Страница:
— Что, есть еще порох в пороховницах или как? — спросила Люсия, дуя на свои ногти.
Эми расхохоталась, и они начали шлепать друг друга по ладоням до тех пор, пока у обеих не зазвенело в ушах. Тогда они откинулись на спинку парковой скамьи.
— Держу пари, что я проведу время куда лучше, чем ты, — сказала Эми немного погодя. — Мне случалось помогать Шарон. Если ей и удается что-нибудь организовать, то лишь потому, что всегда находится кто-то, кто делает это за нее.
Люсия мрачно кивнула:
— Ты мне будешь рассказывать.
Эми зашла домой поесть и переодеться, и только потом села в метро и поехала на север, в Верхний Фоксвилль. Красясь перед зеркалом, она разглядывала себя, пока не пришла к выводу, что выглядит чересчур бледной. От одной мысли о том, что она, возможно, заболевает, у нее снова защекотало в горле, и она закашлялась. По дороге к метро она зашла в аптеку и купила пастилок от кашля. Горлу стало легче, зато закружилась голова.
По-хорошему, ей бы надо было пойти домой и лечь, но она пообещала Люсии, да и Катрина вызывала у нее искреннюю симпатию. Ну ничего, посидит у нее недолго и пойдет.
Дело уже было к ночи, когда она добралась наконец до улицы, на которой стоял дом Люсии. Едва завернув за угол, она остановилась, потому что увидела знакомую миниатюрную фигурку, которая спустилась с крыльца того подъезда, где жила Люсия, и направилась в сторону, противоположную той, откуда шла Эми. Она хотела было окликнуть Катрину, но что-то ее остановило. Любопытство овладело ею, и она молча пошла за ней по пятам.
Не терять Катрину из виду было проще простого — облако ее золотых волос вспыхивало в свете каждого фонаря, под которым она проходила, и, казалось, посылало отражение глянцевого блеска в окружающую тьму. Следуя за ней, Эми дошла до МакНил-стрит, где девушка сразу повернула на запад. Шагала она целеустремленно, но в то же время как-то устало, хотя и неизменно грациозно.
«Бедная девочка», — подумала Эми.
Не раз и не два ей хотелось нагнать Катрину, но любопытство неизменно оказывалось сильнее, и она уговаривала себя не спешить, подождать еще немного. Поскольку Катрина никого в Ньюфорде не знала, — если верить Люсии, она и самого Ньюфорда не знала, — Эми представить себе не могла, куда та направляется.
Когда МакНил-стрит уперлась в Ли-стрит, Катрина перешла на другую сторону улицы и спустилась по берегу Кикахи к самой воде. Повернула и зашагала вдоль реки на юг, не останавливаясь ни на минуту, пока не оказалась под мостом на Грейси-стрит. Там начинался забор, за которым громоздилась мрачная, без единого фонаря руина лесопилки, погружая все вокруг в густую тьму. Металлическая изгородь протянулась достаточно далеко, чтобы идущий вдоль нее человек совершенно выпал из поля зрения наблюдателей, если те находятся в более обжитых кварталах вокруг. По другую сторону реки тоже не было ничего, кроме пустых складов.
Эми снова заспешила, страх, что Катрина сделает с собой что-нибудь нехорошее, гнал ее вперед. Река в этом месте образовывала небольшую стремнину, ее волны текли под уклон, перескакивая через изломанные каменные плиты, которые остались от железнодорожного моста, рухнувшего несколько лет тому назад. Городские власти нашли деньги, чтобы убрать самые большие обломки, но с тех пор река быстрее бежала по сузившемуся руслу. Многие распрощались с жизнью в этом месте — и не всегда несчастный случай.
«Мэтт этого не стоит», — хотела сказать она Катрине. Никто этого не стоит.
Но она снова резко затормозила, так и не успев нагнать Катрину. Подавила кашель, который раздирал ей горло, потом привалилась к изгороди, так внезапно закружилась у нее голова. Но не внезапная дурнота заставила ее замереть на месте. Просто она заметила, как кое-что подскакивает среди торопливых волн.
Света почти не было, так, рассеянное мерцание фонарей в паре кварталов вверх по течению, но ей хватило и этого, чтобы разглядеть в воде четыре силуэта. Они были такие же хрупкие и грациозные, как Катрина, их волосы тоже напоминали золотую пряжу, с той только разницей, что у них они были коротко подстрижены, оттеняя резкие, заостренные черты. «И глаза у них, наверное, такие же синие, как у нее», — подумала Эми.
Что они тут делают?
Новая волна головокружения нахлынула на нее. Спина заскользила по изгороди, и она остановилась только сидя на корточках на земле. Ей пришло в голову, что так будет ниже падать, если она все-таки упадет в обморок, вспоминала она потом. Ухватившись для надежности за столб изгороди, она снова повернулась к реке.
Катрина подошла ближе к берегу и теперь стояла, протягивая руки к женщинам в воде. Когда расстояние между ними и берегом сократилось, сердце Эми забилось в бешеном ритме — она поняла, что у них нет ног. Они передвигались в воде, отталкиваясь чешуйчатыми рыбьими хвостами. Ошибиться она не могла: ей было хорошо видно, как длинные хвостовые плавники вспенивают поверхность.
«Русалки, — подумала Эми, задыхаясь. — Это же русалки».
Но это же невозможно. Как это могло быть возможно?
И кто же тогда Катрина?
Их фигуры начали расплываться у нее перед глазами. Сначала ей казалось, что она смотрит сквозь тюль, потом — как будто сквозь окно с двойным остеклением, да еще под углом, отчего все образы искажались и накладывались друг на друга.
Она усиленно заморгала. Попыталась поднять руки к лицу и потереть костяшками пальцев глаза, но ее вдруг охватила такая слабость, что она только и смогла, что скорчиться у основания изгороди, едва-едва не падая лицом в траву.
Тем временем женщины в реке все приближались, а Катрина стояла уже у самого края воды. Катрина подняла свои волосы и снова отпустила их, так что они тяжелым облаком упали ей на спину. Потом показала на женщин.
— Отрезаны и проданы, — сказала одна.
— Все.
— Мы отдали их Марагрин.
— Ради тебя, сестра.
— Мы поменяли золото на серебро.
Пока русалки говорили, Эми прижалась лицом к столбу. Наверное, из-за того, что у нее кружилась голова, их голоса, казалось, окружают ее со всех сторон. Их хор не затихал ни на мгновение, стоило умолкнуть одной, как тут же подхватывала другая, слова сливались воедино, голоса были звонче колокольчиков, слаще меда и чисты, о, как чисты.
— Она дала нам вот это.
Русалка, что была ближе всех к берегу, высунулась из воды. В ее руке что-то сверкнуло ярким серебром. Нож.
