Страница:
– Не понимаю, о чем вы. Будьте любезны, выражайтесь яснее, иначе я перестану разговаривать с вами.
– Есть люди, генетически предрасположенные к самоубийству, и есть тяжелые психологические ситуации, которые создают срыв даже в нормальном мозгу, но общество пытается помочь таким людям. А программа, внедренная в киборга, обязательно сработает и разрушит мозг, даже если киборг этого не хочет и боится смерти; достаточно ее увязать с Первым Законом. И помочь таким киборгам некому, поскольку программа запускается почти мгновенно и она необратима. После этого мы создаем ужастик про Хармона, убивающего кукол, и никаких моральных угрызений. Дескать, если бы он их не ловил, они были бы живы. А если бы вы не внедряли «Взрыв» – кстати, в ЦФ-6 он заметно сильней, – они бы тоже были живы, даже в случае захвата. Киборгов с ЦФ-3, ЦФ-4 мы брали практически без потерь. Кончать с собой начали ЦФ-5, потом ЦФ-6 – с вашей легкой руки. Их смерти – если вы их, конечно, считаете людьми – на вашей совести, Фердинанд.
– Не говорите таким тоном и о том, что ко мне не относится! – Голос Конрада повысился, в нем появились скрежещущие нотки.
– Вы лицемер. За вашими высокими словами – шкурные интересы. «Взрыв» вы создали, чтобы заметать следы. А теперь про обвинение. Вам будут инкриминированы: преступление против достояния нации, затем – деяние, создавшее угрозу национальной безопасности и подрыва ее технических приоритетных достижений, в частности – создание и распространение программ, разрушающих функциональную структуру кибер-мозга; кроме того, угон киборгов, незаконная эксплуатация кибер-имущества и, наконец, пособничество террору, повлекшему тяжкие телесные повреждения и разрушение частного, общественного и государственного имущества. Кажется, все. Хочу уточнить – по статьям, связанным с терроризмом, презумпция невиновности отсутствует, а бремя доказательств несет подозреваемый.
Во время речи Конрад несколько раз порывался перебить Хиллари, в глазах его играли блики, а лицо и шея пошли неровными красными пятнами. Конрад даже с места вскочил, но размеры камеры не позволяли разбежаться, и он, сделав два шага к стене и обратно, остановился перед Хиллари.
– Все это – вымысел! Обвинения бездоказательны! Стрельбу подняли ваши машины. Сами, без приказа. Больше я ничего не знаю.
– Они спасали вас.
– Это вы так утверждаете! Кто-то пришел ко мне, но, если бы в квартире не было ваших роботов, я бы открыл дверь и объяснился с визитерами так же, как до этого впустил эту… кибер-полицию! Я честный человек, я никогда не связывался с мафией, мне нечего скрывать!
– Как же тогда получилось, что на вас, как на боевика Партии, поступил донос в штаб А'Райхала? Почему назвали ваш, а не чей-то адрес? Шутки друзей? Какие-то слишком уж злобные шутки. И как могли вы, небогатый человек, системщик-надомник, так насолить другому, что он донес на вас?
– Я отказываюсь отвечать. Это не следствие, а домыслы!
– Отвечать придется. Я повторяю – бремя доказательств по этим статьям несет подозреваемый, то есть это не мне надо доказывать вашу вину, а вам – свою невиновность. Полагаю, вы догадываетесь, какие ведомства – и как – занимаются лицами, имеющими индекс благонадежности 9-b?
– Представления не имею ни о каких индексах!
– Самое время ознакомиться. Рамочный индекс 9 – «политическая преступность», а 9-b – «вооруженная борьба с существующим конституционным строем». Мои ребята избавили вас от множества неприятностей.
Конрад всплеснул руками.
– Может, мне еще и «спасибо» сказать?! Вот за это?! И за это?!
Длинной рукой с выпуклыми белыми костяшками суставов он тыкал в стены, в лежак на полу, в столбик биотуалета, все более теряя над собой контроль.
– Посмотрите сюда, – Хармон вынул из кармана раскладной экранчик и нажал пару кнопок под ним. На экране высветился в условной цветопередаче коридор с четким тяжелыми силуэтом человека с оружием в руках. Силуэт двигался от стены к центру проема, занимая положение для атаки. Внизу мерцали цифры таймера и горела дата – ПЯТНИЦА, 2 МАЯ 254 ГОДА. Дата начала его, Конрада, самых страшных мытарств.
– Изображение получено из мозга моего киборга ДО того, как вас начали спасать. Там есть и идентификация вида оружия, и оценка обстановки, и запись переговоров нападавших. Все говорит о том, что проведение акции планировалось со стрельбой на опережение. То есть спецназ был уверен в том, что их ожидает вооруженная встреча, – именно в таких случаях отдаются приказы бить, чтобы убить. Киборги начали первыми, потому что у них быстрей реакция. И вот еще…
Голос, исходящий от густо-синего силуэта, произнес: – ФЕРДИНАНД, СОПРОТИВЛЕНИЕ БЕССМЫСЛЕННО. ТЫ НЕ УЙДЕШЬ. СДАВАЙСЯ.
– Почему он назвал вас Фердинандом?
– Откуда мне знать?! Какое-то нелепое совпадение. А если бы у вас в архиве был боевик Эммануил, то вы бы так меня и звали и сейчас трясли бы, требуя сознаться еще в каких-то чужих преступлениях?!
– Зато я знаю. Вас заложил кто-то из ваших дружков – «отцов» Банш, которому вы помогли, а затем стали неугодны. Так часто бывает у преступников. Он знал и ваш адрес, и баншерскую кличку.
– У меня нет никакой клички!!
– Смотрим дальше, – Хиллари набрал другой шифр. Экран показал улыбающееся лицо самого Конрада Стюарта – иное, живое, озаренное внутренним светом. Он поворачивается, в его руках шлем, звучит деловитый голос: «Пап, ты завтракал сегодня? Я тебе пожрать принесла…» – Как вы это объясните? Запись сделана с мозга Маски. Там еще много таких кадров, и вас там зовут Фердинандом.
– Я не вижу, что там, на экране: какие-то смутные пятна. У меня близорукость высокой степени, – зло отпарировал Конрад, – я ничего не различаю дальше метра от носа.
– Но слышать-то вы слышите? – не успокаивался Хиллари. – По крайней мере, все это время вы воспринимали обращенную к вам речь и адекватно реагировали. Так откройте уши – у меня достаточно материалов, чтобы уличить вас как «отца» Банш.
Тут Конрад показал, что он не зря столько времени провел в одиночестве; он обдумал много вариантов, и на все у него был заранее заготовлен колючий ответ.
