- Теперь ты, - это он Хользунову.
   Тот туда-сюда...
   - Ложись!
   Хользунов пару раз поднялся, у него пальцы и подогнулись. Продолжая выжиматься на всей ладной. И все же только шесть раз сделал. Нарком доволен.
   - У меня, - говорит, - на даче крыша плоская. Я встаю в 8 утра. В там в небе кувыркаетесь. А я целый час по крыше гоняю. Хорошо! Легче работать. Вы думаете - почему т. Сталин во время заседаний всегда ходит? Посидит, посидит немного и ходит. Попробуйте-ка 20 часов за столом просидеть, когда сердце все время сжато. Тут понимать надо!
   На днях в газете было опубликовано сообщение о том, что зам. НКИД (нар. комиссариат иностранных дел) Лозовский вернул без рассмотрения японскому послу ному-ультиматум о концессиях. Лозовский раньше был директором ГИХЛ. Литераторы пустили шутку о том, что Лозовский за время работы в издательстве привлек возвращать авторам рукописи непрочитанными.
   Перед физкультурным парадом т. Сталин принял председателя комитета по делам физкультуры и спорта Снегова и секр. ЦК ВЛСКМ Михайлова. Мержанов рассказывает:
   "Сталин спросил:
   - Я читал в "Правде" заметку о том, что на Красной площади будет выложен ковер.
   - Да.
   - А каких размеров?
   - Таких-то.
   - А футбольное поле?
   - Таких-то.
   - Да, значит футболистам будет трудно там играть.
   Собеседники растерялись. Футбола на параде они и не собирались показывать. Вышли из кабинета, решили, что придется. Вскоре т. Сталин сказал:
   - А кто будет играть?
   - Мы еще не решили.
   - Я думаю надо команды орденоносных обществ "Спартака" и "Динамо".
   И они сыграли!"
   РККА - управление физподготовкой давно хотело переманить из команды "Трактор" двух лучших игроков Пономарева и Проворнова. Не выходило. Тогда их спешно мобилизовали и отправили в команду "Динамо". Об этом узнали в ЦК. Взгрели. Вернули обратно.
   Позвонил Хозяин. Сказал, что мы слишком много транжирим места на заголовки и всякие оформления. лучше давать больше материала. Перестроились.
   24 июля
   24 июля в Химках, на празднике в честь военно-морского флота разбился Мошковский. Он сбрасывал десант из 11 человек на воду. Расчет оказался неточным. На воду опустилось только 3 человека, остальные -на землю. Сам Яша плюхнулся в леса нового дома. Перелом ребер, таза, кровоизлияние в мозг. Вечером, не приходя в сознание, он умер в Боткинской больнице. 28-го его похоронили на Новодевичьем кладбище.
   27 июля
   27 июля мне позвонил Моисеев.
   - Знаешь, Алексеев Михаил разбился. На последнем развороте на истребителе скользнул на крыло и конец. Вот не повезло ему. 17 июля он ходил на высоту. На 7500 потерял сознание, сыпал до 5000. Решил проверить себя: снова поднялся на 7500, снова потерял сознание и свалился до 4000 м. Сел. Оказалось - лопнул кислородный шланг. Но решил все-таки испытать себя в барокамере и вот - не успел.
   29 июля
   Сегодня погиб Хользунов, Черкасов и другие (Титов и Курнышев). Они летели из Калинина на учебную бомбежку и взорвались в воздухе. Остались куски. Видимо, подорвались бомбы. Что за страшная полоса аварий!
   30 июля
   Несколько дней назад (кажется, 26-го) позвонил Володе вечером. Голос усталый.
   - Что с тобой?
   - Да вот, телеграф подвел. Думал, надо лететь в Воронеж. Вылетел днем, прилетел туда, оказывается, мне дали телеграмму, что лететь не нужно. Ну, обратно. Вот и устал: туда тысячу, да обратно тысячу.
   Несколько дней назад Стефановский, испытывая новую машину, свалился. Машина поломалась в воздухе на части. Его выкинуло так, что он очухался только в воздухе. Смотрит - падает, рванул кольцо, сел. Самолет - в дым.