— Пронзи его сердце.
— Выкупайся в его крови.
— Тогда твои ноги срастутся вновь.
— И ты вернешься к нам.
— О, сестрица.
Катрина опустилась на колени у самой кромки воды. Взяла нож из рук русалки и осторожно положила его себе на колени.
— Он тебя не любит.
— Он никогда тебя не полюбит.
Женщины придвинулись ближе к ней. Они протягивали из воды руки, их пальцы нежно касались лица и плеч Катрины.
— Ты должна сделать это — не позднее чем послезавтра с первым лучом зари.
— Иначе ты станешь пеной.
— Сестрица, пожалуйста.
— Вернись к тем, кто любит тебя.
Катрина склонила голову, не отвечая. Одна за другой русалки нырнули в речную стремнину и скрылись. Эми в своем укрытии попыталась встать — она знала, что Катрина вот-вот той же самой дорогой пойдет назад, и не хотела, чтобы она застала ее здесь, — но подняться, даже держась за столб изгороди, оказалось невозможно. Тем временем Катрина отошла от реки и направилась в ее сторону, осторожно держа нож в одной руке.
Когда их взгляды встретились, новая волна головокружения нахлынула на Эми, словно цунами, и девушке показалось, будто земля закачалась у нее под ногами, но это она сама соскользнула в истоптанную траву. Она закрыла глаза и позволила тьме унести ее прочь.
Было уже далеко за полдень, когда Эми очнулась на софе в студии Люсии. Неожиданное окружение и солнечный свет, падающий под непривычным углом, на мгновение сбили ее с толку, так что она не сразу поняла, где находится, но зато противная тошнота прошла. «Наверное, подцепила какой-нибудь вирус, который действует не больше двадцати четырех часов», — подумала она, опуская ноги на пол и откидываясь на подушки дивана.
Люсия оторвалась от журнала, который читала, сидя за кухонным столом. Отложила его, встала и подошла к дивану.
— Ну, ты меня вчера и удивила: прихожу вечером домой, а ты тут спишь, — сказала она. — Катрина сказала, что тебе стало плохо, потому она и устроила тебя на диване, а сама спала на полу. А как ты сейчас себя чувствуешь, ma cherie?
Слова Люсии заставили Эми задуматься. Что-то в них противоречило ее собственным путаным воспоминаниям о случившемся накануне.
— Ну да... Наверное, так и было, — сказала она наконец. Обвела студию глазами. — А где Катрина?
—: Взяла у меня денег на автобус и поехала все-таки на мыс Гартнетт. Истинная любовь побеждает все, n'est-ce pas [38]?
Эми подумала о русалках в Кикахе, о Катрине, стоящей на коленях у края воды, о серебряном ноже.
— О, черт, — сказала она.
— Что такое?
— Я...
Эми не знала что сказать. Увиденное накануне казалось бессмыслицей. Она заболевала, у нее кружилась голова, может быть, начинался бред. Но в то же время все было так по-настоящему.
— Пронзи его сердце... выкупайся в его крови...
Она покачала головой. Нет, этого просто не могло быть. Никаких русалок на свете не бывает. А что если бывают? Что если Катрина прихватила с собой серебряный нож, отправившись на концерт к Мэтту? Что если она сделает то, о чем говорили те... русалки...
— Ты должна это сделать— не позднее, чем послезавтра до первого луча...
Что если...
— Иначе станешь пеной...
Это на самом деле?
Она наклонилась в поисках своих туфель и нашла их у одного из ящиков, которые служили основанием кофейного столика. Надела их и встала с постели.
— Мне надо идти, — сказала она Люсии.
— Куда идти? Что происходит?
— Не знаю. И объяснять некогда. Потом все расскажу.
Люсия шла за ней через всю студию до самой двери.
— Эми, ты как-то странно себя ведешь.
— Со мной все в порядке, — ответила Эми. — Честное слово.
Однако до нормального самочувствия ей было еще далеко. Она была слаба и совсем не хотела глядеть в зеркало из страха увидеть в нем бледный призрак собственного лица. Но выбора не было.
Если то, что она видела прошлой ночью, было на самом деле...
Люсия с сомнением покачала головой:
— А ты уверена, что...
Эми задержалась ровно на столько, чтобы чмокнуть подругу в щеку, и вышла.
Найти машину оказалось несложно. У ее брата Пита их было две, и он давно привык, что она может в любой момент явиться к нему с просьбой одолжить на некоторое время одну из них, и радовался только, что не нужен ей в качестве шофера. К семи вечера она была уже в пути, гнала пожирающий бензин «шевроле» по старому шоссе вдоль озера на запад, на полдороге до места остановилась перекусить на стоянке дальнобойных грузовиков, и прибыла на мыс Гарнетта ровно к началу первого отделения концерта Мэтта.
Она нашла его «фольксваген»-фургон — настоящий антиквариат, как любила поддразнивать его она, и поставила свою машину рядом. Бар Мерфи, где сегодня вечером играл Мэтт, представлял собой нечто вроде ветхого бревенчатого сарая с оштукатуренным фасадом. Он ютился на самой оконечности мыса, от которого получила свое название деревня, и сразу за его задним фасадом уходил в озеро длинный причал. Из-за привязанных к нему лодок не было видно воды.
Эми зашла с фасада, где трещала и оранжево поплевывала неоновая вывеска с названием бара, и вошла внутрь под знакомые звуки песни Леона Россельсона «Мир вверх тормашками» в исполнении Мэтта. Слушатели, как ни странно, обращали внимание на музыку, что редко случается в такой дыре, как эта. Эми пришло в голову, что вряд ли хотя бы третья часть собравшихся догадывается, что эта песня имеет какое-то отношение к социализму.
Публика была смешанная: волосатые хиппи-опрощенцы в джинсах, небеленой холстине и цветастом ситце, хозяева нескольких немеханизированных ферм к западу от деревни; местные жители, которые здесь родились и, скорее всего, здесь же и умрут, тоже в джинсе, только пили они заметно больше и отдавали предпочтение фланелевым рубашкам и бейсболкам, футболкам и резиновым сапогам; и дачники из тех, что еще не заперли свои коттеджи на зиму, — мешанина рубашек для гольфа, штанов-"варенок" и коротких юбок, среди которых затесалась даже одна капитанская фуражка, самая настоящая, с кокардой, все как положено.
Эми приставила ладонь козырьком и стала высматривать Катрину, но той нигде не было видно. Пару минут спустя она пробралась к бару, взяла себе пива и устроилась за угловым столиком, где к ней вскоре присоединились пара мамаш-хиппи и высокий тощий мужик с потупленными глазами и длиннющими волосами, собранными сзади в хвост, который спускался ниже пояса. Они сначала поздоровались со всеми вокруг, и только потом устроились поудобнее на своих стульях и стали слушать музыку.
