— Завтра, — сказал генерал Сепи десятерым ученикам, отобранным, чтобы стать высшими писцами, — день отдыха.
   Как обычно, Икер выходил из класса последним.
   — Генерал, я прошу о благосклонности.
   — Я позволяю тебе не убирать класс во время этого отпуска.
   — Позвольте мне взглянуть на архивы провинции.
   — Разве ты не хочешь развлечься или отдохнуть?
   — Рано или поздно я столкнусь с этим типом документов. Я бы хотел начать как можно скорее.
   — Какой род архивов тебя интересует?
   — О, все понемногу! Я бы не хотел замыкаться в этой специальности.
   — Я выпишу тебе пропуск.
   Юноша с трудом сдержал свое волнение.
   С заветным «ключиком», который должен был открыть хранилище тайн, он предстал перед начальником архива.
   — Какие документы ты хочешь посмотреть?
   — Все, что касаются кораблей, экипажей и торговых экспедиций.
   — За какое время?
   — Ну, скажем... за три года.
   Начальник отвел Икера в просторное помещение из кирпича. На полках аккуратно были разложены папирусы и таблички.
   — Не выношу никакого беспорядка. При малейшей небрежности с твоей стороны я попрошу твоего учителя аннулировать разрешение.
   — Я буду строго соблюдать правила, — пообещал Икер.
   И, даже сгорая от нетерпения, он работал аккуратно и методично, упрямо прорабатывая полку за полкой. Количество времени, необходимое на поиски, его не пугало. Даже напротив. В такой горе документов он наверняка отыщет какой-нибудь след.
   В провинции Зайца было много кораблей, но ни один из них не носил названия «Быстрый». Когда прошло первое разочарование, Икер стал питать надежду, что оба моряка, имена которых были ему известны, принадлежали к другим экипажам, сведения о которых находились в управлении. Но никаких следов ни Головореза, ни Черепашьего Глаза обнаружить так и не удалось.
   Что касается торговых экспедиций, то ни одна из них не имела местом назначения страну Пунт.
   Только хорошее здоровье Северного Ветра, который рос на глазах, и богатство знаний, которые рассыпал перед ним на уроках генерал Сепи, не позволяли Икеру впасть в пессимизм.
   Однажды, когда Икер выходил из помещения класса, которое вычистил в самых потаенных уголках, он внезапно столкнулся с тремя элегантно одетыми насмешливыми девушками. Легкие туники, браслеты на запястьях и щиколотках, жемчужные ожерелья, диадемы, украшенные васильками... Настоящие царевны, которые с гордостью демонстрируют свои богатства!
   — Это ты — писец Икер? — спросила самая высокая из девушек, обольстительно улыбнувшись.
   — Я всего лишь ученик писца.
   — Говорят, ты слишком много работаешь, — прошептала самая юная, озорно взглянув на Икера.
   — С моей точки зрения, слишком много никогда не будет. Нужно выучить столько важнейших текстов!
   — Разве это не скучновато, если заниматься только этим?
   — Напротив! Чем больше работаешь над иероглифами, тем больше чудес тебе открывается.
   — А как ты находишь нас?
   Икер покраснел до ушей.
   — Но я... Как мне судить... Извините, но у меня дела, меня ждет мой осел.
   — Разве мы не привлекательнее, чем это животное? — спросила та, которая до сих пор молчала.
   — Я приношу извинения, но я действительно тороплюсь.
   Ретируясь, Икеру удалось ускользнуть от трех красоток, удивительно походивших одна на другую. Разница в возрасте между ними, должно быть, была минимальной, и на первый взгляд их было трудно отличить друг от друга. Но их красота была слишком искусственной, а поведение вызывающим. И ученик писца хотел только одного: чтобы они перестали ему надоедать.
   Это желание не исполнилось.
   В тот же вечер младшая постучала в дверь его комнаты.
   — Я не помешаю тебе, Икер?
   — Нет... Впрочем, да... Вы не можете войти сюда, потому что...
   — Потому что здесь уже другая девушка?
   — Нет, конечно, нет!
   — Тогда дай мне подарить тебе то, что я приготовила.
   Ее косметика была положена чересчур густо: слишком густые зеленые тени вокруг глаз, слишком толстый слой красной охры на губах, слишком сильные духи.
   Она поставила на пол два блюда.
