Жак Кристиан. Мистерии Осириса: Древо жизни

   Юноша встал.
   — Мои инструменты испорчены.
   На него устремились радостные и довольные взгляды.
   — Тебе известен виновник? — спросил Сепи.
   — Я его знаю.
   Шепот пролетел по рядам учеников писцов.
   — Вынести обвинение — это серьезный акт, — напомнил генерал. — Ты уверен в себе?
   — Да, я уверен.
   — Тогда назови нам его имя.
   — Виноват я сам. Я выказал себя слишком наивным, поверив, что никто не осмелится совершить такое презренное действие. Я понимаю всю меру собственной глупости, но теперь слишком поздно.
   С опущенной головой, тяжело ступая, Икер направился к двери под насмешливыми взглядами победителей.
   — Разве когда-нибудь бывает поздно исправиться? — спросил Икера генерал. — Вот мешочек, в котором находится полный комплект профессионального писца. Я доверяю его тебе, Икер. Если твоя осторожность подведет тебя еще раз, то здесь тебе делать больше нечего.
   Ученик трепетно принял бесценный дар и тщетно искал слова благодарности, чтобы выразить свою признательность.
   — Иди на свое место, сядь и быстро приготовься, — требовательно сказал учитель.
   Икер позабыл о своих врагах и обратил внимание на только что подаренные генералом новые предметы и их прекрасное качество. Без страха он сделал себе великолепные чернила.
   — Запишите эти изречения мудрого Птах-Хотепа, — сказал учитель:
   Пусть сердце твое не станет тщеславным из-за того, что ты знаешь.

 
Спрашивай совета и у незнающего, и у знающего,
Потому что невозможно достичь предела искусства,
И нет ремесленника, который бы достиг совершенства.
Совершенное слово так же скрыто, как зеленый камень,
Однако его можно встретить у служанок, которые работают на скирде^[24].
 

   Текст не был легким, возможностей ошибиться было много, но рука Икера писала проворно. Он внимательно следил за каждым словом, одновременно храня в памяти смысл целой фразы.
   Когда Сепи умолк, Икер не ощутил никаких признаков усталости. Он с удовольствием писал бы еще и дальше.
   Генерал стал просматривать таблички. У каждого замерло дыхание.
   — Половина из вас не заслуживает того, чтобы учиться в моем классе. Они будут продолжать обучение с другими учителями. Многим предстоит еще много работы, и, разумеется, я не оставлю всех. Только один ученик сделал всего две ошибки: это Икер. Поэтому он назначается ответственным за хорошее содержание этого класса, который он будет убирать каждый день. Я доверяю ему ключ.
   Остальные ученики были довольны этим решением: разве это не является новым унижением для этого чужака? Они никогда не унижались до домашней работы. Зато Икер воспринял назначение как особую честь, а не как тягостную повинность. И был совершенно счастлив оттого, что ему поручили заботиться о табличках, к чему он отнесся с особой радостью.
   Какое счастье находиться в постоянном контакте с этими носителями письмен! Он разложил письменные принадлежности по видам инструментов и каждому дал свой номер: таблички из сырой глины, для которых требовалось твердое острие; таблички из явора — прямоугольной формы, составленные из нескольких частей, которые соединялись при помощи штырей; таблички из известняка, поверхность которых тщательно выравнивалась.
   Не видеть никого из соучеников в течение целого дня — это действительно была удача. Икер надеялся, что генерал Сепи, совсем непохожий на обычных военных, которых он видел прежде, будет и впредь поручать ему много работы. Хорошо бы, чтоб это продлилось подольше.
   Наступила ночь, когда Икер вышел из школы и направился в столовую, где он поужинал запеканкой из кабачков и творогом. Максимы Птах-Хотепа так глубоко отпечатались в его мозгу, что не переставали его завораживать, как волшебная музыка.
   Лучик света пробивался из-под двери его комнаты.
   Но ведь он не оставлял лампу зажженной! Беспокоясь, он медленно открыл дверь и... перед ним открылось полное безобразие.
   Разорванная циновка, клочья набедренной повязки, в мелкие куски изломанные туалетные принадлежности, сломанные сандалии, измазанные стены... В отчаянии, готовый плакать, юноша с трудом мог представить себе, как ему удастся обеспечить себе жизненный минимум.
   Но все же нужно было оставаться здесь, и Икер, весь разбитый, заставил себя заснуть.
