Страница:
— Конечно. — Врач, полуобернувшись, залез в холодильник у себя за спиной, извлек оттуда трехлитровую банку яблочного сока, налил в металлическую кружку, протянул Митроше. — Пожалуйста.
Митроша жадно, шумно прихлебывая, выпил сок отер рот рукой.
— О чем это я?
— О том, что агенты друг с другом за объект борются, — напомнил врач.
— Ну, еще как борются! — снова оживился Митроша. — Иной раз готов и из глотки выдрать. Особенно часто после кризиса такое было, когда рынок в мертвом состоянии находился… Тут уж просто волчьи законы. Сделку не провернешь — детей кормить нечем будет. Не из легких хлеб, я вам скажу!
— Кажется, мы с вами слегка отвлеклись от левых сделок, — напомнил психиатр.
— Ах да, — спохватился Митроша. — Ну, значит, привожу я клиентов и говорю: «Сейчас мы с вами договора на посреднические услуги заполним, и я их у начальства подпишу». А на самом деле они у меня уже давно подписаны, и печати уже давно стоят. От сейфа-то дубликат ключей я поостерегся делать — не дай бог, поймают или деньги какие исчезнут. А вот мужик у меня знакомый был, который любые печати за пару часов резал — ты ему только оттиск принеси! — Вот он для меня и постарался. Клиенты ждут я делаю вид, что подписываю, потом мы с —ними, все честь по чести, едем в банк, закладываем деньги в ячейку и — к нотариусу, в БТИ, в палату. В каждой инстанции обязательно свой человек должен иметься, и отстегнуть-то совсем немного надо, чтобы тебе все в пять минут провернули. Какие у них там зарплаты — слезы!
— Да, это верно, — вздохнул врач. — Может, мне тоже переквалифицироваться, в чиновники пойти? В БТИ или в палату эту вашу?
— Нет, у вас не выйдет. Тут особый склад ума иметь надо, — покачал головой Митроша. Психиатр незаметно для него усмехнулся.
— Чиновничий?
— Именно. Надо ведь, чтобы ящик стола всегда был для добровольных пожертвований открыт, да еще вовремя заметить, кто к тебе не с миром, а со злом. Я, знаете, всегда воспринимал это как данность и никогда такие пожертвования за взятки не считал. Ну, представьте себе: на опеке баба сидит, гроши получает, а мне срочно разрешение надо, чтобы детишек выписать — иначе сделка уйдет. Ну как тут ее не отблагодарить?
— Значит, просто благодарность за заботу? — переспросил врач.
— Чисто благодарность, — согласился Митроша. — А теперь я вас научу, как из законных пяти процентов десять сделать. — Он придвинулся поближе к столу, поманил врача пальцем. Психиатр наклонился к нему. — Ты цену продавца немного опусти, а для покупателя — подними. Главное — сделать вид, что ты для них для обоих стараешься, из кожи лезешь, и тогда они тебе поверят. Вот тогда вместо жалких полутора тысяч можно заработать три и даже больше…
— Ну, это даже и мне понятно, — кивнул врач. — Вы, я смотрю, высочайший профессионал в своем деле. Устали? Может, отдохнете немного? :
— Пить охота. — Митроша заглянул в пустую кружку.
Психиатр плеснул ему еще немного соку. Митроша выпил залпом и удовлетворенно выдохнул:
— Вот теперь хорошо! — Он прикрыл глаза, что-то вспоминая. — Как я их всех надувал, просто сказка! Жалко, Кравцов дураком оказался, не понял, что агентов всегда на длинном поводке держать надо, пускай зарабатывают сколько хотят. Старыми он принципами живет, марксистскими! Он же, знаете, на философском факультете учился. Диамат, истмат, политэкономия. Отсталый человек! — Митроша заерзал на стуле.
— Что, теперь в туалет хотите? — участливо спросил врач.
— Можно, наверное, — неопределенно кивнул Митроша.
— Идите!
Когда Митроша вышел за дверь, психиатр выключил диктофон, задвинул ящик стола и набрал номер телефона.
— Ларочка, ты помнишь того, который шапочки срывал? Представляешь — сработало! Четко прослеживается ремиссия — речь стала связной, логичной, упоенно рассказывает о своей работе, секретами делится. Ни одного сбоя! Я понаблюдаю его еще немного, а потом за третью главу сяду, и пусть хоть одна сука на ученом совете посмеет мне черный шар кинуть! Представлю его, как живое доказательство моей гениальности…
Митроша вышел из туалета, стряхивая с рук капли воды. В мутные окна коридора заглядывало удивительно ласковое солнце. Скоро весна. Он удовлетворенно сощурился и улыбнулся. Жизнь налаживается, скоро он поедет к дочери…
По коридору расхлябанной походкой шла молоденькая медсестра в теплого розового цвета штанах и такой же длиннополой рубахе. На голове у нее был изящный колпачок. В руке она несла поднос с лекарствами. Едва она поравнялась с Митрошей, направляясь к двери одной из палат, Митроша замер, дикая улыбка растянула его губы, и в следующий момент он подскочил к медсестре сзади и молниеносным движением сорвал с ее головы изящный колпачок.
Сестра испуганно обернулась. Поднос накренился, посыпались мензурки, таблетки раскатились по полу.
— Деньги давай! Давай деньги, гнида! — закричал Митроша истошным голосом. — Где мои деньги?
