Фостер Алан Дин. Инфернальная музыка

   – Ладно, шеф, мне это годится, – заявил Мадж. – Вертай нас взад.
   – Именно это я и надеюсь сделать, не забывая про капризный характер моей аппаратуры.
   – Все-таки я не понимаю. – Джон-Том тоже хотел вернуться, но – с объяснением. – Все это – ради горсточки аккордов?
   Кацповарекс свесил голову набок – человек на его месте поднял бы брови.
   – Аккорды необходимы для завершения финальной и величайшей композиции бессмертного Дж'Амельтанека, самого выдающегося в моем поколении создателя визуальной музыки. Никто не понимает, по каким причинам они исчезли, но музыка живет по собственным законам. Я ценю творчество Дж'Амельтанека, даже преклоняюсь перед ним, а потому решил разыскать пропажу. Вообразите же мое изумление, когда я обнаружил, что она проскользнула в новообразованный разрыв между измерениями!
   – Не проскользнула. Ее похитили, украли. – Джон-Том посмотрел на Маджа. – Помнишь, Хинкель говорил, что забирает музыку из других миров? Наше облачко – наверное, самая первая, пробная жертва. Но удержать его, как остальную музыку, Хинкелю не удалось. Оно сбежало, да вот только не смогло найти дорогу домой. И тогда отправилось искать подмогу.
   Взгляд Каца переместился с выдра на человека.
   – Теперь моя очередь ничего не понимать.
   – Мы должны кое-что уладить, – сказал Джон-Том. – Когда вернемся.
   Иначе возможны и другие подобные инциденты. Не только в вашем мире, но и в моем, и во всех остальных, где слушают и любят музыку, – а таких миров, мне думается, немало.
   Кац указал на нежно звенящее облачко аккордов.
   – Выходит, оно не сбежало, а было похищено? Интересно. Если вы говорите правду, а у меня нет причин в этом сомневаться, то упомянутую вами персону необходимо остановить. – Физик покачал головой. – Ни одна особь в мире не обладает монополией на зло. – Он развел четырьмя руками и шестнадцатью пальцами. – Чем я могу помочь?
   – Я пробовал с ним сразиться. – Джон-Том тяжело вздохнул. – Абсолютно уверен, что один на один я бы с Хинкелем справился, но он заручился очень серьезной поддержкой. Как добиться того же, я не знаю, а моих личных ресурсов для победы явно недостаточно.
   Инсектоид обдумал его слова.
   – Могу я предложить уроки вокала?
   Судьба – бесконечное чудо, решил Джон-Том. Во вселенной тьма-тьмущая всевозможных существ, его же угораздило встретиться с музыкальным критиком.
   – У нас нет времени на это, – сдержанно ответил он.
   – Да, да, вы, конечно же, правы. В таком случае мы должны придумать что-нибудь другое. Ну а пока вам необходимо вернуться в собственный мир. – Кацповарекс указал на приборные панели. – Ваше присутствие генерирует волновые искажения, и они быстро приближаются к критической точке. Нижний предел хронологических параметров уже превышен, и я бы не хотел, чтобы вы разлетелись в клочья на моем полу.
   – Ну так, шеф, за чем же дело стало? – Мадж занял позицию в середине комнаты. – Отправляй нас поскорей.
   – Прекрасная мысль, Кацповарекс встал рядом с выдром и жестом пригласил Джон-Тома присоединиться.
   – Встаньте рядом со мной, пожалуйста. Обхватите руками мою шею.
   Постарайтесь не забывать о спикулах!
   Хитоновый экзоскелет был гладким и теплым. Пока Кац настраивал аппаратуру, путешественники испытали знакомое головокружение вкупе со смятением желудка. На это ненадолго наложилась квазипотеря сознания.
   Они вернулись, зависнув в воздухе в считанных дюймах от скалистого берега. Мадж перенес телепортацию легко. Джон-Том оступился и, не удержавшись на ногах, рухнул на узкую полосу песка.
