Страница:
Икер встал на колени и положил перед коброй последнюю корку хлеба. Потом встал и воздел к небу руки в знак поклонения богине.
Воцарилось глубокое молчание.
Между юношей и змеей расстояние меньше трех шагов. Оба застыли неподвижно, как статуи, казалось, кобра вот-вот бросится.
Поплыли бесконечные мгновения ожидания...
И чудо произошло! Как во времена Осириса, когда шипы растений не кололи, а дикие звери не кусали. Довольная жестом подношения, змея исчезла на соседнем поле. Не было лучшего предзнаменования для собранного урожая.
— Парни и я приносим тебе извинения, — сказал очень смущенный верзила. — Откуда нам было знать, что тебе покровительствует богиня. Надеемся, что ты не слишком рассердился и согласишься разделить с нами трапезу. И хорошо, если ты станешь нашим бригадиром. Мы тогда тоже будем под защитой.
От голода в животе урчало, и Икер не заставил себя долго упрашивать.
— Поскольку ты за главного у жнецов, — сказал Икеру помощник управляющего, — тебе поручается отвести ослов на гумно. Ты тихо разгрузишь мешки с ослов, а дальше дашь действовать тем, кто будет исполнять ритуал, и не будешь задавать никаких вопросов.
— Значит, будет какая-то церемония?
— Не задавай никаких вопросов.
Возглавив караван из пяти ослов, которые знали дорогу лучше, чем он, Икер отправился на гумно, окруженное скирдами пшеницы. Ослы остановились сами по себе, и юноше даже не потребовалось пускать в ход палку.
На гумне двое писцов записали количество мешков. Часть мешков предназначалась крестьянам и их семьям, часть — хлебопекарне провинции. Закончив свое дело, писцы удалились.
Остались только девять начальников полевых работ, семь веяльщиц и три жреца, один из которых был флейтистом.
— В самой форме гумна, — сказал он, — скрыт иероглиф[7], который означает «в первый раз», то есть то первое мгновение, когда проявило себя творение. Воздадим хвалу богине жатвы.
Двое его коллег воздвигли небольшой деревянный алтарь, на который поставили кувшин с молоком, хлеб и сласти.
— Мы печалились во время погребения доброго пастыря Осириса, — продолжил флейтист. — Зерно было зарыто в землю, и мы считали его умершим навсегда. А теперь как обильна жатва! Мы можем радоваться! Пшеница и ячмень растут на спине Осириса, это он несет в себе богатства природы, никогда не устает и не издает ни одной жалобы. Пусть начальники полевых работ положат на ток содержимое своих мешков.
Икер был так счастлив, что принимает участие в ритуале, что даже не почувствовал тяжести своей ноши.
— Пусть приведут ослов, — приказал флейтист, — и пусть ведут их по кругу.
— Пусть отгонят их, — запротестовал другой жрец, — пусть не смеют они бить своими копытами моего отца! Ослы Сета не должны топтать зерно Осириса!
— Таинство должно быть исполнено до конца, — твердо сказал флейтист.
Ослы кружили и кружили по площадке; они были такими же серьезными, как и наблюдавшие за этой сценой люди.
Не постигая полностью всей значимости происходящего, Икер чувствовал, что присутствует при главном событии. Он задал бы сотню вопросов, но, затаив дыхание, молчал.
— Пусть очистят зерна, — потребовал флейтист.
Оба других жреца вывели ослов с гумна, и наступила очередь веяльщиц приступать к работе.
Исполнив свою миссию, они наполнили мешки и положили их на спину ослов.
— Пусть слуги Сета отвезут Осириса на небо, откуда он осыпет своими благодеяниями эту землю, — приказал флейтист.
Образовалась целая процессия, которая отправилась на крышу.
— Пусть начальник жнецов разгрузит ослов, чтобы они забрались на самую высокую крышу и высыпали содержимое своих мешков.
«Значит, — подумал Икер, — крыша соотносится с небом, где живет дух Осириса, содержащийся в зерне».
Под глубоким впечатлением от увиденного Икер медленно спускался по лестнице. Босыми ногами он ощущал шершавые известняковые ступени, и это делало более острым контраст между обычной жизнью и иной реальностью, которую открывал ему ритуал.
Флейтист, два других жреца, начальник жнецов и семь веяльщиц простерлись ниц перед величественным высоким человеком с глазами мудреца, полуприкрытыми тяжелыми веками. У него был такой пронизывающий взгляд, что он пригвоздил Икера к месту. Тонкий прямой нос, жестко сжатый рот, выступающие скулы, могучие плечи... Портрет этого сурового человека дополняли крупные уши, способные уловить малейший шорох Вселенной.
На нем была льняная одежда на одной бретели, проходившей через левое плечо, и прямоугольный фартук с изображением грифона, раздирающего врагов Египта.
Кулак флейтиста заставил Икера растянуться на земле.
— Преклонись перед фараоном, дарующим всем нам жизнь!
13
14
15
Воцарилось глубокое молчание.
Между юношей и змеей расстояние меньше трех шагов. Оба застыли неподвижно, как статуи, казалось, кобра вот-вот бросится.
Поплыли бесконечные мгновения ожидания...
И чудо произошло! Как во времена Осириса, когда шипы растений не кололи, а дикие звери не кусали. Довольная жестом подношения, змея исчезла на соседнем поле. Не было лучшего предзнаменования для собранного урожая.
— Парни и я приносим тебе извинения, — сказал очень смущенный верзила. — Откуда нам было знать, что тебе покровительствует богиня. Надеемся, что ты не слишком рассердился и согласишься разделить с нами трапезу. И хорошо, если ты станешь нашим бригадиром. Мы тогда тоже будем под защитой.
От голода в животе урчало, и Икер не заставил себя долго упрашивать.
— Поскольку ты за главного у жнецов, — сказал Икеру помощник управляющего, — тебе поручается отвести ослов на гумно. Ты тихо разгрузишь мешки с ослов, а дальше дашь действовать тем, кто будет исполнять ритуал, и не будешь задавать никаких вопросов.
— Значит, будет какая-то церемония?
— Не задавай никаких вопросов.
