Страница:
Со взрослыми партизанами не церемонились. Их убивали – либо в ходе акции, либо после короткого суда, где главными аргументами были записи с визоров, установленных на шлемах солдат. Их отправляли «Под луч». С оружием в руках? «Под луч». Помогал выносить раненых? «Под луч». Доставлял боеприпасы? «Под луч», если достиг 14 лет. Если нет – в «дурилку» с тюремным режимом, на психотестирование и промывание мозгов.
Взрывы, разрушения, дома, в мгновение ока ставшие клубящейся пылью, пожары, когда горели целые улицы и люди, в шоке от ожогов, выбрасывались из окон, а между провалами канализации и тоннелей метро, между удушающим смрадом гари и газа – мятущиеся люди, ведущие схватку насмерть. Родители теряли детей, дети становились сиротами. Разрушался уклад, весь окружающий мир превращался в ад.
В год Пепелища F60.5 потерял голос, а Тихоня в «черный вторник» – улыбку.
[[ – Мама?
Мальчонка со школьным ранцем и комиксами под мышкой не узнает свой дом. Дом еще дымится; его будто разрубило от крыши до шестого этажа. Тротуар загроможден обломками, усеян осколками стекла и кусками мебели. Зияют вскрытые ниши квартир. Он переступает с ноги на ногу, боясь приблизиться – всюду тарелки, вилки, битые чашки – взрыв вышвырнул на улицу посуду с чьей-то кухни. Кто это – сосед? Да, кажется, сосед. Он сидит на мостовой, мотая головой. – на голове запекшаяся кровь.
– Вы… моя мама…
Сосед не слышит.
У дома – короб черно-синего модуля на лапчатых опорах, ходят страшилища – безглазые головы-яйца вбиты в громадные плечи, шевелят скелетными пальцами руки, топают механические ноги. Синие с черным эмблемы. Тут же – машина аварийно-спасательной службы, белый флаер с гербом центра неотложной помощи и черный флаер с красным трафаретом «Коронерская служба – район Гейнс». Санитары выносят носилки с людьми – открытые в белый флаер, закрытые пленкой – в черный.
– Опознаны, – диктует коронер, – следующие погибшие: Марион Олье, Элла Валквист, Ландольт Хилджер, Вильгельмина Кох…
– Мама…
– Мальчик, туда нельзя, – поворачивается к нему слепая голова-яйцо. – Ты из этого дома? Стой!.. Задержать!
Джастин бежит изо всех сил, ранец бьет по спине, комиксы прижаты к груди.
Сзади – звенящие шаги сэйсида.
– Кому сказано – стой! – пальцы скелета вцепляются в ранец.
Не помня себя, Джастин вырывается, вопит, но железная лапа неумолимо тащит его обратно.
– Ма-ама!!
– Фамилия?
– Сэр, минутку, – уверенный шаг чудища в сервокостюме обрывается; путь преграждает скромно одетый штатский.
– С дороги!
– Я представляю Комитет по надзору за силовыми ведомствами, Ваши действия недопустимы.
Сэйсид делает движение рукой, словно хочет смахнуть помеху; мужчина перехватывает броневую кисть своей, голой. Сэйсид напрягает контракторы – тщетно, мужчина как влит в тротуар.
– Ты, чучело!..
– Я киборг, – спокойно говорит тот. – Допрос ребенка может производиться лишь в присутствии родителей, опекунов или полномочного представителя органов правопорядка.
– Отпусти меня! ЭТО ПРИКАЗ.
– Ваш приказ для меня силы не имеет. – Киборг начинает выворачивать руку сэйсида.
– В здании были партизаны, – шипит сэйсид. – Мальчишка может знать…
– Он ничего не скажет вам, – киборг глядит на Джастина. – Запомни, ТЫ ДОЛЖЕН МОЛЧАТЬ, если рядом нет родителей. – А затем обращается к сэйсиду: – Если вы не разожмете правую руку, левая будет повреждена.
– Да провались ты!..
– Спасибо. Я вас не задерживаю. ГОВОРИТ НАБЛЮДАТЕЛЬ КНСВ. МОЙ КОД ДОПУСКА JJPA-11-480. ЗАПРАШИВАЮ ПОМОЩЬ ПОЛИЦИИ. МОЕ МЕСТОНАХОЖДЕНИЕ…
– Ты уже здесь? Быстро же вы являетесь…
– Долг службы, офицер. Пожалуйста, примите ребенка, а я продолжу осмотр участка.
– Ну, малыш, как тебя зовут? Не бойся ничего, ты в безопасности.
Джастин хочет сказать, но горло стянуто, как проволокой, сжато, словно пальцами сэйсида, – из стиснутого рта выдавливается лишь тягучий стонущий звук. «ТЫ ДОЛЖЕН МОЛЧАТЬ».
– Хм. Плохо дело. А опознавательная карточка у тебя есть? Или браслет?
Шаря онемевшими руками по карманам курточки, Джастин роняет комиксы – «CYBERDAEMONS» позапрошлого года, взятые на время у дружка-одноклассника. Полицейский даже не глядит на обложку – «Последний бой. Последний мститель серии F»; его беспокоит, почему малец не говорит.
«ТЫ ДОЛЖЕН МОЛЧАТЬ», – повторяет голос в голове Джастина. Он оглядывается, хочет найти своего защитника, но тот уже исчез в хаосе улицы.
«Я КИБОРГ», – помимо воли внедряется в память образ бесстрашного победителя чудовищных сэйсидов. Джастин подбирает комиксы – которые он потом зачитает до дыр в интернате – и послушно идет за офицером.
Я КИБОРГ. ]]
Потом было много чего – селекция, депортации, протесты и демонстрации, забастовка персонала К-реактора; правительство уменьшило прессинг и выработало программу помощи малоимущим (не само по себе, а под мощным напором профсоюзов); бастовали даже банковские клерки, сидя на рабочих местах и повесив на шею таблички: «Всех не арестуешь!» А городские партизаны продолжали воевать и убивать.
Был экономический подъем, выход на новые рынки, принятие Закона о социальной гарантии, всплеск строительства. А городские партизаны все продолжали войну. Их сознание навсегда осталось погруженным в дымную тьму, озаряемую вспышками световых боеприпасов. Те, кто не имел шлемов с мгновенно меняющейся тонировкой забрал или им подобных очков, надолго слепли. Городские партизаны были ослеплены навечно, но не сполохами сверхъяркого света – они ослепли от ненависти.