   Он проснулся в мрачном настроении и спросил себя, нужно ли упорствовать и продолжать бороться с судьбой среди окружавшей его ненависти, в том климате, где подлые удары могут только умножиться. Что еще придумают сотоварищи, чтобы заставить его отступить? Один против всех... Это слишком неудобная позиция, чтобы можно было продержаться долго.
   Что ж... Перед уроком ученик писца приберет класс, а потом попросит, чтобы генерал Сепи его отпустил.
   Икер открыл дверь и увидел перед ней сверток.
   «Еще один акт недоброжелательства», — подумал он, не решаясь снять скреплявшую пакет веревку.
   Две туники и две новые набедренные повязки, пара сандалий, предметы гигиены, прочная циновка... Взамен он получил вдвое больше?! Что это: один из его врагов почувствовал угрызения совести? Или Икер пользовался помощью неведомого покровителя, который предпочитал оставаться в тени?
   В аккуратно прибранном классе, похожем на чистый лист папируса, учителя встретил новый, принарядившийся Икер...
   Его товарищи недоумевали: как удалось ему заполучить эту новую одежду? Если судить по его спокойному лицу, то можно было бы поклясться, что он и не потерпел никакого урона!
   — Вот другие максимы Птах-Хотепа, — сказал генерал Сепи. — Из стен этой школы скоро выйдет много папирусов, содержащих полный текст этого главного труда:

 
Когда слух хороший, то и слова хорошие.
Тот, кто слушает, является хозяином того, что полезно;
Слушать — полезно тому, кто слушает.
Слушать — это самое лучшее,
(Так) рождается совершенная любовь^[25].
 

   Внезапно Икеру показалось, что он больше не переписывает под диктовку, а пишет самостоятельно. Он не довольствовался тем, что передавал на письме уже построенные кем-то фразы, он участвовал в их создании. Формой своих штрихов, особенностью своего рисунка он придавал мыслям мудреца ранее неизвестный оттенок. Это было пустячным делом — да, разумеется! Тем не менее впервые ученик почувствовал силу письменного текста. После уроков Икер подмел класс. Выходя, он наткнулся на группу одноклассников, которых возглавлял злобный чернявый коротышка.
   — Перестаньте придумывать новые подлости, — посоветовал им Икер. — Больше я этого вам просто так не спущу.
   — Думаешь, ты нас испугал? Нас десять, а ты совсем один!
   — Я терпеть не могу драки. Но если вы и впредь будете мне досаждать, придется вам хорошенько задать.
   — А ну попробуй!
   В ярости коротышка попытался ударить Икера своим крепким кулаком.
   Не поняв даже, что с ним происходит, он пролетел в воздухе и тяжело упал на спину. Бросившегося вслед за ним в атаку его подручного постигла та же участь. И когда третий, самый мускулистый из хулиганской команды, оказался в таком же унизительном положении, что и его товарищи, остальные отступились от Икера.
   По взгляду, которым на них смотрел Икер, все поняли, что он мог действовать и гораздо более жестко.
   — Он, конечно, получил военную подготовку! — не удержал испуганного возгласа самый худенький из компании. — Этот парень способен нам всем переломать кости. Давайте оставим его в покое, пока он и в самом деле не разозлился.
   После таких речей даже коротышка вынужден был промолчать.
   Пока эта побитая стайка наглецов удалялась, Икер возблагодарил богов за посланную удачу. Если бы этим ребятам пришла в голову мысль напасть всем одновременно, то Икер потерпел бы поражение. И еще он мысленно поблагодарил Хнум-Хотепа за то, что тот силком заставил его учить науку воинов.
   По дороге к столовой Икер наблюдал за ибисом: его полет был таким величественным, что ученик писца остановился, чтобы полюбоваться им.
   Птица бога Тота принялась описывать большие круги над Икером, словно хотела дать ему понять, что обращается именно к нему. Потом она полетела в сторону Нила, снова вернулась к юноше и снова направилась к реке.
   Икер пошел вслед за ней. Несколько раз ибис повторил свои полеты над Икером. Воспользовавшись своим опытом бега на выживание, ученик писца в рекордное время пробежал то расстояние, которое отделяло его от Нила. Птица ждала его над зарослями папируса. На несколько мгновений ибис замер над зонтиками цветов, ткнул в них своим острым клювом, а затем взмыл высоко в небо.
   Без всякого сомнения, посланник бога писцов привел его в это пустынное место, чтобы он здесь что-то нашел.