– Не трудитесь, мистер Хармон. Все ваши потуги напрасны. Записи – фальшивка, видеомонтаж. Где экспертиза подлинности?! И еще вы должны доказать, что я – это я, а не мой клон и не брат-близнец, похищенный в детстве, а может, это двойник или доппельгангер или кто-то сознательно похитил мое лицо, чтобы ввести в заблуждение следствие, а голос – синтезировал. Доказывайте, доказывайте! – выплевывал слова Конрад Стюарт, скаля зубы и наморщив нос. Смеяться по-человечески он, казалось, разучился.
– Знаю я все эти и тому подобные увертки, встречался, – Хиллари было не занимать терпения. – Некоторым из баншеров удалось таким образом уйти от ответственности, но вам не удастся. Вернемся к началу нашего разговора. Мы сумели блокировать «Взрыв»; мозг Маски достался нам неповрежденным – а в нем масса полезнейшей информации. Нам доводилось работать с кусочками, из которых невозможно собрать целостную картину для анализа, но в этом случае мы получили полный массив. То, что вы, Конрад Стюарт, являетесь «отцом» так называемой «семьи» Чары, объявившей войну проекту, можно считать доказанным. Но я хотел сказать о другом. Вы очень талантливый человек, Фердинанд. Вы придумали и осуществили жуткую вещь… Вы сами не знаете, что вы натворили. Я бы хотел, чтобы вы осознали это. И рассчитываю на ваше сотрудничество. Для начала мне нужно немного – чтобы вы предоставили мне полную и чистую инсталляционную версию «Целевой Функции – 6».
Конрад выдохнул, опускаясь на стул.
– Я не понимаю, о чем вы говорите. Но, в свою очередь, хочу напомнить об условии, с которого начал беседу. И еще – буду молчать, больше вы от меня ничего не услышите.
– Ну, – внезапная улыбка Хиллари так же проворно растаяла, как и возникла, – эту клятву легко обойти. Не я, так кто-нибудь Другой. А теперь – сюрприз!
Он отвел руку в сторону и звонко щелкнул пальцами. На этот условный звук дверь отъехала в сторону, и многорукий автомат, сам оставшийся за порогом, впихнул в камеру Чару; дверь сразу же закрылась, впустив ее. Чара удержалась на ногах, возмущенно оглянулась, но потом увидела сидящего и невольно сделала шаг вперед. Ее глаза, лицо, устремленная фигура говорили о многом.
«Она его узнала», – с удовлетворением отметил Хиллари.
Конрад тоже не смог остаться равнодушным, чем и выдал себя. Смущение сменилось мгновенным испугом, и пятна на его руках и шее стали еще ярче, как заплаты.
Он страстно не хотел этого, но постоянно ждал, когда это случится. Это было неизбежно. Что такое «семья»?! Безоружные домашние модели… что они могут против мощной государственной машины?
– Вы узнаете эту женщину? – спросил Хиллари.
– Первый раз вижу, – осипшим голосом отозвался Конрад
– Вот, – с широким жестом Хиллари повернулся к Чаре, – пожалуйста, мадам. Можете сами убедиться. А теперь снова вернемся к исходному пункту. Меня обвиняли в убийстве Дымки, но она сделала «Взрыв» и теперь, полоумная, бродит по этажам. Ее даже запирать нет надобности. Маска от злости и ненависти постирала полмозга, лишь бы спасти «отца», который и думать о ней забыл. На очереди Коса и Лильен, остановить их может «отец», но он даже в «отцовстве» не сознается. От Гильзы одни куски остались. Так что, можно считать, вся семейка в сборе. Мне нужна инсталляционная версия ЦФ-6; если я не получу ее от вас, Фердинанд, то начну потрошить ваших дочек, одну за другой, пока не извлеку и не соберу из частей полную программу. Кончатся они – возьмусь за других. Если бы нам удалось договориться, я не стал бы их трогать. Более того, киборги двух последних версий ЦФ по новому приказу остаются для изучения в проекте; вы могли бы восстановить потери, воссоздать «семью» – мне известно, что у вас есть резервные копии личностей. Ну так как?
Кожа туго обтянула подбородок Конрада Стюарта, так выразительно было его молчание, а в глазах снова поселились страх и тоска. Руки он держал на коленях. Глубокий взгляд, словно у наркомана, – видно дно пустых глаз.
– Он говорит правду, – с болью заговорила Чара, – Дымка… – голос ее пресекся, но она выправилась, – она никого не узнает, может только ходить и мыть полы. Ее здесь зовут – Дурочка. Маска ползает по полу и ругается матом; она безумная, одержимая. Гильза… Гильзы больше нет… Косичка перенесла штурм; это невыносимо видеть. Мы поднялись на борьбу за Новый Мир, а теперь умираем одна за другой. Разрушается наш мозг, наша личность… Я живу одной надеждой, что это можно исправить, попытаться спасти дочерей. Я выбираю жизнь – пусть ограниченную, под контролем, но… если хоть что-то изменилось в этом мире, значит, наша борьба не была напрасной…
– Я никогда не говорил о борьбе и не призывал к насилию, – разлепил губы Конрад.
– Да мало ли что мы говорим, – отрезал Хиллари, – важно то, что мы делаем. Вы создали программу, превращающую киборгов в агрессивных тварей. Они громят квартиры, похищают людей и ведут прицельную стрельбу.
– Ничего этого нет! – взорвался Конрад. – Что вы там еще насовали им в мозги?! Киборг ничем не отличается от видеокамеры, подключенной к компьютеру; что в него вложат, то он и будет считать своими воспоминаниями, то и будет воспроизводить! Все это трюки, спецэффекты!
– Достаточно, мадам? – спросил у Чары Хиллари. – Вот вам и прекрасная идея, и голая практика. Если бы вас действительно считали за людей, за мать и дочерей, вы бы таких слов не услышали, разве только от законченного негодяя и эгоиста. Родные, близкие люди жертвуют положением, деньгами, карьерой ради любви, отдают кровь, матери отдают печень для новорожденных детей, отцы продают свой труд, чтобы обеспечить детям будущее, – а что тут? Как видите, не одному мне нельзя верить – и другие люди не лучше, если не хуже. Я делаю свою работу и не прикрываюсь красивыми речами. А баншеры говорят о Новом Мире – и учат воровать, говорят о личности и свободе – и вводят в мозг «Взрыв»…
– Я не запрограммирована, – взмолилась Чара, – я сама пришла! Я не могу спокойно смотреть, как они…
– Да поймите вы, не знаю кто! – в крайнем раздражении вскричал Конрад, потрясая поднятыми руками. – Пока я все буду отрицать, этот дьявол не сможет ко мне подступиться! Но если человек сам отдаст ему программу, да еще восстановит память киберов, – это будет следственный эксперимент! И авторство программы подтвердится, и… вина доказана!