Изменившись, ударившись в крайности до такой степени, что левые смыкались с правыми, а мафия со спецслужбами, бандиты создавали клиники для лечения, боевики грабили банки, чтобы раздобыть деньги на оружие; все оказались связанными друг с другом, друг от друга зависимыми и друг друга покрывающими. Все дела велись на честном слове, и в то же время никто никому не доверял.
И хотя было подсчитано, что в Сэнтрал-Сити на каждого жителя приходится по две с половиной крысы и три йонгера, никто не мог сосчитать, сколько свободных стволов гуляет по рукам и сколько пустующих квартир являются тайными базами «непримиримых» разных мастей.
Все СМИ взвыли до высокого визга, когда было упомянуто, что «Омега» на 37-м этаже нарвалась на боевиков Партии, но уже на следующий день крик стал стихать, словно чья-то властная рука повернула реостат; все репортеры – реальные, сетевые, телевизионные – принялись смаковать в принципе невинные взрывы Темного, он же Крокодил, он же черт-не-знает-кто.
На все это с внимательным интересом молча смотрел F60.5. Кажется, он знал, кто это поработал. Ему даже понравилось, как изящно и точно все было проделано. Это хорошо, что никто не ранен. F60.5, как настоящий киборг, очень переживал бы, если б пострадали люди. Его бы загрызла совесть, в смысле – Первый Закон; Первый Закон довел бы его до сбоя, он бы сошел с ума. А так – можно; это похоже на мультфильм с прекрасной анимацией или комикс. Замечательно хорошо, художник постарался на славу!..
За F60.5 тоже наблюдали.
Квартирка была маленькая – узкий коридор да две комнатки; в санузел вода подавалась по графику – район-то дешевенький. Парень по прозвищу Тихоня, приставленный к F60.5, запасал воду во всех емкостях. Казалось, это его личная мания. Куда бы ни сунулся F60.5 – в ведро, банку, стакан, упаковку из-под лиофилизированного молока, – везде была налита вода. Но F60.5 почти никуда и не совался, ему после обработки раны был предписан покой.
Помощь врача была успешной; после обкалывания рука перестала пухнуть и злой багровый оттенок начал блекнуть. Неподвижная укладка руки в прозрачную, но пластичную и гибкую лонгету, накожные аппликаторы и инъекции строго по часам. Шли девятые сутки с момента ранения. Девятый день вынужденного безделья, тусклым слоем размазанного по графику манипуляций и пресных трапез. Поначалу F60.5 еще беспокоила боль; потом исчезла и она. Плечо уверенно шло на поправку, и лишь врач, раз в два дня навещавший затворников, был чем-то озабочен. F60.5 полагал, что медик боится разоблачения, что его силой, угрозами или шантажом заставили помогать нелегалам, – тут F60.5 ошибался. Врач давно был убежденным партизаном – с той поры, когда на его глазах был убит тот, кто вынес его из-под обстрела.
Однако врач действительно боялся и не мог скрыть своей тревоги. Но опасения были другого рода – это была печаль мудрости, что приходит вместе со знанием. В частности, врач знал, что скоро сухой черный струп начнет отторгаться и, если откроются кровеносные сосуды, есть риск аррозивного кровотечения, а это грозит потерей пациента. Возможно, предстоит выбор – либо дать истечь кровью этому серьезному парню, который врачу понравился с самого начала, либо сдать его в клинику – со всеми вытекающими последствиями. Вот он и ходил хмурый.
Молчал врач, молчал молоденький Тихоня, отмывший квартиру до фаянсового блеска, молчал сам F60.5. Никогда еще он не испытывал более тягостной немоты и более угнетающего безделья. Он отлежал все бока, насмотрелся телевизора до одури и до черных мух в глазах и понял, что самое страшное – это ничего не делать и быть наедине с собой. Тихоня казался ему андроидом – настолько тот старательно все мыл и оттирал, хотя это было средством скоротать бесполезно тянущееся время. Так они и жили: в безмолвии, вместе, но разделенные врозь тишиной.
И лишь однажды из горла F60.5 вырвалось мычание – когда Тихоня принес запись с автоответчика его квартиры и F60.5 услышал, как Габар беседует с Сэлджин. В голосе маленького тьянги звучала такая тоска и мука, что F60.5 понял – есть единственное живое существо, которому он нужен, нужен прямо сейчас, что Габар помнит его, знает о нем. F60.5 встал и начал было собираться, помогая зубами здоровой руке, чтобы идти, бежать, спешить на зов, но бросил все вещи и безнадежно сел на кровать…
Тихоня стоял в дверях, направив на него ствол «урана»:
– Сядь. Я выстрелю, иначе ты убьешь нас всех.
F60.5 согласно кивнул и так же молча лег, отвернувшись к стене.
Киборги не чувствуют боли, но у них есть душа – а кто может измерить и понять боль и крик души?..
Чтобы быть в курсе и не выглядеть свалившимся с одной из двух лун, Хиллари читал эти бумаги и дискеты вчера на сон грядущий, и сегодня с утра, и все время полета к Горту. Чувствовал он себя так, словно вместо сетевого программирования по ошибке угодил на экзамен по астронавигации. Обрывки чисел, куски диаграмм и графиков вертелись у него в голове, сплетаясь и перемежаясь с мыслями. Но Хиллари был уверен в себе – хоть и боролся с переутомлением, перевозбуждением и сонливостью, вызванной аппликатором желтой марки, хоть и ощущал, что мысли путаются и рвутся, что в сознании появляются какие-то дыры, куда безвозвратно пропадает информация. Воля – вот что держало его на плаву; в нужный момент он сможет собраться, и слова сами польются с языка, и нужные цифры высветятся в памяти, как лазерным лучом. Главное – убедить Горта (пусть и крепкоголового, но отнюдь не дурака), а уж он убедит всех остальных. Горт, как генерал от инженерии, прекрасно разбирался в сметах и бюджетах, но и Хиллари недаром с десяти лет работал по банковским заказам и сведению в отчетах фирм концов с концами.
Гердзи кивнул Хиллари чуть отстраненно и надменно, как везучий картежник – проигравшемуся в пух. «Что-то изменилось, – подумал Хиллари, – и изменилось не в мою пользу…»
Тито связался с генералом и почти сразу открыл дверь: «Прошу». Хиллари вошел и с порога увидел Горта, точнее – его стриженую голову. Генерал что-то искал в ноутбуке, тыча в клавиатуру толстыми пальцами, одновременно бормоча в видеофон. Показав жестом Хиллари, чтобы тот задержался у двери и не попал в сектор обзора камеры, генерал закончил разговор, поставил в ноутбуке «Сохранить», поднял голову, и с губ его сорвался бодрый вопль – это он приветствовал Хиллари:
– Привет погорелому полковнику с разбитого корыта!
