Я не пробовал еще толочь воду в ступе, но думаю, что сто грамм Evian2, хорошенько пропесоченные тяжелым пестиком, - это тоже какая-то новая форма воды. Возможно, ее надо пить маленькими глотками на аперитив, в подогретом виде, чтобы она особенно крепко цеплялась катионами за анионы - или как там это называется у Менделеева.
1 Л о у с о н, Найджела - ведущая кулинарных шоу на ВВС. Автор ре цептурных книг. Живое воплощение идеальной домохозяйки. 2 Evian - минеральная вода из подтаявших альпийских ледников. f
МИШЕЛЬ ГЕРАР,
Франция - это черт знает где. Особенно если ты жаришься на Сардинии, а в кармане у тебя билеты в Рим на рейс «Меридианы»1. Эта авиакомпания зарабатывает себе деловую репутацию тем, что по сорок минут держит пассажиров у трапа, предполагая, что им страшно любопытно наблюдать за процессом загрузки собственного багажа в брюхо самолета.
На Сардинию я попал из-за парусной регаты, которую устраивали производители часов Рапе-rai. Я думал, что это будет тоска, но регата оказалась делом забавным.
Представляете, они там на своих яхтах, оказывается, все время висят под углом сорок пять градусов, их захлестывает боковой волной, а они еще умудряются не перепутать бом-брамсель с крюйс-стень-стакселем. А если бы не часы Panerai с их циклопическим циферблатом и фе-никсовой потенцией к выживанию, они там вообще непонятно на каком находились бы свете.
1 «Меридиана» - Meridiana - небольшая авиакомпания, осуществляющая перелеты большей частью внутри Италии, а также между Италией и Францией. Буря, вихрь, правый галс, левый галс - и поди разберись в таком стихийном разнотравье, какое нынче у нас тысячелетие на дворе.
Так что теперь никто не убедит меня в том, что парусные яхты - занятие вальяжных миллионеров. Плавали - знаем.
Но на самом деле мне нужно было попасть во Францию. Но в нужный мне день не было ни одного французского рейса. Так что пришлось лететь во Францию через Рим. Там делать пересадку. Ну и так далее.
От Сардинии до Рима - час лету. Из иллюминатора видны застывшие медовой карамелью прибрежные скалы, основательно подкрашенное синькой Средиземное море и пухлые облачка, висящие над морем так низко, что, кажется, с них можно рыбачить на мормышку.
Мы с женой летели в Рим, но на самом деле приближались к Франции. Логистика авиамаршрутов подчас напоминает Колумбову: ехать в Индию, а попасть в Америку.
Пророк Исайя тоже жаловался на несовершенство МПС: «Прямыми сделайте пути Господа».
Я не знаю, существует ли такая запись до сих пор в ватиканской жалобной книге. Но пару лет назад Ассоциация французских гастрономических деятелей обратилась в Ватикан с просьбой исключить чревоугодие из списка семи смертных грехов. Ватикан тогда никак не прореагировал на эту просьбу. А молчание - знак согласим.
Мы летели во Францию, в гости к одному из ОТЦОВ французской гастрономии Мишелю Герату1. Ночь в аэропорту Рима. Утром на аэробусе бюджетной испанской авиакомпании «Вуэлинг» - два с четвертью часа полета до Бильбао. Оттуда еще три часа на машине, через Биарриц - в.Ланды2.
В Ландах в отеле Pres D'Eugenie, занимающем две трети миниатюрной деревни Эженк-ле-1»ан, Герар несколько раз в год проводит кулинарные мастер-классы.
Если суммировать то, что написали о Гераре за последние тридцать лет газеты и журналы, то Эжени-ле-Бан - это одно из, наверное, пяти мест в мире, где можно гарантированно вкусно поесть.
Тридцать лет подряд Герар получает три звезды, максимальный балл от влиятельного ресторанного справочника Michelin. Лондонская The Sunday Times однажды назвала кухню Герара «самым впечатляющим достижением после запуска советского спутника». Я сам лично видел человека, который сказал мне, что в гастрономическом смысле он делит свою жизнь на «до и после Герара». Впрочем, на всякий случай советую вам от 1 Герар, Мишель - классик французской кухни. Владелец трехзвез дочного мишленовского ресторана Michel Guerard. 2 Ланды - регион на юго-западе Франции. носиться к этим моим словам как к поэтической гиперболе на голодный желудок. В самолетах бюджетной авиакомпании «Вуэлинг» не подают ланч. Сало, или Тридцать лет роддома
Но с другой стороны, а почему, собственно, гипербола, к чему ехидная скромность сравнений?
Та гастрономическая вселенная, вокруг которой сегодня вертится мир, сварена и откинута на дуршлаг Мишелем Гераром и его друзьями: Полем Бокюзом, Пьером Труагро и Роже Верже.
Тридцать лет назад они по-новому придумали кухню Франции. Но в итоге оказалось, что они изменили кухню всей планеты, потому что все, что было после - в Калифорнии или в Лондоне, - скопировано у них. Даже очевидный вроде бы страх перед свиным жиром возник не сам по себе, а благодаря тому, что Герар с приятелями договорились заменить сало оливковым маслом. Мы теперь считаем, что так было всегда. Но у этого «всегда» было начало. И когда-то это была революция.
Всякая революция начинается с банальных вещей. С вокзалов, телеграфов, мостов или свиного сала.
На самом деле, конечно, потом там была тысяча нюансов. Герар и его приятели придумали, что надо как-то отслеживать биографию коров, чтобы потом есть их вымя. Надо как-то следить И рационом утки, чтобы потом есть ее печень. 11 много-много чего еще.
Мне кажется, что в человеке, вдруг с какого-то перепугу решившемся переделать и в итоге переделавшем кухню своих бабушек и дедушек, есть какой-то эпический, толкиеновский размах.
Из путешествий надо привозить домой весомые, убедительные трофеи. Принцесс, золотые слитки и кимберлитовые трубки. Раритетные бутылки бордо или демонический загар. Ну пли, на худой конец, кулинарные рецепты от великих поваров. Последнее с инвестиционной точки зрения даже надежней. Ведь ту же самую бутылку бордо все равно не выпьешь дважды. На мокром месте
За въезд во Францию по платному шоссе берут один евро. Геополитически эти монетки платятся за то, что вывески на испанском баскском языке сменяются вывесками на французском баскском, а пейзаж вдруг становится плоским, как гладильная доска. Искусственные дубовые рощи вокруг Биаррица уступают место почти натуральным сосновым лесам Ланд.