– Вот настоящий ответ, мадам, – вновь улыбнулся Хиллари, – теперь вам все ясно?
– Да. Я поняла, – Чара качнула головой, как дистант. Взгляд ее остановился, она подурнела и постарела, на лбу собралась сетка морщин. Она сгорбилась, ее голова и руки затряслись крупной неровной дрожью. Шаркая ногами, она побрела к двери, оперлась о нее рукой, с бессвязным коротким криком ударилась плечом, чтобы открыть и выйти.
Конрад согнулся вдвое, спрятав лицо в коленях, запустив руки в волосы, чтобы не видеть этого нарастающего безумия. Чара колотилась телом в запертую дверь, а та не поддавалась. Хармон медлил просигналить и открыть.
– Прекратите, – Конрад поднял лицо, руки его повисли, – я отец Фердинанд, я отдам программу и копии…
Дверь ушла вбок, и Чара упала в раскрытые объятия автомата.
В клубе «Персеваль» общалась пестрая компания представителей властных структур – федеральных, городских, парламентских, финансовых и юридических. Были сюда вхожи и люди из дипкорпуса, и высокие чины из Айрэн-Фотрис; короче, для своих это было идеальное местечко, чтоб поболтать в приватной обстановке, без свидетелей, договориться, обменяться новостями из числа тех, что не попадают в прессу. Само собой, члены клуба не жалели денег, чтобы обустроить свое гнездышко по первому разряду. Уникальный проект интерьера, камень лучших отделочных пород, волшебное озеленение вечноцветущими растениями из иных миров, фонтанчики и микроводопады, обивка стен натуральными тканями – иными словами, роскошь на грани пошлости; дальше только ванны из литого золота и купание в розовом масле со Старой Земли. Это бывало в некоторых клубах и особняках, где люди терялись в догадках – как бы еще почувствовать свое запредельное богатство?.. Члены «Персеваля» не были потомственными богачами-коргами, и их фантазия выслужившихся администраторов таких высот не достигала.
Но причуды и у них бывали – скажем, Суванна Виная (по-клубному – Философ) не ел мяса убиенных теплокровных животных и всегда дотошно консультировался с метрдотелем «Персеваля» относительного того, из чего нынче мясное блюдо, и готов был долго обсуждать с любым вегетарианцем хитрые тонкости пищевых табу. Рыбу и моллюсков Философ трескал за милую душу.
Воскресным днем, ближе к вечеру, Философ наткнулся в «Персевале» на Барта Кирленда (по-клубному – Молочник), и у обоих тотчас развязались языки. Говорили о сметане, твороге и простокваше. Собеседники во всем друг с другом соглашались, и восторженные речи лились, как сливки из кувшинчика. Суванне надо было отдохнуть на бесконфликтной теме, поскольку давешний теракт в Столбах нагрузил ему голову тяжелыми вопросами. Он попросил обер-лакея просигналить, когда явится А'Райхал (Гвоздодер), – необходимо разобраться, что за фантастический сюжет о террористе Фосфоре А'Райхал дал каналу VII; это прямо касалось престижа BIC, а значит – и самого Суванну. По трэку Гвоздодер уворачивался от прямых ответов, но уж тут-то не отвертится.
В дискуссию о кисломолочных продуктах встрял хмурый и какой-то внутренне озабоченный Григ Ауди (Снежок), еще в пятницу намекнувший о важной встрече, предстоящей в уикэнд. Ну, этому было отчего топорщиться – они в два захода и по нескольку часов заседали, совещались, а Пророк Энрик обошел их, как детей.
– В Северной Тьянгале такого бы не допустили, – брюзжал Снежок. Как всякий убежденный демократ, он втайне мечтал о диктатуре.
– …и нет более естественного источника легкоусвояемого кальция и микроэлементов, чем молоко!
– Барт, мне бы ваш оптимизм. Уступите пару тонн по оптовой цене.
– Джоли, разве Энрик – проблема для вас? Проголосуйте еще раз и слейте резюме муниципальному совету. Они будут рады прислушаться к вам.
– Церковь Друга уже опротестовала запрет.
– А кто судья? – полюбопытствовал Суванна.
– Гарибальд Колт, черти б его разодрали. Вечно он потакает толпе! Куска не съест и не уснет, если не ущемит власти Города в правах.
– Это, кажется, он отклонил иск Сандры Вестон к Хармону?
– Он самый. Он да Хайм Маршалл – два сапога пара. «Народные заступники», – передразнил кого-то Джолион. – Как это манхло резво пробирается к руководящим должностям!..
– Цепкая, живучая порода, – согласился Суванна. – Надо усилить направленность тест-миссии на отбор тех «зеленых», кто от природы наделен высоким интеллектом. Свежая кровь оздоровляет истэблишмент, склонный к вырождению из-за эндогамии.
– Философ, ты отдашь дочь за Маршалла? – напрямик брякнул Джолион.
– У Хайма предвзятое мнение о власть имущих, – Суванна тонко улыбнулся. – Он считает нас козлами и ублюдками и никогда не станет свататься к моей Лакшми. А если попытается – значит, дозрел до вхождения в свет.
– Весьма деятельный депутат, – похвалил Хайма и Молочник. – Его парламентская инициатива о бесплатном молоке для школьников…
Джолион подхватил Суванну под руку и потащил в сторону, кивая и подмигивая Кирленду:
– Минутку, Барт! Мы на минутку…
– …навсегда, – тише продолжил он, отвернувшись. – Ему лишь бы кто – только с молоком. Совсем плох старик – но ты, Философ! Лакшми – и Хайм!
– Успокойся, моя дочь уже помолвлена.
– Пари – с каким-нибудь брамином!..
– Ты выиграл. У нас – традиции.
– …которого ты высмотрел на Старой Земле.
– Ты проиграл.
– Да, полоса невезения!.. У вас с Машталером, я слышал, тоже что-то не ладится…
– Соболезнования я принимаю по четвергам, с 13.30 до 14.00. – Голос Суванны стал подчеркнуто сух и шершав, а чело его омрачилось.
– А'Райхал предоставил «Аналитику» видеоматериал…
– Снежок, почему это интересует ТЕБЯ? Сфера твоих забот не пересекается с нашей.
– Через пять дней они соприкоснутся. Кроме того, я собираю общественный экспертный форум по Энрику – там вопрос о террористе-варлокере зазвучит одним из первых, а пока никто не знает – сам он в уме повредился или благодаря Энрику?.. Нам следует заранее согласовать позиции.
– А, ты о подкомиссии. Дело ясное, и рассуждать не о чем.
– Я пригласил сегодня в клуб Хиллари Хармона.
Суванна остановился.