По коридору на его крик уже бежали санитары…
«А что, может, пойти потанцевать, пока Иван болтается в казино? — подумала Люся, изучая красивую стильную люстру под потолком. — Что-то зачастил он в последнее время туда. Надо его пыл слегка охладить, а то деньги кончатся раньше, чем начались…»
Она поднялась, накинула на плечи длинный халат, прошла в гостиную, к бару. Достала бутылку мартини, налила немного в бокал, разбавила соком. Жизнь здесь была беззаботна и ленива: можно целыми днями валяться на пляже, совершать многочасовые прогулки на зафрахтованной яхте, играть в рулетку, посещать презентации и приемы… Можно, конечно, но, честно сказать, все это ей уже порядком поднадоело. Безделье развращало ее, превращало и амебу. Ее деятельный ум требовал приключений, действий, комбинаций, авантюр. А какие здесь могут быть авантюры, когда никому ничего не надо: вполсилы млеют, бездельничают, флиртуют — никакой страсти! Может быть, уехать в Штаты и развернуться там? Нет-нет, нельзя гадить там, где живешь! Да и полиция там работает слишком хорошо. Самый хороший вариант — это Россия, которую она знает как свои пять с ее законами, поставленными с ног на голову, с законами, которые просто следует не исполнять, потому что исполнение их чревато самыми печальными последствиями, Россия, где обманывают все и всех. А из кармана лжи всегда можно вытянуть несколько пачек хрустящих купюр с портретами американских президентов. Когда-нибудь, в далеком будущем, российские законы, может, и заработают, но к тому времени она уже родит ребенка и уйдет на пенсию. А на пенсию она уйдет, как балерина, в сорок. Работа у нее слишком нервная, вредное производство…
Дверь отворилась, и вошел Иван. На нем был стильный костюм. Он торжественно вытянул руку в ее сторону, и купюры веером разлетелись по всему помещению. Лицо его свидетельствовало, что он изрядно пьян.
— Бонсуар, мадам Люсья!
— Выиграл? — спросила Люся безразлично.
— Почти ничего, — все так же торжественно покачал головой Иван. — Всего три тысячи франков.
— В рулетку?
— Ну что ты! Рулетка — для идиотов типа наших московских друзей. В карты, мадам, в карты!.
— Ты, я смотрю, совсем зажрался! — покачала головой Люся.
— А почему бы нет? Мы что, не можем с тобой зажраться, милая? — Иван подмигнул ей, подлетел, подхватил, закружил по комнате.
— Отпусти! — Люся стукнула его кулаками по плечам. — Медведь! Опять синяков наставишь! Как я завтра на пляже разденусь?
— А ты сейчас разденься, — предложил Иван, скидывая пиджак.
— Вот еще! — фыркнула Люся.
— У тебя дурное настроение. Что-нибудь не так? — Иван нагнулся, собирая с пола купюры.
— Мне не нравится, что мы тратим деньги на пшик, на фуфу. Ты считал, сколько мы грохнули за прошлый месяц?
— Нет, а зачем? — беззаботно сказал Иван Па-лыч. — По-моему, того, что у нас есть, должно хватить на всю жизнь.
— Не будь дураком, как наши московские друзья! — сердито сказала Люся. — Если деньги ни во что не вкладывать, то они кончатся раньше, чем успеешь состариться. Во сколько нам обходятся эти апартаменты?
— Всего-то полторы штуки в день, — сказал Иван Палыч, наполняя бокал виски.
— Хватит уже пить! — прикрикнула на него жена.
— О, уи, сет асе. — Иван Палыч отхлебнул и поставил бокал на стойку.
— Всего-то! — передразнила его Люся. — Поживем здесь пару лет — и все наше состояние псу под хвост!
— Но мы же не собираемся здесь… — Иван Палыч подошел к жене, обнял ее за плечи. — Счастье ты мое! Ну во что ты предлагаешь их вкладывать? В фишки для казино, в арабских скакунов, в картины Пикассо?
— Я серьезно говорю! — Люся выскользнула из его объятий, пошла в спальню, вернулась с толстой разноцветной газетой, протянула мужу. — Мы, между прочим, можем вложить деньги в то, чем всегда занимались.
— В аферы? — хохотнул Иван Палыч.
— Какие, к черту, аферы! В недвижимость. Я просмотрела подшивки газет по аренде недвижимости за последние два года. У них тут четкая закономерность колебаний цен на дорогие дома. К лету цены растут, зимой снижаются. Обрати внимание — у нас в Москве все наоборот.
— Ну так что ты хочешь — курортный город, — нисколько не удивился Иван Палыч, рассеянно просматривая газету. — Что, предлагаешь купить виллу?:
— Скажем, так: хороший дом с бассейном и кортом на побережье. Летом будем сдавать нуворишам, зимой — жить сами. Пить-есть не просит, доход стабильный. Налоги, конечно, большие, но потянуть можно. Как тебе идея?
Иван Палыч пожал плечами.
— Я не знаю. Ты у нас генератор идей.
— А ты кто? Транжира? Я зарабатываю, ты шикуешь! Может, пошевелишь задницей хоть однажды!
— Для тебя, милая, пожалуйста. Хоть сто раз пошевелю. — Иван Палыч, встав в позу торреро на арене, действительно начал быстро и ритмично двигать тазом. Люся не выдержала, рассмеялась.
— Вот где идиот-то!
— Ну ладно, завтра же пойду по здешним агентствам, займусь покупкой, — посерьезнел Иван Палыч. — Чтобы ты была счастлива и спокойна.
— Вот-вот, займись, — кивнула Люся. — Ты в Москву звонил? Тихо?
— Тишь да гладь, да божья благодать, — отшутился Иван Палыч.
— Знаешь, все эти Митрошины прибаутки мне не очень нравятся, — нахмурилась Люся. — Я вообще не люблю, когда люди разговаривают готовыми фразами. Это признак скудоумия.
— Не любишь ты его, не любишь, знаю, — вздохнул Иван Палыч. — Слушай, а может, все-таки слегка пошалим? Очень хочется!
— Дело не в любви. — Люся задумчиво посмотрела на разгоряченного спиртным мужа. — Просто в жизни нужно выбрать что-то одно: или ты благородный мошенник, или ты честный человек. Половинчатость приводит к разочарованию в идеалах.
— А мы с тобой тогда кто?
— По-моему, ты и сам знаешь ответ. Мы с тобой теперь честные люди, добропорядочные буржуа. — Люся направилась к спальне. — Ладно, иди мойся и не забудь как следует почистить зубы, а то воняешь, как «Джонни Уокер»!
— О, уи, се формидабль, ма пти ша — Иван Палыч послал жене дурашливый воздушный поцелуй и устремился к ванной комнате.
— Подгорный Юрий Александрович? — уточнил таможенник.
— Он самый! — кивнул Вадим Георгиевич. Что за дурацкая проверка? Будто он своей фамилии, имени и отчества в левом паспорте не выучит наизусть! На самом деле паспорт, конечно, был настоящий. За него Вадиму пришлось отдать весь свой гонорар за «двушку» на «Пражской» — почти новый дом. Но он не жалел о содеянном. Почему он так рвался в Питер?