Ланды называют Сахарой Франции. На самом деле - это французская Сибирь. Тысячи квадратных километров зыбучего песка, на котором с какого-то экологического перепуга растут деревья.
Деревушка, которой верховодит Герар, находится на южной оконечности этого леса.
Если бы меня вдруг разбудили глубокой ночью и попросили бы схематичным образом описать представление о месте, где я хотел бы быть разбужен, я бы, наверное, слепил Эжени-ле-Бан. Там так хорошо, что можно не вдаваться в подробности: сосновый лес, солнечная поляна, какой-то, черт его знает, бельэтаж и тонкий запах хвои и утиной печенки, теряющийся в зыбком мареве перспективы. Я не знаю, что такое «зыбкое марево перспективы», но мне кажется, что именно так стоит выражаться, будучи разбуженным глубокой ночью.
Герар получил эту деревеньку в приданое за своей женой Кристиной.
Папа Кристины был выдающимся бальнеологом. Он изучал пользу термальной воды, которая в Эжени-ле-Бан начинает хлестать из земли, стоит только неосторожно сковырнуть кусок соснового дерна.
Дочь унаследовала от отца страсть к бальнеологии. В качестве приданого Герар получил пару назойливых родников в Эжени-ле-Бан и еще двадцать по всей территории Франции.
Сегодня у него есть термы, где пенсионеры избавляются от радикулитных хворей. Есть спа, где парижские модницы возвращают коже матовый блеск. Есть большие и маленькие гостиницы, парк со столетними дубами, огород, засаженный пятью разновидностями одного базилика, и ресторан, как уже было сказано, тридцать MI входящий в первую десятку мишленовского справочника.
Дома у Герара висит на стене фотография из? Пари-матч», на которой он, Роже Верже, Поль Бокюз, Труагро и еще дюжина великих францу-ioit, создавших современное представление о гастрономии, улыбаются в объектив в преддверии Нового, 2000 года. «Удивительное дело, мы все такие разные, - говорит он, глядя на эту фотографию. - Мы занимаемся совершенно разными вещами, у нас часто диаметрально противоположные мнения о том, что такое хорошо и что плохо, но мы все друзья, и так получилось, что в итоге мы вместе сделали одно большое дело, хотя каждый планировал сделать что-то свое».
«Свое» Мишеля Герара - это кухня, которая на всех языках называется запатентованным французским словом minceur - «похудение». Он придумал ее, когда у западного мира было два главных врага - Советский Союз и холестерин.
Советский Союз, впрочем, с тех пор в качестве образа врага как-то потускнел, а кухня minceur по-прежнему имеет легионы поклонников, потому что холестерин все еще жив.
Идея Герара была в том, чтобы создать диетическое меню на каждый день, не превращая жизнь в дисциплинарный санаторий. Он умудрился упаковать в эту диету и мясо, и утиную печень, и вино. Люди едят, пьют - и все равно худеют.
Я не умею объяснить химию этого процесса, но поскольку эмпирическим путем она доказана тысячекратно, сомневаться в ней уже поздно.
Надо уметь смотреть фактам в лицо. Даже если эти факты выглядят абсурдно. Нельзя ведь отрицать, что, скажем, космонавт Гречко - это довольно корпулентный человек. Однако все видели, как он болтается в космосе, будто наполненный гелием шар. Кислота и так далее
Телевизоры в номерах гераровской гостиницы белого цвета. В ванной букетики жимолости. В большой каплевидной вазе на комоде - семейка разноцветных яблок. Над кроватью - льняной балдахин. На окнах веселенькие занавески. По подоконнику скачут крупные глиняные зайцы. Жена Герара Кристина называет такой оформительский стиль, как майонез, - провансалем.
За окнами разбит буколический парк с каштанами и беседками. Несколько раз в день соседняя церквушка разражается интеллигентным благовестом.
Первый урок у Герара. Мы идем с ним инспектировать продукты, привезенные к обеду. Герар, властный и даже жесткий человек в общении с подчиненными, зайдя в кладовую, превращается во Франциска Ассизского: «Здрав-(тнуй, братец-хлеб. Здравствуйте, сестрички-мор-конки. Здоров будь, брат - козий сыр».
То есть, конечно, всего этого он не говорит. 11о смотрит на овощи, мясо, бакалею и прочее р 1,1 ночное разнотравье с таким выражением ли-ца, как будто встретил близких родственников.
«Вот это - очень важная вещь, - показывает он мне зеленый каффировый лайм. - О, это такая важная вещь. Я открыл его для себя во время путешествий в Азию. Это король цедры. Я с ним поступаю так. Цедра двух таких лимончиков и литр оливкового масла холодного отжима. 11адо настаивать пару дней. Это дает салатам поразительную свежесть. А если полить таким маслом жаренную на гриле рыбу…»
Герар читает мне коротенькую лекцию о цитрусовой кислоте и о том, как она помогает решать самые важные гастрономические задачи. О том, что мир на самом деле совершенен, просто надо сделать небольшое усилие, чтобы заметить это совершенство.
Я нюхаю ироничный пряный лимон, и почему-то мне хочется верить каждому слову. Мир совершенен, кто бы сомневался.
Такие лекции у Герара припасены для каждого кабачка, каждого вилка брокколи. Он рассуждает о роли цвета, о том, какие горизонты может открыть один внимательный взгляд на кофейные зерна.
Однажды Герар пил кофе рядом с рыбным рынком в Чинкветерре, это такое местечко в Лигурии1. Они там к эспрессо подают дольку лимона. Герар был так увлечен застольным разговором, что не успел сказать, чтобы они так не делали. Поэтому пришлось ему пить кофе, как он не привык, - с лимоном. Кофе сам по себе ему не сильно понравился. Зато запах свежей рыбы, смешавшийся с ароматом кофейных зерен и лимона, натолкнул его на идею нового блюда.
Я ел это блюдо. Это устрицы с соусом из каффирового лайма и зеленого кофе. И это гениальная по гармоничности вещь. Выдумать такое из головы нельзя. Это можно только контрабандой провезти в наш мир из другого, совершенного мира. Источники знаний
В роднике с термальной водой навален целый куст лавровишни. У термальной воды полезные свойства, но неприятный запах, а неприятные запахи в лендлордстве Герара запрещены. Лавр не дает подземным водам дразнить обоняние.
