Де Чарльз. Городские легенды

   «Только не такую, как у Дорна», — подумала она. Не ту силу, которая разрушает, а ту, которая возвращает больше, чем берет. Ну вот как когда... когда играешь с группой. Когда тебе есть, что сказать, и ты пытаешься сделать это со всей честностью, на которую способна. И если у тебя получается, между тобой и слушателями вспыхивает искра, сила начинает перетекать от тебя к слушателям и обратно, с каждым разом ее становится все больше, так что после концерта ты сходишь со сцены, содрогаясь от набранной энергии.
   Лорио улыбнулась. И пошла по дороге вперед, с каждым новым шагом все полнее отдаваясь пути. Она шла, а в ее ушах нарастал гул. Обычное время словно устремилось в другие коридоры, оставив ее в пространстве, где часы текли по другим законам. Колеса незнакомых созвездий вертелись над ее головой. Пейзаж по обе стороны дороги тоже не стоял на месте: холмы, леса, пустыни, горы, морские берега сменяли друг друга, пока она снова не оказалась среди тех же холмов, откуда начала свой путь.
   Здесь она остановилась. Пульсирующая энергия, от которой сверкало и искрилось все вокруг, переполняла ее. Пряные ароматы дразнили ее ноздри. В дующем с холмов ветре чудился звук синтезатора, дремотный и далекий. А под ее ногами, точно в благодарность за то, что она прошла ее всю, мерцала дорога.
   Этой дороге нет конца, поняла Лорио. Она просто идет и идет по кругу. Иногда она бывает длиннее, иногда короче. Но все время продолжается. А потому неважно, куда идти или откуда, важен лишь сам путь и то, как ты идешь по нему. И каждый раз все будет по-новому.
   Порывшись в памяти, Лорио нашла среди полученных от Элдери знаний ответ на вопрос, как сойти с дороги. В проулок, с которого началось ее сегодняшнее путешествие, она решила не возвращаться. Она выбрала совсем другое место и решительно шагнула прямо туда. Дорога и холмы некоторое время еще мерцали у нее перед глазами, потом растаяли.
   Помещение больше походило на комнату, чем на клетку, и только запах дезинфектанта и неистребимая вонь обезьянника, пропитавшие бетонные стены и пол, говорили о том, что это все-таки зоопарк. Свет проникал только через зарешеченную переднюю стену, но и его было достаточно, чтобы Лорио увидела, как Элдери поднял голову при ее появлении. Выражение отцовской гордости разлилось по его обезьяньей физиономии. Некоторое время Лорио смущенно стояла посреди клетки, потом огляделась, убедилась, что они одни, и, скребя подошвами тяжелых сапог по бетонному полу, подошла к Элдери.
   — Привет, — сказала она, присаживаясь на корточки.
   — Здравствуй и ты.
   — Как себя чувствуешь?
   Слабая улыбка тронула его губы.
   — Только что полегчало.
   — Доктора тебя починили?
   — А, конечно. Они тут свое дело знают. Видишь, я ведь живой. — Он умолк, потом нежно положил руку на ее плечо. — Ты нашла дорогу?
   Лорио улыбнулась:
   — Да, и все остальное, что ты запихнул в мою голову, тоже. Кстати, как ты это сделал?
   Она не спрашивала зачем. Она прошла дорогу и знала, что кто-то всегда должен за нее отвечать. Он выбрал ее.
   — Когда-нибудь я тебе покажу, когда поправлюсь. А в Лесу ты была?
   — Нет. Решила отложить это удовольствие до тех пор, когда мы сможем пойти туда вместе.
   — Что-нибудь... неприятное видела?
   Ей вспомнился сон про Махалая. И Дорн, когда он стоял перед ней в проулке как оживший кошмар. Не будь он так самоуверен, легко мог бы спустить на нее своих псов.
   — Ага, — сказал Элдери, увидев образы, которые мелькали в ее сознании. — Дорн. Эх, жаль, я не видел, как ты с ним разделалась.