Хиллари сел в свое любимое кресло, отстегнул от запястья цепочку кейса, положил его на колени, достал служебный паспорт, провел им по линии соединения монолита, положил ладонь на зеркало встроенного папиллографа – мини-сейф сработал, бесшумно разделившись на две половинки. Все это Хиллари проделал безмолвно. Генерал выжидающе смотрел на завораживающие своей техничностью процедуры. Хиллари вынул пачку файл-папок разных цветов, оставил их у себя, а дискеты протянул генералу. Горт принял их, одним взглядом сверился с бланком описи и принялся закладывать подарки в многозарядный дисковод.
– По состоянию на первые два квартала текущего года, – вместо «здравствуйте» начал Хиллари, ядовито улыбаясь, – мы имеем прибыль, даже с учетом расходов на демонтаж разрушенной башни в Бэкъярде…
– Ты шутишь, – приглушенно прорычал генерал, копаясь в компе и выводя на экран итоговые данные, – в такое время!.. Или издеваешься… Умник выискался… А ты сам-то читал, что мне написали «ликвидаторы» в докладной?!
– Разорви и выкинь, – равнодушно посоветовал Хиллари, будто не видя, как злится Горт, – лучше посмотри, что они написали в резюме по проекту; пункт первый, дальше можно не читать: «Консервация и тем более ликвидация проекта в этом финансовом году экономически не обоснованы. Проект является узкоспециальным, перепрофилированию не подлежит».
– Ничего не понимаю, – бурчал Горт, вглядываясь в строки заключительного доклада, – действительно прибыль… Откуда?..
– А ты еще хотел уволить Гаста… – В голосе Хиллари прозвучал упрек. – Сразу после его выступления в шоу Дорана у нас пошел вверх индекс продаж защитных программ, и сейчас мы конкурируем с самыми лучшими и крупными, такими, как Macro Dyke Line и TRC.
– Я, наверно, ничего не соображаю в рекламе и маркетинге, – покачал головой Горт, – и ты тоже… Где эта таблица?
Хиллари показал.
– Впечатляющее зрелище. Ну, хоть что-то… А то я как представил, с чем пойду на подкомиссию… Уже подумывал, не заболеть ли мне свинкой… В смысле не подложить ли тебе, Хил, свинью.
– Давай, – предложил Хиллари, – подложим эту свинью конгрессменам.
– Недели три назад этого было бы достаточно, – Горта приковал к себе компьютер; он вызывал на экран все новые схемы и графики и изучал их пристально и въедливо. – Но сейчас… Машталер не зря хотел тебя сманить и не зря передал это предложение через меня. Ты составляешь им конкуренцию по программам; рост быстрый, но пока кратковременный. Мода на сезон… но если рынок забит до отказа, предпочтение, отданное твоему продукту, вызовет совокупное снижение продаж у других. Тут они в средствах стесняться не станут. Не вышло купить – могут и убить.
– Это так серьезно? – Хиллари-то и думать забыл про эти продажи. Этим занимались менеджер-хозяйственник и Джомар Даглас. Они раскочегарили на полную мощность копировальную технику «Сефарда», и все то время, пока Хиллари бегал, тестировал кукол и разбирался с Чаком, они продавали, продавали, продавали, за неделю сделав бюджет проекта положительным.
– Очень, – генерал был отличным аналитиком, – из-за передела рынка войны начинают.
Он улыбнулся краешками губ.
– Не волнуйся, речь пойдет не о физической ликвидации. Убить они попробуют «Антикибер». У меня уже лежит петиция их юристов о том, что название проекта похоже на антирекламу; я им тоже отписал что-то в их духе – можно сказать, обмен нотами протеста состоялся. Вся эта шумиха вокруг проекта работает против нас. Ты знаешь, что Сандра Вестон подала на тебя в суд?
– Это проблемы нашего штатного юриста и моего адвоката. Они уже подружились.
– Мне так не кажется. Весь Город кипит. А все этот чертов Доран. Дернула же его нелегкая за язык! Сперва «война кукол», в Городе киборгофобия, General Robots терпит убытки, у них контракт с Северной Тьянгалой на носу, а тут эти бесовские пляски…
«Вот, – прояснилось в голове у Хиллари, – почему они не приняли мер против роста продаж наших программ – у них самих забот выше головы, и посерьезнее наших; но про нас они не забыли, ой не забыли…»
– Далее, – неумолимо, как танк, продвигался Горт, – теракт в Бэкъярде; мы до сих пор завалы разбираем, а Доран собирает деньги на лечение этого террориста-смертника; потом – «Звезды против забвения», опять Доран, и опять, обрати внимание, в центре скандала проект «Антикибер» и ты. Вот уже две недели, как «Антикибер» и Хиллари Хармон – выпуклая тема воя наших СМИ. По популярности ты опередил Президента и Эмбер и сравнялся с Пророком Энриком. Поздравляю! А обо мне ни слова, черт возьми! Даже обидно. Вот и иди теперь на подкомиссию. Это будет не рядовое бюджетное заседание, а шоу с раздеванием. Все явятся с расчетами и готовыми речами и будут выламываться с оглядкой на пиар и электорат. Заседание с открытыми эпизодами, припрутся журналюги, Сандра Вестон будет рваться в кадр, крича о своих правах и разбрызгивая слюни, – последние слова Горт договаривал, полузакрыв глаза, словно предвидя будущее. – А этот Фанк, – вдруг уставясь прямо на Хиллари, четко спросил генерал, – действительно Файри?
– Да, – подтвердил Хиллари, – теперь это доказано на сто процентов.
– У меня по этому поводу лежит петиция…
– У меня тоже. И ящик электронной почты хлипоманами забит.
– Анталь справляется?
– Лучше некуда. Только Анталь с этим и может справиться. Вежливо, корректно и непреклонно.
– Акции растут. Когда будешь продавать?
– Фанка-то? Восемнадцатого мая; все как положено по закону.
– У него в мозгах есть Тринадцатый Диск?
– А вот на этот вопрос я не отвечу. Это называется – использование служебного положения в целях создания преимущественного обладания коммерческой информацией. На это тоже имеется статья в законе. Точнее, в Уголовном кодексе.
