Жак Кристиан. Мистерии Осириса: Древо жизни

   — Умножим наши поиски, — предложил Безволосый. — С завтрашнего дня присоединишься ко мне в библиотеке. Изучая старинные тексты, мы, возможно, найдем полезные рекомендации.
   Жрица порадовалась этому поручению, которое займет ее ум. Но когда она вернулась на половину, где жила женская община, ею снова овладели прежние тревоги.
   — Тебя желает видеть царица, — предупредила ее одна из сестер.
   Супруга фараона и юная жрица медленно шли по аллее, вдоль которой рядами были расположены небольшие храмы и стелы, посвященные Осирису.
   — Что тебя мучает?
   — Я не больна, Великая Царица. Просто немного устала и...
   — От меня ты не имеешь права что-либо скрывать. Какой вопрос тебя тревожит?
   — Я спрашиваю себя, достаточно ли я сильна, чтобы идти по этому пути.
   — Разве это не твое самое сильное желание?
   — Конечно, Великая Царица, но мои слабости так многочисленны, что могут стать препятствием.
   — Эти слабости составляют часть тех препятствий, которые предстоит победить, и ни в коем случае не должны служить тебе причиной, чтобы уклониться.
   — Разве все, что удаляет меня от храма, не составляет опасности?
   — Наш устав не обязывает тебя жить в заточении. Большая часть жрецов и жриц имеют семьи, некоторые же выбрали одинокую жизнь.
   — Разве брак с существом, далеким от храма, не будет заблуждением?
   — Здесь нет строгого правила. Тебе самой предстоит предпочесть то, что усиливает твой огонь, и избежать того, что его охлаждает. Но главное — никогда не хитри сама с собой и не пытайся себе лгать. В противном случае ты потеряешься в бескрайней пустыне и дверь храма перед тобой закроется.
   Когда царица покинула Абидос, юная жрица снова подумала о том юноше, которого она повстречала в жизни на такой краткий миг и которого, скорее всего, больше никогда не увидит. Он был ей далеко не безразличен, он заставил родиться в ее душе некому странному чувству, которое медленно набирало силу. Она не должна была о нем думать, но ей больше не удавалось изгнать его из своей памяти. Может быть, со временем лицо этого юноши изгладится из ее воспоминаний?
   Приехав в Абидос, Жергу констатировал, что наблюдение оставалось таким же суровым. Несколько солдат взошли на его корабль, потребовали показать приказ о его поездке сюда и самым тщательным образом проверили груз.
   — Притирания, льняная ткань, сандалии — все это предназначено для общины постоянных жрецов, — уточнил Жергу. — Вот подробный список с печатью Верховного Казначея Сенанкха.
   — Нужно проверить, соответствуют ли эти товары списку, — сухо сказал старший стражник.
   — Разве вы не верите Верховному Казначею и его официальному представителю?
   — Приказ есть приказ.
   «Если я и сумею провезти на остров контрабандный товар, то только не через этот причал», — подумал Жергу. Солдат и стражников было слишком много, чтобы можно было подкупить их всех.
   Следовало дожидаться конца проверки, а в конце ее, как и в первый раз, Жергу обыскали.
   — Вы уедете тотчас же? — спросил старший стражник.
   — Нет, я должен повидать жреца, чтобы вручить ему этот список, узнать, доволен ли он им, и принять новый заказ.
   — Подождите в сторожке. Мы пошлем за ним.
   Что ж, и в этот раз Жергу не удастся увидеть Абидос. Под присмотром двух стражей, ставших для него тюремщиками, с которыми он даже не попытался завязать какой-либо разговор, Жергу задремал.
   Если он не встретится с тем же жрецом, его путешествие будет напрасным. Поскольку Жергу вовсе не был в курсе того, как управляется жреческая община, он опасался, что она вышлет к нему на переговоры другого жреца, вовсе не похожего на первого.
   В этом случае рассчитывать ему будет не на что, и разочарование окажется жестоким. Потому что, если это место так усиленно охраняется, в нем наверняка хранятся огромные ценности! Жергу упрекал себя в том, что не подумал об этом раньше: разве Абидос не был духовным центром Египта, главнейшим из его священных мест, откуда фараон черпал основную свою мощь? Сесострис не стал бы развертывать здесь такие военные силы, если бы не имел к тому веских оснований. Здесь происходило нечто важное, и проклятая душа Медеса рассчитывала здесь это обнаружить, если только удача от них не отвернется.
