Страница:
– Шевелись же ты! – вопил Андрей. – Ставь дымовую завесу, валенок! Быстрее.
– К-кто с-сказал, что она тут е-есть?!
– Я, – прокричал Андрей. – Я ее видел. На внешней подвеске. Пять или шесть дымовых ракет. Кнопка должна быть где-то у командира. Ну же, пока они нас не зажарили!
Сообразив, чего добивается приятель, Армеец ринулся в голову машины и принялся лихорадочно шарить по приборной доске.
– Теперь дуй за руль, и поехали отсюда! – продолжал отдавать распоряжения Бандура.
– А мо-мотор за-заведется?!
– Есть другие варианты?!
Они не видели друг друга. Верхний люк оставался открытым, часть дыма заползала в машину. Эдик на ощупь забрался на место водителя. Дернул ручку стартера. Как ни странно, мотор заработал.
– Колеса кажется с-спущены…
– Плевать на них! Вруби подкачку! Там где-то должна быть кнопка.
Сравнительно быстро обнаружив тумблер централизованной системы регулирования давления воздуха в шинах, Эдик провернул его вправо до упора. Задребезжал компрессор. Армеец обернулся к Бандуре:
– А к-куда ехать-то, брат?! Не видно же ни ши-шиша.
– На х… отсюда, вот куда! Что неясного, Эдик?!
Подрагивая и скрипя, будто старая телега, броневик пришел в движение, толкая кормой остовы пострадавших машин. Мотор выл так, что лежащему на полу Андрею казалось – сейчас поршни пробьют клапанную крышку, бронированный капот и сами полетят вверх, как ракеты. Потом скрежет неожиданно прекратился, видимо, они выбрались на открытое пространство, то ли во дворе, то ли уже за его пределами. Откуда-то доносилась беспорядочная пальба, но в них не попали ни разу, окрестности были по-прежнему затянуты чернильными клубами дымовой завесы. Потом машина наскочила на что-то твердое и разнесла вдребезги, не останавливаясь. Андрей решил – это был фонтан, привлекший его внимание накануне. Журчание воды из-под днища послужило подтверждением догадки.
«Не скоро ты, сволочь, все это отремонтируешь, – мелькнула злорадная мысль, адресованная Вацику Бонифацкому. – Даже если твоим бандерлогам удастся нас уделать.
– Не разворачивайся, Эдик! – добавил Бандура вслух. – Руль прямо, и все будет в шляпе. Сейчас мы от них оторвемся!
– Ле-легко сказать! – пыхтел из-за руля Армеец. Ему приходилось напрягать все силы, чтобы машина двигалась по прямой.
– Прихлопни плевалку! – не поворачивая головы, процедил Витряков. Он все еще ничего не видел во дворе, поэтому ориентировался по реву мотора. Судя по тому, что звук отдалялся, покореженный, но сохранивший способность двигаться броневик вот-вот должен был появиться в поле зрения, за пределами дымовой завесы. Но, даже тогда Леонид Львович, вероятно, не стал бы спешить. Машина получила серьезные повреждения и не могла далеко уехать. Неповоротливый бронетранспортер не представляло никакой сложности догнать, если, конечно, во дворе остался хоть один целый автомобиль. Настичь и расстрелять в упор, ничем особенно не рискуя. Как остановить беглецов, израсходовав даром последнюю гранату – вот этого Витряков не знал.
– Уйдут, Огнемет! – не удержался Джаба, останавливаясь у оконного проема, в метре от Лени. Он шатался, как пьяный, но каким-то чудом держался на ногах. – Стреляй! Стрэляй, слышишь?!
– Замажь хайло! – зарычал Огнемет, испытывая большое искушение схватить тяжелораненого бандита за шиворот и вытолкать в окно, чтобы не вякал под руку. – Свали на х… урюк!
В этот миг вдалеке, метрах в семидесяти от них возник черный силуэт БТРа. Машина медленно двигалась кормой вперед, спаренные зенитные пулеметы задрались к небу, будто стрелок опасался нападения с воздуха. Бронетранспортер вплыл в перекрестие прицела, неожиданно задергался, и остановился в двух-трех метрах от сторожки, построенной прямо в поле. Огнемет подумал, что, пожалуй, стоит попробовать поставить точку теперь и здесь.
– Вот он! – заорал над ухом Джаба и уцелевшей левой рукой потянул Витрякова за плечо. Рука Огнемета конвульсивно дернулась, указательный палец надавил спусковой крючок. Граната покинула ствол и огненной кометой устремилась к цели. За доли секунды преодолела разделявшее стрелка и мишень расстояние и поразила бронетранспортер в левое переднее колесо. Многотонную машину подбросило в воздух, а затем она врезалась в пустующую будку охраны, завалившись на правый борт.
– Ест! – крикнул Джаба.
– Я промахнулся, – сказал Огнемет, отбрасывая дымящуюся трубку и поворачивая к Джабе перекошенное бешенством лицо. – Я промахнулся из-за тебя, педераст гребаный! Мудак!
– Промахнулся?! – искренне удивился Джаба. От него разило кровью и спиртным.
В качестве самого убедительного ответа снизу застучали пулеметы. Экипаж бронетранспортера не просто уцелел, а еще и продолжал огрызаться.
– Козел черножопый! – зарычал Витряков, хватая Джабу за шиворот и теперь сожалея, что не сделал этого раньше.
– Пусти! – крикнул Джаба, вылетая из разбитого окна. И скрылся из виду. Витряков проводил его кривой улыбкой, последний полет идиота поднял ему настроение. И сразу отшатнулся под прикрытие стен, потому что после того, как снова заговорили пулеметы, торчать в оконном проеме стало небезопасно и глупо. Через минуту Леонид Львович уже бежал вниз, раздумывая на ходу, как выкурить защитников бронетранспортера из их убежища.
– Поддай газу! – крикнул Бандура.
– Педаль п-п-провалилась! – фальцетом откликнулся Армеец.
– Как это, провалилась?! Что значит, провалилась?!
– Ка-как бензин ко-кончился!
– Как он мог кончиться, если твоя баба сказала, что его только заправили?!
– Не-не знаю! И потом, она та-такая же моя, как и твоя!