Да потому что в Москве доверять было больше некому. Что обещал ему этот следак из «Миллениума»? Помощь и неприкосновенность? А вышло, что обэповцы хватают его посреди бела дня на улице и везут в СИЗО, не давая рта раскрыть! Вот и верь после этого людям… А в Питере жили его старинные друзья, с которыми он когда-то вместе учился, не один пуд соли съел, не один литр выпил в колхозах да стройотрядах, терся бок о бок не один час в учебных аудиториях да в читальных залах, на общежитских пьянках и в студенческих потасовках. Настоящие друзья, а не какие-нибудь там приятели, которые продадут ни за грош ради собственной выгоды. Один из питерских даже жил у него дома больше полугода. Все, конечно, теперь занимались бизнесом — кто более удачно, кто менее, и никто — философией. Как они обрадовались, когда он появился — зашуганный, озирающийся, трясущийся, боящийся, что через минуту за ним придут люди в штатском с корочками ОБЭП… Друзья-то ему и помогли с документами, свели с нужным человеком. Благо что нынешний закон позволял делать загранпаспорт в любой точке России. Вадим так и не узнал, был ли то краденый паспорт, просто его хозяин пока что о краже ничего не знает, то ли, как его уверял парень-купчик, провернувший все его дела с фантастической скоростью, действительно был выписан в ОВИРе за каких-нибудь полчаса… Его главной задачей было проскочить через границу. И он с ней, кажется, справился. А там… Там у него тоже есть друзья, которые не дадут ему пропасть. Многие из его знакомых уехали в конце восьмидесятых, едва повеяло запахом свободы. Кто в Америку, кто в Германию, а кто и во Францию…
В дверь постучали. Вадим Георгиевич вздрогнул, несколько секунд помешкал, открыл.
В каюту ввалился почти двухметрового роста детина в добротном костюме и при галстуке, явно противопоказанном его бычьей шее. В руке у него был объемистый дорожный кейс.
— Здрасте, соседом возьмете? — загремел детина.
— Конечно, возьму, куда деваться? — немного натянуто улыбнулся ему Вадим Георгиевич.
— Меня Саней зовут. — Здоровяк первым протянул руку.
От него попахивало коньяком.
— Юра, — вовремя вспомнил Вадим Георгиевич свое паспортное имя.
— Ну что, пока пароход не отчалил, может, по маленькой? — подмигнул детина и открыл кейс. Извлек из него бутылку армянского коньяка, банку икры.
— Да я вообще-то не очень, — покачал головой Вадим Георгиевич.
— А кто очень-то? Тут и пить нечего. — Саня решительно взялся за бутылку. — Во запечатывать стали — хрен откроешь! — хохотнул он. — А ты не в курсе, тут на пароходе проститутки имеются? А то у меня противоречивые сведения на этот счет. Кто говорит навалом, кто — что днем с огнем не сыщешь.
— Проститутки должны везде быть, даже на космических кораблях и подводных лодках, — усмехнулся Вадим Георгиевич.
— Золотые твои слова! — воскликнул Саня. — Ну вот, сейчас отчалим, я пойду и поищу. — Он наконец-то открыл бутылку, разлил коньяк по стаканам. — Ну что, сосед, вздрогнули?
В этот вечер Вадим Георгиевич напился до поросячьего визга и на следующий день едва сумел оторвать голову от подушки. Чем занимался его сосед, он не знал, но только всю ночь его в каюте не было…
Вадим поднялся на второй этаж по широкой лестнице, уставленной деревьями в кадках. «Да, богатый домик! Такой в Москве бы на несколько миллионов потянул», — подумал Вадим, осматриваясь.
Ему открыла высокая красивая блондинка с огромным животом. «Недаром папаша Игорь горькую запил, когда она ушла. В такую можно влюбиться до беспамятства, до потери рассудка. И девочка явно пойдет в нее», — подумал Вадим, рассматривая мать Василисы. Кроме того, он тут' же вспомнил о Дине, и ему стало грустно.
— Бонжорно, — сказала синьора Сантурини, оглядев непрошеного гостя.
— Я из России, из Москвы, — сразу же уточнил Вадим.
Синьора нахмурилась, по всему было видно — не собиралась пускать его на порог.
— Я вам звонил. Вы забыли?
— Мне много звонят. — У матери Василиски уже чувствовался легкий итальянский акцент. — Всякие попрошайки! Почему-то все думают, что я должна давать приют знакомым моих друзей! Я не благотворительная организация! На меня муж уже косо смотрит! Привыкли там в совке! — Синьора была не на шутку раздражена.
— Я не за этим, — покачал головой Вадим. — Я по поводу вашей дочери, Василисы.
— Ах, это вы! Извините, пожалуйста! — Она отступила в сторону, давая Вадиму возможность войти. — Просто тут звонил какой-то приятель моей двоюродной сестры, просился пере… перекан….
— Перекантоваться, — подсказал Вадим.
— Да-да, представляете, я уже стала забывать русский язык. — Синьора Сантурини покачала головой. — Проходите в гостиную! — Она повела Вадима по широкому коридору, украшенному гобеленами и оружием.
«Сколько же тут комнат?» — думал Вадим, восхищенно глядя по сторонам.
— Меня зовут Татьяна, — представилась синьора и кивнула ему на Кресло.
«Итак, она звалась Татьяной», —вспомнил Вадим и кивнул.
— Я знаю. А меня зовут Вадим.
— Как там Василиса?
— Все в порядке. Живет в детском доме. Ходит в школу. Учится неплохо. Растет потихоньку. На вас похожа. Почему-то никто из ваших родственников до сих пор не оформил опекунство.
— У них там семеро по лавкам, самим жрать нечего, — сказала Татьяна. — А вообще-то — ужасно! Ребенок должен расти в семье.
«Чья бы корова мычала!..» — сердито подумал Вадим, а вслух сказал:
— А вы когда собираетесь ее забрать?
— Вы же видите, в каком я положении! — Женщина кивнула на свой огромный живот.
— Да, конечно, — кивнул Вадим.
— Наверное, не раньше, чем через год.
— И весь год Василиса будет жить в детском доме?
Татьяна помолчала несколько мгновений, разглядывая Вадима.
