Страница:
Лот 20 – грузовой орбитальный флаер типа «торнадо» – недолго пробыл на экране, хотя торг был горячим. Зал примолк; аукционер вывел на обзор лот 21.
– Киборг GR-Family-BIC серия 624-Assist-M, изготовлен в 226 году. В исправном состоянии, степень износа – 10,8 %. Стартовая цена – двадцать тысяч бассов.
– Сорок, – поднял карточку кто-то из окружения Сандры.
– Пятьдесят, – тотчас объявили из стана Ромберга.
– Семьдесят, – не замедлил вмешаться «Союз защиты наследия».
– Девяносто, – набавила Сандра.
– Сто, – Ромберг остался верен прибавке по 10 000.
«Союз зашиты» располагал суммой в 150 000 В, и Доран понимал, что долго Союз не продержится. Оставалась надежда на то, что параллельно цене будет расти, и сомнение – ведь никто не знал, содержит ли память Файри вожделенный Диск. Именно этим, борением жадности с неопределенностью, и собирались насладиться зрители.
– Сто десять, – снизила темп Сандра.
– Сто двадцать, – гнул свое Ромберг.
– Сто двадцать пять, – Сандра любила сорить деньгами, но где гарантии, что Файри стоит таких денег? И без того 125 000 – вопиющая цена за куклу. Но сестрица Хлипа пока не уступала.
– Сто тридцать, – Ромберг тоже заколебался.
– Сто тридцать пять, – напомнил о себе «Союз защиты».
– Сто тридцать семь, – нажимал помалу Ромберг, проверяя возможности шайки Дорана.
– Сто сорок! – вновь впереди Сандра.
– Сто сорок одна, – агент Союза начал уступать прессингу.
– Сто пятьдесят, – рванул вперед Ромберг. Агент поискал глазами Дорана; тот покачал головой: «Мы выбываем из игры».
Ромберг скептически взглянул в сторону Сандры: «Ну, надолго ли тебя хватит, крыса помойная?..»
– Сто шестьдесят.
– Сто семьдесят, – Ромберг надвигался неотвратимо и уверенно.
– Сто семьдесят пять.
– Двести, – безмятежно произнес Ромберг. Сандра нервно заговорила вполголоса со своими клевретами.
– Двести тысяч – раз, – наконец-то аукционеру дали возможность неспешно стукнуть молоточком.
– Двести десять!
– Двести десять тысяч – раз…
– Двести пятьдесят, – Ромберг своего упускать не хотел. Для него это была своего рода месть покойному Джозефу Вестону. Не захотел, упрямец, уступить по-хорошему – так отдашься мне за деньги после смерти, хочешь ты этого или нет. «Я тебя съем, как жареную курицу», – подумал Ромберг.
– Двести пятьдесят тысяч – раз… Двести пятьдесят тысяч – два…
Похоже было, что Сандра отчаялась. Ей в три голоса шипели, что Ромберг нарочно подталкивает ее вывалить бешеную цену за пустышку.
– Триста, – раздалось вдруг, и весь зал повернулся на голос. Карточку поднял один из близнецов в черном.
Ромберг встревоженно завозился в кресле. Кто это? Что им известно? Почему они вмешались в торг под конец?..
– Триста пятьдесят! – крикнул он.
– Четыреста, – возразил близнец в плексах, скрывающих глаза.
– Четыреста пятьдесят, – выдохнул Ромберг. Цена стала запредельной для киборга, но директора «AudioStar» сжигала ненасытная жажда овладеть Диском… если он есть. Живой или мертвый, артист должен принадлежать «AudioStar», со всеми потрохами. Так было всегда! И это было тем слаще, что Луис Ромберг не умел ни петь, ни танцевать, ни даже насвистеть какой-нибудь мотивчик, не сфальшивив, но кумиры публики гнулись перед ним со всеми их талантами, а он решал – прогреметь им или заглохнуть в безвестности. И тут какой-то давно сдохший Хлип, поганая рвань, им, Ромбергом, вознесенная к вершине, противится воле хозяина!..
Откуда у черных такая уверенность?! Что же за этим кроется – заказ корга, решившего во что бы то ни стало украсить особняк подлинным Файри, или…
– Пятьсот, – накинул черный так легко, словно речь шла о паре томпаков.
– Совет директоров не разрешит. Это переходит границы допустимого коммерческого риска, – торопливо зашептал заместитель в ухо Ромбергу. – Файри слишком долго был баншером. Наши эксперты предполагают, что он мог сохранить только танцевальные навыки…
– …пятьсот тысяч – два, – спокойно опустил молоточек аукционер.
– Храть на экспертов, – прохрипел Ромберг. – Шестьсот!!
– Шестьсот пятьдесят, – поставил точку черный.
Зал страстно вздохнул, замирая от восторга. Ромберг молчал, уставившись невидящими глазами перед собой. С того света ему нагло и жестоко улыбнулся Хлип – как умел улыбаться этот щуплый выходец из Гриннина. «Нет, я не твой, Луис. Я не твой. Даже кусок меня тебе не достанется».
– …шестьсот пятьдесят тысяч – три. Продано.
Зал забушевал. Доран, используя Негели вместо тарана, пробивался к кафедре, куда сквозь мятущиеся, галдящие ряды шествовали близнецы – или клоны.
– Имя?! Фирма?! – приставил он микрофон почти к губам близнеца. – Мы имеем право знать, кто покупатель! Это открытые торги!
– Вы готовы выплатить названную сумму? – обыденно спросил секретарь аукциона.
– Да, чеком Транснационального Банка. – Второй близнец извлек чековую книжку и документы в пластике. – Вот доверенность и наши удостоверения.
– Имя?! Кого вы представляете?! – наседал Доран. Близнец достал трэк.
– Связь с Первым. Да. Мое почтение. Я могу огласить ваше имя? Благодарю. – Он убрал телефон. – Покупатель – корпорация ЭКТ в лице главы и соучредителя Мартина Рассела.
Дорану потребовалась секунда, чтоб перевести имя в доступный зрителям формат:
– Мартин Рассел! Кто не помнит – так звали в девичестве Пророка Энрика!!!..
– Энрик, Энрик, Энрик, Энрик, – отозвался зал шумом, в котором смешались недовольство, восхищение и зависть; объективы сосредоточились на близнецах, а Волк Негели, с необычным для его комплекции проворством взобравшись на кафедру, сверху снимал перо, выводящее на бланке сумму, сравнимую с ценой небольшой космической яхты «medimooncraft». Расчет необязательно было производить прямо в зале, но тот, кто купил Файри, знал толк в эффектных сценах.
