Житков Андрей. Риелтор

   — Хорошо. — Станислав Павлович даже бровью не повел. Отставил чашку, достал из внутреннего кармана пиджака бумажник, принялся отсчитывать стодолларовые купюры.
   Вадим Георгиевич перехватил взгляд Кати, и ему захотелось больно пнуть ее под столом — девушка завороженно смотрела на деньги. «И правда что салага! — раздраженно подумал он, вспомнив недавний разговор с женой. — Учить и учить еще! Нет, все, теперь буду только агентов с опытом брать». И распорядился:
   — Катюша, посмотри, пожалуйста, продавцы не подъехали?
   Девушка выпорхнула за дверь. Вадим Георгиевич достал детектор, проверил деньги. Купюры были новенькие, явно только что из банка.
   — Все в порядке. Я вам расписочку напишу.
   — А дальнейшая процедура… — Станислав Павлович ревниво проследил за тем, как его деньги перекочевывают в сейф.
   — У вас остальная сумма с собой? — безразлично поинтересовался Вадим Георгиевич. Станислав Павлович кивнул.
   — Подъедут продавцы, съездим в банк, проверим там деньги и заложим их в ячейку, чтобы исключить риск. Потом, как положено: нотариус, БТИ, Регистрационная палата. Обычно вся процедура к обеду заканчивается, можете начинать обмывать покупку. Вы, кстати, завтракали?
   Станислав Павлович отрицательно помотал головой.
   — Передайте Кате, пускай бутербродов сделает. Я тоже не откажусь.
   Когда Станислав Павлович вышел, довольный Вадим Георгиевич крутанулся в кресле, сделал неприличный жест, мол, так вас всех, гадов, и даже пару раз хлопнул себя по ляжкам. Он, оставаясь один, всегда бурно проявлял радость, особенно когда сделка была крупной.
   Появилась Катя с бутербродами.
   — Ну что, Вадим Георгиевич? — нетерпеливо спросила она.
   — Что, что! — Вадим взглянул на часы. — Ты с этими гавриками, с продавцами, железно договорилась?
   — Да, конечно — к полдесятому в офис.
   — Ну и где же они?
   Катя пожала плечами.
   — Иди давай, вызванивай клиентов, иначе во! — Вадим показал Кате кулак. — У них там чистая продажа?
   — Нет, альтернатива. Однокомнатная на «Бабушкинской».
   — А, ну так это копейки. Когда будешь оформлять?
   — Послезавтра.
   — Дадим нашим гаврикам неделю на выезд. А то засидятся, а клиент, видишь, солидного из себя корчит, нервничает.
   — А чего с ним делать-то?
   — Пускай журналы смотрит, бутерброды жрет. Побольше внимания к клиенту. Давай-давай, работай, учись. А то с меня Михаил Леонтьевич спросит: как там моя протеже, что я ему скажу?
   Катя покраснела и вышла. Вадим слегка унял веселость и занялся текущими делами.
   Скоро Новый год, а перед ним обычно все начинают суетиться: покупать, продавать, менять, арендовать. Мол, Новый год на новом месте! Но это так, для отмаза, а на самом деле все хотят деньги во что-то вложить: черт его знает, как там дальше сложится. Найдется какой-нибудь правительственный мудак, запретит хождение наличной валюты — и прощай «зелень мохнорылая», уплывешь ты на черный рынок, в бандитские карманы. Вот перед Новым годом всякие такие, типа сегодняшнего Станислава Павловича, и летят на огонек…
   До кризиса у него одних агентов сорок человек было — шестеро штатных, остальные на вольных хлебах. Не так, конечно, как в крупных риелторских конторах, где штат до двухсот человек доходит, но все-таки! Были, правда, среди этих сорока и «двоечники»… Вот, например, Марина Михайловна — сорокалетняя баба. Вроде бы и красивая, и одевалась хорошо, и объектов много цепляла, а не заладилось у нее дело, хоть убейся! Дальше показов не шло! Повозит покупателей, те покивают, почмокают, а там их и след простыл. Такие приличные квартиры из-под носа уходили! Он ее на аренду перевел, так она и там умудрилась все дело завалить! А какой ему толк с пустого агента? Налог на заработную плату платить да в Пенсионный фонд? Он ее к себе через три месяца и вызвал, предложил где-нибудь в библиотеке себе на пенсию зарабатывать. Плакала, просила оставить на еще один испытательный срок. Только у него за те годы, что недвижимостью занимался, вся мягкость в песок ушла, одна жесткость осталась. Кругом ведь волки зубастые, агентств как грязи, рынок поделен.