– Когда ты перестанешь ссылаться на закон, – с надеждой вздохнул генерал, – и начнешь говорить по-человечески, ты станешь своим парнем.
– Не знаю, – развел руками Хиллари, – я дурно воспитан. К тому же я хочу создать ажиотаж на аукционе, играя на тайне.
– Все ясно, – решил Горт, – нет там ничего. Пустая болванка. А ажиотаж тебе будет на подкомиссии. На, смотри.
Генерал, как козырную карту из рукава, достал из лежащей на столе папки какую-то бумагу и бросил ее Хиллари.
– Что это?
– Список членов подкомиссии на предстоящем заседании. Председатель – Суванна Виная, специалист по хай-тэку и главный лоббист BIC. Пощады не жди.
Хиллари глазами сверху вниз пробежал список. Незнакомые имена и фамилии ничего ему не говорили. Кто они такие, эти люди? Кого представляют? От чьего лица выступают?.. И вдруг Хиллари зацепился за знакомое сочетание букв: Джолион Григ Ауди.
Снежок!!!..
Решение пришло само собой.
– Я пойду с результатами экономистов по членам подкомиссии. Я должен ознакомить их и убедить в том, что проект нужен и не обременяет бюджет, а наоборот, является прибыльным.
– Спохватился, – Горт не был бы собой, если бы не попенял прошлым. – Я тебе когда говорил? А ты? Теперь – поздно.
– То была пресс-конференция с телечудиками, которые работают на публику, а у обывателей устойчивое мнение на уровне архетипа, что военные – это обязательно дураки и громилы. В армию обыватели не идут, потому что боятся; они хотят спокойно спать и сытно есть, а военных, которые хранят их сытость и покой, они желают видеть сильными и тупыми; сильными – поскольку армия должна побеждать, а тупыми – поскольку, по глубокому мнению обывателя, только дурак способен отдать свою жизнь за чужое благополучие. А я выпадаю из этого образа; был бы конфликт, и ситуация стала бы еще хуже. А когда дело касается проекта, да еще в личной беседе, – я думаю, что некоторых я смог бы уговорить.
Генерал Горт во время тирады тяжелым взглядом смотрел на Хиллари, словно желая удостовериться – не шутит ли он? Затем разложил список на столе и начал говорить медленно и внушительно, разъясняя этому новичку и профану азы парламентской арифметики:
– На первый взгляд подкомиссия собрана случайно. Это называется – ротация; половина состава заменяется якобы для привлечения к ответственному делу новых депутатов с непредвзятым мнением. А на самом деле тут все сформировано с целью нас утопить. Гляди, всего тридцать восемь членов, из них двенадцать – прямые или косвенные лоббисты BIC, а остальные – «болото» и «центр». «Центру» просто нужно лишний раз порисоваться, чтоб избиратели их не забыли, а «болото» примкнет к сильнейшим. Возглавляет «центр» Джолион Григ Ауди, – Хиллари коротко кивнул, показывая, что он внимательно слушает и запоминает, – ему надо выступить с блеском перед слушанием запросов о Церкви Друга и Пророке Энрике, вот он и использует эту возможность. Проект ему безразличен, он будет выступать для себя. Жуткий моралист и страшный ханжа. Весь «центр» будет стоять за него и «болото» тоже. Он славится своими принципами и нравственными убеждениями. Выражает интересы и эти, как их, архетипы «синего» класса и домохозяек. Можешь начинать с него и прихватить еще пару-тройку из «центра», – Горт поставил несколько галочек напротив фамилий, – к лоббистам от BIC даже не суйся, я тебе их вычеркну. Не хватало еще раньше времени карты раскрывать.
Маркер заскользил по бумаге, вымарывая имена из списка.
– Крестами я тебе отмечу «болото» – туда тоже не ходи, только зря время потеряешь…
– Ты же сказал, что они легко поддаются убеждению и быстро меняют точку зрения. Если их можно склонить в нашу сторону…
– Кого?! – горестно возопил Горт. – Ты тут ничего и никого не знаешь, вот и помалкивай. Склонить? Пожалуйста – Барт Кирленд, проповедник грудного молока…
– Что-что?..
– Ну, естественного вскармливания грудью. Он рубит все, если это не молоко. Он уже семьдесят лет агитирует за молоко, и только теленок вроде тебя – извини, Хил, вырвалось – этого не знает.
– Как же не знаю, – припомнил Хиллари, – он еще книги издает по сохранению женской детородной функции. Но я думал, он уже умер. Эти книги моя мать читала, когда… впрочем, это неважно.
– Живехонек, – простонал Горт, – но в маразме…
– Сколько же ему лет?
– Сто двадцать четыре, из них последние девяносто – в маразме. Он целую партию ценителей женского молока создал. Сколько я помню, он терпеть не может все военные проекты, так как они не способствуют молоку. Еще двое трансвеститов, что борются за женские права; они прооперировались в женщин – думали, их цветами осыпят, а тут дискриминация по профессии и зарплате, теперь стали ярыми феминистками, избираются от женских организаций, к ним тоже не ходи. А вот еще образчик, – маркер сменил цвет на зеленый и чиркнул под фамилией, – Хайм Маршалл, депутат от манхла. Ходит в second-hand'e и голосует исключительно за социальные программы. Ну вот, пожалуй, и хватит. – Горт с удовольствием вычеркнул еще парочку фамилий и передал список Хиллари. – С божьей помощью, может, что и получится. Цифрами их особо не грузи, интеллектом не дави. Сам знаешь, по архетипу люди не любят тех, кто умнее их самих, – Горт отомстил-таки за военных, – а я буду действовать со своей стороны. Напор и натиск. Хорошо, что бюджет прибыльный, но ведь вы четыре года сидели на дотации. Если копнут – а копнут обязательно! – будем ссылаться на научную важность проекта и на опасность Банш для национального ноу-хау, хотя что опасного в этих извращенцах – я сам до сих пор не пойму.
– Они очень опасны, – Хиллари взял список и положил его к себе в кейс вместе с разноцветными папками. – Советую подробно ознакомиться с дискетой номер пять, и не просто ознакомиться, а требовать расширения проекта. Еще дай мне контактный телефон Машталера…
Взрывы, разрушения, дома, в мгновение ока ставшие клубящейся пылью, пожары, когда горели целые улицы и люди, в шоке от ожогов, выбрасывались из окон, а между провалами канализации и тоннелей метро, между удушающим смрадом гари и газа – мятущиеся люди, ведущие схватку насмерть. Родители теряли детей, дети становились сиротами. Разрушался уклад, весь окружающий мир превращался в ад.