Возглавив караван из пяти ослов, которые знали дорогу лучше, чем он, Икер отправился на гумно, окруженное скирдами пшеницы. Ослы остановились сами по себе, и юноше даже не потребовалось пускать в ход палку.
На гумне двое писцов записали количество мешков. Часть мешков предназначалась крестьянам и их семьям, часть — хлебопекарне провинции. Закончив свое дело, писцы удалились.
Остались только девять начальников полевых работ, семь веяльщиц и три жреца, один из которых был флейтистом.
— В самой форме гумна, — сказал он, — скрыт иероглиф[7], который означает «в первый раз», то есть то первое мгновение, когда проявило себя творение. Воздадим хвалу богине жатвы.
Двое его коллег воздвигли небольшой деревянный алтарь, на который поставили кувшин с молоком, хлеб и сласти.
— Мы печалились во время погребения доброго пастыря Осириса, — продолжил флейтист. — Зерно было зарыто в землю, и мы считали его умершим навсегда. А теперь как обильна жатва! Мы можем радоваться! Пшеница и ячмень растут на спине Осириса, это он несет в себе богатства природы, никогда не устает и не издает ни одной жалобы. Пусть начальники полевых работ положат на ток содержимое своих мешков.
Икер был так счастлив, что принимает участие в ритуале, что даже не почувствовал тяжести своей ноши.
— Пусть приведут ослов, — приказал флейтист, — и пусть ведут их по кругу.
— Пусть отгонят их, — запротестовал другой жрец, — пусть не смеют они бить своими копытами моего отца! Ослы Сета не должны топтать зерно Осириса!
— Таинство должно быть исполнено до конца, — твердо сказал флейтист.
Ослы кружили и кружили по площадке; они были такими же серьезными, как и наблюдавшие за этой сценой люди.
Не постигая полностью всей значимости происходящего, Икер чувствовал, что присутствует при главном событии. Он задал бы сотню вопросов, но, затаив дыхание, молчал.
— Пусть очистят зерна, — потребовал флейтист.
Оба других жреца вывели ослов с гумна, и наступила очередь веяльщиц приступать к работе.
Исполнив свою миссию, они наполнили мешки и положили их на спину ослов.
— Пусть слуги Сета отвезут Осириса на небо, откуда он осыпет своими благодеяниями эту землю, — приказал флейтист.
Образовалась целая процессия, которая отправилась на крышу.
— Пусть начальник жнецов разгрузит ослов, чтобы они забрались на самую высокую крышу и высыпали содержимое своих мешков.
«Значит, — подумал Икер, — крыша соотносится с небом, где живет дух Осириса, содержащийся в зерне».
Под глубоким впечатлением от увиденного Икер медленно спускался по лестнице. Босыми ногами он ощущал шершавые известняковые ступени, и это делало более острым контраст между обычной жизнью и иной реальностью, которую открывал ему ритуал.
Флейтист, два других жреца, начальник жнецов и семь веяльщиц простерлись ниц перед величественным высоким человеком с глазами мудреца, полуприкрытыми тяжелыми веками. У него был такой пронизывающий взгляд, что он пригвоздил Икера к месту. Тонкий прямой нос, жестко сжатый рот, выступающие скулы, могучие плечи... Портрет этого сурового человека дополняли крупные уши, способные уловить малейший шорох Вселенной.
На нем была льняная одежда на одной бретели, проходившей через левое плечо, и прямоугольный фартук с изображением грифона, раздирающего врагов Египта.
Кулак флейтиста заставил Икера растянуться на земле.
— Преклонись перед фараоном, дарующим всем нам жизнь!
13
Сесострис поднял к небу подношение из пшеницы и ячменя, предназначавшееся богам. Затем стал подниматься по лестнице, ведущей на самую высокую из крыш, и с помощью головни зажег жаровню, на которую были положены небольшие кусочки ладана.
Продолжая исполнять свой ритуал, царь подумал о взгляде встреченного им юноши. Его взгляд не был похож ни на один другой.
С глубоким вниманием Икер слушал фараона.
— Осирис умирает и возрождается, он отдает себя нам, чтобы питать свой народ. Отец и мать всех людей, он творит зерна таинственной, заключающейся в нем силой, чтобы обеспечить жизнь живых существ. Все живут благодаря его дыханию и его телу — телу того, кто пришел с пламенного острова, чтобы воплотиться в злаках. Мы примем в себя тело Осириса, мы будем жить благодаря его растительному золоту.
Маленький Цветок поднесла царю куклу из колосьев. Таких «невест хлеба» делали все и выставляли на фасаде каждого дома до следующей жатвы.
Затем флейтист принес большую красивую корзину из гибкого тростника, выкрашенного в желтый, синий и красный цвета. Дно было укреплено двумя перекладинами, уложенными крест-накрест.
— Вот корзина для таинств, Великий Царь. То, что было разъединено, в ней собрано.
— Пусть ее вернут в храм, — приказал Сесострис.
Дрожа от волнения, появился хозяин и пал ниц.
— Великий Царь, моя самая красивая корова стала телиться! Чудо совершается! Оно снова совершается!
Все участники церемонии отправились в стойло.
Флейтист произнес магические заклинания, которые облегчают роды, а главный пастух стада стоял возле коровы, лизавшей ему руки.
Борясь с болью, корова вытянула шею и подогнула задние ноги. Чтобы успокоить ее, пастух погладил ей бока.
— Божественное Слово принадлежит Небесному Быку, — напомнил фараон, — а провидческая интуиция — Небесной Корове. К этим животным нужно относиться с самым большим почтением.
Ободряющий голос царя успокоил животное.
И показалась голова теленка, которую потихоньку стал освобождать принимавший роды. Затем показались передние ножки. Пятнистый теленок с темными глазами был чудо как хорош!
Принимавший роды положил его перед матерью, которая начала его старательно вылизывать.
Каждый замер в ожидании ее решения.
Корова явно смотрела на Икера.
— Подойди и возьми пятнистого теленка, ты его понесешь, — приказал флейтист.
Немного неловко, но нежно и бережно Икер взял новорожденного, который не выразил ни малейшего беспокойства.
— Появилось новое солнце, — заключил фараон. — Пусть соединит нас в общей радости праздник окончания жатвы.
