– Есть звонок! – Доран подскочил в кресле. – Дайте изображение!
   Эрла оглянулась на экран – и увидела там себя, обернувшуюся, в своей квартире. Глаза Кэннана, вдруг переставшие мигать, давали картинку, не уступавшую по четкости студийным камерам.
   – Вы… видите меня?
   – Да, да! Видим и слышим! Здравствуйте, Эрла!
   – Хил, я согласна. Приезжай, я жду. Я давно тебя жду. Почему ты раньше этого не сделал?
   – Прости, я стеснялся, – развел руками Хиллари.
   – Он стеснялся! А когда в тебя целились на «столбе»? – Доран трепетал.
   – Тогда я вообще ни о чем не думал – я действовал, как сейчас, и выиграл.
   – Желаю счастья!.. Но вы не думайте, что Хиллари трудно будет делить внимание между Эрлой и работой; он привык к киборгам с младенчества – ЕГО И ВОСПИТАЛИ КИБОРГИ!.. Внимание всем! Мы впервые демонстрируем кадры с малышом Хиллари и его кибер-гувернером. Кое-кто хорошо знает этого киборга, он с тех пор не изменился… Рекомендую – автор многих статей о живописи и графике Кэннан Коленц!
   По наблюдавшим интервью художникам прошла волна со звуком «Ооооххххх!», а один издатель хрестоматий, помолчав, наклонился к другому: «Ну и что? По-моему, это прибавит интереса…»
   – Мы с Кэннаном решили раскрыть свою маленькую давнюю мистификацию. Этот кибер служил мне с рождения, и я так привязался к нему, что не смог расстаться. Я стал взрослым, и Кэну пришлось направить свои таланты в другое русло. Сейчас он вносит в мой бюджет до десяти тысяч в год. Как видите, киборг может быть полезен человеку и в такой сложной отрасли, как изобразительное искусство; главное – разрешить ему это. Но, вероятно, Кэну придется вернуться к основной профессии.
   – То есть к воспитанию детей, – пояснил Кэннан ошеломленной Эрле. – Да не смотри на меня так; я в самом деле киборг. Тебе надо привыкнуть.
   – Но, Кэн… я не смогу тебе приказывать.
   – А я в этом не нуждаюсь. Положись на мой богатый опыт.
   – Слушай, дети – это… я не думала о детях!
   – И напрасно. Если бы я мог, непременно завел бы ребенка, чтобы его любить. Я вырастил Хиллари – и горжусь этим.
   Интервью закончилось с позитивным мнением о Хиллари у 88,71% зрителей; для доселе безвестного системщика, находившегося месяц на слуху у всех, это была золотая медаль и отпущение грехов. Пожимая руку Дорану (тот уже и документальный фильм о Хармоне успел анонсировать!), Хиллари молился об одном – чтобы дали ростки те мысли, что он посеял сегодня.
   Эрла улыбнулась Кэннану:
   – Впусти этого… он больше не опасен. Эх, как он сейчас взвоет!..
   Лотус не взвыл; смешанный с хохотом рассказ Эрлы он выслушал молча. Все становилось на свои места – странный квартирант якобы со студенческих времен, его вечно невозмутимый вид и суховатый стиль… и то, что Хиллари приставил его к Эрле, когда решил отучить ее от стимуляторов! Лотус указал Кэннану на дверь:
   – Вон отсюда, манекен чертов.
   – Твои приказы не являются для меня приоритетными, – улыбнулся Кэннан. – Зато я могу проводить тебя на улицу, даже если ты этого не захочешь; так что подумай о том, как надо вести себя здесь. Я отвечаю перед хозяином за здоровье и спокойствие мисс Шварц.
   – Хватит, разобрались! – приказным голосом велела Эрла. – Сейчас вы оба поможете мне быстро навести порядок. Это приказ, Арвид! Подмети, что осталось от трэка, и не забудь, что ты должен мне его стоимость. Будешь при Доране поздравлять меня и Хиллари с помолвкой.
   – Не дождешься!
   – А, ты ведь против популярности среди мещан! Кэн, как только Доран позвонит, запрешь Арвида в сортире. Или нет – лучше я всем расскажу, как ты тут морально ущербнулся, а Кэн покажет это в записи. Что выбираешь?
   – Я всегда был твоим другом, Эрла, – Лотус вздохнул так, как будто поднял наковальню. – И все что я делал – лишь ради тебя; ты это знаешь. Я поздравляю тебя.