   Только чуть расслабился, глядишь, а у тебя уже полбока отъели вместе с печенью. И Марину выгнал, и всех остальных, за кем удача по пятам не ходила. А тут тесть эту Катьку подсунул — мол, родители слезно просили за девочку. Ладно, пусть пробует. Тестю как откажешь?
   — Вадим Георгиевич, у них не отвечает! — У Кати от волнения на лице выступили красные пятна.
   — На работу звони!
   — Так они же пенсионеры.
   — Черт! Вызванивай, кровь из носу! — Вадим Георгиевич и сам начал волноваться. Что там могло случиться с этими пенсионерами? Уехали? Легли в больницу, в автокатастрофу, не дай бог, попали? Нет, так просто он этот аванс не отдаст, фигушки! Достанет этих гавриков из-под земли, найдет другой вариант, даже лучше, но Станиславу Павловичу трех тысяч не видать как собственных ушей!
   — Вадим Георгиевич, клиенты все время звонят! Еще и эта Катька своим истеричным голоском накручивает его!
   — Переключай их всех на меня! — окончательно разозлился Вадим Георгиевич. Нет, конечно, разговаривать с клиентами руководителю солидной фирмы не к лицу, но чего только не сделаешь ради такого милого, такого лохообразного Станислава Павловича?
   Звонки действительно сыпались один за другим. Большинство — пустых. Люди интересовались ценами на жилье в разных районах города, вздыхали, спрашивали что-нибудь подешевле. Другие были готовы тут же ехать смотреть квартиры, платить авансы, но, скорей всего, никуда они не поедут и платить ничего не будут, все так и закончится простым телефонным трепом. Третьи предлагали свое жилье, но сомневались, по какой цене выставлять. К этим нужно было ехать, смотреть, оценивать. Четвертые всё давным-давно оценили сами, но заламывали такие цены за полуразвалившеся панельные «хрущи», которые через год-другой начнут сносить, что Вадима Георгиевича брала оторопь. Ко всем он относился равнодушно, а иначе нельзя, иначе сгоришь на работе, как свечка на ветру. Если человеку надо, он сам придет, приедет, прилетит, пусть даже будет Всемирный потоп или в центре города начнется извержение вулкана. Жилье — это тебе не буханка хлеба, не колготки и даже не мебель с телевизором. Если уж человек решился провернуть дельце с недвижимостью, значит, прет как танк, и только очень веские обстоятельства могут его остановить. А если он еще ни на что не решился, так это у него и в голосе сквозит — пустое любопытство.
   Он записал клиентов на пару показов — однокомнатная и двухкомнатная в соседних районах, договорился о времени. Записал все данные по квартире на Подбельского. Звонил явный алкаш и даже цены не назвал. В случае удачного расклада такой вариант мог сулить хороший куш: купить квартиру за четверть стоимости, в крайнем случае — за половину, провернуть косметический ремонт, мало-мальски залатать дыры, выставить по реальной цене, но чуть дешевле, чтобы не висела на балансе слишком долго. Впрочем, дураков-то сейчас мало. Почти все перевелись благодаря дружным усилиям ушлых риелторов. Напротив «Подбельского» Вадим Георгиевич поставил жирный восклицательный знак, решив, что обязательно вечером заедет, чтобы увидеть своими глазами. Тогда три тысячи Станислава Павловича могут пригодиться. Мысль, куда девались престарелые гаврики, все больше тревожила его.