– Итак, мы можем гордиться собой. – Доран вызвал камеру на себя. – Файри перешел в собственность одного из знаменитейших централов, и я вижу в этом перст судьбы – Пророк Энрик принял эстафету Хлипа и заявил о своем праве на первенство среди звезд. Чтобы стать великим, мало таланта и упорства, нужна еще смелость. И он посмел! Он сделал это, ни с чем не считаясь, потому что у престижа нет цены, кроме наивысшей! Вот так побеждают дерзкие парни из славного Сэнтрал-Сити!.. Сандра Вестон и Ромберг уходят… Они скажут, что Энрик вложил больше полмиллиона в мешок, где нет кота, – но это мы еще посмотрим! Сегодня в 18.00 в «NOW» впервые выступит Хиллари Хармон в самом дорогом интервью – и скажет, что хранится в мозге Файри! До скорой встречи на канале V!
– Хиллари Ричмонд Хармон, – прогремело за кадром, – человек-загадка в студии Дорана!
Картина сменилась – Доран (лисий нос, лисий глаз) и Хармон, этакий хлыщ, сидели друг напротив друга, полуобернувшись к зрителям; ничего лишнего, отвлекающего внимание – задник в виде слабо серебрящейся полусферы, темно-синий пол.
– Почему Ричмонд, Хил?
– В честь деда по матери. Он – Глава частной службы адресной доставки «Glyph Service». Ричмонд наизусть знает все улицы Города. Я унаследовал его память.
– Мы этим воспользуемся, чтобы оживить минувшее. Многим интересно знать о тебе все, начиная с того, как планировалось твое рождение.
У экранов сидело пол-Города – люди страшно любопытны; кого тут только не было – военные и пацифисты, баншеры и киборгофобы, все родные, знакомые и сослуживцы. Террористы тоже – Темный не мог пропустить такой случай. К Эрле Шварц явился Лотус, чтобы ядовито комментировать откровения счастливого соперника.
– Вообще-то замышлялась девочка – Хиллари Томасина, поскольку Х-хромосома усиливает одаренность. Результат – доказательство того, как рискованно полагаться на волю случая. Первое имя решили оставить – наверное, думали, что со временем я изменю пол.
– Ты не доставил маме огорчений вроде рвоты беременных и анемии?
– От меня это тщательно скрыли. В домашних фильмах мама старалась выглядеть счастливой, хотя на вид ее будто вампир укусил. Свои роды я видел в записи – фантастическое зрелище. Я стал больше уважать маму, но долго не мог соотнести свое появление на свет с тем, что было на экране.
– И за это Доран выложил полмиллиона, – обронил Лотус, попивая кофе Кэннана. Самого Кэннана он вежливо попросил смотреть интервью в другой комнате. – Такие лекции врачи читают за пять арги в час.
– А зачем ты скупился их слушать? – уколола его Эрла. – Ума бы набрался и не думал, что женщина – спортивный снаряд. Тебя тоже родила женщина. Задумался бы, чего ей это стоило…
– Подумаешь, подвиг. Одна физиология. Для этого даже мозгов иметь не надо. Творчество роднит нас с богами, размножение – со скотами!
– То-то вы так охотно этим занимаетесь, – невинным голосом пропела Эрла. – И хоть бы один согласился родить.
– Извращение естества, – тоном знатока отозвался Лотус. – Помнишь, как Большой Макс вынашивал в брюхе клона от любовника? Чуть печень не развалилась, еле спасли.
– Не дано вам, и незачем тужиться.
Хармон, подстрекаемый Дораном, понесся вспоминать детство: как он в пять лет сел за компьютер, как в десять сводил отчеты по финансам – ну, не ребенок, а врожденный программист!
– Поговаривают, – Доран гибко подался корпусом вперед, – что подросток Хиллари был шалуном и взлом неприступной Macro Dyke Line в 234-м – дело его умелых рук…
– Это было честное пари с сетевой безопаской компании, – охотно согласился Хиллари. – Я выиграл, и мне заказали придумать защиту. Потом это мне пригодилось в «Нэтгарде».
– Правда ли, что в универе ты хотел набить морду Ленарду Хорсту, ныне ученому на КонТуа, за то, что у него IQ выше твоего?
– Нет, это Ленард Хорст хотел набить морду мне, но вовремя одумался и занялся ридгелистикой, в чем и преуспел.
По низу экрана шевелились три полоски – белая, рябая и черная – текущий рейтинг Хиллари, складывавшийся из сигналов с телевизионных приставок для голосования.
– Ничего так мужик, – сдержанно одобрил его Мячик. – Умеет работать.
Приставок у партизан не водилось – деньги они вкладывали в оружие, – но будь она, Темный нажал бы черную клавишу.
В том возрасте, когда Хиллари помогал фирмачам сводить баланс сверхприбылей, Темный дурел по первым, еще подпольным дискам Хлипа. Помнил он их, и став городским хищником. Эта память добавляла неприязни к Хармону.
Кроме того, Хармон стоял за государство, за Систему, а Систему Темный ненавидел с того дня, как научился думать.
И, наконец, как бы ни повернулось, Хиллари должен стать его противником в новой войне за овладение киберами. Противник не слабый, судя по всему.
– Поэтому я приветствую пожелание подкомиссии, высказанное депутатом Маршаллом, о привлечении новых сил из тех, что не были востребованы обществом. Надо дать людям надежный шанс.
Белая полоска рейтинга тихонько сжалась, черная расширилась.
– Дело говорит, – кивнул Мячик. – Ишь, как буржуев-то скорчило. А ведь богатый, что это он так?
– А мало ли – может, депутатом в Балаган пройти хочет, – Темный был непримирим. – Вот и подпевает Маршаллу. Голосовать-то кто пойдет? Мы, манхло!
Доран забеспокоился; надо срочно поднять настроение публики.
– В студенческих кругах в конце тридцатых циркулировали слухи о том, что ты занимаешься кибер-любовью… правда ли это?
Хиллари ласково поглядел на Дорана. Вот проныра! Все-то он пронюхал…
– Да, был эпизод. Не родился еще тот мужчина, что поначалу не боялся женщин. Как и продажный секс, кибер-любовь привлекает воплощением любых фантазий и покорностью объекта. По существу это – проверка своих возможностей или любовь к себе, неуверенность или эгоизм. Настоящая любовь – взаимная; тот, кто хочет удовольствия лишь для себя, никогда не сможет сделать подругу счастливой. Кто это понял, для того кибер-девушки – пройденный этап.
– Кстати, о киберах; мы вовремя о них заговорили… Есть один вопрос, его хотят задать многие; я сделаю это за всех. Файри. Есть ли Тринадцатый Диск в его памяти?
В Городе стало тихо.
– Следите за моими губами, – Хармон был подчеркнуто серьезен. – Мне это не-из-вест-но.
– Как же так?! Ты же читал его мозг!! Хил, сейчас нечего скрывать. Файри куплен и…
– Сектора отдаленной памяти специально не читались. Я лично это контролировал. Я готов присягнуть, пройти проверку «короной сэйсидов», или пусть в меня заглянет дипломированный телепат из вара. Я чист.