   Вчера было опубликован указ о награждении его орденом Ленина "За исключительные заслуги в деле испытания новых самолетов и проявленные при этом мужество и отвагу". Сегодня он прислал мне из Ессентуков телеграмму с благодарностью ЦК.
   1 августа
   Сегодня был на открытии Сельскохозяйственной выставки. Дал отчет. Встретил Кокки.
   - Ты куда, на дачу?
   - Нет, на аэродром.
   Очень обрадовался мне борода.
   - Наконец-то вижу хоть одного полярника, да и то больше похожего на араба.
   - Отто Юльевич, был у Вас Прилуцкий?
   - Да, это интересное дело. Мы из займемся. Не сразу, конечно, вверх. Сначала посмотрим, что осталось из хозяйства, проверим оборудование, выработаем программу, что бы все было научно строго обосновано. Вы его знаете? Что он собой представляет?
   - Давно. Знающий человек. Энтузиаст воздуха.
   - А храбрый?
   - Вполне. Для верности я могу с ним полететь.
   Смеется:
   - У вас натура полярника. Вы всегда готовы во всякую экспедицию.
   2 августа
   Позвонил сегодня Картушеву. Шебанов и Матвеев собираются на "Сталь-7" бить рекорд Росси на скорость на 5000 м. Вчера Шебанов ходил в испытательный десятичасовой полет. На участке Москва-Севатсополь-Саратов получил скорость в 410 км/ч. Обратно отказал радиокомпас и они промазали Москву. На этом деле скорость потеряли.
   Надо вспомнить полет Кокки в Америку. Вечером 1 мая я говорил с ним по телефону (с Нью-Йорком). Разговор записан был на пленку и транслировался по Союзу, да и стенограмма где-то у меня есть.
   Но вот приехал. Через пару дней по приезде сижу у него. Легонько пьем легонькое вино. Рассказывает:
   - Переоценил я силы паренька. Скис. Не соблюдал режима, много болтался. Передавал слишком часто, нарушая сроки. И выдохся. Это моя ошибка - надо было предвидеть, не мерить всех по себе.
   Бьется в кабине об стенки:
   "- А-а-а-а-а-а-а!
   - Миша, Мишенька, успокойся! Ну успокойся! Дай мне на минутку Нью-Йорк.
   - А-а-а. Где я его тут найду! Все пищат!
   - Ну дай (такую-то называю) станцию.
   - А-а-а-а... (И ни в какую).
   - Где мы находимся?
   Называет пункт и дает курс на восток. А мы уже опять в океане. Что тут будешь делать? Повернул я круто на запад, дошел до берега, выбрал место и сел.
   - А если бы поймал это станцию - дошел бы?
   - Спрашиваешь! Мне бы ее на минутку всего, компасный курс заметить. А там бы допилил как миленький. Что я зря что ли здесь все время летал? А работал он как - знай пилит все время "Все в порядке". А координат нет.
   На приеме в Кремле тов. Сталин спрашивает его:
   - Ну как, все в порядке?
   Тот и рад:
   - Так точно, т. Сталин, все в порядке.
   - Все в порядке, значит? (переспрашивает Сталин)
   - Так точно.
   Сталин смеется:
   - Ну выпьем тогда за "все в порядке".
   А этому невдомек. А я, Лазарь, готов был сквозь пол трахнуться. Турка!!
   Недавно Володя рассказывал:
   - Дали мне новую часть инспектировать. Приехал я туда. Спрашиваю:
   - Сколько вы горючего жрете?
   Оказывается 370 кило на оба мотора.
   - Ну вот что, - говорю, - на первое время разрешаю вам тратить не больше 250, а потом и до семечек дойдем.
   У всех глаза на лоб. Я давай их учить. И что ты думаешь? Вот тут на днях мы кагалом сделали перелет по маршруту. Прошли около двух тысяч км. без посадки. И половину запланированного бензина обратно привезли.
   Доложил я об этом наркому.
   - А, - говорит, - это не фокус. Тут вы летели спокойно. Ты попробовал бы так экономично лететь, если бы это было в боевой обстановке, да противник гнался, да зенитная артиллерия.