   Вадим решительно поднялся из-за стола, прошел в соседнюю комнату. Станислав Павлович рассматривал журнал «Интерьер» за прошлый год. Не столько рассматривал, сколько косился на Катю, которая настойчиво давила на кнопку автодозвона. Бутерброды были съедены, кофе выпит.
   — Сначала никто не отвечал, теперь занято, — объяснила Катя.
   — Ребята, так дела не делаются. — Станислав Павлович постучал пальцем по стеклу своих часов. — Почти одиннадцать. У меня каждый час денег стоит.
   «Начинается! Можно подумать, что наше время — копеечное! — раздраженно подумал Вадим. — Если уж собрался квартиру покупать, так освободи день, не планируй больше ничего! А то прождал какой-то час и давай кочевряжиться!»
   — Ну-ка, передай мне свой разговор со стариками! — приказал Вадим Кате.
   — Мы договорились, что они подъедут к половине десятого в офис с паспортами и документами…
   — Где наша нотариальная контора, они знают?
   — Знают вроде. — Катя пожала плечами.
   — Так, двигаем сейчас по-быстрому в контору. Если их там нет — прямо домой.
   — А вдруг они сюда заявятся? — предположил Станислав Павлович.
   — На мне поедем. Катя, нашего водилу сюда!
   Катя выскочила из офиса. Вадим слышал, как торопливо и звонко застучали ее каблуки по ступеням.
   Он пошел одеваться. Появился Володя:
   — Здрасте. Поедем куда?
   — Нет, оставайся в офисе и жди. Могут подъехать старички.
   — Он — высокий, с усами, еще сапоги большие с застежками, как раньше у летчиков были, а старуха — толстая, на ней красное пальто с чернобуркой, — подсказала Катя.
   — Берешь их в охапку и дуешь к нотариусу со скоростью звука, —завершил Вадим Георгиевич. — Понял?
   Володя кивнул.
   — Все, мы уехали!
   Когда Вадим с Катей и Станиславом Павловичем ушли, Володя прошелся по офису, крутя головой и разминая затекшую шею, невнимательно пролистал несколько журналов, зашел в кабинет шефа. Здесь он взял с блюдца бутерброд с ветчиной, съел его, рассматривая настенный календарь с видом затерянного в океане атолла с кокосовыми пальмами. Потом сел за стол начальника, покрутился в кресле, сунул нос в лежащие на столе бумаги.
   Раздался телефонный звонок. Кравцов снял трубку.
   — Агентство «Гарант плюс». Да. С кем поговорить? Со мной? Со мной можно поговорить. Директор?.. Да, Вадим Георгиевич — это я. Так что там у вас?
   Вадим Георгиевич резво загнал машину во двор. Взвизгнули тормоза. Около двери с табличкой «Нотариальная контора» прогуливались двое стариков. Он — высокий, статный, с усами — был одет в дубленку, костюм и явно старые, но до умопомрачительного блеска начищенные остроносые ботинки. Она — ниже старика головы на две — была одета в чернильного цвета пальто, на голове у нее плотно сидела потертая норковая шапка с тесемочками.
   — Они? — спросил Вадим, грозно посмотрев на Катю.
   — Конечно. — Катя с облегчением вздохнула.
   — Ну и?.. Где летные сапоги и красное пальто? — язвительно поинтересовался директор.
   — Откуда ж я знала? В прошлый раз так было, — пролепетала Катя.
   — Вот-вот, в прошлый раз. Ладно, пошли. — Вадим открыл дверцу. — А вы, Станислав Павлович, посидите немного.
   Они направились к старикам. Завидев Катю, старики укоризненно покачал головой.
   — Опаздываете, голубушка.
   — Савелий Андреевич, мы же с вами договаривались к полдесятому в офисе! Как же так? — вздохнула Катя — Мы вас там ждем, вы нас — здесь.