   – Я обеспечу необходимое содействие.
   Кац помахал конечностью из поддерживающего его пара. Засим последовали актиническая вспышка и тихое «фуп» – с таким звуком лопается мыльный пузырь. Туман исчез вместе со своим многоногим пассажиром.
   Мадж протянул другу лапу:
   – Интересно, этот педик сдержит свое обещание?
   – Он искренне любит музыку. – Джон-Том стряхнул со штанин черный песок. – Может быть, он и не найдет помощи, но в том, что будет искать, я ни капельки не сомневаюсь.
   Радужный мост пропал бесследно в тот миг, когда его создатель перескочил в другой мир. Послышались радостные крики, и друзья ответили на них во всю силу легких.
   Их обступили солдаты и принцессы, все рассказывали и расспрашивали наперебой.
   – Полегче, полегче, давайте по одному. – Джон-Том успокаивающе жестикулировал. – Нас переправили в иной мир, в другое измерение.
   – Ну и жуткая ж дыра! – добавил Мадж. – На каждом шагу кишат невообразимые опасности. Если б не я…
   – Нас забрал к себе другой… гм… волшебник, а потом вернул обратно. – Джон-Том метнул в выдра уничтожающий взгляд. – То самое твердокожее существо, мы с ним уже встречались несколько раз. Его зовут Кацповарекс, он пытается восстановить музыку, которая вела нас с Маджем.
   Джон-Том с удивлением обнаружил, что грустит без светящегося музыкального облачка. Оказывается, привычное позвякивание основательно скрасило долгий поход. И вот оно осталось только в воспоминаниях.
   И с этими воспоминаниями Джон-Том не расстанется, когда снова отправится на гору, чтобы остановить музыканта-мегаломаньяка.
   – Отправляя нас назад, он обещал поискать помощь. – Джон-Том указал на темные тучи, застрявшие на высоких шпилях. – Вся украденная музыка – там, и пока мы тут стоим и разговариваем, мерзавец отовсюду выдергивает остатки. Это музыкант с моей родины, его способности творить зло намного превосходят талант. Мы с Маджем собирались положить конец его преступлениям, но вынуждены были отступить.
   – По радужному мос-сту, – добавила Сешенше.
   – Да.
   – Мы уж думали, вы не возвратитесь.
   Судя по взгляду Ансибетты, ее бы это не просто огорчило.
   Выдры – существа более экспрессивные, чем люди. Пиввера порывисто обняла Маджа и чмокнула прямо в губы. Тот пошатнулся от неожиданности.
   Нечасто Джон-Тому доводилось видеть, как его друг теряет дар речи.
   – Я рад, что вы снова с нами. – Лейтенант Найк пожал Джон-Тому руку. – Кто бы ни засел там, он в отвратительном настроении.
   Словно желая подтвердить его правоту, со склона лавиной скатился гром – посильнее прежних. Черная молния расколола синее небо.
   Квиквелла указала вверх – не лапой, а языком.
   – Глядите! На горе что-то происходит!
   Из брюха самого мглистого облака появились и двинулись вниз пятнышки – как будто у бури начались роды. Силуэты с такого расстояния были неразличимы, но Джон-Том и Мадж все поняли. Иероним Хинкель, не сумев расправиться с пришельцами на вершине, решил спуститься к ним.
   Крылатые призраки приближались, Джон-Том узнавал их одного за другим – от пародии на Элвиса до распутной пышнотелой южанки-рэперши.
   Они играли и пели на лету, и ужасная музыка неслась перед ними всесокрушающим тараном.
   – Что это за кошмарный шум?
   Очаровательное личико Ансибетты скривилось.
   Джон-Том изготовил дуару к бою, прекрасно понимая, что, возможно, наступил его последний час. На сей раз он знал, с кем имеет дело, и подготовился лучше. Однако подавляющему численному превосходству неприятеля он по-прежнему ничего не мог противопоставить.
