— Ты выдвигаешь серьезные обвинения, Икер.
   — Они обоснованы. Два зернохранилища построены из кирпича более низкого, чем нужно, качества и, стало быть, должны быть снесены. Мой предшественник покрыл мошенническую операцию в ущерб безопасности и общему интересу.
   — Ты в этом уверен?
   — Я сделал проверку. Я уже не говорю об угрозах, которые прозвучали из уст этого бандита! В любом случае, мне он смешон. Но существует ли хоть где-нибудь на этой земле место, где бы царили истина и справедливость, одно-единственное место, где можно было бы доверять людям?
   — Плохой вопрос и неверно поставленная проблема, — рассудительно сказал Херемсаф. — Известны ли тебе тайны божественной книги, искусство ритуала, заклинания, которые позволяют душам справедливых речами передвигаться в мире? Конечно, нет! В этом случае вместо того, чтобы возмущаться, как делает невежда, вооружись.
   — Вооружиться... Управитель уже призывал меня к этому! Как это сделать, занимаясь снабжением?
   — Все пути ведут в центр, если сердце справедливо. Достойно задавать только один вопрос: являешься ли ты обычным человеком или дух твой жаждет высшей истины?

50

   Сесострис и его малый совет только что выслушали проект указов, составленный Медесом. Медес попытался как можно вернее передать мысль монарха, избегая задевать правителей провинций Уакха и Саренпута, бывших отныне явными сторонниками фараона.
   — Кто-нибудь желает внести замечания или исправления?
   Никто из членов совета Великого Дома не взял слова.
   — Значит, эти указы приняты. Пусть их разошлют по всей стране.
   — Каким путем это сделать, Великий Царь?
   — Возвращайся в Мемфис и используй почтовую службу.
   Внутренности Медеса свело от страха.
   — Если мой корабль будет перехвачен правителями провинций, я...
   — Ты отправишься на торговом корабле, зафрахтованном Саренпутом, и доберешься до столицы без помех.
   В продолжение большей части пути Медес не мог есть ничего, кроме хлеба и воды. В каждую секунду он опасался, что на него нападет враждебное войско или остановит дотошный контроль представителей провинциальных властей.
   Но судьба оказалась к нему благосклонной, как это и предсказывал фараон Сесострис.
   Спешно Медес забежал в свой кабинет, где собрал своих основных сотрудников и приказал им действовать, не мешкая. Наказание последует за малейшую задержку. Государственная служба не является пожизненной привилегией. Нужно постоянно доказывать, что ты ее достоин, и заботиться об исполнении своего долга.
   Медес, как закоренелый трудяга, быстро выводил на чистую воду лентяев и немедленно их увольнял. В этот вечер, как обычно, он последним уходил из управления и воспользовался этим, чтобы взглянуть на то, как ведется текущая работа. Вот, опять приходится поправлять плохо свернутый папирус, а вот чернильные пятна на новой табличке! С завтрашнего дня виновным придется искать себе новое место! В эти несколько месяцев Секретарь Великого Дома собрал лучшую команду писцов во всем Мемфисе, доказывая тем самым фараону Сесострису свои заслуги. Как фараон сможет с недоверием относиться к такому ревностному чиновнику?
   К себе домой Медес не пошел.
   Убедившись в том, что за ним никто не следит, он отправился в порт и стал петлять по запутанным улочкам, где легко было заметить какого-нибудь постороннего зеваку.
   Вследствие его высокого назначения и миссии по инвентаризации храмов, которой требовал Сесострис, поле для маневра сократилось у Медеса почти до отрицательных величин. Его тайные богатства, лишенные незаконных вливаний, застыли в прежнем объеме. Конечно, благодаря своему инстинкту, он незамедлительно обнаружил новую лазейку, которая была, без сомнения, более прибыльной, но зато и более рискованной, потому что зависела от хитрого и бесчестного посредника. Медес должен поставить его на место и вместе с тем не лишить желания работать.
   Богатый двухэтажный дом его посредника скрывался в довольно бедном квартале. У входа охранник.
   — Я немедленно хочу увидеть твоего хозяина.
   — Его нет дома.
   — Для меня он — дома. Покажи ему это.
   Медес дал охраннику небольшую кедровую дощечку, на которой был изображен иероглиф в виде дерева.
   Ждал он недолго. Низко кланяясь, охранник пригласил его войти в дом.