Для Собека-Защитника и его людей и речи не могло идти об участии, хотя бы самом малом, в праздновании. Не смог из-за болезни принять участия в ритуале рядом с фараоном и Уаха, правитель провинции Кобры. А вдруг это просто политическая уловка, которая позволила бы ему снять с себя какую бы то ни было ответственность в случае покушения?
Углубляться так далеко внутрь враждебной территории было сродни безумию. Тем не менее, Сесострис принял такое решение, и начальник его охраны был обязан к нему приспосабливаться. К счастью, Мемфисский двор не был в курсе действительных планов монарха.
— Что ты узнал об Уаха? — спросил Сесострис.
— Он слывет хорошим правителем, его любит простой народ, и он никогда открыто против вас не высказывался. Его основная забота, как и у его предшественников, — завершение строительства своего вечного жилища.
— Есть ли у него вооруженные люди?
— Нет, только очень ограниченное число стражников для поддержания порядка да еще стража пустыни, которая наблюдает за тропами, ведущими к оазисам Дакле и Харже. Эта провинция начинается с них и обеспечивает безопасность идущих через них караванов.
— Ты расспрашивал о том юноше, на которого я тебе указывал?
— Его зовут Икер. Это недавно нанятый сюда работник.
— Пусть с него не спускают глаз.
Собек оживился.
— Если вы, Великий Царь, считаете, что он опасен, то почему бы его не арестовать?
— Он не представляет собой опасности.
— Но тогда...
— Ограничься тем, что веди за ним тайное наблюдение, о котором он не должен догадываться.
Мучимый болями в суставах, правитель провинции Уаха встретил фараона на пороге своего грандиозного будущего вечного жилища, которое напоминало архитектурные ансамбли времен великих пирамид. Гигантский могильник был устремлен ввысь, к вершине отвесной скалы, и опирался на нее. Его отдельные последовательно расположенные части были соединены друг с другом системой лестниц.
За первым храмом начиналась длинная дорога, ведущая в первый двор; затем лестница упиралась в портик с колоннами с видом на второй двор, огороженный высокими стенами. Затем шло нечто вроде святилища, в котором находилась комната для воскресения. И в самом конце пути, по оси всего строения, была устроена ниша для Ка — точка контакта этого мира с миром потусторонним.
— Великолепный памятник, почти достойный царя, — констатировал Сесострис.
— Я сознаю это, Великий Царь, но прошу не усматривать в этом тайный умысел. Такова местная традиция, которая угаснет вместе со мной.
— Почему же?
— Потому что ваше царствование будет великим царствованием, и вы решили положить конец независимости правителей провинции.
— Из чего сделано такое заключение?
— Из того, что вы здесь.
— А если это правда, то какова на это будет твоя реакция?
— Я всемерно вас в этом поддержу, потому что анархия длилась слишком долго. На данный момент вред минимальный, но пора твердой рукой восстанавливать закон Маат. И только объединяя провинции и неколебимо поддерживая их союз, вы сможете сделать Египет процветающим. Вы позволите мне присесть на эту каменную скамью?
Сесострис разрешил.
— Я счастлив, что прожил достаточно долго, чтобы увидеть этот час, — сказал старый Уаха. — Слабый царь потерял бы власть и разрушил страну.
— Не все правители провинций разделяют твое мнение.
— Я знаю это, Великий Царь. С пятью из них противостояние рискует стать жестким, даже жестоким. Но главное — не отступайте. Знатные семейства заблуждаются, храня свою приверженность наследственному характеру функций и забывая о том, что качество исполнения обязанностей и знания должны брать верх над рождением. Система стала такой косной и неповоротливой, что ее следует безжалостно сломать. Царствуете только вы, и никто другой.
Владыка Верхнего и Нижнего Египта ни малейшим знаком не выразил своего удовлетворения.
— Ваши противники богаты, высокомерны и решительны, — снова заговорил Уаха. — Но вы можете рассчитывать на меня, на мою стражу и население моей провинции, которые вас поддержат в вашем начинании.
— Развязана другая война, — сказал Сесострис.
— Кто же на нас напал?
— Существо, которое способно воспользоваться силой Сета и решило снова умертвить Осириса.
Лицо Уахи омрачилось.
— И вы предполагаете, Великий Царь, что речь идет об одном из правителей враждебных вам провинций.
— Это одно из предположений, и я не могу его отклонить.
— Как наша земля могла родить такое чудовище? Действуя так, оно разрушит плоды всех усилий, сделанных со времен богов, и погрузит нас во мрак!
— Именно поэтому я должен установить, кто он, и одновременно сделать Египет единым и сильным.
— Мне ничего не известно об этом демоне, — сказал Уаха.
— Что знаешь ты о Пунте?
— Это прекрасная легенда, Великий Царь. Если бы он существовал на самом деле, мореплаватели давно открыли бы его местоположение и привезли оттуда золото.
— На той территории, которую ты контролируешь, никаких следов кладов не найдено?
— Ни одного.
— Доволен ли ты, Уаха, своими каменотесами?
— Их работа говорит за них.
— Мне на довольно большой срок понадобятся твои ремесленники, и они будут работать тайно.
Сейчас Сесострис узнает, действительно ли правитель провинции Уаха — его союзник.
— Они в вашем распоряжении, Великий Царь.
Продолжая исполнять свой ритуал, царь подумал о взгляде встреченного им юноши. Его взгляд не был похож ни на один другой.
С глубоким вниманием Икер слушал фараона.
— Осирис умирает и возрождается, он отдает себя нам, чтобы питать свой народ. Отец и мать всех людей, он творит зерна таинственной, заключающейся в нем силой, чтобы обеспечить жизнь живых существ. Все живут благодаря его дыханию и его телу — телу того, кто пришел с пламенного острова, чтобы воплотиться в злаках. Мы примем в себя тело Осириса, мы будем жить благодаря его растительному золоту.
Маленький Цветок поднесла царю куклу из колосьев. Таких «невест хлеба» делали все и выставляли на фасаде каждого дома до следующей жатвы.
Затем флейтист принес большую красивую корзину из гибкого тростника, выкрашенного в желтый, синий и красный цвета. Дно было укреплено двумя перекладинами, уложенными крест-накрест.
— Вот корзина для таинств, Великий Царь. То, что было разъединено, в ней собрано.