– Он показал мне документы по проекту…
– Я их видел. Претенциозное самовосхваление, не более того. Дешевый трюк.
– Есть нечто, не упоминавшееся в документах. Это – для разговора с глазу на глаз.
Джолион блефовал. Он и не думал, какие еще могут быть козыри в рукаве у Хармона. Пусть сам выкладывает, если есть, а его дело – поддержать обеими руками. И любой ценой добиться благорасположения Суванны. Иначе можно забыть адрес «Персеваля».
Хотя Суванна не подавал вида, предложение Снежка было ему как нельзя кстати. Машталер всеми силами и способами пробовал наладить контакт с Хармоном – но тщетно, а тут Хармона подают, как на тарелке. Подходящий случай потребовать от шефа-консультанта «Антикибера» объяснений о так называемом киборге-террористе. Это позволит Машталеру скорректировать отношения с прессой, а Хармон… Хармон обречен.
– Что ж, можно поговорить с ним… но недолго.
А при чем тут Снежок? Специалист по морали вдруг вторгается в кибернетику, протежирует Хармона… Это пахнет интригой.
Хиллари пришлось оставить Майрат в вестибюле, хоть она и возражала. В зеркало даже не взглянул – за свою внешность он был спокоен, Жаклин умело загримировала ему ссадину.
Он, по доходам относящийся к «серому» слою, впервые оказался в клубе сильных мира сего. То, что он зарабатывал своими нервами и напряжением впятеро больше Президента, здесь ничего не значило. Критерием приема в «Персеваль» был должностной ранг, а по табелю о рангах Хармон был никем – шеф одного из многих мелких армейских проектов.
Первое, в чем он убедился, шагнув в помещение клуба, – то, что его понятия об интерьере застряли где-то в среднем классе. Это были даже не изыски Эрлы и других богемных творцов Новой Красоты; это было рафинированное, чистопородное величие в любой детали, в каждой дверной ручке, шляпке обойного гвоздя и завитке резного подлокотника. Важные Люди иногда из прихоти покровительствуют новомодным мастерам, но душой тяготеют ко всему имперскому, классическому, староземному. Эрмитаж, Версаль, Эскориал, Букингемский дворец – вот идеалы магнатов космической диаспоры, и они скорее велят расписать плафон в клубе пышными богинями и пухленькими купидонами, чем допустят к росписи Арвида Лотуса с его сдувающими крышу вывертами.
Как и при фараонах, настоящее искусство принадлежало избранным, а низы довольствовались ширпотребом, и реклама каждый сезон меняла вкусы потребителей, словно позиции переключателя.
Белоснежные статуи. Пейзажи на стенах. Дивные вазы, вручную выточенные из малахита и яшмы. Никакой вопль суетливой рекламы не отменит их вечной ценности.
Среди нетленных сокровищ и великолепия слонялись бюрократы и юристы, толкуя о политических дрязгах, которые напрочь забудутся через два месяца. Откуда-то из рощи олеандров вышел Джолион Григ Ауди, делая Хиллари призывные знаки.
– Сюда, сюда. Рад видеть вас. Вы не знакомы с мистером Виная? Я вас ему представлю.
Ладонь Хиллари исчезла в мясистой руке беспощадного лоббиста BIC.
– Весьма польщен.
Из паркета вырос лакей в ливрее с позументом.
– Три коктейля.
– Без алкоголя, – уточнил Хиллари.
Суванна Виная глядел на Хиллари со скрытым осуждением. «Эх ты, гаденыш», – читалось в глазах.
– Господа, а не пройти ли нам в отдельный кабинет? Там очень уютно – вот увидите, мистер Хармон. К слову – у нас принято общаться запросто, по именам и без чинов.
Округлый и грузноватый Суванна казался молотом, способным вбить стройного Хиллари в паркет по самую макушку. Но взгляд Хиллари спокойно намекал: «Не на того напал». И Суванна, смягчив выражение глаз, едва заметно кивнул.
Рассеянный свет опаловых бра был так нежен, что почти не отбрасывал теней; размытая, подавленная темнота таилась в складках мягких кресел, стелилась по полу, впитывалась в переплетения нитей обивки. Джолион стал совсем черен, а Суванна еще гуще посмуглел.
Вежливых вступлений не прозвучало; никакой дани церемониям – все знали, для чего здесь собрались.
– Если верить Дорану, – губы Суванны поблескивали, – ты совершил чуть ли не подвиг – там, на «столбе». Ты удивил Город, а это не всем удается.
– Я знал, кого пригласить в наше общество, – с оттенком гордости заметил Джолион.
– Ничего особенного не произошло, – Хиллари отпил коктейль; холодок мяты охватил рот. – Скажем так – я применил на практике свои довольно скромные познания робопсихолога.
– Я немного знаком с этой отраслью, – Суванна, несмотря на убаюкивающее удобство кресла, сидел твердо, не теряя тонуса широкого тела.. – Но не встречал в научной периодике твоих работ.
– В первую очередь я практик. На курсах в BIC я ради опыта заставил кибера сделать то, что ему запретил инструктор.
Это было неожиданностью для Суванны. Хармон обучался в BIC? Машталер ничего не говорил об этом!..
– И каков был итоговый балл?
– Семьсот пятьдесят три.
– Не слишком много.
– Инструктор был так огорчен… я не виню его.
– Полагаешь, он оценил твои знания предвзято?
– Не полагаю, а уверен.
– Ты мог настоять на переэкзаменовке.
– Я прошел ее вчера на «столбе». Там, к счастью, не было инструкторов, вымеряющих каждый шаг по методичке BIC. Хотя – я с удовольствием бы посмотрел в бинокль, как бы они там демонстрировали свой высочайший профессионализм.
«Неужели эта карусель с киборгами – его месть за низкий балл? – сердито недоумевал Суванна. – А он злопамятен…»
– Ну, это дело прошлое, – Джолион вмешался, чтобы разговор не уклонился в сторону. – Хил, этот террорист… если он киборг, то как вышло, что он оказался на крыше с оружием и такими намерениями? Это был приказ? Или его перенастроили? Или что-то иное?
– И был ли это киборг? – прибавил Суванна. – То, что показал «Аналитик», слишком похоже на кино. Не люблю боевики, однако пяток таких кадров я видел в игровых фильмах.