   Хозяин, одетый в длинное пестрое платье, сильно надушенное и напоминающее покроем тяжелую амфору, сам шел навстречу гостю.
   — Мой драгоценный друг, какая огромная радость принимать вас в моем скромном жилище! Входите, входите, прошу вас!
   Ливанский негоциант пригласил Медеса в гостиную, в которой находилось слишком много экзотической мебели. На низких столиках стояли вазы со сластями и сладкие напитки.
   — Я как раз закусывал перед обедом. Не желаете ли присоединиться?
   — Я тороплюсь.
   — Хорошо, хорошо... Хотите поговорить о делах?
   — Вот именно.
   Ливанцу вовсе не понравилась такая спешка, но, чтобы укорениться в Египте, нужно было подчиняться.
   — Когда будет поставка? — спросил Медес.
   — Наш корабль придет на следующей неделе. Надеюсь, что все необходимые разрешения будут выданы.
   — Я этим занимаюсь. Груз?
   — Первосортный кедр.
   В Египте не хватало леса, и его приходилось импортировать. Лучший лес продавался по высокой цене. Уже давно Медес изучал каналы с надеждой извлечь из них максимум прибыли. И еще нужно было найти негоцианта, который бы разделял его взгляды и был бы достаточно ловким, чтобы довести дело до конца.
   — Как организована твоя торговая сеть?
   — Наилучшим образом, господин, наилучшим образом! У меня есть надежные контакты в этом районе, и я предлагаю лес по цене вполовину ниже официального курса, зато оплата вперед! Поскольку этого леса в документах никогда не было и он не фигурирует ни на одном счете, ни у покупателя, ни у продавца не будет проблем. Ваши соотечественники любят добротные материалы и, не колеблясь, выписывают их, заказывая даже тайно. Потом дерево используют при строительстве домов или отдают искусным столярам, которые делают из него изысканную мебель.
   — Если это первое дело будет успешным, за ним пойдут и другие.
   — Будьте в этом уверены! У меня лучшая команда профессионалов, они — преданные и молчаливые люди.
   — Ты отдаешь себе отчет в том, что без моих усилий успех предприятия был бы невозможен?
   — Вы — архитектор этого предприятия, я это хорошо понимаю. Я вам чрезвычайно благодарен и...
   — Три четверти доходов — мне, четверть — тебе.
   Сердце ливанца, казалось, оборвалось. Только долгие годы и огромный опыт позволили ему сохранить внешнюю улыбку, хотя внутренне он готов был задушить этого невиданного вора.
   — Обычно, господин, я...
   — Эта ситуация — необычная, и ты мне обязан всем. Благодаря мне для тебя открылся египетский рынок, и ты станешь очень богатым. Поскольку ты мне симпатичен, я с тобой более чем благоразумен.
   — Я вам очень признателен, — горячо заверил ливанец.
   — Никогда никому обо мне не говори. Если совершишь неверный шаг, я тебя арестую за мошенничество. И твое слово против моего ничего весить не будет.
   — Рассчитывайте на мое молчание.
   — Люблю поговорить с умным человеком. До встречи, скоро отпразднуем наш первый успех.
   Медес не испытывал никакого доверия к ливанцу и наблюдал за каждой фазой этой операции, которую он остановит при первом же инциденте. Теперь же этот негоциант так глубоко заглотил денежную наживку, что, может быть, и станет серьезным партнером.
   Жергу был пьян.
   В ожидании Медеса он поочередно опустошал кувшины с крепким пивом, которые требовал у недовольного слуги. Скрепя сердце, слуга повиновался: он был обязан исполнять требования этого грязного типа, которого так ценил его начальник.
   Когда Медес пришел, Жергу встал и попытался держаться прямо.
   — Я, может быть, и выпил лишку, но мой разум тверд.
   — Садись.
   Жергу прицелился и постарался не попасть мимо кресла.
   — У меня хорошие новости. Мной доволен Верховный Казначей Сенанкх, у которого, впрочем, характер не из легких, несмотря на его добродушный внешний вид. Я считаю его исключительно недоверчивым и держусь своего места, чтобы не вызвать подозрений.
   — Как с женщинами?
   — Пользуюсь только профессионалками, — признался главный инспектор запасов. — Так мне не приходится опасаться каких-либо жалоб.