   Я разозлился:
   - Хорошо. Давайте мы вылетим в пункт Х. Пусть нас там встречают истребители. Да по дороге можете где хотите заслоны поставить. А я прилечу в Х, отбомблюсь и обратно без посадки приду. Да еще перед вылетом телеграмму в Х дам: "Вылетаю во столько-то". Согласны?
   Ух, уцепился!
   - Давай! - говорит.
   Загорелся прямо. Вот петрушка! Ух, и дела!
   И в конце прошлого месяца Кокки осуществил этот полет. Все вышло отлично. Правда, самому Володе пришлось сесть в Х из-за того, что сдал мотор.
   - Ну зато посмотрел результаты, ознакомился с их мерами. Лично за себя, как отдельного летчика, немного огорчился, но считать это неудачей, даже частной, никак нельзя.
   Обратно летел на машине другого летчика. Не хватило бензина и сели в каком-то свеклосовхозе.
   - Вот радости свекловикам было! Весь район примчался на нас смотреть.
   А ребята все долетели обратно, даже бензин потом на аэродроме сливали. Отлично вышло!
   4 августа
   Был майор Курбан. Рассказал забавную историю. Не то Сузи, не то Фокин испытывали на Горьковском заводе новый винт переменного шага. Поднялся он тысячи на полторы. изменил шаг винта, смотрит - за винтом капот полез вперед. Вот так фунт! Машину лихорадит. Ручку так бьет, что удержать в руках нельзя. Парень не прыгает: интересно посмотреть, что это с ней случилось? Когда машина очень заваливалась, он со всей силы бил по ручке кулаком в нужную сторону. Так допилил до земли. Сел, однако, помявшись.
   - Не добил, окаянную! -жаловался он потом.
   Другой случай. Один из летчиков летал в Щелково на перевернутом самолете. Шел бреющим полетом, делая бочки в 1-2 метрах от земли, положил всех людей плашмя. И не учел, каналья, что при бочке она оседает на 1-2 метра, на высоте это не заметно, а у земли -гроб.
   - И вот видим, провалился, пыль идет, грязь летит (на поле лужи были). Ну все уверены, что снесло ему череп, вылетели мозги. Самолет на бок. Туда санитарка, пожарная машина, бежим и мы. А он, сукин сын, вылезает из-под машины, весь в грязи и спрашивает:
   - Где тут у вас умыться?
   Козырек его спас. На три сантиметра будь он ниже - не было бы головы.
   Интересная тема для рассказа. Тяжелый танк идет на подавление огневых точек противника. В большом удалении от своих позиций и перед самыми неприятельскими машина увязает в болоте. Ни тпру, ни ну. Все попытки бесполезны.
   Командир советуется с товарищами. Решают уползти обратно и затем вернуться с буксиром. Водитель отказывается покидать машину. Настаивают. Бесполезно. Экипаж уползает, противник замечает это, открывает огонь. Водитель задраивает люки. Через некоторое время у танка собирается враг. Пробует люки - не поддаются. "Люди ушли, мы сами видели". Однако для острастки дают несколько выстрелов в смотровые щели. Водитель затаился, молчит.
   "Убит, наверное. Что будем делать? Сжечь?" "Нет, зачем. Вызовем подмогу, отведем к себе, пустим против хозяев этой машины"
   Скоро прибыли три танкетки врага. Прицепили тросы и вытянули машину из болота. Как только она оказалась на твердом грунте, водитель включил моторы, полоснул растерявшихся конвоиров из пулемета, развернулся и повел машину к своим. За ним, влекомые тросами, упираясь, громыхали три танкетки.
   Так они и дошли до неожиданной для них базы.
   24 сентября
   Хочется, хоть бегло, записать дела этих дней. За последнюю неделю перевернулся весь мир. Да и записывать, собственно, некогда было - сидели безвылазно в редакции.
   Итак. 16-го я ушел из редакции поздно. И 17 сентября благополучно спал до часу. Разбудила жена:
   - Феня (домработница) говорит, что выступил по радио Молотов. Сказал, что не закупайте продуктов - на всех хватит, а карточек вводить не будем.