   — Ты что читаешь мои мысли?
   — Только то, что ты сама проецируешь на меня.
   — А. — Лорио поудобнее устроилась на полу. — А он быстро завял, правда? Прямо как тот полрек, который напал на нас в переулке.
   Элдери пожал плечами:
   — Дорн — не самое большое зло. Он может держать в подчинении только одного пса зараз. И, как все злодеи мелкого пошиба, любит корчить из себя важную шишку. Но ты все равно молодец, что с ним справилась. А тот полрек — просто ты оказалась сильнее. И быстрее.
   От его похвалы Лорио зарделась.
   — Ну а теперь? — спросил Элдери. — Что ты будешь делать дальше?
   — О Господи... да откуда я знаю. Буду, наверное, присматривать за твоим участком дороги, пока ты не поправишься.
   — Я старею, — ответил Элдери. — Мне трудно будет без тебя обойтись, даже когда я совсем поправлюсь. Их, — он не назвал имени Махалая и его приспешников, но Лорио и так поняла, кого он имеет в виду, — их больше, чем нас. И дорог тоже немало.
   — Ничего, с этим мы справимся, — ответила Лорио, все еще возбужденная путешествием по дороге. — Это просто.
   — На дороге опасно, — предупредил ее Элдери. — Полрек может застать врасплох или налетишь на целую стаю. И Дорн не один такой, есть еще свирепее, злее. Но, — добавил он, заметив, как скисла Лорио, — там и интересного тоже немало. Вот подожди, увидишь обезьянье дерево-головоломку, на которое слетаются птицы из разных миров, это, я тебе доложу, зрелище. А еще в Лесу живут друзья, я тебя с ними потом познакомлю: Жакка, Мабена...
   Его язык начал заплетаться.
   — Ты устал, — заметила Лорио.
   Элдери кивнул.
   — Завтра зайду, — пообещала она. — А ты ложись отдыхай. У нас еще будет время и с друзьями встретиться, и друг друга узнать получше.
   Улыбаясь, она встала. Элдери, не отрываясь, смотрел на нее.
   —  Bahtalo drom,— сказал он. — В приблизительном переводе с цыганского это значит «следуй добрым путем».
   — Обязательно, — ответила Лорио. — Может, это и не цыганский путь, но наверняка добрый.
   — Не цыганский? А разве ты не цыганка?
   — Отчасти, — ухмыльнулась она. — Хотя в основном обычная панка.
   Элдери только головой покачал. Лорио подняла руку в прощальном жесте, затем потянулась мыслью к дороге, которая приведет ее домой, нашла. Ступила на нее и исчезла. Элдери, довольно улыбаясь, откинулся на подстилку и позволил сну снова заявить о своих правах.

Священный огонь

   Жизнь — она не вечна,
   Смерть лишь бесконечна,
   Любая река беспечно
   Когда-нибудь к морю свернет.
   Из фольклора Британских островов

записано Стивеном Галлахером

   По радио бесновались «10 000 маньяков», — я имею в виду название группы, а не настоящих сумасшедших; передавали их последний сингл, отчетливый голос Натали Мерчант был в этом хаосе звуков как бальзам на душу.
    Поговори со мной...
   Разговоры лечат... Действительно, иной раз просто выложишь кому-нибудь все как на духу, и легче становится. Тут и психфак заканчивать не надо, и так ясно. Главное, найти того, кто тебя выслушает.
   Ники Строу это уже проходил. Он бы пошел на что угодно, лишь бы помогло, но все было без толку. Нет, от его беды есть только одно спасение, и он долго боролся с собой, прежде чем принял эту истину. И все равно ему трудно приходится, ведь его работе конца не видно. Уберешь одного урода, тут же другой, откуда ни возьмись, летят, как мухи на кусок дерьма.
   Устал он порядок наводить. Бежать устал. А еще больше устал от одиночества.
    Поговори со мной...
