Страница:
Дочь Хрущева от встречи уклонилась. И тогда незнакомка сказала — ей известна квартира, где собираются заговорщики и обсуждают планы устранения Хрущева. Наверное, она была из обслуживающего персонала.
1Рада посоветовала ей обратиться в КГБ — это его вопрос.
— Как я могу туда обращаться, если председатель КГБ Семичастный сам участвует в этих собраниях!
Дочери Хрущева это заявление показалось абсурдным. Семичастный дружил с ее мужем Алексеем Аджубеем, часто бывал у них дома. Рада не поверила. Новых звонков не последовало. И это агентурное сообщение, как видим, осталось без внимания.
Конфиденциальная информация о смещении Хрущева доходила и до его первого помощника Г. Т. Шуйского. Он работал с шефом около тридцати лет, почти со Сталинграда, но, поразмыслив, решил ему ничего не сообщать. За это Брежнев, придя к власти, потом отблагодарил Шуйского, оставив его в аппарате ЦК.
И уже в первых числах октября о заговоре стало известно секретарю ЦК компартии Украины Ольге Ильиничне Иващенко. Она пыталась по ВЧ дозвониться Хрущеву в Пицунду, но ее с ним не соединили — не по рангу, мол.
Большие события иногда познаются через мелочи. Спустя много лет один из операторов кабеля ВЧ, обслуживавшего линию Москва-Пицунда, рассказывал, что в десятых числах октября их собрал командир и сказал: будут звонить из Москвы — не соединяйте. Из Пицунды пусть звонят. А там отдыхал Хрущев. Он мог звонить, но многие московские номера были изменены.
То-то Хрущев удивленно косился на замолчавшую вдруг батарею телефонов. В те дни состоялся очередной запуск космического корабля, но Хрущеву о результатах долго не докладывали. Когда он приказал соединить его с председателем государственной комиссии по запуску, тот оправдывался, что не мог дозвониться из-за отсутствия связи.
Приложение N 16: ИЗ ОТКРЫТЫХ ИСТОЧНИКОВ
Приложение N 17: ИЗ ЗАКРЫТЫХ ИСТОЧНИКОВ
Глава 10
ПРЕРВАННАЯ ТЕЛЕТРАНСЛЯЦИЯ
ИСЧЕЗНОВЕНИЕ СЕКРЕТЧИКА
ЧЕГО НЕ УВИДЕЛИ ТЕЛЕЗРИТЕЛИ
1Рада посоветовала ей обратиться в КГБ — это его вопрос.
— Как я могу туда обращаться, если председатель КГБ Семичастный сам участвует в этих собраниях!
Дочери Хрущева это заявление показалось абсурдным. Семичастный дружил с ее мужем Алексеем Аджубеем, часто бывал у них дома. Рада не поверила. Новых звонков не последовало. И это агентурное сообщение, как видим, осталось без внимания.
Конфиденциальная информация о смещении Хрущева доходила и до его первого помощника Г. Т. Шуйского. Он работал с шефом около тридцати лет, почти со Сталинграда, но, поразмыслив, решил ему ничего не сообщать. За это Брежнев, придя к власти, потом отблагодарил Шуйского, оставив его в аппарате ЦК.
И уже в первых числах октября о заговоре стало известно секретарю ЦК компартии Украины Ольге Ильиничне Иващенко. Она пыталась по ВЧ дозвониться Хрущеву в Пицунду, но ее с ним не соединили — не по рангу, мол.
Большие события иногда познаются через мелочи. Спустя много лет один из операторов кабеля ВЧ, обслуживавшего линию Москва-Пицунда, рассказывал, что в десятых числах октября их собрал командир и сказал: будут звонить из Москвы — не соединяйте. Из Пицунды пусть звонят. А там отдыхал Хрущев. Он мог звонить, но многие московские номера были изменены.
То-то Хрущев удивленно косился на замолчавшую вдруг батарею телефонов. В те дни состоялся очередной запуск космического корабля, но Хрущеву о результатах долго не докладывали. Когда он приказал соединить его с председателем государственной комиссии по запуску, тот оправдывался, что не мог дозвониться из-за отсутствия связи.
Приложение N 16: ИЗ ОТКРЫТЫХ ИСТОЧНИКОВ
По свидетельству В. Семичастного
(Владимир Ефимович Семичастный — председатель КГБ при Совете Министров СССР в 1961-1967 гг.)
Весной 1964 года Леонид Брежнев планировал физическое устранение тогдашнего лидера Коммунистической партии Советского Союза Никиты Хрущева.
Об этом сообщила лондонская «Обсервер». Как отмечает газета, это сенсационное признание сделал в ходе подготовки телеканалом Би-би-си передачи, посвященной Никите Хрущеву, бывший глава КГБ Владимир Семичастный.
По словам Семичастного, Брежнев вошел в контакт с рядом работников КГБ и обсуждал с ними вопрос о возможной ликвидации Хрущева. В качестве удобного момента рассматривалась планируемая в то время поездка Хрущева в Финляндию.
Однако, по свидетельству Семичастного, в один из наиболее напряженных моментов у Брежнева сдали нервы, он «расплакался» в кругу заговорщиков и начал повторять: «Никита убьет нас всех».
(Газета «Новости разведки и контрразведки», 1994, N 23-24)
По свидетельству Г. Воронова
(Геннадий Иванович Воронов — председатель Совета Министров РСФСР в 1962-1971 гг., член Президиума (Политбюро) ЦК КПСС в 1961 — 1973гг.)
Незадолго до октябрьского (1964 г.) Пленума Брежнев позвонил мне и говорит, что затеял, мол, в Завидове охоту на уточек и неплохо бы пострелять вместе. Признаюсь, занятие это любил, охотником был страстным и согласился сразу. В Завидове, кроме Брежнева, меня встретили Полянский, Андропов, Громыко… Ас ними и Сергей Хрущев. Теперь я понимаю, что позвали его для отвода глаз, что в Москве, мол, все тихо-мирно. Заседают, охотятся. Пусть-де Никита Сергеевич спокойно отдыхает с Микояном в Пицунде. А сами-то, пожалуй, подозревали, что может произойти утечка информации и Хрущеву станет известно о готовящемся перевороте.
После охоты застолье было против обыкновения кратким. Когда засобирались домой, Андропов предложил мне ехать в Москву с ним и с Брежневым. Едва вырулили на трассу, Андропов поднял стекло, отделяющее в салоне заднее сиденье от шофера с охранником, и сообщил мне о готовящемся свержении Хрущева…
— Но ведь пишут, что переворот готовил Игнатов, председатель Президиума Верховного Совета России…
— Чепуха! Это версия Роя Медведева. Игнатов для Хрущева — фигура мелкая. Никита Сергеевич полагал, что коль Суслов, Подгорный и Брежнев остались в Москве, бояться нечего, в любой ситуации они встанут за него горой. Так что не Игнатов, а сам Андропов с Брежневым в подготовке играли заглавную роль.