   Это все, что Феня уловила в речи. Включил радио: передают воинственную симфоническую музыку. Эге! Спустя двадцать минут объявляют, что скоро дадут отклики на речь т. Молотова.
   Оделся и, не завтракая, в редакцию. А тут уж все досрочно в сборе. Возбуждены. Говорят. Смотрят карту. ТАСС уже прислал и речь. Прочел.
   Летучка была очень короткой. Яша Ушеренко призвал всех честно трудиться на своих местах, и разошлись. Нашему отделу поручили и отклики.
   Около 3 часов позвонили от М.М. Кагановича - просили приехать на митинг в наркомат. Я поехал. Настроение у всех там воинственное. Толя Ляпидевский показал мне целую пачку заявлений от летчиков с просьбой послать их на фронт. Приходили люди и при мне.
   - Что ты с ними думаешь делать?
   - Доложил наркому, а он как шуганет меня. Тут, кричит, работать нужно. А я и сам проситься хотел.
   На митинге с речью выступил М.М. Каганович:
   - История нам никогда бы не простила колебания в этом вопросе, - сказал он. (Речь его в основном у меня записана).
   Приехал в редакцию. У подъезда стоит Шера Нюренберг со страшно расстроенным лицом.
   - Что, Шера?
   - Ты знаешь, кого посылают на фронт?
   - Как на фронт?! Кого?!
   - Ну вот слушай, - ответил он злорадно, - Едет на "Линкольне" бригада: Верховский, Катаев, Черствов и Девишев. Что скажешь? А мы?!
   (Накануне поездом редакция послала в Белоруссию - Лидова, Ярощука и Перекалина, на Украину - Козолова, Цейтлина, Гуревича. Они должны были давать информацию о жизни этих пограничных республик. Ну ясно, что сейчас они метнутся на фронт).
   - А мы? - спросил я.
   - Вот только что уехали Ровинский, Ушеренко и Мануильский в ЦК. Я их упрашивал - говорят нельзя.
   Настроение у меня сразу скисло. Люди едут, а я сижу. В вестибюле встретил Верховского.
   - Едешь? -спросил я мрачно.
   - Еду.
   - А более приличной компании подобрать себе не мог?!
   Он опешил:
   - Кого?
   - Ну меня, ясно!!
   - Так не я ж составлял.
   Дали нам три полосы на отклики. но работа не шла. Все ходили дутые. Все рвались на фронт.
   В первый же день нас прямо завалили откликами. Вся страна всколыхнулась.
   Резолюции шли сплошным потоком: по телефону, бильду, телеграфу, радио, с ходоками. Машинистки сбились с ног. Телефоны не умолкали ни на минуту. Обедать мы, конечно, не пошли. Рубали, рубали.
   Редакция торопила:
   - Сегодня мы не имеем права опаздывать.
   Около полуночи пришла первая сводка Генштаба. Наши войска заняли то-то и то-то. От наших спецкоров, конечно, еще ничего не было.
   Кончили мы, все-таки, около 8. И когда шли домой, у киоска стояла очередь человек в 500. Также было и все следующие дни - люди стояли часами, в холод, иногда под дождем и ждали газеты.
   Ночью я говорил с Ровинским, Ушеренко.
   - Нет, - говорят - ты нужен в отделе. Отдел сейчас дает полгазеты.
   18 сентября (на 19-ое)
   Мы тоже еще ничего своего не могли дать с фронта. Помещали информацию ТАСС, брали в "последних известиях" добытые ими беседы.
   В этот день на фронт вылетел из Москвы неутомимый Темин, только что вернувшийся из МНР. Вот человек, который живет горячими делами. Он встречал челюскинцев, встречал Чкалова на острове Удд, Леваневского в Красноярске, нас в Амдерме, экипаж Коккинаки на Амуре, был на Хасане, снимал папанинцев со льдины, дважды был в МНР. Все на самолете - туда и обратно. В поезде он чувствовал себя несчастным, в городе - обиженным.
   Он улетел из Москвы 18-го, а 20-го мы получили от него первую порцию снимков. Затем он снова улетел в Вильно, вернулся в Минск 22-го и передал нам пленку. Позавчера он опять вылетел на фронт и завтра снова будет в Минске. Не человек - а комета!