Прежде чем Андрей нашелся с ответом, в принципе, Эдик был прав, более того, из всей их компании он единственным очутился в Крыму совершенно бескорыстно, Витряков выпустил свою вторую и последнюю гранату. На этот раз он прицелился точно в борт, но, в самый последний момент Джаба толкнул его под руку. Это обстоятельство спасло приятелям жизнь. Граната поразила бронетранспортер в колесо. Рвануло так, что Армеец подумал, вот он, настал конец. Затем его что-то ударило, и он потерял сознание. БТР швырнуло бортом на стену сторожки, кладка не выдержала и обрушилась. Сверху посыпались обломки, колотя по броне гулко, как мерзлая земля о крышку гроба.
– Вот, наверное, и все, – пробормотал Бандура, когда очухался. Эдик оказался ближе к эпицентру, соответственно, ему досталось больше. Хоть и Армейцу крупно повезло, взрыв был таким сильным, что рулевую колонку сорвало с креплений, после чего она улетела к потолку, чудом разминувшись с головой и грудной клеткой Эдика.
– Армеец? Слышишь меня? – повторил Андрей, поскольку приятель не отвечал. Внутри отсека плавал дым, Бандура почти не видел Эдика, безжизненно откинувшегося на сидении. Между тем руль, на который только что налегал Армеец, валялся рядом с Андреем на полу, правда, теперь напоминая эллипс. Бандура с ужасом подумал, что если его так согнуло после контакта с головой Эдика, то…
– Эдик?!
– Г-господи, м-мы что, умерли? – еле слышно спросил Армеец. Издали доносились вопли виртяковцев, они становились все громче. Было очевидно, бандиты окружают машину.
– С полчаса назад я задавал тебе тот же вопрос, приятель, – сказал Бандура, испытав неимоверное облегчение, что не остался один. – Ты ответил отрицательно, так? Теперь моя очередь. Нет, мы живы.
– Та-так з-значит – ж-живы?
– Пока да. Но, сдается, это ненадолго.
– Нас подбили?
– Похоже на то, старина.
– Что же де-делать?
В голову Андрею пришла мысль, неожиданная и пугающе очевидная. Он колебался минуту, но потом все же выпалил скороговоркой, чтобы не передумать:
– По-моему, тебе пора идти.
– Ку-куда? – растерялся Армеец.
– Наружу, пока не поздно.
– Ч-что ты хочешь э-этим сказать? – насторожился Армеец.
– Только то, что, по-моему, глупо пропадать вдвоем, если один из нас может спастись, – эти слова тоже дались нелегко, но Андрей был рад, что у него хватило мужества их произнести. – Вдвоем нам отсюда не выбраться. Ты меня далеко не утащишь на горбу, старичок, нас поймают и кокнут. Нет шансов для двоих. – Андрей сглотнул, собираясь с духом, – а для одного есть. Не ахти какой, но лучше чем вообще никакого. Наверное, ты сумеешь выбраться. Если конечно повезет. И, если тебя не зацепило…
Эдик молчал минуты три. Время поджимало. Андрей не выдержал.
– Ты в порядке или нет? Что ты молчишь?!
– В относительном, – пробормотал Армеец. Он думал о Яне.
– Тогда шевелись.
– По-моему, двери за-заклинило, – сообщил Эдик неуверенно.
– Какие двери, брат? Плевать на двери, если есть люк.
Оба почти синхронно подняли головы. Люк над ними по-прежнему был открыт. Правда, звезд видно не было. То ли из-за дыма, то ли гроза пришла гораздо раньше, чем ожидалось. Андрей склонялся к этому последнему предположению.
– Ну, давай же! – крикнул Бандура, потому что головорезы Витрякова, судя по голосам, были совсем близко. Эдик неуверенно поднялся. Люк над головой означал жизнь. Не гарантировал, конечно, просто предоставлял шанс. Все, что от него требовалось, это подтянувшись на руках, перевалить через край, соскользнуть по броне на землю и нестись по полю, не оборачиваясь. Остаться означало умереть. Тут не было никаких других толкований.
– А т-ты? – спросил Эдик, задыхаясь. Андрей попытался ответить, но сумел лишь пожать плечами, из опасения, что голос выдаст его с головой. Колебаниям Армейца положил конец Протасов, заговорив у него в голове. Это была последняя фраза, которую Эдик слышал от Валерия. Протасов даже не говорил, кричал. «ЭДИКУХДИ!», – донеслось из рушащейся пещеры, и он, вздохнув, принял решение.
– Я о-остаюсь, – сказал Армеец.
– Глупо, – буркнул Андрей, у которого гора свалилась с плеч. – Подумай, брат…
– Не-не о чем думать, та-так что по-пожалуйста, заткнись.
Андрей перевел дух, очень надеясь, что Эдик в дыму этого не заметит.
– Тогда помоги мне подняться и дуй наверх. Надо проверить пулеметы. Если они уцелели, может, еще повоюем.
– Как п-проверить?
– Как, как? На этих клоунах, как еще?! Слышишь, они уже совсем рядом вопят.
Первой группе из четырех человек предстояло вернуться в особняк, чтобы добраться до окон дальнего крыла, из которых крыша подбитой машины должна была быть видна, как на ладони. Что было бы очень кстати на тот случай, если бы кому-то в бронетранспортере пришло в голову еще немного пострелять из зенитных пулеметов.
– Чтобы никто, б-дь на х… носа наружу не высунул! – напутствовал первую группу Витряков. Второй группе, которую Огнемет решил возглавить лично, предстояло совершить обходной маневр, вдоль стен, используя в качестве прикрытия разбитые машины, чтобы, в конце концов, подкрасться к неподвижному бронетранспортеру с фланга. Третьей группе, старшим которой Витряков назначил Громилу в камуфляже, выпала самая опасная задача. Атаковать БТР с фронта, то есть в лоб, и, в случае чего, отвлечь внимание стрелка на себя. И огонь, естественно, тоже.
Решение, принятое Огнеметом, не вызвало энтузиазма ни у самого Громилы в камуфляже, ни у членов его группы, куда Леня, кстати, назначил тех, кто был пьянее остальных. Но, никто не стал оспаривать его приказа, каждый знал, чем это чревато. Витрякова вообще слушались беспрекословно, как хорошего генерала. Возможно, он и стал бы отличным полководцем, каким-нибудь Атиллой или Субудай-багатуром, [88]если бы родился в другую эпоху. Впрочем, сам Леня никогда об этом не задумывался. Его и эта эпоха вполне устраивала.