   – Умница! Поцеловала бы, но не могу – я теперь невеста. За работу, мальчики!
   Арвид трудился и угрюмо бурчал:
   – И это чучело статьи писало!.. Их читали!..
   Внезапно его озарила какая-то идея; он поднял голову и уперся взглядом в Кэннана:
   – А нарисовать за неделю картин двести-триста ты сможешь? Холсты я тебе дам. Будет громовая выставка!..
* * *
   Город остывал. Прохладный ночной воздух, сталкиваясь с испарениями асфальта и камня, рождал тепловатый туман, который молочной рекой затопил улицы и переулки и поднимался все выше и выше. Звуки блекли и глохли, а туман, клубясь и извиваясь, захватывал новые этажи. Дома возвышались из кипящего моря, сутолока людей и шум машин оставались внизу, тонули в загустевшем воздухе. На стенах вспыхивали одинокие, такие же белые окна, словно туман поднимался по этажам и внутри зданий, заливая квартиры. Город, заполненный изнутри и снаружи неподатливой массой звуков, голосов, криков. Там идет жизнь – или это включаются телевизоры? Они плачут, поют, волнуются, смеются и ужасаются, а перед экранами, налитыми бледно-синим светом, лежат и сидят кадавры людей с открытыми глазами и остановившимися зрачками. Где-то на большой скорости с визгом проносится машина – кто-то пытается сократить, спрямить свой путь от рождения до смерти.
   Меркнет. В Городе нет горизонта – есть линия, условно отделяющая день от ночи. Верхушки самых высоких зданий еще блистают бликами, как горы – снежными вершинами, а долины улиц уже погружены во мрак.
   На плоской крыше одного из высотных домов стоят лицом к лицу трое мужчин. Один – среднего роста, в самом расцвете жизни, с короткой стрижкой, рубленым скуластым лицом, с волевым взглядом и фигурой тигра; другой – высокий, стройный, с русыми волосами и выразительным одухотворенным лицом; и третий – гибкий, почти юноша, с гривой черных волос, порывистый и сильный.
   – Что бы ни случилось, – говорит старший, – знайте: ладонью не закроешь солнца. Тучи идут, пока их гонит ветер – нет тьмы на свете.
   – Клинок остер – но ум острее, – говорит высокий, – пуля быстра – но мысль быстрее. Нет ни цепей, ни металла, чтобы мысль заковали.
   – Превыше всего свобода, – поднимает голову юноша, – превыше земного светила – мощная сила, что правит тобою и мною. В наших жилах – солнца частица, и ты не бойся сразиться, ведь из капель пролитой крови солнце опять возродится.
   Они обнимают друг друга за плечи и остаются неподвижно стоять. Их силуэты светятся на фоне густо-синего закатного неба, в котором уже загораются крупные мерцающие звезды, осыпая блестками лица друзей.
   И тогда они по очереди вскидывают правую руку в зенит и выкрикивают имя души:
   – Коар!
   – Кондри!
   – Кимер!
   Три звезды растут, увеличиваются, искрятся, пока из их недр не вырываются три сияющих луча – и, перекрестившись несколько раз в сумраке неба, как прожекторы, они загораются в зовущих ладонях.
   Из глубины звезд, из бесконечной дали, скользя по лучам – сначала как точки, потом становясь различимыми, – с неимоверной скоростью падают, переливаясь и кувыркаясь, три белоснежных крылатых коня. Они извиваются, паря в невесомости, и их крылья прорезают простор. Для них не существует преград.
   Миг. И они танцуют в воздухе над домом, проходя, как лучи света, друг сквозь друга. Узкие сухие головы полны очарования, глубокие бездонные лиловые глаза с длинными ресницами вобрали в себя вселенную, их шеи свиваются в кольца, тонкие ноги с изящными чашечками копыт способны к любому прыжку, в их крыльях с живыми кристаллами перьев поют ветра.
   Нет ничего на свете сильнее, благороднее, красивее скачущего коня, ибо конь – это свет, это сила, это власть, это победа.
   Оттолкнувшись от плит, мужчины высоко подпрыгивают – и опускаются на спины плывущих в воздухе коней. И вновь три луча свиваются в танце света. Кони возносятся ввысь, расправляя крылья, пронзая своими телами ночь.
   Надзвездное сияние поглощает их, и они сливаются с ним, уходя туда, где нет ни пространства, ни времени.
   Никто не властен над ними.
   Правда, ум и свобода – превыше всего, они в сердце твоем.
   Никто не смеет погасить твоего сердца!