   — В офисе? — Старик замер, пораженный новостью— — Так ведь у нас о конторе разговор шел…
   — Ладно, все, проехали… Вадим Георгиевич, директор, — представился Кравцов и пожал большую руку старика. — Ваш покупатель сейчас сидит в машине с деньгами.
   — Очень хорошо, так пойдемте все скорей оформлять, — встряла в разговор старушка.
   — Да, конечно, он расплатится после сделки. Но я бы не советовал…
   — Что, могут быть фальшивые? — Старушка испуганно закрыла рот рукой. — А вы их разве не проверки?
   — Давайте-ка лучше съездим в банк, положим деньги в ячейку. Там их проверят, и все! Пусть там они, печатанные, полежат, пока завершается сделка, А дотом я вас отвезу в банк, и вы их получите.
   — До перерыва не успеем. — Старик посмотрел на часы.
   — Ну и что же? Значит, получите после перерыва. Старики переглянулись. В глазах у старушки Вадим прочитал страх. Ну да, знает он все эти стариковские страхи, насмотрелся. Может, когда сам до шестидесяти доживет, собственной тени бояться будет, от фонарных столбов шарахаться… Ему, конечно, наплевать на все, но еще неизвестно, каковы у Станислава Павловича остальные стодолларовые купюры. Может, они на подпольной чеченской фабрике напечатаны?
   — Ладно, надо все делать, как положено. Вам виднее, — решился старик и направился к машине.
   В банке, на глазах изумленных пенсионеров, Станислав Павлович стал доставать из карманов пачки с долларами. Он небрежно кидал их на стойку перед окошечком кассира. Все происходило в отдельной комнате, подальше от посторонних глаз. В ловких руках кассирши купюры разлетались веером. Она проверяла их под синим светом детектора. Старики опять стали переглядываться: а вдруг эта шустрая пропустит «плохую», ненастоящую купюру? Однако опасений своих они не высказали.
   «И куда им такие бабки? — думал Вадим, глядя на мелькающие купюры. — Будут жить в халупе с тараканами да крысами, мочить корки для беззубых ртов. Нет, часть денег они себе, конечно, оставят, чтобы пожить напоследок по-человечески, но большая наверняка уйдет детям или внукам „на разживу“, на баловство, на „прибамбасы“. А может, кто из наследников в долги влез, вот его и поставили на счетчик, как это часто случается в современной жизни — положили жизнь на кон, и теперь старикам приходится выручать его из беды? Большой город — много зла. Впрочем, незачем ему нос в чужие дела совать! Его дело — ячейки открывать, договоры подписывать, авансы считать.
   Кассирша положила деньги в инкассаторскую сумку, заклеила ее бумажками с печатями.
   — Пойдемте, — сказала она.
   Вадим провел клиентов через операционный зал, по коридору, ведущему к сейфовой комнате. Они с заведующей банка открыли своими ключами ячейку, кассирша положила в нее мешок. Странно, но Вадим Георгиевич любил именно этот момент, когда у покупателя на руках денег уже нет, а у продавца их еще нет. Они лежат в сейфе, от которого у него ключ… Иногда нет-нет, да и мелькала шальная мысль: а что, если на очень крупной сделке взять да и «кинуть» всех. Только на очень крупной — какая-нибудь там шестикомнатная в центре, с евроремонтом, консьержкой и прочими наворотами… Предварительно взять билет в хорошую страну с теплым климатом и… как только клиенты отправятся к нотариусу, всю эту наличность умыкнуть. Пока они его тут с собаками ищут, он уже с мулатками кокосы будет жрать. Где Ляпкин-Тяпкин? А нет Ляпкина-Тяпкина, исчез в непроходимых джунглях Тасмании с паспортом на имя Шарля Балли. Но нет, все это блеф и провокация со стороны его подсознательного жадного «Я»: он не может вскрыть ячейку один, без клиентов, сейчас заведующая выдаст банковские бумаги, согласно которым сейф можно будет открыть только в присутствии трех сторон: его, риелтора, представителя фирмы «Гарант», гавриков пенсионеров и счастливого покупателя. Так что вот он, Ляпкин-Тяпкин, без паспорта на имя Шарля Балли, без билета в солнечную Тасманию, где мулатки жрут кокосы с каким-нибудь другим проходимцем…
   Выйдя из банка, Вадим Георгиевич взглянул на часы — через двадцать пять минут у нотариуса обед: соваться бесполезно. Придется час с небольшим где-то коротать время.