– Смотри в оба, – посоветовал Огнемет Громиле на прощание. – Чуть что – сразу заляжете.
– Понял, – откликнулся Громила. С ним шло пятеро человек, все с автоматическим оружием.
– Тогда разбежались, – распорядился Огнемет, и, передернув затвор автоматической винтовки, зашагал вдоль стены, время от времени поглядывая на бронетранспортер в просветах между машинами. Его бойцы устремились за ним. Люди Громилы двинули напрямую.
Двор был перепахан колесами и усыпан обломками. Громила и его головорезы шагали неторопливо, держа автоматы наперевес и перекликаясь пьяными голосами. С севера громыхнуло, далекая молния ударила в горную вершину. Ветер стал откровенно тревожным. В воздухе запахло озоном и дождем. Снова полыхнуло вдали. Стремительно надвигающийся грозовой фронт обещал быть не слабее того, что прокатился над Крымом накануне.
Когда до бронетранспортера оставалось рукой подать, головорезы Громилы смогли, наконец, оценить полученные машиной повреждения. Не требовалось обладать познаниями автомеханика, чтобы прийти к выводу – отсюда он уже никуда не уедет, ни своим ходом, ни на прицепе, в обозримом будущем. Без вмешательства упомянутых выше автомехаников. Бронетранспортер завалился на правый борт, крышу придавила часть стены, рухнувшей сверху при столкновении, отчего машина и руины сторожки напоминали единую композицию архитектурного ансамбля. Нечто вроде памятника, того самого, который так и не удалось воздвигнуть много лет назад тимуровцам. Левое переднее колесо отсутствовало, фрагменты шаровой опоры уткнулись в землю. Задние колеса были на месте, но их вывернуло под неправдоподобными углами. Стволы зенитных пулеметов торчали в небо, откуда начал накрапывать дождь.
– Приготовились! – скомандовал Громила, не зная, что его людям действительно самое время готовиться к тому, к чему никогда нельзя приготовиться.
Они были в каких-нибудь пятнадцати метрах от разбитого бронетранспортера, когда пулеметная установка ожила.
– Блядь! – крикнул Громила, заворожено наблюдая за двумя черными жалами, качнувшимися вниз и влево под стон редукторов. Это было его последние слова.
– Степа! – выкрикнул Витряков, хоть звать было уже некого. Если Громила и был здесь, то находился чудовищно далеко, с общепринятой точки зрения. Вряд ли Армеец за грохотом пары КПВТ мог расслышать выкрик Витрякова, тем не менее, он повел стволом справа налево, против часовой стрелки, уничтожая все, что только оказывалось в перекрестии прицела. Леня прыгнул вперед, навстречу этому дистанционному оверлоку, штопающему землю крупнокалиберными пулями. И очутился в мертвой зоне, образованной корпусом БТРа. Его более медлительным спутникам повезло гораздо меньше. Их забрал свинцовый смерч. Витряков пополз к машине, закусив губу и потеряв винтовку. Через секунду, быть может две, пулеметы смолкли.
– За-заклинило! – крикнул Армеец, судорожно нажимая гашетку. Спаренные пулеметы молчали. Над ними курился дымок. Дождь перестал моросить, хлынув, как из лопнувшего трубопровода под высоким давлением. Стволы пулеметов шипели, падавшие на их капли немедленно испарялись.
– Проверь гильзоотводы! – посоветовал снизу Бандура. – Может, гильзы заклинило.
Эдик, у которого звенело в ушах, а во рту стоял привкус сгоревшего пороха, как раз собирался спросить, где должны, по мнению Андрея, находиться эти чертовы гильзоотводы, в которых застряли проклятые гильзы, когда откуда-то сверху затрещали выстрелы. Пули забарабанили по крыше бронетранспортера. Эдик, вскрикнув, соскользнул вниз, под защиту брони, по пути разбив локоть, потянув сухожилие на ноге и ссадив скулу. Посланные Витряковым бойцы, наконец, добрались до окон, из которых открывался вид на крышу машины. Андрей, превозмогая боль, помог Армейцу задраить верхний люк. Зажегся плафон освещения отделения, он горел тускло, как ночник. Теперь они очутились в консервной банке. Делать стало решительно нечего. Им оставалось либо уповать на чудо, либо просто ждать конца, что гораздо тяжелее, зато много реальнее.
– Вот теперь, точно все, – довольно спокойно констатировал Андрей. Эдик покосился на него, пару раз открыл рот, но ничего не сказал.
– За прорезями следите, б-дь на х…! – приказал он подошедшим бойцам. У него осталось человек семь полевых игроков, да еще четверо в дальнем крыле, не густо, но вполне достаточно, чтобы завершить дело, поставив жирную точку. Как именно, Витряков пока не решил. – Смотрите, б-дь, чтобы никто из них носа не высунул, – добавил он, и, протянув руку, вынул початую бутылку дорогого марочного коньяка, замеченную им в кармане одного из ребят.
– Это у тебя, б-дь на х… что?
Извините, Леонид Львович, – бледнея, пролепетал боевик. Коньяк был из разграбленного подвальчика Бонифацкого, Огнемет за подобные выходки вполне мог и пристрелить, не долго думая. Однако сейчас он решил проявить великодушие. К тому же, Огнемет дорого бы дал за дорожку, но кокаин хранился в ящике письменного стола в особняке, куда пока было рано идти. Сначала следовало разобраться с залетными, которые, по всем понятиям, уже прилетели. Как грачи с одноименной картины, название которой он отчего-то запомнил со школьной скамьи. [89]
Глядя, как его люди берут неподвижный БТР в тиски, Огнемет пару раз жадно приложился к бутылке. Коньяк, обжигая пищевод, потек в желудок. Вообще-то Витряков не очень жаловал это пойло, но тут был особый случай, а коньяк действительно был редкого сорта, из уникальной коллекции Бонифацкого. Подбрасывая бутылку на ладони, Огнемет бросил взгляд на особняк и ему на мгновение показалось, что он видит далекий силуэт Бонифацкого, прилипшего к крохотному окошку сауны. Сделав третий глоток, Леонид Львович шваркнул бутылкой о борт, словно спускал со стапелей новый океанский лайнер. Она брызнула коричневыми осколками.