   Меж тем, материалы от наших ребят начали поступать только 21-22-го, да и то не от всех. От Ярощука мы получили лишь 23-го, от Гуревича - тоже, от Черствова - тоже. Лидов первый материал передал сегодня, Верховский позавчера, Козлов молчит до сих пор, Девишев не подает признаков жизни. Катаев сегодня прислал первую вещь.
   Хорошо сделал Цейтлин. Он добрался до Тернополя, пробыл там два-три дня и 22-го вылетел на каком-то подстреленном самолете в Киев. Передал оттуда очерк "В Тернополе" и вернулся обратно.
   "Известия" оказались оперативнее нас. Хорошо и быстро работает Эзра Виленский.
   21-го из Москвы в Киев и дальше в Луцк на самолете с газетчиками вылетел Миша Калашников. Сегодня идет первый его снимок, переданный по бильду из Киева, туда они доставлены самолетом. Газеты там рвут нарасхват.
   Вчера с Украинского фронта позвонили снова Ровинскому и попросили прислать опять газет.
   - С человеком?
   - Согласны на любые условия.
   В кабинете его в это время находился Железнов, только что вызванный из отпуска. Под горячую руку он договорился о полете.
   И сразу ко мне:
   - Доставай самолет!
   А я только за час до этого выторговал самолет в Минск за снимками Темина. Что делать?
   Час ночи. Звонить Молокову, но он два часа назад спросил меня: почему я в Москве и я мямлил всякое насчет необходимости кому-то работать в редакции. Нет, у Василия Сергеевича я могу просить самолет только для себя.
   Позвонил Картушеву:
   - Покупаю рейс.
   Смеется:
   - Я тебе до сих пор за торговца не знал.
   Еле уломал. Около двух часов ночи утрясли, начали экипировать Леопольда. Вдруг звонит диспетчер московского порта - машина пойдет открытая, Р5. Леопольд не хочет, надо закрытую.
   Поднял дважды с постели нач. эксплуатации Захарова, разбудил Картушева, достал ПР-5.
   Леопольд всю ночь просидел в редакции, утром поехал на аэродром, ждал с 7 утра до 13:30 погоды, вылетел, долетел до Калуги и вернулся обратно - нет погоды. Устроил ему рейс на завтра.
   Речь Молотова ошеломила весь мир. Пресса Англии, Франции, Америки захлебывалась от злобного воя. Они кричали, что большевики способствуют гитлеризации Европы, что все это было договорено еще в Москве при подписании советско-германского пакта о ненападении, что это расшатывает устои социализма.
   Второй удар им нанесло советско-германское коммюнике о том, что действия СССР не противоречат пакту. До этого буржуазная пресса говорили, что вступление наших войск в Польшу осложнит отношения СССР с Германией. Голодной курице просто снится!
   Коммюнике было подписано 18 сентября. По специальному указанию т. Молотова в этот день вышел экстренный выпуск "Вечерней Москвы" (по выходным она не выходит).
   Газеты запада снова начали писать о гитлеризме. Эстония и Румыния, суда по откликам и заявлениям их правителей, сейчас сидят и трясутся мелкой дрожью, услышав шаги "Русского медведя".
   Коккинаки сказал:
   - Сейчас можно позвонить по телефону румынскому королю и сказать: давайте Бессарабию. Он только спросит: вам завернуть? Куда прикажите прислать или заедете сами?
   21 сентября был убит румынский премьер Калинеску. Официальные убийцы члены фашистской распущенной организации "Железная гвардия". Однако, судя по всему, убийство инспирировано англичанами, чтобы повернуть внешнюю политику Румынии от СССР. Номер не прошел! Румынское правительство официально заявило, что оно будет верно своей политике нейтралитета.
   Для характеристики силы и внешнего влияния советского Союза можно привести такой факт. 19 сентября в "Правде" было напечатано сообщение о том, что польские подводные лодки укрываются в "нейтральном" Таллиннском порту. 18 строк на 2-ой полосе. В тот же день Эстонское телеграфное агентство сообщило, что командующий морским флотом Эстонии и начальник штаба флота подали в отставку и перечислены в резерв.