   — Ну что же, уважаемые господа, предлагаю вам через час встретиться у нотариуса. Только, ради бога, не опаздывайте. У нотариуса! Вам понятно, Савелий Андреевич? — произнес Вадим, повысив голос.
   — Слушайте, а чего вам мучиться? —неожиданно предложил старик. — Поедем к нам, пообедаем, чайку попьем.
   Вадим переглянулся с Катей, посмотрел на Станислава Павловича.
   — А мы вас такой компанией не обременим?
   — Да что вы, мы всегда гостям рады! — улыбнулась старушка.
   В квартире на Цветном Вадим Георгиевич был впервые. Он обошел комнаты, цепким взглядом отмечая достоинства и недостатки объекта, заглянул в кладовки. Ему понравился изящный, украшенный чугунными завитками балкон, толстые, наверное в метр, стены с широкими подоконниками, на которых стояли разросшиеся во все окна цветы. Он любил дух таких домов, особый запах, оставшийся здесь еще с доисторических времен, такой забытый, незнакомый, будто перелистываешь страницы древней книги или альбом с засушенными травами, в котором ловеласы прошлого века оставили пошлые стишки, написанные каллиграфическим почерком с вензельками и крендельками.
   Неожиданно Вадим вспомнил о покойнике — каком-то сумасшедшем родственнике, повесившемся здесь месяц назад, и запах прошлого обаяния тут же исчез, сменился другим, сладковатым, неприятным, тошнотворным. Подробностей этой трагедии он не знал, хотя мог бы, конечно, узнать у Кати, да только не нужны они ему были вовсе. Чем меньше влезаешь в личную жизнь клиентов, тем спокойней спишь.
   Вадим Георгиевич брезгливо отер о платок руки, которыми только что прикасался к крышке старого рояля со стертыми клавишами. «Ваши пальцы пахнут ладаном»… Вот только клиенту по поводу родственничка лучше бы ничего не знать, а то еще взбрыкнет в последний момент. «В доме повешенного», как говорится…
   Их пригласили в гостиную, за круглый стол под шелковым абажуром. Такой, кажется, висел у его деда, когда Вадиму было лет пять.
   Старушка принесла гороховый суп, старик выставил стопки и графин с остатками коньяка.
   — Ну что же, давайте за наше ответственное мероприятие, — предложил Савелий Андреевич, открывая графин.
   Вадим Георгиевич накрыл свою стопку ладонью и выразительно посмотрел на Катю. Катя тут же отрицательно мотнула головой.
   — Ну что же, вам виднее. — Старик налил Станиславу Павловичу, жене и себе. Чокнулись, выпили.
   Вадим с интересом наблюдал за тем, как Станислав Павлович с аппетитом уминает постный суп с неимоверным количеством черного хлеба и пьет дешевый коньяк, у которого такой резкий запах, что в носу свербит. «Наши новые русские — самые новые в мире», — скрывая насмешку, подумал он.
   — Хотел бы я за брата своего выпить, царствие ему небесное, — сказал старик, наполняя стопки.
   Вадим Георгиевич внутренне напрягся, понял, что нужно брать инициативу в свои руки, а то старик еще ляпнет лишнего.
   — Сколько же ему было? — торопливо поинтересовался Вадим.
   — Шестьдесят семь без малого, — ответила за мужа старушка.
   — М-да, ну что же, каждому своя доля отмерена. У вас здесь долевое владение? — ловко перевел Вадим Георгиевич разговор.
   — Нет-нет. — Старушка вытерла уголки рта шейным платком. — Я к этой квартире никакого отношения не имею и не прописана даже. Детки у нас на «Измайловской», да и я у них. Это Саввы с братом квартира.