   — На первом фруктовый пирог, — объяснила она. — Моя служанка измельчила фрукты до состояния муки самого тонкого помола, а я лично добавила в пирог меда перед тем, как поставить его в печь. На втором блюде — сыр с травами, он приготовлен из молока нашей самой лучшей коровы. Я думаю, тебе никогда не доводилось есть ничего изысканнее. Если ты будешь со мною мил, то у тебя и в дальнейшем ни в чем не будет недостатка.
   — Я не могу это принять.
   — Отчего?
   — Вы, конечно, принадлежите к влиятельному кругу, а я всего лишь ученик писца.
   — Почему бы и тебе не стать влиятельным и важным? Я могу тебе в этом помочь, поверь мне!
   — Я предпочитаю выходить из положения сам.
   — Ладно, не играй в упрямца! Наберись смелости сказать, что я тебе не нравлюсь...
   Икер посмотрел девушке прямо в глаза.
   — Вы мне не нравитесь.
   — Ты любишь рисковать, Икер. Ты на самом деле не знаешь, кто я?
   — Кем бы вы ни были, я отказываюсь от ваших щедрот.
   — Твое сердце уже занято?
   — Это касается только меня.
   — Позабудь ее! Как она может равняться с дочерью Джехути, правителя провинции Зайца! Мы с сестрами выбираем мужчин, с которыми получаем удовольствие. Ты — один из этих счастливых избранников.
   Она начала медленно спускать со своего плеча бретель туники.
   — Немедленно выйдите! — потребовал Икер.
   — Не унижай меня, ты за это дорого заплатишь!
   — Прекратите эту недостойную игру и оставьте меня в покое.
   — Это твое последнее слово?
   — Вы меня прекрасно поняли.
   Она поправила бретель, метнула в сторону ученика писца ненавидящий взгляд. Икер поднял с пола два блюда.
   — Не забудьте то, что принесли.
   — Ты последние часы доживаешь в этой провинции, маленький наглец!
   Задав корма своему ослу, Икер отправился в столовую. Только с последней ложкой похлебки он почувствовал, что вкус ее изменился. Он выпил немного воды, чтобы избавиться от этого неприятного ощущения, но результат получился прямо противоположный. Вода показалась Икеру непригодной для питья.
   Ученик писца хотел поговорить с поваром, но тот куда-то исчез.
   И вдруг в глазах у него потемнело. Голова кружилась так сильно, что Икер рухнул и не смог больше подняться.
   Его взгляд заволокло туманом, но все же он сумел различить силуэты трех дочерей Джехути.
   Младшая наклонилась над своей жертвой.
   — Не бойся, ты не умрешь от яда. Мы приказали дать тебе простое снотворное, чтобы ты оказался в нашей власти. Теперь тебе дадут финикового спирта, много спирта. Твоя одежда и кожа пропитаются им. И когда работники придут в столовую, они обнаружат здесь совершенно пьяного писаку. Не правда ли, забавно?
   Икер попытался протестовать, но непослушные слова путались, переплетаясь друг с другом.
   — Спи крепко, маленький наглец, который посмел оттолкнуть нас! Когда ты проснешься, мы будем отомщены. А ты погибнешь.
   — Ты похож на вывернутый руль, — сказал Икеру генерал Сепи. — Ты похож на храм без бога, на пустой дом! Можно научить танцевать обезьяну, выдрессировать собаку, можно даже поймать птицу за крыло, но тебя... как тебя воспитать? Твое сердце мятежно, а уши глухи! Ты, ученик моего класса, напился и напился в одежде писца!
   — Я стал жертвой заговора, — объявил обвиняемый, чей разум был еще затуманен.
   Гнев генерала, по всей вероятности, стал утихать.
   — И кто эти заговорщики?
   — Люди, которые воспользовались моей доверчивостью.
   — Назови их!
   — Я один виноват, я не должен быть так доверчив. В мою еду добавили одурманивающие вещества и насильно опоили.
   — Кто эти люди?
   — Если я вам назову их, вы мне не поверите. А если вы мне поверите, вы ничего не сможете сделать, чтобы наказать виновных. Их единственной целью было опозорить меня в ваших глазах. Чего же заслуживает ученик писца, которого признали пьяницей, как не изгнания из вашей школы и даже из провинции, где вы его приютили?
   — Но факты есть факты, Икер. И твои объяснения слишком туманны, чтобы им можно было верить. Если ты хочешь доказать свою невиновность, нужно указать на своих недругов и устроить вам очную ставку.
