Страница:
- А ведь ты прав. Я этого и не сообразил. Вообще мне много сейчас стало яснее.
В общем, толковали с ним до 12 часов. Два часа!
Сегодня был у меня Герой Советского Союза Бойко. Звание он получил за Карельский перешеек, сейчас учится в Военно-политической академии ("и раньше там учился, а на войну уехал в командировку"). Должен писать статью о защите Отечества в новогодний номер. Толковали о плане. Заговорили о страхе.
- Чувство страха есть. Но только вначале боя, потом пропадает.
26 декабря
Три забавные реплики:
1. Режиссер кино Рошаль выступает всегда патетически, экзальтированно, бия себя в грудь. Эйзенштейн, рассказывая об одном диспуте, сказал:
- Рошаль был весь раскрыт и струны в нем дрожали.
2. На днях закончилась оперная конференция. Было много жарких споров о путях оперного искусства. После в театральных кругах пустили такой аллегорический рассказ:
- В психиатрическую больницу прибыл новый сумасшедший. Решив заняться полезным трудом, он взял гвоздь, повернул его шляпкой к стене и начал забивать. Не выходит. Подошел другой больной: "Ты его не с той стороны стены забиваешь". Ушел через дверь и начал бить. Не выходит. Подошел директор, посмотрел у укорил: "Да этот гвоздь же совсем не от этой стены!"
3. Сидит чета во МХАТе.
- Идель, что это тут нарисовано на занавесе?
- Это? Синяя птица.
- А почему она тогда белая?
Пожал плечами:
- А я знаю?! ...Искания!
Несколько дней назад, числа 16 декабря, был у меня Сеня Супрун. Я его впервые увидел Героем, до этого не видал пару лет. Он успел уже побывать на востоке, потом ездил в командировку в Германию. Последний раз я его видел на следующий день после гибели Чкалова - он диктовал нам воспоминания. Тогда он испытывал второй экземпляр той же машины.
- А что с ней сталось?
- Да ты слышал, вероятно, что я на ней приложился, опрокинулся. Лежал в Боткинской больнице. Ну, что с машиной - сдали в архив. Смотри: Валька на ней убился, Сузи убился, я разбился, еще один летчик выпрыгнул с парашютом. Дальше идти некуда, да если бы она и была годна - все равно ее в часть пускать нельзя. Представляешь, приходит эта машина в часть, садится на нее летчик, год назад окончивший школу, а ему говорят: на ней убился Чкалов, погиб Сузи, бился Супрун. Да его в госпиталь отвезут до того, как он даст газ. Нет, машину с такой биографией пускать нельзя.
- О чем бы ты написал в газету?
- Не знаю. Вот разве о ночном бое. Часто приходилось, знаешь, иногда до двадцати машин ночью поднимал в бой. Вот проблема: не стукнуть своего, не подстрелить его случайно. Очень сложная задача. Ничего, решили.
27 декабря
Хочется записать несколько замечаний об отношении летчиков к бренной человеческой жизни. Постоянно видя смерть рядышком, они привыкли относиться к ней, говоря языком земного человека, бравируя и цинично.
Впервые я столкнулся с этим сидя на квартире у бывшего начальника штаба Щелковской бригады Аркадия Маркова. Он показывал мне фотоальбом аварий и с явным и искренним оживлением повествовал об обстоятельствах гибели друзей.
Чкалов рассказывал, что когда погиб знаменитый летчик Анисимов, он подошел к месту гибели, взял в руки мозги друга, понюхал и сказал: "вчера не пил" и пошел прочь. Рассказывал просто, как обычную вещь.
Павел Головин, повествуя о разбившихся, спокойно и весело говорил "Покойник Леваневский, летая там-то.."
Коккинаки рассказывал как-то о том, как он с Адамом Залевским был на аэродроме в Детском селе. При них происходили прыжки. И вот у двоих парашюты не раскрылись. Адам даже затрясся от удовольствия: "Ну вот - сейчас цирк будет". И очень обиделся, когда раскрылись. Поверхностно судя - Адама над немедля гнать из партии, а на самом деле - добрейший человек, на редкость отзывчивый товарищ.
Да и сам Владимир грешен по этой части. Когда я был у него 24 декабря, он, между прочим, говорил о том, что у них в летной группе освободилось одно место - летчик разбился.
- Летчик он был так себе: по блату устроился на завод, по блату и убился...
Володя считал это вполне естественным и натуральным. Позавчера, читая мне по телефону один рассказик, он чрезвычайно убивался, когда оный мне не понравился. Сам он считал его удачным и читал с явным удовольствием. Речь шла о летчике, который разбился. Вытащили его мешком костей. Все считали его безнадежным, и поэтому доктора отдали его для практики резания и сшивания своим подручным. И все страшно удивились, когда тот выжил. Но сшили его плохо. Володя, смакуя, описывал, какой у него стал безобразный нос, нелепые уши и перекроенная физиономия. "С тех пор он не любил врачей" - так кончался рассказ.
И с трудом я мог ему объяснить, что этот рассказ произведет гнетущее впечатление на читателя. Он не столько понял меня, сколько поверил мне.
- Ишь ты, - говорил он. - А я считал, что все это на самом деле смешно.
1941 год
2 января 1941 года
Вот и еще Новый год. Встречали его довольно весело в Центральном Доме работников искусств. За столом были Федя Решетников, Саша Погосов, Миша Марков, художники Мизин, Низкий, Корнейчук, побыл немного Герасимов.
Была довольно веселая лотерея. Художник Федор Богородский выиграл трусы и тут же на сцене натянул их на брюки, пожадничал, пошел еще раз по чужому билету и получил шкалик молока с соской. Смирнов-Сокольский огреб кролик в клетки и в испуге пятился, Файер выиграл колотого здоровенного гуся, какая-то перезрелая дама отхватила рейтузы и сорочку и ходила по всему залу, показывая их добротность. Михоэлс - приданое для новорожденного, причем ему все распашонки, пеленки и прочее выдавали по штуке, Хромченко - стульчик для малыша (но без горшка, хотя и с дырой), Рейзен - выиграл слона и т.п. и т.д.
До одури танцевала Тамара Ткаченко, до неприличия лезла на Сашку Регина Лазарева.
Миша Марков рассказывал еще подробности посадки "Сибирякова" на камушки.
- Если бы чуть растерялся - было бы как с "Малыгиным". Бердников шляпа, он у меня был помом.
Ругал Бадигина: "Ну это вооще случайный человек в Арктике"
Говорил, что собирается писать продолжение "Дома трудолюбия". Я похвалил книгу и посоветовал дать жизнь, но без походов "Сибирякова" и "Челюскина".
- Нет, только не о них.
Поговорили о том, что исчезает романтика Арктики:
- Да.