   — Понятно. — На самом деле Вадим прекрасно помнил утренний разговор с Катей по поводу количества владельцев. Таким, как бы случайным, вопросом он проверил и своего агента, и стариков. А то всякое бывает: наврут тебе с три короба, а потом у нотариуса глядь в документы, а там все наоборот. Был у него такой случай в прошлом году… Мужик клялся-божился, что разведен сто лет, с женой не живет и знать не знает, где она. А потом уже выяснилось, что у него штамп в паспорте и без ведома жены продать квартиру он никак не может. Столько хлопот, столько нервотрепки, и все зря, на фуфу!
   Народу после обеда у нотариуса была полна коробочка. Но Вадим Георгиевич, словно не замечая очереди, прошел к дверям, заглянул в кабинет к своему сто раз «подмазанному» и проверенному на десятках сделок нотариусу. Римма Сергеевна уже подняла от бумаг гневный взгляд, чтобы рявкнуть на нахала, который врывается без приглашения, но, увидев Кравцова, тут же расплылась в широкой улыбке.
   — Вадик, ты у меня богатым будешь — только сегодня с девочками тебя вспоминали. У тебя что, купля-продажа?
   — Угу, — кивнул Вадим Георгиевич, оглянувшись на клиентов.
   — Давай быстренько паспорта, бумажки. А то сейчас народ развоняется. Тут какое-то столпотворение нынче — продыху не дают. Полчасика подождите, я сейчас все сделаю.
   Вадим собрал паспорта, вложил их в папку с документами, передал все бумаги Римме.
   Глянув на часы, чтобы заметить время, он сделал клиентам жест рукой — мол, скоро уже. Очередь на него смотрела недоброжелательно, но пока никто не возмущался — до конца обеденного перерыва оставалось еще две минуты.
   Когда минутная стрелка на настенных часах в коридоре уперлась в цифру «12», молодой человек, сидевший в очереди первым, попытался проникнуть в кабинет Риммы Сергеевны.
   — Молодой человек, ко мне без приглашения никто не заходит! Я сама вызову! — Голос у Риммы Сергеевны был такой громкий и пронзительный, что все вздрогнули, даже Вадим Георгиевич.
   Минут через пятнадцать она пригласила в кабинет всех участников сделки по форме «Гарант плюс», а когда очередь попыталась возмутиться, заявила безапелляционным тоном:
   — Эти люди еще вчера занимали! Я им договора готовила!
   Римма Сергеевна работала четко, как автомат. Сунула клиентам черновики договора для чтения, старушке — бумагу, что она не возражает против продажи квартиры. Вадим восхищенно наблюдал за тем, как она управляется с бумагами и компьютером — только руки мелькают. Поглядывал на Катю — учись, девочка.
   — Какую сумму мне забивать в договор: реальную или по БТИ? — спросила Римма у Станислава Павловича.
   — По БТИ, пожалуйста.
   Лица вытянулись одновременно у всех: у Кати, у Вадима, у самой Риммы Сергеевны. Вадим гневно посмотрел на Катю. Девушка пошла пятнами. Ведь от суммы сделки зависит и доход нотариуса. Что, у этого козла, у этого нувориша не найдется лишних шестисот «баксов»? И Катька, конечно, прощелкала клювом, дуpa малолетняя! Такой важный вопрос не выяснила у клиента!
   — Уважаемый Станислав Павлович, должна вас предупредить, — голос Риммы Сергеевны стал еще более металлическим, чем раньше, — что в случае возникновения обстоятельств, которые судебные органы сочтут вескими для расторжения договора, назад вы получите только ту сумму, в которую оценило квартиру Бюро технической инвентаризации. Понимаете, что это значит?
   «Нувориш» кивнул и сказал:
   — Да-да, знаю. Все в порядке.