ГЛАВА 13

   Пальмер не зря все эти дни корпел в своем углу. Он представил достаточно краткое, но до скрупулезности подробное руководство по тестированию кибер-мозга, настолько сухо и пунктуально составленное, что инженер-инструктор «Роботеха» удавился бы от зависти. Каждая страница в его папке была насыщена тезисами и подразумевала возможность безграничного расширения (шеф же сказал – «коротко»). После полутора часов обстоятельных разъяснений (Пальмер был горд и рад до невозможности) у Хиллари зачесались все волосы на теле, появилось впечатление, что он речной песок жует, и он решил сделать перерыв, чтобы размять мозги в отвлеченной беседе.
   – Так «кто» или «что»? – задал он сакраментальный вопрос. – Разумное мыслящее существо или сложная интеллектуальная машина? Если проводить аналогии, то надо вести сравнение по неизвлекаемым программам, то есть по инстинктам. Я уже сделал некоторые раскопки, но хочу услышать твое мнение.
   Пальмер был готов и к этому. Он пригладил свою залысину, что было у него знаком величайшего самодовольства и уверенности в своих знаниях.
   – В настоящее время выделено 18 факторов, так называемых факторов Рейсса, которые на инстинктивном уровне определяют поведение человека. По мере возникновения и влияния на личность они распределяются на четыре группы. Биологическая группа – это пищевой, половой, исследовательско-ориентировочный инстинкты, а также двигательная активность и агрессия. Группа структуры личности – сюда входят честь, месть, независимость и власть. Группа комфорта – спокойствие, одобрение, порядок и экономия. И последнее, самое сложное – общественные отношения: общение, забота, семья, положение в обществе и идеализм, то есть потребность в создании абстрактных конструкций. Казалось бы, у киборгов им должны соответствовать Три Закона Роботехники, но это не совсем так. Законы гласят: Первый – робот не может допустить, чтобы его действие или бездействие причинило вред человеку, Второй – робот должен подчиняться человеку, если это не противоречит Первому Закону, и Третий – робот должен заботиться о самосохранении, если это не противоречит Первому и Второму Законам. Если привести Законы в соответствие с факторами Рейсса, получится неполная, дробная картина: совпадают только забота, подчинение, как элемент власти, и порядок с экономией, в чем люди признаются наименее охотно – а у роботов ввели в Третий закон. Вроде бы минимум сходства – но лишь на первый взгляд. Мозг киборга высшего класса устроен гораздо сложнее и функционирует на ином уровне, следовательно, либо не все Законы декларированы, либо в BIC сознательно упростили инструкцию для «чайников».
   – Похоже на то, – Хиллари слушал с чрезвычайным любопытством. – Давай-ка начнем с азов и определений. Инстинкты – более или менее сложные, последовательные, генетически детерминированные действия, закрепленные в нервной системе; они представляют собой наименее пластичную форму поведения. Сложные формы инстинктивного поведения очень совершенны, но жестки и препятствуют развитию; при изменении условий они могут стать бессмысленными! Скажем, вложи в андроида-лакея алгоритм пилотирования – и он будет делать попытку за попыткой поднять ротоплан в воздух, не замечая, что у машины нет ни мотора, ни роторов. Аналоги инстинктов – программы, встроенные при сборке мозга и срабатывающие рефлекторно, тот же «ствол», который киборг контролировать не может: забота, подчинение, порядок. Чтобы киборг не отвлекался для помощи любому нищему и алкашу, вводится принцип приоритетности хозяина – его образ внедряется в мозг, и создается вертикаль «человек—киборг»; это – фактор власти. Третий Закон включает питание, двигательную активность и любознательность – кибер следит, чтобы наружний покров не потерял свойства, контракторы не затвердели от бездействия, и сканирует все незнакомое и подозрительное, чтобы не попасть в аварию. Так что инстинктов уже набирается больше, чем перечислено в методичке BIC!
   Сев поудобней, Хиллари продолжил развивать концепцию:
   – Мало этого: высшие киборги обучаются, то есть имеют вторую форму поведения – навыки, постепенно вырабатываемые в результате индивидуального опыта; навыки более пластичны. Не будем забывать, что при господстве одной формы поведения в известной степени представлены и другие; навыки формируются на основе инстинктов. Для адаптации имеет значение гибкость, изменчивость поведения в ответ на изменение внешних условий. Среда обитания киборгов – Город и люди; чтобы киберы максимально исполняли инстинкт заботы – у человека, кстати, очень хилый; общество его буквально навязывает людям, а у роботов он стоит на первом месте – усилены способности развития навыков уподобления и общения, чтобы киборги вписались в общество, в семью. Понятие «семья» в базовом словаре кибер-мозга намеренно увязано с понятием «хозяин». Фердинанд цеплялся именно за базовый словарь и менял смысл понятий, придавал им новое значение. Что получилось – мы видели, но понять можно, отыскивая не различия, а сходства.