31 декабря у нас была напечатана рецензия Анны Караваевой на книгу В.Швейщер "Сталин в туруханской ссылке". Там есть фразы "..автор воспоминаний рассказывает, что в маленькой сибирской избушке была написана вторя часть книги "Марксизм и национальный вопрос", которая была впоследствии выкрадена и, к сожалению, до сих пор не найдена...". и "...на столе лежала книга Розы Люксембург, которую Иосиф Виссарионович читал и переводил на русский..."
В связи с этим на летучке 31 декабря выступил Константинов, который рассказал:
- Вчера дежурный член редколлегии т. Ярославский позвонил по поводу рецензии товарищу Сталину и спросил, верно ли упоминание о второй части книги "Марксизм". Т. Сталин подтвердил: "Да, такая работа была действительно мною написана. Я ее послал из Курайки, но она в дороге была утеряна и действительно до сих пор не найдена".
- Интересна и ссылка на книгу Р.Люксембург. Мы знали, что т. Сталин читает на грузинском, греческом, латинском, сейчас подтверждается, что он уже тогда владел немецким.
Сегодня вечером в редакцию пришел Александр Корнейчук, весь в улыбке, с папкой, где лежала рукопись его новой пьесы комедии "В степях Украины" (из жизни колхозного села). Развернув папку, он достал из нее другую, с тесемками, развязал их, достал листок и подал нам.
Эстеркин, Трегуб, я взяли, читаем. Обалдели! Листок плотной глянцевитой бумаги, вырванной из блокнота (размером на 1/3 меньше тетрадной страницы), исписан с одной стороны и на треть другой синим карандашом, косым почерком.
В нем значилось (привожу почти текстуально, вряд ли совру):
"Многоуважаемый Александр Евдокимович!
Прочел Вашу "В степях Украины". Штука получилась художественно-ценная, веселая-развеселая. Даже слишком веселая. Боюсь, что за разгулом веселья читатель (зритель) может не увидеть содержания.
Между прочим, я внес две поправки на 68 странице. Это для большей ясности.
Привет!
И. Сталин. 28.12.40."
Вот так штука!
- Давайте 68 страницу.
Вставки - дважды по одной фразе - тоже карандашом, но черным. У автора было (по памяти пишу): "..все сейчас с гектара вноси..", Сталин зачеркнул "с гектара" и сделал "..все сейчас вноси с гектара, независимо от роста поголовья..." (что-то в этом духе). И рядом, где говориться "...ишь, как им из Кремля видно..." он добавил: "..разводи сколько хошь, чего угодно, дополнительно платить не надо..."
- А еще что?
- Ничего, только запятые расставил.
Письмо понесли стенографировать, затем решили взять у него одну сцену и опубликовать (так же, как "отличный сценарий" Байдукова). Сел я с Корнейчуком в комнате Эстеркина.
- Почему вы ее послали в Кремль?
- Видите ли, я впервые написал комедию. Сначала начал работать над пьесой о деревенском интеллигенте. Драма. Написал и положил в стол - не то. Решил написать и больших процессах, идущих в деревне. Посмотрел и удивился: самые сложные вещи они решают внешне весело. И тут я решил написать комедию. Написал. Идет она уже на Украине. Зритель доволен, критика хорошо встретила. Перевел ее сам на русский (впервые, раньше меня другие переводили), привез. Встретили холодно. Читаю в комитете по делам искусств. Вдовиченко (начальник управления по делам театра) чего-то пишет. Три листа исписал. А потом говорит: "вот эту реплику надо выкинуть, вот эту, вот эту..." Я подсчитал: 40 штук! Да так от пьесы ничего не останется. Подумал, подумал, запаковал в конверт, написал адрес и отправил почтой. А через 15 дней получил ответ. вызывает меня тут Никита Сергеевич Хрущев и говорит так спокойно, холодно: "Товарищ Сталин прочел Вашу пьесу. Вот тут вам письмо.." У меня руки заходили. Он смеется: "Хорошее, хорошее!"
- А раньше вы встречались?
- Один раз. В 1935 году. Он тогда мне сказал, что пьеса "Платон Кречет" удачна, понравилась, но что кое-что там недоделано, хвалил он также....
Хотя тогда еще не видел, а только смотрел. А Молотов мне сказал, что там же на спектакле "Платон Кречет" они решили повысить ставки врачам. Вот какое дело сделала пьеса! Понравился ему, как мне после говорили, и "Богдан Хмельницкий".
Ругательски ругал Корнейчук "Литературку" и беспринципные споры в Союзе писателей: "Абстрактности у них много".
Между прочим, в последнем номере журнала "Театр" помещен страшный разнос "В степях Украины". Вот попали ребята "пальцем в жопу"!
Звонила мне сегодня академик Л.С.Штерн. Она прислала ответ на новогоднюю анкету в 8 страниц!! Я передал его отделу науки - целый подвалище! Объяснил ей.
- А вы читали?
- Читал.
- Ваше мнение?
- Хорошо.
- А вас не смущает одно положение?
- Какое?
- Я там провожу такую мысль, что исключения не подтверждают, а опровергают правило. Раз исключение - значит правило не все учитывает, не все предусматривает. Закон и правило - это одно и то же.
- Это меня не пугает. Мы за смелые мысли.
- Очень благодарна за поддержку.
8 января
13 января исполняется 23 лет со дня смерти русского авиатора Уточкина. Нужна статья. По сему поводу позвонил я Водопьянову.
- Михаил, ты занимался отцами русской авиации. Напишешь?
- Нет. П двум причинам: послезавтра уезжаю, во-вторых не хочу о нем писать. Я считаю его стяжателем, тщеславным человеком. Для науки он ничего не дал. Не то, что Нестеров.
- Но Нестеров же работал позже. А для практики?
- Для практики тоже мало, хотя дал. Нет, не буду. Вот сценарий тоже делают. Я не согласен.
- Когда вернешься?
- В конце января на новой машине. Вот, покажу тебе штуку. Хороша! Думаю, потом слетать на ней, полетик сделать.
- Механика тебе не надо?
- Я тебя и так всегда возьму. Я на опыте видел, как ты работаешь!
- Ну, доброго тебе пути!
Позвонил Коккинаки.
- Приезжай, потреплемся, - предложил он.
- Нет, не могу.
- Ну, как хочешь.
Несколько дней назад -вечером 5-го января у меня сидел народ: именины Валерки. Часиков в 11 я позвонил ему.
- Приезжай!
- Не могу. Завтра рано лететь, а у меня только горло прошло, боюсь застудить опять. Потом отца сегодня похоронил.
- Где он умер?
- Да в Новороссийске. Старый уже был: 80 лет.
- Дай Бог нам дожить!
- Едешь туда?
- Не могу. Дела зажали. Послал братьев, велел мать сюда тащить.
Сегодня я вспомнил, что он должен был летать.
- Летал 6-го?
- Летал. Три минуты!
- И что?
- Да ничего. Живой! Но это не обязательно должно было быть. Взлетаю (между прочим, в первый раз на этой машине с бомбами), а у меня заварушка. Боком, боком, но взлетел. И вот на 15 метрах сдох мотор. Все аж ахнули, когда взлетел А тут еще такая штука.