   — Продолжай в том же духе. Мне не нужны скандалы с женщинами из хорошего общества. Каковы, по твоему мнению, слабости Сенанкха?
   — Гастрономия. Он не выносит ни банальных блюд, ни плохого вина.
   — Этого недостаточно, чтобы его скомпрометировать. Ты слишком много занимаешься собой и мало уделяешь внимания другим, Жергу. Мне нужно больше информации. А хорошие новости?
   Жергу мечтательно улыбнулся.
   — Сенанкх взял меня с собой на Абидос. Он занимался сокровищами храма, а я — условиями жизни жрецов.
   Глаза Медеса вспыхнули.
   — Тебе разрешили доступ в храм?
   — Нет, только в административные службы. И все же я не зря потратил свое время. Во-первых, я узнал, что остров охраняется армией.
   — Почему?
   — Понятия не имею, это мне кажется скорее странным. Но задавать вопросы означало бы навлечь на себя неприятности.
   Медес негодовал.
   — Попасть на священную территорию Абидоса и не узнать главного? Порой, Жергу, я спрашиваю себя, достоин ли ты моей дружбы!
   — Я еще не закончил... Потом я встретил одного жреца, с которым надеюсь сохранить контакты. Забавный человек, который мог бы вас заинтересовать.
   — С какой стороны?
   — Наши взгляды странным образом встретились. Этот тип, возможно, и большой ученый, но у меня сложилось впечатление, что он недоволен своей судьбой и хотел бы ее улучшить.
   — Ты не строишь иллюзий?
   — Тех, кого можно совратить, я нюхом чую!
   — Жрец с Абидоса... Это невозможно!
   — Увидим. Если меня снова пригласят поговорить с ним, я узнаю больше.
   Мечты стали одолевать Медеса: иметь союзника внутри Абидоса, духовного центра Египта, иметь возможность им манипулировать, вызнать секреты тайного храма и использовать их с выгодой для себя! Нет, это мираж.
   — Знаешь ли ты имя и функции этого жреца?
   — Нет еще, но его представили как моего главного собеседника в вопросе обеспечения его коллег. Наше общение было формальным. И все же я почувствовал, что что-то выходит иначе.
   — Произнес ли он какие-нибудь слова, которые бы подтвердили это впечатление?
   — Нет, но...
   — Ты заблудился в собственном воображении, Жергу. Абидос — не такое место, как другие. Не надейся найти там обычных людей.
   — Мой нюх редко меня обманывает, уверяю вас!
   — На этот раз ты ошибаешься.
   — А если прав я?
   — Повторяю тебе: это невозможно.

51

   Сехотеп медленно раздевал молодую женщину, которую встретил накануне вечером во время официального обеда. Тогда они все время смотрели друг на друга и в конце вечера условились встретиться наедине. Поскольку Хранитель Царской Печати и хорошенькая брюнетка имели одни и те же намерения, они не стали тратить времени не излишние словопрения.
   Конечно, она была «слегка обручена», но как устоишь перед таким милым, высокопоставленным и видным чиновником с глазами, горящими умом и желанием? Ни один обычай не запрещал девушкам выходить замуж невинными, но все же предпочтительнее было иметь небольшой опыт, чтобы лучше удовлетворять желания будущего супруга.
   Что касается Сехотепа, то он не мог обходиться без женщины больше нескольких дней. Жить без женской магической власти, запаха, аромата духов, чувственности, завораживающих жестов было для него невыносимо. Нет, он никогда не женится, потому что вокруг слишком много манящих душ, которые нужно завоевать, и прелестных тел, которые нужно исследовать. Несмотря на внушения Собека-Защитника, строгого моралиста, Сехотеп оставался мужчиной всех женщин...
   Поскольку атмосфера в Элефантине после присоединения к Сесострису правителя Саренпута была спокойной, Хранитель Царской Печати снова думал об удовольствии, которое можно получать и давать. Как Высший распорядитель работ Фараона, он только что поставил свое разрешение на плане расширения храма Кхнум на острове в Элефантине, а с завтрашнего дня будет инспектировать санитарное состояние стад Саренпута, который, как и следовало верному слуге фараона, согласился на эту проверку без промедления.
   Сехотеп опасался лишь того, что какой-нибудь несвоевременный гость испортит ему этот вечер, но ни один официальный чиновник не проявил нескромности. Итак, он занялся, нежно и страстно, изучением великолепного пейзажа, который открылся его взору. Впадины, долины и холмы тела его новой дамы сердца были прекрасны — здесь было чем порадовать даже самого пресыщенного гурмана!
   Его секретарь был приучен дожидаться, пока он завершит свое «путешествие», и начинал его беспокоить только потом. На этот раз он принес ему письмо, написанное тайнописью, которую умел расшифровывать только он и фараон.
   В содержании письма сообщалось о немедленном сборе малого совета.
   — Везде царит полное спокойствие, Великий Царь, — заявил Собек-Защитник, — но я не снял ни одной из предпринятых ранее мер безопасности.
   — Не впадая в блаженный оптимизм, — прибавил генерал Несмонту, — я должен признать, что поведение Саренпута ни в чем не отклоняется от нормы. Его воины находятся в настоящее время в моем подчинении, и я не могу пожаловаться на какие-то инциденты. Присоединение правителя кажется мне окончательным.
   — Но оно, к сожалению, не таково, — ответил Сесострис. — Текст указов дошел до всех правителей провинций, и перед нами сейчас имеются их ответы.
   Сехотеп взял слово.
   — Уп-Уаут, глава одной из частей провинции Гранатового дерева и Рогатой змеи, произнес агрессивную речь, чтобы снова подтвердить свою независимость. Укх, который правит другой частью той же провинции, сделал то же самое. Джехути, возглавляющий провинцию Зайца, выказывает большое удивление, которое вызовет недоумение Великого Царя.
   — Другими словами, неожиданная атака, — подчеркнул генерал Несмонту.
   — Что касается Хнум-Хотепа, возглавляющего провинцию Орикса, то он в открытую утверждает мощь своего семейства, которое будет править на принадлежащей только ему территории.
   — Значит, эти четыре властителя хотят войны, — заключил генерал. — С воинами Саренпута и Уакхи у нас немного шансов победить.
   — Слишком рано вводить эти войска в сражение, — заметил Сесострис. — Их подчинение слишком недавнее. Но мы не можем больше оставаться бездеятельными.
   Несмонту опасался нового удара, который на этот раз мог оказаться для фараона фатальным.
   — Великий Царь, я советую вам быть возможно более осторожным. Правители враждебных вам провинций только что ожесточили свою позицию. Нападение на них с малочисленными силами приведет к поражению.
   — Виновный в увядании акации — один из этих четверых: Уп-Уаут, Укх, Джехути или Хнум-Хотеп! — напомнил Сехотеп. — Каков бы ни был способ, нужно уничтожить причину гибели дерева!
   — Объединяя провинции, — заявил Сесострис, мы собираем то, что было рассеяно, и участвуем в таинстве Осириса. Пока Египет разделен, Осирис более не царствует и процесс воскресения прерывается. Смерть охватывает небо и землю. Поэтому мы покинем Асуан и двинемся на север.
   — С какой армией? — забеспокоился Несмонту.
   — С той флотилией, которая позволила нам покорить Асуан, не пролив ни капли крови.
   — Великий Царь, но ситуация совершенно другая! Саренпут был изолирован, а наши четыре противника живут вместе в одном районе. Их реакция подсказывает нам, что они объединились. Уп-Уаут известен своим агрессивным и неукротимым характером. Он ни на минуту не задумается, чтобы бросить против вас свою армию.
   — Уезжаем завтра утром, — приказал царь.
   В жилищах ханаан, пришедших из Сихема, Провозвестник долго проповедовал восстание против фараона и разрушение Египта. Его последователи, очарованные долгожданными словами, просто упивались этими воинственными мыслями. Одновременно будущие террористы еще нуждались в ободрениях своего начальника, потому что их внедрение в египетское общество шло не так легко, как представлялось вначале. Найти работу было не так трудно, но им противно было заводить контакты с населением и особенно с женщинами. Им противны были их раскованность, откровенность и влиятельность. По их мнению, эти самки должны были сидеть взаперти дома и слушаться своих мужей. И, кроме того, личность фараона была еще очень популярна. От него ожидали справедливости и процветания. Только что Сесострис сумел добиться обильного паводка, который надолго отодвинет призрак голода, а его новая администрация пользовалась репутацией честной и строгой.
   Есть отчего впасть в уныние, но это состояние духа Провозвестнику знакомо не было.