Брежнев вставлял в разговор только реплики. Нацепив на нос очки, всю дорогу он шелестел листами со списком членов ЦК, против одних фамилий ставил плюсы, против других минусы, подсчитывал, перечеркивал значки, минусы менял на плюсы и бормотал: «Будет, баланс будет беспроигрышный».
Ну а остальное общеизвестно — Хрущева задвинули в пенсионеры сразу после доклада, прочитать который заставили Суслова.
(Записано А. Иващенко незадолго до смерти Г. Воронова)
По свидетельству Ф. Бурлацкого
(Бурлацкий Федор Михаилович — общественный и государственный деятель, писатель. В годы правления Хрущева работал в аппарате ЦК КПСС, был спичрайтером первого секретаря.)
Судя по рассказу Сергея Хрущева, Микоян не показал протокола (беседы с Галюковым. — Н. З.) Никите Сергеевичу, он только в общей форме передал ему эту историю. И, вероятно, передал в успокоительных тонах. Поэтому Хрущев не принял никаких контрмер. Я не верю в версию, которая промелькнула в воспоминаниях Сергея, будто его отец сам отказался от борьбы, так он устал. Нет! Это был боец, и боец неистовый! Достаточно вспомнить XX съезд, или июнь 1957 года, или Венгрию в 1956 году, или Карибский кризис. И был еще Хрущев в прекрасной рабочей форме. Что-то не то и не так.
Полагаю, что на этот раз Никита Сергеевич понял бесполезность борьбы. Все было разыграно куда более умело, чем в 1957 году. Аппарат ЦК, КГБ и даже армия, которую возглавлял друг Хрущева Малиновский, больше не подчинялись ему. И еще ближайший соратник — Микоян по-настоящему побоялся включиться в борьбу…
… О чем раздумывал Микоян, выслушав рассказ Галюкова? Быть может, вспоминал свою молодость, когда каким-то странным образом ему удалось ускользнуть из тюрьмы в Баку? Он был в числе 27 бакинских комиссаров, но расстреляно было только 26, а Микоян спасся. Или он вспоминал, как Сталин при его участии расправился с Каменевым, Зиновьевым, Бухариным? Или свое выступление в 1937 году на одном из партийных совещаний, когда он требовал: бить, бить, бить? Но, быть может, он думал о неудачной попытке снять Хрущева в 1957 году и своих колебаниях в тот момент — на чью сторону встать?
Кто знает. Микоян уже после снятия Хрущева продолжал занимать высокий пост и ушел только по старости, с почетом и сохранением всех благ для себя и своей семьи. Вручил ли он те записи Брежневу и когда — до заседания Президиума ЦК или в перерыве, когда соотношение сил стало для него вполне ясным, — неизвестно. Но, так или иначе, сыгранная им во всей этой истории роль выглядит крайне странной. Думаю, что он использовал сообщение Сергея в своих целях.
(Записано 27 мая 1997г.)
(Владимир Ефимович Семичастный — председатель КГБ при Совете Министров СССР в 1961-1967 гг.)
Весной 1964 года Леонид Брежнев планировал физическое устранение тогдашнего лидера Коммунистической партии Советского Союза Никиты Хрущева.
Об этом сообщила лондонская «Обсервер». Как отмечает газета, это сенсационное признание сделал в ходе подготовки телеканалом Би-би-си передачи, посвященной Никите Хрущеву, бывший глава КГБ Владимир Семичастный.
По словам Семичастного, Брежнев вошел в контакт с рядом работников КГБ и обсуждал с ними вопрос о возможной ликвидации Хрущева. В качестве удобного момента рассматривалась планируемая в то время поездка Хрущева в Финляндию.
Однако, по свидетельству Семичастного, в один из наиболее напряженных моментов у Брежнева сдали нервы, он «расплакался» в кругу заговорщиков и начал повторять: «Никита убьет нас всех».
(Газета «Новости разведки и контрразведки», 1994, N 23-24)
По свидетельству Г. Воронова
(Геннадий Иванович Воронов — председатель Совета Министров РСФСР в 1962-1971 гг., член Президиума (Политбюро) ЦК КПСС в 1961 — 1973гг.)
Незадолго до октябрьского (1964 г.) Пленума Брежнев позвонил мне и говорит, что затеял, мол, в Завидове охоту на уточек и неплохо бы пострелять вместе. Признаюсь, занятие это любил, охотником был страстным и согласился сразу. В Завидове, кроме Брежнева, меня встретили Полянский, Андропов, Громыко… Ас ними и Сергей Хрущев. Теперь я понимаю, что позвали его для отвода глаз, что в Москве, мол, все тихо-мирно. Заседают, охотятся. Пусть-де Никита Сергеевич спокойно отдыхает с Микояном в Пицунде. А сами-то, пожалуй, подозревали, что может произойти утечка информации и Хрущеву станет известно о готовящемся перевороте.
После охоты застолье было против обыкновения кратким. Когда засобирались домой, Андропов предложил мне ехать в Москву с ним и с Брежневым. Едва вырулили на трассу, Андропов поднял стекло, отделяющее в салоне заднее сиденье от шофера с охранником, и сообщил мне о готовящемся свержении Хрущева…
— Но ведь пишут, что переворот готовил Игнатов, председатель Президиума Верховного Совета России…
— Чепуха! Это версия Роя Медведева. Игнатов для Хрущева — фигура мелкая. Никита Сергеевич полагал, что коль Суслов, Подгорный и Брежнев остались в Москве, бояться нечего, в любой ситуации они встанут за него горой. Так что не Игнатов, а сам Андропов с Брежневым в подготовке играли заглавную роль.
Брежнев вставлял в разговор только реплики. Нацепив на нос очки, всю дорогу он шелестел листами со списком членов ЦК, против одних фамилий ставил плюсы, против других минусы, подсчитывал, перечеркивал значки, минусы менял на плюсы и бормотал: «Будет, баланс будет беспроигрышный».
Ну а остальное общеизвестно — Хрущева задвинули в пенсионеры сразу после доклада, прочитать который заставили Суслова.
(Записано А. Иващенко незадолго до смерти Г. Воронова)
По свидетельству Ф. Бурлацкого
(Бурлацкий Федор Михаилович — общественный и государственный деятель, писатель. В годы правления Хрущева работал в аппарате ЦК КПСС, был спичрайтером первого секретаря.)