- Садиться?
- Сразу? Тогда и сам бы был готов. Верное дело. А от машины не нашли бы и винтика. Держу ее, заразу. А сам думаю: вот-вот на лес сяду. Протянул. Ну, думаю, тогда на провода высокого напряжения. Протянул. Ну, на дамбу, значит. Вот так и летел три минуты. Сделал круг (не то, чтобы круг, а так - вроде того, что твой Валерка кругом называет) и сел. Сел, как попало.
- А машина?
- А что ей сделается: цела. Сегодня летал.
- Что сейчас делаешь?
- В карты с девчатами играю.
Поговорил с ним об Уточкине.
- А ты стукнись к нашим Мафусаилам - Микулину и Поликарпову.
Позвонил. Их нет.
Позвонил Алексееву.
- Нет, я всего 17 лет в авиации. Его не застал.
Рассказал ему о разговоре с Водопьяновым.
- Чепуха. Я, Лазарь Константинович, считаю тщеславие вполне законной чертой. Портит только приставка "тще", она намекает на тщету. Ежели человек не добьется славы - его называют тщеславным, а ежели удача - то он становится уважаемым. Такова жизнь, как таковая.
- Где встретил Новый год?
- У Виктора Чечина, небезызвестного вам деятеля авиации (механика). Но выпили мало.
- Почему?
- Годы, Лазарь Константинович.
- Ну а аварийный-то бочок?
- Аварийный выпили.
- А навигационный запас?
- Нет. Его оставили на весь год. Запасливо.
- Кому же заказать об Уточкине?
- Только не Россинскому. Этот дед авиации напишет воспоминания о ком угодно, даже об Икаре, но все равно будет писать однотонно, то есть только о своих полетах.
Так никому и не заказал, а сел писать передовую о выборах в Верховный Совет СССР от Литвы, Латвии, Эстонии, Бессарабии и Буковины. Выборы - 12 января.
10 января
Вчера у нас был помещен подвал И. Гохберга "Хронологические выписки Маркса по истории России". В втором абзаце второй колонки было написано: "В тринадцатом веке в Россию через Волгу вторглись татары. Главная битва с захватчиками произошла на реке Калке. Русские потерпели поражение". Это - не изложение записей Марскса, а авторское отступление для ясности.
Вчера же в редакцию позвонил т. Сталин. Он упрекнул редакцию в серьезной ошибке: вы свалили вместе в одной фразе, а потому и спутали два важнейших события. Первый раз монголы пришли в Россию с юга, разбили русских на реке Калке и, взяв добычу, ушли обратно. Затем - через Среднюю Азию и Сибирь - через Волгу - пришли опять. Калка в этом случае была уже не причем. Если у вас нет исторически грамотных людей, то хотя бы поглядели в учебнике Шестакова.
Скандал был крупнейший. Пришлось в сегодняшнем номере дать поправку:
"Правда" от 10.01.1941 №10:
"ПОПРАВКА.
Во вчерашнем номере "Правды" в статье "Хронологические выписки Маркса по истории России" допущена неточность. Во втором абзаце сверху (вторая колонка) напечатано: "В тринадцатом веке в Россию через Волгу вторглись татары. Главная битва с захватчиками произошла на реке Калке. Русские потерпели поражение". Следует читать: "В тринадцатом веке монгольская армия на реке Калке разбила соединенные войска русских и половцев. Захватив богатую добычу, монголы ушли в Азию. Через 14 лет после битвы на Калке татаро-монгольские полчища, под предводительством хана Батыя - внука Чингисхана, появились на Волге и снова нанесли поражение войскам русских князей".
20 февраля
Ну вот, опять больше месяца не брался за перо. 15 января выехал в Баку делать полосу о победителях соревнования нефтяников и пробыл там 3 недели. Вернулся в Москву лишь 9 февраля (делал полосу - напечатана 20 января, три корреспонденции "Рождение города - Сумгаита", "Забота", "Дом Низами"), напишу, видимо, еще что-нибудь.
Багиров - секретарь ЦК Азербайджана встретил меня очень тепло. Долго разговаривали. Рассказывал он и о встречах со Сталиным. Поведал, между прочим, любопытный диалог:
- А как работает бухта Ильича? - спросил как-то Сталин
- Плохо.
- Вы что же, нарочно назвали бухтой Ильича?
- Это давно так было названо, товарищ Сталин.
- Имейте в виду: все, что носит имя Ленина должно быть первым, передовым.
Много толковали о нефти. Он очень хорошо в ней разбирается, уделяет 3/4 дня нефтяным делам. И сейчас Бакинская нефть пошла в гору. Сообщил я ему о наметках Наркомнефти о победителях соревнования. Он внес коррективы и попросил их учесть. Я передал редакции, провели.
Посмотрел я в Баку музей им. Сталина. Огромный, пока единственный в Союзе. Сидел в этом музее безвылазно 5 дней. Есть очень любопытные материалы (см. блокноты). Собирался - и собираюсь - писать о нем.
- Напишешь или не напишешь, - говорит Багиров - ты в командировке времени зря не потерял. Работал над собой, не отставал.
Через Гиндина - секретаря БК по нефти - он предложил мне сесть глав. редактором "Бакинского Рабочего". Я вежливо отказался.
Спецкор "Извести" Осипов рассказал мне в Баку интересную историю. Речь шла вечерком у него в номере.
- Вы помните, что раньше снимки депутатов давались обыкновенно без фамилий, писали просто "группа депутатов Верховного Совета" и все (впрочем, это было, кажется, еще и с членами ЦИК). И вот сидим мы однажды на Сессии. Видим, Сталин берет "Правду", просматривает ее бегло, затем задерживается. Обращает внимание сидящего рядом Ворошилова. Потом подзывает Мехлиса, показывает ему что-то в газете, говорит. Ну, думаем, напороли. А вечером все наши фотографы ездили по общежитиям делегатов и устанавливали фамилии, кто снят на снимках. Оказывается, Сталин сказал Мехлису: "Это неправильно. Эти люди - члены правительства, избранники народа. Их надо всемерно уважать, всемерно популяризировать, а вы обращаетесь с ними, как с мебелью. Надо давать фамилии."
Сегодня Эстеркин рассказывал о театральных делах. Оказывается, руководители партии очень часто бывают в театрах, особенно в Большом. Сталин приезжает почти каждую неделю. У него есть свои любимые оперы, балет, артисты. Он очень часто дает указания. Именно по его предложению был изменен финал "Ивана Сусанина", затем он предложил увеличить хор этой оперы "человек на 200-300". Недавно он сказал Самосуду:
- Надо создать оперу, реабилитирующую Ивана Грозного и опричников. В истории русского государства было несколько гигантских фигур, которые и создали национальное русское государство. Мелкие царские правители пытались их снизить до своих размеров. Мы обязаны восстановить истину. Эти фигуры Петр I, Иван Грозный, Борис Годунов. Петра Первого мы реабилитировали, теперь это надо сделать и по отношению к равному ему Ивану Грозному.