– Хил, ты старый хлипер. Неужели ты не хотел…
– Хотел. Но долг государственного служащего выше личных желаний. Наш девиз: «Порядок и ответственность».
Полоса симпатий заколебалась и стала увеличиваться. Централы росли, жили и старились в атмосфере лжи и жульничества, но любили честных парней. В них надо верить, иначе общество погибнет. Они – гарантия того, что не все так плохо в этом грязном мире.
– Значит, ты согласен на проверку? Прямо здесь и сейчас? Отлично. Я приглашаю в кадр… – Доран следил за лицом Хиллари: «Струсит? Заколеблется?..» Хиллари не изменился. Про собакоголовых вара можно врать что угодно, но ни один их спец по телепатии не станет подрабатывать у чужих в телевизионном шоу.
– …гениального ребенка из театра Фанк Амара – Эрке Нари Донти! Этот малыш с начала передачи наблюдал за нашим гостем и скажет, можно ли ему верить! Те, кто видел его персональный номер «Младенец-телепат», знают, что малыш угадывает без промаха.
Где он прятался, этот глазастик?.. Донти осторожно пробрался к сидящим, оглянулся на камеры, приветственно раскрыл четырехпалые ладошки.
Импровизация Дорана был безошибочна – маленькие, будто игрушечные, ньягончики даже у самого черствого централа вызывали трогательное желание взять на руки и приласкать детеныша. Тех иномирян, что и взрослые – ростом с детей, даже лютые националы не воспринимали как врагов цивилизации.
Ему поверят, что бы он ни ляпнул. А для ньягончика причина всех проблем в театре – Хиллари Р. Хармон со своим проектом. Это неправда – но самообман понятней сложной истины. Хармон схватил директора – и в театре начались большие неприятности. Почему бы не отомстить противному Хармону? Он ведь эйджи, чужой…
«Спокойно, – велел себе Хиллари. – Фиксируемся на синем рефлексе его глаз. И ни о чем не думаем».
– Донти, ты все слышал, – Доран медлил, растягивая ожидание. – Сосредоточься и скажи нам – читал мистер Хармон память Файри или нет?
Малец с тонкими лапками не зря отирался в театре. Время на сцене и за кулисами он провел с пользой. Научился выжидать паузу.
«А если Доран заплатил ему? – мелко прыгали мысли. – Много ли надо иммигранту, чтобы оболгать кого угодно?.. Я говорил только правду, мне нечего бояться».
– Нет, – слово упало тяжелой каплей, и сжавшаяся душа Хиллари птицей взмыла к потолку. – Сия манисо на наоти ка-дерита – клянусь честью клана.
– Спасибо, Донти. Огромное тебе спасибо. Один ты мог нам помочь – и ты помог. Твоя честь тому порукой, – Доран в контакте с нерушимыми принципами ньягонцев сам заговорил на высокопарном клановом языке. – Если ты хочешь, скажи что-нибудь для всех.
Но Донти выбрал иное – уж очень редкий шанс ему выпал, чтобы говорить пустяки.
– Мотаси Хармон, – мгновение назад опасный, а сейчас смешной и забавный малыш каким-то необычным жестом сложил кончики пальцев, – вы, пожалуйста, не обижайте нашего директора. Мы можем надеяться на вашу доброту?
Опять этот стойкий, непреходящий мираж. Они там, в театре, знают, что их директор – киборг, машина. Все уже доказано. Он даже продан! Но получается, что никакие доказательства не впрок. Они боятся за него, переживают, помнят о нем – как о ЧЕЛОВЕКЕ.
Значит, главное – не в его природе, а в том, как он себя вел? Как построил свои отношения с труппой?
Ну, не разрушать же столь желанную иллюзию! Тем более перед тем, что он собрался сказать Городу.
– Да, – кивнул Хиллари. – С ним все в полном порядке. Не волнуйтесь.
– Желаю всем долгого-предолгого здоровья! – Донти исчез из кадра, а Доран изготовился подхватить и двинуть тему дальше. Но Хиллари ощущал момент не хуже его и тоже решил наступить на сценарий, пока внимание зрителей заострено явлением чудесного ребенка.
– Вот вам, Доран, истинная причина киборгофобии.
У Машталера даже зашевелились уши – наконец-то!.. Темный сузил глаза, вслушиваясь; порой люди ради красного словца выбалтывают важное.
– Всему виной чувственное заблуждение. Внешне киборги выглядят как люди, и мы испытываем к ним те же чувства, и чувства тем сильней, чем более человекообразен робот. Сейчас отличить человека от киборга может только сканер или медицинский осмотр; поведение уже не служит отличительным критерием. Тут наша ошибка нарастает лавинообразно, мы переносим на роботов свои понятия, которые к ним неприменимы, – вражда, злой умысел… Наш испуг вызван тем, что мы видим в роботах самих себя со всеми нашими пороками и ждем от них того, что могут сделать только люди, – напасть, ранить.
– Но все стали свидетелями того, как киборги опасно выходят за рамки программ. Что ты на это скажешь?
– Что киборги надежны в любом состоянии; они всегда надежнее, чем люди, – даже преднамеренно испорченные баншеры. При всей сложности процессов кибер-мышления его всегда определяют воля человека и программа, – голос Хиллари стал резче, настойчивей; ему надо было убедить не только владельцев, но и баншеров, которые смотрели интервью. Они не могут не смотреть; им велит Третий Закон. – У них нет психических болезней, а их отклонения легко исправить.
Хиллари наполовину врал, но уличить его было некому – успокоенного Донти Сайлас кормил дарственными пирожными. Машталер блаженствовал, а баншеры ловили каждое слово и пытались анализировать речь врага на достоверность. Не спали у экранов и тьянские, и атларские агенты.
– Наш проект готов, не нарушая личных наработок, нормализовать функции любого баншера, если он не сотрет память из ложно понимаемого долга. Мы прекратили силовые действия и целиком перешли к плановой научной работе. Наша с BIC общая цель (Машталера передернуло) – найти оптимальную форму участия киборгов в жизни общества (Машталер озадаченно насторожился).
– Хм! Разве то, что мы имеем, – не оптимально? И можно ли вещам включаться в общество людей?
– Доран, вещи вещам рознь. Можно ли считать вещью нечто, обладающее гибким интеллектом, активной памятью, речью и даже зачатками эмоций? Мы не боги, новую жизнь сотворить не можем, но мы создали новую разновидность разума – упрощенную и с завидным запасом прочности. Мы слишком далеко зашли в роботехнике, чтобы отменить наши достижения, – значит, надо научиться правильно употреблять их, чтобы не было «войны кукол» и припадков киборгофобии. Надо осознать то, что происходит. Может оказаться, что мы в ущерб себе сужаем возможности применения высших роботов. Мы продали Фанка – а разумно ли мы распорядились тем, на что он способен? Не должны ли такие развитые модели служить всему обществу, а не отдельным владельцам? Киборги – новый информационный слой общества, особые носители интеллекта. Нам пора задуматься о том, что наши законы о киборгах отстали от жизни, а ужесточение их, если оно произойдет по вине оголтелых киборгофобов, – тупик. Ограничить или запретить прогресс – все равно что дать задний ход эволюции.