   — Она ни к чему не приведет, генерал.
   — Значит, мое решение может изменить только знак из иного, высшего мира.
   Сепи позвал двух солдат, которые должны были отвести Икера на южную границу провинции Зайца. Учителю было жаль расставаться со своим лучшим учеником, но проступок был слишком серьезным.
   — Вон там, мой генерал, смотрите! — воскликнул военный, отступая.
   В комнату только что проник хамелеон с белым животом. Он поднял на Сепи свой странный взгляд, но тот немедленно произнес успокаивающее заклинание. После короткой нерешительной паузы животное покинуло комнату.
   — Хамелеон — это одно из воплощений Анубиса, — сказал Икеру генерал. — Кажется, ты пользуешься необыкновенным покровительством небесных сил.
   — Вы... вы не вышлете меня?
   — У кого безумие зайдет так далеко, что он осмелится пренебречь вмешательством Анубиса?
   — Вы верите, генерал, что когда-нибудь я буду принадлежать Золотому Кругу Абидоса?
   Сепи остолбенел. Икеру показалось, что он видит перед собой статую, глаза которой смотрели на него вопрошающе.
   — Кто рассказал тебе об этом Круге?
   — Это больше, чем просто поэтическое выражение, не так ли?
   — Отвечай на мой вопрос.
   — Один садовник. Наши пути пересеклись, а потом разошлись.
   — Поэты умеют заставить нас мечтать, мой мальчик. Но ты работаешь для того, чтобы стать писцом и заниматься реальностью.

37

   Перед Джехути, утопавшем в своем кресле с высокой спинкой, его три дочери не могли найти себе места от нетерпения.
   — Можно, наконец, с тобой поговорить? — спросила старшая.
   — Минуточку, я закончу работать с делом.
   Правитель провинции неспешно свернул длинный папирус.
   — Что с вами, мои сладкие?
   — Отец, мы возмущены и обращаемся к нашему высшему судье!
   — Ты хочешь сказать, к богине Маат?
   — Нет, к тебе! Чудовищные дела только что произошли на твоей территории, а виновник остался ненаказанным.
   Джехути, казалось, был поражен.
   — Это действительно очень серьезно. И что вы об этом еще знаете?
   Младшая дочь немедленно вступила в разговор.
   — Ученик писца Икер украл финиковый спирт и напился. Это возмутительно и неслыханно! А этим утром мы видели, как этот негодяй снова вошел в школу генерала Сепи, как ни в чем не бывало! Ты должен тотчас же вмешаться, отец, и выгнать этого Икера из нашей провинции.
   Джехути посмотрел на дочерей серьезным взглядом, к которому примешивался оттенок иронии.
   — Успокойтесь, мои сладкие, я выведу это дело на чистую воду.
   — Что... что ты хочешь сказать?
   — Этот несчастный юноша стал жертвой недоброжелателей, но покровительство бога Анубиса, явившегося в виде хамелеона, позволило нам понять, что он говорил правду.
   — Он обвинил кого-нибудь? — испуганно спросила старшая дочь.
   — Нет, и это — дополнительное свидетельство его благородства. Есть ли у тебя и твоих сестер какие-нибудь подозрения?
   — У нас? Но как же... Нет, конечно, нет!
   — Я так и думал. Знайте, что я рассматриваю Икера как будущего писца высокого ранга и что больше я не допущу никаких на него нападений. Кто бы ни был злоумышленник, он будет сурово наказан. Мы хорошо поняли друг друга, мои сладкие?
   Три дочери Джехути утвердительно кивнули и вышли из кабинета, куда тотчас же вошел очень худой человек с кожаной сумкой, которая казалась слишком тяжелой для его слабой конституции.
   — А-а, доктор Гуа! Я вас жду уже довольно давно.
   — Ну да, вы — правитель этой провинции, — нисколько не смутившись, ворчливо возразил врач, — но мне приходится лечить не только вас. Из-за всех этих приступов ревматизма, отитов и язв я не знаю уже, куда деваться. Можно подумать, что сегодня утром дали себя знать все болезни! Нужно бы, чтобы мои молодые коллеги были более компетентными и вкладывали больше усердия в свое дело... Что вас беспокоит сегодня?
   — Плохое пищеварение и...