Иногда Самосуд не соглашается с его мнением и возражает. Так было, например, по поводу одного эпизода (оплакивание тремя певцами гибели Сусанина), выброшенного Самосудом из оперы. Сталин выразил сожаление об этом и сказал, что этот эпизод стоило бы ввести ("Ведь Глинка чем-то руководствовался, когда его сделал".) Самосуд возражал. По его мнению этот эпизод разряжает обстановку. По Сусанину дальше скорбит весь народ и, наконец, весь народ торжествует победу.
- Если оставить эпизод - это ослабит весь дальнейший эффект. Это неправильно и художественно и политически. Хотите, я покажу Вам оперу с этим эпизодом, и Вы убедитесь, что это так?
- Не надо, Вы правы.
Довольно часто руководители партии бывают во МХАТе, иногда в Малом театре. В филиале Большого, в других - не были ни разу.
21 февраля
В Баку я жил в соседнем номере с Вл. Яхонтовым. Очень подружились, много времени пробыли вместе. Он читал там Маяковского, Есенина, Пушкина. Вечером, в номере, читал "для души" отрывки из "Ромео и Джульеты". Сделано потрясающе. Делился своими планами:
- Знаете, тянет в театр. Я чувствую, что созрел, как актер. Вот приглашает меня Тапров в Камерный. Наверное, пойду. Очень хочется на сцену.
Он очень приятен: здоровый, типично русский детина, типа Есенина, до смерти любящий искусство, чуящий его, веселый, жадный до шутки и женского общества. В Баку он немедленно влюбился и по юношески переживал. Я их снял на фото.
Смеха ради, он читал вслух "правила проживания в гостиницах". Получалось смешно и обидно: мы, грешные, жильцы выглядели в правилах сплошь жульем и воришками.
Я предложил ему устроить клубную программу анекдотов (исторических). Он страшно оживился. "Это очень хорошая мысль, обязательно сделаю" и тут же рассказал несколько анекдотов - новелл.
22 февраля
Крокодильцы (Весенин) рассказывают любопытную историю с Евг. Петровым. Недавно к нему пришел какой-то его бывший сослуживец. Рассказал, что много натерпелся в Одессе, но теперь все хорошо. Сидели, выпивали.
- А где твой орден, Евгений Петрович?
- В шкафу.
На следующий день Петров уезжал в Киев. Перед отъездом хватился - нету ордена. Искать было некогда, и он, страшно расстроенный, уехал. В Киеве он зашел в угрозыск, рассказал. Там его очень хорошо приняли, особенно узнав, что он сам работал в угрозыске.
Утром следующего дня к нему пришел лучший сыщик.
- Есть ли у вас подозрения?
- Нет, только намек.
И он рассказал о посетителе. Сыщик из его же номера позвонил в Одессу и, спустя пять минут, сказал Петрову: "Он вовсе не так чист, как вам кажется".
Затем позвонил в Москву и пять обернулся:
- Он выехал. Не говорил вам, куда собирается?
- Куда-то на Украину.
- Тогда все в порядке.
На следующий день Петрова вызвали в Угрозыск и вручили орден Ленина. Субчика быстро обнаружили в каком-то городе Украины. Туда выехали оперуполномоченные и взяли его. Под орден он уже успел у кого-то получить 5 тысяч рублей.
Вот и тема для рассказа!
2 марта
4 марта из Москвы на север вылетает самолет "Н-169". Его маршрут: Архангельск - вдоль побережья до острова Врангеля, оттуда к району полюса недоступности. Цель - ранняя ледовая разведка. Узнал я об этом случайно. Встретил на улице Митю Черненко, он и рассказал.
Начали у нас полегоньку готовиться. Позавчера я заехал в ГУСМП. Зашел к Папанину. Он как раз уходил, торопился на сессию (ВС СССР).
- Машины не надо Пойдем вместе, проводишь, дорогой поговорим
Мы пошли пешком в Кремль.
- Дело не такое большое, как тебе кажется. Это наше текущее мероприятие. Может быть, и совсем писать не будем. А если будем - надо дать научную статейку.
- Ты напишешь? Подвал?
- Хорошо.
- Слушай, Дмитрич, а что, если мне полететь с ними?
Он подумал.
- Не стоит, полагаю. Ну какой тебе интерес? Писать будут мало, летать ты летал, на севере бывал не раз. Мне не жалко: если Черевичный возьмет лети. Но у меня для тебя есть другое дело - горячее! Только пока не скажу. Еще не разрешен окончательно вопрос.
- А ты в нем будешь участвовать?
- Не знаю.
- Брешешь! Раз "решается", раз "не знаю" - будешь!
- Ну там увидим, - отвечал он уклончиво.
- А если не будешь?
Он расхохотался и ударил меня по плечу.
- Тогда и ты не будешь. Ну пока! Заезжай домой.
- Погоди минуту.
И я рассказал ему, как несколько дней назад мне позвонил какой-то собиратель редкостей и спросил - нет ли у меня каких-нибудь реликвий, связанных с полетом на полюс и Папаниным. Говорят, там играли в карты, нет ли колоды?
- Ну дай ему девятку пик, - посоветовал он.
Перейдя улицу, он вдруг окликнул меня и перебежал ее обратно:
- Ты не обижайся. Как только решится - я все расскажу.
Вернувшись в ГУСМП я попал в водоворот.
Прежде всего увидел летчика Черевичного, штурмана Аккуратова, бортмеханика Шекурова - весь экипаж "Н-169". Они шли на склад получать обмундирование.
- Летим с нами? - предложил Валентин Аккуратов.
- Собирался, да раздумал. Далеко будете садиться?
- Далеко не разрешают. 80о-81о. Там, Бог даст, сядем. Дня два -три просидим. и обратно. Пойдем с нами на склад.
Пошел и расстроился. Люди примеряют малицы, унты, и у меня засосало. Хочется!!
Ушел. Встретил Якова Либина - начальника научной ледяной группы. Когда-то, еще в бытность нашу на острове Рудольфа (он был тогда начальником острова), он развивал мне идею такого научного прыжка и просил даже у Шмидта самолет на такой случай. В 1939 году он должен был идти во главе смены седовцам, которую предполагалось забросить на самолетах. Тогда все уже было готово, изготовлены специальные легкие приборы, снаряжение. Однако, седовцы под нажимом Папанина изъявили желание самим продолжить дрейф, и полет не состоялся. Сейчас он все же летит.
Он рассказал мне о плане потела, коротенько о задачах:
- Вообще все это буднично по нынешним временам. Начиная от Амдермы будем делать вертикальные разрезы. Скажем, от Амдермы до Рудольфа. И так всю дорогу будем идти зигзагами. Знаете, как пьяный идет по улице. Ну, а в конце, если условия будут подходящими, сядем.