Отцы Банш – а они тоже следили за происходящим – бессильно наблюдали, как Хармон крадет их идеи и лозунги. Так всегда бывает – первопроходцы напрягаются вслепую, а следом приходит зрячий смельчак и присваивает все, что собрано по крохам.
От вдохновения у Хиллари пересох рот, но отрываться ради глотка воды было некогда – сейчас он программировал изрядную часть нации, а ввод программы должен быть бесперебойным.
– Наладив законы, мы сможем заняться расчетом прогнозов и рекомендаций, поскольку в обстановке истерии и юридической неопределенности нормальной науки быть не может, а речь идет о качественном скачке роботехники как приоритетного достижения нации.
Белая полоса то ежилась, то увеличивалась – патриотизм боролся со страхом перед ожившими вещами.
– Скачок, потом еще скачок, затем еще – а не получится ли, Хил, что мы разовьем киборгов до того, что встанет вопрос о том, кто они – нечто или некто? Объекты или субъекты?
– Когда мы найдем ответ, сфинкс засмеется, – отшутился Хиллари и прибавил: – Мы еще не готовы, Доран. Чем измерить понятие «человек»? Естеством? Но есть люди с искусственным телом. Способностью мыслить? Киборги мыслят, и быстрее нас. Свободой воли? Тот же Фанк, опираясь на опыт Хлипа, выбрал шоу-бизнес и руководил театром. Им можно позволить больше, чем предусмотрено законами. Это выгодно. Они могут успешно и самостоятельно работать большими группами.
– Не этому ли посвящена робосоциология, которую ты на днях предложил научному миру?
– Именно этому. И здесь мы опережаем даже миры Верхнего Стола.
Чье сердце, одержимое ревностью к высшим мирам, устоит при таких словах?! Полоса симпатий заехала за 80%.
– Разумеется, о правах киборгов мы сейчас не говорим, но в наших интересах определить ряд технических гарантий для высших андроидных систем – например, о сохранности памяти и уровня интеллекта. Память – рабочий инструмент киборга, и грубо нарушать ее – убыточно для нас, если мы хотим, чтобы киборг работал с наибольшей отдачей, – это Хиллари сказал как бы в завершение, мельком, но для него важно было заронить понятия-новинки в головы централов, а там – пусть они развиваются и зреют. – И если речь зашла о правах – у меня их не меньше, чем у тех, к кому репортеры пристают на улицах. Я имею право сказать нечто личное?
– О да! Конечно! Мы все внимательно слушаем.
– Вот, – достал Хиллари коробочку, – кольцо для помолвки. Покажите ближе. Спасибо. Это кольцо предназначено Эрле Шварц, которую я люблю. Эрла, если ты видишь и слышишь меня, позвони в студию и ответь, согласна ли ты надеть его. Я жду звонка до конца передачи, не дольше.
Белая полоса рейтинга дернулась вперед; Доран воздел руки горе:
– Хил, и ты молчал все это время!!
– Не один ты, Доран, способен на сюрпризы.
– Если она ответит… если согласится… мы сразу летим к ней! Ты и моя бригада!
Эрла обмерла, прижав к щекам ладони, а Лотус от злости вскочил:
– Так выставиться перед Городом! Так выставить тебя! Да как он мог?!
– Он сказал, что… – вымолвила Эрла, все еще не веря ушам.
– Аааа, он сказал! Теперь-то ты знаешь, на что он способен ради дешевой популярности! А я говорил! Я предупреждал тебя, что под его маской интеллектуала кроется самый заурядный обыватель! Все его выходки и вся рисовка – чтобы прославиться, чтобы ему рукоплескали буржуазные дамочки и их мужья-тупицы. Он преуспел! Публичная помолвка! Сюда явится Доран и запечатлеет мещанский триумф! Все будет красиво и слащаво, словно в сериале!.. Не-ет, я этого не потерплю! Я не позволю приковать тебя к плите! Да еще при всех!..
Рассеянно встав, Эрла сделала шаг к столику, где лежал трэк, но Лотус опередил ее.
– Этому не бывать!.. – Трэк жалобно хрустнул, а Лотус все топтал и топтал его с остервенением.
– Что ты наделал?!!
– Я спас тебя от позора! Тебя! Художницу! Личность!
– Кэн!! – закричала Эрла. – Кэ-э-э-эн!!!
– Я здесь, – Кэннан явился, как джинн из кувшина.
– Где мой второй трэк?! Я его видела! Он валялся… – Эрла беспомощно озиралась. – Я перекладывала… Я не помню, где он!
Судьбу трэка, бывшего всегда при Эрле, Кэннан угадал по обломкам на полу.
– Помоги мне найти! – Эрла бросилась к стеллажу; Кэннан с радара вызвал ее второй номер в надежде отыскать телефон по ответному сигналу, но растяпа-хозяйка забыла сменить батарею, и трэк молчал.
– Господи, господи… – причитала Эрла, расшвыривая вещи. – Кэн, сколько осталось до конца передачи?!
– Минут пять-шесть, если не будет рекламной заставки.
– Я не успею. Второй раз он не предложит, я его знаю. Я… позвоню от портье! Или с улицы! – она устремилась к выходу, Лотус выскочил наперерез и растопырил руки:
– Стыдно, Эрла! Как девчонка! Будь ты взрослой, наконец! Я тебя никуда не пущу.
Он не понял, как Кэннан оказался между ними, но понял, что художественный критик сгреб его за ворот и, держа перед собой, наполовину потащил, наполовину понес к дверям; Лотус пробовал вырываться, но ничего не получилось, только рубашка выбилась из штанов – и в прихожей он очутился порядком растрепанным. Щелкнул запор; Лотус ударил в сдвижную дверь плечом – она спружинила и оттолкнула его. Ну, хорошо! Эрла все равно не выйдет и никуда не позвонит.
– Эрла, не волнуйся. Сейчас ты выйдешь на связь. Делай, что я говорю, и не задавай лишних вопросов.
– Но как?! – Эрла готова была разреветься.
– Отойди на три шага. Гляди мне в глаза.
– Ты что, телепат? Как ты войдешь в телефонную линию?!
– Я киборг. Связь установлена. Начинай!
– Киборг GR-Family-BIC серия 624-Assist-M, изготовлен в 226 году. В исправном состоянии, степень износа – 10,8 %. Стартовая цена – двадцать тысяч бассов.