— Пусть ее вернут в храм, — приказал Сесострис.
Дрожа от волнения, появился хозяин и пал ниц.
— Великий Царь, моя самая красивая корова стала телиться! Чудо совершается! Оно снова совершается!
Все участники церемонии отправились в стойло.
Флейтист произнес магические заклинания, которые облегчают роды, а главный пастух стада стоял возле коровы, лизавшей ему руки.
Борясь с болью, корова вытянула шею и подогнула задние ноги. Чтобы успокоить ее, пастух погладил ей бока.
— Божественное Слово принадлежит Небесному Быку, — напомнил фараон, — а провидческая интуиция — Небесной Корове. К этим животным нужно относиться с самым большим почтением.
Ободряющий голос царя успокоил животное.
И показалась голова теленка, которую потихоньку стал освобождать принимавший роды. Затем показались передние ножки. Пятнистый теленок с темными глазами был чудо как хорош!
Принимавший роды положил его перед матерью, которая начала его старательно вылизывать.
Каждый замер в ожидании ее решения.
Корова явно смотрела на Икера.
— Подойди и возьми пятнистого теленка, ты его понесешь, — приказал флейтист.
Немного неловко, но нежно и бережно Икер взял новорожденного, который не выразил ни малейшего беспокойства.
— Появилось новое солнце, — заключил фараон. — Пусть соединит нас в общей радости праздник окончания жатвы.
Для Собека-Защитника и его людей и речи не могло идти об участии, хотя бы самом малом, в праздновании. Не смог из-за болезни принять участия в ритуале рядом с фараоном и Уаха, правитель провинции Кобры. А вдруг это просто политическая уловка, которая позволила бы ему снять с себя какую бы то ни было ответственность в случае покушения?
Углубляться так далеко внутрь враждебной территории было сродни безумию. Тем не менее, Сесострис принял такое решение, и начальник его охраны был обязан к нему приспосабливаться. К счастью, Мемфисский двор не был в курсе действительных планов монарха.
— Что ты узнал об Уаха? — спросил Сесострис.
— Он слывет хорошим правителем, его любит простой народ, и он никогда открыто против вас не высказывался. Его основная забота, как и у его предшественников, — завершение строительства своего вечного жилища.
— Есть ли у него вооруженные люди?
— Нет, только очень ограниченное число стражников для поддержания порядка да еще стража пустыни, которая наблюдает за тропами, ведущими к оазисам Дакле и Харже. Эта провинция начинается с них и обеспечивает безопасность идущих через них караванов.
— Ты расспрашивал о том юноше, на которого я тебе указывал?
— Его зовут Икер. Это недавно нанятый сюда работник.
— Пусть с него не спускают глаз.
Собек оживился.
— Если вы, Великий Царь, считаете, что он опасен, то почему бы его не арестовать?
— Он не представляет собой опасности.
— Но тогда...
— Ограничься тем, что веди за ним тайное наблюдение, о котором он не должен догадываться.
Мучимый болями в суставах, правитель провинции Уаха встретил фараона на пороге своего грандиозного будущего вечного жилища, которое напоминало архитектурные ансамбли времен великих пирамид. Гигантский могильник был устремлен ввысь, к вершине отвесной скалы, и опирался на нее. Его отдельные последовательно расположенные части были соединены друг с другом системой лестниц.
За первым храмом начиналась длинная дорога, ведущая в первый двор; затем лестница упиралась в портик с колоннами с видом на второй двор, огороженный высокими стенами. Затем шло нечто вроде святилища, в котором находилась комната для воскресения. И в самом конце пути, по оси всего строения, была устроена ниша для Ка — точка контакта этого мира с миром потусторонним.
— Великолепный памятник, почти достойный царя, — констатировал Сесострис.
— Я сознаю это, Великий Царь, но прошу не усматривать в этом тайный умысел. Такова местная традиция, которая угаснет вместе со мной.
— Почему же?
— Потому что ваше царствование будет великим царствованием, и вы решили положить конец независимости правителей провинции.
— Из чего сделано такое заключение?
— Из того, что вы здесь.
— А если это правда, то какова на это будет твоя реакция?
— Я всемерно вас в этом поддержу, потому что анархия длилась слишком долго. На данный момент вред минимальный, но пора твердой рукой восстанавливать закон Маат. И только объединяя провинции и неколебимо поддерживая их союз, вы сможете сделать Египет процветающим. Вы позволите мне присесть на эту каменную скамью?
Сесострис разрешил.
— Я счастлив, что прожил достаточно долго, чтобы увидеть этот час, — сказал старый Уаха. — Слабый царь потерял бы власть и разрушил страну.
— Не все правители провинций разделяют твое мнение.
— Я знаю это, Великий Царь. С пятью из них противостояние рискует стать жестким, даже жестоким. Но главное — не отступайте. Знатные семейства заблуждаются, храня свою приверженность наследственному характеру функций и забывая о том, что качество исполнения обязанностей и знания должны брать верх над рождением. Система стала такой косной и неповоротливой, что ее следует безжалостно сломать. Царствуете только вы, и никто другой.
Владыка Верхнего и Нижнего Египта ни малейшим знаком не выразил своего удовлетворения.
— Ваши противники богаты, высокомерны и решительны, — снова заговорил Уаха. — Но вы можете рассчитывать на меня, на мою стражу и население моей провинции, которые вас поддержат в вашем начинании.
— Развязана другая война, — сказал Сесострис.
— Кто же на нас напал?
— Существо, которое способно воспользоваться силой Сета и решило снова умертвить Осириса.
Лицо Уахи омрачилось.
— И вы предполагаете, Великий Царь, что речь идет об одном из правителей враждебных вам провинций.
— Это одно из предположений, и я не могу его отклонить.
— Как наша земля могла родить такое чудовище? Действуя так, оно разрушит плоды всех усилий, сделанных со времен богов, и погрузит нас во мрак!
— Именно поэтому я должен установить, кто он, и одновременно сделать Египет единым и сильным.
— Мне ничего не известно об этом демоне, — сказал Уаха.
— Что знаешь ты о Пунте?
— Это прекрасная легенда, Великий Царь. Если бы он существовал на самом деле, мореплаватели давно открыли бы его местоположение и привезли оттуда золото.