В общем, толковали с ним до 12 часов. Два часа!
Сегодня был у меня Герой Советского Союза Бойко. Звание он получил за Карельский перешеек, сейчас учится в Военно-политической академии ("и раньше там учился, а на войну уехал в командировку"). Должен писать статью о защите Отечества в новогодний номер. Толковали о плане. Заговорили о страхе.
- Чувство страха есть. Но только вначале боя, потом пропадает.
26 декабря
Три забавные реплики:
1. Режиссер кино Рошаль выступает всегда патетически, экзальтированно, бия себя в грудь. Эйзенштейн, рассказывая об одном диспуте, сказал:
- Рошаль был весь раскрыт и струны в нем дрожали.
2. На днях закончилась оперная конференция. Было много жарких споров о путях оперного искусства. После в театральных кругах пустили такой аллегорический рассказ:
- В психиатрическую больницу прибыл новый сумасшедший. Решив заняться полезным трудом, он взял гвоздь, повернул его шляпкой к стене и начал забивать. Не выходит. Подошел другой больной: "Ты его не с той стороны стены забиваешь". Ушел через дверь и начал бить. Не выходит. Подошел директор, посмотрел у укорил: "Да этот гвоздь же совсем не от этой стены!"
3. Сидит чета во МХАТе.
- Идель, что это тут нарисовано на занавесе?
- Это? Синяя птица.
- А почему она тогда белая?
Пожал плечами:
- А я знаю?! ...Искания!
Несколько дней назад, числа 16 декабря, был у меня Сеня Супрун. Я его впервые увидел Героем, до этого не видал пару лет. Он успел уже побывать на востоке, потом ездил в командировку в Германию. Последний раз я его видел на следующий день после гибели Чкалова - он диктовал нам воспоминания. Тогда он испытывал второй экземпляр той же машины.
- А что с ней сталось?
- Да ты слышал, вероятно, что я на ней приложился, опрокинулся. Лежал в Боткинской больнице. Ну, что с машиной - сдали в архив. Смотри: Валька на ней убился, Сузи убился, я разбился, еще один летчик выпрыгнул с парашютом. Дальше идти некуда, да если бы она и была годна - все равно ее в часть пускать нельзя. Представляешь, приходит эта машина в часть, садится на нее летчик, год назад окончивший школу, а ему говорят: на ней убился Чкалов, погиб Сузи, бился Супрун. Да его в госпиталь отвезут до того, как он даст газ. Нет, машину с такой биографией пускать нельзя.
- О чем бы ты написал в газету?
- Не знаю. Вот разве о ночном бое. Часто приходилось, знаешь, иногда до двадцати машин ночью поднимал в бой. Вот проблема: не стукнуть своего, не подстрелить его случайно. Очень сложная задача. Ничего, решили.
27 декабря
Хочется записать несколько замечаний об отношении летчиков к бренной человеческой жизни. Постоянно видя смерть рядышком, они привыкли относиться к ней, говоря языком земного человека, бравируя и цинично.
Впервые я столкнулся с этим сидя на квартире у бывшего начальника штаба Щелковской бригады Аркадия Маркова. Он показывал мне фотоальбом аварий и с явным и искренним оживлением повествовал об обстоятельствах гибели друзей.
Чкалов рассказывал, что когда погиб знаменитый летчик Анисимов, он подошел к месту гибели, взял в руки мозги друга, понюхал и сказал: "вчера не пил" и пошел прочь. Рассказывал просто, как обычную вещь.
Павел Головин, повествуя о разбившихся, спокойно и весело говорил "Покойник Леваневский, летая там-то.."
Коккинаки рассказывал как-то о том, как он с Адамом Залевским был на аэродроме в Детском селе. При них происходили прыжки. И вот у двоих парашюты не раскрылись. Адам даже затрясся от удовольствия: "Ну вот - сейчас цирк будет". И очень обиделся, когда раскрылись. Поверхностно судя - Адама над немедля гнать из партии, а на самом деле - добрейший человек, на редкость отзывчивый товарищ.
Да и сам Владимир грешен по этой части. Когда я был у него 24 декабря, он, между прочим, говорил о том, что у них в летной группе освободилось одно место - летчик разбился.
- Летчик он был так себе: по блату устроился на завод, по блату и убился...
Володя считал это вполне естественным и натуральным. Позавчера, читая мне по телефону один рассказик, он чрезвычайно убивался, когда оный мне не понравился. Сам он считал его удачным и читал с явным удовольствием. Речь шла о летчике, который разбился. Вытащили его мешком костей. Все считали его безнадежным, и поэтому доктора отдали его для практики резания и сшивания своим подручным. И все страшно удивились, когда тот выжил. Но сшили его плохо. Володя, смакуя, описывал, какой у него стал безобразный нос, нелепые уши и перекроенная физиономия. "С тех пор он не любил врачей" - так кончался рассказ.
И с трудом я мог ему объяснить, что этот рассказ произведет гнетущее впечатление на читателя. Он не столько понял меня, сколько поверил мне.
- Ишь ты, - говорил он. - А я считал, что все это на самом деле смешно.
1941 год
2 января 1941 года
Вот и еще Новый год. Встречали его довольно весело в Центральном Доме работников искусств. За столом были Федя Решетников, Саша Погосов, Миша Марков, художники Мизин, Низкий, Корнейчук, побыл немного Герасимов.
Была довольно веселая лотерея. Художник Федор Богородский выиграл трусы и тут же на сцене натянул их на брюки, пожадничал, пошел еще раз по чужому билету и получил шкалик молока с соской. Смирнов-Сокольский огреб кролик в клетки и в испуге пятился, Файер выиграл колотого здоровенного гуся, какая-то перезрелая дама отхватила рейтузы и сорочку и ходила по всему залу, показывая их добротность. Михоэлс - приданое для новорожденного, причем ему все распашонки, пеленки и прочее выдавали по штуке, Хромченко - стульчик для малыша (но без горшка, хотя и с дырой), Рейзен - выиграл слона и т.п. и т.д.
До одури танцевала Тамара Ткаченко, до неприличия лезла на Сашку Регина Лазарева.
Миша Марков рассказывал еще подробности посадки "Сибирякова" на камушки.
- Если бы чуть растерялся - было бы как с "Малыгиным". Бердников шляпа, он у меня был помом.
Ругал Бадигина: "Ну это вооще случайный человек в Арктике"
Говорил, что собирается писать продолжение "Дома трудолюбия". Я похвалил книгу и посоветовал дать жизнь, но без походов "Сибирякова" и "Челюскина".
- Нет, только не о них.
Поговорили о том, что исчезает романтика Арктики:
- Да.