В год Пепелища F60.5 потерял голос, а Тихоня в «черный вторник» – улыбку.
[[ – Мама?
Мальчонка со школьным ранцем и комиксами под мышкой не узнает свой дом. Дом еще дымится; его будто разрубило от крыши до шестого этажа. Тротуар загроможден обломками, усеян осколками стекла и кусками мебели. Зияют вскрытые ниши квартир. Он переступает с ноги на ногу, боясь приблизиться – всюду тарелки, вилки, битые чашки – взрыв вышвырнул на улицу посуду с чьей-то кухни. Кто это – сосед? Да, кажется, сосед. Он сидит на мостовой, мотая головой. – на голове запекшаяся кровь.
– Вы… моя мама…
Сосед не слышит.
У дома – короб черно-синего модуля на лапчатых опорах, ходят страшилища – безглазые головы-яйца вбиты в громадные плечи, шевелят скелетными пальцами руки, топают механические ноги. Синие с черным эмблемы. Тут же – машина аварийно-спасательной службы, белый флаер с гербом центра неотложной помощи и черный флаер с красным трафаретом «Коронерская служба – район Гейнс». Санитары выносят носилки с людьми – открытые в белый флаер, закрытые пленкой – в черный.
– Опознаны, – диктует коронер, – следующие погибшие: Марион Олье, Элла Валквист, Ландольт Хилджер, Вильгельмина Кох…
– Мама…
– Мальчик, туда нельзя, – поворачивается к нему слепая голова-яйцо. – Ты из этого дома? Стой!.. Задержать!
Джастин бежит изо всех сил, ранец бьет по спине, комиксы прижаты к груди.
Сзади – звенящие шаги сэйсида.
– Кому сказано – стой! – пальцы скелета вцепляются в ранец.
Не помня себя, Джастин вырывается, вопит, но железная лапа неумолимо тащит его обратно.
– Ма-ама!!
– Фамилия?
– Сэр, минутку, – уверенный шаг чудища в сервокостюме обрывается; путь преграждает скромно одетый штатский.
– С дороги!
– Я представляю Комитет по надзору за силовыми ведомствами, Ваши действия недопустимы.
Сэйсид делает движение рукой, словно хочет смахнуть помеху; мужчина перехватывает броневую кисть своей, голой. Сэйсид напрягает контракторы – тщетно, мужчина как влит в тротуар.
– Ты, чучело!..
– Я киборг, – спокойно говорит тот. – Допрос ребенка может производиться лишь в присутствии родителей, опекунов или полномочного представителя органов правопорядка.
– Отпусти меня! ЭТО ПРИКАЗ.
– Ваш приказ для меня силы не имеет. – Киборг начинает выворачивать руку сэйсида.
– В здании были партизаны, – шипит сэйсид. – Мальчишка может знать…
– Он ничего не скажет вам, – киборг глядит на Джастина. – Запомни, ТЫ ДОЛЖЕН МОЛЧАТЬ, если рядом нет родителей. – А затем обращается к сэйсиду: – Если вы не разожмете правую руку, левая будет повреждена.
– Да провались ты!..
– Спасибо. Я вас не задерживаю. ГОВОРИТ НАБЛЮДАТЕЛЬ КНСВ. МОЙ КОД ДОПУСКА JJPA-11-480. ЗАПРАШИВАЮ ПОМОЩЬ ПОЛИЦИИ. МОЕ МЕСТОНАХОЖДЕНИЕ…
– Ты уже здесь? Быстро же вы являетесь…
– Долг службы, офицер. Пожалуйста, примите ребенка, а я продолжу осмотр участка.
– Ну, малыш, как тебя зовут? Не бойся ничего, ты в безопасности.
Джастин хочет сказать, но горло стянуто, как проволокой, сжато, словно пальцами сэйсида, – из стиснутого рта выдавливается лишь тягучий стонущий звук. «ТЫ ДОЛЖЕН МОЛЧАТЬ».
– Хм. Плохо дело. А опознавательная карточка у тебя есть? Или браслет?
Шаря онемевшими руками по карманам курточки, Джастин роняет комиксы – «CYBERDAEMONS» позапрошлого года, взятые на время у дружка-одноклассника. Полицейский даже не глядит на обложку – «Последний бой. Последний мститель серии F»; его беспокоит, почему малец не говорит.
«ТЫ ДОЛЖЕН МОЛЧАТЬ», – повторяет голос в голове Джастина. Он оглядывается, хочет найти своего защитника, но тот уже исчез в хаосе улицы.
«Я КИБОРГ», – помимо воли внедряется в память образ бесстрашного победителя чудовищных сэйсидов. Джастин подбирает комиксы – которые он потом зачитает до дыр в интернате – и послушно идет за офицером.
Я КИБОРГ. ]]
Потом было много чего – селекция, депортации, протесты и демонстрации, забастовка персонала К-реактора; правительство уменьшило прессинг и выработало программу помощи малоимущим (не само по себе, а под мощным напором профсоюзов); бастовали даже банковские клерки, сидя на рабочих местах и повесив на шею таблички: «Всех не арестуешь!» А городские партизаны продолжали воевать и убивать.
Был экономический подъем, выход на новые рынки, принятие Закона о социальной гарантии, всплеск строительства. А городские партизаны все продолжали войну. Их сознание навсегда осталось погруженным в дымную тьму, озаряемую вспышками световых боеприпасов. Те, кто не имел шлемов с мгновенно меняющейся тонировкой забрал или им подобных очков, надолго слепли. Городские партизаны были ослеплены навечно, но не сполохами сверхъяркого света – они ослепли от ненависти.
Изменившись, ударившись в крайности до такой степени, что левые смыкались с правыми, а мафия со спецслужбами, бандиты создавали клиники для лечения, боевики грабили банки, чтобы раздобыть деньги на оружие; все оказались связанными друг с другом, друг от друга зависимыми и друг друга покрывающими. Все дела велись на честном слове, и в то же время никто никому не доверял.
И хотя было подсчитано, что в Сэнтрал-Сити на каждого жителя приходится по две с половиной крысы и три йонгера, никто не мог сосчитать, сколько свободных стволов гуляет по рукам и сколько пустующих квартир являются тайными базами «непримиримых» разных мастей.