   — Наслышан, наслышан... Вы едите слишком много, пьете слишком много, работаете слишком много и спите недостаточно. И, кроме того, у вас возраст, с которым вы отказываетесь смириться. Перед лицом такого упорства медицина бессильна. Бесполезно надеяться, что вы измените своим привычкам. Вы — худший из моих пациентов, но я все же обязан вас лечить.
   Каждая консультация начиналась примерно теми же словами. Джехути воздерживался от возражений доктору Гуа, лечение которого было всегда на такой же высоте, что и диагностика.
   Из своего мешочка он вынул сосуд в форме человека, который поставил одно колено на землю, а на плече, поддерживая ее левой рукой, держал ночную вазу. Сосуд был подписан рукой врача: «Я устал все сносить».
   — Вот расслабляющая смесь из пивных дрожжей, касторового масла и некоторых других ингредиентов, которые вам знать не обязательно. Ваш желудок успокоится, вы позабудете о своем пищеварительном тракте и посчитаете себя абсолютно здоровым. Фатальная ошибка, но что я могу сделать? Увидимся послезавтра.
   Гуа, этот неутомимый муравей, ушел заниматься другим пациентом.
   И перед правителем провинции наступило время появиться генералу Сепи.
   — Как вы себя чувствуете?
   — Бывает и хуже, но, думаю, пришло время возродиться.
   — Мои жрецы готовы, — отозвался Сепи. — Вода Абидоса в вашем распоряжении.
   — Тебе понадобится писец-ассистент: почему бы не взять с собой Икера?
   Сепи заколебался.
   — Не слишком ли рано?
   — Разве бывает рано готовить человека, путь которого начертали боги?
   — Мне бы хотелось больше времени отвести на его подготовку...
   — Если он таков, как мы думаем, — отмел всякие сомнения Джехути, — то этот ритуал еще больше откроет ему его самого. Если же мы ошиблись, то будет одним хвастуном больше, который сломает себе зубы о свои собственные иллюзии.
   Сепи очень захотелось как-нибудь защитить от этого нового испытания своего лучшего ученика, но ему оставалось лишь подчиниться.
   У Икера по-прежнему не было ни малейшего контакта с его товарищами, которые завидовали ему из-за его прекрасных результатов. Никто не сомневался в том, что чужак был самым блестящим учеником класса, намного опережавшим того, кто шел вторым по успеваемости. Он не только с дерзкой легкостью проникал в смысл трудных текстов, но и успешно справлялся с любыми упражнениями, как если бы они не представляли никакой трудности. И генерал Сепи только что поручил ему составить указ относительно способов измерения земли после того, как спадут воды паводка.
   Иными словами, Икер был назначен писцом провинции Зайца и ему следует незамедлительно покинуть школу, чтобы занять свою первую должность.
   После печального приключения юноша неизменно расспрашивал повара перед каждой едой. А тот, прекрасно сознавая, что именно на него падет ответственность в случае нового происшествия, лично пробовал все блюда.
   — Сегодня вечером, — предупредил Икера Сепи, — ты поужинаешь позже. Твои инструменты при тебе?
   — Я никогда с ними не расстаюсь.
   — Тогда иди за мной.
   Икер почувствовал, что никаких вопросов задавать не нужно. Генерал был сосредоточен, как солдат, готовый к бою, исход которого неясен.
   На восточном берегу Нила, на вершине холма, были выдолблены могилы правителей провинций Зайца. С одной стороны они возвышались над рекой, с другой — над пустыней, в которую уходила тропинка, петлявшая между двух скал.
   Два солдата охраняли освещенное большим количеством факелов внушительное вечное жилище, приготовленное для Джехути. Жилище имело глубоко уходящий портик, который поддерживали две колонны с капителью в виде пальмовых листьев, большой прямоугольный зал и в самом конце маленький храм.
   Икер остановился на пороге.
   — Я приказал тебе идти за мной.
   С перехваченным горлом юноша нетвердо прошел внутрь гробницы.
   Джехути стоял в глубине перед храмом. По-старинному одетый лишь в набедренную повязку он выглядел еще выше и толще, чем обычно.
   Внезапно наступила темнота.
   Два жреца, принесшие чаши, расположились по обе стороны от правителя провинции. Последний зажженный светильник оставался лишь у генерала Сепи.
   — Произнеси заклинания, — приказал он Икеру. — Твой голос заставит их стать реальностью.
   Юный писец прочел красивый золотистый папирус.
   — Пусть вода жизни очистит Хозяина, пусть соберет она его энергию и освежит его сердце.