Мэтт пел и играл, а Эми все больше и больше недоумевала, что она вообще здесь делает. Даже закрыв глаза и сосредоточившись, она не могла сколько-нибудь отчетливо воскресить в памяти фантастические образы прошлой ночи. А что если она увидела их в бреду? Или в беспамятстве добралась до квартиры Люсии, отключилась на ее диване и ей все просто приснилось?
Когда первая часть концерта кончилась, Мэтт подошел к ее столику.
— А тебя каким ветром сюда занесло, Скаллан? — спросил он.
Она пожала плечами:
— Да вот, дай, думаю, поеду посмотрю, как ты тут без нас справляешься.
Веселые морщинки обозначились вокруг его глаз.
— Ну и как же?
— Неплохо. — Она представила его своим соседям по столику, потом спросила: — Подышать пойти не хочешь?
Он кивнул и пошел за ней наружу. Они прислонились к задней дверце чьего-то «бронко» и стали разглядывать одну из двух деревенских улиц, которая была видна из конца в конец. Она тянулась с севера на юг, от зарослей кустарника до берега озера. Вторая была просто рядом домов, которые выстроились вдоль шоссе, прорезавшего деревню насквозь.
— Так ты видел Катрину? — спросила Эми.
Мэтт кивнул:
— Да, мы с ней вчера днем прошлись по рынку.
— Ты хочешь сказать, что ее сейчас здесь нет?
— Нет, насколько я знаю.
Эми вздохнула. Слава богу! Но если Катрина взяла у Люсии денег не для того, чтобы поехать сюда, то куда же она тогда направилась?
— А что это ты так за нее волнуешься? — спросил Мэтт.
Эми начала было придумывать какой-то предлог, но потом подумала: «Да какого черта! Должен же хоть кто-то быть честным».
— Просто я за нее беспокоюсь.
Мэтт кивнул. Поковырял носком ботинка гравий, но ничего не сказал.
— Я знаю, что это не мое дело, — сказала Эми.
— Правильно. Не твое. — В его голосе не было никакой горечи. Только усталость.
— Дело просто в том, что...
— Послушай, — сказал он, поворачиваясь к Эми, — она хорошая девочка, это верно. Наверное, мы с ней не совсем правильно начали, но я стараюсь это исправить. Пока что я хочу быть только ее другом. Если потом из этого что-нибудь выйдет, хорошо. Но я не стану торопить события. Пусть все идет как идет. По-твоему, это неправильно?
Эми покачала головой. И тут у нее захватило дух. Впервые за все время их знакомства Мэтт по-настоящему разговаривал с ней вне сцены и не на репетиции. Слушал, что она ему говорит, и честно отвечал. Защитная стена еще, конечно, не рухнула, но все-таки в ней приоткрылась крохотная брешь.
— По-моему, она тебя любит, — сказала Эми.
Мэтт вздохнул:
— Рановато как-то, не находишь? Скорее похоже на увлечение. Не исключено, что еще день-два и она его перерастет.
— Ну, не знаю. Мне кажется, что если ты хочешь быть честным по отношению к ней, тебе надо быть хоть немного...
— Только не надо мне говорить об ответственности, — перебил ее Мэтт. — Если кто-то в тебя влюбился, это еще не означает, что ты ему что-то должна. Я не могу управлять чувствами, которые возникают ко мне у других людей...
«Вот тут-то ты ошибаешься, — подумала Эми. — Если бы ты чаще вел себя, как все остальные люди, вот так, как сейчас...»
... и уж тем более не собираюсь строить свою жизнь в соответствии с их чувствами и планами. Я вовсе не хочу показаться эгоистом, просто я хочу... Ну, не знаю. Чтобы никто не лез мне в душу.
— Но если не отдавать хотя бы маленькую частичку себя, как же тогда узнать, что такое любовь?
— А если отдавать слишком много и слишком быстро, то не получишь ничего, кроме боли.
— Но...
— О, черт, — сказал Мэтт, бросая взгляд на часы. — У меня же еще вторая часть. — И он оттолкнулся от «бронко». — Слушай, мне правда жаль, если я не такой, каким меня хотят видеть люди, но что поделать.
«Почему ты не сказал мне этого раньше, когда мы были вместе?» — вертелось на языке у Эми. Но она кивнула и просто ответила:
— Я знаю.
— Ты идешь?
Она покачала головой:
— Попозже.
— Ну, мне надо...
— Я знаю. — И она показала ему, чтобы он уходил. — Ногу сломать или еще что-нибудь.
Едва он зашел внутрь, как она отошла от «бронко» и, шурша гравием, зашагала через автостоянку к поросшей травой обочине. По ней она дошла до газона сбоку от здания и спустилась к самому озеру. Там она остановилась, прислушиваясь к песне Мэтта, которая доносилась через открытое окно. Она глядела на лодки, выстроившиеся вдоль причала. Какой-то всплеск на дальнем конце деревянной дорожки привлек ее внимание, она посмотрела туда и увидела одинокий силуэт — человек сидел спиной к берегу и, похоже, только что выбросил в воду какой-то предмет.
И тут на Эми снизошло редкое прозрение. В одну секунду она поняла, что это Катрина сидит там, болтая ногами в воде и распустив по спине длинные волосы, а предмет, только что брошенный ею в воду, — серебряный кинжал. Эми почти видела, как он, медленно кружась, опускается в глубины озера.
Она поколебалась немного — ровно столько, чтобы хватило на два-три глубоких вдоха, — подождала, не появятся ли сестры Катрины, потом медленно двинулась к дальнему концу причала. Звук ее шагов по деревянным доскам заставил Катрину обернуться. Она коротко кивнула и снова уставилась на озеро.
Эми села рядом. Немного помедлив, она одной рукой обняла Катрину за узкие плечики и привлекла ее к себе, точно хотела утешить. Они долго сидели так. Вода плескалась об опоры причала под ними. Слева, из рощи, доносился крик совы, протяжный печальный звук. На стоянку перед баром въехал грузовик. Хлопнула сначала одна дверца, потом другая, люди громко засмеялись и тут же скрылись в баре.
Под боком у Эми зашевелилась Катрина. Ее руки задвигались, но Эми только покачала головой.
— Мне жаль, — сказала она. — Но я не понимаю, что ты говоришь.
Катрина изобразила, как будто ведет машину: обе руки подняты перед собой, пальцы сжимают невидимое рулевое колесо.
Эми кивнула:
— Взяла машину у брата.
Катрина показала пальцем сначала на себя, потом на Эми, и снова изобразила рулевое колесо.
— Ты хочешь, чтобы я тебя куда-то отвезла?