Все СМИ взвыли до высокого визга, когда было упомянуто, что «Омега» на 37-м этаже нарвалась на боевиков Партии, но уже на следующий день крик стал стихать, словно чья-то властная рука повернула реостат; все репортеры – реальные, сетевые, телевизионные – принялись смаковать в принципе невинные взрывы Темного, он же Крокодил, он же черт-не-знает-кто.
На все это с внимательным интересом молча смотрел F60.5. Кажется, он знал, кто это поработал. Ему даже понравилось, как изящно и точно все было проделано. Это хорошо, что никто не ранен. F60.5, как настоящий киборг, очень переживал бы, если б пострадали люди. Его бы загрызла совесть, в смысле – Первый Закон; Первый Закон довел бы его до сбоя, он бы сошел с ума. А так – можно; это похоже на мультфильм с прекрасной анимацией или комикс. Замечательно хорошо, художник постарался на славу!..
За F60.5 тоже наблюдали.
Квартирка была маленькая – узкий коридор да две комнатки; в санузел вода подавалась по графику – район-то дешевенький. Парень по прозвищу Тихоня, приставленный к F60.5, запасал воду во всех емкостях. Казалось, это его личная мания. Куда бы ни сунулся F60.5 – в ведро, банку, стакан, упаковку из-под лиофилизированного молока, – везде была налита вода. Но F60.5 почти никуда и не совался, ему после обработки раны был предписан покой.
Помощь врача была успешной; после обкалывания рука перестала пухнуть и злой багровый оттенок начал блекнуть. Неподвижная укладка руки в прозрачную, но пластичную и гибкую лонгету, накожные аппликаторы и инъекции строго по часам. Шли девятые сутки с момента ранения. Девятый день вынужденного безделья, тусклым слоем размазанного по графику манипуляций и пресных трапез. Поначалу F60.5 еще беспокоила боль; потом исчезла и она. Плечо уверенно шло на поправку, и лишь врач, раз в два дня навещавший затворников, был чем-то озабочен. F60.5 полагал, что медик боится разоблачения, что его силой, угрозами или шантажом заставили помогать нелегалам, – тут F60.5 ошибался. Врач давно был убежденным партизаном – с той поры, когда на его глазах был убит тот, кто вынес его из-под обстрела.
Однако врач действительно боялся и не мог скрыть своей тревоги. Но опасения были другого рода – это была печаль мудрости, что приходит вместе со знанием. В частности, врач знал, что скоро сухой черный струп начнет отторгаться и, если откроются кровеносные сосуды, есть риск аррозивного кровотечения, а это грозит потерей пациента. Возможно, предстоит выбор – либо дать истечь кровью этому серьезному парню, который врачу понравился с самого начала, либо сдать его в клинику – со всеми вытекающими последствиями. Вот он и ходил хмурый.
Молчал врач, молчал молоденький Тихоня, отмывший квартиру до фаянсового блеска, молчал сам F60.5. Никогда еще он не испытывал более тягостной немоты и более угнетающего безделья. Он отлежал все бока, насмотрелся телевизора до одури и до черных мух в глазах и понял, что самое страшное – это ничего не делать и быть наедине с собой. Тихоня казался ему андроидом – настолько тот старательно все мыл и оттирал, хотя это было средством скоротать бесполезно тянущееся время. Так они и жили: в безмолвии, вместе, но разделенные врозь тишиной.
И лишь однажды из горла F60.5 вырвалось мычание – когда Тихоня принес запись с автоответчика его квартиры и F60.5 услышал, как Габар беседует с Сэлджин. В голосе маленького тьянги звучала такая тоска и мука, что F60.5 понял – есть единственное живое существо, которому он нужен, нужен прямо сейчас, что Габар помнит его, знает о нем. F60.5 встал и начал было собираться, помогая зубами здоровой руке, чтобы идти, бежать, спешить на зов, но бросил все вещи и безнадежно сел на кровать…
Тихоня стоял в дверях, направив на него ствол «урана»:
– Сядь. Я выстрелю, иначе ты убьешь нас всех.
F60.5 согласно кивнул и так же молча лег, отвернувшись к стене.
Киборги не чувствуют боли, но у них есть душа – а кто может измерить и понять боль и крик души?..
* * *
В среду, 7 мая, ровно в 10.00 (точность – не только вежливость королей и киборгов, но и фирменная марка профессионализма военных и телевидения) Хиллари с тонким кейсом-монолитом в руке и безликим Сардаром за спиной появился на пороге приемной генерала Горта в Айрэн-Фотрис. Сардар и пилотировал одноименный «флайштурм», и выполнял функции охранника, поскольку Хиллари вез в кейсе все будущее проекта: расчеты экономистов за полгода, предполагаемый бюджет на год, сводки, таблицы, финансовые возможности и потребности, смету на ведение работ в Бэкъярде, а также варианты перепрофилирования, консервации и ликвидации. Все было высчитано и выверено до томпака. Лишь менеджер по хозчасти, главный экономист и группа «ликвидаторов» знали, сколько пота, истраченных нервов и бессонных ночей таится за ровными колонками цифр.Чтобы быть в курсе и не выглядеть свалившимся с одной из двух лун, Хиллари читал эти бумаги и дискеты вчера на сон грядущий, и сегодня с утра, и все время полета к Горту. Чувствовал он себя так, словно вместо сетевого программирования по ошибке угодил на экзамен по астронавигации. Обрывки чисел, куски диаграмм и графиков вертелись у него в голове, сплетаясь и перемежаясь с мыслями. Но Хиллари был уверен в себе – хоть и боролся с переутомлением, перевозбуждением и сонливостью, вызванной аппликатором желтой марки, хоть и ощущал, что мысли путаются и рвутся, что в сознании появляются какие-то дыры, куда безвозвратно пропадает информация. Воля – вот что держало его на плаву; в нужный момент он сможет собраться, и слова сами польются с языка, и нужные цифры высветятся в памяти, как лазерным лучом. Главное – убедить Горта (пусть и крепкоголового, но отнюдь не дурака), а уж он убедит всех остальных. Горт, как генерал от инженерии, прекрасно разбирался в сметах и бюджетах, но и Хиллари недаром с десяти лет работал по банковским заказам и сведению в отчетах фирм концов с концами.