   Из своей засады в кустах он слышал каждое слово. На одном краю расстеленного на земле покрывала стоял бум-бокс и знай себе качал музыку, а на другом сидела она и читала «Как вызвать ветер», книжку рассказов Кристи Риделла. Надо же, она даже похожа чем-то на Натали Мерчант. Те же темные глаза, волосы; та же хрупкость. Одета, правда, получше. Никаких тебе платьев из уцененки и прочего барахла, из-за которого Мерчант выглядит настоящей старухой; простенькая белая футболка с надписью «Университет Батлера» и ярко-желтые спортивные шорты, вот и все. На ногах белые кроссовки «Рибок», шнурки под цвет шорт; на голове красный ободок.
   С неба сочился слабый свет. Скоро и его не будет. Может, тогда она наконец соберет вещички и уйдет.
   От сидения на корточках у Ники затекли колени. Он поерзал, перенося тяжесть тела с ноги на ногу.
   Может, на этот раз и обойдется, но надежды нет. Не с его везением.
   Везет ему как утопленнику.
    Поговори со мной...
   «Но ведь я говорил, — подумал он. — По крайней мере, пытался. А толку?»
   Вот и приходится опять возвращаться к тому единственному способу, который еще ни разу его не подводил.
 
   Звали ее Луэнн. Луэнн Сомерсон.
   Она подобрала его в Катакомбах — вряд ли найдется еще одно местечко, такое непохожее на зеленую гавань парка Фитцгенри, как это, по крайней мере не в Ньюфорде. Трущобный район, пустыня в сердце сияющего всеми цветами неоновой радуги города. Целые кварталы полуразрушенных или обветшавших без присмотра многоэтажек. Здесь жгут свои костры бездомные, слоняются подростки с пивом, наркота трясущимися руками меняет скомканные купюры на тугие пакетики скоротечного блаженства, алкаши спят в пропахших блевотиной и мочой парадных, а из копов появляются только те, которые работают на мафию, — получить свою плату.
   Здесь же скрываются и уроды, дожидаясь, когда госпожа Ночь выйдет на прогулку. Темноты ждут. Они любят местечки потемнее, где легче спрятаться, да и он тоже. По пряткам он теперь специалист не хуже их, а может, и получше. А иначе разве остался бы он в живых?
   Луэнн подошла к нему, когда он сидел на асфальте, привалившись спиной к стене крайнего дома в Катакомбах, и, глядя в сторону Грейси-стрит, где медленно, но верно затихала дневная суматоха, поджидал уродов. Ноги он вытянул чуть не до середины тротуара, как бомж или пьяный. Роль давалась ему легко: трехдневная щетина, нечесаные волосы, заскорузлая одежда и два десятицентовика в кармане делали его игру убедительной. Спешащие по домам прохожие перешагивали через него или обходили стороной, никто даже не посмотрел в его сторону дважды. Так, скользнут взглядами, и дальше. И тут появилась она.
   Сначала она остановилась, потом присела, чтобы не стоять над ним. Глянь-ка, какая чистенькая да здоровенькая, и что она только делает в этом бомжатнике?
   — По-моему, тебе не мешало бы поесть, — сказала она.
   — Ты, что ли, платить будешь?
   Она кивнула.
   Ники только тряхнул головой:
   — Никак адреналина не хватает, дамочка, или еще чего? А вдруг я бандит какой?
   Она опять кивнула, чуть заметно улыбнулась.
   — Ну конечно, — ответила. — Разбойник с большой дороги. Ты же Ники Строу. Мы вместе в двести первой английской группе учились, помнишь?
   Он-то давно ее узнал, только надеялся, что она его не вспомнит. Ведь того парня, о котором она говорит, больше нет.
   — Я знаю, что такое невезуха, — добавила она, видя, что он не отвечает. — Поверь мне, я тоже это испытала.
   «Ничего ты не испытала, — подумал он. — Такое, через что прошел я, тебе даже и не снилось».
   — Ты — Луэнн Сомерсон, — выдавил он наконец.
   Она улыбнулась:
   — Позволь мне угостить тебя обедом, Ники.