   Забираться в чащу этих зарослей было небезопасно. Там могли скрываться крокодил или змея. И Икеру пришлось несколько раз сильно топнуть ногой, прежде чем раздвигать стену густых стеблей и войти в заросли папируса.
   Стоны пригвоздили его к месту.
   В зарослях плакал ребенок!
   Позабыв об опасности, быстро, как только мог, Икер бросился вперед и наткнулся на... осленка! Маленький серый комочек, с перебитой ногой, свернувшийся клубком и весь сжавшийся от страха, лежал, ожидая смерти.
   Медленно, чтобы не испугать малыша, Икер освободил его от засохшей корки болотной грязи, пленником которой он стал. У несчастного были лишь кожа да кости, бока провалились.
   — Я заберу тебя отсюда и выхожу — сказал ему Икер. — Будешь жить со мной.
   Большие карие, полные ужаса глаза осленка говорили о том, что у него сохранились недобрые воспоминания о первых опытах общения с человеком.
   Чтобы успокоить его, Икер присел рядом и сделал попытался приласкать животинку. Раненый осленок задрожал от страха, уверенный, что сейчас его еще и побьют. Прикосновение ласковой и теплой руки было удивительно и успокаивало. Постепенно юный писец завоевал его доверие.
   — Нужно выйти отсюда и накормить тебя.
   Серый комочек был совсем невесомым. Икер боялся, как бы его движения не вызвали отчаянного сопротивления малыша. Но осленок, напротив, прижался к нему, почувствовав себя наконец в безопасности.
   Неожиданно, когда его спаситель выбрался на дорогу, которая вела к крестьянским посевам, осленок забился и застонал. Причину его страха угадать было нетрудно: какой-то вооруженный вилами крестьянин быстро шел к ним большими шагами.
   — А ну, брось это чудовище в болото, — грубо закричал он, — и пусть там его сожрут крокодилы!
   — Где ты видишь чудовище? Это всего лишь раненый изголодавшийся осленок!
   — Ты плохо его разглядел!
   — А я считаю, что хорошо! И я заявляю, что с ним плохо обращались. Если виноват в этом ты, то тебя накажут.
   — Виноват в том, что избавился от зловредного создания? Да меня наоборот похвалят!
   — Почему ты его так называешь?
   — Я тебе сейчас покажу.
   — Нет, не подходи!
   — Посмотри, вон там, на затылке! Видишь — отметина!
   Икер увидел несколько рыжих волосков.
   — Эта скотина — порождение Сета, она приносит несчастье!
   — В то место, куда ты бросил этого осленка, предварительно избив его, меня привел ибис Тота. Ты веришь в то, что бог писцов не способен отличить добра от зла?
   — Но пятно... Ведь рыжие — это порождение Сета!
   — Возможно, это животное будет обладать его силой и одновременно будет очищено от зла ибисом Тота.
   — А ты кто такой?
   — Я — ученик писца из класса генерала Сепи.
   Тон крестьянина изменился.
   — Хорошо, может быть, все можно уладить. Этот осленок — моя собственность, но я дарю его тебе при условии, что ты не подашь на меня жалобу.
   — Ты многого от меня хочешь.
   — Послушай, я считал, что поступаю хорошо, и суд наверняка меня оправдает! Откуда я мог знать, что сюда вмешается Тот?
   — Хорошо, друг, сделка заключена.
   Счастливый оттого, что так дешево отделался, крестьянин убрался восвояси. Почти тотчас же осленок снова оживился.
   Когда с севера подул мягкий бриз, серый комочек потянул с интересом воздух. В его глазах наконец-то появилось любопытство к тому миру, который его окружал. Глазами, полными бесконечной любви и признательности, осленок посмотрел на своего спасителя. Он пробуждался к жизни.
   — Твое имя само нашло тебя, — сказал Икер. — Тебя будут звать Северный Ветер.

35

   Спрятавшись в Дельте, в двух днях ходьбы от города Имет, Кривая Глотка и его ученики жили охотой и рыбной ловлей. Каждый день они пировали, а их начальник пользовался этим, чтобы еще больше ужесточать тренировки. В таком месте было легко организовывать засады и воображать парады. Два новобранца потеряли здесь свои жизни, но речь шла о подготовке минимума бойцов, удовлетворяющих жестким требованиям. Кривая Глотка убеждался, что его работа приносила свои плоды и что его спецбойцы вскоре будут готовы к действиям.