Герар уехал по делам в Париж. У него встреча с министром здравоохранения. Мы с женой
Лигурия - провинция на северо-западе Италии, знаменитая своими курортами. гоже решили заняться здоровьем и записались на процедуры в термы.
Там выдают смешные льняные рубища, ком-нага ожидания завалена книжками издательства •Гашен». Я узнал из книжки, посвященной гостиничному дизайну, что в Шотландии есть целая россыпь отелей, переделанных из железнодорожных станций. Вагоны-рестораны там стоят на вечном приколе.
В термах тоже много занятного. Есть, например, кабинет с бассейном, наполненным жидким фарфором. Моя жена после такой ванны стала похожа на черноволосую статую Галатеи, и - на тех сатиров, которых во множестве держат в галереях Ватикана.
Вечером мы ужинаем в ресторане, где нас обслуживает официант Дима. Он русский, но это ничего не объясняет. Его родители эмигрировали во Францию, когда мальчику было четыре года. И поэтому его русский язык остался примерно на уровне этого возраста. Очень забавно слушать, как четырехлетний мальчик рассуждает о вине. «Очень хорошо вы приехали, - говорит Дима. - У меня будет практика русским языком. А то совсем стану забывать. Зимой Герар закрыт. Я еду работать в Куршевель. Там будет хорошая практика русским языком». Что называется, устами младенца. Утиная возня
«Месье Зимин, месье Герар вас ожидает». Управляющий гостиницей Pres D' Eugenie дождался, пока я допью чай из моркови с чабрецом, и теперь стоит передо мной с лицом, выражающим готовность сделать для меня все: вызвать такси, отдать жизнь и даже фамильные драгоценности своей бабушки.
Меня всегда поражал вот такой артистизм гостеприимства. Я думал, как они его добиваются. Может, это актерские курсы или самогипноз?
Но вообще - никаких сил не хватит. Управляющий работает у Герара уже тридцать лет. Я думаю, что за тридцать лет не растерять симпатий к миру двуногих можно, только действительно им симпатизируя.
У нас экскурсия на утиную ферму и в семейный замок Гераров. За тридцать лет Герар скупил практически все в окрестностях Эжени-ле-Бан, так что теперь он - беспокойный феодал. Каждый день надо смотреть, не прохудилась ли крыша в удаленном овине и не съел ли колорадский жук делянку цуккини.
Герар - один из крупнейших в Ландах производителей утиной печени. Утки у него питаются по специальной диете: орехи, бобы, даже чуть ли не коньяк.
Я спрашиваю, как он относится к тому, что экологи во Франции пытаются запретить произиодство фуа-гра как варварский пережиток. Утки, говорят экологи, испытывают мучения. Герар улыбается: «Просто экологи не пробовали ТО меню, которое едят мои утки».
В семейном замке Герар делает вино. Это, конечно, не уровень главных шлягеров Бордо, но максимум того, что можно выжать из песчаной почвы Ланд.
В доме переполох. Каждый год во Франции нладельцы исторических квартир, домов и поместий на один день открывают свои двери для всех желающих - и вся страна становится большим музеем французского образа жизни. Замок Герара - исторический памятник, и сегодня здесь чистят гобелены и серебряные ложки ради нескольких любопытных граждан, которым придет в голову приехать на машине в эту глушь.
На большой светлой кухне все стены увешаны медными сковородками и кастрюлями. Я спрашиваю у Герара, в чем фокус меди, и получаю лекцию про особый температурный режим, окисление металла и прочую увлекательную химию. «Это все не просто так», - щурится на солнце Герар. Я это уже понял. Ничего в совершенном мире не бывает просто так. С последней прямотой
Через Эжени-ле-Бан проходит одна из сотен троп по дороге в Сантьяго-де-Компостела. Тысячи лет паломники топчут эту землю ногами в надежде доковылять до самой сути. Европейская история всегда смешивала географию и метафизику.
Я спрашиваю Герара, почему вдруг он, будучи довольно молодым и совсем не пухлым человеком, вдруг придумал эту свою кухню minceur.
«Не знаю, мне просто хотелось сделать человеческую жизнь проще. Люди так любят всякие регламенты и ограничения. А я хотел придумать еду, в которой не было бы ограничений и не было бы регламентов. Чтобы все ели то, что они хотят, то, что на самом деле вкусно. И не думали о последствиях. В конце концов, в жизни так много других проблем, зачем превращать в проблему еще и еду».
Герар торопится. Ему надо ехать готовить на свадьбу дочери Бернара Арно, владельца LVMH1. Свадьба будет в замке Сотерна, он тоже принадлежит LVMH, как и Moet, Hennessy, Louis Vuitton и еще несколько дюжин контор, транслирующих современное представление о роскоши. На свадьбе будет тысяча гостей.
«И там тоже все будет просто?» - спрашиваю я. Герар смеется: «Нет, они для этого недостаточно богаты».
Солнце запуталось в вершине пятисотлетнего дуба. Асфальт, разогретый за день, шипит под колесами, как кипящее масло. От Эжени-ле 1 LVMH - консорциум, выпускающий массу разнокалиберных luxury goods. Название образовано из первых литер самых известных марок, находившихся под управлением консорциума: Louis Vuitton, Moet, Hennessy. 1»ан до Бильбао, оказывается, можно доехать всего за два с половиной часа, если поехать через По.
Под крыльями самолета бюджетной испанской авиакомпании «Вуэлинг» - застывшие медовой карамелью Пиренейские горы и облака, такие плотные, что по ним, кажется, можно кататься на лыжах.
Мы летим в Рим. Там придется переночевать в аэропорту. И на следующий день - домой. У меня в кармане рецепт гениального трюфельного соуса и революционный трюк для приготовления говядины.
Вместо ланча в «Вуэлинге» раздают анкеты. «Понравилось ли вам летать нашей авиакомпанией? Устраивают ли вас цены? Куда, по-вашему, наша авиакомпания должна организовать прямой рейс?» - «Все у вас хорошо. Только начните, пожалуйста, летать напрямую из Москвы». Сделайте прямыми дороги, в общем. Кажется, что-то подобное просили пророк Исайя и апостол Иаков. 10 мясо,
ИЛИ КАК ОТЛИЧИТЬ
1 Л о у с о н, Найджела - ведущая кулинарных шоу на ВВС. Автор ре цептурных книг. Живое воплощение идеальной домохозяйки. 2 Evian - минеральная вода из подтаявших альпийских ледников. f
МИШЕЛЬ ГЕРАР,
ИЛИ КАК РАЗГОВАРИВАТЬ
С ОВОЩАМИ И ЖИРНЫМИ УТКАМИ
Франция - это черт знает где. Особенно если ты жаришься на Сардинии, а в кармане у тебя билеты в Рим на рейс «Меридианы»1. Эта авиакомпания зарабатывает себе деловую репутацию тем, что по сорок минут держит пассажиров у трапа, предполагая, что им страшно любопытно наблюдать за процессом загрузки собственного багажа в брюхо самолета.