   Именно этого он и хотел избежать, хотя с самого начала знал, что все равно не получится. Если уж охота заведет тебя в родной город, во что-нибудь в таком роде обязательно вляпаешься. Здесь нельзя слиться с фоном, прикинуться бомжом. Кто-нибудь обязательно узнает.
   «Эй, Ники, привет! Как жизнь? Как жена, дочка?»
   Можно подумать, им не все равно. Может, попробовать для разнообразия сказать правду? Помнишь, когда мы были маленькие, то верили, что в шкафах прячутся такие страшные твари? Сюрприз. Как-то раз одна из них вылезла ночью и отжевала моей жене и дочке головы.
   — Ну пойдем же, — настаивала Луэнн.
   Она уже поднялась и стояла перед ним. Он тянул время, надеясь, что ей надоест и она уйдет. Но она не уходила, так что пришлось и ему тоже вставать.
   — И часто ты это делаешь? — спросил он.
   Она покачала головой:
   — В первый раз.
   Хватит и одного раза...
   — Вообще-то я такая же как все, — продолжала она. — Притворяюсь, что не вижу, как кто-то умирает с голоду в канаве. Но когда я тебя узнала, то не смогла пройти мимо.
   «А зря», — подумал он.
   От его молчания ей стало не по себе, и чтобы скрыть неловкость, она болтала всю дорогу по Йор-стрит.
   — А может, пойдем ко мне? — предложила она наконец. — Почистишься заодно. Чед — это мой бывший — оставил кое-какую одежду, тебе подойдет.
   И тут же смущенно примолкла. Поняла, как ему, должно быть, тяжело, что она встречает его в таком виде.
   — Я...
   — Было бы здорово, — оттаял он.
   Ее улыбка была ему наградой. Сколько в ней тепла, того гляди растаешь. Уроду на целый месяц хватило бы.
   — Так что этот твой парень, Чед, — спросил он, — давно ушел?
   Улыбка погасла.
   — Три с половиной недели назад, — ответила она.
   Так вот в чем дело. Ничто так не помогает забыть о собственных неприятностях, как встреча с тем, кому еще хуже.
   — Дурак он, я тебе скажу, — сказал он вслух.
   — Ты... Спасибо, Ники. Наверное, именно это мне и нужно было услышать.
   — Эй, я же бомж, забыла? У меня времени — вагон, знай себе придумывай, что бы такое полюбезнее сказать.
   — Ты никогда не был бездельником, Ники.
   — Что делать, времена меняются.
   Намек был понят. Остаток пути она рассказывала ему о книге, которую начала читать накануне.
   Луэнн жила на МакКенит-стрит, в самом центре Нижнего Кроуси, дорога туда заняла минут пятнадцать. Квартирка находилась на втором этаже, прямо над кафетерием, где продавали ливанскую еду; поднимались туда по отдельной лесенке, крутой и узкой, которая начиналась на тротуаре и приводила вас на балкончик, откуда была хорошо видна вся улица.
   Квартира еще носила следы недавнего раздела имущества. У окна на оранжевом упаковочном ящике стоял усилитель, но ни проигрывателя, ни колонок нигде не было видно. Плотные ряды книг в шкафу справа от окна зияли пустотами: тут и там не хватало томов. Два плетеных стула в ярких матерчатых чехлах стояли посреди комнаты, но ни приставных столиков, ни большого стола при них не было. Вместо него Луэнн приспособила другой ящик, на котором в данный момент валялись какие-то журналы, поверх них, одна в другой, расположились две немытые тарелки, а грязные кружки — похоже, все, какие были у нее в хозяйстве, — занимали каждый дюйм свободного пространства. Маленький черно-белый «Зенит» примостился на нижней полке книжного шкафа, переносной кассетник — рядом. Пара темных прямоугольников на обоях свидетельствовала о том, что еще недавно здесь висели картины. На полу, у одного из стульев, громоздилась примерно двухнедельная кипа газет.