   В ответ на сообщение из Стокгольма о беспокойстве, возникшем в Эстонии в связи с вступлением советских войск в Польшу и концентрацией советских сил у Эстонской границы - эстонские власти категорически отвергли это сообщение и заявили, что "ничего ненормального не отмечается". (см. 5-ую полосу "Правды" от 20 сентября).
   25 сентября
   Сегодня ребята передали довольно много интересного материала. Лидов сделал полосу о боях за Гродно. Только сейчас стало известно, что там был весьма серьезный и продолжительный бой. Судя по всему, Лидов шел с передовыми частями и участвовал в этом бою. Сделано хорошо!
   Козлов передал две вещи из Львова. Одну "поцелуйную" о вступлении наших войск в город, вторую - о трофеях.
   Гуревич побывал в деревне и дал о Ровно. Но все же две полосы набрали с трудом.
   Думали - блеснут "Извести", нет, ничего, не очень .
   Ярославский мне говорит:
   - Не важно у нас. Плохо дают товарищи. Мало тематического материала. Мало о новой жизни Польши.
   26 сентября
   Что-то усиленно заездили иностранные министры. 24-го приехал министр Эстонии, вчера - Турции, а сегодня объявили по радио, что "по приглашению советского правительства" завтра приезжает Риббентроп.
   Ребята рассказывают, что немцы, уходя из отошедших к нам городов, дочиста их вычищали. Увозят весь хлеб, все сырье.
   26 сентября
   Надо восстановить несколько встреч с Коккинаки.
   20-го был выходной Позвонил ему домой днем. Его не было. Подошла жена.
   - Приезжайте к нам, я пирогов для Вовы напекла.
   - Нет, приезжайте к нам, у нас раки.
   - Ну, звоните Вовке.
   Позвонил:
   - Приезжай!
   - Пельмени?
   - Нет, раки. Пулька.
   - Большая? Кто еще будет?
   - Никого.
   - Очень хорошо. И о заграничных газетах расскажешь - очень интересно.
   Приехали. Усиленно расспрашивал, кто что пишет. Сыграли пульку. Поговорили о шахматах ("вот, возьми хорошие шахматы - приятно играть, плохие - и не хочется"). Увидел у меня снимки, когда я его снимал в полной форме, с ромбом и орденами, перед стартом на Запад.
   - Ну-ка, дай-ка я хоть себя в мундире разок погляжу.
   А он и впрямь всегда ходит без них, даже на сессии Верховного совета. Всегда - в рубашечке.
   К слову сказать, надо записать его рассказы о драках. Он здоров, как бык, но драться не любит. Шел я как-то нынче летом вечерком к нему на дачу и вижу картинку: стоит компания у ворот одной из дач и парень пытается сломать одну из половинок ворот.
   Я рассказал Володе об этом. Он насупился:
   - Без разговоров надо было в морду.
   - Да их много было, - заметила Зина.
   - Э, они храбрые только по воротам. Ударь одного, все разбегутся. Я вот помню несколько встреч. Был я всегда крепкий. Еще в школе, помню, классом верховодил какой-то парнишка. Начал и меня задирать. Дерется. Я его сгреб и положил в пыль. Не бью. Он рассвирепел. Я его опять обхватил и положил, но показал кулак. Больше не лез.
   Но иногда приходилось драться. Раз из плавания в Новороссийск вернулся мой брат Павел. В переулке на него напало 7 парней. Избили, отобрали мореходку. Он их крепко помял тоже, но выигрыш у них. Я в аккурат из летней школы домой приехал в отпуск. Смотрю, является Павло в крови. Так и так. Ага, идем со мной, покажешь, кто бил. Пошли. В слободке увидели меня, попрятались: "Коккинаки идет". Приходим к одному.
   - Ты бил?
   Молчит.
   - Где мореходка?
   Молчит.
   Каждого я ударял только по одному разу. Шесть раз ударил - шесть человек лежало. А седьмой успел убежать. Такая жалость!