— На той территории, которую ты контролируешь, никаких следов кладов не найдено?
— Ни одного.
— Доволен ли ты, Уаха, своими каменотесами?
— Их работа говорит за них.
— Мне на довольно большой срок понадобятся твои ремесленники, и они будут работать тайно.
Сейчас Сесострис узнает, действительно ли правитель провинции Уаха — его союзник.
— Они в вашем распоряжении, Великий Царь.
14
Налоговый инспектор и сборщик податей толстяк Жергу любил выпить, но редко напивался допьяна и был большим охотником до женщин, которых он считал созданными доставлять ему наслаждение. Разведенный в третий раз, он находил удовольствие в том, что мучил своих жен, настолько запуганных его жестокостью, что они не осмеливались подать властям жалобу. Даже его единственная дочь сбежала от него и укрылась в доме своей матери, чтобы никогда больше не видеть этого грубияна.
Встречу с казначеем Медесом Жергу расценил как долгожданный поворот судьбы. Ему придавала сил мысль о том, что он станет помощником такого влиятельного лица, а новые служебные обязанности откроют перед ним неисчерпаемые возможности. Отныне он сможет, ничего не опасаясь, потешить свою душеньку и покажет, что такое страх и муки, всем этим людишкам, и тем, на кого ему укажут, и тем, кого сам выберет.
Его работа не только хорошо оплачивалась, но и обещала прекрасное будущее. И так как Медес карабкается вверх по служебной лестнице, то и Жергу будет неизменно следовать за ним.
Когда-то в молодости он изучил морское дело и теперь сам правил налоговым судном. Менее уверенно он чувствовал себя во время поездок по суше, поскольку от жары просто истекал потом. Суеверный, он не отправлялся в дорогу без доброй дюжины амулетов.
Прибыв в Коптос, Жергу вздохнул с облегчением. Пустыня томила его, и, как и его начальник, он плохо переносил жару. Но здесь, в этом городе, он должен был найти следы тех двух сундуков, которые хотел раздобыть Медес. Свойственный Жергу охотничий инстинкт редко его обманывал: он чуял, что банда морских разбойников, словно спугнутая дичь, затаилась где-то поблизости.
Недолго думая и прихватив отряд вооруженных палками стражников, Жергу обошел все таверны и расспросил каждого хозяина.
Шестой вспомнил то, что нужно.
— Это правда, — сказал содержатель питейного заведения, — несколько гуляк здесь хвастались, что завладели нежданным сокровищем, и пили до самого утра.
— Уточняли ли они, что это за сокровище? — спросил Жергу.
— Из того, что я слышал, драгоценные ароматы и масла.
— Каково их происхождение?
— Они не говорили об этом.
— И куда они отправились потом, эти гуляки?
Самый буйный из них (остальные называли его «капитаном») говорил что-то о хозяйстве своих родителей в южной части города. Он говорил, что они будут там в безопасности и смогут дождаться, когда действовать можно будет безопасно. Но больше мне действительно ничего не известно.
— Это уже хорошо, друг мой. При условии, что ты не солгал.
— Честное слово, нет! Но это, по крайней мере, не навлечет на меня неприятности?
— Напротив, — успокоил его Жергу, сладенько улыбнувшись. — Если ты согласишься стать членом моей сети информаторов, ты составишь себе даже хорошенькое состояние.
— Это хозяйство находится на южной окраине города; я уточню для вас, где именно оно расположено.
Капитан сидел, уставившись на два сундука, откуда исходил нежнейший аромат.
Каждый раз, когда он пытался открыть их, они становились такими обжигающе горячими, что он был вынужден отказываться от задуманного. Его подельники начинали нервничать и терять терпение, но никто не хотел брать на себя риск и становиться жертвой несчастного случая. Разумеется, в их руках было целое состояние, но как сделать так, чтобы продать его повыгоднее?
Нужно было убираться из Коптоса и обделывать дельце где-нибудь в более крупном городе, чтобы можно было остаться незамеченными... Возможно, самое подходящее место — это Мемфис.
Самое тоскливое — то, что добычу нужно делить. На данный момент капитану нужны были носильщики. А если поделить — дело переменится.
Снаружи донеслись звуки борьбы.
Там кто-то с кем-то дрался. Надо было бы выйти, но он не мог оставить сундуки.
Раздались какие-то ужасные крики, потом, через несколько секунд, воцарилась тишина.
В комнату вошел Жергу.
— Ага, вот, без сомнения, тот знаменитый капитан и атаман разбойников! И к тому же не совсем один!.. С теми двумя сундуками, которые разыскивает налоговая служба!
— Налоговая служба? Однако...
— Ты заявил уже о своих сокровищах в администрацию?
— Еще нет, но...
— Один из твоих людей умер, остальные арестованы. Они усугубили свою вину, оказав сопротивление представителям службы водворения порядка, а сие тяжкое преступление сурово карается. Ни им, ни тебе моря не видать.
— Но я же не дрался!
— Только трусы и негодяи бегут от ответственности, — отрезал Жергу.
— Эти сундуки мне не принадлежат! Возьмите их и дайте мне уйти.
— Как они тебе достались?
— Случайно! Я подобрал одного человека, выброшенного волнами после кораблекрушения на пустынный остров.
— Где он?
— Я видел, как он утонул в море.
Жергу отвесил капитану пощечину.
— Я терпеть не могу, когда надо мной смеются. Ты у меня быстро заговоришь!
Он с удовольствием принялся избивать капитана.
С разбитым носом, утирая окровавленное лицо, капитан поведал, как действительно происходили события. Убедившись, наконец, в искренности его слов, Жергу остановился, потрясенный.
— Что в этих сундуках?
— Мне не удалось их открыть! Как только я пытаюсь это сделать, они жгут мне пальцы.
Жергу не стал пробовать. Смелостью он не отличался, и к тому же ему платили жалованье не за то, чтобы он рисковал собой. Дело казалось ему все более странным, и он предпочел предоставить Медесу распутывать нити этого клубка.
Слуга принес Медесу и его посетителю свежее пиво.
— Что сказал мальчишка? — нетерпеливо спросил казначей.