«Мелковато, б-дь на х… для мести, –осклабился Леонид Львович, представив вытянутую физиономию Боника, наблюдающего эту картину, – а, один хрен, приятно. К тому же, еще не вечер».
– Головой попробуй, козел, – глухо посоветовали из бронетранспортера. Леонид Львович вздрогнул от неожиданности, а потом вдруг хрипло рассмеялся. Боевики, стоявшие рядом, таращились на главаря во все глаза, подозревая, что он свихнулся. Но, Огнемет был в полном порядке. Просто чувство лисы, собирающейся полакомиться мясом пока еще живого ежа, охватившее его у БТРа, стало особенно сильным после того, как он узнал, что еж еще и пытается острить. Глотая коньяк Бонифацкого, он раздумывал над тем, как бы поизощреннее казнить запершихся в стальной утробе мудаков, чтобы это надолго запомнилось всем прочим, кому только может прийти в голову шальная мысль перейти дорогу Лене Витрякову. Теперь его посетило озарение, он понял, как ему поступить. Насколько знал Витряков, в арсенале банды закончились и гранаты, и динамит, использованный до последней шашки на недавней рыбалке. Впрочем, его это нисколько не смущало. У Витрякова возник другой план. Он как раз открыл рот, собираясь отдать необходимые распоряжения, когда Качок, чудом уцелевший на ступеньках, когда Бандура в первый раз опробовал пулемет, несколько раз выстрелил в борт из пистолета. Пули с визгом срикошетили о броню, заставив забравшихся на крышу боевиков в испуге отшатнуться. Одна из пуль прожужжала у Леонида Львовича над ухом. Схватив Качка за шиворот, Витряков треснул его головой о тяжелую металлическую дверь бронетранспортера.
– Давно бы так! – крикнули изнутри.
– Ты что делаешь, припиздок?! – зашипел Витряков.
– А как еще их оттуда выковырять, Леонид Львович? – задыхался Качок, размазывая по лицу кровь из разбитого носа.
– Автогеном можно попробовать, – предложил худой бандит со старомодными бакенбардами. Приятели звали его Копейкой. – Срежем петли, не проблема.
– Дисковая пила тоже подойдет, – сказал коренастый гангстер с высокими залысинами по прозвищу Мурик.
– Тихо! – рявкнул Огнемет. Разговоры немедленно прекратились. – Я вам скажу, как мы поступим. – Он окинул хмурым взглядом напряженные лица своих людей, выудил из кармана зажигалку, продемонстрировал в вытянутой руке. Никто не проронил ни звука, пока он не закончил. – Мы их, б-дь на х… сожжем.
– Правильно, – воскликнул Качок. – Вот это мысль! Сжечь их, гнид, к трахнутой матери!
Его вопль подхватили остальные.
– Сжечь на х…! – эхом откликнулся Витряков, потирая руки.
Отрядив троих человек в кладовую, за бочкой бензина, Леонид Львович знаком подозвал Качка с Муриком. Те подбежали, услужливые, как псы.
– Где этот пидор, которого Бонифацкий вчера приволок? – спросил Огнемет. – Киллер недоделанный. Ломанный, б-дь на х… недоломанный.
– В лазарете сидит, – сказал Качок. – Ребята его вздернуть хотели, вчера, так доктор, сучок, не дал. Встрял, гнида, давай в воздух шмалять.
– Волоките сюда, – приказал Витряков таким тоном, что стало очевидно: для вышеупомянутого пленника из лазарета этот путь наверняка станет последним.
– Того, переломанного, или доктора тоже тащить? – все же перестраховался Качок. Огнемет взглянул на него, играя желваками, так, что Качок съежился, словно проколотый надувной матрас на пляже.
– Тащите обоих, – распорядился Витряков. – Я их, б-дь, на броню привяжу, чтобы тем, внутри, было веселее поджариваться.
Совсем близко сверкнула молния, стало светло как днем. Затем пророкотал гром, оттолкнулся эхом от стен особняка, и снова прокатился над двором. Задрав голову, Леонид хмуро глянул в низкое и мглистое небо, словно рассчитывал напугать его. Ему на лоб упала первая холодная капля. Снова громыхнуло, еще сильнее.
– К-кто с-сказал, что она тут е-есть?!
– Я, – прокричал Андрей. – Я ее видел. На внешней подвеске. Пять или шесть дымовых ракет. Кнопка должна быть где-то у командира. Ну же, пока они нас не зажарили!
Сообразив, чего добивается приятель, Армеец ринулся в голову машины и принялся лихорадочно шарить по приборной доске.
* * *
Вернувшись к окну со вторым гранатометом в руках, Леня сплюнул в досаде и виртуозно выматерился. Во дворе клубился дым, такой черный и плотный, что нечего было даже думать о метком выстреле, Огнемет не мог разобрать, что творится прямо под окном, не говоря уж о БТРе, который стоял гораздо дальше.– Теперь дуй за руль, и поехали отсюда! – продолжал отдавать распоряжения Бандура.
– А мо-мотор за-заведется?!
– Есть другие варианты?!
Они не видели друг друга. Верхний люк оставался открытым, часть дыма заползала в машину. Эдик на ощупь забрался на место водителя. Дернул ручку стартера. Как ни странно, мотор заработал.
– Колеса кажется с-спущены…
– Плевать на них! Вруби подкачку! Там где-то должна быть кнопка.
Сравнительно быстро обнаружив тумблер централизованной системы регулирования давления воздуха в шинах, Эдик провернул его вправо до упора. Задребезжал компрессор. Армеец обернулся к Бандуре:
– А к-куда ехать-то, брат?! Не видно же ни ши-шиша.
– На х… отсюда, вот куда! Что неясного, Эдик?!
Подрагивая и скрипя, будто старая телега, броневик пришел в движение, толкая кормой остовы пострадавших машин. Мотор выл так, что лежащему на полу Андрею казалось – сейчас поршни пробьют клапанную крышку, бронированный капот и сами полетят вверх, как ракеты. Потом скрежет неожиданно прекратился, видимо, они выбрались на открытое пространство, то ли во дворе, то ли уже за его пределами. Откуда-то доносилась беспорядочная пальба, но в них не попали ни разу, окрестности были по-прежнему затянуты чернильными клубами дымовой завесы. Потом машина наскочила на что-то твердое и разнесла вдребезги, не останавливаясь. Андрей решил – это был фонтан, привлекший его внимание накануне. Журчание воды из-под днища послужило подтверждением догадки.
