Поэтому будьте решительны, но не самоуверенны.
   Гастрономия вообще не терпит самоуверенности.
   Даже самый проверенный рецепт всегда таит в себе сюрприз. Двух одинаковых стейков не бывает.
   Это так же справедливо, как и то, что одну бутылку нельзя выпить дважды.
   Гораздо проще с бараниной. Особенно новозеландской.
   Прелесть этого мяса в том, что оно заставляет даже самых безруких кулинаров чувствовать свою гастрономическую мощь.
   Накромсал корейку на отдельные ребрышки. Слегка обжарил в оливковом масле с чесноком и перцем. И вот уже - на столе отчаянно пахнет Провансом1 и вечностью. В том, разумеется, понимании вечности, которое навевает Прованс. Прекраснейшее место на земле, где вечерами, после бутылки «Шатонеф», кажется, что до колик ясно понимаешь про жизнь буквально все. И понимаешь, что, наверное, эту землю придумал не суровый Бог из Священного Писания, а веселый бог торговли и винопития. С бараньей, да чего уж там - козлиной головой…
   Но опять же для новичков не рекомендуется подступаться к приготовлению целиковой бараньей корейки.
   Текстура ее неоднородна. Косточки там, жирок, мясо разной толщины. И велик риск либо все безнадежно пересушить, либо - наоборот -
   1 Прованс - французская провинция. В кулинарии - синоним простой, почвенной кухни. Основные приметы - запах чеснока, оливкового масла и тимьяна. оставить внутренность сырой, как глаза пьяного счастливца в провансальский вечер.
   Но самое трудное мясо для гриля - это телятина.
   Я не говорю про курицу. Она вообще толком, если честно, не поддается грилю. Ее надо долго и стыдливо мариновать, превращая из мяса в какой-то субпродукт. Так же тяжело и с телятиной.
   Дело в том, что это мясо лишено резкого характера. Оно легкомысленно, как легкомысленна юность.
   Аромат телятины поверхностен, а истории, которые способна рассказать плоть, едва ли способен прочитать даже мой друг Феликс. Настолько они коротки.
   Это тот тип краткости, для пересказа которой нужен особый талант.
   Я, честно говоря, таким талантом не обладаю. Для меня телятина - по-прежнему терра инкогнита. И в чистом виде, без маринада, она мне до сих пор не дается. Обычно я делаю ее так.
   Раскочегариваю свой чугунный гриль. И пока суд да дело (а суд и дело занимают у меня минут тридцать), мариную телятину в настое из белого уксуса, базилика и чеснока.
   Таким образом у меня даже пару раз получались сносные телячьи ребра.
   К телячьим ребрам без маринада я даже подступаться боюсь. Это высший пилотаж гриля. Мясо без характера, жира и на кости. И даже практически без мяса. На молодых телячьих косточках - его тончайший слой.
   Большинство самонадеянных поваров превращают эту часть тела в чипсы. Остальные, те, кто честен перед собой и перед другими, просто не рискуют.
   Да и зачем рисковать, когда в мире есть бараньи ребра. А хорошую говядину можно есть сырой. Без соуса. Без соли.