Судя по рассказу Сергея Хрущева, Микоян не показал протокола (беседы с Галюковым. — Н. З.) Никите Сергеевичу, он только в общей форме передал ему эту историю. И, вероятно, передал в успокоительных тонах. Поэтому Хрущев не принял никаких контрмер. Я не верю в версию, которая промелькнула в воспоминаниях Сергея, будто его отец сам отказался от борьбы, так он устал. Нет! Это был боец, и боец неистовый! Достаточно вспомнить XX съезд, или июнь 1957 года, или Венгрию в 1956 году, или Карибский кризис. И был еще Хрущев в прекрасной рабочей форме. Что-то не то и не так.
Полагаю, что на этот раз Никита Сергеевич понял бесполезность борьбы. Все было разыграно куда более умело, чем в 1957 году. Аппарат ЦК, КГБ и даже армия, которую возглавлял друг Хрущева Малиновский, больше не подчинялись ему. И еще ближайший соратник — Микоян по-настоящему побоялся включиться в борьбу…
… О чем раздумывал Микоян, выслушав рассказ Галюкова? Быть может, вспоминал свою молодость, когда каким-то странным образом ему удалось ускользнуть из тюрьмы в Баку? Он был в числе 27 бакинских комиссаров, но расстреляно было только 26, а Микоян спасся. Или он вспоминал, как Сталин при его участии расправился с Каменевым, Зиновьевым, Бухариным? Или свое выступление в 1937 году на одном из партийных совещаний, когда он требовал: бить, бить, бить? Но, быть может, он думал о неудачной попытке снять Хрущева в 1957 году и своих колебаниях в тот момент — на чью сторону встать?
Кто знает. Микоян уже после снятия Хрущева продолжал занимать высокий пост и ушел только по старости, с почетом и сохранением всех благ для себя и своей семьи. Вручил ли он те записи Брежневу и когда — до заседания Президиума ЦК или в перерыве, когда соотношение сил стало для него вполне ясным, — неизвестно. Но, так или иначе, сыгранная им во всей этой истории роль выглядит крайне странной. Думаю, что он использовал сообщение Сергея в своих целях.
(Записано 27 мая 1997г.)
Приложение N 17: ИЗ ЗАКРЫТЫХ ИСТОЧНИКОВ
Председатели КГБ о снятии Хрущева
(В. Е. Семичастный и А. Н. Шелепин спустя четверть века о заговоре в Кремле)
Семичастный, Шелепин. В июле (1964 г. — Н. З.) уже в открытую говорили против Хрущева. Еще весной, накануне его 70-летия (в апреле), окружение было возмущено его нетерпимостью.
Семичастный. Здесь следует подчеркнуть, что заслуга Хрущева состояла в том, что он создал обстановку, при которой его смещение произошло на Пленуме гласно, без создания обстановки чрезвычайности. Я даже не закрывал Кремль для посетителей, и экскурсанты обычным путем шли на осмотр Кремля.
Во время заседания Президиума ЦК, уже к концу первого дня — 13 октября, ко мне начались звонки членов Президиума Верховного Совета СССР, членов ЦК, которых к тому времени уже было много в Москве. Одни возмущались: «Ты что сидишь, Хрущева снимают, а ты бездействуешь!» Другие, наоборот, волновались, что Хрущев останется.
Что было на Президиуме, я не знал — там не был. Я позвонил Брежневу, сказал, что затягивать обсуждение дальше нельзя — могут быть непредсказуемые действия: вокруг много волнений. Ну, они быстро свернули.
Вопрос. Когда Вы узнали, что Президиум ЦК по Хрущеву состоится 12-го? Известна ли была эта дата заранее? Знали ли ее все участники «заговора»?
Шелепин. Насчет «заговора». Опять-таки надо помнить традиции того времени, в частности, проведения партийных собраний. Как было тогда и у вас? Секретарь «Петр Иванович», готовя собрание, подходил к одному, другому и говорил: «Тебе надо выступить по такому-то вопросу». Что же вы думаете, такой практики не было при подготовке Пленума и о таких событиях не знала армия, КГБ? И этот Пленум готовили, как и все тогда партийные собрания: Брежнев и Подгорный беседовали с каждым членом Президиума ЦК, с каждым секретарем ЦК. Они же вели беседы с секретарями ЦК союзных республик и других крупнейших организаций, вплоть до горкомов. Был разговор с Малиновским, Косыгиным. Говорили и со мной, я дал согласие…
… Брежнев проявил трусость — уехал в ГДР. В его отсутствие уже говорили с Семичастным.
Семичастный. И я сразу дал согласие. Уже накануне празднования 70-летия Хрущева шли разговоры, что дальше терпеть такое нельзя, то есть это было еще весной 1964 года. И я был в числе первых, с кем вели разговор. Кстати, когда говорили с Косыгиным, первое, что он спросил, — какова позиция КГБ, и тогда дал согласие.
Шелепин. 10-го состоялась последняя беседа с Малиновским. Тот тоже сразу же дал согласие! И это понятно: Хрущев резко поссорился с военными. И дело не только в сокращении армии на 2,5 миллиона человек, что, я считаю, сделано было правильно, но он постоянно грубо оскорблял маршалов, не считаясь с их человеческим достоинством. На смещение Хрущева были согласны и кандидаты в члены Президиума ЦК.
Президиум заседал неполных два дня. Говорили об ошибках Хрущева, его грубости. Выступал и я. Разговор шел не о личном, ибо Хрущев меня выдвигал, и личных обид у меня на него не было.
В теперешних публикациях много выдумки, неточностей. В частности, Ф. Бурлацкий, Р. Медведев пишут, что Хрущев все понял, когда сел в самолет, — и самолет-то не тот, и охрана другая… И хотел лететь в Киев… Это неправда. Вместе с ним был его сын, и его свидетельские показания говорят о другом.
Семичастный. Никто его личной охраны не трогал, никаких дополнительных кораблей в Черное море никто не вводил, как сейчас домысливают. Усиление патрулирования было обычным, как всегда, когда выезжал на отдых глава правительства. Да и зачем это было делать? Не в Турцию же он мог уплыть?
Вопрос. Итак, Брежнев прилетел из ГДР 11-го. Подгорный из Кишинева — утром 12-го… А кого из членов Президиума ЦК вы можете назвать главными действующими лицами, организаторами?
Шелепин, Семичастный. Брежнев и Подгорный.
Шелепин. Вот тогда и было решено сразу собраться и немедленно созвать Пленум. 12-го вечером собрались все члены, кандидаты в члены Президиума и секретари ЦК. Ни Малиновского, ни Громыко не было, как об этом пишут, они не входили в состав Президиума ЦК. Долго уговаривали Брежнева позвонить по ВЧ — вызвать Хрущева из отпуска. Брежнев трусил. Боялся. Не брал трубку. Наконец его уговорили, и он, набрав номер, сообщил Хрущеву о готовящемся Пленуме.