   Стать главарем самой сильной банды грабителей, которых когда-либо видала земля египетская, — такова была цель Кривой Глотки. Он принесет столько страданий своим врагам, что в конце концов они будут произносить его имя с трепетом.
   — Часовой сигналит нам о появлении чужаков, шеф.
   — Невозможно... Ну, мы сейчас и повеселимся! Все по местам.
   Такая «неожиданность» была, разумеется, предусмотрена. И команда Кривой Глотки была приготовлена, чтобы уничтожить нарушителей спокойствия.
   — Сколько к нам пожаловало любопытных?
   — Четверо мужчин.
   — Ну, это слишком просто! Ими займутся двое.
   Этот день был для Бешеного счастливым, потому что Кривая Глотка узнал его раньше, чем успел метнуть в него свой нож.
   Со своим напарником он раздвинул тростники и внезапно появился перед Бешеным, который от неожиданности чуть не упал.
   — Привет, старина! Как вы добрались?
   — Ты напугал меня, дурак!
   — Но... слушай, где же шеф?
   — Патруль стражников пустыни арестовал его и, возможно, отвел в Сихем.
   — Почему же вы не перебили стражников?
   — Их было слишком много. А, кроме того, Провозвестник приказал нам бежать.
   — Печальный конец карьеры для такого парня, как он, — пожалел Кривая Глотка.
   — Ну что ты несешь! Мы отправимся в Сихем и освободим его.
   — Бешеный, ты бредишь! Ты считаешь, что египтяне совершат ошибку и оставят город без наблюдения? Там останется целый полк, и нам это будет не по плечу.
   — Разве твои ученики плохо выучены?
   — Они — для точечных операций, а не для удара по всему фронту.
   — Мы же нападем не на казарму, а на тюрьму.
   — Во-первых, ее хорошо охраняют, и нет уверенности в том, что мы освободим Провозвестника. А, кроме того, мы, конечно, придем слишком поздно.
   — Почему это?
   — Потому что его казнят. Ты что, веришь в то, что фараон будет нянчиться с зачинщиком бунта?
   Бешеный поморщился.
   — Твой Провозвестник уже мертв. И отправляться в Сихем равносильно самоубийству. Вот так, Бешеный.
   — Что же ты предлагаешь?
   — Примем свою судьбу такой, как она есть, и займемся нашим собственным будущим. С такой командой мы сможем значительно больше, чем пустынные разбойники.
   — Без сомнения, без сомнения, но Провозвестник...
   — Да забудь ты о нем! Сейчас он жарится в аду.
   — А если ему оставили шанс?
   — Какой? — удивился Кривая Глотка.
   — Шанс убежать. Ты же знаешь, что он необычный человек. Его возможности позволят ему ускользнуть от врагов.
   — Но ведь его все-таки арестовали!
   — А если он этого хотел?
   — С какой целью?
   — Чтобы доказать нам, что никто не может заключить его в темницу!
   — Ты принимаешь своего Провозвестника за бога!
   — Он обладает властью демонов пустыни и сумеет ею воспользоваться.
   — Это все слова... Мы — свободны, живы и готовы потрошить египтян.
   — Останемся здесь до новой луны, — предложил Бешеный. — Если Провозвестник не придет до этого дня, мы уйдем.
   — Договорились, — согласился Кривая Глотка. — Мы воспользуемся этим временем, чтобы вкусно поесть и всласть попить. В крестьянских и господских домах здесь, должно быть, изрядный запас вина и пива. Ну а девчонок оставим на сладкое.
   В камере с полом из утрамбованной земли находилось с десяток мужчин, полностью подавленных ситуацией. Провозвестник составлял исключение. В его тунике была спрятана царская бирюза, которая отводила дурную судьбу. Действительно, с того момента, как он оказался брошенным в эту скверно пахнущую дыру, будущее прояснилось, потому что один из заключенных был на него похож как две капли воды. Почти такой же рост, такое же исхудавшее лицо, та же походка. Только бороду нужно было бы подрастить несколько дней. Но Провозвестник был уверен, что этот срок ему удастся выиграть, потому что перед тем, как заняться пастухами, пойманными на подступах к городу и собранными здесь, египетские военные подробнейшим образом допрашивали горожан.
   — Вы меня не знаете, — заявил Провозвестник заключенным вместе с ним в камеру, — зато я вас знаю.
   К нему обратились вопрошающие взгляды.
   — Вы мужественно работаете, но вас эксплуатирует такой жестокий оккупант, с которым бороться вы отказываетесь. Вот я и пришел вас освободить.
   — Ты считаешь себя способным сломать стены этой тюрьмы? — с иронией спросил владелец отары овец.
   — Да, но не так, как ты себе это представляешь.
   — А как?
   — Вы слышали рассказы о Провозвестнике?
   Один из пастухов на это имя отреагировал.
   — Это не тот ли чародей, который связался с демонами пустыни?
   — Именно так.
   — Почему же он придет нас освободить?
   — Он не придет.
   — Ну тогда ты рассказываешь невесть что!
   — Он не придет, потому что он — здесь.
   Провозвестник положил руку на плечо высокого простака.
   — Вот ваш спаситель.
   — Он-то? Да он едва умеет говорить!
   — До нынешнего дня вы его не узнавали, и в этом была ваша большая ошибка. Но меньше чем через неделю он будет готов убить врагов и нас освободить.
   Пастухи пожали плечами, и каждый замер в своем углу. Провозвестник занялся тем, что стал учить своего двойника, заставляя его повторять несколько простых фраз, которые сто раз слышали жители Сихема. Простак, слишком счастливый оттого, что на него обратили внимание и рассеяли тем самым его тоску в темнице, очень старался.
   Прошла неделя.
   Дверь камеры с грохотом отворилась.
   — Выходите все, вас будут допрашивать, — объявил египетский стражник.
   — Мы повинуемся только Провозвестнику, — заявил пастух, который согласился принять участие в розыгрыше.
   Стражник поперхнулся.
   — А ну повтори!
   — Наш вожак — Провозвестник. Только он и он один диктует нам, как себя вести.
   — Где же он, ваш знаменитый вожак?
   — Здесь, среди нас.
   Заключенные посторонились, чтобы дать дорогу двойнику Провозвестника, которому настоящий мятежник отдал свой тюрбан и тунику.
   Стражник приложил свою пику к груди странного человека.
   — Это ты — Провозвестник?
   — Да, это я.
   — И это ты — организатор смуты в Сихеме?
   — Бог избрал меня, чтобы поразить угнетателей народа, и я поведу его к победе.
   — Ну-ну, посмотрим! Тебя представят сейчас генералу Несмонту, там повеселишься.
   — Никому из врагов не удастся победить меня, потому что я связан с демонами пустыни.
   — Свяжите-ка мне этого, — приказал стражник солдатам.
   Настоящий Провозвестник подошел к нему.
   — Мы — пастухи, — прошептал он, — и мы ничего не понимаем в этой истории. Нас ждет наша скотина. Если нами не займутся тут же, мы все потеряем.
   Стражник, сам сын крестьянина, оказался чувствителен к такой аргументации.
   — Ладно, вас сейчас допросят. А потом посмотрим.
   Согласно заранее составленному плану пастухи объявили о своей полной непричастности и один за другим были освобождены. Поймав крупную рыбу, стража была слишком счастлива, чтобы заниматься какой-то мелочью.
   Генерал Несмонту подозрительно посмотрел на человека в тюрбане.
   — Значит, это ты приказал перебить египетский гарнизон в Сихеме?
   — Я — Провозвестник. Бог избрал меня, чтобы поразить угнетателей народа, и...
   — ...И ты поведешь его к победе, я знаю. Ты повторяешь это уже двадцатый раз. Кто стоит за тобой? Азиаты, ливийцы или только ханаане?
   — Бог избрал меня...
   Генерал дал пощечину своему пленнику.
   — Порой мне жаль, что фараон запретил пытки. На ясный вопрос — ясный ответ: ты действуешь один или у тебя есть соучастники?
   — Бог избрал меня...
   — Хватит! Пусть его уведут и продолжат допрос. Когда ему слишком захочется пить, он, может быть, и заговорит.
   Но благодаря усилиям Провозвестника, все время повторявшего ему одно и то же, простак свято верил в то, что сумеет противостоять египтянам. Никому не удалось вырвать у него иных слов, кроме тех заученных фраз, содержание которых делало его, как он полагал, неуязвимым для врагов.
   — Мы достаточно бились с этим сумасшедшим преступником, — сказал, наконец, адъютант генерала.
   — Что ж, последняя проверка мне кажется необходимой: проведите его по улицам города.
   В первый момент стража, сопровождавшая и охранявшая арестованного, решила, что перед ними простой лжец, потому что никто не обращал на него никакого внимания.
   И вдруг одна женщина завопила:
   — Это он, я его узнала!
   К ней присоединился старик:
   — Провозвестник вернулся!
   Через несколько секунд вокруг собралась целая толпа. Стражники жестко проложили в ней для себя проход и увели пленника в казарму.
   — Больше никаких сомнений, генерал, — заявил офицер. — Этот мерзавец — действительно Провозвестник. Если мы хотим избежать новых осложнений, нужно скорее показать народу его труп.
   — Дайте ему выпить яду, — приказал Несмонту.
   Пока генерал составлял длинный рапорт фараону, простак без всяких переживаний уходил в мир иной. Разве Провозвестник не пообещал ему, что он попадет в великолепный дворец, где ему будут прислуживать прелестные нежные девы, готовые исполнить все его желания, а виночерпии предложат ему лучшие вина?

36

   Друзей себе Икер среди соучеников так и не нашел и потому занимался исключительно учебой. Ужинать он старался не поздно, пока еще не зажгли светильники на касторовом масле, стремясь сэкономить, чтобы подольше поработать, когда стемнеет. Масло это стоило недорого, бедняки даже использовали его для притирания, но в основном оно служило горючим для освещения. К еде Икер был нетребователен, и ему вполне хватало приправленной луком чечевичной или бобовой похлебки и горбушки хлеба, натертой чесноком.
   Целыми днями он увлеченно переписывал классические тексты, чтобы закрепить их в своей памяти, набить руку и выработать почерк, который позволял бы ему писать и быстро, и разборчиво. Изображая на письме свою мысль, он стремился передать ее живо, отражая малейшие оттенки. Иероглифы — это нечто большее, чем простая последовательность картинок; повествуя о жизни, они будто вмещали в себя силу творящих ее богов, наполнявшую каждое слово полнотой смысла.
   Можно ли с помощью письма продлить жизнь и сделать ее более яркой? В справедливости этого Икер все больше убеждался по мере того, как проникал в тонкости написания и оттенки смыслов знаков. Его не привлекала роль простого писца, который лишь выполняет указания или пишет под диктовку. Он хотел проникнуть в тайну того одновременно абстрактного и конкретного языка, который создал египетскую цивилизацию.
   Работая с таким напряжением, юноша избегал вспоминать о НЕЙ. Но в мыслях неизменно перед ним само возникало ее лицо и зажигало ранее неведомый энтузиазм. Он никогда ее не увидит — по крайней мере, если его обязанности писца не откроют перед ним двери Абидоса. Возможно, там будут другие праздники и другие ритуалы, которые она почтит своим присутствием!
   Он не отказывался, нет. Именно ради нее он отправился покорять грамматику, лексику, истинное назначение иероглифов, которые своим расположением на дереве, папирусе или камне создавали гармонию, известную и понятную лишь мастерам письма.
   Икер часто забегал к своему осленку, уютно лежавшему на подстилке, которую юноша менял каждое утро. Северный Ветер имел хороший аппетит и рос на глазах, а от его раны вскоре остались лишь неприятные воспоминания.
   Во время их первой прогулки по деревне именно осленок пошел впереди и привел Икера как раз туда, куда нужно, ни разу не ошибившись. Его глаза сияли тепло и радостно.
   — Хорошо иметь настоящего друга, — сознался ему Икер. — Тебе я могу сказать все.
   Ничего не утаив, ученик писца рассказал свою историю Северному Ветру. Большие уши внимательно и напряженно слушали.
   — И пусть эта банда возомнивших о себе писак не любит меня, мне все равно. Они даже придают мне силы! Когда я вижу эти головы, так переполненные сознанием собственной значимости, что в них не остается места для уважения к другим и к священным иероглифам, у меня лишь крепнет желание проложить свой собственный путь, не считаясь с их мнением. Дураки ничего не могут создать сами, и это делает их завистливыми и ревнивыми. Тех, кто на них не похож, они стремятся уничтожить. А мы с тобой — настоящие братья. Вместе мы устоим.
   Осленок лизнул руку своему спасителю, а юноша долго ласкал малыша перед тем, как вернуться в свою комнату. Как и каждый вечер, он положил на свой живот магический талисман из слоновой кости, подаренный госпожой Текхат, чтобы отвратить от себя злых духов. А утром, пробудившись, он надевал его к своим двум амулетам в виде сокола и павиана, чтобы зарядить их новой энергией.