11

СЫР И ВИНО,
 
ИЛИ КАК УСТРАИВАЮТСЯ
 
БРАКИ ПО РАСЧЕТУ
 
   Когда-то сыр и вино питали друг к другу теплые чувства. Но это было время, когда сыр был просто сыром, а вино - просто вином. Но стоило сыру стать, например, стилтоном, а вину, допустим, чилийским «Каберне Совиньон» 94-го года, как былое единство сменилось непреодолимыми противоречиями. Точно подобрать вино к сыру сегодня не проще, чем найти хорошую жену. Однако «трудно» - не значит «невозможно». Существует как минимум десять уловок, способных примирить вино и сыр.
   Однажды меня позвали на вечеринку. «У нас все будет просто. Даже патриархально. По-семейному. Только сыр и вино» - в этом приглашении извинительный тон удивительным образом мешался с хвастливым. Так бывает, когда люди абсолютно уверены в справедливости того, что они делают, и одновременно сомневаются, что собеседник так же прогрессивен, как они.
   «Сыр и вино. Прекрасная идея», - сказал я, стараясь, чтобы в голосе вместе с одобрением не звякнула ирония. Так часто бывает, когда хочешь искренне кого-то похвалить, но одновременно намекнуть, что и сам ты, конечно, шит не лыком.
   На той минималистской вечеринке все было как обещано. Только сыр и вино. Однако общего языка они явно не находили. Сыр был слишком ароматным и тяжелым, а вино - слишком легким и фруктовым. Взятые по отдельности, они могли бы составить маленькое счастье для гурмана. Но вместе у них этого не получалось. Над вечеринкой замаячил призрак дисгармонии. Сыр заветривался, а всякий новый стакан вина настойчиво напоминал, что неплохо бы подать к нему хоть какой-то закуски. В конце концов хозяйка пошла на кухню и наделала бутербродов с «докторской».
   Концепция была разрушена, но вечеринка была спасена. Лучшая рыба, как известно, - это колбаса. Она же иногда - и лучший сыр.
   Я это пишу не с целью кого-то уязвить. Я сам - было дело - находился во власти подобных представлений. Я говорил «сыр» - и на губах появлялся вкус вина; говорил «вино» - и в воздухе пахло сыром.
   Мне казалось, что это так же естественно, как секс. «Ты моя женщина, я твой мужчина. Если надо причину, то это причина».
   Миф о теплых чувствах, которые питают друг к другу сыр и вино, как и любой другой миф, разумеется, не лишен научной почвы. Другое дело, что почва эта вроде той, что в рукотворных голландских дюнах. С виду вроде бы земля, а по сути - одна видимость.
   Между сыром и вином действительно имеется довольно близкое родство. В определенном смысле они даже братья. Мол очно-кислые. Химическая природа появления на свет вина и сыра во многом схожа. Оба они - продукт ферментации, в результате которой возникает некая сущность, устроенная гораздо сложнее, чем сырье, из которого эта сущность готовится. Как и вино, сыр должен какое-то время вызревать, чтобы достичь необходимой вкусовой консистенции. И, как у вина, у сыра бывают периоды расцвета, увядания и смерти. Впрочем, категория смерти в случае сыров - штука дискуссионная. Ирландский писатель Джойс, например, говорил, что сыр - это труп. Труп молока. Таким образом, сыроедение получается вроде как своего рода некрофилия. Но под определенным углом зрения все в мире - пляски смерти. В.И. Ленин считал, что всякий боженька есть трупо-ложство. Загробный брак сыра и религии - чем не сюжет для пьесы в жанре абсурда?
   У вина и сыра еще то общее, что оба эти господина имеют тонкую связь с землей. На их вкус влияют местная почва, температура воздуха, растения, сожительствующие с лозами и травой, которую поедают козы, овцы и коровы. Социальные законы работают и в мире растений. Там, как и в мире людей, невозможно жить в обществе и быть от него свободным.
   Если подходить к сыру и вину с позиций примитивных, можно получить два очень похожих портрета. И даже может показаться, что альянс сыра и вина - сюжет, как говорят в рекламных роликах, подсказанный самой природой. Но это только на первый взгляд.
   Россию и, скажем, Западную Европу тоже, в общем, ничто не разделяет. Как и Европа, Россия, по крайней мере на словах, уважает частную собственность и свободу совести, не любит терроризм и прочее мировое зло. Отталкивание происходит не в принципиальных вопросах, а в деталях. То же самое происходит и у сыра с вином. Какой-нибудь лимбургский сыр может полностью заглушить букет благородного красного вина, а вкус его сделать похожим на смоченную в тормозной жидкости тряпку. Брак сыра и вина, как и вопрос о статусе Калининградской области, требует взвешенного подхода, череды взаимных уступок и дипломатических уловок. Уловка № 1. Белое вместо красного