— Он действительно ничего не знал, господин, — сказал «стражник», — и только повторял свою странную историю. Я думаю, что он был настолько испуган во время кораблекрушения, что совсем потерял разум.
— Ты избавился от него?
— Ваше приказание выполнено.
— Хорошо, что ты уходишь из провинции. Я нашел тебе место далеко отсюда, в Файюме. Работы немного, симпатичный домик, прекрасное жалованье. Место на корабле тебе оставлено.
«Стражник» поклонился и вышел.
Раздосадованный Медес залпом выпил пиво из обоих кубков. Несомненно, допрос был проведен хорошо, а юный писец действительно лишился рассудка в передрягах. Оставались только два сундука, если они и вправду существовали.
Но скоро этот вопрос разрешился.
Следующим вечером у ворот дома Медеса возник Жергу — раскрасневшийся и сияющий от радости. Медес его тотчас же принял.
— Поручение выполнено, мой господин!
— Где же сундуки?
В надежном месте под верной охраной. Они показались мне слишком заметными, чтобы внести их сюда.
— Великолепно! А где разбойники?
— О них никто больше никогда не услышит. Эти преступники сгниют на каторге.
— Что тебе рассказал капитан?
— Уж я его не пощадил, можете мне поверить! Но этот слабак, видно, двинулся умом. Мальчишка и сундуки были подобраны им на пустынном острове, ваше судно потерпело кораблекрушение во время жестокой бури, остров погрузился в море, а уцелел только мальчишка — вот и все, что мне удалось из него выудить.
Медес не скрывал своего разочарования.
— Похоже, что все это правда, Жергу. Мы потеряли «Быстрый» и его команду, а море не захотело принять в жертву маленького писаку. Эта экспедиция, ради которой я затратил столько сил и терпения, обернулась провалом.
— Вы забываете о сундуках! До этого момента их еще никому не удалось открыть!
— Почему ты в этом так уверен?
— Их хранит нечистая сила!
— Ну тогда мы их разобьем!
Не медля, мужчины отправились в то «надежное место», которое охраняли мытари Жергу.
Медес продолжал верить в то, что Пунт наверняка существует, и эти удивительные события лишь усилили его предположения. Не означает ли волна, которая уничтожила корабль и погубила его команду, что божественная земля умеет за себя постоять и защитить свои богатства?
Учитывая, что сундуки были большие, внутри должно было помещаться целое состояние.
— Любопытно, — заметил Жергу, — сундуки больше ничем не пахнут. До этого они издавали необычайно сладостный, нежнейший аромат.
— Открой-ка их. Жергу попятился.
— Говорят, что он жгут пальцы тем, кто к ним прикасается!
— Тогда дай мне свой нож.
Закипая от бешенства, Медес всадил нож в щель между двумя досками.
— Видишь, ничего не произошло.
Немного успокоившись, Жергу продолжил взламывать сундук.
Внутри не было ничего, кроме грязи, от которой исходило зловоние.
Встречу с казначеем Медесом Жергу расценил как долгожданный поворот судьбы. Ему придавала сил мысль о том, что он станет помощником такого влиятельного лица, а новые служебные обязанности откроют перед ним неисчерпаемые возможности. Отныне он сможет, ничего не опасаясь, потешить свою душеньку и покажет, что такое страх и муки, всем этим людишкам, и тем, на кого ему укажут, и тем, кого сам выберет.
Его работа не только хорошо оплачивалась, но и обещала прекрасное будущее. И так как Медес карабкается вверх по служебной лестнице, то и Жергу будет неизменно следовать за ним.
Когда-то в молодости он изучил морское дело и теперь сам правил налоговым судном. Менее уверенно он чувствовал себя во время поездок по суше, поскольку от жары просто истекал потом. Суеверный, он не отправлялся в дорогу без доброй дюжины амулетов.
Прибыв в Коптос, Жергу вздохнул с облегчением. Пустыня томила его, и, как и его начальник, он плохо переносил жару. Но здесь, в этом городе, он должен был найти следы тех двух сундуков, которые хотел раздобыть Медес. Свойственный Жергу охотничий инстинкт редко его обманывал: он чуял, что банда морских разбойников, словно спугнутая дичь, затаилась где-то поблизости.
Недолго думая и прихватив отряд вооруженных палками стражников, Жергу обошел все таверны и расспросил каждого хозяина.
Шестой вспомнил то, что нужно.
— Это правда, — сказал содержатель питейного заведения, — несколько гуляк здесь хвастались, что завладели нежданным сокровищем, и пили до самого утра.
— Уточняли ли они, что это за сокровище? — спросил Жергу.
— Из того, что я слышал, драгоценные ароматы и масла.
— Каково их происхождение?
— Они не говорили об этом.
— И куда они отправились потом, эти гуляки?
Самый буйный из них (остальные называли его «капитаном») говорил что-то о хозяйстве своих родителей в южной части города. Он говорил, что они будут там в безопасности и смогут дождаться, когда действовать можно будет безопасно. Но больше мне действительно ничего не известно.
— Это уже хорошо, друг мой. При условии, что ты не солгал.
— Честное слово, нет! Но это, по крайней мере, не навлечет на меня неприятности?
— Напротив, — успокоил его Жергу, сладенько улыбнувшись. — Если ты согласишься стать членом моей сети информаторов, ты составишь себе даже хорошенькое состояние.
— Это хозяйство находится на южной окраине города; я уточню для вас, где именно оно расположено.
Капитан сидел, уставившись на два сундука, откуда исходил нежнейший аромат.
Каждый раз, когда он пытался открыть их, они становились такими обжигающе горячими, что он был вынужден отказываться от задуманного. Его подельники начинали нервничать и терять терпение, но никто не хотел брать на себя риск и становиться жертвой несчастного случая. Разумеется, в их руках было целое состояние, но как сделать так, чтобы продать его повыгоднее?
Нужно было убираться из Коптоса и обделывать дельце где-нибудь в более крупном городе, чтобы можно было остаться незамеченными... Возможно, самое подходящее место — это Мемфис.
Самое тоскливое — то, что добычу нужно делить. На данный момент капитану нужны были носильщики. А если поделить — дело переменится.
Снаружи донеслись звуки борьбы.