31 декабря у нас была напечатана рецензия Анны Караваевой на книгу В.Швейщер "Сталин в туруханской ссылке". Там есть фразы "..автор воспоминаний рассказывает, что в маленькой сибирской избушке была написана вторя часть книги "Марксизм и национальный вопрос", которая была впоследствии выкрадена и, к сожалению, до сих пор не найдена...". и "...на столе лежала книга Розы Люксембург, которую Иосиф Виссарионович читал и переводил на русский..."
В связи с этим на летучке 31 декабря выступил Константинов, который рассказал:
- Вчера дежурный член редколлегии т. Ярославский позвонил по поводу рецензии товарищу Сталину и спросил, верно ли упоминание о второй части книги "Марксизм". Т. Сталин подтвердил: "Да, такая работа была действительно мною написана. Я ее послал из Курайки, но она в дороге была утеряна и действительно до сих пор не найдена".
- Интересна и ссылка на книгу Р.Люксембург. Мы знали, что т. Сталин читает на грузинском, греческом, латинском, сейчас подтверждается, что он уже тогда владел немецким.
Сегодня вечером в редакцию пришел Александр Корнейчук, весь в улыбке, с папкой, где лежала рукопись его новой пьесы комедии "В степях Украины" (из жизни колхозного села). Развернув папку, он достал из нее другую, с тесемками, развязал их, достал листок и подал нам.
Эстеркин, Трегуб, я взяли, читаем. Обалдели! Листок плотной глянцевитой бумаги, вырванной из блокнота (размером на 1/3 меньше тетрадной страницы), исписан с одной стороны и на треть другой синим карандашом, косым почерком.
В нем значилось (привожу почти текстуально, вряд ли совру):
"Многоуважаемый Александр Евдокимович!
Прочел Вашу "В степях Украины". Штука получилась художественно-ценная, веселая-развеселая. Даже слишком веселая. Боюсь, что за разгулом веселья читатель (зритель) может не увидеть содержания.
Между прочим, я внес две поправки на 68 странице. Это для большей ясности.
Привет!
И. Сталин. 28.12.40."
Вот так штука!
- Давайте 68 страницу.
Вставки - дважды по одной фразе - тоже карандашом, но черным. У автора было (по памяти пишу): "..все сейчас с гектара вноси..", Сталин зачеркнул "с гектара" и сделал "..все сейчас вноси с гектара, независимо от роста поголовья..." (что-то в этом духе). И рядом, где говориться "...ишь, как им из Кремля видно..." он добавил: "..разводи сколько хошь, чего угодно, дополнительно платить не надо..."
- А еще что?
- Ничего, только запятые расставил.
Письмо понесли стенографировать, затем решили взять у него одну сцену и опубликовать (так же, как "отличный сценарий" Байдукова). Сел я с Корнейчуком в комнате Эстеркина.
- Почему вы ее послали в Кремль?
- Видите ли, я впервые написал комедию. Сначала начал работать над пьесой о деревенском интеллигенте. Драма. Написал и положил в стол - не то. Решил написать и больших процессах, идущих в деревне. Посмотрел и удивился: самые сложные вещи они решают внешне весело. И тут я решил написать комедию. Написал. Идет она уже на Украине. Зритель доволен, критика хорошо встретила. Перевел ее сам на русский (впервые, раньше меня другие переводили), привез. Встретили холодно. Читаю в комитете по делам искусств. Вдовиченко (начальник управления по делам театра) чего-то пишет. Три листа исписал. А потом говорит: "вот эту реплику надо выкинуть, вот эту, вот эту..." Я подсчитал: 40 штук! Да так от пьесы ничего не останется. Подумал, подумал, запаковал в конверт, написал адрес и отправил почтой. А через 15 дней получил ответ. вызывает меня тут Никита Сергеевич Хрущев и говорит так спокойно, холодно: "Товарищ Сталин прочел Вашу пьесу. Вот тут вам письмо.." У меня руки заходили. Он смеется: "Хорошее, хорошее!"
- А раньше вы встречались?
- Один раз. В 1935 году. Он тогда мне сказал, что пьеса "Платон Кречет" удачна, понравилась, но что кое-что там недоделано, хвалил он также....
Хотя тогда еще не видел, а только смотрел. А Молотов мне сказал, что там же на спектакле "Платон Кречет" они решили повысить ставки врачам. Вот какое дело сделала пьеса! Понравился ему, как мне после говорили, и "Богдан Хмельницкий".
Ругательски ругал Корнейчук "Литературку" и беспринципные споры в Союзе писателей: "Абстрактности у них много".
Между прочим, в последнем номере журнала "Театр" помещен страшный разнос "В степях Украины". Вот попали ребята "пальцем в жопу"!
Звонила мне сегодня академик Л.С.Штерн. Она прислала ответ на новогоднюю анкету в 8 страниц!! Я передал его отделу науки - целый подвалище! Объяснил ей.
- А вы читали?
- Читал.
- Ваше мнение?
- Хорошо.
- А вас не смущает одно положение?
- Какое?
- Я там провожу такую мысль, что исключения не подтверждают, а опровергают правило. Раз исключение - значит правило не все учитывает, не все предусматривает. Закон и правило - это одно и то же.
- Это меня не пугает. Мы за смелые мысли.
- Очень благодарна за поддержку.
8 января
13 января исполняется 23 лет со дня смерти русского авиатора Уточкина. Нужна статья. По сему поводу позвонил я Водопьянову.
- Михаил, ты занимался отцами русской авиации. Напишешь?
- Нет. П двум причинам: послезавтра уезжаю, во-вторых не хочу о нем писать. Я считаю его стяжателем, тщеславным человеком. Для науки он ничего не дал. Не то, что Нестеров.
- Но Нестеров же работал позже. А для практики?
- Для практики тоже мало, хотя дал. Нет, не буду. Вот сценарий тоже делают. Я не согласен.
- Когда вернешься?
- В конце января на новой машине. Вот, покажу тебе штуку. Хороша! Думаю, потом слетать на ней, полетик сделать.
- Механика тебе не надо?
- Я тебя и так всегда возьму. Я на опыте видел, как ты работаешь!
- Ну, доброго тебе пути!
Позвонил Коккинаки.
- Приезжай, потреплемся, - предложил он.
- Нет, не могу.
- Ну, как хочешь.
Несколько дней назад -вечером 5-го января у меня сидел народ: именины Валерки. Часиков в 11 я позвонил ему.
- Приезжай!
- Не могу. Завтра рано лететь, а у меня только горло прошло, боюсь застудить опять. Потом отца сегодня похоронил.
- Где он умер?
- Да в Новороссийске. Старый уже был: 80 лет.
- Дай Бог нам дожить!
- Едешь туда?
- Не могу. Дела зажали. Послал братьев, велел мать сюда тащить.
Сегодня я вспомнил, что он должен был летать.
- Летал 6-го?
- Летал. Три минуты!
- И что?
- Да ничего. Живой! Но это не обязательно должно было быть. Взлетаю (между прочим, в первый раз на этой машине с бомбами), а у меня заварушка. Боком, боком, но взлетел. И вот на 15 метрах сдох мотор. Все аж ахнули, когда взлетел А тут еще такая штука.