   Даже во Франции - родине современной гастрономической науки - большинство слепо полагает, что к сырам лучше всего подходят сухие красные вина. Специальные издания, мастер-классы ведущих поваров никого не убеждают. Все по-прежнему запивают любой сыр первым попавшимся красным вином и не получают в Итоге никакого специального удовольствия. Чтобы не быть похожим на французов, запомните: подбор сухого красного вина к сыру - дело чрезвычайно тонкое. С кондачка ошибиться здесь гак же просто, как неопытному саперу. Поэтому правило № 1 для начинающих: брать к сыру белое вино. Еще надежнее, если вино это будет сладким. Сотерн, токай1, айсвайны2 - отличные компаньоны практически для любого сыра. Уловка № 2. Определение приоритетов
   Абсолютной гармонии вкуса не часто добиваются даже самые выдающиеся повара. В обеденной интриге сыра и вина почти всегда кто-то теряет, а кто-то находит. Либо сыр подавляет вино, либо вино вертит сыром. Если вы хотите, чтобы в главной роли выступало серьезное вино, скажем, сортов бароло и барбареско3, то подавайте к ним пармезан. К молодым винным особям из винограда каберне совиньон лучше всего подходит старый чеддер. Шампанское и прочая игристая братия лучше всего раскрываются в обществе мягких сыров, особенно бри и камамбера. Идеальную компанию бутылке шар-доне составит твердый савойский сыр. К кьян 1 Токай - район в Венгрии, знаменитый белыми винами. Сладкие то кайские вина маркируют словом Aszu.
   2 Айсвайн - десертное белое вино, которое делают в Германии и Авст рии по трудоемкой и бесчеловечной технологии. Виноград для айсвайнов со бирают после первых заморозков, чуть тронутый инеем. Винограда и вина по лучается мало, стоит результат очень существенных денег.
   3 Бароло и барбареско - основные сорта винограда в итальянской провинции Пьемонт. ти и прочим красным винам тосканского происхождения недурно идет пекорино. К гюверцтра-минеру лучше прочих приспособился мюнстер. Аромат портвейна удачнее всего гармонирует с голубыми сырами - типа рокфора и стилтона. Вина, сделанные из винограда сорта совиньон, также тяготеют к голубым сырам. А вот калифорнийский виноград цинфандель лучшим партнером считает сыр гауда. Уловка № 3. Ориентировка на местности
   Кто-то, то ли Бальзак, то ли Гей-Люссак, говорил, что без знания кулинарной географии не разберешься в обеденной карте. Вино и сыр - дети места, в которых они произведены. Логичный вывод отсюда: сыр и вино, рожденные топографически близко - в рамках одной климатической, социальной и технологической зоны, - должны лучше подходить друг другу, чем, например, сыр из Новой Зеландии или с Фиджи к вину из Чили или Аргентины. В действительности, конечно, это не всегда так. Как говорится, что русскому хорошо, то немцу смерть. В каждой местности есть свои традиционные вкусовые пристрастия, и далеко не факт, что, допустим, любимое где-нибудь в Каталонии сочетание молодого овечьего сыра и розового вина понравится человеку из Тамбова или Лейпцига. И тем не менее в освященных столетними традициями сочетаниях продуктов есть какая-то транснадежность и уверенность. Сродни той, ЧТО поддерживает клепсидры готических собо-рон. Гак, по крайней мере, считал большой поклонник брака сыра и вина Честертон, написавши ii о своей страсти превосходное эссе. Уловка № 4. Третий нелишний
   Многие весьма авторитетные эксперты считают, что сыр с вином, как кошку с собакой, не стоит оставлять наедине. В этом рандеву обязательно должен быть посредник, говорят они. Некто третий, кто может сгладить противоречия и направить интригу в нужное русло.
   Большинство специалистов склоняются к тому, что идеальным посредником может выступать мед. Кое-кто с некоторой натяжкой приписывает к идеальным сватьям орехи. Главный гастрономический авторитет города Чикаго Чарли Троттер влиятельно настаивает на изюме: «Положите на сыр несколько ягодок кишмиша, подайте к сладкому хересу, и вы получите ни с чем не сравнимое удовольствие».
   Французский коллега Троттера Луи Жам-линьер более традиционен. Он считает идеальным третьим простой пшеничный хлеб. Один из лучших поваров Калифорнии, проживающий в ее винодельческом сердце, долине Напа, Томас Келлер - противник столь лапидарного подхода. В своем ресторане он подает к винам сыр за компанию с финиковым пюре и соусом на основе эссенции из зеленого чая. Уловка № 5. Выдержка к выдержке Уловка № 6. Плесень к сладости
 