Хрущев: «По какому вопросу?»
Брежнев: «По сельскому хозяйству и другим».
Хрущев: «Решайте без меня».
Брежнев: «Без Вас нельзя».
Хрущев: «Я подумаю».
Семичастный. Мы разошлись. Брежнев постоянно звонил мне: «Ну как?» Только в полночь мне позвонили, что Хрущев заказал самолет в Адлер. Летел он с сыном, Микояном и своей охраной — взял пять человек, а мог взять и больше в десять раз. Уж 50 человек-то у него были. Дата проведения Пленума не обговаривалась заранее, а сложилась силой обстоятельств. Если бы Хрущев не дал согласия на приезд в тот день, никто бы его силой не притащил, и дата Пленума могла быть иной.
Хрущев прилетел (вместе с Микояном) в Москву 13-го в середине дня. Встречали его во Внуково-2 я и Георгадзе. Обычно встречающих было значительно больше. Но это его не насторожило, он только спросил: «Где остальные?» — «В Кремле». — «Они уже пообедали?» — «Нет, кажется, Вас ждут». Поздоровались за руку, обычно. Хрущев был спокоен. Отправились эскортом машин. Я ехал в конце и по дороге остановился на обочине, отстал от них. (Дело в том, что раньше я ездил без охраны, а на эти дни дали мне сопровождающего, поэтому в машине оказался знакомый охране Хрущева человек, и, чтобы не смущать впереди едущих, я отстал.) В Кремле вся охрана была прежняя. Я ее сменил только после начала работы Пленума.
Шелепин. На заседании Президиума выступили многие, практически все. Я говорил третьим или четвертым… Заседание вел Хрущев. Интересно, что все критические выступления были не только в адрес Хрущева, началась полемика между присутствующими… Брежнев заключил прения, сказав, что все товарищи единодушно оценили деятельность Хрущева. Микоян в ходе прений настаивал на том, чтобы оставить Хрущева на каком-нибудь посту — в партии или правительстве, мотивируя это тем, что решение о смещении Хрущева и перевод на пенсию нанесет большой урон престижу КПСС на международной арене.
Вопрос. Пленум собрался днем 14 октября. Открыл его Брежнев и объявил, судя по известным мне материалам, что на повестку дня поставлен вопрос о ненормальном положении, сложившемся в Президиуме ЦК в связи с неправильными действиями Хрущева. С докладом выступил Суслов. Он выступал долго? Где-то было напечатано, что весь доклад занял минут двадцать. Текст доклада был роздан участникам Пленума, как тоже говорят?
Шелепин. Суслов зачитывал доклад, по-моему, около двух часов, текст был только у него.
Вопрос. В ряде довольно многих публикаций утверждается, что Президиум жестко «зажал» обсуждение вопроса на Пленуме, не дал слова и Хрущеву.
Шелепин. Пленум решил прений не открывать, поскольку Суслов подробно доложил о всем обсуждении на Президиуме ЦК. О Хрущеве он сразу же сказал, что тот просил Президиум не заставлять его, не настаивать на его выступлении. Мнение в зале было единодушным. Были реплики, выкрики с мест, иногда очень резкие, в адрес Хрущева, а особенно в адрес Аджубея.
Вопрос. Один из участников Пленума пишет, что после заседания Хрущев «покрутился, покрутился», никто к нему не подходил, руки не подал, и, всеми покинутый, он одиноко ушел.
Шелепин. Досужий, нечестный поклеп. После Пленума все члены Президиума ЦК собрались в комнате президиума попрощаться. Все стояли. Никита Сергеевич подходил к каждому, пожимал руку. Когда подошел ко мне, сказал: «С тобой они сделают так же, если не хуже…» Вот когда выводили из ЦК Молотова, Кагановича, Маленкова, им действительно предложили покинуть зал, и никакого прощания с ними не было.
(Записано 27 марта и 22 мая 1989г, в Центральном партийном архиве. Запись вела научный сотрудник Г. Юдинкова. Вопросы задавал Н. Барсуков.)
Уточнения Н. Егорычева
(Николай Григорьевич Егорычев — в 1962-1967 гг, первый секретарь МГККПСС)
Егорычев. Я могу рассказать эпизод, о котором я еще никому не рассказывал и не писал. Брежнев очень нервничал перед октябрьским Пленумом Центрального Комитета партии (1964 г.). Он страшно был перепуган. Шла подготовка, обычная подготовка. Скажем, я вот с некоторыми членами ЦК беседовал. Уточнялись их позиции.
Вопрос. Но определенная «конспирация» соблюдалась?
Егорычев. Да, конечно, не афишировали. Ведь это было действительно опасно. Потому что если бы кто-то Хрущеву доложил, то, прямо скажем, он бы расправился жестоко с нами.
Вопрос. Но ведь Хрущев-то узнал?
Егорычев. Он косвенным образом узнал об этом через своего сына, которого кто-то проинформировал якобы из окружения Николая Григорьевича Игнатова.
Когда Хрущеву стало известно, он сказал Микояну: «Ты тут разберись. Я поеду отдыхать, а ты разберись». Брежнев об этом знал. Он мне как-то утром звонит по простому телефону: «Ты ко мне можешь зайти до работы?» — «Пожалуйста, часиков в восемь я могу к Вам зайти». Зашел к нему. Он стоял бледный, дрожал, взял меня за руку и увел куда-то в дальнюю комнату. «Коля, Хрущеву все известно. Нас всех расстреляют». Совсем расквасился, знаете, слезы текут… Я говорю: «Вы что? Что мы против партии делаем? Все в пределах устава. Да и времена сейчас другие, не сталинские». — «Ты плохо знаешь Хрущева. Ты плохо его знаешь». Еще что-то говорил. Я его повел к раковине и говорю: «Умывайтесь». Он умылся, немножко успокоился. Вот такой эпизод. Конечно, он меня потом, когда стал Генеральным, держать около себя не мог, имея в виду, что я видел его в таком состоянии.
Вопрос. Вы на самом Пленуме были?
Егорычев. Да, конечно.
Вопрос. А на Президиуме?
Егорычев. Нет, на Президиуме не был. Семичастный очень хорошо знает, как это все происходило. Когда Брежнев был в ГДР — это уже накануне Пленума, — кончился официальный визит, а он все не возвращается. Не едет и все тут. Отправился на охоту. Семичастному было поручено позвонить туда и сказать: «Если Вы не приедете, то Пленум состоится без Вас. Отсюда делайте вывод». И он срочно тогда прилетел.
Вопрос. Значит, о Пленуме было договорено еще до отъезда Брежнева или когда он был в Берлине?