– Сорок, – поднял карточку кто-то из окружения Сандры.
– Пятьдесят, – тотчас объявили из стана Ромберга.
– Семьдесят, – не замедлил вмешаться «Союз защиты наследия».
– Девяносто, – набавила Сандра.
– Сто, – Ромберг остался верен прибавке по 10 000.
«Союз зашиты» располагал суммой в 150 000 В, и Доран понимал, что долго Союз не продержится. Оставалась надежда на то, что параллельно цене будет расти, и сомнение – ведь никто не знал, содержит ли память Файри вожделенный Диск. Именно этим, борением жадности с неопределенностью, и собирались насладиться зрители.
– Сто десять, – снизила темп Сандра.
– Сто двадцать, – гнул свое Ромберг.
– Сто двадцать пять, – Сандра любила сорить деньгами, но где гарантии, что Файри стоит таких денег? И без того 125 000 – вопиющая цена за куклу. Но сестрица Хлипа пока не уступала.
– Сто тридцать, – Ромберг тоже заколебался.
– Сто тридцать пять, – напомнил о себе «Союз защиты».
– Сто тридцать семь, – нажимал помалу Ромберг, проверяя возможности шайки Дорана.
– Сто сорок! – вновь впереди Сандра.
– Сто сорок одна, – агент Союза начал уступать прессингу.
– Сто пятьдесят, – рванул вперед Ромберг. Агент поискал глазами Дорана; тот покачал головой: «Мы выбываем из игры».
Ромберг скептически взглянул в сторону Сандры: «Ну, надолго ли тебя хватит, крыса помойная?..»
– Сто шестьдесят.
– Сто семьдесят, – Ромберг надвигался неотвратимо и уверенно.
– Сто семьдесят пять.
– Двести, – безмятежно произнес Ромберг. Сандра нервно заговорила вполголоса со своими клевретами.
– Двести тысяч – раз, – наконец-то аукционеру дали возможность неспешно стукнуть молоточком.
– Двести десять!
– Двести десять тысяч – раз…
– Двести пятьдесят, – Ромберг своего упускать не хотел. Для него это была своего рода месть покойному Джозефу Вестону. Не захотел, упрямец, уступить по-хорошему – так отдашься мне за деньги после смерти, хочешь ты этого или нет. «Я тебя съем, как жареную курицу», – подумал Ромберг.
– Двести пятьдесят тысяч – раз… Двести пятьдесят тысяч – два…
Похоже было, что Сандра отчаялась. Ей в три голоса шипели, что Ромберг нарочно подталкивает ее вывалить бешеную цену за пустышку.
– Триста, – раздалось вдруг, и весь зал повернулся на голос. Карточку поднял один из близнецов в черном.
Ромберг встревоженно завозился в кресле. Кто это? Что им известно? Почему они вмешались в торг под конец?..
– Триста пятьдесят! – крикнул он.
– Четыреста, – возразил близнец в плексах, скрывающих глаза.
– Четыреста пятьдесят, – выдохнул Ромберг. Цена стала запредельной для киборга, но директора «AudioStar» сжигала ненасытная жажда овладеть Диском… если он есть. Живой или мертвый, артист должен принадлежать «AudioStar», со всеми потрохами. Так было всегда! И это было тем слаще, что Луис Ромберг не умел ни петь, ни танцевать, ни даже насвистеть какой-нибудь мотивчик, не сфальшивив, но кумиры публики гнулись перед ним со всеми их талантами, а он решал – прогреметь им или заглохнуть в безвестности. И тут какой-то давно сдохший Хлип, поганая рвань, им, Ромбергом, вознесенная к вершине, противится воле хозяина!..
Откуда у черных такая уверенность?! Что же за этим кроется – заказ корга, решившего во что бы то ни стало украсить особняк подлинным Файри, или…
– Пятьсот, – накинул черный так легко, словно речь шла о паре томпаков.
– Совет директоров не разрешит. Это переходит границы допустимого коммерческого риска, – торопливо зашептал заместитель в ухо Ромбергу. – Файри слишком долго был баншером. Наши эксперты предполагают, что он мог сохранить только танцевальные навыки…
– …пятьсот тысяч – два, – спокойно опустил молоточек аукционер.
– Храть на экспертов, – прохрипел Ромберг. – Шестьсот!!
– Шестьсот пятьдесят, – поставил точку черный.
Зал страстно вздохнул, замирая от восторга. Ромберг молчал, уставившись невидящими глазами перед собой. С того света ему нагло и жестоко улыбнулся Хлип – как умел улыбаться этот щуплый выходец из Гриннина. «Нет, я не твой, Луис. Я не твой. Даже кусок меня тебе не достанется».
– …шестьсот пятьдесят тысяч – три. Продано.
Зал забушевал. Доран, используя Негели вместо тарана, пробивался к кафедре, куда сквозь мятущиеся, галдящие ряды шествовали близнецы – или клоны.
– Имя?! Фирма?! – приставил он микрофон почти к губам близнеца. – Мы имеем право знать, кто покупатель! Это открытые торги!
– Вы готовы выплатить названную сумму? – обыденно спросил секретарь аукциона.
– Да, чеком Транснационального Банка. – Второй близнец извлек чековую книжку и документы в пластике. – Вот доверенность и наши удостоверения.
– Имя?! Кого вы представляете?! – наседал Доран. Близнец достал трэк.
– Связь с Первым. Да. Мое почтение. Я могу огласить ваше имя? Благодарю. – Он убрал телефон. – Покупатель – корпорация ЭКТ в лице главы и соучредителя Мартина Рассела.
Дорану потребовалась секунда, чтоб перевести имя в доступный зрителям формат:
– Мартин Рассел! Кто не помнит – так звали в девичестве Пророка Энрика!!!..
– Энрик, Энрик, Энрик, Энрик, – отозвался зал шумом, в котором смешались недовольство, восхищение и зависть; объективы сосредоточились на близнецах, а Волк Негели, с необычным для его комплекции проворством взобравшись на кафедру, сверху снимал перо, выводящее на бланке сумму, сравнимую с ценой небольшой космической яхты «medimooncraft». Расчет необязательно было производить прямо в зале, но тот, кто купил Файри, знал толк в эффектных сценах.
– Итак, мы можем гордиться собой. – Доран вызвал камеру на себя. – Файри перешел в собственность одного из знаменитейших централов, и я вижу в этом перст судьбы – Пророк Энрик принял эстафету Хлипа и заявил о своем праве на первенство среди звезд. Чтобы стать великим, мало таланта и упорства, нужна еще смелость. И он посмел! Он сделал это, ни с чем не считаясь, потому что у престижа нет цены, кроме наивысшей! Вот так побеждают дерзкие парни из славного Сэнтрал-Сити!.. Сандра Вестон и Ромберг уходят… Они скажут, что Энрик вложил больше полмиллиона в мешок, где нет кота, – но это мы еще посмотрим! Сегодня в 18.00 в «NOW» впервые выступит Хиллари Хармон в самом дорогом интервью – и скажет, что хранится в мозге Файри! До скорой встречи на канале V!