   Старое вино и выдержанный твердый сыр - динамические пары. Твердые сыры, как и благородные вина, имеют свойство развиваться. Мягкий сыр, как афоризм, - раз и навсегда законченное высказывание. Долгая жизнь твердых сыров позволяет им обрастать нюансами, обертонами, а то и вовсе перековываться, подобно тому, как на старости лет изменяют своим радикальным взглядам бывшие бунтари или, наоборот, становятся беспределыциками записные паиньки. Одни сыры становятся слаще, другие, такие, как гауда, теряют пастообразную структуру, зато взамен приобретают твердость с привкусом карамели. Твердость - вообще самое распространенное свойство из тех, что приходят со временем. Еще одно, не менее распространенное, - зрелый аромат. Именно он - одна из основных причин, по которым выдержанные твердые сыры, такие, как итальянский пармезан и испанский манчего, настоятельно рекомендуют сочетать с выдержанными, зрелыми винами. В конфликте сложных букетов сыра и вина рождаются порой фантастические гармонии. Кроме того, твердая консистенция выдержанных сыров избавляет вкусовые рецепторы от обволакивающего покрова молочного жира, что позволяет более внятно распробовать вино. Кстати, к этим сырам предпочтительнее заказывать красное. Из Бордо или Риохи. I Io легенде, голубые сыры обязаны своим появлением на свет любовному увлечению молодого пастуха, который при встрече со случайной прохожей испытал настолько серьезное эротическое чувство, что напрочь забыл об обеде. Оставленный им в известковой пещере сыр за то время, пока пастух обделывал свои амурные делишки, оброс плесенью. Это печальное обстоятельство, впрочем, не помешало влюбленному впоследствии съесть вроде бы испорченный сыр и найти его вкус преотменным. Романтические обстоятельства происхождения рокфо-ра amp;Со своеобразно отразились в их последующей жизни. Как и любовь, они подвержены тлену, как и любовь, они не лишены червоточин, как и во всякой любви, в них присутствуют горечь и запах разложения. Они при первом тактильном впечатлении - мягкие, но при попытке поднажать рассыпаются бесформенной грудой комьев. К тому же, как и человеческие чувства, вкус голубых сыров больше зависит не от внутренних, а от внешних причин. Плесень важнее молока. Сухие вина теряются при встрече с голубыми сырами. Их горькую пеницилли-новую пилюлю необходимо подсластить. Лучше всего в компании с рокфором и прочими ведут себя сотерны, токайские вина и суровое семейство портвейнов. Уловка № 7. День в день
   Сыр, как и человек, живет в истории. Так же, как и человек, он зависим от нехитрой диалектики. Как и человек, сыр живет и умирает. И, как и у человека, у сыра бывают плохие и хорошие времена. Факторы, влияющие на житейский тонус сыра, пестры, как вывеска казино. Пища коров и овец, ветер, влажность и политическая ситуация - все это в той или иной мере воздействует на конечный вкус продукта. Бывают, впрочем, и исключения. Некоторые сыры наделены буколической судьбой. Они хороши и зимой, и летом, и во времена парламентского кризиса. К таковым относятся: камамбер, чеддер, комте, эдам, эмменталь, гауда, фета, лим-бургер, моцарелла, мюнстер, пармезан, пекори-но, рикотта, а также, только не удивляйтесь, сыр «Советский». Есть сыры, которые лучше есть только в промежутке с середины апреля до начала ноября. Это шевротен, шавиньоль, кабе-ку, ливаро, а также тонкие голубые сыры, изготовляемые на небольших фермах. Со второй половины ноября до середины апреля хорошо ведут себя бофор, грюйер, вандомский сыр и бутон-де-кюлотт. Уловка № 8. Нежность к белому
