уместились в чемодане. Билет на Москву в кармане.
Утром 6 ноября любитель париков и грима вышел из вагона поезда на Ленинградском вокзале. Чемодан с обрезом сдал в камеру хранения. В ту пору в Москве расплодилось несчитанное количество кооперативов, занимавшихся устройством на ночлег иногородних приезжих. Пассажир с «Красной стрелы» не преминул воспользоваться услугами одной из посреднических контор, которая предложила ему несколько адресов на выбор.
Хозяйкой квартиры, куда он определился на постой, была пожилая женщина. Она только посмеялась над наивностью постояльца, поинтересовавшегося, можно ли завтра утром попасть на Красную площадь.
— Только после демонстрации, милок. До начала туда никого не пускают.
Квартирант изобразил разочарование.
— А я-то надеялся на Горбачева да на Рыжкова посмотреть.
Хозяйка кивнула на телевизор.
— И оттуда все видать…
Однако такой вариант, судя по всему, постояльца не устраивал.
После обеда он ушел — на вокзал за чемоданом. Вернулся к вечеру. Обложился газетами, внимательно изучая сообщения о местах сбора праздничных колонн жителей столицы. Наиболее подробные сведения были в «Вечерке», и потому он вырезал из этой газеты заметку и опустил ее в карман.
Утром 7 ноября отправился к месту сбора колонны Бауманского района и каким-то чудом влился в нее.
А теперь, если позволите, небольшое отступление личного плана. За всю мою жизнь мне только дважды — в 1976 и 1986 годах — приходилось участвовать в праздничных демонстрациях на Красной площади, и оба раза старший шеренги, в которой нам надлежало шествовать, строжайше предупреждал: не пускать незнакомых людей в колонну, как бы они ни умоляли. Теперь понятно, почему. А тогда мы подтрунивали над нашим сверхбдительным, как нам казалось, правофланговым — ну и зануда!
В 1990 году, наверное, эти правила уже не соблюдались.
Все это время не давала покоя одна мыслишка, возникшая у него давно. Она то пугала, отталкивая страхом за последствия, то вновь стучала в мозгу, маня и привораживая. Он вырезал из газет необходимые слова и буквы, смонтировал их в листовку. На бумаге они не казались теперь страшными. Это было как приказ, оформленный письменно.
После успешной операции с листовками навязчивая идея, родившаяся в воспаленном мозгу, окрепла окончательно. Вскоре она полностью овладела им. Отказаться от своего замысла он уже был не в состоянии, если бы даже и захотел. Им владела неведомая сила, сопротивляться которой он не мог.
Начался этап интенсивной подготовки к осуществлению задуманного.
Первым делом надо было определиться с видом оружия. Мечту об автомате или пистолете пришлось сразу отбросить как неосуществимую. Такое оружие в те благословенные времена достать было не просто. После тщательной проработки вариантов остановился на охотничьем ружье.
Во-первых, нет проблем с приобретением. В любом охотничьем магазине богатейший выбор. Во-вторых, ни у кого не шевельнется подозрение, для каких целей оно приобретается. Значит, можно безбоязненно толкаться среди покупателей, знающих толк в оружии, поспрашивать, какое надежнее. В-третьих, это даст законное основание для снайперских упражнений — меткость стрельбы составляла главное условие успешного осуществления выношенного им хитроумного плана.
В середине октября, примерно за три недели до Октябрьских праздников, высмотрел подходящее ружьецо. Немецкого производства — двуствольное, шестнадцатого калибра. Любовно провел ладонью по прикладу, ощущая приятную прохладу металла.
Продавец выбор одобрил:
— Серьезная пушка. Бьет точно. С полутораста метров лося наповал кладет.
Покупатель боевые качества ружья знал. Заранее облюбовал. За покупку выложил девятьсот рублей — деньги по тем временам немалые. С оформлением проблем не было — покупатель выложил билет члена Колпинского межрегионального общества охотников и рыболовов, а также полученное по всем правилам разрешение на хранение охотничьего оружия.
Об искусстве снаряжения патронов вычитал в публичной библиотеке. Много ценных советов дали охотники в магазине, совершенно не подозревавшие о подлинной цели любознательного новичка.