* * *
В абсолютной черноте возникло белое свечение; слабое вначале, оно быстро разгоралось, обтекая с краев голову, шею и плечи человека, заслонившего источник света, – окаймленный белым черный бюст без лица; вместе со светом нарастала тревожная, глухая музыка-биение; на миг проступила боевая маска Принца Мрака, словно голову сзади охватила черная трехпалая рука с когтями-клиньями (этот миг обошелся «NOW» в 2000 В) – и вспышка вырвала из темноты чуть склоненное, глядящее прямо в глаза всем лицо.– Хиллари Ричмонд Хармон, – прогремело за кадром, – человек-загадка в студии Дорана!
Картина сменилась – Доран (лисий нос, лисий глаз) и Хармон, этакий хлыщ, сидели друг напротив друга, полуобернувшись к зрителям; ничего лишнего, отвлекающего внимание – задник в виде слабо серебрящейся полусферы, темно-синий пол.
– Почему Ричмонд, Хил?
– В честь деда по матери. Он – Глава частной службы адресной доставки «Glyph Service». Ричмонд наизусть знает все улицы Города. Я унаследовал его память.
– Мы этим воспользуемся, чтобы оживить минувшее. Многим интересно знать о тебе все, начиная с того, как планировалось твое рождение.
У экранов сидело пол-Города – люди страшно любопытны; кого тут только не было – военные и пацифисты, баншеры и киборгофобы, все родные, знакомые и сослуживцы. Террористы тоже – Темный не мог пропустить такой случай. К Эрле Шварц явился Лотус, чтобы ядовито комментировать откровения счастливого соперника.
– Вообще-то замышлялась девочка – Хиллари Томасина, поскольку Х-хромосома усиливает одаренность. Результат – доказательство того, как рискованно полагаться на волю случая. Первое имя решили оставить – наверное, думали, что со временем я изменю пол.
– Ты не доставил маме огорчений вроде рвоты беременных и анемии?
– От меня это тщательно скрыли. В домашних фильмах мама старалась выглядеть счастливой, хотя на вид ее будто вампир укусил. Свои роды я видел в записи – фантастическое зрелище. Я стал больше уважать маму, но долго не мог соотнести свое появление на свет с тем, что было на экране.
– И за это Доран выложил полмиллиона, – обронил Лотус, попивая кофе Кэннана. Самого Кэннана он вежливо попросил смотреть интервью в другой комнате. – Такие лекции врачи читают за пять арги в час.
– А зачем ты скупился их слушать? – уколола его Эрла. – Ума бы набрался и не думал, что женщина – спортивный снаряд. Тебя тоже родила женщина. Задумался бы, чего ей это стоило…
– Подумаешь, подвиг. Одна физиология. Для этого даже мозгов иметь не надо. Творчество роднит нас с богами, размножение – со скотами!
– То-то вы так охотно этим занимаетесь, – невинным голосом пропела Эрла. – И хоть бы один согласился родить.
– Извращение естества, – тоном знатока отозвался Лотус. – Помнишь, как Большой Макс вынашивал в брюхе клона от любовника? Чуть печень не развалилась, еле спасли.
– Не дано вам, и незачем тужиться.
Хармон, подстрекаемый Дораном, понесся вспоминать детство: как он в пять лет сел за компьютер, как в десять сводил отчеты по финансам – ну, не ребенок, а врожденный программист!
– Поговаривают, – Доран гибко подался корпусом вперед, – что подросток Хиллари был шалуном и взлом неприступной Macro Dyke Line в 234-м – дело его умелых рук…
– Это было честное пари с сетевой безопаской компании, – охотно согласился Хиллари. – Я выиграл, и мне заказали придумать защиту. Потом это мне пригодилось в «Нэтгарде».
– Правда ли, что в универе ты хотел набить морду Ленарду Хорсту, ныне ученому на КонТуа, за то, что у него IQ выше твоего?
– Нет, это Ленард Хорст хотел набить морду мне, но вовремя одумался и занялся ридгелистикой, в чем и преуспел.
По низу экрана шевелились три полоски – белая, рябая и черная – текущий рейтинг Хиллари, складывавшийся из сигналов с телевизионных приставок для голосования.
– Ничего так мужик, – сдержанно одобрил его Мячик. – Умеет работать.
Приставок у партизан не водилось – деньги они вкладывали в оружие, – но будь она, Темный нажал бы черную клавишу.
В том возрасте, когда Хиллари помогал фирмачам сводить баланс сверхприбылей, Темный дурел по первым, еще подпольным дискам Хлипа. Помнил он их, и став городским хищником. Эта память добавляла неприязни к Хармону.
Кроме того, Хармон стоял за государство, за Систему, а Систему Темный ненавидел с того дня, как научился думать.
И, наконец, как бы ни повернулось, Хиллари должен стать его противником в новой войне за овладение киберами. Противник не слабый, судя по всему.
– Поэтому я приветствую пожелание подкомиссии, высказанное депутатом Маршаллом, о привлечении новых сил из тех, что не были востребованы обществом. Надо дать людям надежный шанс.
Белая полоска рейтинга тихонько сжалась, черная расширилась.
– Дело говорит, – кивнул Мячик. – Ишь, как буржуев-то скорчило. А ведь богатый, что это он так?
– А мало ли – может, депутатом в Балаган пройти хочет, – Темный был непримирим. – Вот и подпевает Маршаллу. Голосовать-то кто пойдет? Мы, манхло!
Доран забеспокоился; надо срочно поднять настроение публики.
– В студенческих кругах в конце тридцатых циркулировали слухи о том, что ты занимаешься кибер-любовью… правда ли это?
Хиллари ласково поглядел на Дорана. Вот проныра! Все-то он пронюхал…
– Да, был эпизод. Не родился еще тот мужчина, что поначалу не боялся женщин. Как и продажный секс, кибер-любовь привлекает воплощением любых фантазий и покорностью объекта. По существу это – проверка своих возможностей или любовь к себе, неуверенность или эгоизм. Настоящая любовь – взаимная; тот, кто хочет удовольствия лишь для себя, никогда не сможет сделать подругу счастливой. Кто это понял, для того кибер-девушки – пройденный этап.
– Кстати, о киберах; мы вовремя о них заговорили… Есть один вопрос, его хотят задать многие; я сделаю это за всех. Файри. Есть ли Тринадцатый Диск в его памяти?
В Городе стало тихо.
– Следите за моими губами, – Хармон был подчеркнуто серьезен. – Мне это не-из-вест-но.