Егорычев. Конкретная дата Пленума была решена на заседаниях Президиума ЦК. Сейчас очень много пишут, что Суслов играл в подготовке Пленума чуть ли не главную роль. Он не принимал прямого участия в подготовке смещения Хрущева. Ему не доверяли, держали в стороне от подготовки октябрьского Пленума. И ошибается Сергей Хрущев, что звонил в Пицунду Суслов, звонил Брежнев.
(Записано 19 сентября 1990г, в Центральном партийном архиве. Запись вела научный сотрудник И. Ярмоленко.
Вопросы задавал Н. Барсуков.)
(В. Е. Семичастный и А. Н. Шелепин спустя четверть века о заговоре в Кремле)
Семичастный, Шелепин. В июле (1964 г. — Н. З.) уже в открытую говорили против Хрущева. Еще весной, накануне его 70-летия (в апреле), окружение было возмущено его нетерпимостью.
Семичастный. Здесь следует подчеркнуть, что заслуга Хрущева состояла в том, что он создал обстановку, при которой его смещение произошло на Пленуме гласно, без создания обстановки чрезвычайности. Я даже не закрывал Кремль для посетителей, и экскурсанты обычным путем шли на осмотр Кремля.
Во время заседания Президиума ЦК, уже к концу первого дня — 13 октября, ко мне начались звонки членов Президиума Верховного Совета СССР, членов ЦК, которых к тому времени уже было много в Москве. Одни возмущались: «Ты что сидишь, Хрущева снимают, а ты бездействуешь!» Другие, наоборот, волновались, что Хрущев останется.
Что было на Президиуме, я не знал — там не был. Я позвонил Брежневу, сказал, что затягивать обсуждение дальше нельзя — могут быть непредсказуемые действия: вокруг много волнений. Ну, они быстро свернули.
Вопрос. Когда Вы узнали, что Президиум ЦК по Хрущеву состоится 12-го? Известна ли была эта дата заранее? Знали ли ее все участники «заговора»?
Шелепин. Насчет «заговора». Опять-таки надо помнить традиции того времени, в частности, проведения партийных собраний. Как было тогда и у вас? Секретарь «Петр Иванович», готовя собрание, подходил к одному, другому и говорил: «Тебе надо выступить по такому-то вопросу». Что же вы думаете, такой практики не было при подготовке Пленума и о таких событиях не знала армия, КГБ? И этот Пленум готовили, как и все тогда партийные собрания: Брежнев и Подгорный беседовали с каждым членом Президиума ЦК, с каждым секретарем ЦК. Они же вели беседы с секретарями ЦК союзных республик и других крупнейших организаций, вплоть до горкомов. Был разговор с Малиновским, Косыгиным. Говорили и со мной, я дал согласие…
… Брежнев проявил трусость — уехал в ГДР. В его отсутствие уже говорили с Семичастным.
Семичастный. И я сразу дал согласие. Уже накануне празднования 70-летия Хрущева шли разговоры, что дальше терпеть такое нельзя, то есть это было еще весной 1964 года. И я был в числе первых, с кем вели разговор. Кстати, когда говорили с Косыгиным, первое, что он спросил, — какова позиция КГБ, и тогда дал согласие.
Шелепин. 10-го состоялась последняя беседа с Малиновским. Тот тоже сразу же дал согласие! И это понятно: Хрущев резко поссорился с военными. И дело не только в сокращении армии на 2,5 миллиона человек, что, я считаю, сделано было правильно, но он постоянно грубо оскорблял маршалов, не считаясь с их человеческим достоинством. На смещение Хрущева были согласны и кандидаты в члены Президиума ЦК.
Президиум заседал неполных два дня. Говорили об ошибках Хрущева, его грубости. Выступал и я. Разговор шел не о личном, ибо Хрущев меня выдвигал, и личных обид у меня на него не было.
В теперешних публикациях много выдумки, неточностей. В частности, Ф. Бурлацкий, Р. Медведев пишут, что Хрущев все понял, когда сел в самолет, — и самолет-то не тот, и охрана другая… И хотел лететь в Киев… Это неправда. Вместе с ним был его сын, и его свидетельские показания говорят о другом.
Семичастный. Никто его личной охраны не трогал, никаких дополнительных кораблей в Черное море никто не вводил, как сейчас домысливают. Усиление патрулирования было обычным, как всегда, когда выезжал на отдых глава правительства. Да и зачем это было делать? Не в Турцию же он мог уплыть?
Вопрос. Итак, Брежнев прилетел из ГДР 11-го. Подгорный из Кишинева — утром 12-го… А кого из членов Президиума ЦК вы можете назвать главными действующими лицами, организаторами?
Шелепин, Семичастный. Брежнев и Подгорный.
Шелепин. Вот тогда и было решено сразу собраться и немедленно созвать Пленум. 12-го вечером собрались все члены, кандидаты в члены Президиума и секретари ЦК. Ни Малиновского, ни Громыко не было, как об этом пишут, они не входили в состав Президиума ЦК. Долго уговаривали Брежнева позвонить по ВЧ — вызвать Хрущева из отпуска. Брежнев трусил. Боялся. Не брал трубку. Наконец его уговорили, и он, набрав номер, сообщил Хрущеву о готовящемся Пленуме.
Хрущев: «По какому вопросу?»
Брежнев: «По сельскому хозяйству и другим».
Хрущев: «Решайте без меня».
Брежнев: «Без Вас нельзя».
Хрущев: «Я подумаю».
Семичастный. Мы разошлись. Брежнев постоянно звонил мне: «Ну как?» Только в полночь мне позвонили, что Хрущев заказал самолет в Адлер. Летел он с сыном, Микояном и своей охраной — взял пять человек, а мог взять и больше в десять раз. Уж 50 человек-то у него были. Дата проведения Пленума не обговаривалась заранее, а сложилась силой обстоятельств. Если бы Хрущев не дал согласия на приезд в тот день, никто бы его силой не притащил, и дата Пленума могла быть иной.
Хрущев прилетел (вместе с Микояном) в Москву 13-го в середине дня. Встречали его во Внуково-2 я и Георгадзе. Обычно встречающих было значительно больше. Но это его не насторожило, он только спросил: «Где остальные?» — «В Кремле». — «Они уже пообедали?» — «Нет, кажется, Вас ждут». Поздоровались за руку, обычно. Хрущев был спокоен. Отправились эскортом машин. Я ехал в конце и по дороге остановился на обочине, отстал от них. (Дело в том, что раньше я ездил без охраны, а на эти дни дали мне сопровождающего, поэтому в машине оказался знакомый охране Хрущева человек, и, чтобы не смущать впереди едущих, я отстал.) В Кремле вся охрана была прежняя. Я ее сменил только после начала работы Пленума.