«Не скоро ты, сволочь, все это отремонтируешь, – мелькнула злорадная мысль, адресованная Вацику Бонифацкому. – Даже если твоим бандерлогам удастся нас уделать.
– Не разворачивайся, Эдик! – добавил Бандура вслух. – Руль прямо, и все будет в шляпе. Сейчас мы от них оторвемся!
– Ле-легко сказать! – пыхтел из-за руля Армеец. Ему приходилось напрягать все силы, чтобы машина двигалась по прямой.
* * *
– Уходят, суки, Леня! – крикнул Джаба, неожиданно появляясь на пороге зала. Его вид был ужасен. Джаба был бледен, как смерть, на перекошенном от боли лице запеклась кровь. Его одежда превратилась в лохмотья, вместо правой руки торчал окровавленный обрубок, на который он накрутил рваный свитер вместо бинтов. Глаза Джабы горели сатанинским огнем.– Прихлопни плевалку! – не поворачивая головы, процедил Витряков. Он все еще ничего не видел во дворе, поэтому ориентировался по реву мотора. Судя по тому, что звук отдалялся, покореженный, но сохранивший способность двигаться броневик вот-вот должен был появиться в поле зрения, за пределами дымовой завесы. Но, даже тогда Леонид Львович, вероятно, не стал бы спешить. Машина получила серьезные повреждения и не могла далеко уехать. Неповоротливый бронетранспортер не представляло никакой сложности догнать, если, конечно, во дворе остался хоть один целый автомобиль. Настичь и расстрелять в упор, ничем особенно не рискуя. Как остановить беглецов, израсходовав даром последнюю гранату – вот этого Витряков не знал.
– Уйдут, Огнемет! – не удержался Джаба, останавливаясь у оконного проема, в метре от Лени. Он шатался, как пьяный, но каким-то чудом держался на ногах. – Стреляй! Стрэляй, слышишь?!
– Замажь хайло! – зарычал Огнемет, испытывая большое искушение схватить тяжелораненого бандита за шиворот и вытолкать в окно, чтобы не вякал под руку. – Свали на х… урюк!
В этот миг вдалеке, метрах в семидесяти от них возник черный силуэт БТРа. Машина медленно двигалась кормой вперед, спаренные зенитные пулеметы задрались к небу, будто стрелок опасался нападения с воздуха. Бронетранспортер вплыл в перекрестие прицела, неожиданно задергался, и остановился в двух-трех метрах от сторожки, построенной прямо в поле. Огнемет подумал, что, пожалуй, стоит попробовать поставить точку теперь и здесь.
– Вот он! – заорал над ухом Джаба и уцелевшей левой рукой потянул Витрякова за плечо. Рука Огнемета конвульсивно дернулась, указательный палец надавил спусковой крючок. Граната покинула ствол и огненной кометой устремилась к цели. За доли секунды преодолела разделявшее стрелка и мишень расстояние и поразила бронетранспортер в левое переднее колесо. Многотонную машину подбросило в воздух, а затем она врезалась в пустующую будку охраны, завалившись на правый борт.
– Ест! – крикнул Джаба.
– Я промахнулся, – сказал Огнемет, отбрасывая дымящуюся трубку и поворачивая к Джабе перекошенное бешенством лицо. – Я промахнулся из-за тебя, педераст гребаный! Мудак!
– Промахнулся?! – искренне удивился Джаба. От него разило кровью и спиртным.
В качестве самого убедительного ответа снизу застучали пулеметы. Экипаж бронетранспортера не просто уцелел, а еще и продолжал огрызаться.
– Козел черножопый! – зарычал Витряков, хватая Джабу за шиворот и теперь сожалея, что не сделал этого раньше.
– Пусти! – крикнул Джаба, вылетая из разбитого окна. И скрылся из виду. Витряков проводил его кривой улыбкой, последний полет идиота поднял ему настроение. И сразу отшатнулся под прикрытие стен, потому что после того, как снова заговорили пулеметы, торчать в оконном проеме стало небезопасно и глупо. Через минуту Леонид Львович уже бежал вниз, раздумывая на ходу, как выкурить защитников бронетранспортера из их убежища.
* * *
После того, как разорвалась первая граната, бронетранспортер сильно тянуло вправо, стало очевидно, что повреждены либо рулевые тяги, либо что-то еще, не менее существенное. Баранка вышла из повиновения, чтобы справиться с управлением машиной, Эдику пришлось на ней буквально повиснуть. Люки были задраены, Армеец вел машину вслепую, как летчик по приборам, только без приборов, полностью доверившись Андрею, приказавшему пятиться до победного конца, и точка. Они поравнялись с кирпичной сторожкой, построенной в поле за пределами двора, когда двигатель неожиданно закашлялся. Машина задергалась в судороге– Поддай газу! – крикнул Бандура.
– Педаль п-п-провалилась! – фальцетом откликнулся Армеец.
– Как это, провалилась?! Что значит, провалилась?!
– Ка-как бензин ко-кончился!
– Как он мог кончиться, если твоя баба сказала, что его только заправили?!
– Не-не знаю! И потом, она та-такая же моя, как и твоя!
Прежде чем Андрей нашелся с ответом, в принципе, Эдик был прав, более того, из всей их компании он единственным очутился в Крыму совершенно бескорыстно, Витряков выпустил свою вторую и последнюю гранату. На этот раз он прицелился точно в борт, но, в самый последний момент Джаба толкнул его под руку. Это обстоятельство спасло приятелям жизнь. Граната поразила бронетранспортер в колесо. Рвануло так, что Армеец подумал, вот он, настал конец. Затем его что-то ударило, и он потерял сознание. БТР швырнуло бортом на стену сторожки, кладка не выдержала и обрушилась. Сверху посыпались обломки, колотя по броне гулко, как мерзлая земля о крышку гроба.
– Вот, наверное, и все, – пробормотал Бандура, когда очухался. Эдик оказался ближе к эпицентру, соответственно, ему досталось больше. Хоть и Армейцу крупно повезло, взрыв был таким сильным, что рулевую колонку сорвало с креплений, после чего она улетела к потолку, чудом разминувшись с головой и грудной клеткой Эдика.