— Если честно, Вадим, мой муж против. Я не ожидала, что он окажется таким. Всегда думала, что в этом отношении европейцы очень демократичны, а тут столкнулась с такой ревностью, с таким неприятием! — Она вздохнула. — Просто удивительно! Может, он помягчает, когда родится свой ребенок?
— Мальчик?
— Врачи говорят — мальчик. Кофе хотите?
— Да нет, спасибо.
— А я выпью. — Женщина удалилась, оставив его одного.
«Ну что ж, пожалуй, все складывается как нельзя лучше», — подумал Вадим, еще раз оглядывая просторную гостиную.
Она вернулась с подносом, на котором стояли одна чашка и кофейник.
— Вы хотели со мной поговорить о дочери?
— А знаете что, — решился Вадим. — Отдайте ее мне!
— Кого? Василису? — Опешила женщина. — То есть как это?
— Но вы ведь все равно сможете забрать ее только через год. Если сможете… У нас с женой детей нет и быть не может. Мы ее удочерим. Я не хочу, чтобы Василиса жила в детском доме. Ей там очень плохо!
— Подождите, что вы вообще такое говорите? У нее есть бабушка, тети, дяди, а вы ей чужой человек!
— Уже не чужой, — сказал Вадим. — Мы очень хорошо общаемся с вашей дочерью. Я знаю, с оформлением будет трудно, но я смогу. Я знаю, как это делается в России.
— Деньги? Вы богатый человек?
—Пока еще нет!
— Он говорит — пока еще нет! Да знаете ли вы, какая это ответственность?!
— А вы — знаете? — не удержался Вадим.
— Да, может быть, вы правы, я плохая мать. — Татьяна положила руки на живот. — Но я хотела жить по-человечески, как живет большинство людей здесь. Мне все там надоело!
— В таком случае оформите отказ от дочери! — сказал Вадим жестко.
— Отказаться от Василисы?! — На глазах у женщины выступили слезы. — Вы — жестокий человек.
— Да нет, просто прежде всего так будет лучше ей. А вы будете жить себе спокойно, навещать ее, когда хотите. Обещаю, никаких препятствий мы с женой чинить вам не будем.
— Я не знаю. — Татьяна задумалась. — Честное слово — не знаю.
— А вы подумайте, я вас не тороплю. — Вадим поднялся с кресла. — Когда мне вам позвонить?
— Не знаю. — Взгляд Татьяны остановился и потух.
— Ну хорошо, я перезвоню через неделю. Насчет оформления всех бумаг я уже проконсультировался у юристов. Никаких проволочек не будет. Всего хорошего. Можете меня не провожать. — Вадим вышел из гостиной и торопливо зашагал к входной двери.
Татьяна стояла у окна, скрестив руки на огромном животе, и смотрела, как московский гость пересекает заросшее цветущим кустарником патио. Слезы выкатывались из ее глаз, бежали по щекам и падали на живот. Она их не утирала.
Люся закончила осмотр комнат и спустилась в просторный холл. Там ее поджидали Иван Палыч с вертлявым черноволосым французом — агентом по недвижимости. Француз без умолку щебетал и часто взмахивал руками, как птица при взлете. Иван Палыч кивал ему и посмеивался.
— Что он там болтает? — раздраженно спросила Люся.
— Он говорит, что сейчас самая низкая цена. Еще неделя, и она подскочит процентов на пять, не меньше, — перевел Иван Палыч.
— Ладно врать-то! — ворчливо сказала Люся. — Цена и так запредельная, куда ей еще подскакивать!
— Ты просила — я перевел, — обиженно произнес Иван Палыч. — Не знаю, как тебе, а мне нравится. Четвертый дом смотрим. Этот, пожалуй, самый лучший из всех. Да и дешевле на десять тысяч.
Француз подмигнул Люсе и снова что-то защебетал.
—Комплимент тебе делает. Говорит, что такой дом будет достойным украшением прекрасной хозяйки. Вижу.
— Уи-уи, бижу! — произнес француз, улыбаясь.
— Ладно, скажи ему, что мы подумаем. — Люся подошла к стеклянной двери веранды, отодвинула ее в сторону. В это мгновение из травы на лужайке поднялись металлические разбрызгиватели и начали, крутясь, веером сеять воду на траву, деревья и кустарники. Капли искрились в заходящем солнце всеми цветами радуги. Вдали переливалось лазурное море. .
— Красиво, — мечтательно произнес Иван Палыч.
— Скажи ему, что мы подумаем, — повторила Люся и повернулась к французу. — Подумаем! Понял-нет, лягушатник!
— Люся! Ну нельзя же так грубо! — укоризненно покачал головой Иван Палыч. — Человек старается, он на работе. — Он перевел французу первую фразу.
Митроша жадно, шумно прихлебывая, выпил сок отер рот рукой.
— О чем это я?
— О том, что агенты друг с другом за объект борются, — напомнил врач.
— Ну, еще как борются! — снова оживился Митроша. — Иной раз готов и из глотки выдрать. Особенно часто после кризиса такое было, когда рынок в мертвом состоянии находился… Тут уж просто волчьи законы. Сделку не провернешь — детей кормить нечем будет. Не из легких хлеб, я вам скажу!
— Кажется, мы с вами слегка отвлеклись от левых сделок, — напомнил психиатр.
— Ах да, — спохватился Митроша. — Ну, значит, привожу я клиентов и говорю: «Сейчас мы с вами договора на посреднические услуги заполним, и я их у начальства подпишу». А на самом деле они у меня уже давно подписаны, и печати уже давно стоят. От сейфа-то дубликат ключей я поостерегся делать — не дай бог, поймают или деньги какие исчезнут. А вот мужик у меня знакомый был, который любые печати за пару часов резал — ты ему только оттиск принеси! — Вот он для меня и постарался. Клиенты ждут я делаю вид, что подписываю, потом мы с —ними, все честь по чести, едем в банк, закладываем деньги в ячейку и — к нотариусу, в БТИ, в палату. В каждой инстанции обязательно свой человек должен иметься, и отстегнуть-то совсем немного надо, чтобы тебе все в пять минут провернули. Какие у них там зарплаты — слезы!
— Да, это верно, — вздохнул врач. — Может, мне тоже переквалифицироваться, в чиновники пойти? В БТИ или в палату эту вашу?