   — Следуйте за мной, — приказал ему другой начальник стражи, который пришел в сторожку в сопровождении четырех лучников.
   Они провели Жергу в тот же кабинет, что и в первый раз.
   Нервничая, он прошел эти сто метров. Наконец, дверь открылась.
   Это был тот же жрец!
   — Счастлив снова видеть вас, — сказал Жергу, улыбаясь.
   — Я также.
   — Вот список товаров, которые вы у меня просили. Это соответствует вашему желанию?
   Жрец с интересом прочел записи.
   — Вы точный человек, на вас можно положиться.
   — Согласно приказу, Абидос не должен ни в чем иметь недостатка. Что вам понадобится в ближайшие недели?
   — У меня для вас новый список.
   Жрец подал табличку своему собеседнику.
   В его взгляде светился тот же огонек, который Жергу так понравился.
   — В этой комнате можно поговорить спокойно? — тихим голосом произнес он.
   — Вы хотите сказать... в тайне от нескромного слуха? Я думаю, что да. Зачем такие вопросы?
   Жергу, судорожно сжавшись, сосредоточился: он не может допустить неверный шаг, который обратит в бегство его жертву!
   — Наряду с нашими официальными договорами могли бы иметь место и другие.
   — Какие?
   Первая победа! Жрец явно заинтересовался.
   — Мои обязанности главного инспектора запасов позволяют мне немного выходить за пределы легальных компетенций и тем самым увеличивать мое жалованье. При этом, нужно, разумеется, сохранять сдержанность и осмотрительность, но было бы так обидно не иметь никаких амбиций. Абидос — не только духовный центр, это также и небольшой городок, который должен оставаться процветающим, чтобы позволять жреческим общинам с полным спокойствием заниматься выполнением своих обязанностей. Почему же нужно исключать из поля зрения понятие выгоды? Почему жрец, каким бы преданным культу Осириса он ни был, не может иметь права стать богатым?
   Долгое молчание последовало за этими заявлениями и вопросами. Жрец рассматривал Жергу с пристальным вниманием.
   — В том, что касается временных жрецов, — сказал он, в конце концов, — здесь нет никакого запрета. Положение постоянных жрецов, например мое, отличается от положения жрецов временных, потому что мы никогда не покидаем Абидос.
   — Я же, напротив, могу приезжать и уезжать. Если мы станем друзьями, ваши перспективы на будущее могут значительно измениться.
   — Что конкретно вы предлагаете?
   — Я убежден, что Абидос хранит в себе сокровища.
   — Это каждому известно.
   — Конечно, но каковы они? Вам это известно.
   — Я связан клятвой молчания.
   — Молчание покупается. Кроме того, я убежден, что у вас есть много такого, что можно продать.
   — Как вы могли подумать, что я предам свой сан?
   — А кто вам говорит о предательстве? Абидос в высшей степени интересует меня, а вы хотите стать богаче. Значит, речь идет лишь об удачном совпадении интересов. Вы поможете мне, а я помогу вам. Что может быть проще?
   — Что может быть сложнее и опасней! Во-первых, кто вы и с кем вы работаете? Я сомневаюсь, что ваш истинный начальник действительно Верховный Казначей Сенанкх, один из верных и преданных служителей фараона Сесостриса.
   — Ваши сомнения справедливы.
   — Тогда кто?
   — Сейчас слишком рано открывать вам все карты. Мы должны научиться понимать друг друга, добиться взаимного доверия. Я вернусь официально навестить вас, и мы продолжим нашу игру в поставку товаров. Подумайте о способе обогатиться, не покидая Абидос, а мы посмотрим, как можно реализовать наши планы.

55

   Икер убирал свою комнату, когда перед ним встало видение.
   Она!
   Она говорила с ним, но он не слышал произносимых ею слов. Потом она исчезла так же внезапно, как появилась.
   Это внезапное озарение повергло юношу в изумление, и он долгое время не мог прийти в себя. Что оно означало? Скорее всего, она вспоминала о нем, и их мысли оказывались способными встречаться! Тем не менее, это было, без сомнения, всего лишь сном наяву, и строгий голос Херемсафа призвал Икера к реальности.
   — Когда закончишь свою домашнюю работу, зайди ко мне в кабинет.
   Юноша тщательно завершил уборку. Поскольку с самого начала своей службы здесь он не заслужил ни одного упрека, следовало думать, что хозяин дома был им доволен.