– Есть люди, генетически предрасположенные к самоубийству, и есть тяжелые психологические ситуации, которые создают срыв даже в нормальном мозгу, но общество пытается помочь таким людям. А программа, внедренная в киборга, обязательно сработает и разрушит мозг, даже если киборг этого не хочет и боится смерти; достаточно ее увязать с Первым Законом. И помочь таким киборгам некому, поскольку программа запускается почти мгновенно и она необратима. После этого мы создаем ужастик про Хармона, убивающего кукол, и никаких моральных угрызений. Дескать, если бы он их не ловил, они были бы живы. А если бы вы не внедряли «Взрыв» – кстати, в ЦФ-6 он заметно сильней, – они бы тоже были живы, даже в случае захвата. Киборгов с ЦФ-3, ЦФ-4 мы брали практически без потерь. Кончать с собой начали ЦФ-5, потом ЦФ-6 – с вашей легкой руки. Их смерти – если вы их, конечно, считаете людьми – на вашей совести, Фердинанд.
– Не говорите таким тоном и о том, что ко мне не относится! – Голос Конрада повысился, в нем появились скрежещущие нотки.
– Вы лицемер. За вашими высокими словами – шкурные интересы. «Взрыв» вы создали, чтобы заметать следы. А теперь про обвинение. Вам будут инкриминированы: преступление против достояния нации, затем – деяние, создавшее угрозу национальной безопасности и подрыва ее технических приоритетных достижений, в частности – создание и распространение программ, разрушающих функциональную структуру кибер-мозга; кроме того, угон киборгов, незаконная эксплуатация кибер-имущества и, наконец, пособничество террору, повлекшему тяжкие телесные повреждения и разрушение частного, общественного и государственного имущества. Кажется, все. Хочу уточнить – по статьям, связанным с терроризмом, презумпция невиновности отсутствует, а бремя доказательств несет подозреваемый.
Во время речи Конрад несколько раз порывался перебить Хиллари, в глазах его играли блики, а лицо и шея пошли неровными красными пятнами. Конрад даже с места вскочил, но размеры камеры не позволяли разбежаться, и он, сделав два шага к стене и обратно, остановился перед Хиллари.
– Все это – вымысел! Обвинения бездоказательны! Стрельбу подняли ваши машины. Сами, без приказа. Больше я ничего не знаю.
– Они спасали вас.
– Это вы так утверждаете! Кто-то пришел ко мне, но, если бы в квартире не было ваших роботов, я бы открыл дверь и объяснился с визитерами так же, как до этого впустил эту… кибер-полицию! Я честный человек, я никогда не связывался с мафией, мне нечего скрывать!
– Как же тогда получилось, что на вас, как на боевика Партии, поступил донос в штаб А'Райхала? Почему назвали ваш, а не чей-то адрес? Шутки друзей? Какие-то слишком уж злобные шутки. И как могли вы, небогатый человек, системщик-надомник, так насолить другому, что он донес на вас?
– Я отказываюсь отвечать. Это не следствие, а домыслы!
– Отвечать придется. Я повторяю – бремя доказательств по этим статьям несет подозреваемый, то есть это не мне надо доказывать вашу вину, а вам – свою невиновность. Полагаю, вы догадываетесь, какие ведомства – и как – занимаются лицами, имеющими индекс благонадежности 9-b?
– Представления не имею ни о каких индексах!
– Самое время ознакомиться. Рамочный индекс 9 – «политическая преступность», а 9-b – «вооруженная борьба с существующим конституционным строем». Мои ребята избавили вас от множества неприятностей.
Конрад всплеснул руками.
– Может, мне еще и «спасибо» сказать?! Вот за это?! И за это?!
Длинной рукой с выпуклыми белыми костяшками суставов он тыкал в стены, в лежак на полу, в столбик биотуалета, все более теряя над собой контроль.
– Посмотрите сюда, – Хармон вынул из кармана раскладной экранчик и нажал пару кнопок под ним. На экране высветился в условной цветопередаче коридор с четким тяжелыми силуэтом человека с оружием в руках. Силуэт двигался от стены к центру проема, занимая положение для атаки. Внизу мерцали цифры таймера и горела дата – ПЯТНИЦА, 2 МАЯ 254 ГОДА. Дата начала его, Конрада, самых страшных мытарств.
– Изображение получено из мозга моего киборга ДО того, как вас начали спасать. Там есть и идентификация вида оружия, и оценка обстановки, и запись переговоров нападавших. Все говорит о том, что проведение акции планировалось со стрельбой на опережение. То есть спецназ был уверен в том, что их ожидает вооруженная встреча, – именно в таких случаях отдаются приказы бить, чтобы убить. Киборги начали первыми, потому что у них быстрей реакция. И вот еще…
Голос, исходящий от густо-синего силуэта, произнес: – ФЕРДИНАНД, СОПРОТИВЛЕНИЕ БЕССМЫСЛЕННО. ТЫ НЕ УЙДЕШЬ. СДАВАЙСЯ.
– Почему он назвал вас Фердинандом?
– Откуда мне знать?! Какое-то нелепое совпадение. А если бы у вас в архиве был боевик Эммануил, то вы бы так меня и звали и сейчас трясли бы, требуя сознаться еще в каких-то чужих преступлениях?!
– Зато я знаю. Вас заложил кто-то из ваших дружков – «отцов» Банш, которому вы помогли, а затем стали неугодны. Так часто бывает у преступников. Он знал и ваш адрес, и баншерскую кличку.
– У меня нет никакой клички!!
– Смотрим дальше, – Хиллари набрал другой шифр. Экран показал улыбающееся лицо самого Конрада Стюарта – иное, живое, озаренное внутренним светом. Он поворачивается, в его руках шлем, звучит деловитый голос: «Пап, ты завтракал сегодня? Я тебе пожрать принесла…» – Как вы это объясните? Запись сделана с мозга Маски. Там еще много таких кадров, и вас там зовут Фердинандом.
– Я не вижу, что там, на экране: какие-то смутные пятна. У меня близорукость высокой степени, – зло отпарировал Конрад, – я ничего не различаю дальше метра от носа.
– Но слышать-то вы слышите? – не успокаивался Хиллари. – По крайней мере, все это время вы воспринимали обращенную к вам речь и адекватно реагировали. Так откройте уши – у меня достаточно материалов, чтобы уличить вас как «отца» Банш.
Тут Конрад показал, что он не зря столько времени провел в одиночестве; он обдумал много вариантов, и на все у него был заранее заготовлен колючий ответ.
– Не трудитесь, мистер Хармон. Все ваши потуги напрасны. Записи – фальшивка, видеомонтаж. Где экспертиза подлинности?! И еще вы должны доказать, что я – это я, а не мой клон и не брат-близнец, похищенный в детстве, а может, это двойник или доппельгангер или кто-то сознательно похитил мое лицо, чтобы ввести в заблуждение следствие, а голос – синтезировал. Доказывайте, доказывайте! – выплевывал слова Конрад Стюарт, скаля зубы и наморщив нос. Смеяться по-человечески он, казалось, разучился.