Шелепин. На заседании Президиума выступили многие, практически все. Я говорил третьим или четвертым… Заседание вел Хрущев. Интересно, что все критические выступления были не только в адрес Хрущева, началась полемика между присутствующими… Брежнев заключил прения, сказав, что все товарищи единодушно оценили деятельность Хрущева. Микоян в ходе прений настаивал на том, чтобы оставить Хрущева на каком-нибудь посту — в партии или правительстве, мотивируя это тем, что решение о смещении Хрущева и перевод на пенсию нанесет большой урон престижу КПСС на международной арене.
Вопрос. Пленум собрался днем 14 октября. Открыл его Брежнев и объявил, судя по известным мне материалам, что на повестку дня поставлен вопрос о ненормальном положении, сложившемся в Президиуме ЦК в связи с неправильными действиями Хрущева. С докладом выступил Суслов. Он выступал долго? Где-то было напечатано, что весь доклад занял минут двадцать. Текст доклада был роздан участникам Пленума, как тоже говорят?
Шелепин. Суслов зачитывал доклад, по-моему, около двух часов, текст был только у него.
Вопрос. В ряде довольно многих публикаций утверждается, что Президиум жестко «зажал» обсуждение вопроса на Пленуме, не дал слова и Хрущеву.
Шелепин. Пленум решил прений не открывать, поскольку Суслов подробно доложил о всем обсуждении на Президиуме ЦК. О Хрущеве он сразу же сказал, что тот просил Президиум не заставлять его, не настаивать на его выступлении. Мнение в зале было единодушным. Были реплики, выкрики с мест, иногда очень резкие, в адрес Хрущева, а особенно в адрес Аджубея.
Вопрос. Один из участников Пленума пишет, что после заседания Хрущев «покрутился, покрутился», никто к нему не подходил, руки не подал, и, всеми покинутый, он одиноко ушел.
Шелепин. Досужий, нечестный поклеп. После Пленума все члены Президиума ЦК собрались в комнате президиума попрощаться. Все стояли. Никита Сергеевич подходил к каждому, пожимал руку. Когда подошел ко мне, сказал: «С тобой они сделают так же, если не хуже…» Вот когда выводили из ЦК Молотова, Кагановича, Маленкова, им действительно предложили покинуть зал, и никакого прощания с ними не было.
(Записано 27 марта и 22 мая 1989г, в Центральном партийном архиве. Запись вела научный сотрудник Г. Юдинкова. Вопросы задавал Н. Барсуков.)
Уточнения Н. Егорычева
(Николай Григорьевич Егорычев — в 1962-1967 гг, первый секретарь МГККПСС)
Егорычев. Я могу рассказать эпизод, о котором я еще никому не рассказывал и не писал. Брежнев очень нервничал перед октябрьским Пленумом Центрального Комитета партии (1964 г.). Он страшно был перепуган. Шла подготовка, обычная подготовка. Скажем, я вот с некоторыми членами ЦК беседовал. Уточнялись их позиции.
Вопрос. Но определенная «конспирация» соблюдалась?
Егорычев. Да, конечно, не афишировали. Ведь это было действительно опасно. Потому что если бы кто-то Хрущеву доложил, то, прямо скажем, он бы расправился жестоко с нами.
Вопрос. Но ведь Хрущев-то узнал?
Егорычев. Он косвенным образом узнал об этом через своего сына, которого кто-то проинформировал якобы из окружения Николая Григорьевича Игнатова.
Когда Хрущеву стало известно, он сказал Микояну: «Ты тут разберись. Я поеду отдыхать, а ты разберись». Брежнев об этом знал. Он мне как-то утром звонит по простому телефону: «Ты ко мне можешь зайти до работы?» — «Пожалуйста, часиков в восемь я могу к Вам зайти». Зашел к нему. Он стоял бледный, дрожал, взял меня за руку и увел куда-то в дальнюю комнату. «Коля, Хрущеву все известно. Нас всех расстреляют». Совсем расквасился, знаете, слезы текут… Я говорю: «Вы что? Что мы против партии делаем? Все в пределах устава. Да и времена сейчас другие, не сталинские». — «Ты плохо знаешь Хрущева. Ты плохо его знаешь». Еще что-то говорил. Я его повел к раковине и говорю: «Умывайтесь». Он умылся, немножко успокоился. Вот такой эпизод. Конечно, он меня потом, когда стал Генеральным, держать около себя не мог, имея в виду, что я видел его в таком состоянии.
Вопрос. Вы на самом Пленуме были?
Егорычев. Да, конечно.
Вопрос. А на Президиуме?
Егорычев. Нет, на Президиуме не был. Семичастный очень хорошо знает, как это все происходило. Когда Брежнев был в ГДР — это уже накануне Пленума, — кончился официальный визит, а он все не возвращается. Не едет и все тут. Отправился на охоту. Семичастному было поручено позвонить туда и сказать: «Если Вы не приедете, то Пленум состоится без Вас. Отсюда делайте вывод». И он срочно тогда прилетел.
Вопрос. Значит, о Пленуме было договорено еще до отъезда Брежнева или когда он был в Берлине?
Егорычев. Конкретная дата Пленума была решена на заседаниях Президиума ЦК. Сейчас очень много пишут, что Суслов играл в подготовке Пленума чуть ли не главную роль. Он не принимал прямого участия в подготовке смещения Хрущева. Ему не доверяли, держали в стороне от подготовки октябрьского Пленума. И ошибается Сергей Хрущев, что звонил в Пицунду Суслов, звонил Брежнев.
(Записано 19 сентября 1990г, в Центральном партийном архиве. Запись вела научный сотрудник И. Ярмоленко.
Вопросы задавал Н. Барсуков.)
Глава 10
ВЫСТРЕЛЫ У БОРОВИЦКИХ ВОРОТ
ПРЕРВАННАЯ ТЕЛЕТРАНСЛЯЦИЯ
Двадцать второго января 1969 года миллионы людей прильнули к экранам своих телевизоров. Из Москвы шел прямой репортаж о встрече космонавтов. В те времена страна искренне переживала за своих звездных героев, напряженно следя за сообщениями об их полетах.
Люди облегченно вздыхали, узнав о благополучном возвращении космонавтов. В конце 1968 года успешно завершился полет корабля «Союз-3», управляемого Береговым. Семнадцатого января следующего года приземлился «Союз-4» с космонавтами Шаталовым, Елисеевым и Хруновым. Вслед за ними, восемнадцатого января, благополучно сел возле Кустаная «Союз-5» с Волыновым.