   Икер отправился по чистейшему белому коридору и постучал в дверь из сикомора.
   — Входи и закрой за собой дверь.
   Комната была просторной; окна пропускали ровно столько света, сколько было нужно, чтобы работать; на полках царил безупречный порядок. Лицо Херемсафа оставалось таким же недовольным, как обычно.
   — Приготовься к переезду, мой мальчик.
   — Вы... вы считаете, что я недостаточно прилежен?
   — Напротив, ты — просто образец. Зрелость твоих мыслей и твоя серьезность не перестают меня удивлять.
   — В таком случае...
   — Речь идет о повышении. Управитель чрезвычайно доволен твоей работой и дает тебе место среди элиты своих писцов. Поэтому у тебя будут служебная квартира и слуга. Но твоя ответственность и твои обязанности, напротив, возрастут.
   — Какой пост мне прочат?
   — Сейчас ты закончишь ту опись, которую так блестяще начал. Потом ты сам проведешь перераспределение могущих еще послужить предметов. Затем займешься приспособлением и отделкой хранилищ. В твое распоряжение будет отдана бригада мастеров, и ты организуешь работу по своему усмотрению. Разумеется, управителю нужны скорейшие результаты. И все же я даю тебе день отдыха.
   Икер и Северный Ветер прогуливались по Кахуну, чтобы понять каждый аспект этого города, выстроенного согласно божественным пропорциям. Крепостная стена создавала впечатление безопасности, которое еще более усиливалось при виде регулярных патрулей городской стражи. Благодаря эффективной работе дорожных служб, центральная и прилегающие к ней улицы были исключительно чистыми. От самого большого особняка города, дома его управителя, до самого скромного из двухсот домов своей западной части Кахун мог похвастаться даже тем, что в нем не было ни одного покривившегося фасада, ни одной облупившейся ставни, ни одной покосившейся двери; все сады были в прекрасном состоянии, а каналы работали исправно. Всем хватало воды, и соблюдение правил гигиены было строгим. Город гордился своим священным названием — «Сесострис доволен».
   Организация работ в городе была не менее примечательна. Жрецы в храмах образцово исполняли ритуалы. Булочники и пивовары получали все необходимое им зерно для приготовления хлеба и пива. Мясники получали только признанное ветеринарами здоровым и годным в пищу мясо. Цирюльник держал свое заведение на открытом воздухе. Мастера, производившие сандалии и корзины, выставляли свою продукцию на рынке, рядом с фруктами и овощами. В Кахуне всем всего хватало.
   Икер остановился перед лавкой мастера, занимавшегося изготовлением деревянных игрушек. Куклы в париках с двигающимися ручками и ножками, гиппопотамы, крокодилы, обезьянки, свинки... Как искусно сделаны все фигурки! Вдруг внимание Икера привлек один предмет: очень тонкой работы кораблик.
   Можно было поклясться, что это макет «Быстрого»!
   — Ваши игрушки просто великолепны, — сказал Икер мастеру.
   — Они нравятся как родителям, так и детям. Неужели ты уже отец семейства?
   — Еще нет, но я хотел бы подарить этот кораблик.
   — Он среди моих игрушек единственный, который сделан не моими руками, но он и самый дорогой. Это маленький шедевр!
   — А кто его автор?
   — Один плотник, который теперь уже на покое. Среди собратьев по ремеслу он в Кахуне — лучший. Его прозвали «Рубанок», настолько он сроднился с этим инструментом!
   — Если он еще живет здесь, я хотел бы выразить ему свое восхищение.
   — Это просто, он живет в маленьком домике в западной части города.
   Торговец дал Икеру точные указания.
   — Как ты хочешь получить плату: натурой или в часах работы? Я — писец и могу составить любой тип документа.
   — Это очень удачно: мне как раз нужно написать членам моей семьи, которые живут в Дельте. Десять писем, договорились?
   — Этот кораблик так хорошо сделан, что я охотно соглашусь на двенадцать.
   Служанка с завидным усердием мела порог дома.
   — Могу я видеть Рубанка? — спросил Икер.
   — Рубанок болен.
   — Для меня это очень важно.
   — Ну, по крайней мере, ты не станешь причинять ему неприятностей?
   — Я — писец и хотел бы выразить свое восхищение его замечательным талантом ремесленника.
   Служанка пожала плечами.