Оставалось главное — пристрелять ружье, научиться попадать в цель. Для снайперских упражнений вполне подходил дальний лес, куда и зачастил наш любитель конспирации. Нельзя считать, что он был полнейшим профаном в этом деле, поскольку оружие в руках держать приходилось — в молодости служил в армии. Поэтому на пристрелку охотничьей двустволки много времени не понадобилось.
Удовлетворенный успехами в снайперском искусстве, он приступил к осуществлению второй части своего плана, заключавшейся в том, чтобы найти способ незаметно пронести оружие к предполагаемому месту действий. Привыкший к изощрениям мозг и здесь подсказал нестандартное решение.
Первым делом спилил приклад — при обыске его потом найдут на даче. Немало усилий затратил на то, чтобы сшить специальное приспособление во внутреннюю часть пиджака — нечто вроде войлочного кармана, которому отводилось еще и функция самодельного «бронежилета». Работать приходилось так, чтобы не застукали домашние. Подобрать удобный момент было нелегко — дочь-дошкольница всюду совала свой нос-пуговку. Да и от жены следовало прятаться — в тайну задуманного не был посвящен никто.
В области камуфляжа он проявил незаурядные способности. Чтобы обрез не выделялся под одеждой, купил широченный шарф — на всю грудь. Пальто должно быть непременно просторным, полы — как можно длиннее, до пят. В магазине одежды, где он примерил, а затем купил эту явно не по его фигуре обнову, продавщицы посмеивались над чудаковатым покупателем.
В глухом болотистом лесу, убедившись, что поблизости никого нет, облачился в купленное и приступил к тренировкам, цель которых — в считанные секунды выхватить обрез и открыть огонь. Может, кто-то и слышал эти выстрелы, но, наверное, думал, что стреляет охотник. На это и был расчет.
В первых числах ноября все приготовления были закончены. Ружье с патронами «жакан», обладающими особой убойной силой, свободно уместились в чемодане. Билет на Москву в кармане.
Утром 6 ноября любитель париков и грима вышел из вагона поезда на Ленинградском вокзале. Чемодан с обрезом сдал в камеру хранения. В ту пору в Москве расплодилось несчитанное количество кооперативов, занимавшихся устройством на ночлег иногородних приезжих. Пассажир с «Красной стрелы» не преминул воспользоваться услугами одной из посреднических контор, которая предложила ему несколько адресов на выбор.
Хозяйкой квартиры, куда он определился на постой, была пожилая женщина. Она только посмеялась над наивностью постояльца, поинтересовавшегося, можно ли завтра утром попасть на Красную площадь.
— Только после демонстрации, милок. До начала туда никого не пускают.
Квартирант изобразил разочарование.
— А я-то надеялся на Горбачева да на Рыжкова посмотреть.
Хозяйка кивнула на телевизор.
— И оттуда все видать…
Однако такой вариант, судя по всему, постояльца не устраивал.
После обеда он ушел — на вокзал за чемоданом. Вернулся к вечеру. Обложился газетами, внимательно изучая сообщения о местах сбора праздничных колонн жителей столицы. Наиболее подробные сведения были в «Вечерке», и потому он вырезал из этой газеты заметку и опустил ее в карман.
Утром 7 ноября отправился к месту сбора колонны Бауманского района и каким-то чудом влился в нее.
А теперь, если позволите, небольшое отступление личного плана. За всю мою жизнь мне только дважды — в 1976 и 1986 годах — приходилось участвовать в праздничных демонстрациях на Красной площади, и оба раза старший шеренги, в которой нам надлежало шествовать, строжайше предупреждал: не пускать незнакомых людей в колонну, как бы они ни умоляли. Теперь понятно, почему. А тогда мы подтрунивали над нашим сверхбдительным, как нам казалось, правофланговым — ну и зануда!
В 1990 году, наверное, эти правила уже не соблюдались.
ПРЫЖОК МЫЛЬНИКОВА
Старший сержант милиции Андрей Мыльников, пропуская мимо себя колонну бауманцев, увидел человека, цедившегося из обреза в сторону Мавзолея, и, будучи сам без табельного оружия, прыгнул на приготовившегося стрелять демонстранта.
Реакция поразительная, особенно если учесть, что сержант был обыкновенным милицейским патрульным, никаким не спецназовцем. Он даже не успел подумать, есть ли у злоумышленника вооруженные сообщники. И если бы это было так, Мыльникову пришлось бы, наверное, худо.