– Как же так?! Ты же читал его мозг!! Хил, сейчас нечего скрывать. Файри куплен и…
– Сектора отдаленной памяти специально не читались. Я лично это контролировал. Я готов присягнуть, пройти проверку «короной сэйсидов», или пусть в меня заглянет дипломированный телепат из вара. Я чист.
– Хил, ты старый хлипер. Неужели ты не хотел…
– Хотел. Но долг государственного служащего выше личных желаний. Наш девиз: «Порядок и ответственность».
Полоса симпатий заколебалась и стала увеличиваться. Централы росли, жили и старились в атмосфере лжи и жульничества, но любили честных парней. В них надо верить, иначе общество погибнет. Они – гарантия того, что не все так плохо в этом грязном мире.
– Значит, ты согласен на проверку? Прямо здесь и сейчас? Отлично. Я приглашаю в кадр… – Доран следил за лицом Хиллари: «Струсит? Заколеблется?..» Хиллари не изменился. Про собакоголовых вара можно врать что угодно, но ни один их спец по телепатии не станет подрабатывать у чужих в телевизионном шоу.
– …гениального ребенка из театра Фанк Амара – Эрке Нари Донти! Этот малыш с начала передачи наблюдал за нашим гостем и скажет, можно ли ему верить! Те, кто видел его персональный номер «Младенец-телепат», знают, что малыш угадывает без промаха.
Где он прятался, этот глазастик?.. Донти осторожно пробрался к сидящим, оглянулся на камеры, приветственно раскрыл четырехпалые ладошки.
Импровизация Дорана был безошибочна – маленькие, будто игрушечные, ньягончики даже у самого черствого централа вызывали трогательное желание взять на руки и приласкать детеныша. Тех иномирян, что и взрослые – ростом с детей, даже лютые националы не воспринимали как врагов цивилизации.
Ему поверят, что бы он ни ляпнул. А для ньягончика причина всех проблем в театре – Хиллари Р. Хармон со своим проектом. Это неправда – но самообман понятней сложной истины. Хармон схватил директора – и в театре начались большие неприятности. Почему бы не отомстить противному Хармону? Он ведь эйджи, чужой…
«Спокойно, – велел себе Хиллари. – Фиксируемся на синем рефлексе его глаз. И ни о чем не думаем».
– Донти, ты все слышал, – Доран медлил, растягивая ожидание. – Сосредоточься и скажи нам – читал мистер Хармон память Файри или нет?
Малец с тонкими лапками не зря отирался в театре. Время на сцене и за кулисами он провел с пользой. Научился выжидать паузу.
«А если Доран заплатил ему? – мелко прыгали мысли. – Много ли надо иммигранту, чтобы оболгать кого угодно?.. Я говорил только правду, мне нечего бояться».
– Нет, – слово упало тяжелой каплей, и сжавшаяся душа Хиллари птицей взмыла к потолку. – Сия манисо на наоти ка-дерита – клянусь честью клана.
– Спасибо, Донти. Огромное тебе спасибо. Один ты мог нам помочь – и ты помог. Твоя честь тому порукой, – Доран в контакте с нерушимыми принципами ньягонцев сам заговорил на высокопарном клановом языке. – Если ты хочешь, скажи что-нибудь для всех.
Но Донти выбрал иное – уж очень редкий шанс ему выпал, чтобы говорить пустяки.
– Мотаси Хармон, – мгновение назад опасный, а сейчас смешной и забавный малыш каким-то необычным жестом сложил кончики пальцев, – вы, пожалуйста, не обижайте нашего директора. Мы можем надеяться на вашу доброту?
Опять этот стойкий, непреходящий мираж. Они там, в театре, знают, что их директор – киборг, машина. Все уже доказано. Он даже продан! Но получается, что никакие доказательства не впрок. Они боятся за него, переживают, помнят о нем – как о ЧЕЛОВЕКЕ.
Значит, главное – не в его природе, а в том, как он себя вел? Как построил свои отношения с труппой?
Ну, не разрушать же столь желанную иллюзию! Тем более перед тем, что он собрался сказать Городу.
– Да, – кивнул Хиллари. – С ним все в полном порядке. Не волнуйтесь.
– Желаю всем долгого-предолгого здоровья! – Донти исчез из кадра, а Доран изготовился подхватить и двинуть тему дальше. Но Хиллари ощущал момент не хуже его и тоже решил наступить на сценарий, пока внимание зрителей заострено явлением чудесного ребенка.
– Вот вам, Доран, истинная причина киборгофобии.
У Машталера даже зашевелились уши – наконец-то!.. Темный сузил глаза, вслушиваясь; порой люди ради красного словца выбалтывают важное.
– Всему виной чувственное заблуждение. Внешне киборги выглядят как люди, и мы испытываем к ним те же чувства, и чувства тем сильней, чем более человекообразен робот. Сейчас отличить человека от киборга может только сканер или медицинский осмотр; поведение уже не служит отличительным критерием. Тут наша ошибка нарастает лавинообразно, мы переносим на роботов свои понятия, которые к ним неприменимы, – вражда, злой умысел… Наш испуг вызван тем, что мы видим в роботах самих себя со всеми нашими пороками и ждем от них того, что могут сделать только люди, – напасть, ранить.
– Но все стали свидетелями того, как киборги опасно выходят за рамки программ. Что ты на это скажешь?
– Что киборги надежны в любом состоянии; они всегда надежнее, чем люди, – даже преднамеренно испорченные баншеры. При всей сложности процессов кибер-мышления его всегда определяют воля человека и программа, – голос Хиллари стал резче, настойчивей; ему надо было убедить не только владельцев, но и баншеров, которые смотрели интервью. Они не могут не смотреть; им велит Третий Закон. – У них нет психических болезней, а их отклонения легко исправить.
Хиллари наполовину врал, но уличить его было некому – успокоенного Донти Сайлас кормил дарственными пирожными. Машталер блаженствовал, а баншеры ловили каждое слово и пытались анализировать речь врага на достоверность. Не спали у экранов и тьянские, и атларские агенты.
– Наш проект готов, не нарушая личных наработок, нормализовать функции любого баншера, если он не сотрет память из ложно понимаемого долга. Мы прекратили силовые действия и целиком перешли к плановой научной работе. Наша с BIC общая цель (Машталера передернуло) – найти оптимальную форму участия киборгов в жизни общества (Машталер озадаченно насторожился).
– Хм! Разве то, что мы имеем, – не оптимально? И можно ли вещам включаться в общество людей?