   — Ладно, снимай свои сандалии, мой ноги, вытирай их хорошенько и ничего не пачкай. Не буду же я наводить здесь порядок два раза в день!
   Икер покорно выполнил указания служанки и прошел в дом, первая комната в котором была посвящена культу предков.
   Рубанок был во второй комнате, которая скорее напоминала мастерскую с деревянными чурбаками, инструментами и верстаком. Но старик больше не работал. У него были всклокоченные волосы, согнутая спина и большой живот. Он сидел на стуле с высокой спинкой и держал в руках палку, на ручку которой опирался подбородком. Он пристально смотрел на пилу и тесло с короткой ручкой, которые когда-то были так необходимы ему для обработки досок.
   — Я — писец Икер и хотел бы с вами поговорить.
   — Лучше забыть о прошлом, мой мальчик. Посмотри, что со мной стало, а ведь я был самым ловким и неутомимым мастером на верфи! Теперь же я не решаюсь выйти из дома. Старость — это большое несчастье!
   — Но вы еще отлично делаете макеты, например, этот кораблик.
   Рубанок рассеянно посмотрел на игрушку.
   — Так, безделица бессильного человека! Мне почти стыдно за него.
   — Ну, вы неправы, он великолепен!
   — Где ты его нашел?
   — У торговца игрушками.
   — Вот видишь, до чего я дошел. Моей пенсии хватает мне на пропитание, но ни голова, ни руки не желают смириться с такой деградацией.
   — Вы работали на верфи?
   Вопрос Икера шокировал старика.
   — Как смеешь ты сомневаться в этом! Для плотника моего уровня это обязательная стадия!
   — Значит, тогда вы принимали участие в постройке многих кораблей.
   — И маленьких, и больших, и грузовых... Когда возникала какая-нибудь неразрешимая проблема, всегда звали меня.
   Икер показал ему макет.
   — А эта уменьшенная модель тоже была вдохновлена каким-нибудь кораблем, который вы пустили в плаванье?
   Рубанок пощупал предмет.
   — Конечно! Это великолепное судно, предназначенное для морских путешествий, а не только для Нила! Он был таким прочным, что мог вынести много бурь.
   — Вы помните, как называлось судно?
   — «Быстрый».
   Юный писец едва сдержал свою радость. Серьезный след, наконец-то!
   — «Быстрый»... — повторил Рубанок. — Это была моя последняя серьезная работа.
   — А вы встречались с капитаном и командой?
   Старик отрицательно качнул головой.
   — Но, по крайней мере, вам были известны их имена?
   — Вовсе нет, это меня не интересовало. Все, что мне было нужно, это получить корпус такой прочности, которая выдержала бы любое испытание.
   — А вам известно, что стало с этим судном?
   — Нет, ничего.
   — Вам не рассказывали, куда оно должно было отправиться, не говорили о стране Пунт?
   — Этот край существует только в воображении рассказчиков, мой мальчик! Даже «Быстрому» туда не доплыть!
   — А кто был его владельцем?
   Старик удивился.
   — Фараон, конечно! А кому ты хочешь, чтобы принадлежал такой отличный корабль?
   — Черепаший Глаз и Головорез — эти имена вам знакомы?
   — Никогда не встречал этих людей. Они не проживают ни в Кахуне, ни в его окрестностях. Но скажи, мой мальчик, зачем ты задаешь мне все эти вопросы?
   — Я когда-то встречал моряков с «Быстрого» и хотел бы узнать, что с ними сталось.
   — Тебе достаточно взглянуть на архивы. Я вспоминаю только одну деталь: мою последнюю работу я делал не на верфи, а прямо здесь. Речь шла о сундуке из акации; дерево было прекрасным и очень прочным. Покупатель сделал очень точный заказ, и я постарался соблюсти все его требования. Предмет такого качества мог предназначаться только для храма! Однако человек, который за ним пришел, сказал мне, что этот сундук ему нужен для долгого путешествия. Я подумал о «Быстром», но, разумеется, я ошибался.
   — Кто был этот человек?
   — Какой-то проезжий незнакомец. Поскольку он заплатил вперед и очень щедро, я не стал допытываться.
   — А вы бы его узнали?
   — Нет, мое зрение с каждым днем падает. Я помню, он был крупным мужчиной.
   — Лучше будет, если вы никому не станете рассказывать о нашем разговоре, — сказал Икер.
   — Почему это?
   — Представьте, что «Быстрый» был замешан в...