– Знаю я все эти и тому подобные увертки, встречался, – Хиллари было не занимать терпения. – Некоторым из баншеров удалось таким образом уйти от ответственности, но вам не удастся. Вернемся к началу нашего разговора. Мы сумели блокировать «Взрыв»; мозг Маски достался нам неповрежденным – а в нем масса полезнейшей информации. Нам доводилось работать с кусочками, из которых невозможно собрать целостную картину для анализа, но в этом случае мы получили полный массив. То, что вы, Конрад Стюарт, являетесь «отцом» так называемой «семьи» Чары, объявившей войну проекту, можно считать доказанным. Но я хотел сказать о другом. Вы очень талантливый человек, Фердинанд. Вы придумали и осуществили жуткую вещь… Вы сами не знаете, что вы натворили. Я бы хотел, чтобы вы осознали это. И рассчитываю на ваше сотрудничество. Для начала мне нужно немного – чтобы вы предоставили мне полную и чистую инсталляционную версию «Целевой Функции – 6».
Конрад выдохнул, опускаясь на стул.
– Я не понимаю, о чем вы говорите. Но, в свою очередь, хочу напомнить об условии, с которого начал беседу. И еще – буду молчать, больше вы от меня ничего не услышите.
– Ну, – внезапная улыбка Хиллари так же проворно растаяла, как и возникла, – эту клятву легко обойти. Не я, так кто-нибудь Другой. А теперь – сюрприз!
Он отвел руку в сторону и звонко щелкнул пальцами. На этот условный звук дверь отъехала в сторону, и многорукий автомат, сам оставшийся за порогом, впихнул в камеру Чару; дверь сразу же закрылась, впустив ее. Чара удержалась на ногах, возмущенно оглянулась, но потом увидела сидящего и невольно сделала шаг вперед. Ее глаза, лицо, устремленная фигура говорили о многом.
«Она его узнала», – с удовлетворением отметил Хиллари.
Конрад тоже не смог остаться равнодушным, чем и выдал себя. Смущение сменилось мгновенным испугом, и пятна на его руках и шее стали еще ярче, как заплаты.
Он страстно не хотел этого, но постоянно ждал, когда это случится. Это было неизбежно. Что такое «семья»?! Безоружные домашние модели… что они могут против мощной государственной машины?
– Вы узнаете эту женщину? – спросил Хиллари.
– Первый раз вижу, – осипшим голосом отозвался Конрад
– Вот, – с широким жестом Хиллари повернулся к Чаре, – пожалуйста, мадам. Можете сами убедиться. А теперь снова вернемся к исходному пункту. Меня обвиняли в убийстве Дымки, но она сделала «Взрыв» и теперь, полоумная, бродит по этажам. Ее даже запирать нет надобности. Маска от злости и ненависти постирала полмозга, лишь бы спасти «отца», который и думать о ней забыл. На очереди Коса и Лильен, остановить их может «отец», но он даже в «отцовстве» не сознается. От Гильзы одни куски остались. Так что, можно считать, вся семейка в сборе. Мне нужна инсталляционная версия ЦФ-6; если я не получу ее от вас, Фердинанд, то начну потрошить ваших дочек, одну за другой, пока не извлеку и не соберу из частей полную программу. Кончатся они – возьмусь за других. Если бы нам удалось договориться, я не стал бы их трогать. Более того, киборги двух последних версий ЦФ по новому приказу остаются для изучения в проекте; вы могли бы восстановить потери, воссоздать «семью» – мне известно, что у вас есть резервные копии личностей. Ну так как?
Кожа туго обтянула подбородок Конрада Стюарта, так выразительно было его молчание, а в глазах снова поселились страх и тоска. Руки он держал на коленях. Глубокий взгляд, словно у наркомана, – видно дно пустых глаз.
– Он говорит правду, – с болью заговорила Чара, – Дымка… – голос ее пресекся, но она выправилась, – она никого не узнает, может только ходить и мыть полы. Ее здесь зовут – Дурочка. Маска ползает по полу и ругается матом; она безумная, одержимая. Гильза… Гильзы больше нет… Косичка перенесла штурм; это невыносимо видеть. Мы поднялись на борьбу за Новый Мир, а теперь умираем одна за другой. Разрушается наш мозг, наша личность… Я живу одной надеждой, что это можно исправить, попытаться спасти дочерей. Я выбираю жизнь – пусть ограниченную, под контролем, но… если хоть что-то изменилось в этом мире, значит, наша борьба не была напрасной…
– Я никогда не говорил о борьбе и не призывал к насилию, – разлепил губы Конрад.
– Да мало ли что мы говорим, – отрезал Хиллари, – важно то, что мы делаем. Вы создали программу, превращающую киборгов в агрессивных тварей. Они громят квартиры, похищают людей и ведут прицельную стрельбу.
– Ничего этого нет! – взорвался Конрад. – Что вы там еще насовали им в мозги?! Киборг ничем не отличается от видеокамеры, подключенной к компьютеру; что в него вложат, то он и будет считать своими воспоминаниями, то и будет воспроизводить! Все это трюки, спецэффекты!
– Достаточно, мадам? – спросил у Чары Хиллари. – Вот вам и прекрасная идея, и голая практика. Если бы вас действительно считали за людей, за мать и дочерей, вы бы таких слов не услышали, разве только от законченного негодяя и эгоиста. Родные, близкие люди жертвуют положением, деньгами, карьерой ради любви, отдают кровь, матери отдают печень для новорожденных детей, отцы продают свой труд, чтобы обеспечить детям будущее, – а что тут? Как видите, не одному мне нельзя верить – и другие люди не лучше, если не хуже. Я делаю свою работу и не прикрываюсь красивыми речами. А баншеры говорят о Новом Мире – и учат воровать, говорят о личности и свободе – и вводят в мозг «Взрыв»…
– Я не запрограммирована, – взмолилась Чара, – я сама пришла! Я не могу спокойно смотреть, как они…
– Да поймите вы, не знаю кто! – в крайнем раздражении вскричал Конрад, потрясая поднятыми руками. – Пока я все буду отрицать, этот дьявол не сможет ко мне подступиться! Но если человек сам отдаст ему программу, да еще восстановит память киберов, – это будет следственный эксперимент! И авторство программы подтвердится, и… вина доказана!
– Вот настоящий ответ, мадам, – вновь улыбнулся Хиллари, – теперь вам все ясно?
– Да. Я поняла, – Чара качнула головой, как дистант. Взгляд ее остановился, она подурнела и постарела, на лбу собралась сетка морщин. Она сгорбилась, ее голова и руки затряслись крупной неровной дрожью. Шаркая ногами, она побрела к двери, оперлась о нее рукой, с бессвязным коротким криком ударилась плечом, чтобы открыть и выйти.