   Жрецы подняли чаши над головой Джехути.
   Икер готовился увидеть его выходящим из воды, но был ослеплен лучами света, который озарил тело старого человека.
   Вынужденный закрыть глаза Икер подумал сначала, что стал жертвой какой-то иллюзии. Все же он попытался снова открыть глаза, даже рискуя ослепнуть.
   Мягкий свет окутывал теперь Джехути, который казался помолодевшим на много лет.
   — Ты, что хотел узнать, что такое Золотой Круг Абидоса, — сказал Икеру Сепи, — смотри, как он действует.

38

   Всю ночь Икер не сомкнул глаз.
   Все детали странной церемонии отпечатались в его памяти, и он тщетно старался понять значение необычных слов, произнесенных генералом Сепи.
   Конечно, он должен найти след тех, кто попытался его уничтожить, и выяснить причину их действий, но ему нужно было проникнуть и в тайну Золотого Круга Абидоса и снова увидеть прекрасную жрицу, восхищение и любовь к которой росли в его душе с каждым днем.
   Слишком много задач, слишком трудных задач и неисполнимых миссий для одинокого и бедного юноши... Но не для Икера! Разумеется, сомнение, даже отчаяние, тысячу раз пыталось его одолеть. Ему предстоит сдержать этот натиск и наметить правильный путь там, где его не было.
   Испытания и трудности усиливали решимость Икера. Если он покажет себя неспособным их преодолеть, значит, он не достоин другой доли. В таком случае его жизнь лишена смысла и бесполезна. Наконец громко возвестили:
   — Писца Икера просят во дворец к правителю провинции.
   Приглашенный наскоро оделся, взял свои инструменты и положил их в одну из сумок, которые теперь без труда мог нести Северный Ветер.
   Джехути уже сидел в своем самом комфортабельном паланкине.
   — Поехали, — приказал он.
   Икер приготовился к тому, что его включат в когорту писцов, которые следовали за начальником для записи его распоряжений.
   Но он был один, и через несколько минут его охватила паника. Как ему, новичку, удастся заменить нескольких специалистов? Но поскольку ему не оставляли выбора, он не отступит.
   Джехути отправился вдоль канала, который пересекал его провинцию, осмотрел зеленую и болотистую зону, отведенную для дичи, затем проехал по возделываемой территории, где встречался с крестьянами, садовниками, виноградарями и пастухами. После этого он посетил мастерские горшечников, плотников и ткачей, поговорил с хлебопеками и пивоварами, которым посоветовал следить за качеством своей продукции, которое в эти последние недели явно снизилось.
   Энергия Джехути была поразительной. Зная каждого из своих подчиненных, он подбирал для каждого нужное слово, и все его указания соответствовали интересам дела. И ни разу правитель провинции не продемонстрировал хотя бы малейший признак усталости.
   Его писец также показал себя на должной высоте, хотя из-за записей у него разболелось запястье.
   Наконец, Джехути вернулся в свой дворец, где позволил себе отдохнуть за чашей легкого пива, которым также угостил и Икера, работу которого он уже просмотрел.
   — У тебя совсем неплохо получается, — оценил он. — Составишь мне краткий отчет, чтобы я мог проверить, насколько точно выполняются мои указания. Обсуждение — дело важное, но считаются только дела.
   — А ритуал — это дело?
   — Это даже высшее дело, потому что он приводит в действие то, что боги исполнили в первый раз.
   — Господин, то, что с вами произошло вчера вечером...
   — Это было нечто вроде возрождения, необходимого для человека, обремененного моим возрастом и тяжелыми обязанностями. Осознал ли ты богатство этой провинции и необходимость прилежной работы для ее сбережения? Здесь никто не отлынивает от своей работы. Если же кто-то хитрит, я быстро его обнаруживаю. И это равновесие хочет разрушить один человек: фараон Сесострис. Он наш враг, Икер.
   Юный писец смутился. Правитель провинции говорил не случайно... Знает ли он имя того, кто желал его смерти?
   Джехути мог быть довольным процветанием своего сельского хозяйства, но отсутствие информации, исходящей от Мемфисского двора, повергало его в состояние тревоги. Не означало ли это, что царь подозревал его в сочувствии восставшим в Сихеме? В этом случае ему придется взять в руки свой посох паломника и объединять других правителей провинций, чтобы отвести неизбежную атаку фараона.