   — Не лучше ли, — в конце проповеди предложил один ханаанин, — вернуться домой, поднять наш край и ударить по Дельте?
   Провозвестник заговорил с ним мягко, как если бы перед ним был слабоумный.
   — Я и сам предпочел бы это решение. Но одержать быструю и полную военную победу отныне невозможно. Оккупационная египетская армия в зародыше задушит любую попытку бунта. Стало быть, нам нужно бороться изнутри, научиться жить здесь, узнавать глубже врага, его повадки и слабые стороны. Это — долгий и трудный путь, но я помогу вам — тебе и твоим товарищам.
   Жилище ливанца было не слишком далеко от дома, где поселились ханаане, но Провозвестник выбрал запутанный и долгий маршрут, который уводил в сторону.
   — Разойдемся в разные стороны, — сказал он Бешеному. — Дай мне уйти вперед, а сам спрячься.
   — Если бы за нами следили, я бы увидел, но я ничего не заметил!
   — Тот, кто следит, делает это ловко.
   — Мне убить его?
   — Нет, ограничься тем, что рассмотри его хорошенько и убедись в том, что он один.
   Бешеный недоумевал. Кто мог их выследить? Между различными ячейками сетей Провозвестника существовали непроницаемые границы, и только он один знал их целиком. Что касается членов этих ячеек, то они, все без исключения, были яростными врагами Египта. Ни один изменник не смог бы проникнуть внутрь.
   Бешеный прилег под навес и прикинулся спящим.
   В конце кривой улочки он заметил ханаанина, который предлагал вернуться домой, — того, которого убеждал Провозвестник!
   Ханаанин бежал, потом остановился, потеряв след, вернулся и пустился бежать по самой узкой улочке. За ним никто не шел.
   Бешеный пошел за ним следом.
   По всей вероятности, ханаанин потерял след Провозвестника. В сомнении он не знал, в каком направлении двигаться дальше.
   В досаде он свернул налево.
   Бешеному послышался странный звук, похожий на свист ветра в оперении сокола, когда тот стремглав падает на добычу. Провозвестник, возникнув вдруг ниоткуда, положил свою руку на голову ханаанина, который взвыл от боли, как если бы когти хищной птицы вонзились в его кожу.
   — Ты меня искал?
   — Нет, нет, господин... Я прогуливался!
   — Врать бесполезно. Почему ты меня выслеживаешь?
   — Уверяю вас, что я...
   — Если ты откажешься говорить, я вырву тебе глаз. Боль непереносима. А потом я вырву тебе другой, и будет еще больнее.
   В ужасе ханаанин признался.
   — Я хотел узнать, куда вы идете и с кем встречаетесь.
   — По приказу кого?
   — Никого, господин, никого! Я не понимал, почему вы не хотите сформировать ханаанскую армию. Кроме того, я вас подозревал в том, что вы находитесь на службе у Египта, чтобы уничтожить наше движение сопротивления.
   — А, может быть, это ты скорее состоишь на службе у фараона?
   — Нет, я клянусь вам, нет!
   — Это твой последний шанс сказать правду.
   Коготь Провозвестника впился в глаз несчастного. Раздался невыносимый вой.
   — Нет, не фараона, а вождя моего племени, в Сихеме, который хотел избавиться от вас!
   Последний крик, короткий и ужасный, заставил заледенеть кровь Бешеного.
   Ханаанин лежал, простершись, на земле. У него больше не было ни глаз, ни языка.
   Ливанец медленно поднимался по лестнице, которая вела на террасу его жилища, откуда неслись приятные запахи. За ним поднимались Провозвестник и Бешеный. Бешеный, испытывая недоверие, предпочел осмотреть все комнаты.
   — Мне нравится сидеть здесь на заходе солнца, — признался ливанец. — Отсюда открывается прекрасный вид. Кажется, что царишь над Мемфисом.
   Действительно, взгляд парил над белыми домами и останавливался на храмах, этих жилищах идолов, ложных богов, которые Провозвестник низвергнет и уничтожит. От них не останется камня на камне, а статуи будут разбиты и сожжены. От пытки не ускользнет ни один жрец. Ни единый след прежнего духовного мира не должен уцелеть.
   — Но мы пришли сюда не для того, чтобы любоваться вражеской столицей, —сказал Провозвестник. — Есть ли у тебя новости о Сесострисе?