   Любой ценой защитить принцесс! Решительно выбросив из головы мысли о собственных шансах на спасение, он принял боевую стойку между дамами и горой, прижал инструмент к животу. Сейчас придется петь, как никогда в жизни.
   Летящая на него глыба уже дробилась на отдельные силуэты; солдаты и сгрудившиеся за ними принцессы встречали призраков возгласами отвращения. Найк велел своему отряду выстроиться в шеренгу за Джон-Томом. Конечно, против таких врагов, как пришельцы из загробного мира, мало пользы от алебард и смелости, но Джон-Том был благодарен друзьям за готовность поддерживать его, несмотря ни на что. Со слабой надеждой он подумал, что за пределами спасительной крепости Хинкель, быть может, не так уж и силен. Быть может…
   Рядом раздался знакомый пронзительный голос:
   – Ну, и где ж твой клепаный жучила-доброхот? Так и знал, че от него никакого проку не будет.
   – Не суди его слишком строго. Мы же расстались считанные минуты назад, разве за такой срок успеешь что-нибудь придумать? И к тому же где ты видел проворного ученого?
   – Щас мы покажем этим гадам наше проворство! – Мадж, несмотря на пессимистическое расположение духа, был готов драться и натягивал тетиву. Завывание миньонов Хинкеля уже отдавалось у Джон-Тома в затылке. Он боялся, что пульсация перерастет в мигрень, если мерзейшая игра и неописуемо гнусное пение продолжатся. Он никогда не пытался лечить головную боль чаропеснями и не знал, будет ли от этого польза.
   Мадж вскинул лук.
   – Можа, повезет сбить парочку.
   – Конечно, собьешь, если только для них опасна такая земная и неволшебная ерунда, как стрелы.
   Выдр посмотрел на спутника и фыркнул:
   – Молодец, чувак, валяй в том же духе. Ободряй меня.
   Джон-Том ответил бы на шпильку, но волна псевдорока заставила его болезненно сморщиться. За спиной послышался хоровой стон – принцессам тоже приходилось несладко.
   Чаропевец с товарищами были вынуждены отступать к лагуне. Вскоре принцессы оказались по лодыжку в тепловатой морской воде. Он слышал, как за рифом ревут возмущенные китообразные. И догадывался, что ему скоро предстоит исчезнуть не только из времени, но и из пространства.
   Чудовищный шум ненадолго стих. Крылатый пьянчужка в потертом наряде Либерейса и крепко сбитый экс-охотник за головами из Ириан-Джайи, а ныне обладатель крыльев летучей мыши и ксилофона из человеческих черепов, подобострастно опустили Хинкеля на песчано-гравийную границу прилива. На груди солиста висела гитара, под кистью болталась на ремешке помятая губная гармоника. Сверкающими глазами посмотрел он на своих недругов, словно на отвергнутых кандидатов в массовку наидешевейшего хэви-металлистского клипа.
   – Как вам нравится музыка? Я дарю ее! Я вас научу ее любить, даже обожать! – Очи поднялись горе. – Все меня будут слушать! Или страдать от последствий!
   – А разве это не одно и то же? – ровным тоном осведомился Джон-Том.
   – У тебя нет выбора!
   Маньяк прижал к губам гармонику и снова заиграл при поддержке орды неудачников.
   Принцессы закричали и заплакали, солдаты взвыли, даже храбрый и стойкий Найк не удержался от возгласа. Джон-Том попытался выступить с достойной контрмерой, но гротесковый хор одной только громкостью и энергией едва не лишил его чувств.
   Мадж прицелился и выпустил стрелу. Она летела точнехонько Хинкелю в шею. Певец, целиком уйдя в самолюбование, не заметил опасности. Из его глотки рвались запредельные звуки – словно машинист состава, битком набитого живыми цыплятами, на скорости семьдесят миль в час опустил тормозные башмаки.
   Объединенные вибрации были столь сокрушительны, что древко стрелы дезинтегрировалось прямо в воздухе. Металлический наконечник безобидно кувыркнулся на землю в нескольких футах от теннисных туфель Хинкеля.