— Нет, у вас не выйдет. Тут особый склад ума иметь надо, — покачал головой Митроша. Психиатр незаметно для него усмехнулся.
— Чиновничий?
— Именно. Надо ведь, чтобы ящик стола всегда был для добровольных пожертвований открыт, да еще вовремя заметить, кто к тебе не с миром, а со злом. Я, знаете, всегда воспринимал это как данность и никогда такие пожертвования за взятки не считал. Ну, представьте себе: на опеке баба сидит, гроши получает, а мне срочно разрешение надо, чтобы детишек выписать — иначе сделка уйдет. Ну как тут ее не отблагодарить?
— Значит, просто благодарность за заботу? — переспросил врач.
— Чисто благодарность, — согласился Митроша. — А теперь я вас научу, как из законных пяти процентов десять сделать. — Он придвинулся поближе к столу, поманил врача пальцем. Психиатр наклонился к нему. — Ты цену продавца немного опусти, а для покупателя — подними. Главное — сделать вид, что ты для них для обоих стараешься, из кожи лезешь, и тогда они тебе поверят. Вот тогда вместо жалких полутора тысяч можно заработать три и даже больше…
— Ну, это даже и мне понятно, — кивнул врач. — Вы, я смотрю, высочайший профессионал в своем деле. Устали? Может, отдохнете немного? :
— Пить охота. — Митроша заглянул в пустую кружку.
Психиатр плеснул ему еще немного соку. Митроша выпил залпом и удовлетворенно выдохнул:
— Вот теперь хорошо! — Он прикрыл глаза, что-то вспоминая. — Как я их всех надувал, просто сказка! Жалко, Кравцов дураком оказался, не понял, что агентов всегда на длинном поводке держать надо, пускай зарабатывают сколько хотят. Старыми он принципами живет, марксистскими! Он же, знаете, на философском факультете учился. Диамат, истмат, политэкономия. Отсталый человек! — Митроша заерзал на стуле.
— Что, теперь в туалет хотите? — участливо спросил врач.
— Можно, наверное, — неопределенно кивнул Митроша.
— Идите!
Когда Митроша вышел за дверь, психиатр выключил диктофон, задвинул ящик стола и набрал номер телефона.
— Ларочка, ты помнишь того, который шапочки срывал? Представляешь — сработало! Четко прослеживается ремиссия — речь стала связной, логичной, упоенно рассказывает о своей работе, секретами делится. Ни одного сбоя! Я понаблюдаю его еще немного, а потом за третью главу сяду, и пусть хоть одна сука на ученом совете посмеет мне черный шар кинуть! Представлю его, как живое доказательство моей гениальности…
Митроша вышел из туалета, стряхивая с рук капли воды. В мутные окна коридора заглядывало удивительно ласковое солнце. Скоро весна. Он удовлетворенно сощурился и улыбнулся. Жизнь налаживается, скоро он поедет к дочери…
По коридору расхлябанной походкой шла молоденькая медсестра в теплого розового цвета штанах и такой же длиннополой рубахе. На голове у нее был изящный колпачок. В руке она несла поднос с лекарствами. Едва она поравнялась с Митрошей, направляясь к двери одной из палат, Митроша замер, дикая улыбка растянула его губы, и в следующий момент он подскочил к медсестре сзади и молниеносным движением сорвал с ее головы изящный колпачок.
Сестра испуганно обернулась. Поднос накренился, посыпались мензурки, таблетки раскатились по полу.
— Деньги давай! Давай деньги, гнида! — закричал Митроша истошным голосом. — Где мои деньги?
По коридору на его крик уже бежали санитары…
* * *
Люся сладко потянулась в кровати и зевнула. Дневная жара спала, и теперь прохладный морской ветерок врывался в открытую дверь балкона. Откуда-то издалека с улицы доносилась музыка — оркестр играл аргентинское танго.«А что, может, пойти потанцевать, пока Иван болтается в казино? — подумала Люся, изучая красивую стильную люстру под потолком. — Что-то зачастил он в последнее время туда. Надо его пыл слегка охладить, а то деньги кончатся раньше, чем начались…»
Она поднялась, накинула на плечи длинный халат, прошла в гостиную, к бару. Достала бутылку мартини, налила немного в бокал, разбавила соком. Жизнь здесь была беззаботна и ленива: можно целыми днями валяться на пляже, совершать многочасовые прогулки на зафрахтованной яхте, играть в рулетку, посещать презентации и приемы… Можно, конечно, но, честно сказать, все это ей уже порядком поднадоело. Безделье развращало ее, превращало и амебу. Ее деятельный ум требовал приключений, действий, комбинаций, авантюр. А какие здесь могут быть авантюры, когда никому ничего не надо: вполсилы млеют, бездельничают, флиртуют — никакой страсти! Может быть, уехать в Штаты и развернуться там? Нет-нет, нельзя гадить там, где живешь! Да и полиция там работает слишком хорошо. Самый хороший вариант — это Россия, которую она знает как свои пять с ее законами, поставленными с ног на голову, с законами, которые просто следует не исполнять, потому что исполнение их чревато самыми печальными последствиями, Россия, где обманывают все и всех. А из кармана лжи всегда можно вытянуть несколько пачек хрустящих купюр с портретами американских президентов. Когда-нибудь, в далеком будущем, российские законы, может, и заработают, но к тому времени она уже родит ребенка и уйдет на пенсию. А на пенсию она уйдет, как балерина, в сорок. Работа у нее слишком нервная, вредное производство…
Дверь отворилась, и вошел Иван. На нем был стильный костюм. Он торжественно вытянул руку в ее сторону, и купюры веером разлетелись по всему помещению. Лицо его свидетельствовало, что он изрядно пьян.
— Бонсуар, мадам Люсья!
— Выиграл? — спросила Люся безразлично.
— Почти ничего, — все так же торжественно покачал головой Иван. — Всего три тысячи франков.
— В рулетку?
— Ну что ты! Рулетка — для идиотов типа наших московских друзей. В карты, мадам, в карты!.
— Ты, я смотрю, совсем зажрался! — покачала головой Люся.
— А почему бы нет? Мы что, не можем с тобой зажраться, милая? — Иван подмигнул ей, подлетел, подхватил, закружил по комнате.