Там кто-то с кем-то дрался. Надо было бы выйти, но он не мог оставить сундуки.
Раздались какие-то ужасные крики, потом, через несколько секунд, воцарилась тишина.
В комнату вошел Жергу.
— Ага, вот, без сомнения, тот знаменитый капитан и атаман разбойников! И к тому же не совсем один!.. С теми двумя сундуками, которые разыскивает налоговая служба!
— Налоговая служба? Однако...
— Ты заявил уже о своих сокровищах в администрацию?
— Еще нет, но...
— Один из твоих людей умер, остальные арестованы. Они усугубили свою вину, оказав сопротивление представителям службы водворения порядка, а сие тяжкое преступление сурово карается. Ни им, ни тебе моря не видать.
— Но я же не дрался!
— Только трусы и негодяи бегут от ответственности, — отрезал Жергу.
— Эти сундуки мне не принадлежат! Возьмите их и дайте мне уйти.
— Как они тебе достались?
— Случайно! Я подобрал одного человека, выброшенного волнами после кораблекрушения на пустынный остров.
— Где он?
— Я видел, как он утонул в море.
Жергу отвесил капитану пощечину.
— Я терпеть не могу, когда надо мной смеются. Ты у меня быстро заговоришь!
Он с удовольствием принялся избивать капитана.
С разбитым носом, утирая окровавленное лицо, капитан поведал, как действительно происходили события. Убедившись, наконец, в искренности его слов, Жергу остановился, потрясенный.
— Что в этих сундуках?
— Мне не удалось их открыть! Как только я пытаюсь это сделать, они жгут мне пальцы.
Жергу не стал пробовать. Смелостью он не отличался, и к тому же ему платили жалованье не за то, чтобы он рисковал собой. Дело казалось ему все более странным, и он предпочел предоставить Медесу распутывать нити этого клубка.
Слуга принес Медесу и его посетителю свежее пиво.
— Что сказал мальчишка? — нетерпеливо спросил казначей.
— Он действительно ничего не знал, господин, — сказал «стражник», — и только повторял свою странную историю. Я думаю, что он был настолько испуган во время кораблекрушения, что совсем потерял разум.
— Ты избавился от него?
— Ваше приказание выполнено.
— Хорошо, что ты уходишь из провинции. Я нашел тебе место далеко отсюда, в Файюме. Работы немного, симпатичный домик, прекрасное жалованье. Место на корабле тебе оставлено.
«Стражник» поклонился и вышел.
Раздосадованный Медес залпом выпил пиво из обоих кубков. Несомненно, допрос был проведен хорошо, а юный писец действительно лишился рассудка в передрягах. Оставались только два сундука, если они и вправду существовали.
Но скоро этот вопрос разрешился.
Следующим вечером у ворот дома Медеса возник Жергу — раскрасневшийся и сияющий от радости. Медес его тотчас же принял.
— Поручение выполнено, мой господин!
— Где же сундуки?
В надежном месте под верной охраной. Они показались мне слишком заметными, чтобы внести их сюда.
— Великолепно! А где разбойники?
— О них никто больше никогда не услышит. Эти преступники сгниют на каторге.
— Что тебе рассказал капитан?
— Уж я его не пощадил, можете мне поверить! Но этот слабак, видно, двинулся умом. Мальчишка и сундуки были подобраны им на пустынном острове, ваше судно потерпело кораблекрушение во время жестокой бури, остров погрузился в море, а уцелел только мальчишка — вот и все, что мне удалось из него выудить.
Медес не скрывал своего разочарования.
— Похоже, что все это правда, Жергу. Мы потеряли «Быстрый» и его команду, а море не захотело принять в жертву маленького писаку. Эта экспедиция, ради которой я затратил столько сил и терпения, обернулась провалом.
— Вы забываете о сундуках! До этого момента их еще никому не удалось открыть!
— Почему ты в этом так уверен?
— Их хранит нечистая сила!
— Ну тогда мы их разобьем!
Не медля, мужчины отправились в то «надежное место», которое охраняли мытари Жергу.
Медес продолжал верить в то, что Пунт наверняка существует, и эти удивительные события лишь усилили его предположения. Не означает ли волна, которая уничтожила корабль и погубила его команду, что божественная земля умеет за себя постоять и защитить свои богатства?
Учитывая, что сундуки были большие, внутри должно было помещаться целое состояние.
— Любопытно, — заметил Жергу, — сундуки больше ничем не пахнут. До этого они издавали необычайно сладостный, нежнейший аромат.
— Открой-ка их. Жергу попятился.
— Говорят, что он жгут пальцы тем, кто к ним прикасается!
— Тогда дай мне свой нож.
Закипая от бешенства, Медес всадил нож в щель между двумя досками.
— Видишь, ничего не произошло.
Немного успокоившись, Жергу продолжил взламывать сундук.
Внутри не было ничего, кроме грязи, от которой исходило зловоние.
15
Изнуряющая дневная жара сменилась божественной прохладой вечера. Жатва закончилась, напряжение спало, и работы стало поменьше, обеденные часы стали более долгими, и каждый радовался исключительному обилию урожая, чему, без сомнения, способствовало присутствие фараона. Как и правитель провинции, ее жители стали горячими сторонниками Сесостриса.
Последние отсветы дня быстро погасли, уступив место ночи с ее дивными ароматами. И звери, и люди проголодались, поэтому вокруг открытых кухонь закипела своя радостная жизнь.
Только одному Икеру, сидевшему на краю поля, было не до еды. Никто здесь и не слыхал о Черепашьем Глазе или Головорезе. Описывая мнимого стражника, который пытался его убить, Икер надеялся, что кому-нибудь он окажется знаком. Но убийца, похоже, жил не в этой провинции и, выполнив свое черное дело, куда-то ушел.
Задавать вопросы было бесполезно. Тогда юноша замкнулся в собственном мире и замолчал. Чтобы продолжить поиски, ему следовало уйти из этого района, но куда идти? Кроме того, ему нужно выплатить долг, а это потребует еще много времени.
Единственным светлым моментом в полном мраке его отчаяния был ритуал, исполненный в присутствии фараона. Никогда юноше и в голову не могло прийти, что судьба готовит ему встречу с тем, на кого, как и другие подданные, он едва смел поднять глаза.