Гердзи кивнул Хиллари чуть отстраненно и надменно, как везучий картежник – проигравшемуся в пух. «Что-то изменилось, – подумал Хиллари, – и изменилось не в мою пользу…»
Тито связался с генералом и почти сразу открыл дверь: «Прошу». Хиллари вошел и с порога увидел Горта, точнее – его стриженую голову. Генерал что-то искал в ноутбуке, тыча в клавиатуру толстыми пальцами, одновременно бормоча в видеофон. Показав жестом Хиллари, чтобы тот задержался у двери и не попал в сектор обзора камеры, генерал закончил разговор, поставил в ноутбуке «Сохранить», поднял голову, и с губ его сорвался бодрый вопль – это он приветствовал Хиллари:
– Привет погорелому полковнику с разбитого корыта!
Хиллари сел в свое любимое кресло, отстегнул от запястья цепочку кейса, положил его на колени, достал служебный паспорт, провел им по линии соединения монолита, положил ладонь на зеркало встроенного папиллографа – мини-сейф сработал, бесшумно разделившись на две половинки. Все это Хиллари проделал безмолвно. Генерал выжидающе смотрел на завораживающие своей техничностью процедуры. Хиллари вынул пачку файл-папок разных цветов, оставил их у себя, а дискеты протянул генералу. Горт принял их, одним взглядом сверился с бланком описи и принялся закладывать подарки в многозарядный дисковод.
– По состоянию на первые два квартала текущего года, – вместо «здравствуйте» начал Хиллари, ядовито улыбаясь, – мы имеем прибыль, даже с учетом расходов на демонтаж разрушенной башни в Бэкъярде…
– Ты шутишь, – приглушенно прорычал генерал, копаясь в компе и выводя на экран итоговые данные, – в такое время!.. Или издеваешься… Умник выискался… А ты сам-то читал, что мне написали «ликвидаторы» в докладной?!
– Разорви и выкинь, – равнодушно посоветовал Хиллари, будто не видя, как злится Горт, – лучше посмотри, что они написали в резюме по проекту; пункт первый, дальше можно не читать: «Консервация и тем более ликвидация проекта в этом финансовом году экономически не обоснованы. Проект является узкоспециальным, перепрофилированию не подлежит».
– Ничего не понимаю, – бурчал Горт, вглядываясь в строки заключительного доклада, – действительно прибыль… Откуда?..
– А ты еще хотел уволить Гаста… – В голосе Хиллари прозвучал упрек. – Сразу после его выступления в шоу Дорана у нас пошел вверх индекс продаж защитных программ, и сейчас мы конкурируем с самыми лучшими и крупными, такими, как Macro Dyke Line и TRC.
– Я, наверно, ничего не соображаю в рекламе и маркетинге, – покачал головой Горт, – и ты тоже… Где эта таблица?
Хиллари показал.
– Впечатляющее зрелище. Ну, хоть что-то… А то я как представил, с чем пойду на подкомиссию… Уже подумывал, не заболеть ли мне свинкой… В смысле не подложить ли тебе, Хил, свинью.
– Давай, – предложил Хиллари, – подложим эту свинью конгрессменам.
– Недели три назад этого было бы достаточно, – Горта приковал к себе компьютер; он вызывал на экран все новые схемы и графики и изучал их пристально и въедливо. – Но сейчас… Машталер не зря хотел тебя сманить и не зря передал это предложение через меня. Ты составляешь им конкуренцию по программам; рост быстрый, но пока кратковременный. Мода на сезон… но если рынок забит до отказа, предпочтение, отданное твоему продукту, вызовет совокупное снижение продаж у других. Тут они в средствах стесняться не станут. Не вышло купить – могут и убить.
– Это так серьезно? – Хиллари-то и думать забыл про эти продажи. Этим занимались менеджер-хозяйственник и Джомар Даглас. Они раскочегарили на полную мощность копировальную технику «Сефарда», и все то время, пока Хиллари бегал, тестировал кукол и разбирался с Чаком, они продавали, продавали, продавали, за неделю сделав бюджет проекта положительным.
– Очень, – генерал был отличным аналитиком, – из-за передела рынка войны начинают.
Он улыбнулся краешками губ.
– Не волнуйся, речь пойдет не о физической ликвидации. Убить они попробуют «Антикибер». У меня уже лежит петиция их юристов о том, что название проекта похоже на антирекламу; я им тоже отписал что-то в их духе – можно сказать, обмен нотами протеста состоялся. Вся эта шумиха вокруг проекта работает против нас. Ты знаешь, что Сандра Вестон подала на тебя в суд?
– Это проблемы нашего штатного юриста и моего адвоката. Они уже подружились.
– Мне так не кажется. Весь Город кипит. А все этот чертов Доран. Дернула же его нелегкая за язык! Сперва «война кукол», в Городе киборгофобия, General Robots терпит убытки, у них контракт с Северной Тьянгалой на носу, а тут эти бесовские пляски…
«Вот, – прояснилось в голове у Хиллари, – почему они не приняли мер против роста продаж наших программ – у них самих забот выше головы, и посерьезнее наших; но про нас они не забыли, ой не забыли…»
– Далее, – неумолимо, как танк, продвигался Горт, – теракт в Бэкъярде; мы до сих пор завалы разбираем, а Доран собирает деньги на лечение этого террориста-смертника; потом – «Звезды против забвения», опять Доран, и опять, обрати внимание, в центре скандала проект «Антикибер» и ты. Вот уже две недели, как «Антикибер» и Хиллари Хармон – выпуклая тема воя наших СМИ. По популярности ты опередил Президента и Эмбер и сравнялся с Пророком Энриком. Поздравляю! А обо мне ни слова, черт возьми! Даже обидно. Вот и иди теперь на подкомиссию. Это будет не рядовое бюджетное заседание, а шоу с раздеванием. Все явятся с расчетами и готовыми речами и будут выламываться с оглядкой на пиар и электорат. Заседание с открытыми эпизодами, припрутся журналюги, Сандра Вестон будет рваться в кадр, крича о своих правах и разбрызгивая слюни, – последние слова Горт договаривал, полузакрыв глаза, словно предвидя будущее. – А этот Фанк, – вдруг уставясь прямо на Хиллари, четко спросил генерал, – действительно Файри?
– Да, – подтвердил Хиллари, – теперь это доказано на сто процентов.
– У меня по этому поводу лежит петиция…
– У меня тоже. И ящик электронной почты хлипоманами забит.
– Анталь справляется?
– Лучше некуда. Только Анталь с этим и может справиться. Вежливо, корректно и непреклонно.
– Акции растут. Когда будешь продавать?
– Фанка-то? Восемнадцатого мая; все как положено по закону.