   Она стала было извиняться за беспорядок, но тут же улыбнулась и только пожала плечами.
   Ники ответил вымученной улыбкой. Можно подумать, он будет претензии ей предъявлять, это с его-то видом.
   Она проводила его в ванную. Когда, приняв душ и побрившись, он вышел оттуда, одетый в вельветовые штаны и льняную рубашку Чеда, которые были ему велики как минимум на размер, на крохотном столике в кухне уже ждали салат, пара бокалов и закупоренная бутылка вина, а на плите шкворчали свиные отбивные в сухарях и картошка.
   Желудок Ники отреагировал на умопомрачительные ароматы еды голодным бурчанием.
   За обедом она немного поговорила о своем неудавшемся браке — без всякой горечи, скорее с грустью, — но больше вспоминала университет и добрые старые деньки. Скоро Ники понял, что, кроме того семинара по английскому, ничего общего в их прошлом не было; но перебивать не стал, а сидел и слушал ее рассказы о событиях, которые он припоминал с большим трудом, и о людях, которые и тогда значили для него очень мало, а теперь и подавно.
   Ну и ладно, зато они хоть уродами не были. А кто их знает, поправился он. Просто тогда он еще не умел отличать уродов от остальных.
   — Господи, да ты же меня совсем не слушаешь, — сказала вдруг Луэнн.
   Они уже поели и теперь сидели в гостиной и пили кофе. Кстати, он оказался не прав: еще пара чистых чашек в буфете нашлась.
   — Нет, слушаю, — ответил он.
   Она снова улыбнулась ему своей особой улыбкой, только на этот раз в ней была заметна легкая грусть.
   — Конечно слушаешь. Просто я все о себе да о себе болтаю. Ну а ты, Ники? Что случилось с тобой?
   — Со мной...
   Ну и с чего начать? Что ей соврать такое?
   Чем хороши бомжи: они никогда не задают вопросов. Что бы ни привело тебя на улицу, их это не касается. А порядочным людям вечно подавай всякие почему, да как, да что из этого следует.
   Пока он сидел и думал, что ответить, она, кажется, поняла, какой промах совершила.
   — Извини, — сказала она. — Если не хочешь об этом говорить...
   — Дело не в этом, — ответил Ники. — Просто...
   — Трудно начать?
   Точнее, невозможно. Но, как ни странно, Ники и впрямь хотелось рассказать ей все. Объяснить. Разделить с ней свое бремя. Даже предупредить, она ведь как раз из тех, на кого так падки уроды.
   Огонь внутри нее горел так ярко, что кожа, казалось, вот-вот заискрится, как высоковольтный провод под напряжением, обращая в бегство тени. Он ослеплял, как удар молнии, и мягко золотился, как мед, и все это в одно и то же время. Он искорками плясал в ее глазах, вспыхивал в ее улыбке. Рано или поздно целая свора уродов нападет на ее след, им это как наркоману дорожку кокаина вынюхать.
   — Понимаешь, есть такие... твари, — медленно начал он. — С виду они такие же, как ты да я, ну по крайней мере ночью так кажется, но они... они не люди.
   Ее лицо приняло озадаченное выражение, чему он нисколько не удивился.
   — Они уроды, — продолжал он. — Не знаю, как они устроены и откуда взялись, но природа их точно не создавала. Они кормятся нами, нашими надеждами, снами, нашей жизненной силой. Они как... Ну, наверное, как вампиры, лучше сравнения не подберешь. Увяжутся за тобой раз, и больше уже не стряхнешь. Они от тебя не отстанут, пока не выжмут досуха.
   Ее изумление на глазах перерастало в тревогу, но Ники чувствовал, что, раз начав, не остановится, пока не выложит все.
   — А ты... — начало было она.
   — А я, — предупредил он ее вопрос, — охочусь на них.
 
   Песня «10 000 маньяков» отгремела, и бум-бокс тут же огласил угасающий день новой. На этот раз Ники не узнал группу, но пульсирующий ритм был ему знаком. Певец кричал что-то про горящие постели.