Страна ликовала, приходя в себя от шока, связанного с недавней гибелью Комарова. Очередная победа в космосе воспринималась как праздник, и миллионы людей, застыв у телевизоров, следили за церемонией торжественной встречи героев космоса в правительственном аэропорту Внуково-2.
Телекамеры показывали крупным планом улыбающиеся лица виновников торжества, принимавших участие в мероприятии руководителей страны, выделяя, безусловно, Леонида Ильича Брежнева, а также тысячи восторженных москвичей, высыпавших на улицы и приветствовавших праздничный кортеж на всем протяжении его следования к Кремлю. Репортаж вели лучшие телезвезды той поры.
— Кортеж правительственных машин приближается к Боровицким воротам, и через несколько минут героикосмонавты будут в Кремле, где состоится торжественная церемония их награждения…
Это были последние ликующие слова репортажа, которые услышали телезрители. Прямая трансляция внезапно прервалась.
Возобновилась они примерно через час. Показывали церемонию награждения. Она произвела странное впечатление. Звезды Героев вручал почему-то Подгорный, а не Брежнев. Чувствовалась какая-то растерянность как среди награждаемых, так и среди награждающих. Бледные лица, дерганые фразы, нервные движения.
Было видно — что-то произошло.
Люди облегченно вздыхали, узнав о благополучном возвращении космонавтов. В конце 1968 года успешно завершился полет корабля «Союз-3», управляемого Береговым. Семнадцатого января следующего года приземлился «Союз-4» с космонавтами Шаталовым, Елисеевым и Хруновым. Вслед за ними, восемнадцатого января, благополучно сел возле Кустаная «Союз-5» с Волыновым.
Страна ликовала, приходя в себя от шока, связанного с недавней гибелью Комарова. Очередная победа в космосе воспринималась как праздник, и миллионы людей, застыв у телевизоров, следили за церемонией торжественной встречи героев космоса в правительственном аэропорту Внуково-2.
Телекамеры показывали крупным планом улыбающиеся лица виновников торжества, принимавших участие в мероприятии руководителей страны, выделяя, безусловно, Леонида Ильича Брежнева, а также тысячи восторженных москвичей, высыпавших на улицы и приветствовавших праздничный кортеж на всем протяжении его следования к Кремлю. Репортаж вели лучшие телезвезды той поры.
— Кортеж правительственных машин приближается к Боровицким воротам, и через несколько минут героикосмонавты будут в Кремле, где состоится торжественная церемония их награждения…
Это были последние ликующие слова репортажа, которые услышали телезрители. Прямая трансляция внезапно прервалась.
Возобновилась они примерно через час. Показывали церемонию награждения. Она произвела странное впечатление. Звезды Героев вручал почему-то Подгорный, а не Брежнев. Чувствовалась какая-то растерянность как среди награждаемых, так и среди награждающих. Бледные лица, дерганые фразы, нервные движения.
Было видно — что-то произошло.
ИСЧЕЗНОВЕНИЕ СЕКРЕТЧИКА
Утром двадцать первого января, за день до описываемых выше событий, Иван Андреевич Машков, командир войсковой части, расположенной в городе Ломоносове, проснулся рано. На семь часов был назначен отъезд в Ленинград, куда его вместе с замполитом Мельником вызвали на недельные командирские сборы.
Без четверти семь появился Мельник — в безукоризненно отглаженной полевой форме, безупречно выбритый, надушенный.
Перед тем как выйти из дома, Мельник позвонил в часть.
— Помощник дежурного по части младший лейтенант Ильин! — услышал он бодрый голос в телефонной трубке.
— Здравствуйте, товарищ Ильин, — поздоровался замполит. — Как дела?
— Отлично, товарищ подполковник! — весело произнес помощник дежурного.
— Отлично не бывает, бывает хорошо, — нравоучительно произнес замполит, подумав про себя, сколько же еще надо сил потратить, чтобы призванные из запаса офицеры научились наконец мыслить военными понятиями. Ох уж эти с «гражданки», да еще с образованием! Мнят о себе невесть что.
Ильин прибыл в часть в марте шестьдесят восьмого года. Выпускник Ленинградского топографического техникума. Двадцать два от роду. Неженатый. На младшего лейтенанта аттестовали в техникуме и тогда же военкомат призвал его в армию. Вместе с тремя дружками-однокурсниками прошел проверку на допуск к секретной работе. У тех троих служба с первых дней пошла, а у Ильина не очень. Не чувствуется военная косточка. Ушанка, и та блином сидит. С солдатами запанибрата, они ему в ответ — Витек. Умора. Что поделаешь. Такие вот кадры военкоматы поставляют. Правда, не пьет, не курит.
Удостоверившись, что в части все в порядке, командир с замполитом ровно в семь утра отбыли в Ленинград.
Однако уже несколько часов спустя, во время обеда, в столовую вбежал дежурный по сборам и сказал, что Машкова требуют к телефону из Ломоносова. От недоброго предчувствия у замполита сжалось сердце. Котлета не лезла в горло, и он отодвинул тарелку, в мыслях торопя командира и в то же время страшась его возвращения.
Машков вернулся злой, как черт.
— ЧП, комиссар. Надо возвращаться в часть.
Замполит, ожидая самого худшего, спросил:
— Что случилось, Иван Андреевич?
— Исчез Ильин. Докладывают: пропали два пистолета из сейфа.
Предупредив руководство сборов о необходимости срочно вернуться в Ломоносов, командир с замполитом через час уже мчались в свой военный городок.
Говорили об исчезнувшем. Что он надумал? От него можно было ожидать чего угодно. Младший лейтенант Ильин отличался какой-то странностью, чудаковатостью. Русский, а кожа смуглая, вид цыганистый, за что и получил кличку «Копченый».
На политзанятиях мог заявить, что комсомол как организация изжил себя. Не составляло ему труда в присутствии других наивно задать вопрос: а почему у нас монополия одной партии? Неодобрительно отзывался о вводе советских войск в Чехословакию в шестьдесят восьмом. Замполит, безусловно, проводил с вольнодумцем разъяснительную работу, но его поведение от этого не становилось ровнее.
Вдруг ни с того ни сего ляпнет: вот в какой-то Африке офицеры чуть ли не каждый месяц устраивают государственные перевороты, а у нас? То, прочитав в газете об очередной версии расследования убийства американского президента Джона Кеннеди, восхищенно воскликнет: «Молодец этот Ли Харви Освальд! Всего один выстрел — и знаменит на весь мир».
Командир части тоже копался в памяти, отыскивая в ней эпизоды, связанные с проделками этого офицера. Начальник штаба, смеясь и укоризненно качая головой одновременно, рассказывал:
— Детский сад! Приказываю переделать схему как неправильно исполненную, а он вдруг — в форме, с погонами и кобурой! — вприпрыжку вокруг стола на одной ноге: «А вот не буду! А вот не буду!»
На ум пришел и вовсе неприятный случай. Произошел он во время сезонных работ. Старшим одной из групп назначили Ильина. И вот в часть сообщают: в деревне была стрельба. Провели расследование. И точно, в воздух палил из пистолета младший лейтенант Степанов, напарник Ильина. Повздорили из-за девчат с местной молодежью. Ладно, Степанов погорячился, вспылил. А где был старший группы? В Ленинграде. Выяснял отношения с некой девушкой, и даже пистолетом при этом размахивал, хотя брать с собой оружие не имел права. Получается, самовольно оставил район боевых учений? С ним тогда крепко разбирались.
Что учудил Ильин на этот раз? Подъезжая к воротам части, командир с замполитом терялись в догадках. Вспомнилась заплаканная девушка Наташа, не отвечавшая взаимностью на чувства младшего лейтенанта.
— Ты обо мне еще услышишь! — бросил ей в ярости Ильин.
Неужели в отчаянии покончил с собой?
Без четверти семь появился Мельник — в безукоризненно отглаженной полевой форме, безупречно выбритый, надушенный.
Перед тем как выйти из дома, Мельник позвонил в часть.
— Помощник дежурного по части младший лейтенант Ильин! — услышал он бодрый голос в телефонной трубке.
— Здравствуйте, товарищ Ильин, — поздоровался замполит. — Как дела?
— Отлично, товарищ подполковник! — весело произнес помощник дежурного.
— Отлично не бывает, бывает хорошо, — нравоучительно произнес замполит, подумав про себя, сколько же еще надо сил потратить, чтобы призванные из запаса офицеры научились наконец мыслить военными понятиями. Ох уж эти с «гражданки», да еще с образованием! Мнят о себе невесть что.
Ильин прибыл в часть в марте шестьдесят восьмого года. Выпускник Ленинградского топографического техникума. Двадцать два от роду. Неженатый. На младшего лейтенанта аттестовали в техникуме и тогда же военкомат призвал его в армию. Вместе с тремя дружками-однокурсниками прошел проверку на допуск к секретной работе. У тех троих служба с первых дней пошла, а у Ильина не очень. Не чувствуется военная косточка. Ушанка, и та блином сидит. С солдатами запанибрата, они ему в ответ — Витек. Умора. Что поделаешь. Такие вот кадры военкоматы поставляют. Правда, не пьет, не курит.
Удостоверившись, что в части все в порядке, командир с замполитом ровно в семь утра отбыли в Ленинград.
Однако уже несколько часов спустя, во время обеда, в столовую вбежал дежурный по сборам и сказал, что Машкова требуют к телефону из Ломоносова. От недоброго предчувствия у замполита сжалось сердце. Котлета не лезла в горло, и он отодвинул тарелку, в мыслях торопя командира и в то же время страшась его возвращения.
Машков вернулся злой, как черт.
— ЧП, комиссар. Надо возвращаться в часть.
Замполит, ожидая самого худшего, спросил:
— Что случилось, Иван Андреевич?
— Исчез Ильин. Докладывают: пропали два пистолета из сейфа.
Предупредив руководство сборов о необходимости срочно вернуться в Ломоносов, командир с замполитом через час уже мчались в свой военный городок.
Говорили об исчезнувшем. Что он надумал? От него можно было ожидать чего угодно. Младший лейтенант Ильин отличался какой-то странностью, чудаковатостью. Русский, а кожа смуглая, вид цыганистый, за что и получил кличку «Копченый».
На политзанятиях мог заявить, что комсомол как организация изжил себя. Не составляло ему труда в присутствии других наивно задать вопрос: а почему у нас монополия одной партии? Неодобрительно отзывался о вводе советских войск в Чехословакию в шестьдесят восьмом. Замполит, безусловно, проводил с вольнодумцем разъяснительную работу, но его поведение от этого не становилось ровнее.
Вдруг ни с того ни сего ляпнет: вот в какой-то Африке офицеры чуть ли не каждый месяц устраивают государственные перевороты, а у нас? То, прочитав в газете об очередной версии расследования убийства американского президента Джона Кеннеди, восхищенно воскликнет: «Молодец этот Ли Харви Освальд! Всего один выстрел — и знаменит на весь мир».
Командир части тоже копался в памяти, отыскивая в ней эпизоды, связанные с проделками этого офицера. Начальник штаба, смеясь и укоризненно качая головой одновременно, рассказывал:
— Детский сад! Приказываю переделать схему как неправильно исполненную, а он вдруг — в форме, с погонами и кобурой! — вприпрыжку вокруг стола на одной ноге: «А вот не буду! А вот не буду!»
На ум пришел и вовсе неприятный случай. Произошел он во время сезонных работ. Старшим одной из групп назначили Ильина. И вот в часть сообщают: в деревне была стрельба. Провели расследование. И точно, в воздух палил из пистолета младший лейтенант Степанов, напарник Ильина. Повздорили из-за девчат с местной молодежью. Ладно, Степанов погорячился, вспылил. А где был старший группы? В Ленинграде. Выяснял отношения с некой девушкой, и даже пистолетом при этом размахивал, хотя брать с собой оружие не имел права. Получается, самовольно оставил район боевых учений? С ним тогда крепко разбирались.
Что учудил Ильин на этот раз? Подъезжая к воротам части, командир с замполитом терялись в догадках. Вспомнилась заплаканная девушка Наташа, не отвечавшая взаимностью на чувства младшего лейтенанта.
— Ты обо мне еще услышишь! — бросил ей в ярости Ильин.
Неужели в отчаянии покончил с собой?
ЧЕГО НЕ УВИДЕЛИ ТЕЛЕЗРИТЕЛИ
Как только правительственный кортеж в сопровождении мотоциклистов приблизился к Боровицким воротам, раздались выстрелы. Чья-то фигура, пропустив первую сверкающую черным лаком «Чайку», метнулась ко второй, следовавшей в кавалькаде, и открыла огонь из двух пистолетов одновременно — в упор по лобовому стеклу. Оно моментально покрылось паутиной трещин.
Это был классический террористический акт. Подобного на территории Кремля не случалось более четверти века, с шестого ноября сорок второго года, когда военнослужащий Красной Армии, дезертир, спрятавшись в Лобном месте, обстрелял машину наркома Микояна, полагая, очевидно, что в ней едет Сталин.
Это был классический террористический акт. Подобного на территории Кремля не случалось более четверти века, с шестого ноября сорок второго года, когда военнослужащий Красной Армии, дезертир, спрятавшись в Лобном месте, обстрелял машину наркома Микояна, полагая, очевидно, что в ней едет Сталин.