— Если ты ничего не будешь есть, — прошептал нежный голос Маленького Цветка, — ты погибнешь.
— Ну и что?
— Ты молод, Икер, и полон достоинств! Почему бы тебе не принять свою судьбу, не убедить моего отца и не наследовать ему?
— Потому что слишком много вопросов осталось без ответа.
— Забудь их!
— Не могу.
— Ты из-за пустяков усложняешь жизнь, поверь мне!
— Ритуал, исполненный на гумне, не так-то прост.
— Это древний крестьянский обычай, не терзай себя из-за него!
— Почему же тогда фараон почтил его своим присутствием?
— Потому что он хочет заручиться поддержкой правителя нашей провинции! Как ты и сам говорил, наш царь — не какой-нибудь слабак, который согласится делить власть! Он вскоре выступит против наместников, которые решили ему не подчиняться. Но мы, мы, по крайней мере, будем в безопасности. Выброси из головы свое прошлое, Икер, и думай только о своем будущем. Вот я, например, существую; это хозяйство, эти поля дома и закрома также существуют. Если захочешь, все это может стать твоим.
— Вспомни, что твой отец запретил тебе подходить ко мне.
Маленький Цветок улыбнулась.
— С момента, когда тебя назначили нести новорожденного теленка, символ Возрождающегося Солнца, все стало иначе. Здесь никто не осмелится отпустить в твой адрес ни одного замечания. Эту ночь мы можем провести вместе.
На ней, пожалуй, было слишком много косметики, но это ничуть не уменьшило ее природного очарования.
— Я должен подумать.
— А если ты подумаешь... после?
— Ты будешь презирать меня, Маленький Цветок, и ты будешь права! Твои слова действительно тронули меня, клянусь тебе, но я действительно должен подумать.
Хозяин, как обычно хмурый, подозвал Икера.
— Наш пастух заболел. Поведешь быков на канал, чтобы они попили и искупались.
Слуги и работники в хозяйстве готовились к пиру, чтобы завершить сезон сбора урожая. Везде в деревнях будет грандиозный праздник, за которым последуют несколько дней отдыха. Это мирное счастье — не дело ли рук Сесостриса, который только что отбыл из провинции после исполнения ритуала в главном храме?
Почувствовав воду, быки не заставили себя долго упрашивать. Они сами пошли в нужном направлении, а юноше осталось лишь их сопровождать.
Они шли к излюбленному месту, где росли старые ивы, которые давали приятную густую тень. Друг за другом, по очереди, кроткие, они спускались по склону и тянули в себя воду из канала, шумно всхлипывая и фыркая от удовольствия.
Последние отсветы дня быстро погасли, уступив место ночи с ее дивными ароматами. И звери, и люди проголодались, поэтому вокруг открытых кухонь закипела своя радостная жизнь.
Только одному Икеру, сидевшему на краю поля, было не до еды. Никто здесь и не слыхал о Черепашьем Глазе или Головорезе. Описывая мнимого стражника, который пытался его убить, Икер надеялся, что кому-нибудь он окажется знаком. Но убийца, похоже, жил не в этой провинции и, выполнив свое черное дело, куда-то ушел.
Задавать вопросы было бесполезно. Тогда юноша замкнулся в собственном мире и замолчал. Чтобы продолжить поиски, ему следовало уйти из этого района, но куда идти? Кроме того, ему нужно выплатить долг, а это потребует еще много времени.
Единственным светлым моментом в полном мраке его отчаяния был ритуал, исполненный в присутствии фараона. Никогда юноше и в голову не могло прийти, что судьба готовит ему встречу с тем, на кого, как и другие подданные, он едва смел поднять глаза.
— Если ты ничего не будешь есть, — прошептал нежный голос Маленького Цветка, — ты погибнешь.
— Ну и что?
— Ты молод, Икер, и полон достоинств! Почему бы тебе не принять свою судьбу, не убедить моего отца и не наследовать ему?
— Потому что слишком много вопросов осталось без ответа.
— Забудь их!
— Не могу.
— Ты из-за пустяков усложняешь жизнь, поверь мне!
— Ритуал, исполненный на гумне, не так-то прост.
— Это древний крестьянский обычай, не терзай себя из-за него!
— Почему же тогда фараон почтил его своим присутствием?
— Потому что он хочет заручиться поддержкой правителя нашей провинции! Как ты и сам говорил, наш царь — не какой-нибудь слабак, который согласится делить власть! Он вскоре выступит против наместников, которые решили ему не подчиняться. Но мы, мы, по крайней мере, будем в безопасности. Выброси из головы свое прошлое, Икер, и думай только о своем будущем. Вот я, например, существую; это хозяйство, эти поля дома и закрома также существуют. Если захочешь, все это может стать твоим.
— Вспомни, что твой отец запретил тебе подходить ко мне.
Маленький Цветок улыбнулась.
— С момента, когда тебя назначили нести новорожденного теленка, символ Возрождающегося Солнца, все стало иначе. Здесь никто не осмелится отпустить в твой адрес ни одного замечания. Эту ночь мы можем провести вместе.
На ней, пожалуй, было слишком много косметики, но это ничуть не уменьшило ее природного очарования.
— Я должен подумать.
— А если ты подумаешь... после?
— Ты будешь презирать меня, Маленький Цветок, и ты будешь права! Твои слова действительно тронули меня, клянусь тебе, но я действительно должен подумать.
Хозяин, как обычно хмурый, подозвал Икера.
— Наш пастух заболел. Поведешь быков на канал, чтобы они попили и искупались.
Слуги и работники в хозяйстве готовились к пиру, чтобы завершить сезон сбора урожая. Везде в деревнях будет грандиозный праздник, за которым последуют несколько дней отдыха. Это мирное счастье — не дело ли рук Сесостриса, который только что отбыл из провинции после исполнения ритуала в главном храме?
Почувствовав воду, быки не заставили себя долго упрашивать. Они сами пошли в нужном направлении, а юноше осталось лишь их сопровождать.
Они шли к излюбленному месту, где росли старые ивы, которые давали приятную густую тень. Друг за другом, по очереди, кроткие, они спускались по склону и тянули в себя воду из канала, шумно всхлипывая и фыркая от удовольствия.