   Тем временем Луэнн положила книгу и потянулась.
   «Ну, давай, — подумал Ники. — Вставай и уходи. Давай же. Пока можно».
   Но вместо этого она растянулась на покрывале, руки за голову, и уставилась в темнеющее небо, слушая музыку. Может, первой звезды дожидается.
   Желание загадать.
   Ее собственный огонь горел ярче любой звезды. В такт ее мыслям он то вспыхивал, то затухал снова.
   Притягивая уродов.
   Ники стиснул кулаки. Усилием воли заставил себя смотреть в другую сторону. Но и с закрытыми глазами от огня некуда было деваться. Его жар согревал Ники даже на расстоянии, словно он бок о бок лежал рядом с ней на покрывале. Его пульс участился, вторя биению ее сердца.
   То же самое чувствуют и уроды. Этого они хотят больше всего на свете, этого жаждут, этим живут. Но этого-то они и не получат, он им не даст.
   Искры жизни.
   Священного огня.
   Он больше не мог отворачиваться. Ему просто необходимо было увидеть, хотя бы один раз, как горит, пылает ее огонь...
   Открыв глаза, он увидел, что парк Фитцгенри накрыли сумерки. А среди их расплывчатых теней праздничным костром сияла Луэнн.
 
   — В каком смысле — охотишься? — спросила она.
   — Я их убиваю, — ответил Ники.
   — Но...
   — Понимаешь, они не люди. Просто похожина нас, только лица у них сидят криво и в телах им неудобно, как в новом костюме или в слишком большой одежде.
   И он потянул за ворот данной ему взаймы рубахи. Она смотрела на него, не говоря ни слова, прежняя улыбка исчезла бесследно. В глазах поселился страх.
   «Ну, все, — подумал он. — Добился своего, теперь вставай и уходи».
   Но, раз начав, он уже не мог остановиться. Все, что накопилось в его душе за долгие годы одинокой охоты, неудержимо рвалось наружу.
   — Они выходят на улицы ночью, — говорил он. — В темноте их трудно отличить от обычных людей. Когда слышишь их шаркающую походку, можно подумать, что это плетется какой-нибудь пьяница или немощная старуха кошелочница, но никак не чудовище. Они — уроды, их пища — огонь, который делает нас людьми.
   — Ка... какой еще огонь?
   Он коснулся рукой груди.
   — Который у нас вот здесь, — пояснил он. — И сильнее всего их тянет к тем, чье пламя горит особенно ярко, — добавил он. — Как у тебя.
   Она отодвинулась от стола вместе со стулом, явно готовясь вскочить и бежать, куда глаза глядят. И тут до нее дошло, что бежать-то некуда. Едва она это поняла, как страх, поселившийся в ее глазах еще прежде, превратился в панический, обездвиживающий ужас. Что бы она ни сделала, он все равно доберется до нее первым.
   — Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал он. — Если бы кто-нибудь пришел ко мне с такой историей еще до того, как я... узнал про них...
   («Мама! Папа! — звала его дочь. — Чудовища хотят меня утащить!»
   Он успокоил ее тогда. Показал, что в шкафу никого нет. А про окно и пожарную лестницу за ним даже не подумал. Ему и в голову не пришло, что уроды залезут по ней и возьмут обеих, его жену и дочь, когда он будет на работе.
   Правда, тогда он еще ничего о них не знал. )
   Он уставился в стол, откашлялся. Когда он снова поднял на нее взгляд, боль в его глазах могла сравниться разве что с ее ужасом.
   — Если бы кто-нибудь пришел с такой историей ко мне, — продолжал он, — я бы тоже решил, что его надо запереть в психушке, в камере с обитыми войлоком стенами, и ключ подальше запрятать. Но теперь я так не думаю. Потому что вижу их. Узнаю на улицах. Стоит один раз убедиться, что они существуют, и никогда больше не усомнишься.
   И не забудешь.