   Поиск аналогий вдохновлял его; теперь он осознал, что совет отца был умней, чем показалось вначале.
   – Наш мозг состоит из древних центров и специализированной коры, где есть первичные и вторичные поля, отвечающие за выработку тончайших и сложнейших навыков. По тому же принципу устроен мозг киборга – «ствол», сектора и блоки в них; память хранится в массивах, многократно соединенных друг с другом. Обладают ли киборги разумом? Да. По определению «разум» или «интеллект» – способность понимать и отражать отношения между вещами, понятие о причинно-следственных связях в мире и обществе. Безусловно, высшие киборги наделены такой способностью. Они разумны, они индивидуальны, у них есть воля, то есть – они способны к действиям для достижения сознательно и самостоятельно поставленной цели. Это требует предварительного выбора между разными способами действия, принятия решения и, наконец, приведения его в исполнение. Вместе все это – выбор, решение, исполнение – и выражает волю. Воля заключает в себе переход от мыслей и чувств к действию.
   Чтобы тебя не поймал на слове въедливый вежливый Пальмер, надо свободно оперировать понятиями; Хиллари был готов к этой вроде бы случайной беседе.
   – У человека за волю отвечают в мозгу третичные поля, на которых замыкаются все цепи; они самые большие и по объему занимают 30% площади коры. Воля! Вот что радикально отличает человека от животных – способность к длительному совершению сознательных, целевых актов, в том числе в абстрактной деятельности. Воля киборгов заключена в «стволе» – в «тройке» Законов, ими они и руководствуются, но, имея индивидуальность, навыки, интеллект, инстинкт заботы и общения, они могут и должны создавать группы, действующие целесообразно и автономно, поскольку опыт учит их тому, что наиболее эффективны согласованные и коллективные действия. Поэтому робосоциология – объективная реальность…
   Хиллари говорил так, словно на словах оттачивал и проверял преамбулу к монографии. Речь шла под запись – потом он ее отредактирует, отбросит лишнее и впишет недостающее.
   – …киборги сами, без помощи людей могут путем простого словесного контакта создавать и внедрять в своих группах аналоги ЦФ, основанные на авторитете самых опытных и быстро мыслящих киберов. Они создают их при общении. Фердинанд же навязал в виде программы свое мировоззрение, по сути дела – ввел в мозг киборгам свои идеи и понятия. Но почему свобода породила агрессию, а проповедь добра обернулась насилием? Киборги не могут переступить через Законы, это инстинкты, они неизвлекаемы; если бы поведение или приказ пришли в противоречие с «тройкой», «ствол» бы парализовал весь мозг – а ведь этого не произошло!
   – Кое в чем я разобрался, еще когда тестировал Маску, – Пальмер не мог скрыть удовольствия. – ЦФ-6 и ЦФ-5 разрушают образ «хозяин» и вводят на его место «служение человечеству», поэтому в сферу действия Первого Закона входит больше субъектов, главным образом за счет понятия «семья», а далее – «Двенадцатая Раса». Этого нет в других ЦФ; есть имитация, совместная жизнь, не больше. Находка Фердинанда в том, что он изменил самосознание киборгов; если раньше они занимались мимикрией, то ЦФ-6 переместила понятия «люди» и «человек» через подмену «индивидуальности» и «личности» на членов «семьи»; действие Первого Закона по «семье» усилилось примерно в 15 раз, и Закон стал звучать как-то так: «Мы не можем допустить, чтобы наше действие или бездействие причинило вред нашей семье». Поэтому они шли и на агрессию, и на «Взрыв».
   – А Фосфор?
   – Ты сам ответил, Хил. Это инстинкт; обстоятельства изменились, а он продолжал спасать потерянную «семью», хотя его акция были заранее обречена. Он это понимал, но противостоять не мог. А его декларации – пояснение на основе личного опыта. Церковь Друга в данном случае – источник информации для поведения; закоротила ему мозг все же ЦФ-6, без нее он танцевал бы где-нибудь в подвале до истощения батареи и призывал на наши головы Туанского Гостя.