   Мнение генерала Сепи было иным. Он не верил в этот продиктованный обстоятельствами союз, который, с его точки зрения, обречен на полную неудачу, которая нанесет удар по всем союзникам. Лучше было бы вести переговоры напрямую с Сесострисом и попытаться уговорить его принять точку зрения Джехути.
   Джехути колебался.
   И эти колебания, так несвойственные его характеру, делали его раздражительным.
   Черный ибис сел неподалеку от Икера и пристально посмотрел на него. Потом сделал несколько шагов вперед, застыл и впечатал в песок след от своих лап. Своим клювом он обозначил вершину получившегося треугольника, взмахнул крыльями и улетел.
   — Что ты об этом думаешь? — спросил Джехути.
   — Я знаю, что можно без всякой боязни пить ту воду, которую пьют ибисы, которые передают нам изначальный свет, рисуя знаки. Вот один из них, господин: треугольник — первое выражение созидающей мысли. Иными словами, создайте в свою очередь что-нибудь великое, и ваши заботы исчезнут.
   — Твой учитель тебя хорошо научил. Действительно, решение может быть именно таким.
   В мыслях Джехути только что родился невероятный проект. Если ему удастся его реализовать, то будет восхищен даже Сесострис.
   — Генерал Сепи говорил мне о Золотом Круге Абидоса, — начал Икер. — Я бы хотел...
   — Генерал Сепи уехал по делу на неопределенное время. А у тебя будет много работы. С этого вечера ты будешь жить во дворце, где тебе оставлена рабочая комната. Ты соберешь вместе все отчеты, которые касаются силы и слабости моей провинции, и выберешь из них основные позиции. Я хочу знать, на что мы способны в случае конфликта.
   Сидя в кресле из тростника, Кривая Глотка заканчивал обгладывать ногу газели, а Бешеный скучал, разглядывая зонтики папируса, танцующие на ветру.
   — Мы довольно ждали, Бешеный. Пора отправляться в дорогу.
   Аргументы Бешеного были исчерпаны. На этот раз он сам понимал, что Провозвестник больше не придет. Лишившись такого начальника, он снова превратился в средней руки вора, у которого нет будущего.
   — Мы составляем хорошую команду, — сказал Кривая Глотка, — никто перед нами не устоит. Все богатые дома Дельты будут наши! Забудь о прошлом, приятель, и пойдем вперед, навстречу богатству.
   Крик боли прорезал сырой воздух болота.
   — Соглядатай... подбили соглядатая!
   Солдаты, воспитанные Кривой Глоткой, схватились за оружие и рассыпались по позициям, чтобы окружить и схватить нападавшего.
   Появление Провозвестника пригвоздило их к месту.
   — Кто из моих верных осмелится на меня броситься?
   — Вы... вам удалось от них ускользнуть! — воскликнул в восторге Бешеный.
   — Ну, дела, — промямлил Кривая Глотка. — Ну, дела... Вы пробили стену тюрьмы?
   — Даже лучше: наши противники считают, что казнили Провозвестника. Для египтян меня больше нет. Стало быть, у нас есть значительное преимущество: мы можем действовать в тени и никто не сможет понять, откуда наносятся удары.
   Бешеный буквально впивался в слова своего вождя.
   — Господин, не стоит ли продолжить распространение мятежа на Ханаанской земле?
   — Фараон Сесострис отреагировал самым решительным образом и окружил своей армией всю территорию. Новый гарнизон Сихема состоит из настоящих солдат, которые жестоко подавят любую попытку бунта. Но это не самое главное. Проходя по городкам и селениям, я осознал всю подлость жителей. Это — бараны, не способные восстать против оккупантов и отдать свои жизни, чтобы установить царство истинного Бога. Опираться на них — иллюзия.
   — Меня это не удивляет, — заявил Кривая Глотка. — Я в эти штучки никогда не верил! Зато мы не робкого десятка.
   — У вас наверняка есть новый план, — намекнул Бешеный.
   — История с Сихемом была очень полезной, — подтвердил Провозвестник.
   — Тогда, — вмешался в разговор Кривая Глотка, — начнем с фермы или с особняка?
   — Выбери наилучшее решение.
   — Изолированная ферма с небольшим количеством слуг. Нужно набить себе руку. А что касается добычи...
   — Все оставишь себе. Бешеный, пять бойцов и я пойдем пристраиваться в Мемфис.
   — Мемфис... Но город набит стражниками!