   Общность мягких сыров, как границы континента Антарктида, не имеет четко очерченной формы. В эту компанию попадают и сыры, недаиско ушедшие от сметаны, и сорта, близко подошедшие к твердым. К мягким относятся бри и камамбер, травленные цветочной плесенью, и, например, фонтина, который по консистенции - почти что эмменталь. Несмотря на то что содержание жира в мягких сырах гораздо ниже, чем в большинстве твердых, на вкус они кажутся куда более сливочными и маслянистыми. Текстурная нежность - продукт обволаки-нающих свойств мягкого молочного жира, который в данном случае берет не числом, но умением. Нежность эта, впрочем, оборачивается грубой силой в сочетании с красным вином. Какой-нибудь безобидный на вид сыр ливаро способен сделать из благородного бордоского «Ша-то Мутон» грубое пойло с сильным привкусом алкоголя. К мягким сырам нужен специальный подход. Они хорошо ведут себя в альянсе с шампанским и чуть сладковатыми белыми винами из рислинга. Уловка № 9. Крепкое к крепкому
   Философ Платон был первым, кто заметил, что сущности в нашем мире болтаются в сильно разбавленном виде. Доброта приправлена лицемерием, злоба - пусть нечистой, но все же совестью. Водка разбавлена, и даже Bentley - всего лишь мутная тень того Идеального Автомобиля, который ездит где-то по небесам. Экстремальные виды спорта, форсированные двигатели, увлечение абсентом и театром абсурда - все это попытки человечества добраться до дна вещей, до самой их сути. Не избежала этого стремления и безобидная вселенная сыров. Среди них нет-нет да и попадутся какие-то особо пахучие, каменно-твердые, до смешного рыхлые, синие, зеленые и ультрафиолетовые. Стремясь дать природе дополнительное ускорение, сыроделы стряпают сыры, по структуре напоминающие кусок мыла, сыры с кричащими ароматами, сыры со взрывным, как противопехотная мина, вкусом. Для этого исходный продукт коптят, заворачивают в уголь и водоросли, вымачивают в рассолах, фаршируют трюфелями и орехами, поджаривают на медленном огне. Подобрать к таким сырам вино - дело почти безнадежное. Только очень сладкие крепленые вина вроде хереса и мадеры могут пробиться через едкий пикантный вкус и аромат. Уловка № 10. Метод тыка
   Но даже скрупулезно соблюдая все рекомендации, очень легко попасть в просадку. Сыр и вино - субстанции очень истеричные. Они порой ведут себя совершенно непредсказуемым образом. Добавьте сюда также фактор сезонности плюс индивидуальные особенности: пармезан, изготовленный в Италии, несколько отличается по характеру от немецкого, эмменталь в России и Швейцарии неодинаков, несмотря на идентичность рецепта. С винами все еще запуганнее. Самый простой выход из этой ситуации - брать и то и другое в ассортименте. I [йпример, тарелку разнокалиберных сыров: овечьих, козьих, коровьих, твердых, мягких - в общем, всяких. А к тарелке бутылку вина. Есть шанс, что в какой-то момент удастся поймать идеальное сочетание. А возможно, что, накла-дываясь друг на друга, вкусы сыров породят новую гастрономическую реальность.
   Или наоборот. Взять какой-нибудь один сорт сыра, скажем пармезан. А к нему целую галерею бутылок - красного, белого, сладкого, сухого, легкого, крепкого, одним словом, всякого. Кто знает, вдруг удастся поймать идеальную вибрацию вкусовых рецепторов?
   Все вышеприведенные правила - это, впрочем, не конституция, а потому к исполнению не обязательны. Гастрономия вообще склонна к плюрализму. Кому-то милей арбуз, а кому-то свиной хрящик.
   Классик международной кулинарной мысли Ансельм Брийя-Саварен двести лет назад говорил, что обед без сыра - это как красавица без глаза. Крестьяне глухой вологодской деревни примерно в те же годы линчевали помещика-сыродела за то, что он пытался заставить их есть «французское молочное мыло». И Брийя-Саварен, именем которого сегодня, кстати, называется один из самых известных французских сыров, и вологодские крестьяне, предпочитавшие сыру масло, были по-своему правы.