– Армеец? Слышишь меня? – повторил Андрей, поскольку приятель не отвечал. Внутри отсека плавал дым, Бандура почти не видел Эдика, безжизненно откинувшегося на сидении. Между тем руль, на который только что налегал Армеец, валялся рядом с Андреем на полу, правда, теперь напоминая эллипс. Бандура с ужасом подумал, что если его так согнуло после контакта с головой Эдика, то…
– Эдик?!
– Г-господи, м-мы что, умерли? – еле слышно спросил Армеец. Издали доносились вопли виртяковцев, они становились все громче. Было очевидно, бандиты окружают машину.
– С полчаса назад я задавал тебе тот же вопрос, приятель, – сказал Бандура, испытав неимоверное облегчение, что не остался один. – Ты ответил отрицательно, так? Теперь моя очередь. Нет, мы живы.
– Та-так з-значит – ж-живы?
– Пока да. Но, сдается, это ненадолго.
– Нас подбили?
– Похоже на то, старина.
– Что же де-делать?
В голову Андрею пришла мысль, неожиданная и пугающе очевидная. Он колебался минуту, но потом все же выпалил скороговоркой, чтобы не передумать:
– По-моему, тебе пора идти.
– Ку-куда? – растерялся Армеец.
– Наружу, пока не поздно.
– Ч-что ты хочешь э-этим сказать? – насторожился Армеец.
– Только то, что, по-моему, глупо пропадать вдвоем, если один из нас может спастись, – эти слова тоже дались нелегко, но Андрей был рад, что у него хватило мужества их произнести. – Вдвоем нам отсюда не выбраться. Ты меня далеко не утащишь на горбу, старичок, нас поймают и кокнут. Нет шансов для двоих. – Андрей сглотнул, собираясь с духом, – а для одного есть. Не ахти какой, но лучше чем вообще никакого. Наверное, ты сумеешь выбраться. Если конечно повезет. И, если тебя не зацепило…
Эдик молчал минуты три. Время поджимало. Андрей не выдержал.
– Ты в порядке или нет? Что ты молчишь?!
– В относительном, – пробормотал Армеец. Он думал о Яне.
– Тогда шевелись.
– По-моему, двери за-заклинило, – сообщил Эдик неуверенно.
– Какие двери, брат? Плевать на двери, если есть люк.
Оба почти синхронно подняли головы. Люк над ними по-прежнему был открыт. Правда, звезд видно не было. То ли из-за дыма, то ли гроза пришла гораздо раньше, чем ожидалось. Андрей склонялся к этому последнему предположению.
– Ну, давай же! – крикнул Бандура, потому что головорезы Витрякова, судя по голосам, были совсем близко. Эдик неуверенно поднялся. Люк над головой означал жизнь. Не гарантировал, конечно, просто предоставлял шанс. Все, что от него требовалось, это подтянувшись на руках, перевалить через край, соскользнуть по броне на землю и нестись по полю, не оборачиваясь. Остаться означало умереть. Тут не было никаких других толкований.
– А т-ты? – спросил Эдик, задыхаясь. Андрей попытался ответить, но сумел лишь пожать плечами, из опасения, что голос выдаст его с головой. Колебаниям Армейца положил конец Протасов, заговорив у него в голове. Это была последняя фраза, которую Эдик слышал от Валерия. Протасов даже не говорил, кричал. «ЭДИКУХДИ!», – донеслось из рушащейся пещеры, и он, вздохнув, принял решение.
– Я о-остаюсь, – сказал Армеец.
– Глупо, – буркнул Андрей, у которого гора свалилась с плеч. – Подумай, брат…
– Не-не о чем думать, та-так что по-пожалуйста, заткнись.
Андрей перевел дух, очень надеясь, что Эдик в дыму этого не заметит.
– Тогда помоги мне подняться и дуй наверх. Надо проверить пулеметы. Если они уцелели, может, еще повоюем.
– Как п-проверить?
– Как, как? На этих клоунах, как еще?! Слышишь, они уже совсем рядом вопят.
* * *
– Живо все сюда! – крикнул Витряков, появляясь в дверном проеме. Сами двери исчезли, вместо них в коридоре и за его пределами валялось то, что от них осталось – деревянные обломки, как после кораблекрушения. Выщербленные ступени были густо заляпаны кровью, кое-где виднелись фрагменты тел, вперемешку с обезображенными трупами. Витряков предпочел быстрее спуститься с крыльца. Его немедленно обступили уцелевшие бойцы, до этого прятавшиеся в укрытиях за машинами. Грубо прервав бурные выявления радости по поводу своего чудесного воскрешения, Витряков быстро разделил боевиков на три группы. Дымовая завеса еще не рассеялась полностью, но он не собирался искушать судьбу, торча вместе со своими бойцами на открытом месте, как одна мишень. Издали БТР казался безжизненным, но, кто на самом деле знал, что случится в следующую минуту.Первой группе из четырех человек предстояло вернуться в особняк, чтобы добраться до окон дальнего крыла, из которых крыша подбитой машины должна была быть видна, как на ладони. Что было бы очень кстати на тот случай, если бы кому-то в бронетранспортере пришло в голову еще немного пострелять из зенитных пулеметов.
– Чтобы никто, б-дь на х… носа наружу не высунул! – напутствовал первую группу Витряков. Второй группе, которую Огнемет решил возглавить лично, предстояло совершить обходной маневр, вдоль стен, используя в качестве прикрытия разбитые машины, чтобы, в конце концов, подкрасться к неподвижному бронетранспортеру с фланга. Третьей группе, старшим которой Витряков назначил Громилу в камуфляже, выпала самая опасная задача. Атаковать БТР с фронта, то есть в лоб, и, в случае чего, отвлечь внимание стрелка на себя. И огонь, естественно, тоже.
Решение, принятое Огнеметом, не вызвало энтузиазма ни у самого Громилы в камуфляже, ни у членов его группы, куда Леня, кстати, назначил тех, кто был пьянее остальных. Но, никто не стал оспаривать его приказа, каждый знал, чем это чревато. Витрякова вообще слушались беспрекословно, как хорошего генерала. Возможно, он и стал бы отличным полководцем, каким-нибудь Атиллой или Субудай-багатуром, [88]если бы родился в другую эпоху. Впрочем, сам Леня никогда об этом не задумывался. Его и эта эпоха вполне устраивала.