   — Я не хочу ничего представлять и не желаю ничего больше слышать! Я подозревал, что твои вопросы каверзны. Знаешь, я стар и хочу умереть спокойно. Уходи из моего дома и никогда больше в него не возвращайся. Дверь для тебя всегда будет закрыта.
   Икер не стал настаивать, но пообещал себе, что еще порасспросит старого плотника. Ему нужно было еще многое узнать.
   Агент ливанца выследил Икера, чтобы выяснить, попытается ли тот поговорить со слишком болтливым плотником. Вообще-то, никакой опасности, потому что не было никого, кто бы навел этого писаку на след. Неужели он сам о чем-то догадался?
   Перед ним был совершенно очевидный факт: не из обходительности же отправился Икер к Рубанку в гости!
   И хотя это было маловероятно, но такая возможность должна все-таки быть допущена.
   Что ж, в таком случае агент ливанца знает, как реагировать!

56

   — Кажется, Нил свободен, — сказал недоверчивый генерал Несмонту.
   Приближаясь к Кису^[35], столице четырнадцатой провинции. Верхнего Египта, флотилия Сесостриса приготовилась к враждебному приему. Однако военные корабли местного правителя, Укха, остались пришвартованными к берегу, и фараон высадился, не встретив ни малейшего сопротивления.
   — Это наверняка западня, — высказал свое предположение Сехотеп. — Позвольте мне, Великий Царь, отправиться на разведку.
   На причале не было ни одного воина. Местность казалась пустынной.
   — Мысль Хранителя Царской Печати замечательна, — поддержал Сехотепа Собек-Защитник. — А я дам ему сопровождение.
   — Кто же станет уважать трусливого владыку? Идите за мной!
   Сесострис отправился во главе придворных. Собек беспрестанно пристально вглядывался в окружающие предметы, пытаясь догадаться, откуда произойдет нападение.
   До самого входа в город ни одного происшествия. На улицах — ни одной живой души. Двери и ставни закрыты.
   — Что за несчастье поразило этот город? — в тревоге спросил Сехотеп.
   Наконец, царь заметил первых жителей.
   В полной прострации, уткнув головы в колени, они, казалось, были погружены в отчаяние и не были способны на что-либо реагировать.
   На подходе к дворцу земля была устлана оружием. Воины побросали там свои луки, пики и мечи.
   Перед центральной дверью безучастно сидел офицер.
   — Что здесь произошло? — спросил Собек. Военный поднял на него заплаканные красные глаза.
   — Только что умер наш правитель.
   — Против него был поднят мятеж?
   — Нет, что вы! Разумеется, нет! Кто бы осмелился восстать против нашего господина? Он умер, потому что умер священный змей нашей провинции, потому что его священная ваза оказалась разбитой, потому что поля оказались высушенными солнцем, потому что стада заболели... И все это потому, что наш покровитель-символ больше не действует...
   Сесострис направился к храму, посвященному Хатхор. Жители города и воины собрались на площади перед храмом, ожидая с небес хотя бы единого знака, несущего Надежду.
   — Почитание — фараону! — громогласно воскликнул Несмонту. — Только он один сможет положить конец вашим несчастьям!
   Все повернулись в сторону колосса. Один из жрецов подбежал к нему и низко перед ним склонился.
   — Великий Царь, наше сопротивление вашей воле было сурово наказано! Сохраните нам жизнь, я вас умоляю!
   — Вам нечего бояться.
   Улыбка вернулась на лица некоторых жителей Киса. Если фараон соглашается покровительствовать им, то зло будет уничтожено.
   — Я должен показать вам наше несчастье, Великий Царь.
   Сесострис отправился вслед за жрецом внутрь храма. В той его части, где хранились священные предметы, почитаемые в провинции, лежала самая большая святыня — древний папирус с двумя перьями, обрамляющими солнечный диск, по бокам которого были расположены два урея.
   Достаточно было одного взгляда, чтобы понять весь ужас катастрофы.
   Папирус был испорчен, солнечный диск потерял свой блеск, взгляд кобры больше не сиял. В этом символе, который носил имя укх — то же, что и правитель провинции, — энергия почти иссякла.
   — Мы все потеряем, — пророчески прошептал жрец. — Эта земля проклята!
   — Успокойся, — приказал ему царь.
   — Только два пера еще сохраняли, по всей видимости, свою мощь. Эти перья — воплощение сияющего света, который циркулирует в мире и оплодотворяет семена жизни, — являлись последней возможностью возрождения.