   Джон-Том слышал, как дрожит за его спиной шлюпка, – гвозди вот-вот повыскакивают из досок. Шевелился песок на берегу, возмущенно корчилась вода в лагуне. Даже крабы повылазили из нор и, задрав клешни, искали спасения в глубинах.
   У выдра на морде появилось безнадежное выражение. Он положил лук и с мечом наголо приготовился к самоубийственной атаке – авось у Джон-Тома будет время собраться с мыслями и нанести ответный удар.
   – Джон-Том! – проник сквозь какофонию мученический вопль Ансибетты.
   – Сделайте так, чтобы это прекратилось!
   У чаропевца, почти исчерпавшего свою изобретательность, неожиданно мелькнула идея. А ведь может получиться! Тут изменить словечко, там переделать строчку… Он, отвердев взором, крепче взял дуару, заиграл и запел.
   И явилось широкое, клубящееся, полупрозрачное облако там, где море встречалось с песком… позади Джон-Тома!
   Застигнутые врасплох солдаты и принцессы поспешили отбежать от растущего облака. В радужном пару появились контуры чего-то массивного. Это был чудовищный серый овоид в ярких, как лазерный луч, огнях. По бокам его высились два параллелепипеда, достававших, казалось, до солнца.
   Монолиты эти были черны как смоль и безлики. Туман начал рассеиваться, лучи светила с новой мощью обрушились на циклопический ансамбль, и тот приобрел ониксовый блеск – казалось, его поверхность поглощает столько же света, сколько отражает. И столь грандиозны были овоид и параллелепипеды, что заглушили даже отчаявшихся китов.
   Не обратить на них внимания Хинкель не мог. Но, хоть он и пялился ошарашенно на исполинские штуковины, играть и петь не прекращал. Не унимался и его загробный хор.
   Опустился позабытый на время Маджев меч. Отпала челюсть его владельца.
   – Вот черт! Кореш, че это такое?
   Джон-Том дал передышку дуаре и тоже обернулся поглазеть на диковину. Его длинные волосы трепал злой ветер, поднятый Хинкелем и миньонами.
   – Я… не знаю. – Однако в контурах черного монумента было что-то знакомое. И тут по лицу Джон-Тома расползлась широкая ухмылка:
   – Знаю!
   Это подарок от нашего приятеля.
   – А помнится, ты говорил, клепаным ученым, где б они ни ошивались, на ихние эксперименты нужна уйма времени.
   – Так-то оно так, но ведь наш друг еще и музыкант, а музыканты предпочитают доверять инстинктам. Что он и сделал.
   Выдр с надеждой разглядывал монолитное сооружение.
   – Похоже на потусторонний замок, вот че я скажу.
   – Мадж, ты недалек от истины, совсем недалек.
   – Я все-таки не пойму, чем эта хреновина может нам помочь, разве че брякнется Хинкелю на тыкву.
   – Ты смотри и слушай.
   Джон-Том, оступаясь на черном песке, пробежал мимо растерянных солдат и принцесс. На поиски желаемого ушли считанные секунды. Кабель был толщиной с его руку и заканчивался плоским разъемом невиданной формы, но его предназначение не вызывало вопросов.
   – Всем лечь! – закричал чаропевец. – И держись!
   Спутники, ничего не понимая, все же послушались – попадали на песок.
   Крепко сжимая дуару одной рукой, другой он схватился за кабель и воткнул разъем в чувствительное местечко на корпусе у стыка грифов. Из дуары хлынули сокрушительные световые волны, расширились золотым нимбом, окутали колоссальный овоид. Кабель корчился, точно питон в менопаузе, но дуару музыкант из рук не выпустил. Эх, беруши бы…
   А ведь в прошлом он не раз задавался вопросом, как бы звучала его музыка, если ее как следует усилить и пропустить через пару хороших динамиков.