— Отпусти! — Люся стукнула его кулаками по плечам. — Медведь! Опять синяков наставишь! Как я завтра на пляже разденусь?
— А ты сейчас разденься, — предложил Иван, скидывая пиджак.
— Вот еще! — фыркнула Люся.
— У тебя дурное настроение. Что-нибудь не так? — Иван нагнулся, собирая с пола купюры.
— Мне не нравится, что мы тратим деньги на пшик, на фуфу. Ты считал, сколько мы грохнули за прошлый месяц?
— Нет, а зачем? — беззаботно сказал Иван Па-лыч. — По-моему, того, что у нас есть, должно хватить на всю жизнь.
— Не будь дураком, как наши московские друзья! — сердито сказала Люся. — Если деньги ни во что не вкладывать, то они кончатся раньше, чем успеешь состариться. Во сколько нам обходятся эти апартаменты?
— Всего-то полторы штуки в день, — сказал Иван Палыч, наполняя бокал виски.
— Хватит уже пить! — прикрикнула на него жена.
— О, уи, сет асе. — Иван Палыч отхлебнул и поставил бокал на стойку.
— Всего-то! — передразнила его Люся. — Поживем здесь пару лет — и все наше состояние псу под хвост!
— Но мы же не собираемся здесь… — Иван Палыч подошел к жене, обнял ее за плечи. — Счастье ты мое! Ну во что ты предлагаешь их вкладывать? В фишки для казино, в арабских скакунов, в картины Пикассо?
— Я серьезно говорю! — Люся выскользнула из его объятий, пошла в спальню, вернулась с толстой разноцветной газетой, протянула мужу. — Мы, между прочим, можем вложить деньги в то, чем всегда занимались.
— В аферы? — хохотнул Иван Палыч.
— Какие, к черту, аферы! В недвижимость. Я просмотрела подшивки газет по аренде недвижимости за последние два года. У них тут четкая закономерность колебаний цен на дорогие дома. К лету цены растут, зимой снижаются. Обрати внимание — у нас в Москве все наоборот.
— Ну так что ты хочешь — курортный город, — нисколько не удивился Иван Палыч, рассеянно просматривая газету. — Что, предлагаешь купить виллу?:
— Скажем, так: хороший дом с бассейном и кортом на побережье. Летом будем сдавать нуворишам, зимой — жить сами. Пить-есть не просит, доход стабильный. Налоги, конечно, большие, но потянуть можно. Как тебе идея?
Иван Палыч пожал плечами.
— Я не знаю. Ты у нас генератор идей.
— А ты кто? Транжира? Я зарабатываю, ты шикуешь! Может, пошевелишь задницей хоть однажды!
— Для тебя, милая, пожалуйста. Хоть сто раз пошевелю. — Иван Палыч, встав в позу торреро на арене, действительно начал быстро и ритмично двигать тазом. Люся не выдержала, рассмеялась.
— Вот где идиот-то!
— Ну ладно, завтра же пойду по здешним агентствам, займусь покупкой, — посерьезнел Иван Палыч. — Чтобы ты была счастлива и спокойна.
— Вот-вот, займись, — кивнула Люся. — Ты в Москву звонил? Тихо?
— Тишь да гладь, да божья благодать, — отшутился Иван Палыч.
— Знаешь, все эти Митрошины прибаутки мне не очень нравятся, — нахмурилась Люся. — Я вообще не люблю, когда люди разговаривают готовыми фразами. Это признак скудоумия.
— Не любишь ты его, не любишь, знаю, — вздохнул Иван Палыч. — Слушай, а может, все-таки слегка пошалим? Очень хочется!
— Дело не в любви. — Люся задумчиво посмотрела на разгоряченного спиртным мужа. — Просто в жизни нужно выбрать что-то одно: или ты благородный мошенник, или ты честный человек. Половинчатость приводит к разочарованию в идеалах.
— А мы с тобой тогда кто?
— По-моему, ты и сам знаешь ответ. Мы с тобой теперь честные люди, добропорядочные буржуа. — Люся направилась к спальне. — Ладно, иди мойся и не забудь как следует почистить зубы, а то воняешь, как «Джонни Уокер»!
— О, уи, се формидабль, ма пти ша — Иван Палыч послал жене дурашливый воздушный поцелуй и устремился к ванной комнате.
* * *
Вадим Георгиевич вошел в каюту, запер за собой дверь и с облегчением вздохнул. Сердце в груди все еще тревожно колотилось. Он посмотрел в иллюминатор на оживленную пристань и вспомнил внимательные, изучающие его физиономию глаза молодого таможенника.— Подгорный Юрий Александрович? — уточнил таможенник.
— Он самый! — кивнул Вадим Георгиевич. Что за дурацкая проверка? Будто он своей фамилии, имени и отчества в левом паспорте не выучит наизусть! На самом деле паспорт, конечно, был настоящий. За него Вадиму пришлось отдать весь свой гонорар за «двушку» на «Пражской» — почти новый дом. Но он не жалел о содеянном. Почему он так рвался в Питер?
Да потому что в Москве доверять было больше некому. Что обещал ему этот следак из «Миллениума»? Помощь и неприкосновенность? А вышло, что обэповцы хватают его посреди бела дня на улице и везут в СИЗО, не давая рта раскрыть! Вот и верь после этого людям… А в Питере жили его старинные друзья, с которыми он когда-то вместе учился, не один пуд соли съел, не один литр выпил в колхозах да стройотрядах, терся бок о бок не один час в учебных аудиториях да в читальных залах, на общежитских пьянках и в студенческих потасовках. Настоящие друзья, а не какие-нибудь там приятели, которые продадут ни за грош ради собственной выгоды. Один из питерских даже жил у него дома больше полугода. Все, конечно, теперь занимались бизнесом — кто более удачно, кто менее, и никто — философией. Как они обрадовались, когда он появился — зашуганный, озирающийся, трясущийся, боящийся, что через минуту за ним придут люди в штатском с корочками ОБЭП… Друзья-то ему и помогли с документами, свели с нужным человеком. Благо что нынешний закон позволял делать загранпаспорт в любой точке России. Вадим так и не узнал, был ли то краденый паспорт, просто его хозяин пока что о краже ничего не знает, то ли, как его уверял парень-купчик, провернувший все его дела с фантастической скоростью, действительно был выписан в ОВИРе за каких-нибудь полчаса… Его главной задачей было проскочить через границу. И он с ней, кажется, справился. А там… Там у него тоже есть друзья, которые не дадут ему пропасть. Многие из его знакомых уехали в конце восьмидесятых, едва повеяло запахом свободы. Кто в Америку, кто в Германию, а кто и во Францию…
В дверь постучали. Вадим Георгиевич вздрогнул, несколько секунд помешкал, открыл.