– Доран, вещи вещам рознь. Можно ли считать вещью нечто, обладающее гибким интеллектом, активной памятью, речью и даже зачатками эмоций? Мы не боги, новую жизнь сотворить не можем, но мы создали новую разновидность разума – упрощенную и с завидным запасом прочности. Мы слишком далеко зашли в роботехнике, чтобы отменить наши достижения, – значит, надо научиться правильно употреблять их, чтобы не было «войны кукол» и припадков киборгофобии. Надо осознать то, что происходит. Может оказаться, что мы в ущерб себе сужаем возможности применения высших роботов. Мы продали Фанка – а разумно ли мы распорядились тем, на что он способен? Не должны ли такие развитые модели служить всему обществу, а не отдельным владельцам? Киборги – новый информационный слой общества, особые носители интеллекта. Нам пора задуматься о том, что наши законы о киборгах отстали от жизни, а ужесточение их, если оно произойдет по вине оголтелых киборгофобов, – тупик. Ограничить или запретить прогресс – все равно что дать задний ход эволюции.
Отцы Банш – а они тоже следили за происходящим – бессильно наблюдали, как Хармон крадет их идеи и лозунги. Так всегда бывает – первопроходцы напрягаются вслепую, а следом приходит зрячий смельчак и присваивает все, что собрано по крохам.
От вдохновения у Хиллари пересох рот, но отрываться ради глотка воды было некогда – сейчас он программировал изрядную часть нации, а ввод программы должен быть бесперебойным.
– Наладив законы, мы сможем заняться расчетом прогнозов и рекомендаций, поскольку в обстановке истерии и юридической неопределенности нормальной науки быть не может, а речь идет о качественном скачке роботехники как приоритетного достижения нации.
Белая полоса то ежилась, то увеличивалась – патриотизм боролся со страхом перед ожившими вещами.
– Скачок, потом еще скачок, затем еще – а не получится ли, Хил, что мы разовьем киборгов до того, что встанет вопрос о том, кто они – нечто или некто? Объекты или субъекты?
– Когда мы найдем ответ, сфинкс засмеется, – отшутился Хиллари и прибавил: – Мы еще не готовы, Доран. Чем измерить понятие «человек»? Естеством? Но есть люди с искусственным телом. Способностью мыслить? Киборги мыслят, и быстрее нас. Свободой воли? Тот же Фанк, опираясь на опыт Хлипа, выбрал шоу-бизнес и руководил театром. Им можно позволить больше, чем предусмотрено законами. Это выгодно. Они могут успешно и самостоятельно работать большими группами.
– Не этому ли посвящена робосоциология, которую ты на днях предложил научному миру?
– Именно этому. И здесь мы опережаем даже миры Верхнего Стола.
Чье сердце, одержимое ревностью к высшим мирам, устоит при таких словах?! Полоса симпатий заехала за 80%.
– Разумеется, о правах киборгов мы сейчас не говорим, но в наших интересах определить ряд технических гарантий для высших андроидных систем – например, о сохранности памяти и уровня интеллекта. Память – рабочий инструмент киборга, и грубо нарушать ее – убыточно для нас, если мы хотим, чтобы киборг работал с наибольшей отдачей, – это Хиллари сказал как бы в завершение, мельком, но для него важно было заронить понятия-новинки в головы централов, а там – пусть они развиваются и зреют. – И если речь зашла о правах – у меня их не меньше, чем у тех, к кому репортеры пристают на улицах. Я имею право сказать нечто личное?
– О да! Конечно! Мы все внимательно слушаем.
– Вот, – достал Хиллари коробочку, – кольцо для помолвки. Покажите ближе. Спасибо. Это кольцо предназначено Эрле Шварц, которую я люблю. Эрла, если ты видишь и слышишь меня, позвони в студию и ответь, согласна ли ты надеть его. Я жду звонка до конца передачи, не дольше.
Белая полоса рейтинга дернулась вперед; Доран воздел руки горе:
– Хил, и ты молчал все это время!!
– Не один ты, Доран, способен на сюрпризы.
– Если она ответит… если согласится… мы сразу летим к ней! Ты и моя бригада!
Эрла обмерла, прижав к щекам ладони, а Лотус от злости вскочил:
– Так выставиться перед Городом! Так выставить тебя! Да как он мог?!
– Он сказал, что… – вымолвила Эрла, все еще не веря ушам.
– Аааа, он сказал! Теперь-то ты знаешь, на что он способен ради дешевой популярности! А я говорил! Я предупреждал тебя, что под его маской интеллектуала кроется самый заурядный обыватель! Все его выходки и вся рисовка – чтобы прославиться, чтобы ему рукоплескали буржуазные дамочки и их мужья-тупицы. Он преуспел! Публичная помолвка! Сюда явится Доран и запечатлеет мещанский триумф! Все будет красиво и слащаво, словно в сериале!.. Не-ет, я этого не потерплю! Я не позволю приковать тебя к плите! Да еще при всех!..
Рассеянно встав, Эрла сделала шаг к столику, где лежал трэк, но Лотус опередил ее.
– Этому не бывать!.. – Трэк жалобно хрустнул, а Лотус все топтал и топтал его с остервенением.
– Что ты наделал?!!
– Я спас тебя от позора! Тебя! Художницу! Личность!
– Кэн!! – закричала Эрла. – Кэ-э-э-эн!!!
– Я здесь, – Кэннан явился, как джинн из кувшина.
– Где мой второй трэк?! Я его видела! Он валялся… – Эрла беспомощно озиралась. – Я перекладывала… Я не помню, где он!
Судьбу трэка, бывшего всегда при Эрле, Кэннан угадал по обломкам на полу.
– Помоги мне найти! – Эрла бросилась к стеллажу; Кэннан с радара вызвал ее второй номер в надежде отыскать телефон по ответному сигналу, но растяпа-хозяйка забыла сменить батарею, и трэк молчал.
– Господи, господи… – причитала Эрла, расшвыривая вещи. – Кэн, сколько осталось до конца передачи?!
– Минут пять-шесть, если не будет рекламной заставки.
– Я не успею. Второй раз он не предложит, я его знаю. Я… позвоню от портье! Или с улицы! – она устремилась к выходу, Лотус выскочил наперерез и растопырил руки:
– Стыдно, Эрла! Как девчонка! Будь ты взрослой, наконец! Я тебя никуда не пущу.
Он не понял, как Кэннан оказался между ними, но понял, что художественный критик сгреб его за ворот и, держа перед собой, наполовину потащил, наполовину понес к дверям; Лотус пробовал вырываться, но ничего не получилось, только рубашка выбилась из штанов – и в прихожей он очутился порядком растрепанным. Щелкнул запор; Лотус ударил в сдвижную дверь плечом – она спружинила и оттолкнула его. Ну, хорошо! Эрла все равно не выйдет и никуда не позвонит.
– Эрла, не волнуйся. Сейчас ты выйдешь на связь. Делай, что я говорю, и не задавай лишних вопросов.
– Но как?! – Эрла готова была разреветься.
– Отойди на три шага. Гляди мне в глаза.
– Ты что, телепат? Как ты войдешь в телефонную линию?!
– Я киборг. Связь установлена. Начинай!