Глава 25

   Первые сокрушительные аккорды песни Элис Купер «Эй, дурак!», слегка подрихтованные Джон-Томом с учетом ситуации, исторглись из монолитов.
   Потрясенного Хинкеля они напрочь оторвали от земли, и он кувыркался в воздухе, пока его полет не был оборван густым терновником.
   Безголосые приспешники, бешено хлопая крыльями, пытались удержать рубеж, но против динамиков величиной с автобус у них не было ни единого шанса.
   Усиленная до невозможности чаропесня сдувала их, как осенние листья. Ей нипочем были и убогая музыка, и атрофированные мышцы.
   Однако каким-то чудом призраки сумели остановить ретираду. Плеща крыльями, словно пародируя стаю растрепанных колибри, они перестроили ряды и бросились освобождать воеводу из колючей тюрьмы. Благодаря боязни поражения эти духи прошли через вечность, и та же боязнь поражения стала для них мощной поддержкой. Они снова запели, но им не удалось потеснить чаропевца ни на шаг.
   Результатом стал музыкальный пат чуть ли не космических масштабов.
   Джон-Том, как бы виртуозно он ни играл, отогнать недругов не мог.
   Союз его чаропения и потустороннего усилителя встретился с равной по силе решимостью самых величайших неудачников в истории музыки. Вскоре битва выродилась в состязание – у кого выносливее руки и легкие.
   Хинкель получил передышку, выбрался из терновника и вновь возглавил хор бездарей. Его внешность, как и у многих рок-музыкантов, была обманчива: в костлявом теле таились громадные запасы сил и энергии.
   Джон-Том понял, что надо искать выход из тупиковой ситуации.
   Необходимо новое оружие, подкрепление, на которое у противника не найдется контрсредств.
   Тут бы сгодился хор китов, но их песнями командует Хинкель, и вдобавок китам не подобраться достаточно близко к берегу. Принцессы съежились на песке, они слишком ошеломлены, чтобы рассчитывать на их содействие. Вот если бы здесь были Банкан, Ниина и Сквилл… Они тоже чаропевцы, этого у них не отнимешь. Но дети в сотнях лиг отсюда. В музыкальном плане Джон-Том сейчас один в поле воин. Впрочем, помощник все-таки есть, хотя его музыкальные способности, увы, оставляют желать лучшего.
   Не прекращая игры, он сделал перерыв в пении.
   – Мадж!
   Успевший развалиться на песочке, выдр изогнулся всем телом, посмотрел на друга.
   – Че такое, чувак? У тебя ж все прекрасно получается.
   – Надо еще прекраснее! Мадж, я пока ни разу не обращался к тебе с такой просьбой, хотя у тебя два музыкально одаренных детеныша. Ты на чем-нибудь играешь?
   – Е-мое! Я? – Выдр заморгал. По его меху бежала рябь от музыки друга, как от сильного порывистого ветра. – Не, кореш, я предпочел оставить это дело соплякам.
   – Неужели совсем ни на чем? – едва слышался в космической какофонии голос Джон-Тома.
   – Ну-у… – Выдр поразмыслил. – Кой-че за душой имеется. Правда, хвастаться этим я не люблю – вдоволь у меня других достоинств. Када подворачивается барабан, я не упускаю случая на нем попрыгать.
   Джон-Том воодушевился: ударный контрапункт – как раз то, что нужно.
   К сожалению, он не располагал необходимым инструментом, и недосуг было заказывать его благожелателю из другого измерения.
   Иными словами, рассчитывать, как обычно, приходилось только на себя.
   – Простенький, прямолинейный ритм, – сказал он выдру. – Чтобы только подчеркнуть игру дуары, поддержать меня!
   Он снова запел, на ходу изобретая стихи на мелодию Купер. В сравнении с вещами, которые он раньше пытался переложить на чаропесни, это колдовство выглядело совсем простеньким.
   Все это время от дуары шел фиолетовый дым с синеватым оттенком. И вдруг облако начало шириться, расти. Джон-Тома это встревожило, он не знал, что теперь делать, – разве только замолчать.