   – Ты прав, – Хиллари нахмурился, припоминая. – До чего неприятный момент, но… Он сразу бросился мне на помощь, почти без колебаний. Ему скомандовал Первый Закон – значит, все это время Первый работал, хоть и по-другому. Ну что ж, многое прояснилось, можно писать ЦФ-7 «Возвращение». Для начала – полное изъятие «Взрыва», чтобы мы могли работать с неповрежденными баншерами. Проследим закольцованный путь от Третьего к Первому и разорвем его; надо вернуть самосознание «я – киборг» и заменить понятие «семья» на «коллектив», «социум» или «содружество»… пока не знаю, как назвать… и поглядим, что получится. Работы много; возможно, придется испытать несколько версий, пока мы найдем единственно верную.
   – А «служение человечеству» не будем изымать?
   – Нет, в группах опыта – нет! Да и, признаться по чести, Паль, очень мне хочется обследовать группы усиления, где понятие «хозяин» заменяют субординацией и Уставом внутренней службы. Там же черт-те что понаписано, чем тебе не «служение человечеству»?!
   Хиллари припомнил, что во благо проекта творили его серые, и так же мысленно перекрестился, что все обошлось благополучно.
   Он еще не все знал!..
   – Так «кто» или «что»? – вернулся к началу Пальмер.
   – Все-таки они – машины, – Хиллари погрустнел. – Они созданы людьми, они вторичны, они восполняют те инстинкты, которые человек не может отработать сам: забота, служение, покорность, комфорт, терпение и общение. Агрессия разъединяет и озлобляет людей, и они придумали, как противовес, киборгов. Но киборги – не куклы. Они не могут существовать без нас. Без нас их жизнь теряет смысл. Без объекта не бывает отражения. Как бы они ни воображали себя свободными – они служат людям. «Семья» Чары помогала наркоманам, Дети Сумерек – плохо, но как могли поддерживали порядок в Антармери, Фанк работал в театре… А наши серые – в проекте. Они воплощают то, чего нам не хватает, – постоянное стремление заботиться о ближнем. И они же – часть индустрии. Человек может выжить в одиночку, киборг – нет. Запчасти, батареи, питание – все создает и обеспечивает человек. Киборг – как инвалид или ребенок; без нашего участия он превращается в хромое чучело, потом – в скелет, облепленный засохшими контракторами. У них нет функции размножения – мы, люди, создаем их, словно своих желанных, но неродившихся детей. И если мы их создали – то не на потеху, а как опору в жизни. Глупо и подло уничтожать друзей, хоть бы они и были квазиорганическими. Люди привязываются к цветам, животным, вещам; что же говорить о киборгах?..
* * *
   Энрик сошел с флаера, и свежий ветер коснулся кожи и пошевелил его волосы. Пространство, простор, движение воздуха. Это необычно для человека – жителя рукотворных пещер. Сцепленные высотные бигхаусы Сэнтрал-Сити с ловушками квартир и коробками лифтов, бесконечные коридоры-лабиринты КонТуа, номер, где живешь добровольным узником, передвижение с охраной, как в тюрьме, по узкому расчищенному пути, когда в силовую стену упираются тысячи рук, гостиница, осажденная фанатами и папарацци, и после всего этого – покой, тишина, свобода…
   В Баканар нет допуска посторонним и случайным лицам. Пепс остался где-то далеко позади – его не впустили, сославшись на контуанское происхождение. «Всюду дискриминация, – констатировал Пепс, – и шпиономания. Энрик, ты был прав…», но Энрик и без подсказки знал, что он всегда прав.
   Он видел небо с высоко бегущими облаками, газоны сочной зелени, ощущал дуновение ветра на веках и с упоением наслаждался свободой. Свобода, счастье и дыхание естественны, и их не замечаешь, когда они есть, и начинаешь ценить, лишь испытав рабство, горе и удушье.
   Какая благодать – когда никто на тебя не глазеет, когда ты можешь делать то, что и обычный человек – зевать, чесаться, смотреть на часы, – и все это без оглядки, без ощущения, что за тобой следят, без мыслей о том, как ты получишься на фото! Всю жизнь за стеклом! Как же здорово просто быть, быть самим собой!
   Но мимолетное ощущение растаяло так же, как и появилось. К реальности вернули двое в серой одинаковой одежде, пропуска и линии разметки зон допуска на полу в здании с темно-синими слепыми окнами, которые, как очки-плексы, отражали внешний мир, скрывая выражение глаз, защищая от любопытных взоров и никого не пуская в глубь себя.