Катрина кивнула.
Эми оглянулась на бар:
— А как же Мэтт?
Катрина покачала головой. Она умоляюще сложила ладони, ее взгляд был красноречивее любых слов. Пожалуйста.
Эми долго смотрела на нее, потом медленно кивнула:
— Хорошо. Я подвезу тебя. Куда поедем?
Но Катрина только поднялась на ноги и зашагала по пирсу назад к берегу. Когда они уже сидели в «шевроле», она ткнула пальцем в отделение для перчаток.
— Можно, — сказала Эми.
Пока она заводила машину, Катрина выудила оттуда целую охапку дорожных карт. Просмотрела их все, выбрала одну, на которой был изображен весь северный берег озера. Развернула ее, положила на приборную доску между ними и ткнула в какое-то место к западу от Ньюфорда. Эми пригляделась внимательнее. Это оказалось там, где речка Далфер изливала свои воды в озеро. Тонкий пальчик Катрины упирался прямо в прибрежную часть публичного парка.
— Господи, — сказала Эми. — Да мы туда всю ночь ехать будем. Хорошо, если к рассвету доберемся.
Катрина только пожала плечами, и Эми вспомнились слова ее сестер, которые она слышала прошлой ночью.
Не позднее чем послезавтра с первым светом.
Послезавтра — это значит завтра. Завтрана рассвете.
Иначе станешь пеной.
Она поглядела на Катрину, и ее пробрала дрожь.
— Скажи мне, что происходит, — попросила она. — Катрина, пожалуйста. Может, я смогу тебе помочь.
Но Катрина только печально покачала головой. Снова изобразила, как будто ведет машину, сомкнув пальцы вокруг невидимого руля.
Эми вздохнула. Выжала сцепление, вырулила со стоянки. Катрина, вопросительно подняв брови, потянулась к радио. Когда Эми кивнула, она включила его и медленно поворачивала ручку настройки до тех пор, пока не поймала «Радио Ньюфорд» в FM-диапазоне. Для «Ночного шума» Зои Би было еще слишком рано, так что они ехали на восток в сопровождении Мэрайи Кэри, братьев Воэн и прочей подобной компании.
За всю дорогу никто из них не произнес ни слова; Катрина просто не могла, а Эми была слишком подавлена. Она не понимала, что происходит. Ее не покидало чувство, будто она попала в греческую трагедию. Все реплики уже написаны, сюжет стремится к заранее предопределенной развязке, и она ничего не может изменить. Только Мэтт мог бы, но он не любит Катрину, и это не его вина. Нельзя ведь заставить любить насильно.
Его стремление закрыться от людей было ей непонятно. Конечно, так, может, и не чувствуешь боли, но ведь и жизни тоже не почувствуешь. И все же в одном он прав: нельзя возлагать на человека ответственность за то, что кто-то в него влюбится.
Они пересекли реку Далфер в тот самый миг, когда на востоке зарозовел горизонт. Эми заехала в парк, и Катрина показала на узкую незаасфальтированную дорожку, которая вела к лодочной пристани.
Там не было ни души. Эми подъехала к самой воде и заглушила двигатель. Они вышли из машины и оказались среди молчаливых сосен. Где-то пела птица, но ее голос звучал до странности глухо. Точно издалека. Или сквозь вату.
Катрина протянула руку и кончиками пальцев коснулась щеки Эми, потом повернулась и зашагала к озеру. Она направлялась в левую часть пристани, где в воду неким подобием лестницы уходили широкие плоские валуны. Помешкав с минуту, Эми пошла следом за девушкой. Села рядом с ней, когда та, опустившись у самой кромки воды на камень, обхватила руками колени.
— Катрина, — начала она. — Пожалуйста, скажи мне, что происходит. Я...
Она порылась в сумочке, ища ручку и бумагу. Ручку она нашла, а вместо листка бумаги решила использовать оборотную сторону какого-нибудь чека из чековой книжки.
— Я хочу помочь, — сказала она, протягивая спутнице ручку и книжку.
Катрина долго и беспомощно глядела на нее, потом все же взяла протянутые предметы. Написала что-то на обороте чека, но прежде чем она успела протянуть листок Эми, налетел порыв ветра. Сосны вокруг зябко поежились, зашептались иглами.
Каждым дюймом своего тела Эми ощутила странное электрическое покалывание. Волоски у нее на шее встали дыбом, руки покрылись гусиной кожей. Так бывает перед сильной грозой, когда воздух насыщен электричеством так сильно, что, кажется, случиться может все, что угодно.
— Что?.. — начала она.
Язык прилип у нее к гортани, когда воздух сгустился вокруг них. Из него соткались силуэты, бледные, расплывчатые воздушные тени, удлиненные и прозрачные. Их голоса шелестели, точно ветер в соснах.
«Идем с нами», — говорили они, маня к себе Катрину.
«Будь одной из нас».
«Мы дадим тебе то, без чего ты не можешь жить».
Долго-долго не сводила Катрина глаз с туманных видений. Наконец ручка и чековая книжка Эми выскользнули из ее пальцев на камни, и она протянула руки к воздушным теням. Ее тело утратило плотность. Она стала похожа на сгусток тончайшей осенней паутины, клочок дыма или тумана, приобретший вдруг сходство с женщиной. Одежда соскользнула с ее прозрачного тела и пестрым ворохом упала на землю возле Эми.
А потом ее не стало. Ветер умер. Шепот сосен затих.
Эми, открыв рот, глядела в пространство, где только что была Катрина. На камне остались ее платье, ручка, чековая книжка, и больше ничего. Она протянула руку и притронулась к одежде. Та была влажной на ощупь.
Иначе станешь пеной.
Эми взглянула в светлеющее небо. Но ведь Катрина не успела превратиться в пену, правда? Какие-то существа пришли и забрали ее с собой, прежде чем это случилось. Если, конечно, все это произошло на самом деле. Если она не выдумала все от начала до конца.
Она услышала плач и посмотрела на озеро. Четыре женские головки высовывались из воды, покачиваясь среди бурных волн. Их волосы были срезаны почти под корень так неаккуратно, как будто их стригли садовыми ножницами или ножом. Глаза покраснели от слез. Любая из них могла бы сойти за близнеца Катрины.
Заметив, что она на них смотрит, они одна за другой скрылись под водой, и Эми снова осталась одна. Судорожно сглотнув, она подняла свою чековую книжку, чтобы прочитать записку, которую Катрина написала еще до того, как ангелы пришли и живьем взяли ее на небо, — а как иначе объяснить то, что она видела?
«Неужели чувствовать вот эту горько-сладкую боль и означает иметь душу? И все же память об этом времени я буду лелеять всегда. Те, кто живет вечно, кому нечего поставить на кон в извечной игре против смерти, никогда не смогут оценить святость жизни».
Эми расхохоталась, и они начали шлепать друг друга по ладоням до тех пор, пока у обеих не зазвенело в ушах. Тогда они откинулись на спинку парковой скамьи.
— Держу пари, что я проведу время куда лучше, чем ты, — сказала Эми немного погодя. — Мне случалось помогать Шарон. Если ей и удается что-нибудь организовать, то лишь потому, что всегда находится кто-то, кто делает это за нее.
Люсия мрачно кивнула:
— Ты мне будешь рассказывать.
Эми зашла домой поесть и переодеться, и только потом села в метро и поехала на север, в Верхний Фоксвилль. Красясь перед зеркалом, она разглядывала себя, пока не пришла к выводу, что выглядит чересчур бледной. От одной мысли о том, что она, возможно, заболевает, у нее снова защекотало в горле, и она закашлялась. По дороге к метро она зашла в аптеку и купила пастилок от кашля. Горлу стало легче, зато закружилась голова.
По-хорошему, ей бы надо было пойти домой и лечь, но она пообещала Люсии, да и Катрина вызывала у нее искреннюю симпатию. Ну ничего, посидит у нее недолго и пойдет.
Дело уже было к ночи, когда она добралась наконец до улицы, на которой стоял дом Люсии. Едва завернув за угол, она остановилась, потому что увидела знакомую миниатюрную фигурку, которая спустилась с крыльца того подъезда, где жила Люсия, и направилась в сторону, противоположную той, откуда шла Эми. Она хотела было окликнуть Катрину, но что-то ее остановило. Любопытство овладело ею, и она молча пошла за ней по пятам.
Не терять Катрину из виду было проще простого — облако ее золотых волос вспыхивало в свете каждого фонаря, под которым она проходила, и, казалось, посылало отражение глянцевого блеска в окружающую тьму. Следуя за ней, Эми дошла до МакНил-стрит, где девушка сразу повернула на запад. Шагала она целеустремленно, но в то же время как-то устало, хотя и неизменно грациозно.
«Бедная девочка», — подумала Эми.
Не раз и не два ей хотелось нагнать Катрину, но любопытство неизменно оказывалось сильнее, и она уговаривала себя не спешить, подождать еще немного. Поскольку Катрина никого в Ньюфорде не знала, — если верить Люсии, она и самого Ньюфорда не знала, — Эми представить себе не могла, куда та направляется.
Когда МакНил-стрит уперлась в Ли-стрит, Катрина перешла на другую сторону улицы и спустилась по берегу Кикахи к самой воде. Повернула и зашагала вдоль реки на юг, не останавливаясь ни на минуту, пока не оказалась под мостом на Грейси-стрит. Там начинался забор, за которым громоздилась мрачная, без единого фонаря руина лесопилки, погружая все вокруг в густую тьму. Металлическая изгородь протянулась достаточно далеко, чтобы идущий вдоль нее человек совершенно выпал из поля зрения наблюдателей, если те находятся в более обжитых кварталах вокруг. По другую сторону реки тоже не было ничего, кроме пустых складов.
Эми снова заспешила, страх, что Катрина сделает с собой что-нибудь нехорошее, гнал ее вперед. Река в этом месте образовывала небольшую стремнину, ее волны текли под уклон, перескакивая через изломанные каменные плиты, которые остались от железнодорожного моста, рухнувшего несколько лет тому назад. Городские власти нашли деньги, чтобы убрать самые большие обломки, но с тех пор река быстрее бежала по сузившемуся руслу. Многие распрощались с жизнью в этом месте — и не всегда несчастный случай.
«Мэтт этого не стоит», — хотела сказать она Катрине. Никто этого не стоит.
Но она снова резко затормозила, так и не успев нагнать Катрину. Подавила кашель, который раздирал ей горло, потом привалилась к изгороди, так внезапно закружилась у нее голова. Но не внезапная дурнота заставила ее замереть на месте. Просто она заметила, как кое-что подскакивает среди торопливых волн.
Света почти не было, так, рассеянное мерцание фонарей в паре кварталов вверх по течению, но ей хватило и этого, чтобы разглядеть в воде четыре силуэта. Они были такие же хрупкие и грациозные, как Катрина, их волосы тоже напоминали золотую пряжу, с той только разницей, что у них они были коротко подстрижены, оттеняя резкие, заостренные черты. «И глаза у них, наверное, такие же синие, как у нее», — подумала Эми.
Что они тут делают?
Новая волна головокружения нахлынула на нее. Спина заскользила по изгороди, и она остановилась только сидя на корточках на земле. Ей пришло в голову, что так будет ниже падать, если она все-таки упадет в обморок, вспоминала она потом. Ухватившись для надежности за столб изгороди, она снова повернулась к реке.
Катрина подошла ближе к берегу и теперь стояла, протягивая руки к женщинам в воде. Когда расстояние между ними и берегом сократилось, сердце Эми забилось в бешеном ритме — она поняла, что у них нет ног. Они передвигались в воде, отталкиваясь чешуйчатыми рыбьими хвостами. Ошибиться она не могла: ей было хорошо видно, как длинные хвостовые плавники вспенивают поверхность.
«Русалки, — подумала Эми, задыхаясь. — Это же русалки».
Но это же невозможно. Как это могло быть возможно?
И кто же тогда Катрина?
Их фигуры начали расплываться у нее перед глазами. Сначала ей казалось, что она смотрит сквозь тюль, потом — как будто сквозь окно с двойным остеклением, да еще под углом, отчего все образы искажались и накладывались друг на друга.
Она усиленно заморгала. Попыталась поднять руки к лицу и потереть костяшками пальцев глаза, но ее вдруг охватила такая слабость, что она только и смогла, что скорчиться у основания изгороди, едва-едва не падая лицом в траву.
Тем временем женщины в реке все приближались, а Катрина стояла уже у самого края воды. Катрина подняла свои волосы и снова отпустила их, так что они тяжелым облаком упали ей на спину. Потом показала на женщин.
— Отрезаны и проданы, — сказала одна.
— Все.
— Мы отдали их Марагрин.
— Ради тебя, сестра.
— Мы поменяли золото на серебро.
Пока русалки говорили, Эми прижалась лицом к столбу. Наверное, из-за того, что у нее кружилась голова, их голоса, казалось, окружают ее со всех сторон. Их хор не затихал ни на мгновение, стоило умолкнуть одной, как тут же подхватывала другая, слова сливались воедино, голоса были звонче колокольчиков, слаще меда и чисты, о, как чисты.
— Она дала нам вот это.
Русалка, что была ближе всех к берегу, высунулась из воды. В ее руке что-то сверкнуло ярким серебром. Нож.
— Пронзи его сердце.
— Выкупайся в его крови.
— Тогда твои ноги срастутся вновь.
— И ты вернешься к нам.
— О, сестрица.
Катрина опустилась на колени у самой кромки воды. Взяла нож из рук русалки и осторожно положила его себе на колени.
— Он тебя не любит.
— Он никогда тебя не полюбит.
Женщины придвинулись ближе к ней. Они протягивали из воды руки, их пальцы нежно касались лица и плеч Катрины.
— Ты должна сделать это — не позднее чем послезавтра с первым лучом зари.
— Иначе ты станешь пеной.
— Сестрица, пожалуйста.
— Вернись к тем, кто любит тебя.
Катрина склонила голову, не отвечая. Одна за другой русалки нырнули в речную стремнину и скрылись. Эми в своем укрытии попыталась встать — она знала, что Катрина вот-вот той же самой дорогой пойдет назад, и не хотела, чтобы она застала ее здесь, — но подняться, даже держась за столб изгороди, оказалось невозможно. Тем временем Катрина отошла от реки и направилась в ее сторону, осторожно держа нож в одной руке.
Когда их взгляды встретились, новая волна головокружения нахлынула на Эми, словно цунами, и девушке показалось, будто земля закачалась у нее под ногами, но это она сама соскользнула в истоптанную траву. Она закрыла глаза и позволила тьме унести ее прочь.
Было уже далеко за полдень, когда Эми очнулась на софе в студии Люсии. Неожиданное окружение и солнечный свет, падающий под непривычным углом, на мгновение сбили ее с толку, так что она не сразу поняла, где находится, но зато противная тошнота прошла. «Наверное, подцепила какой-нибудь вирус, который действует не больше двадцати четырех часов», — подумала она, опуская ноги на пол и откидываясь на подушки дивана.
Люсия оторвалась от журнала, который читала, сидя за кухонным столом. Отложила его, встала и подошла к дивану.
— Ну, ты меня вчера и удивила: прихожу вечером домой, а ты тут спишь, — сказала она. — Катрина сказала, что тебе стало плохо, потому она и устроила тебя на диване, а сама спала на полу. А как ты сейчас себя чувствуешь, ma cherie?
Слова Люсии заставили Эми задуматься. Что-то в них противоречило ее собственным путаным воспоминаниям о случившемся накануне.
— Ну да... Наверное, так и было, — сказала она наконец. Обвела студию глазами. — А где Катрина?
—: Взяла у меня денег на автобус и поехала все-таки на мыс Гартнетт. Истинная любовь побеждает все, n'est-ce pas [38]?
Эми подумала о русалках в Кикахе, о Катрине, стоящей на коленях у края воды, о серебряном ноже.
— О, черт, — сказала она.
— Что такое?
— Я...
Эми не знала что сказать. Увиденное накануне казалось бессмыслицей. Она заболевала, у нее кружилась голова, может быть, начинался бред. Но в то же время все было так по-настоящему.
— Пронзи его сердце... выкупайся в его крови...
Она покачала головой. Нет, этого просто не могло быть. Никаких русалок на свете не бывает. А что если бывают? Что если Катрина прихватила с собой серебряный нож, отправившись на концерт к Мэтту? Что если она сделает то, о чем говорили те... русалки...
— Ты должна это сделать— не позднее, чем послезавтра до первого луча...
Что если...
— Иначе станешь пеной...
Это на самом деле?
Она наклонилась в поисках своих туфель и нашла их у одного из ящиков, которые служили основанием кофейного столика. Надела их и встала с постели.
— Мне надо идти, — сказала она Люсии.
— Куда идти? Что происходит?
— Не знаю. И объяснять некогда. Потом все расскажу.
Люсия шла за ней через всю студию до самой двери.
— Эми, ты как-то странно себя ведешь.
— Со мной все в порядке, — ответила Эми. — Честное слово.
Однако до нормального самочувствия ей было еще далеко. Она была слаба и совсем не хотела глядеть в зеркало из страха увидеть в нем бледный призрак собственного лица. Но выбора не было.
Если то, что она видела прошлой ночью, было на самом деле...
Люсия с сомнением покачала головой:
— А ты уверена, что...
Эми задержалась ровно на столько, чтобы чмокнуть подругу в щеку, и вышла.
Найти машину оказалось несложно. У ее брата Пита их было две, и он давно привык, что она может в любой момент явиться к нему с просьбой одолжить на некоторое время одну из них, и радовался только, что не нужен ей в качестве шофера. К семи вечера она была уже в пути, гнала пожирающий бензин «шевроле» по старому шоссе вдоль озера на запад, на полдороге до места остановилась перекусить на стоянке дальнобойных грузовиков, и прибыла на мыс Гарнетта ровно к началу первого отделения концерта Мэтта.
Она нашла его «фольксваген»-фургон — настоящий антиквариат, как любила поддразнивать его она, и поставила свою машину рядом. Бар Мерфи, где сегодня вечером играл Мэтт, представлял собой нечто вроде ветхого бревенчатого сарая с оштукатуренным фасадом. Он ютился на самой оконечности мыса, от которого получила свое название деревня, и сразу за его задним фасадом уходил в озеро длинный причал. Из-за привязанных к нему лодок не было видно воды.
Эми зашла с фасада, где трещала и оранжево поплевывала неоновая вывеска с названием бара, и вошла внутрь под знакомые звуки песни Леона Россельсона «Мир вверх тормашками» в исполнении Мэтта. Слушатели, как ни странно, обращали внимание на музыку, что редко случается в такой дыре, как эта. Эми пришло в голову, что вряд ли хотя бы третья часть собравшихся догадывается, что эта песня имеет какое-то отношение к социализму.
Публика была смешанная: волосатые хиппи-опрощенцы в джинсах, небеленой холстине и цветастом ситце, хозяева нескольких немеханизированных ферм к западу от деревни; местные жители, которые здесь родились и, скорее всего, здесь же и умрут, тоже в джинсе, только пили они заметно больше и отдавали предпочтение фланелевым рубашкам и бейсболкам, футболкам и резиновым сапогам; и дачники из тех, что еще не заперли свои коттеджи на зиму, — мешанина рубашек для гольфа, штанов-"варенок" и коротких юбок, среди которых затесалась даже одна капитанская фуражка, самая настоящая, с кокардой, все как положено.
Эми приставила ладонь козырьком и стала высматривать Катрину, но той нигде не было видно. Пару минут спустя она пробралась к бару, взяла себе пива и устроилась за угловым столиком, где к ней вскоре присоединились пара мамаш-хиппи и высокий тощий мужик с потупленными глазами и длиннющими волосами, собранными сзади в хвост, который спускался ниже пояса. Они сначала поздоровались со всеми вокруг, и только потом устроились поудобнее на своих стульях и стали слушать музыку.
Мэтт пел и играл, а Эми все больше и больше недоумевала, что она вообще здесь делает. Даже закрыв глаза и сосредоточившись, она не могла сколько-нибудь отчетливо воскресить в памяти фантастические образы прошлой ночи. А что если она увидела их в бреду? Или в беспамятстве добралась до квартиры Люсии, отключилась на ее диване и ей все просто приснилось?
Когда первая часть концерта кончилась, Мэтт подошел к ее столику.
— А тебя каким ветром сюда занесло, Скаллан? — спросил он.
Она пожала плечами:
— Да вот, дай, думаю, поеду посмотрю, как ты тут без нас справляешься.
Веселые морщинки обозначились вокруг его глаз.
— Ну и как же?
— Неплохо. — Она представила его своим соседям по столику, потом спросила: — Подышать пойти не хочешь?
Он кивнул и пошел за ней наружу. Они прислонились к задней дверце чьего-то «бронко» и стали разглядывать одну из двух деревенских улиц, которая была видна из конца в конец. Она тянулась с севера на юг, от зарослей кустарника до берега озера. Вторая была просто рядом домов, которые выстроились вдоль шоссе, прорезавшего деревню насквозь.
— Так ты видел Катрину? — спросила Эми.
Мэтт кивнул:
— Да, мы с ней вчера днем прошлись по рынку.
— Ты хочешь сказать, что ее сейчас здесь нет?
— Нет, насколько я знаю.
Эми вздохнула. Слава богу! Но если Катрина взяла у Люсии денег не для того, чтобы поехать сюда, то куда же она тогда направилась?
— А что это ты так за нее волнуешься? — спросил Мэтт.
Эми начала было придумывать какой-то предлог, но потом подумала: «Да какого черта! Должен же хоть кто-то быть честным».
— Просто я за нее беспокоюсь.
Мэтт кивнул. Поковырял носком ботинка гравий, но ничего не сказал.
— Я знаю, что это не мое дело, — сказала Эми.
— Правильно. Не твое. — В его голосе не было никакой горечи. Только усталость.
— Дело просто в том, что...
— Послушай, — сказал он, поворачиваясь к Эми, — она хорошая девочка, это верно. Наверное, мы с ней не совсем правильно начали, но я стараюсь это исправить. Пока что я хочу быть только ее другом. Если потом из этого что-нибудь выйдет, хорошо. Но я не стану торопить события. Пусть все идет как идет. По-твоему, это неправильно?
Эми покачала головой. И тут у нее захватило дух. Впервые за все время их знакомства Мэтт по-настоящему разговаривал с ней вне сцены и не на репетиции. Слушал, что она ему говорит, и честно отвечал. Защитная стена еще, конечно, не рухнула, но все-таки в ней приоткрылась крохотная брешь.
— По-моему, она тебя любит, — сказала Эми.
Мэтт вздохнул:
— Рановато как-то, не находишь? Скорее похоже на увлечение. Не исключено, что еще день-два и она его перерастет.
— Ну, не знаю. Мне кажется, что если ты хочешь быть честным по отношению к ней, тебе надо быть хоть немного...
— Только не надо мне говорить об ответственности, — перебил ее Мэтт. — Если кто-то в тебя влюбился, это еще не означает, что ты ему что-то должна. Я не могу управлять чувствами, которые возникают ко мне у других людей...
«Вот тут-то ты ошибаешься, — подумала Эми. — Если бы ты чаще вел себя, как все остальные люди, вот так, как сейчас...»
... и уж тем более не собираюсь строить свою жизнь в соответствии с их чувствами и планами. Я вовсе не хочу показаться эгоистом, просто я хочу... Ну, не знаю. Чтобы никто не лез мне в душу.
— Но если не отдавать хотя бы маленькую частичку себя, как же тогда узнать, что такое любовь?
— А если отдавать слишком много и слишком быстро, то не получишь ничего, кроме боли.
— Но...
— О, черт, — сказал Мэтт, бросая взгляд на часы. — У меня же еще вторая часть. — И он оттолкнулся от «бронко». — Слушай, мне правда жаль, если я не такой, каким меня хотят видеть люди, но что поделать.
«Почему ты не сказал мне этого раньше, когда мы были вместе?» — вертелось на языке у Эми. Но она кивнула и просто ответила:
— Я знаю.
— Ты идешь?
Она покачала головой:
— Попозже.
— Ну, мне надо...
— Я знаю. — И она показала ему, чтобы он уходил. — Ногу сломать или еще что-нибудь.
Едва он зашел внутрь, как она отошла от «бронко» и, шурша гравием, зашагала через автостоянку к поросшей травой обочине. По ней она дошла до газона сбоку от здания и спустилась к самому озеру. Там она остановилась, прислушиваясь к песне Мэтта, которая доносилась через открытое окно. Она глядела на лодки, выстроившиеся вдоль причала. Какой-то всплеск на дальнем конце деревянной дорожки привлек ее внимание, она посмотрела туда и увидела одинокий силуэт — человек сидел спиной к берегу и, похоже, только что выбросил в воду какой-то предмет.
И тут на Эми снизошло редкое прозрение. В одну секунду она поняла, что это Катрина сидит там, болтая ногами в воде и распустив по спине длинные волосы, а предмет, только что брошенный ею в воду, — серебряный кинжал. Эми почти видела, как он, медленно кружась, опускается в глубины озера.
Она поколебалась немного — ровно столько, чтобы хватило на два-три глубоких вдоха, — подождала, не появятся ли сестры Катрины, потом медленно двинулась к дальнему концу причала. Звук ее шагов по деревянным доскам заставил Катрину обернуться. Она коротко кивнула и снова уставилась на озеро.
Эми села рядом. Немного помедлив, она одной рукой обняла Катрину за узкие плечики и привлекла ее к себе, точно хотела утешить. Они долго сидели так. Вода плескалась об опоры причала под ними. Слева, из рощи, доносился крик совы, протяжный печальный звук. На стоянку перед баром въехал грузовик. Хлопнула сначала одна дверца, потом другая, люди громко засмеялись и тут же скрылись в баре.
Под боком у Эми зашевелилась Катрина. Ее руки задвигались, но Эми только покачала головой.
— Мне жаль, — сказала она. — Но я не понимаю, что ты говоришь.
Катрина изобразила, как будто ведет машину: обе руки подняты перед собой, пальцы сжимают невидимое рулевое колесо.
Эми кивнула:
— Взяла машину у брата.
Катрина показала пальцем сначала на себя, потом на Эми, и снова изобразила рулевое колесо.
— Ты хочешь, чтобы я тебя куда-то отвезла?
Катрина кивнула.
Эми оглянулась на бар:
— А как же Мэтт?
Катрина покачала головой. Она умоляюще сложила ладони, ее взгляд был красноречивее любых слов. Пожалуйста.
Эми долго смотрела на нее, потом медленно кивнула:
— Хорошо. Я подвезу тебя. Куда поедем?
Но Катрина только поднялась на ноги и зашагала по пирсу назад к берегу. Когда они уже сидели в «шевроле», она ткнула пальцем в отделение для перчаток.
— Можно, — сказала Эми.
Пока она заводила машину, Катрина выудила оттуда целую охапку дорожных карт. Просмотрела их все, выбрала одну, на которой был изображен весь северный берег озера. Развернула ее, положила на приборную доску между ними и ткнула в какое-то место к западу от Ньюфорда. Эми пригляделась внимательнее. Это оказалось там, где речка Далфер изливала свои воды в озеро. Тонкий пальчик Катрины упирался прямо в прибрежную часть публичного парка.
— Господи, — сказала Эми. — Да мы туда всю ночь ехать будем. Хорошо, если к рассвету доберемся.
Катрина только пожала плечами, и Эми вспомнились слова ее сестер, которые она слышала прошлой ночью.
Не позднее чем послезавтра с первым светом.
Послезавтра — это значит завтра. Завтрана рассвете.
Иначе станешь пеной.
Она поглядела на Катрину, и ее пробрала дрожь.
— Скажи мне, что происходит, — попросила она. — Катрина, пожалуйста. Может, я смогу тебе помочь.
Но Катрина только печально покачала головой. Снова изобразила, как будто ведет машину, сомкнув пальцы вокруг невидимого руля.
Эми вздохнула. Выжала сцепление, вырулила со стоянки. Катрина, вопросительно подняв брови, потянулась к радио. Когда Эми кивнула, она включила его и медленно поворачивала ручку настройки до тех пор, пока не поймала «Радио Ньюфорд» в FM-диапазоне. Для «Ночного шума» Зои Би было еще слишком рано, так что они ехали на восток в сопровождении Мэрайи Кэри, братьев Воэн и прочей подобной компании.
За всю дорогу никто из них не произнес ни слова; Катрина просто не могла, а Эми была слишком подавлена. Она не понимала, что происходит. Ее не покидало чувство, будто она попала в греческую трагедию. Все реплики уже написаны, сюжет стремится к заранее предопределенной развязке, и она ничего не может изменить. Только Мэтт мог бы, но он не любит Катрину, и это не его вина. Нельзя ведь заставить любить насильно.
Его стремление закрыться от людей было ей непонятно. Конечно, так, может, и не чувствуешь боли, но ведь и жизни тоже не почувствуешь. И все же в одном он прав: нельзя возлагать на человека ответственность за то, что кто-то в него влюбится.
Они пересекли реку Далфер в тот самый миг, когда на востоке зарозовел горизонт. Эми заехала в парк, и Катрина показала на узкую незаасфальтированную дорожку, которая вела к лодочной пристани.
Там не было ни души. Эми подъехала к самой воде и заглушила двигатель. Они вышли из машины и оказались среди молчаливых сосен. Где-то пела птица, но ее голос звучал до странности глухо. Точно издалека. Или сквозь вату.
Катрина протянула руку и кончиками пальцев коснулась щеки Эми, потом повернулась и зашагала к озеру. Она направлялась в левую часть пристани, где в воду неким подобием лестницы уходили широкие плоские валуны. Помешкав с минуту, Эми пошла следом за девушкой. Села рядом с ней, когда та, опустившись у самой кромки воды на камень, обхватила руками колени.
— Катрина, — начала она. — Пожалуйста, скажи мне, что происходит. Я...
Она порылась в сумочке, ища ручку и бумагу. Ручку она нашла, а вместо листка бумаги решила использовать оборотную сторону какого-нибудь чека из чековой книжки.
— Я хочу помочь, — сказала она, протягивая спутнице ручку и книжку.
Катрина долго и беспомощно глядела на нее, потом все же взяла протянутые предметы. Написала что-то на обороте чека, но прежде чем она успела протянуть листок Эми, налетел порыв ветра. Сосны вокруг зябко поежились, зашептались иглами.
Каждым дюймом своего тела Эми ощутила странное электрическое покалывание. Волоски у нее на шее встали дыбом, руки покрылись гусиной кожей. Так бывает перед сильной грозой, когда воздух насыщен электричеством так сильно, что, кажется, случиться может все, что угодно.
— Что?.. — начала она.
Язык прилип у нее к гортани, когда воздух сгустился вокруг них. Из него соткались силуэты, бледные, расплывчатые воздушные тени, удлиненные и прозрачные. Их голоса шелестели, точно ветер в соснах.
«Идем с нами», — говорили они, маня к себе Катрину.
«Будь одной из нас».
«Мы дадим тебе то, без чего ты не можешь жить».
Долго-долго не сводила Катрина глаз с туманных видений. Наконец ручка и чековая книжка Эми выскользнули из ее пальцев на камни, и она протянула руки к воздушным теням. Ее тело утратило плотность. Она стала похожа на сгусток тончайшей осенней паутины, клочок дыма или тумана, приобретший вдруг сходство с женщиной. Одежда соскользнула с ее прозрачного тела и пестрым ворохом упала на землю возле Эми.
А потом ее не стало. Ветер умер. Шепот сосен затих.
Эми, открыв рот, глядела в пространство, где только что была Катрина. На камне остались ее платье, ручка, чековая книжка, и больше ничего. Она протянула руку и притронулась к одежде. Та была влажной на ощупь.
Иначе станешь пеной.
Эми взглянула в светлеющее небо. Но ведь Катрина не успела превратиться в пену, правда? Какие-то существа пришли и забрали ее с собой, прежде чем это случилось. Если, конечно, все это произошло на самом деле. Если она не выдумала все от начала до конца.
Она услышала плач и посмотрела на озеро. Четыре женские головки высовывались из воды, покачиваясь среди бурных волн. Их волосы были срезаны почти под корень так неаккуратно, как будто их стригли садовыми ножницами или ножом. Глаза покраснели от слез. Любая из них могла бы сойти за близнеца Катрины.
Заметив, что она на них смотрит, они одна за другой скрылись под водой, и Эми снова осталась одна. Судорожно сглотнув, она подняла свою чековую книжку, чтобы прочитать записку, которую Катрина написала еще до того, как ангелы пришли и живьем взяли ее на небо, — а как иначе объяснить то, что она видела?
«Неужели чувствовать вот эту горько-сладкую боль и означает иметь душу? И все же память об этом времени я буду лелеять всегда. Те, кто живет вечно, кому нечего поставить на кон в извечной игре против смерти, никогда не смогут оценить святость жизни».