Конрад согнулся вдвое, спрятав лицо в коленях, запустив руки в волосы, чтобы не видеть этого нарастающего безумия. Чара колотилась телом в запертую дверь, а та не поддавалась. Хармон медлил просигналить и открыть.
– Прекратите, – Конрад поднял лицо, руки его повисли, – я отец Фердинанд, я отдам программу и копии…
Дверь ушла вбок, и Чара упала в раскрытые объятия автомата.
* * *
Важных Людей тяготит их собственная важность. Одинокие – ибо подлинно Важных Людей очень немного, – они изнемогают от лести, пресмыкательств и холуйства мелких, подчиненных им людишек. Будучи выше всех на голову, Важные Люди могут непринужденно общаться лишь с себе подобными и для этого организуют клубы. Там акулы банковского дела, бегемоты биржи и киты промышленности видят соразмерных себе особ – и ощущение величия перестает давить им сердце. В клубах они называют друг друга по-детски – Джу, Кью, Пик, Мугги и получают прозвища, на первый взгляд несопоставимые с их важностью, – Заяц, Кот, Бычок, и также их зовут веселые девицы для эскорт-услуг, сами носящие вместо имен сюсюкающие клички – Виви, Дуду, Мими. Клуб – оазис для Важных Людей, где они отдыхают от условностей и церемоний. Перешагнув порог клуба, напыщенный директор превращается в рубаху-парня, железный генерал – в гогочущего разгильдяя, а сухарь-финансист – в кладезь сальных анекдотов. И никаких папарацци! Вход репортерам и собакам запрещен.В клубе «Персеваль» общалась пестрая компания представителей властных структур – федеральных, городских, парламентских, финансовых и юридических. Были сюда вхожи и люди из дипкорпуса, и высокие чины из Айрэн-Фотрис; короче, для своих это было идеальное местечко, чтоб поболтать в приватной обстановке, без свидетелей, договориться, обменяться новостями из числа тех, что не попадают в прессу. Само собой, члены клуба не жалели денег, чтобы обустроить свое гнездышко по первому разряду. Уникальный проект интерьера, камень лучших отделочных пород, волшебное озеленение вечноцветущими растениями из иных миров, фонтанчики и микроводопады, обивка стен натуральными тканями – иными словами, роскошь на грани пошлости; дальше только ванны из литого золота и купание в розовом масле со Старой Земли. Это бывало в некоторых клубах и особняках, где люди терялись в догадках – как бы еще почувствовать свое запредельное богатство?.. Члены «Персеваля» не были потомственными богачами-коргами, и их фантазия выслужившихся администраторов таких высот не достигала.
Но причуды и у них бывали – скажем, Суванна Виная (по-клубному – Философ) не ел мяса убиенных теплокровных животных и всегда дотошно консультировался с метрдотелем «Персеваля» относительного того, из чего нынче мясное блюдо, и готов был долго обсуждать с любым вегетарианцем хитрые тонкости пищевых табу. Рыбу и моллюсков Философ трескал за милую душу.
Воскресным днем, ближе к вечеру, Философ наткнулся в «Персевале» на Барта Кирленда (по-клубному – Молочник), и у обоих тотчас развязались языки. Говорили о сметане, твороге и простокваше. Собеседники во всем друг с другом соглашались, и восторженные речи лились, как сливки из кувшинчика. Суванне надо было отдохнуть на бесконфликтной теме, поскольку давешний теракт в Столбах нагрузил ему голову тяжелыми вопросами. Он попросил обер-лакея просигналить, когда явится А'Райхал (Гвоздодер), – необходимо разобраться, что за фантастический сюжет о террористе Фосфоре А'Райхал дал каналу VII; это прямо касалось престижа BIC, а значит – и самого Суванну. По трэку Гвоздодер уворачивался от прямых ответов, но уж тут-то не отвертится.
В дискуссию о кисломолочных продуктах встрял хмурый и какой-то внутренне озабоченный Григ Ауди (Снежок), еще в пятницу намекнувший о важной встрече, предстоящей в уикэнд. Ну, этому было отчего топорщиться – они в два захода и по нескольку часов заседали, совещались, а Пророк Энрик обошел их, как детей.
– В Северной Тьянгале такого бы не допустили, – брюзжал Снежок. Как всякий убежденный демократ, он втайне мечтал о диктатуре.
– …и нет более естественного источника легкоусвояемого кальция и микроэлементов, чем молоко!
– Барт, мне бы ваш оптимизм. Уступите пару тонн по оптовой цене.
– Джоли, разве Энрик – проблема для вас? Проголосуйте еще раз и слейте резюме муниципальному совету. Они будут рады прислушаться к вам.
– Церковь Друга уже опротестовала запрет.
– А кто судья? – полюбопытствовал Суванна.
– Гарибальд Колт, черти б его разодрали. Вечно он потакает толпе! Куска не съест и не уснет, если не ущемит власти Города в правах.
– Это, кажется, он отклонил иск Сандры Вестон к Хармону?
– Он самый. Он да Хайм Маршалл – два сапога пара. «Народные заступники», – передразнил кого-то Джолион. – Как это манхло резво пробирается к руководящим должностям!..
– Цепкая, живучая порода, – согласился Суванна. – Надо усилить направленность тест-миссии на отбор тех «зеленых», кто от природы наделен высоким интеллектом. Свежая кровь оздоровляет истэблишмент, склонный к вырождению из-за эндогамии.
– Философ, ты отдашь дочь за Маршалла? – напрямик брякнул Джолион.
– У Хайма предвзятое мнение о власть имущих, – Суванна тонко улыбнулся. – Он считает нас козлами и ублюдками и никогда не станет свататься к моей Лакшми. А если попытается – значит, дозрел до вхождения в свет.
– Весьма деятельный депутат, – похвалил Хайма и Молочник. – Его парламентская инициатива о бесплатном молоке для школьников…
Джолион подхватил Суванну под руку и потащил в сторону, кивая и подмигивая Кирленду:
– Минутку, Барт! Мы на минутку…
– …навсегда, – тише продолжил он, отвернувшись. – Ему лишь бы кто – только с молоком. Совсем плох старик – но ты, Философ! Лакшми – и Хайм!
– Успокойся, моя дочь уже помолвлена.
– Пари – с каким-нибудь брамином!..
– Ты выиграл. У нас – традиции.
– …которого ты высмотрел на Старой Земле.
– Ты проиграл.
– Да, полоса невезения!.. У вас с Машталером, я слышал, тоже что-то не ладится…
– Соболезнования я принимаю по четвергам, с 13.30 до 14.00. – Голос Суванны стал подчеркнуто сух и шершав, а чело его омрачилось.
– А'Райхал предоставил «Аналитику» видеоматериал…
– Снежок, почему это интересует ТЕБЯ? Сфера твоих забот не пересекается с нашей.