   — И ты... ты просто убиваешь этих людей? — спросила она.
   Голос ее был еле слышен, почти сошел на шепот. Одна и та же мысль беспрестанно вертелась в голове. Остального она просто не слышала.
   — Я же тебе объясняю, они не люди, — начал было он, но тут же в отчаянии покачал головой.
   Что толку? На что он вообще надеялся, затевая этот разговор? Что она скажет: «Ой, какой ты молодец, я хочу тебе помогать! Давай кол подержу осиновый, пока ты ешь. Еще чесночку во второе, дорогой?»
   Только они не вампиры. Он не знал, что они такое, но был уверен, что они опасны.
   Уроды.
   — Они обо мне тоже знают, — продолжал он. — Сколько лет я охочусь за ними, столько и они охотятся за мной, только я слишком быстро бегаю, им не угнаться. Но рано или поздно я сделаю ошибку, и тогда они меня поймают. Или копы запрут меня в камеру, где я не протяну и ночи. Уроды тут же пронюхают и явятся всей компанией, не успеешь оглянуться...
   Он умолк.
   Ее нижняя губа дрожала. Глаза были напуганные, как у зверька, который попал в ловушку и видит, как к нему приближается охотник.
   — Ладно, пойду я, — сказал он.
   Притворяясь, будто не заметил выражения недоверчивого облегчения, промелькнувшего в ее глазах, он встал из-за стола. Подошел к балконной двери, задержался возле нее на мгновение.
   — Я не хотел тебя пугать, — сказал он.
   — Я... ты...
   Он покачал головой:
   — Не надо было мне сюда приходить.
   — Я...
   Она по-прежнему не могла и двух слов связать. Не верила, что в живых осталась. Ему было не по себе оттого, что он так ее расстроил, но, в конце концов, может, оно и к лучшему. Не станет в следующий раз кого попало домой приводить. Может, и уроды ее не найдут.
   — Ты все-таки подумай о том, что я тебе сказал, — добавил он, открывая дверь. — Что если я прав?
   С этими словами он шагнул за порог и плотно закрыл дверь.
   Когда ему было нужно, он двигался очень быстро, это помогало ему выживать. Пока она подошла к окну и выглянула наружу, он уже спустился с лестницы, перешел улицу и свернул в темную подворотню между рестораном для яппи и книжным магазином — оба были уже закрыты. Оттуда ему было хорошо видно, как она оглядывает улицу, высматривая его.
   Зато она его не видела.
   «Вот и дальше пусть так будет», — решил он.
 
 
   Он вылез из кустов, маска его лица странно подергивалась и плыла в неверном свете. Луэнн как раз крутила ручку настройки своего бум-бокса, перебирая каналы. Она не видела его до тех пор, пока он не оказался прямо у нее за спиной. Тут она обернулась, и вся кровь отлила у нее от лица. Пытаясь бежать, она опрокинулась на спину и застыла в таком положении, не в силах ни оторвать от него взгляд, ни вскрикнуть. Он рванулся вперед...
   Но Ники оказался быстрее. Охотничий нож, который он носил в ножнах под рубашкой, сам прыгнул ему в руку, заточенный край лезвия тускло блеснул. Он схватил урода за ворот и рванул на себя. Не успел тот и пальцем шевельнуть, как Ники по самую рукоятку вогнал лезвие ему в живот и одним движением выпустил кишки. Хлынула кровь, заливая обоих.
   Он слышал визг Луэнн. Чувствовал, как бьется в предсмертных судорогах урод. На губах было солоно от его крови. Но мысли его были далеко, память перенесла его за годы и километры отсюда, в крохотную квартирку, где остались лежать его жена и дочка, умерщвленные уродами, которые, как говорила малышка, жили в шкафу ее комнаты...
   Урод выскользнул из его хватки и растянулся на траве. Ники бросил нож. Посмотрел на Луэнн, точно впервые заметил ее присутствие. Она стояла на коленях, уставившись на него и убитого им урода так, словно перед ней были два инопланетянина.