   Облако расползалось, набухало. Чаропевец уже готов был прекратить игру, но тут дым рассеялся, и выяснилось, что сомнения были напрасны – он добился успеха.
   Даже, быть может, чрезмерного.
   Появился всего лишь барабан, голубой, с хромированными боками тимпан, зато по габаритам ему не было равных – он лишь чуть-чуть уступал шлюпке. Мадж поднялся и зашагал, кренясь под громовым музыкальным шквалом, который по-прежнему рвался из колонок.
   – Вот это да! – сверкая глазами, воскликнул он. – Барабанчик как раз для меня!
   Выдр с неподражаемой ловкостью вскарабкался по боку инструмента и встал на крепкий, величиной с танцевальную площадку верх. Скинул с себя лук, колчан, куртку, жилетку, штаны, башмаки – остался в одной шерсти. Джон-Том дал отмашку, Мадж набрал полные легкие воздуха и пустился в дикий, маниакальный пляс, со всем темпераментом, которым природа наградила одних лишь выдр. Танец этот дышал ничем не скованным восторгом, страстью, нестареющей и даже невзрослеющей жизнью. А еще в нем был ритм, столь необходимый Джон-Тому. И ритм этот, как пресловутая последняя соломинка, что сломала хребет верблюду, решил исход противостояния.
   Мадж отбивал сумасшедшую чечетку на бробдиньягском барабане, гигантские динамики исторгали усовершенствованную Джон-Томом куперовскую классику – и вдруг кладбищенская свита Иеронима Хинкеля взорвалась, разлетелась в клочья. Посыпались перья, лохматые клочки кожаных перепонок, кусочки инструментов.
   Хинкель осыпал опростоволосившихся прихвостней площадной бранью; сам он ухитрился остаться на месте, вонзив пальцы в песок. Сейчас его пение мало чем отличалось от истошного визга. Гитара повисла на вершине дерева бесформенным комом из струн и фанерного крошева. Губную гармонику, расплющенную в листок, вместе с хором унес на юг поднятый колонками ветер.
   Солдаты и принцессы вцепились кто во что, а над ними ревела музыка, сотрясая остров до самого основания. Нечто подобное Джон-Том уже видел на паре-тройке концертов. Стоило ли удивляться, что он испытывает мощный душевный подъем?
   – Умоляю, хватит! – еле расслышал он в грохоте музыки сорванный писклявый голос.
   Хинкель начисто выдохся, одежда его превратилась в лохмотья. Из последних сил он держался за согнувшееся деревце. Тощее тело вытянулось параллельно земле и пестрым флажком трепетало под музыкальным ветром; казалось, стоит прибавить громкости на децибел, и горе-солиста унесет прочь.
   Джон-Том дал струнам дуары покой, и гром утих. Волоча за собой черный провод, чаропевец поднялся пологим склоном, и вот он стоит над избитым и поверженным музыкантом. Хинкель лежал на боку, цыплячья грудь вздымалась и опадала, как кузнечные мехи.
   – Даешь клятву? Никаких пакостей, никаких краж?
   Хинкель энергично, затравленно закивал:
   – Хорошо.
   Джон-Том выпустил последний грозный перебор, отчего хныкающий противник скорчился в позе эмбриона, и переместил дуару на спину.
   Впервые ее корпус до того разогрелся, что жег пальцы. Правда, раньше она и не знавала столь мощного усиления.
   Он осторожно взялся за кончик провода. Плоский контакт легко отделился от дуары, его край почернел, кверху поднимались струйки дыма.
   Но тишина не наступила. Принцессы поднялись кто на нижние лапы, а кто и на ноги, и загомонили, пытаясь привести свою внешность в порядок. Затем они подошли к собравшимся под огромным барабаном Джон-Тому и мангустам.
   Джон-Том запрокинул голову и приложил ладони рупором ко рту.
   – Мадж, довольно!