– Смотри в оба, – посоветовал Огнемет Громиле на прощание. – Чуть что – сразу заляжете.
– Понял, – откликнулся Громила. С ним шло пятеро человек, все с автоматическим оружием.
– Тогда разбежались, – распорядился Огнемет, и, передернув затвор автоматической винтовки, зашагал вдоль стены, время от времени поглядывая на бронетранспортер в просветах между машинами. Его бойцы устремились за ним. Люди Громилы двинули напрямую.
Двор был перепахан колесами и усыпан обломками. Громила и его головорезы шагали неторопливо, держа автоматы наперевес и перекликаясь пьяными голосами. С севера громыхнуло, далекая молния ударила в горную вершину. Ветер стал откровенно тревожным. В воздухе запахло озоном и дождем. Снова полыхнуло вдали. Стремительно надвигающийся грозовой фронт обещал быть не слабее того, что прокатился над Крымом накануне.
Когда до бронетранспортера оставалось рукой подать, головорезы Громилы смогли, наконец, оценить полученные машиной повреждения. Не требовалось обладать познаниями автомеханика, чтобы прийти к выводу – отсюда он уже никуда не уедет, ни своим ходом, ни на прицепе, в обозримом будущем. Без вмешательства упомянутых выше автомехаников. Бронетранспортер завалился на правый борт, крышу придавила часть стены, рухнувшей сверху при столкновении, отчего машина и руины сторожки напоминали единую композицию архитектурного ансамбля. Нечто вроде памятника, того самого, который так и не удалось воздвигнуть много лет назад тимуровцам. Левое переднее колесо отсутствовало, фрагменты шаровой опоры уткнулись в землю. Задние колеса были на месте, но их вывернуло под неправдоподобными углами. Стволы зенитных пулеметов торчали в небо, откуда начал накрапывать дождь.
– Приготовились! – скомандовал Громила, не зная, что его людям действительно самое время готовиться к тому, к чему никогда нельзя приготовиться.
Они были в каких-нибудь пятнадцати метрах от разбитого бронетранспортера, когда пулеметная установка ожила.
– Блядь! – крикнул Громила, заворожено наблюдая за двумя черными жалами, качнувшимися вниз и влево под стон редукторов. Это было его последние слова.
* * *
Эдик открыл огонь до того, как пять или шесть человек, шагавших к БТРу, очутились в перекрестии прицела. Он просто увидел, как они надвигаются, с автоматами в руках, и ударил по кнопке. Пулеметы ожили, словно только и ждали этого. Крупнокалиберные пули накрыли боевиков и срезали, как коса траву. Витряков, подобравшийся почти вплотную с противоположной стороны, стал свидетелем их мгновенной гибели, и она потрясла его до глубины души, даром, что она, душа его, была черной как уголь и черствой, словно прошлогодний сухарь. Он тоже успел разглядеть подбитую машину, и был практически уверен, что ее экипаж лежит внутри, бездыханный, как консервированные сосиски. Случившееся стало для Огнемета сюрпризом.– Степа! – выкрикнул Витряков, хоть звать было уже некого. Если Громила и был здесь, то находился чудовищно далеко, с общепринятой точки зрения. Вряд ли Армеец за грохотом пары КПВТ мог расслышать выкрик Витрякова, тем не менее, он повел стволом справа налево, против часовой стрелки, уничтожая все, что только оказывалось в перекрестии прицела. Леня прыгнул вперед, навстречу этому дистанционному оверлоку, штопающему землю крупнокалиберными пулями. И очутился в мертвой зоне, образованной корпусом БТРа. Его более медлительным спутникам повезло гораздо меньше. Их забрал свинцовый смерч. Витряков пополз к машине, закусив губу и потеряв винтовку. Через секунду, быть может две, пулеметы смолкли.
– За-заклинило! – крикнул Армеец, судорожно нажимая гашетку. Спаренные пулеметы молчали. Над ними курился дымок. Дождь перестал моросить, хлынув, как из лопнувшего трубопровода под высоким давлением. Стволы пулеметов шипели, падавшие на их капли немедленно испарялись.
– Проверь гильзоотводы! – посоветовал снизу Бандура. – Может, гильзы заклинило.
Эдик, у которого звенело в ушах, а во рту стоял привкус сгоревшего пороха, как раз собирался спросить, где должны, по мнению Андрея, находиться эти чертовы гильзоотводы, в которых застряли проклятые гильзы, когда откуда-то сверху затрещали выстрелы. Пули забарабанили по крыше бронетранспортера. Эдик, вскрикнув, соскользнул вниз, под защиту брони, по пути разбив локоть, потянув сухожилие на ноге и ссадив скулу. Посланные Витряковым бойцы, наконец, добрались до окон, из которых открывался вид на крышу машины. Андрей, превозмогая боль, помог Армейцу задраить верхний люк. Зажегся плафон освещения отделения, он горел тускло, как ночник. Теперь они очутились в консервной банке. Делать стало решительно нечего. Им оставалось либо уповать на чудо, либо просто ждать конца, что гораздо тяжелее, зато много реальнее.
– Вот теперь, точно все, – довольно спокойно констатировал Андрей. Эдик покосился на него, пару раз открыл рот, но ничего не сказал.
* * *
– Попался, б-дь, который кусался, – сказал Витряков и почти дружелюбно похлопал по борту бронетранспортера. – Попался, б-дь на х… – С первого взгляда ему, как незадолго до этого Громиле, стало совершенно ясно, что хоть он и промахнулся, машина теперь никуда не уедет, без гусеничного эвакуатора, по-крайней мере. На крыше бронетранспортера валялся приличный фрагмент стены из ракушечника, так что было вообще неясно, как стрелок ухитрился вдохнуть второе дыхание в зенитную установку до того, как бойцы Витрякова своим огнем из окон заставили его задраить люк. Уцелевшие колеса смотрели в разные стороны, как ноги новорожденного теленка. Передняя подвеска превратилась в кучу металлолома, причудливо переплетенного взрывной волной до такой степени, что могла послужить разве что скульптору-абстракционисту, лепящему свои произведения из добытого на свалке утиля железа. Витряков бегло осмотрелся по сторонам, и его заметно отпустило, а на губах заиграла зловещая улыбочка. Теперь, когда осы не могли кусаться, поскольку потеряли жало, оставалось только выкурить их из гнезда, это могло быть даже весело. Правда, у защитников стальной крепости оставались амбразуры, целых три по каждому борту, из которых они могли стрелять. Если, конечно, было из чего. Огнемет не собирался выяснять это на собственной шкуре.– За прорезями следите, б-дь на х…! – приказал он подошедшим бойцам. У него осталось человек семь полевых игроков, да еще четверо в дальнем крыле, не густо, но вполне достаточно, чтобы завершить дело, поставив жирную точку. Как именно, Витряков пока не решил. – Смотрите, б-дь, чтобы никто из них носа не высунул, – добавил он, и, протянув руку, вынул початую бутылку дорогого марочного коньяка, замеченную им в кармане одного из ребят.