На Сардинию я попал из-за парусной регаты, которую устраивали производители часов Рапе-rai. Я думал, что это будет тоска, но регата оказалась делом забавным.
Представляете, они там на своих яхтах, оказывается, все время висят под углом сорок пять градусов, их захлестывает боковой волной, а они еще умудряются не перепутать бом-брамсель с крюйс-стень-стакселем. А если бы не часы Panerai с их циклопическим циферблатом и фе-никсовой потенцией к выживанию, они там вообще непонятно на каком находились бы свете.
1 «Меридиана» - Meridiana - небольшая авиакомпания, осуществляющая перелеты большей частью внутри Италии, а также между Италией и Францией. Буря, вихрь, правый галс, левый галс - и поди разберись в таком стихийном разнотравье, какое нынче у нас тысячелетие на дворе.
Так что теперь никто не убедит меня в том, что парусные яхты - занятие вальяжных миллионеров. Плавали - знаем.
Но на самом деле мне нужно было попасть во Францию. Но в нужный мне день не было ни одного французского рейса. Так что пришлось лететь во Францию через Рим. Там делать пересадку. Ну и так далее.
От Сардинии до Рима - час лету. Из иллюминатора видны застывшие медовой карамелью прибрежные скалы, основательно подкрашенное синькой Средиземное море и пухлые облачка, висящие над морем так низко, что, кажется, с них можно рыбачить на мормышку.
Мы с женой летели в Рим, но на самом деле приближались к Франции. Логистика авиамаршрутов подчас напоминает Колумбову: ехать в Индию, а попасть в Америку.
Пророк Исайя тоже жаловался на несовершенство МПС: «Прямыми сделайте пути Господа».
Я не знаю, существует ли такая запись до сих пор в ватиканской жалобной книге. Но пару лет назад Ассоциация французских гастрономических деятелей обратилась в Ватикан с просьбой исключить чревоугодие из списка семи смертных грехов. Ватикан тогда никак не прореагировал на эту просьбу. А молчание - знак согласим.
Мы летели во Францию, в гости к одному из ОТЦОВ французской гастрономии Мишелю Герату1. Ночь в аэропорту Рима. Утром на аэробусе бюджетной испанской авиакомпании «Вуэлинг» - два с четвертью часа полета до Бильбао. Оттуда еще три часа на машине, через Биарриц - в.Ланды2.
В Ландах в отеле Pres D'Eugenie, занимающем две трети миниатюрной деревни Эженк-ле-1»ан, Герар несколько раз в год проводит кулинарные мастер-классы.
Если суммировать то, что написали о Гераре за последние тридцать лет газеты и журналы, то Эжени-ле-Бан - это одно из, наверное, пяти мест в мире, где можно гарантированно вкусно поесть.
Тридцать лет подряд Герар получает три звезды, максимальный балл от влиятельного ресторанного справочника Michelin. Лондонская The Sunday Times однажды назвала кухню Герара «самым впечатляющим достижением после запуска советского спутника». Я сам лично видел человека, который сказал мне, что в гастрономическом смысле он делит свою жизнь на «до и после Герара». Впрочем, на всякий случай советую вам от 1 Герар, Мишель - классик французской кухни. Владелец трехзвез дочного мишленовского ресторана Michel Guerard. 2 Ланды - регион на юго-западе Франции. носиться к этим моим словам как к поэтической гиперболе на голодный желудок. В самолетах бюджетной авиакомпании «Вуэлинг» не подают ланч. Сало, или Тридцать лет роддома
Но с другой стороны, а почему, собственно, гипербола, к чему ехидная скромность сравнений?
Та гастрономическая вселенная, вокруг которой сегодня вертится мир, сварена и откинута на дуршлаг Мишелем Гераром и его друзьями: Полем Бокюзом, Пьером Труагро и Роже Верже.
Тридцать лет назад они по-новому придумали кухню Франции. Но в итоге оказалось, что они изменили кухню всей планеты, потому что все, что было после - в Калифорнии или в Лондоне, - скопировано у них. Даже очевидный вроде бы страх перед свиным жиром возник не сам по себе, а благодаря тому, что Герар с приятелями договорились заменить сало оливковым маслом. Мы теперь считаем, что так было всегда. Но у этого «всегда» было начало. И когда-то это была революция.
Всякая революция начинается с банальных вещей. С вокзалов, телеграфов, мостов или свиного сала.
На самом деле, конечно, потом там была тысяча нюансов. Герар и его приятели придумали, что надо как-то отслеживать биографию коров, чтобы потом есть их вымя. Надо как-то следить И рационом утки, чтобы потом есть ее печень. 11 много-много чего еще.
Мне кажется, что в человеке, вдруг с какого-то перепугу решившемся переделать и в итоге переделавшем кухню своих бабушек и дедушек, есть какой-то эпический, толкиеновский размах.
Из путешествий надо привозить домой весомые, убедительные трофеи. Принцесс, золотые слитки и кимберлитовые трубки. Раритетные бутылки бордо или демонический загар. Ну пли, на худой конец, кулинарные рецепты от великих поваров. Последнее с инвестиционной точки зрения даже надежней. Ведь ту же самую бутылку бордо все равно не выпьешь дважды. На мокром месте
За въезд во Францию по платному шоссе берут один евро. Геополитически эти монетки платятся за то, что вывески на испанском баскском языке сменяются вывесками на французском баскском, а пейзаж вдруг становится плоским, как гладильная доска. Искусственные дубовые рощи вокруг Биаррица уступают место почти натуральным сосновым лесам Ланд.
Ланды называют Сахарой Франции. На самом деле - это французская Сибирь. Тысячи квадратных километров зыбучего песка, на котором с какого-то экологического перепуга растут деревья.
Деревушка, которой верховодит Герар, находится на южной оконечности этого леса.