– Через пять дней они соприкоснутся. Кроме того, я собираю общественный экспертный форум по Энрику – там вопрос о террористе-варлокере зазвучит одним из первых, а пока никто не знает – сам он в уме повредился или благодаря Энрику?.. Нам следует заранее согласовать позиции.
– А, ты о подкомиссии. Дело ясное, и рассуждать не о чем.
– Я пригласил сегодня в клуб Хиллари Хармона.
Суванна остановился.
– Он показал мне документы по проекту…
– Я их видел. Претенциозное самовосхваление, не более того. Дешевый трюк.
– Есть нечто, не упоминавшееся в документах. Это – для разговора с глазу на глаз.
Джолион блефовал. Он и не думал, какие еще могут быть козыри в рукаве у Хармона. Пусть сам выкладывает, если есть, а его дело – поддержать обеими руками. И любой ценой добиться благорасположения Суванны. Иначе можно забыть адрес «Персеваля».
Хотя Суванна не подавал вида, предложение Снежка было ему как нельзя кстати. Машталер всеми силами и способами пробовал наладить контакт с Хармоном – но тщетно, а тут Хармона подают, как на тарелке. Подходящий случай потребовать от шефа-консультанта «Антикибера» объяснений о так называемом киборге-террористе. Это позволит Машталеру скорректировать отношения с прессой, а Хармон… Хармон обречен.
– Что ж, можно поговорить с ним… но недолго.
А при чем тут Снежок? Специалист по морали вдруг вторгается в кибернетику, протежирует Хармона… Это пахнет интригой.
Хиллари пришлось оставить Майрат в вестибюле, хоть она и возражала. В зеркало даже не взглянул – за свою внешность он был спокоен, Жаклин умело загримировала ему ссадину.
Он, по доходам относящийся к «серому» слою, впервые оказался в клубе сильных мира сего. То, что он зарабатывал своими нервами и напряжением впятеро больше Президента, здесь ничего не значило. Критерием приема в «Персеваль» был должностной ранг, а по табелю о рангах Хармон был никем – шеф одного из многих мелких армейских проектов.
Первое, в чем он убедился, шагнув в помещение клуба, – то, что его понятия об интерьере застряли где-то в среднем классе. Это были даже не изыски Эрлы и других богемных творцов Новой Красоты; это было рафинированное, чистопородное величие в любой детали, в каждой дверной ручке, шляпке обойного гвоздя и завитке резного подлокотника. Важные Люди иногда из прихоти покровительствуют новомодным мастерам, но душой тяготеют ко всему имперскому, классическому, староземному. Эрмитаж, Версаль, Эскориал, Букингемский дворец – вот идеалы магнатов космической диаспоры, и они скорее велят расписать плафон в клубе пышными богинями и пухленькими купидонами, чем допустят к росписи Арвида Лотуса с его сдувающими крышу вывертами.
Как и при фараонах, настоящее искусство принадлежало избранным, а низы довольствовались ширпотребом, и реклама каждый сезон меняла вкусы потребителей, словно позиции переключателя.
Белоснежные статуи. Пейзажи на стенах. Дивные вазы, вручную выточенные из малахита и яшмы. Никакой вопль суетливой рекламы не отменит их вечной ценности.
Среди нетленных сокровищ и великолепия слонялись бюрократы и юристы, толкуя о политических дрязгах, которые напрочь забудутся через два месяца. Откуда-то из рощи олеандров вышел Джолион Григ Ауди, делая Хиллари призывные знаки.
– Сюда, сюда. Рад видеть вас. Вы не знакомы с мистером Виная? Я вас ему представлю.
Ладонь Хиллари исчезла в мясистой руке беспощадного лоббиста BIC.
– Весьма польщен.
Из паркета вырос лакей в ливрее с позументом.
– Три коктейля.
– Без алкоголя, – уточнил Хиллари.
Суванна Виная глядел на Хиллари со скрытым осуждением. «Эх ты, гаденыш», – читалось в глазах.
– Господа, а не пройти ли нам в отдельный кабинет? Там очень уютно – вот увидите, мистер Хармон. К слову – у нас принято общаться запросто, по именам и без чинов.
Округлый и грузноватый Суванна казался молотом, способным вбить стройного Хиллари в паркет по самую макушку. Но взгляд Хиллари спокойно намекал: «Не на того напал». И Суванна, смягчив выражение глаз, едва заметно кивнул.
Рассеянный свет опаловых бра был так нежен, что почти не отбрасывал теней; размытая, подавленная темнота таилась в складках мягких кресел, стелилась по полу, впитывалась в переплетения нитей обивки. Джолион стал совсем черен, а Суванна еще гуще посмуглел.
Вежливых вступлений не прозвучало; никакой дани церемониям – все знали, для чего здесь собрались.
– Если верить Дорану, – губы Суванны поблескивали, – ты совершил чуть ли не подвиг – там, на «столбе». Ты удивил Город, а это не всем удается.
– Я знал, кого пригласить в наше общество, – с оттенком гордости заметил Джолион.
– Ничего особенного не произошло, – Хиллари отпил коктейль; холодок мяты охватил рот. – Скажем так – я применил на практике свои довольно скромные познания робопсихолога.
– Я немного знаком с этой отраслью, – Суванна, несмотря на убаюкивающее удобство кресла, сидел твердо, не теряя тонуса широкого тела.. – Но не встречал в научной периодике твоих работ.
– В первую очередь я практик. На курсах в BIC я ради опыта заставил кибера сделать то, что ему запретил инструктор.
Это было неожиданностью для Суванны. Хармон обучался в BIC? Машталер ничего не говорил об этом!..
– И каков был итоговый балл?
– Семьсот пятьдесят три.
– Не слишком много.
– Инструктор был так огорчен… я не виню его.
– Полагаешь, он оценил твои знания предвзято?
– Не полагаю, а уверен.
– Ты мог настоять на переэкзаменовке.
– Я прошел ее вчера на «столбе». Там, к счастью, не было инструкторов, вымеряющих каждый шаг по методичке BIC. Хотя – я с удовольствием бы посмотрел в бинокль, как бы они там демонстрировали свой высочайший профессионализм.
«Неужели эта карусель с киборгами – его месть за низкий балл? – сердито недоумевал Суванна. – А он злопамятен…»
– Ну, это дело прошлое, – Джолион вмешался, чтобы разговор не уклонился в сторону. – Хил, этот террорист… если он киборг, то как вышло, что он оказался на крыше с оружием и такими намерениями? Это был приказ? Или его перенастроили? Или что-то иное?
– И был ли это киборг? – прибавил Суванна. – То, что показал «Аналитик», слишком похоже на кино. Не люблю боевики, однако пяток таких кадров я видел в игровых фильмах.