– У него в мозгах есть Тринадцатый Диск?
– А вот на этот вопрос я не отвечу. Это называется – использование служебного положения в целях создания преимущественного обладания коммерческой информацией. На это тоже имеется статья в законе. Точнее, в Уголовном кодексе.
– Когда ты перестанешь ссылаться на закон, – с надеждой вздохнул генерал, – и начнешь говорить по-человечески, ты станешь своим парнем.
– Не знаю, – развел руками Хиллари, – я дурно воспитан. К тому же я хочу создать ажиотаж на аукционе, играя на тайне.
– Все ясно, – решил Горт, – нет там ничего. Пустая болванка. А ажиотаж тебе будет на подкомиссии. На, смотри.
Генерал, как козырную карту из рукава, достал из лежащей на столе папки какую-то бумагу и бросил ее Хиллари.
– Что это?
– Список членов подкомиссии на предстоящем заседании. Председатель – Суванна Виная, специалист по хай-тэку и главный лоббист BIC. Пощады не жди.
Хиллари глазами сверху вниз пробежал список. Незнакомые имена и фамилии ничего ему не говорили. Кто они такие, эти люди? Кого представляют? От чьего лица выступают?.. И вдруг Хиллари зацепился за знакомое сочетание букв: Джолион Григ Ауди.
Снежок!!!..
Решение пришло само собой.
– Я пойду с результатами экономистов по членам подкомиссии. Я должен ознакомить их и убедить в том, что проект нужен и не обременяет бюджет, а наоборот, является прибыльным.
– Спохватился, – Горт не был бы собой, если бы не попенял прошлым. – Я тебе когда говорил? А ты? Теперь – поздно.
– То была пресс-конференция с телечудиками, которые работают на публику, а у обывателей устойчивое мнение на уровне архетипа, что военные – это обязательно дураки и громилы. В армию обыватели не идут, потому что боятся; они хотят спокойно спать и сытно есть, а военных, которые хранят их сытость и покой, они желают видеть сильными и тупыми; сильными – поскольку армия должна побеждать, а тупыми – поскольку, по глубокому мнению обывателя, только дурак способен отдать свою жизнь за чужое благополучие. А я выпадаю из этого образа; был бы конфликт, и ситуация стала бы еще хуже. А когда дело касается проекта, да еще в личной беседе, – я думаю, что некоторых я смог бы уговорить.
Генерал Горт во время тирады тяжелым взглядом смотрел на Хиллари, словно желая удостовериться – не шутит ли он? Затем разложил список на столе и начал говорить медленно и внушительно, разъясняя этому новичку и профану азы парламентской арифметики:
– На первый взгляд подкомиссия собрана случайно. Это называется – ротация; половина состава заменяется якобы для привлечения к ответственному делу новых депутатов с непредвзятым мнением. А на самом деле тут все сформировано с целью нас утопить. Гляди, всего тридцать восемь членов, из них двенадцать – прямые или косвенные лоббисты BIC, а остальные – «болото» и «центр». «Центру» просто нужно лишний раз порисоваться, чтоб избиратели их не забыли, а «болото» примкнет к сильнейшим. Возглавляет «центр» Джолион Григ Ауди, – Хиллари коротко кивнул, показывая, что он внимательно слушает и запоминает, – ему надо выступить с блеском перед слушанием запросов о Церкви Друга и Пророке Энрике, вот он и использует эту возможность. Проект ему безразличен, он будет выступать для себя. Жуткий моралист и страшный ханжа. Весь «центр» будет стоять за него и «болото» тоже. Он славится своими принципами и нравственными убеждениями. Выражает интересы и эти, как их, архетипы «синего» класса и домохозяек. Можешь начинать с него и прихватить еще пару-тройку из «центра», – Горт поставил несколько галочек напротив фамилий, – к лоббистам от BIC даже не суйся, я тебе их вычеркну. Не хватало еще раньше времени карты раскрывать.
Маркер заскользил по бумаге, вымарывая имена из списка.
– Крестами я тебе отмечу «болото» – туда тоже не ходи, только зря время потеряешь…
– Ты же сказал, что они легко поддаются убеждению и быстро меняют точку зрения. Если их можно склонить в нашу сторону…
– Кого?! – горестно возопил Горт. – Ты тут ничего и никого не знаешь, вот и помалкивай. Склонить? Пожалуйста – Барт Кирленд, проповедник грудного молока…
– Что-что?..
– Ну, естественного вскармливания грудью. Он рубит все, если это не молоко. Он уже семьдесят лет агитирует за молоко, и только теленок вроде тебя – извини, Хил, вырвалось – этого не знает.
– Как же не знаю, – припомнил Хиллари, – он еще книги издает по сохранению женской детородной функции. Но я думал, он уже умер. Эти книги моя мать читала, когда… впрочем, это неважно.
– Живехонек, – простонал Горт, – но в маразме…
– Сколько же ему лет?
– Сто двадцать четыре, из них последние девяносто – в маразме. Он целую партию ценителей женского молока создал. Сколько я помню, он терпеть не может все военные проекты, так как они не способствуют молоку. Еще двое трансвеститов, что борются за женские права; они прооперировались в женщин – думали, их цветами осыпят, а тут дискриминация по профессии и зарплате, теперь стали ярыми феминистками, избираются от женских организаций, к ним тоже не ходи. А вот еще образчик, – маркер сменил цвет на зеленый и чиркнул под фамилией, – Хайм Маршалл, депутат от манхла. Ходит в second-hand'e и голосует исключительно за социальные программы. Ну вот, пожалуй, и хватит. – Горт с удовольствием вычеркнул еще парочку фамилий и передал список Хиллари. – С божьей помощью, может, что и получится. Цифрами их особо не грузи, интеллектом не дави. Сам знаешь, по архетипу люди не любят тех, кто умнее их самих, – Горт отомстил-таки за военных, – а я буду действовать со своей стороны. Напор и натиск. Хорошо, что бюджет прибыльный, но ведь вы четыре года сидели на дотации. Если копнут – а копнут обязательно! – будем ссылаться на научную важность проекта и на опасность Банш для национального ноу-хау, хотя что опасного в этих извращенцах – я сам до сих пор не пойму.
– Они очень опасны, – Хиллари взял список и положил его к себе в кейс вместе с разноцветными папками. – Советую подробно ознакомиться с дискетой номер пять, и не просто ознакомиться, а требовать расширения проекта. Еще дай мне контактный телефон Машталера…