Если бы меня вдруг разбудили глубокой ночью и попросили бы схематичным образом описать представление о месте, где я хотел бы быть разбужен, я бы, наверное, слепил Эжени-ле-Бан. Там так хорошо, что можно не вдаваться в подробности: сосновый лес, солнечная поляна, какой-то, черт его знает, бельэтаж и тонкий запах хвои и утиной печенки, теряющийся в зыбком мареве перспективы. Я не знаю, что такое «зыбкое марево перспективы», но мне кажется, что именно так стоит выражаться, будучи разбуженным глубокой ночью.
Герар получил эту деревеньку в приданое за своей женой Кристиной.
Папа Кристины был выдающимся бальнеологом. Он изучал пользу термальной воды, которая в Эжени-ле-Бан начинает хлестать из земли, стоит только неосторожно сковырнуть кусок соснового дерна.
Дочь унаследовала от отца страсть к бальнеологии. В качестве приданого Герар получил пару назойливых родников в Эжени-ле-Бан и еще двадцать по всей территории Франции.
Сегодня у него есть термы, где пенсионеры избавляются от радикулитных хворей. Есть спа, где парижские модницы возвращают коже матовый блеск. Есть большие и маленькие гостиницы, парк со столетними дубами, огород, засаженный пятью разновидностями одного базилика, и ресторан, как уже было сказано, тридцать MI входящий в первую десятку мишленовского справочника.
Дома у Герара висит на стене фотография из? Пари-матч», на которой он, Роже Верже, Поль Бокюз, Труагро и еще дюжина великих францу-ioit, создавших современное представление о гастрономии, улыбаются в объектив в преддверии Нового, 2000 года. «Удивительное дело, мы все такие разные, - говорит он, глядя на эту фотографию. - Мы занимаемся совершенно разными вещами, у нас часто диаметрально противоположные мнения о том, что такое хорошо и что плохо, но мы все друзья, и так получилось, что в итоге мы вместе сделали одно большое дело, хотя каждый планировал сделать что-то свое».
«Свое» Мишеля Герара - это кухня, которая на всех языках называется запатентованным французским словом minceur - «похудение». Он придумал ее, когда у западного мира было два главных врага - Советский Союз и холестерин.
Советский Союз, впрочем, с тех пор в качестве образа врага как-то потускнел, а кухня minceur по-прежнему имеет легионы поклонников, потому что холестерин все еще жив.
Идея Герара была в том, чтобы создать диетическое меню на каждый день, не превращая жизнь в дисциплинарный санаторий. Он умудрился упаковать в эту диету и мясо, и утиную печень, и вино. Люди едят, пьют - и все равно худеют.
Я не умею объяснить химию этого процесса, но поскольку эмпирическим путем она доказана тысячекратно, сомневаться в ней уже поздно.
Надо уметь смотреть фактам в лицо. Даже если эти факты выглядят абсурдно. Нельзя ведь отрицать, что, скажем, космонавт Гречко - это довольно корпулентный человек. Однако все видели, как он болтается в космосе, будто наполненный гелием шар. Кислота и так далее
Телевизоры в номерах гераровской гостиницы белого цвета. В ванной букетики жимолости. В большой каплевидной вазе на комоде - семейка разноцветных яблок. Над кроватью - льняной балдахин. На окнах веселенькие занавески. По подоконнику скачут крупные глиняные зайцы. Жена Герара Кристина называет такой оформительский стиль, как майонез, - провансалем.
За окнами разбит буколический парк с каштанами и беседками. Несколько раз в день соседняя церквушка разражается интеллигентным благовестом.
Первый урок у Герара. Мы идем с ним инспектировать продукты, привезенные к обеду. Герар, властный и даже жесткий человек в общении с подчиненными, зайдя в кладовую, превращается во Франциска Ассизского: «Здрав-(тнуй, братец-хлеб. Здравствуйте, сестрички-мор-конки. Здоров будь, брат - козий сыр».
То есть, конечно, всего этого он не говорит. 11о смотрит на овощи, мясо, бакалею и прочее р 1,1 ночное разнотравье с таким выражением ли-ца, как будто встретил близких родственников.
«Вот это - очень важная вещь, - показывает он мне зеленый каффировый лайм. - О, это такая важная вещь. Я открыл его для себя во время путешествий в Азию. Это король цедры. Я с ним поступаю так. Цедра двух таких лимончиков и литр оливкового масла холодного отжима. 11адо настаивать пару дней. Это дает салатам поразительную свежесть. А если полить таким маслом жаренную на гриле рыбу…»
Герар читает мне коротенькую лекцию о цитрусовой кислоте и о том, как она помогает решать самые важные гастрономические задачи. О том, что мир на самом деле совершенен, просто надо сделать небольшое усилие, чтобы заметить это совершенство.
Я нюхаю ироничный пряный лимон, и почему-то мне хочется верить каждому слову. Мир совершенен, кто бы сомневался.
Такие лекции у Герара припасены для каждого кабачка, каждого вилка брокколи. Он рассуждает о роли цвета, о том, какие горизонты может открыть один внимательный взгляд на кофейные зерна.
Однажды Герар пил кофе рядом с рыбным рынком в Чинкветерре, это такое местечко в Лигурии1. Они там к эспрессо подают дольку лимона. Герар был так увлечен застольным разговором, что не успел сказать, чтобы они так не делали. Поэтому пришлось ему пить кофе, как он не привык, - с лимоном. Кофе сам по себе ему не сильно понравился. Зато запах свежей рыбы, смешавшийся с ароматом кофейных зерен и лимона, натолкнул его на идею нового блюда.
Я ел это блюдо. Это устрицы с соусом из каффирового лайма и зеленого кофе. И это гениальная по гармоничности вещь. Выдумать такое из головы нельзя. Это можно только контрабандой провезти в наш мир из другого, совершенного мира. Источники знаний
В роднике с термальной водой навален целый куст лавровишни. У термальной воды полезные свойства, но неприятный запах, а неприятные запахи в лендлордстве Герара запрещены. Лавр не дает подземным водам дразнить обоняние.
Герар уехал по делам в Париж. У него встреча с министром здравоохранения. Мы с женой
Лигурия - провинция на северо-западе Италии, знаменитая своими курортами. гоже решили заняться здоровьем и записались на процедуры в термы.
Там выдают смешные льняные рубища, ком-нага ожидания завалена книжками издательства •Гашен». Я узнал из книжки, посвященной гостиничному дизайну, что в Шотландии есть целая россыпь отелей, переделанных из железнодорожных станций. Вагоны-рестораны там стоят на вечном приколе.
В термах тоже много занятного. Есть, например, кабинет с бассейном, наполненным жидким фарфором. Моя жена после такой ванны стала похожа на черноволосую статую Галатеи, и - на тех сатиров, которых во множестве держат в галереях Ватикана.