В каюту ввалился почти двухметрового роста детина в добротном костюме и при галстуке, явно противопоказанном его бычьей шее. В руке у него был объемистый дорожный кейс.
— Здрасте, соседом возьмете? — загремел детина.
— Конечно, возьму, куда деваться? — немного натянуто улыбнулся ему Вадим Георгиевич.
— Меня Саней зовут. — Здоровяк первым протянул руку.
От него попахивало коньяком.
— Юра, — вовремя вспомнил Вадим Георгиевич свое паспортное имя.
— Ну что, пока пароход не отчалил, может, по маленькой? — подмигнул детина и открыл кейс. Извлек из него бутылку армянского коньяка, банку икры.
— Да я вообще-то не очень, — покачал головой Вадим Георгиевич.
— А кто очень-то? Тут и пить нечего. — Саня решительно взялся за бутылку. — Во запечатывать стали — хрен откроешь! — хохотнул он. — А ты не в курсе, тут на пароходе проститутки имеются? А то у меня противоречивые сведения на этот счет. Кто говорит навалом, кто — что днем с огнем не сыщешь.
— Проститутки должны везде быть, даже на космических кораблях и подводных лодках, — усмехнулся Вадим Георгиевич.
— Золотые твои слова! — воскликнул Саня. — Ну вот, сейчас отчалим, я пойду и поищу. — Он наконец-то открыл бутылку, разлил коньяк по стаканам. — Ну что, сосед, вздрогнули?
В этот вечер Вадим Георгиевич напился до поросячьего визга и на следующий день едва сумел оторвать голову от подушки. Чем занимался его сосед, он не знал, но только всю ночь его в каюте не было…
«Начальнику Отдела расследований генерал-майору Зеленцову А. В.
ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА
Кравцов был задержан сотрудниками УБЭП по недоразумению. Буквально накануне я звонил в отдел и предупредил начальство, что это наш клиент, которого ни в коем случае нельзя трогать. Тем не менее информация не дошла до оперативников вовремя. В настоящее время данные на Кравцова разосланы по всем подразделениям. Думаю, что в ближайшие двое суток объект будет найден и за ним установят наблюдение.
Считаю, что Кравцов, примерно зная местонахождение Канта, предпримет попытку уйти за границу. После случившегося он может сделать это только по ЧУЖИМ ДОКУМЕНТАМ и с ИЗМЕНЕННОЙ ВНЕШНОСТЬЮ.
Прошу Вашего разрешения отработать версию по людям, незаконно занимающимся загранпаспортами и имеющим связи в ОВИРах, в том числе и в других городах, где могут проживать близкие знакомые Кравцова (например, его сокурсники по университету).
Сотрудник отдела А Бредов»
«РЕЗОЛЮЦИЯ: СЧИТАЮ, ДУМАЮ и ПОЛАГАЮ — не наши слова. Нужно точно знать! Интересно, Бредов, где ты наберешь столько людей? Дай тебе волю, ты все оперативные отделы в свои авантюры вовлечешь!У тротуаров тихой римской улочки были припаркованы небольшие малолитражные автомобили — большие, типа джипов, здесь бы и не поместились. Вадим сверился с адресом на бумажке, позвонил. Дверь автоматически открылась, он прошел через подъезд со стенами, окрашенными под розовый мрамор, и оказался в небольшом, заросшем цветущими кустами дворике — патио. Он пересек патио и увидел, что на крыльце его уже поджидала консьержка — типичная пышногрудая феллиниевская героиня. Он попытался объясниться с ней на дикой смеси английского, русского и итальянского. Ему нужна была синьора Сантурини. Впрочем, феллиниевская тетка его поняла, выставила два толстых, как сардельки, пальца — второй этаж.
НЕМЕДЛЕННО УСТАНОВИТЬ МЕСТОНАХОЖДЕНИЕ ЛЮЦИИ КАНТ!
Начальник отдела Зеленцов А. —В.»
Вадим поднялся на второй этаж по широкой лестнице, уставленной деревьями в кадках. «Да, богатый домик! Такой в Москве бы на несколько миллионов потянул», — подумал Вадим, осматриваясь.
Ему открыла высокая красивая блондинка с огромным животом. «Недаром папаша Игорь горькую запил, когда она ушла. В такую можно влюбиться до беспамятства, до потери рассудка. И девочка явно пойдет в нее», — подумал Вадим, рассматривая мать Василисы. Кроме того, он тут' же вспомнил о Дине, и ему стало грустно.
— Бонжорно, — сказала синьора Сантурини, оглядев непрошеного гостя.
— Я из России, из Москвы, — сразу же уточнил Вадим.
Синьора нахмурилась, по всему было видно — не собиралась пускать его на порог.
— Я вам звонил. Вы забыли?
— Мне много звонят. — У матери Василиски уже чувствовался легкий итальянский акцент. — Всякие попрошайки! Почему-то все думают, что я должна давать приют знакомым моих друзей! Я не благотворительная организация! На меня муж уже косо смотрит! Привыкли там в совке! — Синьора была не на шутку раздражена.
— Я не за этим, — покачал головой Вадим. — Я по поводу вашей дочери, Василисы.
— Ах, это вы! Извините, пожалуйста! — Она отступила в сторону, давая Вадиму возможность войти. — Просто тут звонил какой-то приятель моей двоюродной сестры, просился пере… перекан….
— Перекантоваться, — подсказал Вадим.
— Да-да, представляете, я уже стала забывать русский язык. — Синьора Сантурини покачала головой. — Проходите в гостиную! — Она повела Вадима по широкому коридору, украшенному гобеленами и оружием.
«Сколько же тут комнат?» — думал Вадим, восхищенно глядя по сторонам.