Потом он рассказывал, что раздумывать было некогда. Скорее всего сработал автоматизм — тот самый, который движет людьми его профессии в первые мгновения экстремальных ситуаций.
Мыльникову в прыжке удалось схватить обеими руками стволы и резко рвануть их вверх. Грохнул первый выстрел — в воздух. Сержант, вцепившийся в обрез мертвой хваткой, дернул его на себя и вниз. Стволы повернулись в сторону ГУМа — на уровне пояса. Стоявшая там цепочка милиционеров в штатском среагировала мгновенно: кто упал на брусчатку, кто отскочил в сторону. Грохнувший второй выстрел ударил в землю. Мыльников напрягся и вырвал обрез из рук стрелявшего.
К ним подскочили сотрудники службы безопасности. Один схватил террориста за руку, второй сделал то же самое, третий схватил за туловище. Стрелявший повис в воздухе. Еще мгновение, и он поплыл в сторону ГУМа!
Чекисты сработали профессионально. Подняв стрелявшего в воздух, они увидели, что под пальто он плотно обтянут марлей. «Взрывное устройство», — подумали люди из службы безопасности.
Однако опасения оказались ложными. Марля держала изготовленный из специального материала самодельный «бронежилет», и только. Взрывного устройства на теле не оказалось.
Марлю развязали, «бронежилет» сняли. В карманах обнаружили 701 рубль с копейками, а также вырезку из «Вечерней Москвы» с расписанием движения праздничных колонн. При личном обыске изъяли записку, которую злоумышленник заранее приготовил на случай своей гибели при осуществлении покушения. Из записки следовало, что целью теракта было уничтожение президента СССР М. С. Горбачева.
Послали за Мыльниковым, героическим поступком которого было предотвращено страшное преступление. Явившемуся сержанту велели сочинить рапорт о случившемся.
Андрей подробно изложил все, что видел и сделал.
Героя-милиционера поощрили премией, пригласительным билетом на праздничный концерт, посвященный Дню советской милиции. Последним обстоятельством сержант был чрезвычайно смущен, поскольку, как говорили близкие к нему люди, подобной чести не был удостоен даже сам командир полка. Героического сержанта представили также к награждению орденом «За личное мужество».
Мыльников заслуженно принимал поздравления, сыпавшиеся на него со всех сторон. Поступок и в самом деле был не из простых: следствие установило, что результаты теракта могли быть серьезными, поскольку все происходило в 46 метрах от трибуны Мавзолея, прямо напротив нее. Заряд — две пули шестнадцатого калибра, а высококлассное ружье, как мы уже говорили, было прекрасно пристреляно и с полутораста метров укладывало наповал лося.
Обезвреженного террориста после обыска и установления личности доставили в «Лефортово».
Реакция поразительная, особенно если учесть, что сержант был обыкновенным милицейским патрульным, никаким не спецназовцем. Он даже не успел подумать, есть ли у злоумышленника вооруженные сообщники. И если бы это было так, Мыльникову пришлось бы, наверное, худо.
Потом он рассказывал, что раздумывать было некогда. Скорее всего сработал автоматизм — тот самый, который движет людьми его профессии в первые мгновения экстремальных ситуаций.
Мыльникову в прыжке удалось схватить обеими руками стволы и резко рвануть их вверх. Грохнул первый выстрел — в воздух. Сержант, вцепившийся в обрез мертвой хваткой, дернул его на себя и вниз. Стволы повернулись в сторону ГУМа — на уровне пояса. Стоявшая там цепочка милиционеров в штатском среагировала мгновенно: кто упал на брусчатку, кто отскочил в сторону. Грохнувший второй выстрел ударил в землю. Мыльников напрягся и вырвал обрез из рук стрелявшего.
К ним подскочили сотрудники службы безопасности. Один схватил террориста за руку, второй сделал то же самое, третий схватил за туловище. Стрелявший повис в воздухе. Еще мгновение, и он поплыл в сторону ГУМа!
Чекисты сработали профессионально. Подняв стрелявшего в воздух, они увидели, что под пальто он плотно обтянут марлей. «Взрывное устройство», — подумали люди из службы безопасности.
Однако опасения оказались ложными. Марля держала изготовленный из специального материала самодельный «бронежилет», и только. Взрывного устройства на теле не оказалось.
Марлю развязали, «бронежилет» сняли. В карманах обнаружили 701 рубль с копейками, а также вырезку из «Вечерней Москвы» с расписанием движения праздничных колонн. При личном обыске изъяли записку, которую злоумышленник заранее приготовил на случай своей гибели при осуществлении покушения. Из записки следовало, что целью теракта было уничтожение президента СССР М. С. Горбачева.
Послали за Мыльниковым, героическим поступком которого было предотвращено страшное преступление. Явившемуся сержанту велели сочинить рапорт о случившемся.
Андрей подробно изложил все, что видел и сделал.
Героя-милиционера поощрили премией, пригласительным билетом на праздничный концерт, посвященный Дню советской милиции. Последним обстоятельством сержант был чрезвычайно смущен, поскольку, как говорили близкие к нему люди, подобной чести не был удостоен даже сам командир полка. Героического сержанта представили также к награждению орденом «За личное мужество».
Мыльников заслуженно принимал поздравления, сыпавшиеся на него со всех сторон. Поступок и в самом деле был не из простых: следствие установило, что результаты теракта могли быть серьезными, поскольку все происходило в 46 метрах от трибуны Мавзолея, прямо напротив нее. Заряд — две пули шестнадцатого калибра, а высококлассное ружье, как мы уже говорили, было прекрасно пристреляно и с полутораста метров укладывало наповал лося.
Обезвреженного террориста после обыска и установления личности доставили в «Лефортово».
ЛИЧНОСТЬ ИСПОЛНИТЕЛЯ
Уже на первых допросах, снятых на видеопленку, задержанный проявил словоохотливость и, не упрямясь, подробно рассказал о себе и о деталях длительной и тщательной подготовки к теракту.
Шмонов Александр Анатольевич, 1952 года рождения, коренной ленинградец, до октября 1990 года работал слесарем в тридцатом цехе производственного объединения «Ижорский завод», расположенном в городе Колпино под Ленинградом. Окончил среднюю школу, затем техникум, служил в армии.
Женат, имеет дочь-дошкольницу. Проживает в рабочем общежитии завода на окраине Колпино, в районе, который местные жители называют Простоквашино.
Убить Горбачева решил потому, что тот тормозит процессы начавшихся в стране преобразований, защищает отживший советский строй. К мести взывает память жертв кровавого октября семнадцатого.
Партийная принадлежность? Член ревизионной комиссии Ленинградского народного фронта. Около двух месяцев назад вступил в Колпинское отделение северозападного региона Свободной демократической партии России.
Надо отдать должное следствию — оно никоим образом не связывало совершенное Шмоновым с его партийной принадлежностью и общественной деятельностью. Однако в Колпино выехала специальная группа дознавателей КГБ, чтобы на месте поглубже изучить, что за птица этот Шмонов и есть ли у него сообщники.
Проверили происхождение, родословную и за голову схватились: отец террориста — бывший начальник Колпинского управления внутренних дел, офицер-отставник, чьи мемуары о пройденном пути приняты к публикации Лениздатом.
Беседы с родственниками, соседями, товарищами по работе показали: Александр Шмонов — человек мягкий, спокойный, общительный. Правда, упрямый. Не лидер, хотя и целеустремленный.
Докопались даже до таких деталей: с огромным трудом, отказывая семье в самом необходимом, скопил деньги на покупку магнитофона. Целых две тысячи. На Невском купил с рук — в красивой фирменной коробке. Принес домой, открыл, а там вместо магнитофона, о котором столько мечтал, — кирпич. Торговал красной смородиной, которую выращивал на своем дачном участке — за сто километров от дома. Хватало терпения. Фанат идеи.
Опрошенные изумлялись: Шмонов целился в Горбачева? Он ведь флегматик, тихоня. Однако, подумав, заявляли: правда, одержимый. А такие, как известно, легко отваживаются на крайние поступки.
И все же те, кто хорошо знал Шмонова, с трудом верили в случившееся. Он ведь отвергал насилие.
Вспомнили, что на прошлогодней ноябрьской демонстрации Шмонов нес плакат, прикрепленный к самодельной раме. Нашелся фотокорреспондент, снявший смелые для того времени кадры: Шмонов с плакатом, на котором такой вот текст: «Прямые всенародные выборы главы государства на альтернативной основе!» А на обратной стороне грустная эпитафия: «Вечная память жертвам Октября!»
То, что Шмонов начинал свой путь в политике как сторонник мирных преобразований, подтверждалось многими свидетельствами. На выборах в народные депутаты весной 1989 года входил в состав «Демократического движения», работал в ассоциации избирателей 52-го округа. И вот на каком-то этапе ему показалось, что мирных форм парламентской борьбы недостаточно.
Нашлись свидетели, сообщившие, что в феврале 1990 года Шмонов предложил распространить листовку с призывом не избирать депутатами российских коммунистов, бороться с ними, в том числе и вооруженными формами. С ним не согласились, и тогда он сочинил и расклеил ее сам, от своего имени.
Листовки! Местные чекисты обратились к ждавшим своего часа с марта месяца анонимным угрозам в адрес Политбюро и Горбачева. Нет ли здесь связи? Шмонов не стал отрицать, что это его рук дело.
На все вопросы следствия арестованный давал исчерпывающие ответы. Они находили подтверждение в ходе других следственных мероприятий. В «Лефортове» Шмонов написал заявление, где полностью признал свои преступные намерения. Действовал он в одиночку, ни сообщников, ни вдохновителей у него не было. По его словам, посвящение кого-либо в детали готовившейся им акции резко снизило бы ее шансы на успех, поскольку провалы подобных операций в прошлом происходили по той банальной и досадной причине, что кто-то просто проговаривался в силу элементарной болтливости. Он изучил историю неудавшихся покушений и извлек необходимые уроки.
Покуда Шмонов сидел в «Лефортове» и давал чистосердечные показания следователям, поражая последних бесстрастностью, с которой он говорил о жертвах и деталях теракта, за стенами следственного изолятора КГБ кипели страсти. Случай и в самом деле из ряда вон выходящий, впервые за всю советскую историю празднества Октября в столице проходили под зловещий аккомпанемент выстрелов. И где? Возле главной партийной святыни!
Масла в огонь подлил комментарий «Радио Франс интернасьональ», переданный через три дня после инцидента на Красной площади. В комментарии говорилось о заседании координационного совета Народного фронта Ленинграда и правления Свободной демократической партии России, членом которых, напомню, был Шмонов. Так вот, участники заседания отметили две странности. Первая — Шмонов отличался мягким, покладистым характером и потому был неспособен на совершение теракта. И вторая деталь: подозрительно, что инцидент был заснят на видеопленку. Как это успели сделать, если ЧП было полной неожиданностью для службы безопасности, а террориста, по официальной версии, обезвредил обыкновенный постовой милиционер. Откуда видеокамера?
В общем, все это похоже на разыгранный спектакль.
По мнению некоторых участников заседания, сообщало «Радио Франс интернасьональ», не исключена вероятность, что режиссура происшествия была неплохо разработана компетентными органами.
Стало быть, рука КГБ? По Москве зароились слухи.
С видеозаписью и в самом деле вроде бы нестыковка.
Шмонов Александр Анатольевич, 1952 года рождения, коренной ленинградец, до октября 1990 года работал слесарем в тридцатом цехе производственного объединения «Ижорский завод», расположенном в городе Колпино под Ленинградом. Окончил среднюю школу, затем техникум, служил в армии.
Женат, имеет дочь-дошкольницу. Проживает в рабочем общежитии завода на окраине Колпино, в районе, который местные жители называют Простоквашино.
Убить Горбачева решил потому, что тот тормозит процессы начавшихся в стране преобразований, защищает отживший советский строй. К мести взывает память жертв кровавого октября семнадцатого.
Партийная принадлежность? Член ревизионной комиссии Ленинградского народного фронта. Около двух месяцев назад вступил в Колпинское отделение северозападного региона Свободной демократической партии России.
Надо отдать должное следствию — оно никоим образом не связывало совершенное Шмоновым с его партийной принадлежностью и общественной деятельностью. Однако в Колпино выехала специальная группа дознавателей КГБ, чтобы на месте поглубже изучить, что за птица этот Шмонов и есть ли у него сообщники.
Проверили происхождение, родословную и за голову схватились: отец террориста — бывший начальник Колпинского управления внутренних дел, офицер-отставник, чьи мемуары о пройденном пути приняты к публикации Лениздатом.
Беседы с родственниками, соседями, товарищами по работе показали: Александр Шмонов — человек мягкий, спокойный, общительный. Правда, упрямый. Не лидер, хотя и целеустремленный.
Докопались даже до таких деталей: с огромным трудом, отказывая семье в самом необходимом, скопил деньги на покупку магнитофона. Целых две тысячи. На Невском купил с рук — в красивой фирменной коробке. Принес домой, открыл, а там вместо магнитофона, о котором столько мечтал, — кирпич. Торговал красной смородиной, которую выращивал на своем дачном участке — за сто километров от дома. Хватало терпения. Фанат идеи.
Опрошенные изумлялись: Шмонов целился в Горбачева? Он ведь флегматик, тихоня. Однако, подумав, заявляли: правда, одержимый. А такие, как известно, легко отваживаются на крайние поступки.
И все же те, кто хорошо знал Шмонова, с трудом верили в случившееся. Он ведь отвергал насилие.
Вспомнили, что на прошлогодней ноябрьской демонстрации Шмонов нес плакат, прикрепленный к самодельной раме. Нашелся фотокорреспондент, снявший смелые для того времени кадры: Шмонов с плакатом, на котором такой вот текст: «Прямые всенародные выборы главы государства на альтернативной основе!» А на обратной стороне грустная эпитафия: «Вечная память жертвам Октября!»
То, что Шмонов начинал свой путь в политике как сторонник мирных преобразований, подтверждалось многими свидетельствами. На выборах в народные депутаты весной 1989 года входил в состав «Демократического движения», работал в ассоциации избирателей 52-го округа. И вот на каком-то этапе ему показалось, что мирных форм парламентской борьбы недостаточно.
Нашлись свидетели, сообщившие, что в феврале 1990 года Шмонов предложил распространить листовку с призывом не избирать депутатами российских коммунистов, бороться с ними, в том числе и вооруженными формами. С ним не согласились, и тогда он сочинил и расклеил ее сам, от своего имени.
Листовки! Местные чекисты обратились к ждавшим своего часа с марта месяца анонимным угрозам в адрес Политбюро и Горбачева. Нет ли здесь связи? Шмонов не стал отрицать, что это его рук дело.
На все вопросы следствия арестованный давал исчерпывающие ответы. Они находили подтверждение в ходе других следственных мероприятий. В «Лефортове» Шмонов написал заявление, где полностью признал свои преступные намерения. Действовал он в одиночку, ни сообщников, ни вдохновителей у него не было. По его словам, посвящение кого-либо в детали готовившейся им акции резко снизило бы ее шансы на успех, поскольку провалы подобных операций в прошлом происходили по той банальной и досадной причине, что кто-то просто проговаривался в силу элементарной болтливости. Он изучил историю неудавшихся покушений и извлек необходимые уроки.
Покуда Шмонов сидел в «Лефортове» и давал чистосердечные показания следователям, поражая последних бесстрастностью, с которой он говорил о жертвах и деталях теракта, за стенами следственного изолятора КГБ кипели страсти. Случай и в самом деле из ряда вон выходящий, впервые за всю советскую историю празднества Октября в столице проходили под зловещий аккомпанемент выстрелов. И где? Возле главной партийной святыни!
Масла в огонь подлил комментарий «Радио Франс интернасьональ», переданный через три дня после инцидента на Красной площади. В комментарии говорилось о заседании координационного совета Народного фронта Ленинграда и правления Свободной демократической партии России, членом которых, напомню, был Шмонов. Так вот, участники заседания отметили две странности. Первая — Шмонов отличался мягким, покладистым характером и потому был неспособен на совершение теракта. И вторая деталь: подозрительно, что инцидент был заснят на видеопленку. Как это успели сделать, если ЧП было полной неожиданностью для службы безопасности, а террориста, по официальной версии, обезвредил обыкновенный постовой милиционер. Откуда видеокамера?
В общем, все это похоже на разыгранный спектакль.
По мнению некоторых участников заседания, сообщало «Радио Франс интернасьональ», не исключена вероятность, что режиссура происшествия была неплохо разработана компетентными органами.
Стало быть, рука КГБ? По Москве зароились слухи.
С видеозаписью и в самом деле вроде бы нестыковка.