12

НОБУ МАЦУХИСА,
 
ИЛИ КАК ВЗОШЛО СОЛНЦЕ
 
ЯПОНСКОЙ КУХНИ
 
   Все моды, в том числе и мода на восточную стряпню, приходят к нам с Запада. Можно сказать, что гастрономия таким затейливым образом оппонирует астроному Копернику, сказавшему про Землю знаменитое «и все-таки она вертится». Да, вертится, пан Коперник, но в другую сторону.
   Увы или ура, но любое глобальное кулинарное поветрие сегодня никто не станет считать таковым, если оно не пройдет освидетельствование в Нью-Йорке и Лондоне. Две гастрономические провинции, спионерившие титулы мировых гастростолиц, оценивают, судят и ставят разрешительную визу.
   Так было и с японской кухней. Нью-Йорк и Лондон на паях с Голливудом превратили суши в предмет вселенского фетиша.
   Японская диаспора довольно давно жила на Восточном побережье США и тихо крутила там свои роллы, но до определенного момента это странное занятие никого не интересовало.
   Поворотными стали 80-е годы, когда сырой рыбой заинтересовались голливудские звезды. Есть мнение, что это был не вполне праздный интерес. Именно в восьмидесятые к голливудскому гетто миллионеров Беверли-Хиллз стали тянуть свои хищные ручонки японские финансовые воротилы. Киностудии переживали кризис, продюсеры искали новые источники денег, и тут подвернулись японцы со своими йенами. Переговоры велись в суши-барах Сан-Франциско и Лос-Анджелеса, велись долго и мучительно, но закончились к обоюдному удовольствию. Японцев пустили в святая святых американской поп-культуры, а Голливуд получил источники финансирования и диету из риса и сырой рыбы. Альянс между золотым тельцом и голубым тунцом оказался весьма эффективным. К началу 90-х планета была так унавожена соусом васаби, что уже не американцев с их гамбургерами, а японцев с их супом мисо впору стало обвинять в подрыве национальных гастрономических корней на всей территории земшара - от Свазиленда до России.
   На самом же деле от этой экспансии все, разумеется, только выиграли. Западная кулинарная традиция нашла себе новый источник вдохновения и стала активно перенимать тысячелетний опыт медитации над редькой дайкон. Японцы, в свою очередь, тоже не стали отсиживаться в консервативном окопе. Покорив мир, они, как древние римляне, не ограничились установлением единственно своего порядка, но стали активно тянуть на себя одеяло местных обычаев. Не менявшаяся веками японская кухня чудесным образом поменялась всего за несколько лет.
   Главным двигателем этого процесса стал Но-буюки Мацухиса, или просто Нобу. Тот фокус, который он проделал с японской кухней, принято называть модернизацией, но модернизация - уж больно неуклюжее слово. От него пахнет тосолом и ревкомом. Правильнее было бы назвать метод Нобу «изумлением» или - еще точнее - «отзывчивостью». Сам он придумал термин «кокоро», что одни переводят как «песнь души», а, например, ресторанный критик «Санди тайме» нашел более экстравагантный образ: «Кокоро - это то, что творится в голове у того, кто всегда мечтал и вдруг стал обладателем нижнего белья Кайли Миноуг».
   Смех смехом, а меж тем все эти определения довольно точны. Нобу ухватил то главное, что составляет прелесть послевоенного японского миросозерцания - совершенную, до колик зача-рованность Западом, но зачарованность без потери национальной идентичности. Нобу - это квинтэссенция тех японцев, которые выращивают мох на склоне Фудзиямы, искренне надеясь сделать с его помощью шотландский японский виски. Нобу - это те японцы, которые кропотливо превращают творог тофу в сыр рокфор. Нобу, наконец, это те, кто совершенно ошалел от группы «Тату» и той же Кайли Миноуг, но не перестал при этом быть японцем. Это удивик'и.мое и очень важное свойство характера. Мандельштам в свое время писал про Чаадаева, что это «единственный русский, который побы-илл на Западе, влюбился в него, но смог остать-«я русским». В отличие от России в Японии та-кнн фабула - обычное дело. И Нобу только один, может быть, самый знаменитый, если не считать Мураками, белый японец. Оба они - и Мураками, и Мацухиса - сплясали в синтоистском храме зажигательную джигу в смеси с рок-н-роллом. Оба они настолько низкопоклонничали перед Западом, что совершили головокружительный кувырок, став своими и среди чужих, и к собственном доме.
   Суть модернизма Мацухисы заключается в том, что он привнес в японскую кухню элемент фантазии, он раскрепостил ее и выпустил на волю дремавших джиннов. Он скрестил Японию с Перу, Францией, Аргентиной и Калифорнией. Причем сделал эту связь не механической, а органичной, как брак по любви.
   Нобу довольно долго работал в Перу, и там он отыскал ту пронзительную кислинку, которой, как оказалось, только и не хватало сырой японской рыбе. Там же, в Перу, нашлись те несколько жгуче-острых ноток, без которых столетиями тосковали пресные японские соусы.
   Из Аргентины Нобу вывез несколько трюков с мясом, которые естественнейшим образом вплелись в традиционную игру сукияки. В Калифорнии Нобу познакомился с черной треской, рыбой, которая до Нобу была, в общем-то, никому не нужна, но он так уместно приготовил ее в карамели, что теперь тысячи ресторанов во всем мире обязательно имеют в своем меню черную треску а-ля Нобу.
   Из Франции Нобу экспортировал массу игривых кулинарных технологий, которые в Европе смотрелись уже архаично, но, будучи посаженными на японскую почву, пустили такие пышные ростки, что теперь уже французские повара приезжают к Нобу, чтобы поучиться у него приготовлению какого-нибудь омлета.
   При этом кухня Нобу все равно оставалась японской.
   Нобу действовал как хороший дизайнер одежды, который может заимствовать любые этнические мотивы, но сшитые им пиджаки все равно остаются пиджаками.
   Вся эта перуано-японо-калифорнийско-фран-цузская круговерть оказалась настолько обаятельной, что всего за несколько лет из одного ресторанчика «Мацухиса» дело Нобу превратилось в империю. В долю с Нобу вошли Роберт Де Ниро и Джорджо Армани, люди, умеющие быть артистично-органичными точно так же, как артистично-органичны кулинарные фокусы Мацухисы.