   В Ленинграде один раз пришлось подраться. Возвращался я ночью на велосипеде домой. Еду - навстречу четыре пьяных. Я соскочил с машины, стал, чтобы их пропустить. А они ко мне. Пристают, ругаются. Вижу - специально, чтобы драться. Я отбросил в сторонку машину, чтобы не споткнуться о нее. Один подошел вплотную и целится мне в лицо. Я его ткнул - он и лег, как мертвый. Стукнул еще двоих - лежат. а четвертый без памяти бежит и орет.
   20-го сидели у меня, я спросил:
   - А что, Володя, ты часто сейчас ходишь на высоту?
   - Часто.
   - И по-прежнему утром не ешь, ограничиваясь только стаканом какао?
   - Нет, Разрешаю себе, правда, больше, но ем не всё. Знаю, что можно, чего нельзя. Я вообще стал сейчас замечать новые вещи. Вот, например, недавно летал на высоту. Оставалось метров 300 до потолка, почувствовал себя немного неловко, чуть-чуть не так, как обычно - и вернулся.
   - А что оказалось?
   - Не знаю. Послал кислород на исследование - говорят нормальный, оборудование в порядке. А м.б. окажется, что в кислороде была какая-нибудь примесь, не учтенная приборами, которая вредно действует на организм в этих условиях.
   А вот недавно другой случай был. (И он рассказал случай, свидетельствующий о его колоссальном, поистине изумительном внимании). Пошел я на высоту. В передней рубке - штурман. Ну в полете известно: отскочить далеко от Москвы не можешь, достаточно раз в полчаса взглянуть на землю. Поэтому все внимание на приборах. Глаз не отвожу от них. И вот, на 10000 м. я вдруг заметил, что ручка триммера чуть дернулась. Почему это не с того, ни с сего? Начинаю соображать: аэроплан идет ровно, причин нет. В самолете два управления - второе в штурманской рубке. Значит, он задел за ручку и у меня синхронно качнулась. Взглянул туда. Вижу, у штурмана рука вяло опускается. Ниже, ниже. Сам склоняется в сторону. Смотрю, что будет дальше. Клонится все больше и больше. Валится, смотрю. А самолет в это время уже почти вертикально чешет вниз.
   Вышел на 4000, жду, что будет дальше. Качаю машину. Лежит. Походил, походил, опять качаю, молчит. Неужели, думаю, совсем загнулся? Качнул еще раз. Очнулся, наконец, поднял голову, сел и рукой показывает: давай вверх! Я ему показываю: ты, мол, того, скатился. А он одно: вверх! Не помнит ничего.
   Оказалось, лопнул кислородный шланг.
   Мне пришла в голову идея: взять хороший большой самолет, погрузить на него много газет и облететь передовые пункты западного фронта. В ночь с 24 на 25 я зашел с этой идеей к Ровинскому.
   - А какой самолет?
   - Ну вот, к примеру, Коккинаки.
   - Сколько он может взять груза?
   - До двух тонн.
   - Какая у него скорость?
   - От Москвы до любой точки фронта долетит за три часа.
   - Нашего человека взять сможет?
   - Иначе я бы не предлагал.
   Смеется.
   - Что ж, это дельное предложение. Завтра потолкуем.
   На следующий день, 25-го, он позвонил об этом Кузнецову, заместителю Мехлиса. То отнесся сочувственно, но заявил, что Коккинаки это не их летчик и тут он помочь не может.
   Тем временем я смотался к Володе.
   - Что, Лазарь?
   Я рассказал. Он задумался на минуту.
   - Какое расстояние?
   - Тысяча в один конец.
   - Где посадка?
   - Вильно, Гродно, Белосток, Брест, Львов.
   - Бензин там есть?
   - Будет.
   - Аэродромы хорошие?
   - Не знаю.
   - В один день не уложимся. Придется ночевать во Львове. К обеду будем знать. Кто летит от вас, кроме тебя?
   - Надо бы фотографа.
   - Не сумею. Надо брать полный экипаж. Пять человек: я, штурман, радист, механик и ты. Груза могу взять до двух тонн. Я согласен, пусть Ровинский позвонит Сталину. Без разрешения правительства меня не пустят. Согласен лететь на любой серийной машине - они все хорошие.