   – А? Че ты говоришь, кореш? – Наверху появилась голова выдра, и Джон-Тому показалось, что у его друга дымятся усы.
   – Я говорю, можешь отдыхать! – закричал чаропевец во все горло.
   Выдр постучал себя по макушке.
   – Извини, чувак, ни хрена не слышу. Тебе б все-таки не помешало чей-то сделать со своим голосом.
   Джон-Том чиркнул пальцем по горлу.
   – А, значица, даже так? Ну ладно.
   Выдр на несколько секунд исчез и вскоре снова появился, уже в полном облачении, а миг спустя был на земле. Там его ждали благодарные объятия – сначала друга, потом солдат и, наконец, принцесс. Кое-кто из последних настолько увлекся, что жертве пришлось вырываться.
   – Эх, кореш, много раз бывал я свидетелем твоего чаропения, но впервые в жизни мне довелось помочь в этом деле. Пусть меня вздрючат, как придурковатого гофера, ежели это не было забавно!
   – Это часто бывает забавно.
   Джон-Том улыбался до ушей.
   – Ты б, шеф, погромче говорил, я еле слышу. Да, ты прав, кроме тех случаев, увы, совсем нередких, када твое колдовство срывается с цепи.
   – Мадж сощурился и вытянул шею, пытаясь заглянуть товарищу за спину. – Кстати, о сорвавшихся с цепи. Где этот гнилой отброс племени двуногих теплокровных?
   Джон-Том ткнул большим пальцем в плечо.
   – Оклемывается.
   Хинкеля они нашли там же, где его оставил Джон-Том. Музыкальный вор слегка оправился от взбучки, но все же не был способен даже на символическое сопротивление. Несостоявшийся повелитель всея музыки перевернулся на спину и обнаружил над собой арсенал неволшебного, но тем не менее очень грозного холодного оружия, которым размахивали Мадж и четверка солдат.
   Пауко глянул на своего друга Хека.
   – Может, попросту перерезать ему глотку, и дело с концом?
   – Да, это легкое решение пустяковой проблемы.
   Острие алебарды застыло в миллиметре от шеи Хинкеля.
   – Умоляю, не надо! Не убивайте меня! – Хинкель кое-как поднялся на колени. – Ведь я всего-навсего хотел, чтобы люди оценили мое творчество. – Он с несчастным видом повернулся к Джон-Тому:
   – Вы же музыкант! Вы должны меня понять!
   – Я понимаю любовь к музыке, – тихо ответил чаропевец, настроившись на философский лад. – Я понимаю, когда творческая личность хочет стать известной и уважаемой. – Он медленно покачал головой. – Но как можно отнять музыку у всех на свете, чтобы им приходилось слушать только тебя, – этого я понять не в состоянии. Каждый художник должен терпеливо воспринимать критику. – Он поймал взгляд Маджа, и с его лица сбежала улыбка. – Сам я вынужден мириться с нею почти всю жизнь. К примеру, мне часто говорили, что мое пение оставляет желать лучшего.
   Понадобились долгие и упорные тренировки, чтобы довести его до сегодняшнего уровня.
   – Который не больно-то высок, – шепотом добавил выдр.
   – Я буду тренироваться, я буду упорным, – скороговоркой выпалил Хинкель. – Я добьюсь успехов!
   – Зачем все эти разговоры? – Пауко потряс алебардой. – Убить его, и точка.
   – Или хотя бы отправить назад. В его мир, который раньше был твоим, Джонни-Томми. – Голос Маджа был перенасыщен презрением. – Мне почемуй-то не кажется, че там он сумеет кого-нибудь напугать.
   Джон-Том колебался.
   – Мадж, мне никогда не нравилась эта идея – переносить людей туда-сюда. Я бы не хотел наладить между нашими мирами постоянное сообщение. Здешние жители не поймут моих соотечественников, а те лишь испакостят твою родину.
   – Я не хочу возвращаться, – взмолился Хинкель. – Там… там надо мной смеялись.