   — Только взаимоисключающие слухи. Одни говорят, что он попал в Элефантине в плен к правителю Саренпуту, а другие считают, что он овладел югом Египта в жестоком сражении. Но никому не известны намерения царя, если предположить, что он еще жив.
   — Он жив, — утвердительно заявил Провозвестник. — Почему твоя сеть информаторов не дает больше действительных сведений?
   Ливанец проглотил пирожное, чтобы успокоить свой страх.
   — Потому что она еще недостаточно развита, особенно на юге. Мне нужно много времени, и я обещаю, что...
   — Что ж, используй это время, но не разочаровывай меня.
   Едва успокоенный примирительным тоном Провозвестника ливанец не скрыл от него ни одной трудности, которые встречались на его пути, объяснил ему, каким способом набирал своих информаторов и как внедрял их в среду населения. Основным препятствием были для него неторопливость средств сообщения, а порой и полное их отсутствие из-за конфликта, развязавшегося между некоторыми правителями провинций и фараоном Сесострисом. Нередки были случаи, когда Хнум-Хотеп блокировал суда и конфисковывал их содержимое. Кроме того, и это было немаловажно, агентам ливанца, чтобы общаться с военными и чиновниками, которые поставляли драгоценную информацию, нужно было прекрасно знать местные обычаи и отлично знать язык.
   Провозвестник выслушал все очень внимательно.
   — Ты хорошо работаешь, мой друг. Продолжай в том же духе. Терпение — это главное оружие.
   — Я вступил в деловые отношения с забавным человечком, — добавил ливанец. — Знаю только, что он — высокопоставленный и влиятельный чиновник, который хочет заработать много денег. Я должен узнать о нем больше и надеюсь через его посредничество выйти на контакт с чиновником из царского дворца.
   — Эту ступень преодолеть наиболее сложно, — сказал Провозвестник. — Будь предельно осторожен. Как зовут этого... этого делового человека?
   — Он мне не назвал своего имени. А если бы назвал, то солгал бы.
   Провозвестник закрыл глаза и, проникнув в память ливанца, попытался увидеть лицо этого странного негоцианта.
   — Путь мне представляется интересным — заключил он. — Установи его личность, не беря на себя риска. В чем состоит ваш договор?
   — Поставка ценной древесины. Он открывает мне мемфисский рынок, но его условия на грани неприемлемого. Я почти ничего не заработаю.
   — Из этого «почти ничего» не забудь оставить долю и на мою боевую сеть.
   — Как раз это и входит в мои намерения, господин!
   — Экспедиция на Кахун организуется?
   — Это тоже займет немало времени, даже много времени. Успешная операция требует наличия многих участников, и ни одно звено в цепи не должно оказаться слабым. И все же у меня есть прекрасная новость: мой первый агент прибыл в Кахун, нашел там работу и начинает изучать способ обеспечения охраны службами безопасности.
   — Этот «кто-то» из компетентных людей?
   — Из компетентных и таких, кого невозможно обнаружить, господин! Невозможно требовать неисполнимого, но это — прекрасное начало.

52

   Икер присутствовал при снесении зернохранилища, выстроенного второпях из неподходящих материалов. Виновный в этом ущербном строительстве больше Икеру не угрожал, потому что его судили и приговорили к длительному сроку тюремного заключения. Строительство нового зернохранилища будет начато с завтрашнего дня по планам юного писца, которые были одобрены управителем.
   В среде чиновников Кахуна репутация Икера мгновенно подскочила вверх. Вначале коллеги его презирали, а теперь он стал для них опасным конкурентом, способным стать кандидатом на занятие главного поста. Сумев так быстро распутать темное дело со строительством зернохранилища, он всем доказал, что обладает прекрасными техническими знаниями. Этот чужак, получивший образование в городе Тота, оказался достоин полученной там рекомендации. И все же этот слишком быстрый успех многих шокировал и рисковал нарушить сложившуюся иерархию.
   Икер, равнодушный к заговорам и примирениям, ни с кем не сближался. Ему было достаточно дружбы Северного Ветра, и он не испытывал ни малейшей потребности поболтать со своими коллегами. Тем более что Херемсаф только что сообщил ему, что поручит ему новую, крайне деликатную, задачу: бороться с грызунами, быстро растущая численность которых причиняла огромный вред.