— Меня зовут Татьяна, — представилась синьора и кивнула ему на Кресло.
«Итак, она звалась Татьяной», —вспомнил Вадим и кивнул.
— Я знаю. А меня зовут Вадим.
— Как там Василиса?
— Все в порядке. Живет в детском доме. Ходит в школу. Учится неплохо. Растет потихоньку. На вас похожа. Почему-то никто из ваших родственников до сих пор не оформил опекунство.
— У них там семеро по лавкам, самим жрать нечего, — сказала Татьяна. — А вообще-то — ужасно! Ребенок должен расти в семье.
«Чья бы корова мычала!..» — сердито подумал Вадим, а вслух сказал:
— А вы когда собираетесь ее забрать?
— Вы же видите, в каком я положении! — Женщина кивнула на свой огромный живот.
— Да, конечно, — кивнул Вадим.
— Наверное, не раньше, чем через год.
— И весь год Василиса будет жить в детском доме?
Татьяна помолчала несколько мгновений, разглядывая Вадима.
— Если честно, Вадим, мой муж против. Я не ожидала, что он окажется таким. Всегда думала, что в этом отношении европейцы очень демократичны, а тут столкнулась с такой ревностью, с таким неприятием! — Она вздохнула. — Просто удивительно! Может, он помягчает, когда родится свой ребенок?
— Мальчик?
— Врачи говорят — мальчик. Кофе хотите?
— Да нет, спасибо.
— А я выпью. — Женщина удалилась, оставив его одного.
«Ну что ж, пожалуй, все складывается как нельзя лучше», — подумал Вадим, еще раз оглядывая просторную гостиную.
Она вернулась с подносом, на котором стояли одна чашка и кофейник.
— Вы хотели со мной поговорить о дочери?
— А знаете что, — решился Вадим. — Отдайте ее мне!
— Кого? Василису? — Опешила женщина. — То есть как это?
— Но вы ведь все равно сможете забрать ее только через год. Если сможете… У нас с женой детей нет и быть не может. Мы ее удочерим. Я не хочу, чтобы Василиса жила в детском доме. Ей там очень плохо!
— Подождите, что вы вообще такое говорите? У нее есть бабушка, тети, дяди, а вы ей чужой человек!
— Уже не чужой, — сказал Вадим. — Мы очень хорошо общаемся с вашей дочерью. Я знаю, с оформлением будет трудно, но я смогу. Я знаю, как это делается в России.
— Деньги? Вы богатый человек?
—Пока еще нет!
— Он говорит — пока еще нет! Да знаете ли вы, какая это ответственность?!
— А вы — знаете? — не удержался Вадим.
— Да, может быть, вы правы, я плохая мать. — Татьяна положила руки на живот. — Но я хотела жить по-человечески, как живет большинство людей здесь. Мне все там надоело!
— В таком случае оформите отказ от дочери! — сказал Вадим жестко.
— Отказаться от Василисы?! — На глазах у женщины выступили слезы. — Вы — жестокий человек.
— Да нет, просто прежде всего так будет лучше ей. А вы будете жить себе спокойно, навещать ее, когда хотите. Обещаю, никаких препятствий мы с женой чинить вам не будем.
— Я не знаю. — Татьяна задумалась. — Честное слово — не знаю.
— А вы подумайте, я вас не тороплю. — Вадим поднялся с кресла. — Когда мне вам позвонить?
— Не знаю. — Взгляд Татьяны остановился и потух.
— Ну хорошо, я перезвоню через неделю. Насчет оформления всех бумаг я уже проконсультировался у юристов. Никаких проволочек не будет. Всего хорошего. Можете меня не провожать. — Вадим вышел из гостиной и торопливо зашагал к входной двери.
Татьяна стояла у окна, скрестив руки на огромном животе, и смотрела, как московский гость пересекает заросшее цветущим кустарником патио. Слезы выкатывались из ее глаз, бежали по щекам и падали на живот. Она их не утирала.
* * *
Люся Кант придирчиво осматривала пустые комнаты большого загородного дома, стоящего почти на самом берегу моря. С трех сторон дом был огорожен живой изгородью из колючего кустарника. К морю вела лестница с широкими ступенями, которая заканчивалась железобетонным причалом с волнорезом. Большой сад был густо, но в то же время искусно засажен деревьями и цветами, так что со стороны моря огромного дома практически не было видно. Перед стеклянной верандой на зеленой лужайке находился небольшой овальный бассейн. Мягкая трава на лужайке была тщательно подстрижена.Люся закончила осмотр комнат и спустилась в просторный холл. Там ее поджидали Иван Палыч с вертлявым черноволосым французом — агентом по недвижимости. Француз без умолку щебетал и часто взмахивал руками, как птица при взлете. Иван Палыч кивал ему и посмеивался.
— Что он там болтает? — раздраженно спросила Люся.
— Он говорит, что сейчас самая низкая цена. Еще неделя, и она подскочит процентов на пять, не меньше, — перевел Иван Палыч.
— Ладно врать-то! — ворчливо сказала Люся. — Цена и так запредельная, куда ей еще подскакивать!
— Ты просила — я перевел, — обиженно произнес Иван Палыч. — Не знаю, как тебе, а мне нравится. Четвертый дом смотрим. Этот, пожалуй, самый лучший из всех. Да и дешевле на десять тысяч.
Француз подмигнул Люсе и снова что-то защебетал.
—Комплимент тебе делает. Говорит, что такой дом будет достойным украшением прекрасной хозяйки. Вижу.
— Уи-уи, бижу! — произнес француз, улыбаясь.
— Ладно, скажи ему, что мы подумаем. — Люся подошла к стеклянной двери веранды, отодвинула ее в сторону. В это мгновение из травы на лужайке поднялись металлические разбрызгиватели и начали, крутясь, веером сеять воду на траву, деревья и кустарники. Капли искрились в заходящем солнце всеми цветами радуги. Вдали переливалось лазурное море. .
— Красиво, — мечтательно произнес Иван Палыч.
— Скажи ему, что мы подумаем, — повторила Люся и повернулась к французу. — Подумаем! Понял-нет, лягушатник!
— Люся! Ну нельзя же так грубо! — укоризненно покачал головой Иван Палыч. — Человек старается, он на работе. — Он перевел французу первую фразу.