- Садиться?
- Сразу? Тогда и сам бы был готов. Верное дело. А от машины не нашли бы и винтика. Держу ее, заразу. А сам думаю: вот-вот на лес сяду. Протянул. Ну, думаю, тогда на провода высокого напряжения. Протянул. Ну, на дамбу, значит. Вот так и летел три минуты. Сделал круг (не то, чтобы круг, а так - вроде того, что твой Валерка кругом называет) и сел. Сел, как попало.
- А машина?
- А что ей сделается: цела. Сегодня летал.
- Что сейчас делаешь?
- В карты с девчатами играю.
Поговорил с ним об Уточкине.
- А ты стукнись к нашим Мафусаилам - Микулину и Поликарпову.
Позвонил. Их нет.
Позвонил Алексееву.
- Нет, я всего 17 лет в авиации. Его не застал.
Рассказал ему о разговоре с Водопьяновым.
- Чепуха. Я, Лазарь Константинович, считаю тщеславие вполне законной чертой. Портит только приставка "тще", она намекает на тщету. Ежели человек не добьется славы - его называют тщеславным, а ежели удача - то он становится уважаемым. Такова жизнь, как таковая.
- Где встретил Новый год?
- У Виктора Чечина, небезызвестного вам деятеля авиации (механика). Но выпили мало.
- Почему?
- Годы, Лазарь Константинович.
- Ну а аварийный-то бочок?
- Аварийный выпили.
- А навигационный запас?
- Нет. Его оставили на весь год. Запасливо.
- Кому же заказать об Уточкине?
- Только не Россинскому. Этот дед авиации напишет воспоминания о ком угодно, даже об Икаре, но все равно будет писать однотонно, то есть только о своих полетах.
Так никому и не заказал, а сел писать передовую о выборах в Верховный Совет СССР от Литвы, Латвии, Эстонии, Бессарабии и Буковины. Выборы - 12 января.
10 января
Вчера у нас был помещен подвал И. Гохберга "Хронологические выписки Маркса по истории России". В втором абзаце второй колонки было написано: "В тринадцатом веке в Россию через Волгу вторглись татары. Главная битва с захватчиками произошла на реке Калке. Русские потерпели поражение". Это - не изложение записей Марскса, а авторское отступление для ясности.
Вчера же в редакцию позвонил т. Сталин. Он упрекнул редакцию в серьезной ошибке: вы свалили вместе в одной фразе, а потому и спутали два важнейших события. Первый раз монголы пришли в Россию с юга, разбили русских на реке Калке и, взяв добычу, ушли обратно. Затем - через Среднюю Азию и Сибирь - через Волгу - пришли опять. Калка в этом случае была уже не причем. Если у вас нет исторически грамотных людей, то хотя бы поглядели в учебнике Шестакова.
Скандал был крупнейший. Пришлось в сегодняшнем номере дать поправку:
"Правда" от 10.01.1941 №10:
"ПОПРАВКА.
Во вчерашнем номере "Правды" в статье "Хронологические выписки Маркса по истории России" допущена неточность. Во втором абзаце сверху (вторая колонка) напечатано: "В тринадцатом веке в Россию через Волгу вторглись татары. Главная битва с захватчиками произошла на реке Калке. Русские потерпели поражение". Следует читать: "В тринадцатом веке монгольская армия на реке Калке разбила соединенные войска русских и половцев. Захватив богатую добычу, монголы ушли в Азию. Через 14 лет после битвы на Калке татаро-монгольские полчища, под предводительством хана Батыя - внука Чингисхана, появились на Волге и снова нанесли поражение войскам русских князей".
20 февраля
Ну вот, опять больше месяца не брался за перо. 15 января выехал в Баку делать полосу о победителях соревнования нефтяников и пробыл там 3 недели. Вернулся в Москву лишь 9 февраля (делал полосу - напечатана 20 января, три корреспонденции "Рождение города - Сумгаита", "Забота", "Дом Низами"), напишу, видимо, еще что-нибудь.
Багиров - секретарь ЦК Азербайджана встретил меня очень тепло. Долго разговаривали. Рассказывал он и о встречах со Сталиным. Поведал, между прочим, любопытный диалог:
- А как работает бухта Ильича? - спросил как-то Сталин
- Плохо.
- Вы что же, нарочно назвали бухтой Ильича?
- Это давно так было названо, товарищ Сталин.
- Имейте в виду: все, что носит имя Ленина должно быть первым, передовым.
Много толковали о нефти. Он очень хорошо в ней разбирается, уделяет 3/4 дня нефтяным делам. И сейчас Бакинская нефть пошла в гору. Сообщил я ему о наметках Наркомнефти о победителях соревнования. Он внес коррективы и попросил их учесть. Я передал редакции, провели.
Посмотрел я в Баку музей им. Сталина. Огромный, пока единственный в Союзе. Сидел в этом музее безвылазно 5 дней. Есть очень любопытные материалы (см. блокноты). Собирался - и собираюсь - писать о нем.
- Напишешь или не напишешь, - говорит Багиров - ты в командировке времени зря не потерял. Работал над собой, не отставал.
Через Гиндина - секретаря БК по нефти - он предложил мне сесть глав. редактором "Бакинского Рабочего". Я вежливо отказался.
Спецкор "Извести" Осипов рассказал мне в Баку интересную историю. Речь шла вечерком у него в номере.
- Вы помните, что раньше снимки депутатов давались обыкновенно без фамилий, писали просто "группа депутатов Верховного Совета" и все (впрочем, это было, кажется, еще и с членами ЦИК). И вот сидим мы однажды на Сессии. Видим, Сталин берет "Правду", просматривает ее бегло, затем задерживается. Обращает внимание сидящего рядом Ворошилова. Потом подзывает Мехлиса, показывает ему что-то в газете, говорит. Ну, думаем, напороли. А вечером все наши фотографы ездили по общежитиям делегатов и устанавливали фамилии, кто снят на снимках. Оказывается, Сталин сказал Мехлису: "Это неправильно. Эти люди - члены правительства, избранники народа. Их надо всемерно уважать, всемерно популяризировать, а вы обращаетесь с ними, как с мебелью. Надо давать фамилии."
Сегодня Эстеркин рассказывал о театральных делах. Оказывается, руководители партии очень часто бывают в театрах, особенно в Большом. Сталин приезжает почти каждую неделю. У него есть свои любимые оперы, балет, артисты. Он очень часто дает указания. Именно по его предложению был изменен финал "Ивана Сусанина", затем он предложил увеличить хор этой оперы "человек на 200-300". Недавно он сказал Самосуду:
- Надо создать оперу, реабилитирующую Ивана Грозного и опричников. В истории русского государства было несколько гигантских фигур, которые и создали национальное русское государство. Мелкие царские правители пытались их снизить до своих размеров. Мы обязаны восстановить истину. Эти фигуры Петр I, Иван Грозный, Борис Годунов. Петра Первого мы реабилитировали, теперь это надо сделать и по отношению к равному ему Ивану Грозному.