– Это у тебя, б-дь на х… что?
Извините, Леонид Львович, – бледнея, пролепетал боевик. Коньяк был из разграбленного подвальчика Бонифацкого, Огнемет за подобные выходки вполне мог и пристрелить, не долго думая. Однако сейчас он решил проявить великодушие. К тому же, Огнемет дорого бы дал за дорожку, но кокаин хранился в ящике письменного стола в особняке, куда пока было рано идти. Сначала следовало разобраться с залетными, которые, по всем понятиям, уже прилетели. Как грачи с одноименной картины, название которой он отчего-то запомнил со школьной скамьи. [89]
Глядя, как его люди берут неподвижный БТР в тиски, Огнемет пару раз жадно приложился к бутылке. Коньяк, обжигая пищевод, потек в желудок. Вообще-то Витряков не очень жаловал это пойло, но тут был особый случай, а коньяк действительно был редкого сорта, из уникальной коллекции Бонифацкого. Подбрасывая бутылку на ладони, Огнемет бросил взгляд на особняк и ему на мгновение показалось, что он видит далекий силуэт Бонифацкого, прилипшего к крохотному окошку сауны. Сделав третий глоток, Леонид Львович шваркнул бутылкой о борт, словно спускал со стапелей новый океанский лайнер. Она брызнула коричневыми осколками.
«Мелковато, б-дь на х… для мести, –осклабился Леонид Львович, представив вытянутую физиономию Боника, наблюдающего эту картину, – а, один хрен, приятно. К тому же, еще не вечер».
– Головой попробуй, козел, – глухо посоветовали из бронетранспортера. Леонид Львович вздрогнул от неожиданности, а потом вдруг хрипло рассмеялся. Боевики, стоявшие рядом, таращились на главаря во все глаза, подозревая, что он свихнулся. Но, Огнемет был в полном порядке. Просто чувство лисы, собирающейся полакомиться мясом пока еще живого ежа, охватившее его у БТРа, стало особенно сильным после того, как он узнал, что еж еще и пытается острить. Глотая коньяк Бонифацкого, он раздумывал над тем, как бы поизощреннее казнить запершихся в стальной утробе мудаков, чтобы это надолго запомнилось всем прочим, кому только может прийти в голову шальная мысль перейти дорогу Лене Витрякову. Теперь его посетило озарение, он понял, как ему поступить. Насколько знал Витряков, в арсенале банды закончились и гранаты, и динамит, использованный до последней шашки на недавней рыбалке. Впрочем, его это нисколько не смущало. У Витрякова возник другой план. Он как раз открыл рот, собираясь отдать необходимые распоряжения, когда Качок, чудом уцелевший на ступеньках, когда Бандура в первый раз опробовал пулемет, несколько раз выстрелил в борт из пистолета. Пули с визгом срикошетили о броню, заставив забравшихся на крышу боевиков в испуге отшатнуться. Одна из пуль прожужжала у Леонида Львовича над ухом. Схватив Качка за шиворот, Витряков треснул его головой о тяжелую металлическую дверь бронетранспортера.
– Давно бы так! – крикнули изнутри.
– Ты что делаешь, припиздок?! – зашипел Витряков.
– А как еще их оттуда выковырять, Леонид Львович? – задыхался Качок, размазывая по лицу кровь из разбитого носа.
– Автогеном можно попробовать, – предложил худой бандит со старомодными бакенбардами. Приятели звали его Копейкой. – Срежем петли, не проблема.
– Дисковая пила тоже подойдет, – сказал коренастый гангстер с высокими залысинами по прозвищу Мурик.
– Тихо! – рявкнул Огнемет. Разговоры немедленно прекратились. – Я вам скажу, как мы поступим. – Он окинул хмурым взглядом напряженные лица своих людей, выудил из кармана зажигалку, продемонстрировал в вытянутой руке. Никто не проронил ни звука, пока он не закончил. – Мы их, б-дь на х… сожжем.
– Правильно, – воскликнул Качок. – Вот это мысль! Сжечь их, гнид, к трахнутой матери!
Его вопль подхватили остальные.
– Сжечь на х…! – эхом откликнулся Витряков, потирая руки.
Отрядив троих человек в кладовую, за бочкой бензина, Леонид Львович знаком подозвал Качка с Муриком. Те подбежали, услужливые, как псы.
– Где этот пидор, которого Бонифацкий вчера приволок? – спросил Огнемет. – Киллер недоделанный. Ломанный, б-дь на х… недоломанный.
– В лазарете сидит, – сказал Качок. – Ребята его вздернуть хотели, вчера, так доктор, сучок, не дал. Встрял, гнида, давай в воздух шмалять.
– Волоките сюда, – приказал Витряков таким тоном, что стало очевидно: для вышеупомянутого пленника из лазарета этот путь наверняка станет последним.
– Того, переломанного, или доктора тоже тащить? – все же перестраховался Качок. Огнемет взглянул на него, играя желваками, так, что Качок съежился, словно проколотый надувной матрас на пляже.
– Тащите обоих, – распорядился Витряков. – Я их, б-дь, на броню привяжу, чтобы тем, внутри, было веселее поджариваться.
Совсем близко сверкнула молния, стало светло как днем. Затем пророкотал гром, оттолкнулся эхом от стен особняка, и снова прокатился над двором. Задрав голову, Леонид хмуро глянул в низкое и мглистое небо, словно рассчитывал напугать его. Ему на лоб упала первая холодная капля. Снова громыхнуло, еще сильнее.