   Нотариус выразительно посмотрела на Вадима, и тот виновато улыбнулся — прокол, с кем не бывает? Нет, но этот Палыч-то какой лох — просто чудо тамбовское! Его же теперь старики, окажись они жуликами, тысяч на пятьдесят «зеленых» «кинуть» могут! Вадим шумно сглотнул слюну. Старушке только справку достать, что ее муженек невменяемый, псих в последней стадии вялотекущей шизофрении, и все! Любой, даже самый негуманный суд признает сделку недействительной! Был в их риелторской практике такой случай… Дама одна свою квартиру в Сокольниках три раза продавала. Продаст, сделку по сумме БТИ оформит, а потом, через некоторое время, когда люди уже освоятся, ремонт сделают, заживут в счастливом неведении, предъявит своего сына на инвалидной коляске. Вот, мол, вернулся человек из Краснодарского края, а жить негде. Вадим не знал, сколько дамочка отстегивала адвокатам — наверное, немало, только все три раза дела она в суде выигрывала, получала назад свою квартиру, уплатив мизерную сумму по оценке БТИ, а на доллары, неправедным путем нажитые, наверное, сына лечила. Хорошо, бандитов на нее пока не нашлось… Нет, но Палыч-то какой сквалыга — шестьсот долларов пожалел!
   Вадим ничего не сказал Кате, когда они вышли из кабинета нотариуса, промолчал и в БТИ, когда брали справку для Регистрационной палаты, но когда уже приехали в палату, окинул взглядом очередь перед кабинетом, отозвал Катю в сторону и прошипел, стараясь не замечать ее смазливого личика и дрожащих губ:
   — За прокол будешь бабками отвечать. У тебя есть два варианта: дать взятку начальнице или просидеть полдня в очереди, дожидаясь, пока на тебя милость снизойдет. Вот и соображай.
   — А сколько надо-то? — испуганно спросила Катя.
   — Пятьдесят баксов, как с куста. Их с клиента дерут, но тут уж извините!..
   — У меня с собой нету столько.
   — Ищи! В общем, крутись, как хочешь, вызови Володю с машиной, съезди домой за деньгами, но чтоб через два часа все были в офисе — поедем старикам деньги отдавать, иначе банковский день кончится. — Вадим Георгиевич резко развернулся и вышел, не слушая задавленного писка бедной Кати.
   Он поехал к Дине. Уже несколько лет его рабочий день делился на три части: на утреннюю, когда в нем кипела бешеная энергия и он носился по сделкам, до посинения разговаривал с клиентами, рылся в бумагах, искал новые объекты, договаривался о встречах, отчитывал подчиненных, точил карандаши и рвал сцепление на светофорах; на дневную — днем он отдыхал, играл на бильярде, в теннис, плавал в бассейне, ходил на массаж и в сауну, а потом, когда появилась Дина, стал ездить к ней. Дина была той самой девушкой из метро с золотыми попугаями в кольцах серег, которой он когда-то уступил место. Потом оказалось, что серьги эти подарил ей любовник-араб, и Вадим выкинул их из форточки с седьмого этажа, из ее общежитской комнаты. Впрочем, вернулись они, наверное, студенточке, а может, бомжи подобрали, загнали за пару бутылок торговке с рынка. Хорошая вещь была, изящная. Он такой больше не видел никогда. Даже когда в Эмиратах был, специально искал. «Нэту. Всякий золото есть, попугай — нэту». Она долго плакала. Сначала он просил у нее прощения, потом она у него — за свою беспутную жизнь… И ведь ездил он теперь к ней почти каждый день, все больше и больше прикипая, отдаваясь сладостному чувству. Третья, вечерняя часть его обычного рабочего дня была вялой, неторопливой, как рапидная съемка в кино. Он, не торопясь, ехал по городу, нехотя разговаривал с людьми, лениво пил сок и глазел по сторонам, замечая текущую поодаль от него жизнь — как китайский мудрец смотрит на реку… Возвратясь домой, он плотно ужинал и смотрел телевизор, а Сашка, как только что проснувшаяся канарейка, щебетала что-то о своих делах, проблемах — за жизнь…