Вечером мы ужинаем в ресторане, где нас обслуживает официант Дима. Он русский, но это ничего не объясняет. Его родители эмигрировали во Францию, когда мальчику было четыре года. И поэтому его русский язык остался примерно на уровне этого возраста. Очень забавно слушать, как четырехлетний мальчик рассуждает о вине. «Очень хорошо вы приехали, - говорит Дима. - У меня будет практика русским языком. А то совсем стану забывать. Зимой Герар закрыт. Я еду работать в Куршевель. Там будет хорошая практика русским языком». Что называется, устами младенца. Утиная возня
«Месье Зимин, месье Герар вас ожидает». Управляющий гостиницей Pres D' Eugenie дождался, пока я допью чай из моркови с чабрецом, и теперь стоит передо мной с лицом, выражающим готовность сделать для меня все: вызвать такси, отдать жизнь и даже фамильные драгоценности своей бабушки.
Меня всегда поражал вот такой артистизм гостеприимства. Я думал, как они его добиваются. Может, это актерские курсы или самогипноз?
Но вообще - никаких сил не хватит. Управляющий работает у Герара уже тридцать лет. Я думаю, что за тридцать лет не растерять симпатий к миру двуногих можно, только действительно им симпатизируя.
У нас экскурсия на утиную ферму и в семейный замок Гераров. За тридцать лет Герар скупил практически все в окрестностях Эжени-ле-Бан, так что теперь он - беспокойный феодал. Каждый день надо смотреть, не прохудилась ли крыша в удаленном овине и не съел ли колорадский жук делянку цуккини.
Герар - один из крупнейших в Ландах производителей утиной печени. Утки у него питаются по специальной диете: орехи, бобы, даже чуть ли не коньяк.
Я спрашиваю, как он относится к тому, что экологи во Франции пытаются запретить произиодство фуа-гра как варварский пережиток. Утки, говорят экологи, испытывают мучения. Герар улыбается: «Просто экологи не пробовали ТО меню, которое едят мои утки».
В семейном замке Герар делает вино. Это, конечно, не уровень главных шлягеров Бордо, но максимум того, что можно выжать из песчаной почвы Ланд.
В доме переполох. Каждый год во Франции нладельцы исторических квартир, домов и поместий на один день открывают свои двери для всех желающих - и вся страна становится большим музеем французского образа жизни. Замок Герара - исторический памятник, и сегодня здесь чистят гобелены и серебряные ложки ради нескольких любопытных граждан, которым придет в голову приехать на машине в эту глушь.
На большой светлой кухне все стены увешаны медными сковородками и кастрюлями. Я спрашиваю у Герара, в чем фокус меди, и получаю лекцию про особый температурный режим, окисление металла и прочую увлекательную химию. «Это все не просто так», - щурится на солнце Герар. Я это уже понял. Ничего в совершенном мире не бывает просто так. С последней прямотой
Через Эжени-ле-Бан проходит одна из сотен троп по дороге в Сантьяго-де-Компостела. Тысячи лет паломники топчут эту землю ногами в надежде доковылять до самой сути. Европейская история всегда смешивала географию и метафизику.
Я спрашиваю Герара, почему вдруг он, будучи довольно молодым и совсем не пухлым человеком, вдруг придумал эту свою кухню minceur.
«Не знаю, мне просто хотелось сделать человеческую жизнь проще. Люди так любят всякие регламенты и ограничения. А я хотел придумать еду, в которой не было бы ограничений и не было бы регламентов. Чтобы все ели то, что они хотят, то, что на самом деле вкусно. И не думали о последствиях. В конце концов, в жизни так много других проблем, зачем превращать в проблему еще и еду».
Герар торопится. Ему надо ехать готовить на свадьбу дочери Бернара Арно, владельца LVMH1. Свадьба будет в замке Сотерна, он тоже принадлежит LVMH, как и Moet, Hennessy, Louis Vuitton и еще несколько дюжин контор, транслирующих современное представление о роскоши. На свадьбе будет тысяча гостей.
«И там тоже все будет просто?» - спрашиваю я. Герар смеется: «Нет, они для этого недостаточно богаты».
Солнце запуталось в вершине пятисотлетнего дуба. Асфальт, разогретый за день, шипит под колесами, как кипящее масло. От Эжени-ле 1 LVMH - консорциум, выпускающий массу разнокалиберных luxury goods. Название образовано из первых литер самых известных марок, находившихся под управлением консорциума: Louis Vuitton, Moet, Hennessy. 1»ан до Бильбао, оказывается, можно доехать всего за два с половиной часа, если поехать через По.
Под крыльями самолета бюджетной испанской авиакомпании «Вуэлинг» - застывшие медовой карамелью Пиренейские горы и облака, такие плотные, что по ним, кажется, можно кататься на лыжах.
Мы летим в Рим. Там придется переночевать в аэропорту. И на следующий день - домой. У меня в кармане рецепт гениального трюфельного соуса и революционный трюк для приготовления говядины.
Вместо ланча в «Вуэлинге» раздают анкеты. «Понравилось ли вам летать нашей авиакомпанией? Устраивают ли вас цены? Куда, по-вашему, наша авиакомпания должна организовать прямой рейс?» - «Все у вас хорошо. Только начните, пожалуйста, летать напрямую из Москвы». Сделайте прямыми дороги, в общем. Кажется, что-то подобное просили пророк Исайя и апостол Иаков. 10 мясо,
ИЛИ КАК ОТЛИЧИТЬ
плоть от плоти
«Есть мясо, и есть МЯСО». - Отчаянная жестикуляция Феликса, видимо, должна убедить меня в том, что «мясо» и «МЯСО» - это омонимы. То есть слова, которые звучат одинаково, но обозначают совершенно далекие друг от друга понятия. Скажем, как член партии и просто член.
На столе перед Феликсом, как в анатомическом театре, громоздились части тел. Филигранно обработанная баранья нога, похожая на пунцовую цветочную вазу. Телячья лопатка, напоминающая скрипку. Говяжий стейк такой геометрически аккуратной формы, что складывалось полное ощущение, будто он вырезан по лекалу.
Феликс приехал то ли из Айовы, то ли из Аризоны или Техаса, не суть. Из какой-то жуткой американской дыры, но с планетарной миссией. Собственно, для американцев - это норма. Они ведь вылезают из своих палестин только по планетарному поводу.