   — Рак разъедает акацию, и вот перед нами один из его метастазов, — констатировал царь. — Сконцентрируйте свои мысли на солнечном диске, вживайтесь в каждый звук тех слов, которые я сейчас произнесу, и, приобщаясь к Слову, дайте ожить энергии.
   По приказу царя Сехотеп, Несмонту и Собек объединили свои усилия, чтобы образовать как бы единое мыслящее существо.
   Голос Сесостриса зазвучал громко, отчетливо произнося гимн восходящему светилу.
   — Приветствую тебя, о Ра, чья жизнь основана на Маат. Когда ты проходишь по небу, всякое существо видит тебя. Ты становишься все больше и больше, и твое величие распространяется по миру, а твои лучи озаряют лики всего сущего. Изгони мрак, возрождаясь каждый день, приди на голос того, кто твердит твое имя. Единый, остающийся единым, воссоединись с тем, кто познает твою природу, не искажая ее. Приветствую тебя, мой повелитель, путь которого лежит через вечность и жизнь которого бесконечна. Приветствую твой Диск, о повелитель света, поднимающийся на горизонте и дающий жизнь. Живое пламя внутри своего Ока, будь созидателем, войди в свое святилище!
   Постепенно папирус зазеленел. Потом разгорелись, как уголья, глаза кобр. И, наконец, солнечный диск стал набирать блеск, постепенно озаряя помещение храма.
   — Позови жрецов, — приказал монарх генералу Несмонту.
   Когда те увидели свой воскресший символ, они до земли склонились перед царем и стали петь в его честь хвалебные гимны.
   — Не нужно лишних слов, — остановил их Сесострис. — Вы неправильно исполнили ритуалы и чуть было не поплатились за это благополучием всей земли. Вместо того чтобы умиляться над тем, что произошло, и жалеть себя за то, что могло случиться, строго выполняйте все положенное по ритуалу на заре, в полдень и на закате. При малейшем тревожном симптоме ставьте в известность меня. Отныне эта провинция принадлежит лично фараону.
   Когда Сесострис вышел из храма, его шумными криками приветствовал народ. Внезапно всеобщая радость была прервана, и любопытные расступились.
   Появилась группа из тридцати воинов, держащих на поводках огромных собак. Это были отборные телохранители покойного Укха, и их начальник, казалось, вовсе не питал трогательных чувств по отношению к гостям.
   — Мы не готовы склонить голову! Эта провинция была независимой, и она такой останется!
   — Прекрати говорить глупости, — вмешался Несмонту. — Его Величество только что спас твою землю от уничтожения. Отныне она будет ему покорной.
   — Нам не нужна внешняя власть, — упрямился командир отряда. — Я объявляю себя новым главой провинции и выгоню любого пришельца, который вторгнется на мою территорию.
   — Восстание против фараона карается смертью, — напомнил Сесострис. — Я позабуду твой минутный гнев, но ты должен сейчас покориться.
   — Если вы сделает хоть шаг вперед, я отпущу собак.
   — Не рискуйте, — посоветовал монарху Сехотеп. — Нас не так много, чтобы устоять. Лучше вернемся в храм.
   Сесострис шагнул навстречу бунтовщикам.
   Начальник отряда и его воины отпустили собак, которые рванулись к царю.
   Собек хотел встать перед царственным владыкой, но тот сухим и непреклонным жестом его остановил.
   Когда до жертвы оставалось чуть меньше метра, собаки, словно натолкнувшись на невидимое препятствие, перевернулись в воздухе, стали хищно скалиться и яростно лаять, потом успокоились. Перед царем была теперь спокойная стая, вожак которой подошел к нему приласкаться, а потом лег у его ног.
   — Даже эти звери знают, кто я. А ты, недостойный начальник, не заслуживаешь больше чести ими командовать.
   В панике офицер попытался бежать, но двое бывших его подчиненных размозжили ему голову ударом дубины.
   Народ снова закричал от радости, а Сесострис подумал о том, что ему предстоит продолжать борьбу. От судьбы акации зависела судьба всего Египта, и в случае неудачи нужно было готовиться к следующим катастрофам.
   В одном он был уверен: покойный Укх не был виновен в причинении зла дереву Осириса. Оставалось только двое подозреваемых: Джехути — правитель провинции Зайца, и Хнум-Хотеп — правитель провинции Орикса.