Иногда Самосуд не соглашается с его мнением и возражает. Так было, например, по поводу одного эпизода (оплакивание тремя певцами гибели Сусанина), выброшенного Самосудом из оперы. Сталин выразил сожаление об этом и сказал, что этот эпизод стоило бы ввести ("Ведь Глинка чем-то руководствовался, когда его сделал".) Самосуд возражал. По его мнению этот эпизод разряжает обстановку. По Сусанину дальше скорбит весь народ и, наконец, весь народ торжествует победу.
- Если оставить эпизод - это ослабит весь дальнейший эффект. Это неправильно и художественно и политически. Хотите, я покажу Вам оперу с этим эпизодом, и Вы убедитесь, что это так?
- Не надо, Вы правы.
Довольно часто руководители партии бывают во МХАТе, иногда в Малом театре. В филиале Большого, в других - не были ни разу.
21 февраля
В Баку я жил в соседнем номере с Вл. Яхонтовым. Очень подружились, много времени пробыли вместе. Он читал там Маяковского, Есенина, Пушкина. Вечером, в номере, читал "для души" отрывки из "Ромео и Джульеты". Сделано потрясающе. Делился своими планами:
- Знаете, тянет в театр. Я чувствую, что созрел, как актер. Вот приглашает меня Тапров в Камерный. Наверное, пойду. Очень хочется на сцену.
Он очень приятен: здоровый, типично русский детина, типа Есенина, до смерти любящий искусство, чуящий его, веселый, жадный до шутки и женского общества. В Баку он немедленно влюбился и по юношески переживал. Я их снял на фото.
Смеха ради, он читал вслух "правила проживания в гостиницах". Получалось смешно и обидно: мы, грешные, жильцы выглядели в правилах сплошь жульем и воришками.
Я предложил ему устроить клубную программу анекдотов (исторических). Он страшно оживился. "Это очень хорошая мысль, обязательно сделаю" и тут же рассказал несколько анекдотов - новелл.
22 февраля
Крокодильцы (Весенин) рассказывают любопытную историю с Евг. Петровым. Недавно к нему пришел какой-то его бывший сослуживец. Рассказал, что много натерпелся в Одессе, но теперь все хорошо. Сидели, выпивали.
- А где твой орден, Евгений Петрович?
- В шкафу.
На следующий день Петров уезжал в Киев. Перед отъездом хватился - нету ордена. Искать было некогда, и он, страшно расстроенный, уехал. В Киеве он зашел в угрозыск, рассказал. Там его очень хорошо приняли, особенно узнав, что он сам работал в угрозыске.
Утром следующего дня к нему пришел лучший сыщик.
- Есть ли у вас подозрения?
- Нет, только намек.
И он рассказал о посетителе. Сыщик из его же номера позвонил в Одессу и, спустя пять минут, сказал Петрову: "Он вовсе не так чист, как вам кажется".
Затем позвонил в Москву и пять обернулся:
- Он выехал. Не говорил вам, куда собирается?
- Куда-то на Украину.
- Тогда все в порядке.
На следующий день Петрова вызвали в Угрозыск и вручили орден Ленина. Субчика быстро обнаружили в каком-то городе Украины. Туда выехали оперуполномоченные и взяли его. Под орден он уже успел у кого-то получить 5 тысяч рублей.
Вот и тема для рассказа!
2 марта
4 марта из Москвы на север вылетает самолет "Н-169". Его маршрут: Архангельск - вдоль побережья до острова Врангеля, оттуда к району полюса недоступности. Цель - ранняя ледовая разведка. Узнал я об этом случайно. Встретил на улице Митю Черненко, он и рассказал.
Начали у нас полегоньку готовиться. Позавчера я заехал в ГУСМП. Зашел к Папанину. Он как раз уходил, торопился на сессию (ВС СССР).
- Машины не надо Пойдем вместе, проводишь, дорогой поговорим
Мы пошли пешком в Кремль.
- Дело не такое большое, как тебе кажется. Это наше текущее мероприятие. Может быть, и совсем писать не будем. А если будем - надо дать научную статейку.
- Ты напишешь? Подвал?
- Хорошо.
- Слушай, Дмитрич, а что, если мне полететь с ними?
Он подумал.
- Не стоит, полагаю. Ну какой тебе интерес? Писать будут мало, летать ты летал, на севере бывал не раз. Мне не жалко: если Черевичный возьмет лети. Но у меня для тебя есть другое дело - горячее! Только пока не скажу. Еще не разрешен окончательно вопрос.
- А ты в нем будешь участвовать?
- Не знаю.
- Брешешь! Раз "решается", раз "не знаю" - будешь!
- Ну там увидим, - отвечал он уклончиво.
- А если не будешь?
Он расхохотался и ударил меня по плечу.
- Тогда и ты не будешь. Ну пока! Заезжай домой.
- Погоди минуту.
И я рассказал ему, как несколько дней назад мне позвонил какой-то собиратель редкостей и спросил - нет ли у меня каких-нибудь реликвий, связанных с полетом на полюс и Папаниным. Говорят, там играли в карты, нет ли колоды?
- Ну дай ему девятку пик, - посоветовал он.
Перейдя улицу, он вдруг окликнул меня и перебежал ее обратно:
- Ты не обижайся. Как только решится - я все расскажу.
Вернувшись в ГУСМП я попал в водоворот.
Прежде всего увидел летчика Черевичного, штурмана Аккуратова, бортмеханика Шекурова - весь экипаж "Н-169". Они шли на склад получать обмундирование.
- Летим с нами? - предложил Валентин Аккуратов.
- Собирался, да раздумал. Далеко будете садиться?
- Далеко не разрешают. 80о-81о. Там, Бог даст, сядем. Дня два -три просидим. и обратно. Пойдем с нами на склад.
Пошел и расстроился. Люди примеряют малицы, унты, и у меня засосало. Хочется!!
Ушел. Встретил Якова Либина - начальника научной ледяной группы. Когда-то, еще в бытность нашу на острове Рудольфа (он был тогда начальником острова), он развивал мне идею такого научного прыжка и просил даже у Шмидта самолет на такой случай. В 1939 году он должен был идти во главе смены седовцам, которую предполагалось забросить на самолетах. Тогда все уже было готово, изготовлены специальные легкие приборы, снаряжение. Однако, седовцы под нажимом Папанина изъявили желание самим продолжить дрейф, и полет не состоялся. Сейчас он все же летит.
Он рассказал мне о плане потела, коротенько о задачах:
- Вообще все это буднично по нынешним временам. Начиная от Амдермы будем делать вертикальные разрезы. Скажем, от Амдермы до Рудольфа. И так всю дорогу будем идти зигзагами. Знаете, как пьяный идет по улице. Ну, а в конце, если условия будут подходящими, сядем.