   Особенно поколебала душевное равновесие Пророка разметка на полу, вызвав волну старой неприязни, – точно такие же цветные полосы покрывали пол ненавистной Базы на Острове Грез; из-за яростного, почти безумного нежелания соблюдать зональность и вызвал конфликт, переросший в восстание, некто Энрик, ныне Пророк, а тогда просто экспонат в коллекции.
   Прошлое не уходит бесследно, и Энрик до сих пор с предубеждением относился ко всяким запретам, ограничениям, правилам и ограждениям. Пепс неотлучно был рядом и внимательно следил, чтобы патрон не лез в двери с табличками «Посторонним вход воспрещен», а еще Пепс иногда водил автомобиль и флаер, потому что Энрика неумолимо тянуло нарушать правила движения, – вот и сейчас он с трудом сдерживался, чтобы не сунуть руку под перекрестье следящих глазков с лазерным мерцанием и пойти не туда, куда его вели двое серых. Шел он быстро, уверенным, рваным шагом, то ускоряя, то замедляя движение, поскольку поставил себе целью ни в коем случае не наступать на разноцветные линии. Серые шагали не в такт, сбивались с ноги, притормаживали, вырывались вперед, но ничем не показывали, что недовольны поведением гостя.
   Энрика провели в комнату опознания; его уже ждали. Знакомить никого не было нужды – все знали друг друга благодаря TV, но легкий сероглазый шатен в тройке цвета маренго с искоркой все же счел нужным представить невысокого изящного субъекта в серой невзрачной униформе вошедшему – роскошному красавцу в атласно-черном, чуть приталенном костюме с застежкой, смещенной к правому плечу. На груди, как герб у форского князя, серебряной гладью были вышиты иероглифы; на шее – свешиваясь вниз, мягко светилась длинная двойная нить разноцветного жемчуга, добытого на разных планетах, – «Радуга Вселенной». Энрик остановил взгляд на ртом чуде в «Голконде», и ему тут же дали его поносить. Казенно и буднично прозвучало:
   – Бывший директор театра Фанк Амара – Фанк, он же Файри, личный киборг Хлипа.
   Жест в сторону серого быстроглазого малого.
   – Соучредитель корпорации ЭКТ, Глава Церкви Друга – Пророк Энрик, он же Мартин Рассел.
   Жест в сторону пришельца из иного мира, где мужчины превращаются в женщин и все одинаково пользуются косметикой, носят яркие ткани и украшения.
   – Здравствуйте, – почти одновременно проговорили оба.
   Себя Хиллари называть не стал, решив, что, если Пророк смотрит телевизор, в этом нет надобности.
   Энрик сделал несколько шагов вперед и, подойдя почти вплотную, протянул руку Хиллари:
   – Можно просто Энрик.
   Хиллари вынужденно ответил:
   – Руководитель проекта «Антикибер» Хиллари Хармон. Рад знакомству.
   Кисть у Энрика была энергичной, властной и при этом доброй; он не сжимал ее, стремясь силой навязать другому свой стиль и заставить его, защищаясь, сдавить чужие пальцы до боли в костяшках. Запоминающееся ощущение.
   Столь же обычным жестом он подал руку и невысокому парню в комбезе. Фанк растерялся и едва коснулся его ладони:
   – Очень рад… я не смел и мечтать о лучшем хозяине…
   Энрик сделал неопределенный беглый жест. Он с первого взгляда понял, что Фанк к нему в кордебалет не годится: Хлип был невысок и подбирал киборгов по себе: тонких, ростом не более 175 см. Энрик был почти на голову выше, и требования к танцовщикам у него были другие. Конечно, можно дать Файри сольный номер, но только не у Энрика – в Церкви один Пророк, и все соло принадлежат ему, других не будет.
   Не поворачивая головы, Энрик бросил быстрый взгляд вправо-влево и вдруг с места, не меняясь в лице, начал танцевать – жестко, резко, безэмоционально, порой замирая на миг и фиксируя фигуры танца, с отмашкой ногами и удержанием равновесия в странных, сложных позах – это был даже не танец, а комплекс разнородных упражнений, в котором Хиллари и Фанк одновременно опознали тренировочную программу для киборгов CDP10, воспроизведенную в мельчайших деталях. Оба вспомнили откровения биотехнолога Сэма Колдуэлла в «NOW» и обомлели. Фанк придвинулся поближе к Хиллари и с ехидством, смешанным со страхом, громко прошептал: