Помолчав, Рэп спросил:
   — Какая разница?
   — Конечно, он повиновался моим приказам. У него не было выбора. Он отправил в поход свой лучший манипул и поставил во главе его лучшего центуриона. Но сам Йоделло тоже присоединился к воинам. Он сумел обмануть меня и вместе с тем выполнить приказ. Каким-то образом он убедил себя, что действует в моих интересах. Случилось чудо — Йоделло перехитрил заклятие. Он не имел права отдавать противоречивые приказания, но центурион был связан лишь клятвой, а не колдовством и не собирался вмешиваться в дела легата. Потому Йоделло попытался заполучить четыре слова. Он думал, что лучше всего будет высечь детей, чтобы вырвать признание у их родителей. И прежде чем прибыл волшебник, он узнал три слова.
   Наступила тишина. Оотиана по-прежнему теребила складки платья. Рэп нашел три трупа — родителей, которые умерли, выдав свои тайные имена. Следовательно, никто из детей не погиб.
   — И он пришел в ярость?
   — В бешенство, — поправила Оотиана, и, словно заметив, что делает, она убрала руки с колен и скрестила их на груди. — Так или иначе, план был нелеп! — продолжала она. — Даже если бы он узнал четыре слова и стал настоящим колдуном, он никогда не сумел бы разделаться с Зиниксо. Колдуны, могуществом не уступающие Хранителям, — редкость. Да, Йоделло мог бы освободиться от моего заклятия, но никогда не осмелился бы наложить его на меня. И в конце концов ему пришлось бы вступить в борьбу с волшебником. Нет, рассчитывать ему было не на что.
   На такой риск мужчина мог бы пойти только ради любимой женщины и детей. Рэп решил, что он готов простить преступление легата в лесной деревушке — то есть почти простить. Но то, что случилось с самим Йоделло, простить было невозможно.
   Колдунья снова оглядела комнату. Почему смертные легионеры охраняли здание? Кто еще мог быть здесь? Незримые стражники?
   Волшебная дверь с треском открылась, полоса яркого света легла на ковер — такой вытертый, что сквозь него местами проглядывали доски пола. Сердце Рэпа яростно заколотилось. Некоторое время ничего не происходило. Затем дверь открылась шире, показалась комната со стенами, вдоль которых тянулись заставленные книгами полки, и с камином. По комнате пронесся вихрь, и дверь захлопнулась сама собой. Вновь воцарилось молчание, разве что напряжение удвоилось или утроилось. Волшебник прибыл, и Рэп больше не сомневался, что его окружает больше стражников, чем подтверждают глаза.
   Маленький Цыпленок сидел с озадаченным видом. Оотиана напряглась, глядя прямо перед собой. Ветер шуршал ветвями деревьев.
   Затем прямо из воздуха рядом с Маленьким Цыпленком послышался голос, и гоблин подпрыгнул. Такой басовитый, гулкий голос Рэпу еще не доводилось слышать — даже от Распнекса.
   — Гоблин, расскажи, что тебе известно о Блестящей Воде.
   Глаза Маленького Цыпленка стали круглыми, он огляделся по сторонам и облизнул губы. В странном свете фонарей даже цвет его языка изменился.
   — Ничего, — с дрожью выговорил он, — ваше всемогущество. Я ее не видел. И не слышал о ней, пока мне не сказал Плоский... то есть фавн.
   — Перечисли своих предков.
   Гоблин помедлил, а затем назвал с десяток имен.
   Снова наступила тишина, но Рэп не удивился, когда голос обратился к нему самому — он раздавался откуда-то спереди.
   — Как тебе удалось сбежать, фавн?
   Рэп рассказал.
   Дальше не последовало ни ответа, ни дальнейших вопросов. Оотиана по-прежнему сидела как статуя, и ее взгляд не выдавал местонахождения волшебника.
   Но зачем самому могущественному волшебнику мира понадобилось прибегать к таким уловкам?
   Затем замогильный голос раздался вновь, на этот раз чуть дальше.
   — Утром мы отдадим гоблину троих феери. Вы уже выбрали трех самых дряхлых стариков, как я велел?
   — Да, ваше всемогущество, — ответила Оотиана. Невидимый волшебник хмыкнул.
   — Хорошо. Мне надоело видеть, как они умирают, не проговорившись. И самоубийств стало слишком много. Они не приносят никакой пользы. Та женщина, которую я обжег, уже поправилась?
   — Еще нет, ваше всемогущество.
   — Вот видите! Это затянется надолго. А так мы сразу получим три слова.
   В его голосе не прозвучало ни единого намека на сожаление, но слов хватило, чтобы кровь Рэпа заледенела в жилах. Маленький Цыпленок широко раскрыл глаза и рот, пораженный мыслью о том, что женщину можно пытать.
   — Значит, у вас появится колдун-гоблин! — воскликнул Рэп. — И что же дальше? Вы хотите пытками вырвать слова у гоблина?
   Оотиана замерла, метнув в него предостерегающий взгляд.
   Внезапно волшебник стал видимым. Он оказался таким же крепким, как его дядя, но одет был еще беднее — в побитый молью балахон с бахромой у колен. Он был молод, а благодаря низкому росту выглядел еще моложе, но в волосах блестела седина, как у старшего гнома, а бесцветное и безбородое лицо выглядело словно недавно обтесанный камень. Волшебник стоял перед Рэпом, изучая его с видом холодного недовольства и покусывая ногти. Судя по слухам, он считался самым могущественным волшебником мира, но походил скорее на батрака или помощника садовника.
   Наконец он вынул палец изо рта.
   — Нет, я не собираюсь мучить гоблина. Я предложу ему выкуп за слова. — Он усмехнулся, показав зубы, похожие на белые камушки. — Мы оба знаем, о чем он мечтает, верно? А я смогу продлить тебе жизнь настолько, чтобы он успел осуществить свою мечту.
   До Маленького Цыпленка наконец дошел смысл его слов. Он злорадно ухмыльнулся, глядя на Рэпа.
   Рэп подавил желание содрогнуться.
   — А потом он убьет и тебя! — попытался вразумить он гоблина.
   Маленький Цыпленок торжествующе рассмеялся.
   — Мне все равно!
   — Вот так-то! — подытожил Зиниксо. — Тогда решено. — Он повернулся на каблуках и начал вышагивать по комнате, грызя ноготь и постукивая по пыльному полу тяжелыми башмаками. Гоблины, фавны, легионеры, феери, легаты... равнодушие гнома к человеческой жизни было еще отвратительнее умышленной жестокости Маленького Цыпленка. Гоблин, по крайней мере, считал пытки честью и был готов вытерпеть их сам, когда проиграл Рэпу. Очевидно, в мире Зиниксо ничто не имело значения, кроме его собственной персоны.
   Спустя минуту Оотиана произнесла:
   — Я нашла Араккаран, ваше всемогущество. Дворец окружает волшебный барьер.
   Зиниксо не обратил на нее внимания. Маленький Цыпленок по-прежнему сиял от счастья. Рэп гадал, сколько незримых стражников присутствует в комнате, сколько он продержится, сумеет ли доставить удовольствие гоблину, а также почему волшебное окно ошиблось в пророчестве.
   Волшебник резко остановился, прислонился спиной к стене и обвел взглядом комнату.
   — Кто покровительствует им? Может, это ловушка?
   — Уверена, это не так, ваше всемогущество, — поспешила успокоить его Оотиана.
   — Против меня сговорились! — Его голос вдруг повысился на октаву и продолжал подниматься.
   — Нет, ваше всемогущество! Мне кажется...
   Гном вдруг подпрыгнул и обернулся к распахнутой двери, но оказалось, что в комнату просто вернулся Распнекс. За время отсутствия он успел набросить на плечо длинный рулон ткани, напоминающий одеяло. Войдя, он плотно прикрыл дверь.
   — Ну, так что? — воскликнул волшебник. — Да говори же, дядя!
   — Она идет.
   — Ага! — Зиниксо огляделся. — Вы готовы? Едва она попытается что-нибудь сделать, бейте сразу! Если понадобится, сожгите всю башню.
   Оотиана и Распнекс послушно кивнули. Вероятно, и незримые стражи ответили хозяину кивками.
   — Пусть войдет. — Зиниксо вытер лоб рукавом и расправил плечи, словно готовясь к схватке.
   Распнекс бросил рулон на середину комнаты и пнул его. Ткань развернулась, став продолговатым ковром — он странно переливался в золотистом отблеске фонарей.
   Оба гнома слегка попятились. Некоторое время все молчали, и Рэп чувствовал, как закипает напряжение. Оотиана стиснула руки, волшебник вновь принялся грызть ноготь. Пожилой гном скрестил руки на груди, но тоже выглядел встревоженным. Он остался стоять.
   Несколько минут в комнате были слышны лишь отдаленный шум прибоя, налетающего на берег с неутихающим гневом, и шорох листьев на ветру. Рэп постепенно привыкал к магии, самые невероятные события теперь стали для него привычными, и он ничуть не удивился, когда над ковром появилось едва заметное сияние, которое наконец превратилось в невысокую женщину.
   Если бы он не ждал Блестящую Воду, он не узнал бы ее. При прежних двух встречах с Рэпом Хранительница была облачена в длинный балахон из дубленой кожи, который носили все женщины гоблинов, а теперь на ней оказалось легкомысленное белое платье, короткое и без рукавов. Оно переливалось, словно трава, осыпанная росой, тысячами мелких блесток, а может, драгоценных камней, но вместе с тем было измято и запачкано землей. Из-под короткого широкого подола платья торчали голые ноги, костлявые и бесплотные, как у краба, обутые в неуместно тяжелые башмаки. Ее грязноватые руки и плечи были тощими и сморщенными, грудь — плоской и обвисшей. Составляя нелепый контраст с зеленоватой кожей гоблинов, ее роскошные, молодые пепельные волосы искрились под фонарями. Они были собраны узлом на макушке и заколоты гребнями из слоновой кости — но, должно быть, некоторое время назад, поскольку прическа растрепалась, из нее выбились длинные пряди. Впечатление было смехотворным: казалось, старая карга превратила себя в девочку-подростка, чтобы идти на бал, а затем по недосмотру отчасти вернула себе прежний облик. Судя по виду прически и платья, бал продолжался несколько дней. Но самое странное зрелище представляло бледно-розовое пламя над левым ссутуленным плечом волшебницы. Оно мигало, несколько раз меняло цвет, приобретало очертания небольшой зверюшки, свернувшейся в клубок. Но и при этом оно светилось, и дальновидение позволило Рэпу уловить странное присутствие чего-то живого.
   — Ну и ну! — воскликнул волшебник. — Зачем волшебнице Севера понадобился дракон?
   Блестящая Вода обернулась к нему. Язычок пламени на ее плече стал ярче и прильнул к плечу, словно боясь свалиться.
   — Это подарок! — пронзительным голосом объяснила она. — Разве она не чудо? Я назвала ее Прелестью. Ее подарил мне Литриан.
   Явное безумие волшебницы встревожило Рэпа. Но Зиниксо как ни в чем не бывало подбоченился и подался вперед, усмехаясь гостье.
   — Как мило! Никогда не слышал, чтобы Юг кому-нибудь дарил драконов. Неужели этот исключительный подарок скрепил какую-нибудь тайную сделку?
   — О нет! — захихикала старуха. — Нет, нет, нет! Он знает, что нравится мне, вот и все. А такие огненные птенчики бывали у меня и прежде — задолго до того, как ты родился, сынок. Она совсем малютка, только что вылупилась. Знаешь, держать их при себе можно совсем недолго! Или понадобятся слишком широкие плечи!
   Она вновь зашлась в визгливом хохоте и погладила язычок пламени, словно котенка. Пламя стало голубым, и Рэп почувствовал, что оно мурлычет. Дальновидение было тут ни при чем — просто помогло то, что он хорошо понимал животных. По-видимому, пламя было живым или достаточно живым, чтобы Рэп понимал его чувства, но ощущение было горьковатым и чужим, со странным металлическим привкусом. Рэп поспешил забыть о нем.
   Но забыть истории о драконах и металле ему не удавалось, а здесь, в этом строении, должно быть немало металла. Гвозди, фонари... он поднял голову и взглянул на фонари, покачивающиеся на ветру. Они выглядели так, словно были сделаны из золота или по крайней мере отделаны им. Еще хуже: в сказках говорилось, какие страшные события происходят, когда драконы находят золото.
   — Ну, посмотрим! — Волшебница повернулась и огляделась. — Я не бывала здесь со времен Хо-Илта. Мало что изменилось — судя по виду, мебель та же самая. Мы ели манго на вот этом диване и обменивались заклятиями страсти. Где это ты... А, Птица Смерти! С тобой все в порядке, дорогой?
   Тяжело ворочая ногами в просторных башмаках, волшебница сошла с коврика и направилась к Маленькому Цыпленку, который застыл в кресле, в недоверии широко раскрыв рот и глаза.
   Зиниксо вздрогнул, словно от удивления.
   С невероятным проворством волшебница обернулась, и пламя на ее плече на миг стало оранжевым.
   — Прекрати сейчас же! — велела она. — С гостями так не обращаются!
   Последовала пауза. Волшебник обнажил зубы, напоминающие ряды могильных камней. Он затвердел, как гранитная глыба, и его юное лицо влажно заблестело в свете раскачивающихся фонарей. Щеки побледнели как мел.
   Внезапно он превратил гримасу в циничную и хищную улыбку и шутливо поклонился, не сводя глаз со старухи.
   — Разумеется, бабуля. Но и сама будь осмотрительнее.
   — Еще бы! — отозвалась Блестящая Вода. — А это... — Малыш дракон вспыхнул зеленым огнем и вспорхнул с ее плеча, беспорядочно трепеща огненными крыльями. — О, будь осторожна, Прелесть!
   Дракончик облетел вокруг комнаты на высоте человеческого роста, словно обследуя ее. В конце концов он закружился над Рэпом. Огненный птенец был легким, почти невидимым, но Рэпу подумалось, что предметы в форме дракона ему попадаются чаще, чем какие-либо другие: иногда он становился похожим на звезду, иногда — на птицу или бабочку, а еще чаще оставался просто пятном света.
   Волшебница сунула в рот два пальца и пронзительно свистнула. Прелесть приобрела тревожный желтый оттенок и зигзагами вернулась к ней на плечо. Воркуя, старуха принялась поглаживать дракончика, пока тот вновь не стал голубым. При этом невыносимое напряжение в комнате слегка рассеялось. Оотиана и Распнекс обменялись озадаченными взглядами.
   Затем волшебница словно в первый раз заметила Распнекса.
   — Что я хотела сказать? — пробормотала она. Гном заморгал и пожал плечами.
   — А, вот что! — вспомнила она. — Мы прежде не встречались, юноша?
   — Пять минут назад мы говорили через зеркало.
   — Вот как? — Она обвела взглядом комнату и нахмурилась при виде Оотианы. — А ты не Урмунтра или как там ее звали?
   — Я ее праправнучка, ваше всемогущество.
   — О Боги и смертные! — Блестящая Вода печально покачала головой, и еще одна прядь волос вырвалась из-под гребня. — Уже поздно, верно? Всем пора спать. — Она неуверенно двинулась в сторону пальмы в горшке, а затем присела. — Добрый вечер, сенатор.
   Вероятно, там и вправду скрывался невидимый сенатор. В этом сумасшедшем доме не было ничего невозможного.
   Наконец волшебница соизволила обратить внимание на Зиниксо.
   — А ты кто, парень?
   — Ты прекрасно знаешь, кто я, мешок с вонючей требухой! Прекрати ломать комедию! — Он обошел вокруг волшебницы и указал на Маленького Цыпленка пальцем с обгрызенным ногтем. — Скажи, какое тебе до него дело?
   Несколько минут Блестящая Вода молча моргала, глядя на пленника, а затем просияла, показав полный рот огромных гоблинских зубов, блеск которых не соответствовал ее остальному виду.
   — Птица Смерти! Я отправила его куда-то в надежное место. Не припомню куда. Разве сходство не поразительно?
   — Какое сходство? — Зиниксо напоминал туго натянутую струну, держался настороже, как кот, и с каждой минутой все больше выходил из себя.
   — С Кровавым Крылом, моим старшим братом. Когда тот был в таком же возрасте.
   — Значит, этот олух — твой родственник?
   Он этого не знал.
   Волшебница надолго зашлась в хриплом хихиканье. Она была безумна, но при этом не обязательно глупа — Рэп видел, как старый Хононин нередко вел себя словно полупомешанный, особенно когда Форонод требовал от него чего-нибудь невыполнимого или того, что конюху не хотелось делать. Почти всегда управляющий выходил из себя и потому проигрывал в споре. Похоже, волшебница прибегла к той же уловке. Стоило ей хорошенько разозлить Зиниксо, и он стал бы способен на любую глупость.
   — Откуда ему знать? — проскрипела Блестящая Вода. — Кровавое Крыло был еще тем хитрецом. Умел ползать бесшумно, когда угасали костры. Каждая жена в доме притворялась спящей ради него хотя бы раз. Наконец его поймали, но он не сплоховал — выдержал почти три дня. Ты очень похож на него, — добавила она, обращаясь к Маленькому Цыпленку, который хмурился, пытаясь понять слова на чужом языке. — Хо-Илт любил манго, но что в них хорошего? Кровавое Крыло родил Смертельного Удара от Цветочной Поляны, и еще...
   — И это все? — в ярости вскричал волшебник, гнев которого нарастал, как буря в горах. — И только потому ты помнишь о нем? Из-за того, что он — отпрыск каких-то твоих потомков?
   Древняя гоблинка застыла на месте и попыталась взглянуть в глаза гному. Это ей не удалось — ростом Блестящая Вода была еще ниже Зиниксо, если не считать узел рыжих волос и гребней.
   — Конечно нет, чтоб тебе набили кишки раскаленными углями! Разве ты не предсказывал его судьбу?
   Этот вопрос, казалось, застал Зиниксо врасплох.
   — Нет, — признался он. — А разве у него есть судьба?
   — О да!
   Волшебник бросил в сторону Оотианы злобный взгляд.
   — Ты не слишком усердствовала.
   — Да, ваше всемогущество.
   Он кивнул и обернулся лицом к Маленькому Цыпленку. Гоблин вытаращил глаза и обмяк в кресле, лишившись чувств. Его лицо приобрело бледно-зеленый оттенок.
   Заинтригованный, Распнекс подошел поближе, и теперь волшебница оказалась окруженной со всех сторон вопросительными и настороженными лицами.
   Оотиана откинулась на спинку дивана.
   — Госпожа... — беспокойно прошептал Рэп.
   Она не повернулась. Она пристально вглядывалась в сторону волшебного ковра, и Рэп решил, что ее оставили на страже, пока оба гнома отвлеклись.
   — Это очень трудно, — мягко произнесла она, — труднее, чем отыскать ручей среди болота. Там всегда столько течений. Иногда они сливаются, иногда расходятся в разные стороны. Даже мысли других людей могут повлиять на будущее одного из них. Это всегда вызывает у меня ужасную боль.
   — Значит, вы видите лишь возможности?
   — Судьба смертных предначертана Богами. Большинству из нас даются лишь шансы. — Она рассеянно улыбнулась. — Разумеется, у раба шансов немного, верно? Любой глупец может подсказать его будущее: сначала — долгая жизнь без перемен, а затем — смерть. А у матроса или охотника-джотунна столько шансов, что проследить их все почти невозможно. Но у остальных... — Она замолчала.
   Волшебное окно Иниссо предсказало несколько участей для Рэпа — ему предстояло быть растерзанным драконами, разрубленным на куски Калкором или погибнуть от рук Маленького Цыпленка. Вероятно, все зависело от того, кто из них успеет первым. Должно быть, вот почему он был обречен на смерть трижды. Но сам Рэп никогда не выбрал бы третью смерть.
   — Значит, вы можете предвидеть свою собственную судьбу? — прошептал он.
   Оотиана покачала головой, наблюдая за остальными, и спустя некоторое время добавила:
   — Это очень трудно. Собственные чувства меняют видения — вот одна из причин, по которой колдуны создали магические окна или пруды.
   — Я могу убить его, — пробормотал Зиниксо. В тусклом золотистом свете качающихся фонарей его грубое лицо вновь заблестело от пота. Распнексу приходилось еще хуже. Маленькая гоблинка почесала голову обеими пятернями, окончательно испортив прическу. Дракон превратился в тонкий желтый язычок и сверкал на ее плече.
   — Выбор есть всегда, — проскрежетала она, — только не всегда он бывает мудрым. Под развернутыми знаменами... Видишь фавна?
   — Нет.
   — Иди дальше, на север. Снег! Теперь видишь? Все дороги ведут к фавну.
   — Почти все.
   — Ха! — Волшебница каркнула, словно прочищая горло. — Ну ладно, почти все. Никогда еще не видела более ясной судьбы.
   Вся эта болтовня казалась Рэпу бессмысленной, но он думал о болоте, о котором упомянула Оотиана, и о множестве рек, впадающих в него. Этот образ был гораздо понятнее. А слова о нем звучали, как третье пророчество окна. По крайней мере, во всей этой неразберихе не послышалось ни слова про Инос.
   — Так что же? — Это шипение мог издать любой из гномов.
   — Что же дальше? — прошептала старуха.
   Без предупреждения группа распалась. Распнекс неуклюже попятился назад, вращая глазами и задыхаясь, словно только что бежал. Зиниксо запрокинул голову и разразился гулким смехом, подобным грохоту падающих камней. Волшебница наклонилась, обхватила лицо Маленького Цыпленка обеими ладонями и поцеловала его. Гоблин сразу открыл глаза.
   — Понял! — воскликнул волшебник.
   — Теперь видишь? — Блестящая Вода взобралась на колени Маленькому Цыпленку, поглаживая его кожу ладонью, напоминающей сухой корень. Дракон раздулся, излучая бледно-розовое сияние. По-видимому, недовольный близостью гоблина, он переполз на затылок старухи, некоторое время балансировал на ее спине, а затем устроился на другом плече.
   — О да! — Зиниксо одарил Оотиану широкой детской улыбкой. Смена его настроений вызывала изумление. — Гоблин разделается с фавном — в этом нет сомнений. А потом... — Он снова расхохотался, повернувшись к своему дяде, который ухмылялся, показывая крупные зубы.
   — Значит, — произнес старший из гномов, — мы увидели нечто новое, ваше величество! — Он поклонился, и оба волшебника разразились злорадным хохотом.
   Глаза Маленького Цыпленка теперь выглядели как очень крупные треугольники. Старуха, устроившаяся у него на коленях, снова нежно поцеловала его.
   — Это правда, дорогой. Король-гоблин!
   — Я убью Плоского Носа?
   Она усердно закивала, сияя от счастья:
   — О да! Дома, в племени Ворона.
   — А боль будет долгой?
   — Очень долгой, судя по виду. Отличное зрелище.
   Маленький Цыпленок удовлетворенно вздохнул и улыбнулся Рэпу.
   — Это хорошо, Плоский Нос. — Он вновь перешел на язык гоблинов.
   — Король-гоблин! — Волшебница у него на коленях вздохнула.
   Так вот в чем дело! Рэп ощутил, как ужас закипает в нем, подступая к горлу, словно рвота. Император не желает, чтобы Калкор стал королем Краснегара, таны не позволят присоединить королевство к Империи, но обе стороны могут пойти на компромисс. Если не имп и не джотунн, значит, гоблин! Надо выдать Инос за Маленького Цыпленка, и все будут счастливы.
   Зиниксо нахмурился.
   — Давай поговорим о деле. Ты хочешь получить обратно этого гоблина?
   Волшебница потрепала Маленького Цыпленка по щеке.
   — Птица Смерти — мой любимчик, мой дорогой.
   — Но ты отдала его мне. Ты отправила его сюда, на мою землю. Я еще могу его убить — мы это видели.
   Старуха надулась и обхватила морщинистой рукой голову гоблина, заботливо прижимая ее к тому месту, где у нее некогда была грудь.
   — Нет, милый! Нет, мы спасем тебя и ты станешь королем!
   Выражение на лице Маленького Цыпленка позволяло предположить, что такая перспектива его не радует.
   Зиниксо мрачно улыбнулся.
   — И конечно, ты хочешь снабдить его другими словами?
   — Другими? Зачем? Нет, никаких слов! — Блестящая Вода явно удивилась.
   — Он уже украл одно!
   Волшебница метнула взгляд в сторону Рэпа, а затем вновь повернулась к Маленькому Цыпленку... и опять к Рэпу...
   — Вот как? Птица Смерти получил слово? — Она негромко хихикнула.
   Она была чем-то поражена. Оправившись, она потрясла головой так, что волосы разметались.
   — Нет, нет, нет! — Выпустив свою жертву, она сползла с ее колен. — Ты предсказал неправильно! Слова тут не помогут. Дай ему слова, и он не станет королем!
   — Тогда зачем же ты отправила его сюда? — Гном выглядел озадаченным и сердитым.
   Старуха пожала костлявыми плечами и хмыкнула.
   — Надо же было его куда-нибудь послать — и подальше, туда, где безопаснее! Я думала, на Севере его оставлять нельзя. Там Олибино.
   Зиниксо скрестил руки.
   — Что же ты предлагаешь? Во сколько оценишь его?
   — А! Терпелива цапля, бредущая в серебристых водах! — Старуха подняла одну руку высоко над головой, повернулась на месте, но потеряла равновесие и зашаталась, оступившись в громоздких башмаках. Выпрямившись, она поклонилась пустому месту. — Прошу прощения, госпожа! — Затем она хитро уставилась на гнома. — А какова твоя цена?
   — Яйца эльфа на вилке.
   Старуха разразилась визгливым смехом.
   — Какая мерзость! Все вы, мальчишки, одинаковы! Он пожелал привязать к твоим якорь.
   Гном нахмурился, не находя в этом ничего забавного. Он скрестил руки на груди.
   — Чем ты заплатила ему за дракона?
   — Я? Ничем! — Старуха с оскорбленным видом вздернула длинный гоблинский нос.
   Рэп бросил взгляд на Оотиану, которая хмурилась и сжимала ладони. Он решил, что Блестящей Воде удалось запутать всех, в том числе и саму себя. Рэп не поверил почти ничему, что услышал, только согласился, что гном и эльф ненавидят друг друга, но об этом он знал и прежде.
   Но была ли волшебница так безумна, как казалась? Рэп испытывал нелепое ощущение, что Блестящая Вода крадется за ним со времен их первой встречи в племени Ворона. Она уверяла, что заботится только о Маленьком Цыпленке, но прежде являлась только Рэпу. Каковы же ее истинные намерения? Какое ей дело до Краснегара и его правителя? Теперь у Рэпа возникла странная уверенность: Блестящей Воде было известно о девочке из деревни в джунглях, но она ожидала, что слово узнает Рэп, а не Маленький Цыпленок. Вероятно, он заразился всеобщим безумием.