Феликс приехал в Москву рассказать про МЯСО. Простой парень, повар на большой ферме, ом говорил те же самые вещи, что я слышал от лионского шефа Поля Бокюза.
Бокюз получил три звезды от справочника «Мишлен», еще когда Феликса не было на свете. 1)окюз за свою жизнь придумал, наверное, тысячу самых вычурных рецептов. И только когда он стал уже признанным мэтром, Бокюз понял главную суть стряпни. «Хорошая еда - это не рецепты. Хорошая еда - это продукты».
Надо иметь определенную, что ли, смелость, чтобы заявлять такие вещи. Ведь, казалось бы, это и ежу понятно, что продукты важны. И кто бы вообще сомневался.
Но понадобилась вся мощь бокюзовской харизмы, чтобы мир прислушался к этим очевидным, казалось бы, словам.
Это вообще удивительное свойство очень редких людей. Вот так вот во весь голос говорить важные банальности. О любви, о смерти, о говядине, наконец. Не всякий может себе это позволить. Не ко всякому прислушаются.
До 80-х годов прошлого века считалось, что повар должен насиловать природу. Это шло от изысканного декаданса Старой Европы. Это же привозили с Востока, из китайских императорских покоев, где, по слухам, не готовили ничего проще супа из ласточкиных гнезд, а на завтрак ели змеиные тушки в семнадцати соусах.
Но на дворе уже двухтысячные. Фраза Бокюза произнесена и понята. И даже уже забыта.
Это же очевидно: главная задача повара - не навредить. Феликс раскаляет чугунный гриль.
«Я не люблю мясо, приготовленное на открытом огне, - говорит он. - Да, дрова, конечно, дают мясу этот специфический бивуачный аромат. Сразу кажется, что ты на Диком Западе. Это романтично. Ковбои, индейцы.
Но аромат угля перечеркивает биографию хорошего мяса.
Бык, корова, баран - они ведь жили. Что-то во время этой жизни ели, о чем-то все время думали. Или наоборот. Чувства испытывали. Разные.
Их биография - она как кольца на дереве. Вся отражена в мышцах. В их текстуре, вкусе, запахе. Это очень индивидуально.
Что ел этот телок на завтрак? Кукурузу, клевер, а может, турнепс?
Был ли бычок энергичным бабником или задумчивым философом - все это можно понять по его мясу». - Феликс плотоядно улыбается.
И от этой его улыбки мне становится как-то не по себе.
Трудно иметь дело с одержимыми людьми. Если тебе все равно, а кому-то совсем не все равно, то кто, как вы думаете, одержит верх в споре?
Феликс тогда убедил меня, что американскую говядину в идеале вообще не нужно подвергать никакому кулинарному насилию. Ее надо резать полосами и сырыми кусками запихивать в себя, прислушиваясь к ощущениям, как в кабинете у врача, когда тебе по пищеводу медленными, ползучими движениями спускают желудочный:юнд.
Работа мясного популиста, впрочем, не дает иозможности быть последовательным до конца.
Мясо ведь в том числе покупают для того, чтобы жарить его на углях. И с этим печальным фактом приходится смириться даже человеку, который может рассказать биографию коровы, мельком взглянув на ее филей.
Поэтому Феликс научил меня не только сыроедению, но и некоторым другим фокусам. Вот, например, вам секрет сочности.
Приготовьте сладкую водичку, очень сладкую, буквально пять ложек сахара на стакан кипятка. И этой самой водичкой ополосните стейк.
При соприкосновении с раскаленным грилем или сковородкой эфемерный слой воды практически мгновенно испаряется. Сахар же, наоборот, карамелизуется, образуя тончайшую корочку, субтильную броню, внутри которой приготовление мяса идет совершенно другим, практически тандырным способом.
Корочку эту потом легко счистить, а взамен вы получите совершенно необычную текстуру, среднюю между жареной и печеной. Эдакий ростбиф а-ля карамель. Я, кстати, потом подумал, что этот рецепт может иметь бесконечное число вариаций. Никто ведь не мешает заменить воду, скажем, цин-фанделем или портвейном. И тогда кроме охранительной функции у испарений жидкости появится возможность слегка мариновать говядину.
Или вместо сахара использовать что-то другое. Не знаю, кленовый сироп или еще какую-то блажь.
Еще одна важная штука в приготовлении мяса - температура.
Собственно, важность температурного режима никто не отменял и для всех прочих гастрономических штудий. Но в мясе большой огонь - это принципиально.
Особенно если вы задались ответственной задачей приготовить толстый миньон.
Если у вас под рукой чугунная сковородка-гриль, то ее надо раскалить, ну практически до температуры плавления.
В кухне должен появиться липкий, сладковатый запах. Тот, что бывает на верхней полке русской бани, когда камни раскалились добела.
На высших, пиковых температурах получается та самая тончайшая корочка, за тридцать секунд получается. И дальше газ или электрическую конфорку можно уже выключить и доводить миньоны до готовности уже только на тепле самой сковороды.
Каждый сам решает для себя, когда наступает этот решающий момент. Кроме интуиции, тут никто помочь не в силах.
Феликс, правда, дал мне один совет. Но он касается только мраморной техасской говядины.
То есть той говядины, ради которой бычков специально откармливают, как каких-нибудь птах, зерном. Держат месяцами в стойлах, а потом пускают пастись по зеленым лугам.
От такого моциона в их мясе возникают уютные жировые прожилки, по рисунку напоминающие мрамор.
Так вот, Феликс посоветовал мне держать говядину на сильном огне до тех пор, пока жир в этих прожилках из белого не станет тусклым, а потом вырубить конфорку.
Вообще, говядина - довольно трудный жанр. И новичку к толстым кускам этой плоти стоит подступаться осторожно и не расстраиваться, если с первого (второго, третьего или двадцать шестого) раза что-то не получится. Рано или поздно получится.
Про говядину один американский повар говорил, что ему понадобилось испортить тысячу стейков, прежде чем он смог без стыда смотреть своим клиентам в глаза.
Тысячу. Это при средней цене в двадцать единиц условности.
«Есть мясо, и есть МЯСО». - Отчаянная жестикуляция Феликса, видимо, должна убедить меня в том, что «мясо» и «МЯСО» - это омонимы. То есть слова, которые звучат одинаково, но обозначают совершенно далекие друг от друга понятия. Скажем, как член партии и просто член.
На столе перед Феликсом, как в анатомическом театре, громоздились части тел. Филигранно обработанная баранья нога, похожая на пунцовую цветочную вазу. Телячья лопатка, напоминающая скрипку. Говяжий стейк такой геометрически аккуратной формы, что складывалось полное ощущение, будто он вырезан по лекалу.
Феликс приехал то ли из Айовы, то ли из Аризоны или Техаса, не суть. Из какой-то жуткой американской дыры, но с планетарной миссией. Собственно, для американцев - это норма. Они ведь вылезают из своих палестин только по планетарному поводу.
Феликс приехал в Москву рассказать про МЯСО. Простой парень, повар на большой ферме, ом говорил те же самые вещи, что я слышал от лионского шефа Поля Бокюза.
Бокюз получил три звезды от справочника «Мишлен», еще когда Феликса не было на свете. 1)окюз за свою жизнь придумал, наверное, тысячу самых вычурных рецептов. И только когда он стал уже признанным мэтром, Бокюз понял главную суть стряпни. «Хорошая еда - это не рецепты. Хорошая еда - это продукты».
Надо иметь определенную, что ли, смелость, чтобы заявлять такие вещи. Ведь, казалось бы, это и ежу понятно, что продукты важны. И кто бы вообще сомневался.
Но понадобилась вся мощь бокюзовской харизмы, чтобы мир прислушался к этим очевидным, казалось бы, словам.
Это вообще удивительное свойство очень редких людей. Вот так вот во весь голос говорить важные банальности. О любви, о смерти, о говядине, наконец. Не всякий может себе это позволить. Не ко всякому прислушаются.
До 80-х годов прошлого века считалось, что повар должен насиловать природу. Это шло от изысканного декаданса Старой Европы. Это же привозили с Востока, из китайских императорских покоев, где, по слухам, не готовили ничего проще супа из ласточкиных гнезд, а на завтрак ели змеиные тушки в семнадцати соусах.
Но на дворе уже двухтысячные. Фраза Бокюза произнесена и понята. И даже уже забыта.
Это же очевидно: главная задача повара - не навредить. Феликс раскаляет чугунный гриль.
«Я не люблю мясо, приготовленное на открытом огне, - говорит он. - Да, дрова, конечно, дают мясу этот специфический бивуачный аромат. Сразу кажется, что ты на Диком Западе. Это романтично. Ковбои, индейцы.
Но аромат угля перечеркивает биографию хорошего мяса.
Бык, корова, баран - они ведь жили. Что-то во время этой жизни ели, о чем-то все время думали. Или наоборот. Чувства испытывали. Разные.
Их биография - она как кольца на дереве. Вся отражена в мышцах. В их текстуре, вкусе, запахе. Это очень индивидуально.
Что ел этот телок на завтрак? Кукурузу, клевер, а может, турнепс?
Был ли бычок энергичным бабником или задумчивым философом - все это можно понять по его мясу». - Феликс плотоядно улыбается.
И от этой его улыбки мне становится как-то не по себе.
Трудно иметь дело с одержимыми людьми. Если тебе все равно, а кому-то совсем не все равно, то кто, как вы думаете, одержит верх в споре?
Феликс тогда убедил меня, что американскую говядину в идеале вообще не нужно подвергать никакому кулинарному насилию. Ее надо резать полосами и сырыми кусками запихивать в себя, прислушиваясь к ощущениям, как в кабинете у врача, когда тебе по пищеводу медленными, ползучими движениями спускают желудочный:юнд.
Работа мясного популиста, впрочем, не дает иозможности быть последовательным до конца.
Мясо ведь в том числе покупают для того, чтобы жарить его на углях. И с этим печальным фактом приходится смириться даже человеку, который может рассказать биографию коровы, мельком взглянув на ее филей.
Поэтому Феликс научил меня не только сыроедению, но и некоторым другим фокусам. Вот, например, вам секрет сочности.
Приготовьте сладкую водичку, очень сладкую, буквально пять ложек сахара на стакан кипятка. И этой самой водичкой ополосните стейк.
При соприкосновении с раскаленным грилем или сковородкой эфемерный слой воды практически мгновенно испаряется. Сахар же, наоборот, карамелизуется, образуя тончайшую корочку, субтильную броню, внутри которой приготовление мяса идет совершенно другим, практически тандырным способом.
Корочку эту потом легко счистить, а взамен вы получите совершенно необычную текстуру, среднюю между жареной и печеной. Эдакий ростбиф а-ля карамель. Я, кстати, потом подумал, что этот рецепт может иметь бесконечное число вариаций. Никто ведь не мешает заменить воду, скажем, цин-фанделем или портвейном. И тогда кроме охранительной функции у испарений жидкости появится возможность слегка мариновать говядину.
Или вместо сахара использовать что-то другое. Не знаю, кленовый сироп или еще какую-то блажь.
Еще одна важная штука в приготовлении мяса - температура.
Собственно, важность температурного режима никто не отменял и для всех прочих гастрономических штудий. Но в мясе большой огонь - это принципиально.
Особенно если вы задались ответственной задачей приготовить толстый миньон.
Если у вас под рукой чугунная сковородка-гриль, то ее надо раскалить, ну практически до температуры плавления.
В кухне должен появиться липкий, сладковатый запах. Тот, что бывает на верхней полке русской бани, когда камни раскалились добела.
На высших, пиковых температурах получается та самая тончайшая корочка, за тридцать секунд получается. И дальше газ или электрическую конфорку можно уже выключить и доводить миньоны до готовности уже только на тепле самой сковороды.
Каждый сам решает для себя, когда наступает этот решающий момент. Кроме интуиции, тут никто помочь не в силах.
Феликс, правда, дал мне один совет. Но он касается только мраморной техасской говядины.
То есть той говядины, ради которой бычков специально откармливают, как каких-нибудь птах, зерном. Держат месяцами в стойлах, а потом пускают пастись по зеленым лугам.
От такого моциона в их мясе возникают уютные жировые прожилки, по рисунку напоминающие мрамор.
Так вот, Феликс посоветовал мне держать говядину на сильном огне до тех пор, пока жир в этих прожилках из белого не станет тусклым, а потом вырубить конфорку.
Вообще, говядина - довольно трудный жанр. И новичку к толстым кускам этой плоти стоит подступаться осторожно и не расстраиваться, если с первого (второго, третьего или двадцать шестого) раза что-то не получится. Рано или поздно получится.
Про говядину один американский повар говорил, что ему понадобилось испортить тысячу стейков, прежде чем он смог без стыда смотреть своим клиентам в глаза.
Тысячу. Это при средней цене в двадцать единиц условности.